Текст книги "Мечты серой мыши"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Мама, я ценю твою заботу, поверь мне, – у меня коленки подкосились, и я припала спиной к стене, чтобы не рухнуть на пол. – Но право же…

– Никаких «но»! – ее крик отозвался в центре моей головы. – Рассказывала ли я тебе печальную историю Анны Болейн, чья поездка во Францию обернулась для нее весьма плачевными последствиями?..

– Господи, мама. Я же в Италию еду.

– Один хрен, – непедагогично заметила родительница.

– Мама, нельзя под любую ситуацию подводить базу из легенд о жизни Генриха VIII и его несчастных жен.

– Эти, как ты выражаешься, легенды очень современны, несмотря на свою давность. Я – твоя мать и призвана оградить тебя от тех бед, которые случаются с молодыми девчонками, которые путешествуют по свету без родителей. Да еще с целью получить наследство своего непутевого отца. Милая моя, заруби себе на носу, одна ты не поедешь.

Она отключилась. А я еще долго пыталась представить себе удивление моего итальянского клиента, когда вместо менеджера по рекламе, прибывшего с деловым визитом, он получит парочку влюбленных, следователя с Петровки и двух ошалелых от родительской заботы дам преклонного возраста.

* * *

Люди, достигшие как минимум тридцатилетнего возраста, хорошо помнят, что такое давка в ГУМе за особо дефицитным товаром. Ну, к примеру, за финскими сапогами тридцать седьмого размера. Если вы сможете нарисовать себе эту картину, то получите представление, что такое очередь на паспортный контроль в аэропорту итальянского города Римини. И тогда вы поймете мою радость и благодарность, которой я прониклась к Илье, когда пассажиры первого класса проходили все таможенные формальности отдельно от общего потока. Я провела чудные три часа в воздухе и теперь, отдохнувшая и счастливая, наблюдала со странной смесью сочувствия и садизма сквозь стеклянную загородку за толпящимися пассажирами экономкласса.

Все складывалось как нельзя лучше. Следователь Свиридов, конечно, не одобрил участия Ильи в нашем предприятии. И Илья оказался прав, мне пришлось соврать, что он мой давнишний знакомый, что мы чуть ли не женаты, ну и тому подобное. Только после этих басен Свиридов немного расслабился. А то все бубнил о лишних людях. От родственной опеки я просто сбежала. Сказала, что лечу в следующую субботу, а вылетела на неделю раньше обещанного. Я, конечно, представляла, что мама мне скажет потом. Как-нибудь придется смириться с ежедневными часовыми нотациями, с непременным напоминанием о тяжелой доле всех жен этого чертова Генриха VIII, упокой господь его душу.

Но это уже мелочи. Это будет потом. А пока я наслаждалась своим привилегированным положением. Я – пассажирка первого класса, бодрая и свежая после расслабленного полусна в удобном кресле, стояла под руку с потрясающим блондином, который с самого начала нашего путешествия вел себя как истинный джентльмен, то есть таскал багаж, открывал передо мной дверь, старался устроить поудобнее, во время полета каждые пять минут осведомлялся, не нужно ли мне чего-нибудь, и вообще, пылинки с меня, можно сказать, сдувал.

Офицер на паспортном контроле покосился на нас с явным одобрением, даже языком поцокал, улыбнулся и проштамповал наши визы. Мы тоже ему синхронно улыбнулись и пошли за вещами. Где-то там, на выходе, мы должны были дождаться Свиридова, который переминался с ноги на ногу в самом конце очереди. Разумеется, мне придется объясниться с клиентом, но и это тоже пустяки. Я шагнула в общий зал, и тут все в одночасье переменилось.

– Да что же это в самом деле! – огласил окрестности Римини до боли знакомый голос. – Что это вам, молодой человек, в моей фотографии не нравится? Можно подумать, в Италии моментальное фото делают лучше. Посмотрела бы я на вашу физиономию, сфотографированную в автомате! Нет, Агата, ты-то чего молчишь? Ты-то можешь подтвердить, что я – это я? Кстати говоря, я была пять лет назад на конференции в Риме, и в ресторане меня обсчитали на триста лир. Так что не нужно мне тут говорить, что в Италии у вас все в полном порядке.

Моя дражайшая мама вещала на чистом итальянском языке. А офицер изумленно молчал. Наконец, когда разбушевавшаяся гостья страны сделала глубокий вдох, чтобы продолжить тираду, он робко вставил:

– Но, синьора, я всего лишь хотел удостовериться…

– Удостовериться?! – мама прищурилась. – На паспорте чье имя написано? Мое? Читайте, вы должны это понимать, молодой человек: «Екатерина Кузякина». Это означает, что паспорт мой. Значит, и фотография моя. Не станете же вы подозревать меня в том, что я в свой паспорт вклеила чужую фотографию. По-вашему, я что, сумасшедшая, а? Где вы видели, чтобы нормальный человек в собственный паспорт клеил чужую фотографию?

– Но могу я хотя бы взглянуть на эту фотографию? – на глазах у несчастного, похоже, появились слезы. Во всяком случае, они у него как-то нездорово заблестели.

– И нечего на нее пялиться! Я на ней действительно вышла неудачно. Терпеть не могу фотографироваться. Если хотите, я могу подарить вам ту, которая мне нравится. Там я еще молода и хороша собой. Хотя вы этого подарка и не заслуживаете.

– Да уж давайте там поскорее! – зароптали за ее спиной пассажиры.

Я застыла, подобно тем несчастным, которых какое-то там чудовище превращало в соляные столбы. Не помню, как там дело было, да это и значения не имеет. Результат тот же, с места двинуться я не могла. Не ожидала я от мамочки подобного вероломства. Надо же, она сделала вид, что мне поверила. Или Дракон меня все-таки продал. Боже, что за жизнь, что за нравы!

Илья тут же сориентировался (вот умница!) и взял инициативу в свои руки. Если быть точной до конца, он взял в руки не только инициативу, он схватил меня в охапку и поволок к выходу. По пути он как-то умудрился еще и наши вещи захватить. Я ничего не соображала. Позади я вдруг услыхала истеричные крики:

– Вон она! Вон! Амалия, стой! Подожди нас с тетей! Стой, я тебе говорю! Нет, она уходит. Амалия!

Я потеряла контроль над собой и завыла, понимая, что мама, как бы быстро мы с Ильей ни бежали, все равно нас настигнет. Иначе и быть не может, раз она поставила перед собой цель быть со мною рядом.

Пока мы неслись к выходу, я уже успела смириться с мыслью, что пополнение нашей спецгруппы неизбежно. Но тут судьба подкинула нам неожиданное освобождение в лице тщедушного мужичка в черном плаще. Раскинув руки в стороны, он смело преградил дорогу разогнавшейся родительнице. Оглянувшись, я успела увидеть, как та накатила на него девятым валом, но он устоял на месте, разбив, как риф, ее намерение смести все на своем пути.

«Оказывается, роль женщин, способных остановить коня на скаку и войти в горящую избу, в Италии выпала на долю мужчин. Хоть где-то есть справедливость», – подумалось мне.

– Добро пожаловать в Италию, госпожа Кузякина! Компания «Вест-тур» приветствует вас на сказочной древней земле! – радостно сообщил он, мужественно борясь с маминым сопротивлением. – Меня зовут Виктор, и я на ближайшую неделю стану вашим гидом.

– Мне не нужен гид, молодой человек, – мама еще не оставила попытки вырваться из его стальных объятий. – Мне необходимо догнать мою дочь.

Тетя Агата, скромно потупившись, побрела к транспортной ленте за чемоданами.

– Ничего не получится, – заверил родительницу гид. – Я отвечаю за вас головой и обязан показать вам все оговоренные в маршруте достопримечательности этой потрясающей страны.

– Я и без вас знаю тут все достопримечательности! – озверела моя дражайшая маман. – Сама вам покажу, что хотите…

– Вот и замечательно, госпожа Кузякина. Будем смотреть вместе. А вот идут ваши новые знакомые, господа Елена и Алексей Кувалдины. Здравствуйте, господа. Компания «Вест-тур» приветствует вас на солнечной земле Италии. Меня зовут Виктор, я буду вашим гидом…

– А меня вы когда отпустите? – поинтересовалась у него пунцовая от бешенства мама.

– Только когда мы с господином Кувалдиным доведем вас до автобуса.

– Оставьте меня в покое! – взревела родительница.

– Ни в коем случае! – ласково парировал гид. Он подмигнул господину Кувалдину, и, подхватив с обеих сторон мамочку под руки, они повели ее к выходу. – Вы не представляете, какая нас ждет насыщенная и интересная программа. Сегодня у нас ужин и прогулка по Римини, а завтра мы отбываем в Венецию. Подъем в шесть тридцать утра.

– С ума сойти! – моя мать впервые в жизни смирилась, безвольно повиснув на мужчинах.

– Бежим! – подтолкнул меня Илья. – Надо торопиться, а то она, не ровен час, освободится.

– Но как же Свиридов?

– Да черт с ним!

– Так нельзя.

– Что с ним станется?! Вас же должна встретить машина. Она довезет его до отеля в Болонье. Водителя мы предупредим, чтобы нас не ждали.

Встреча менеджера русского рекламного агентства, наверное, надолго запомнится итальянцу с табличкой «KUZYAKINA». Мимо него неожиданно пронесся ураган, из эпицентра которого он услыхал странную речевку:

– Кузякина – это я, но вы нас не ждите. Заберите коллегу Свиридова и отвезите его в отель. На месте объяснимся.

– Мама мия! – вскричал импульсивный итальянец. – Мы всего лишь производим ботинки. Мы не играем в шпионов!

– Куда мы? – крикнула я Илье.

– Моменто! – ответил он созвучно итальянскому диалекту.

– Надеюсь не mori!

– До этого еще далеко! – мы забежали на стоянку, он открыл белый «Фиат», сунул в него сначала чемодан, затем меня, сел за руль и завел мотор.

Я все это время удивленно хлопала глазами.

– A-а? – выдавила я из себя, когда мы тронулись с места.

– Хочешь знать, не угнал ли я машину?

– Естественно!

– Я ее заказал из Москвы. Если ты заметила, ключ был в «бардачке».

– То есть мы при собственных колесах? – выдохнула я.

Он кивнул и улыбнулся. Верите? Я готова была признаться ему в любви.

«Господи! – мысленно воззвала я. – Неужели ты смилостивился надо мной и послал мне счастье в лице такого потрясающего мужика! Господи! Скажи мне, где тебе поставить свечку на три кило?»

– Вот она! – донеслось с улицы. – Держите! Держите! Она уходит! Моя дочь от меня ускользает!

«Господи! – я сдвинула брови. – Не разочаровывай меня!»

– Что ты там бубнишь? – Илья сделал ловкий маневр, не дав маме кинуться на капот «Фиата».

Виктор вовремя поймал мою родительницу, чтобы та не вздумала предпринять вторую попытку, и поволок ее к огромному автобусу.

– Понять не могу, как мы не заметили ее в Шереметьеве?

– В Римини прилетают два самолета из Москвы, – пояснил мне мой обожаемый джентльмен, – с разницей в двадцать минут. Судя по тому, что к моменту нашего прибытия твоя мама стояла у стойки паспортного контроля, она прилетела на первом.

– Нам везет, – резюмировала я.

– Пока да. Немного логики, немного знания психологии…

– То есть ты с самого начала предвидел, что она окажется в Римини? – я охнула.

На что он усмехнулся:

– Амалия, у меня тоже есть мама.

* * *

Я поверить не могла, но я сидела на антикварного вида диване в обалденном по своим размерам и роскоши холле 5-звездочной гостиницы «Grand Baglioni», и это был не сон. Мимо меня прошествовал дежурный (или как их там называют в европейских отелях), в своей красной униформе и по выправке похожий на наследного принца, собирающегося почтить своим присутствием военный парад. От наследного принца его отличали разве что два чемодана в руках. Непринужденностью движений он искусно скрывал их тяжесть. Я проводила его взглядом до самых дубовых дверей лифта, хлопнула глазами и ущипнула себя на всякий случай за локоть. Последний раз я видела такое лет в пять. Но тогда я была сказочной феей, очутившейся во дворце, и к утру проснулась.

– Нравится? – ухмыльнулся Илья, который вел себя так, словно он вырос в этом отеле. Его абсолютно ничто не удивляло.

– Скажи мне… – мой голос дал осечку, я закашлялась, – скажи… чего ради ты решил поселиться именно в этом отеле?

– Ну… – он сморщил нос и усмехнулся, – конспирация должна быть полной, иначе все полетит к чертям, а меня прикончат, не дожидаясь завтрашнего утра.

– Просто мания какая-то! – я фыркнула для пущей убедительности.

– Не мания, а фобия, – скрупулезно поправил он. – Послушай, я, богатый жених, – владелец обувного предприятия – выехал с невестой в Италию. Так неужели мы станем проживать в какой-нибудь хибаре? У нас же романтическое путешествие! Кто мне поверит, если я не организую все по первому разряду?! А если мне не поверят, значит, заподозрят в моем присутствии здесь иные мотивы. Это грозит мне ужасной опасностью, – он легкомысленно хохотнул. – Словом, захочешь жить – и не в такие тяжкие пустишься.

– Будем надеяться, что наше романтическое путешествие не затянется, – буркнула я, – иначе ты разоришься.

– Тебя это расстроит? – он склонил голову и внимательно посмотрел на меня.

Странно, но в его взгляде не было недавней веселости.

Я несколько опешила. Вот уж не ожидала от него подобных вопросов.

– А какая мне разница? – я равнодушно пожала плечами. – Я-то знаю, что у нас с тобой не романтическое путешествие и что мы не собираемся пожениться. Пускай твои Синди не стонут от тоски.

– Какие Синди?

– Ну, те… что Кроуфорд. С такими вы – богатые женихи, – кажется, завязываете серьезные отношения.

– Интересно, поверишь ты мне когда-нибудь? – проворчал он и снова уткнулся в листы, которые заполнял до нашего разговора.

– Поверить, что такой, как ты, влюбился с первого взгляда в такую, как я?! – я скорчила презрительную гримасу.

– Скоро я начну верить в собственную неполноценность, – вздохнул он.

Я тоже вздохнула. Честно признаться, нервничала я куда больше, нежели показывала. Если уж быть откровенной до конца, внутри меня клокотал вулкан сжатых в комок нервов. И плевать мне сейчас было на наследство, опасность и вообще на все, что связано с делами. Я сразу поняла, что Илья заполняет карточку в один номер. В общем-то, иначе и быть не могло. Для всех мы были парой влюбленных голубков. Но мне-то каково! Между прочим, с того самого злосчастного утра, когда он подшутил надо мной, нацепив тесьму на шею, у нас с ним так ничего и не было. Ну вы понимаете, в каком смысле ничего.

С другой стороны, что могло быть, если мы улетели на следующий день. А в ту ночь… В общем, я не знаю, было ли у нас с ним что-то в ту ночь, когда мы, стоя на балконе, пытались установить контакт с инопланетянами. Иными словами, я ничего такого не припоминаю, а с ним мы об этом не говорили. Вернее, я пыталась пару раз, но он отшучивался. Короче, в третий раз подступать к нему с вопросом «Как там у нас насчет секса?» мне было почему-то неудобно. А до нашей поездки Илья хранил нейтралитет, то есть на ночь у меня не оставался. Днем тоже держался на расстоянии. Мы даже не целовались. Я с трудом понимала наши отношения. А что бы вы сказали, если бы парень изо всех сил пытался доказать, что вы ему безумно нравитесь, но при этом обходил вас за несколько метров, как мексиканец встревоженную гремучку? И вот теперь он заказывает нам совместный номер в самом шикарном отеле Болоньи. Как я должна была себя чувствовать?

– А почему ты решил столь тщательно конспирироваться? – я толкнула его в бок.

– Аккуратнее, – он вздрогнул, – я же имя твое пишу. Одно неточное движение, и превратишься из Амалии в черт знает кого.

– Я и так на многое не рассчитываю. Ты ответишь? Что тебя смущает? Мы сбежали из аэропорта, слежки за нами не было. Мы же постоянно оглядывались: ни один автомобиль не проехал за нами более десяти километров. Мой работодатель понятия не имеет, где мы поселились. Чего ты боишься?

– Разве ты не понимаешь, что мы под колпаком? Зачем им следить, если они и так знают конечный пункт твоего следования. Так или иначе, ты все равно подойдешь к парадному крыльцу римского отделения Интернационального банка.

– Ты явно не в себе, – я похлопала его по плечу. – Кто они?

– Кто их знает, – он хмыкнул. – С меня достаточно, что они существуют.

– Все, что ты тут нагородил, следует перевести в сослагательное наклонение, – язвительно заметила я. – То есть если они и существуют, то им, вероятно, известен конечный пункт моего следования.

– Ладно, – он поднялся и подал мне руку, – урок русского языка перенесем в номер.

* * *

Неприятности начались где-то между вторым и третьим этажами. Когда я входила в лифт, разрази меня гром, я и подумать не могла, что выйду из него другим человеком.

– Господи, как я устала… – проныла я и прислонилась спиной к прохладной стене.

– Н-да… При выборе между лифтом и лестницей я склоняюсь к лифту. – Илья хихикнул.

А вокруг меня сгустился туман. Смотрели в детстве мультфильм «Ежик в тумане»? Вот и я стояла, как тот самый чертов ежик, а вокруг меня было белым-бело. И где-то рядом темнел силуэт не то Ильи, не то… О черт!.. Я поперхнулась от страха, потому что мне показалось, что рядом стоит Боккаччо.

– Ты, наверное, удивишься, но я, кажется, схожу с ума… – пролепетала я.

– Что?! – уж теперь и не знаю, чья рука схватила меня за локоть. – Амалия!

– Ничего удивительного, синьора, тут все немножко сходят с ума. Италия такая страна.

Это мне ответил лифтер в форменной одежде, который нас сопровождал.

– Амалия!

Я закрыла глаза.

– Россия – странное место, у меня голова идет кругом. Я схожу с ума. – Указательным пальцем, на котором сверкнул большой рубин, Боккаччо тронул меня за подбородок. Его глаза оказались настолько близко, что я увидала свое отражение в его черных зрачках. Зрелище незабываемое. Я словно раздвоилась и пропала в двух черных дырах. Жуть! Мне стало не по себе. А он продолжал: – Хочется пуститься во все тяжкие. Хочется буянить, как русский Иван.

– Ты так не умеешь, – я вдруг неприлично расхохоталась. Мне вообще было как-то болезненно весело. У меня даже горло болело от постоянного гогота.

– А как буянит Иван?

– Ну… Дерется с соседом, гоняется с вилами за девками, дразнит приходского священника, косит липки, а под конец еще необходимо спалить баню. Это непременное условие.

– Где же я баню найду?

– Бревно! Я же тебе о классическом варианте рассказываю. В современной обработке все может быть проще, но дороже: ловишь тачку, едешь в кабак или другое питейно-увеселительное заведение…

– Амалия! Амалия!

Я вздрогнула и открыла глаза.

Если бы мы не торчали в лифте, я бы подумала, что Илья только что сошел с аттракциона «Американские горки».

– Что с тобой?! – у него еще и губы тряслись, как у засидевшейся в девках барышни, терзаемой душевными переживаниями.

– Со мной? – наверное, я и сама представляла собой плачевное зрелище.

– С тобой, с тобой! – он досадливо мотнул головой. – Что с тобой?

– А в чем дело?

– Ты только что разговаривала с лифтером.

– Это настолько дурной тон? Чего ты переполошился, я ведь и не утверждала, что я – принцесса крови.

– Черт! Амалия! Ты ни с того ни с сего заговорила на итальянском!

– Гм… – я и не помнила об этом.

– Что произошло? – он снова встряхнул меня.

Лифтер деликатно отвернулся.

– Но мы же в Италии. Тут все говорят на итальянском. Такая страна, – сонно промямлила я, чувствуя ужасную усталость.

– Ты падаешь! – по-опереточному вскрикнул он и подхватил меня за талию.

Я радостно рухнула на него и блаженно улыбнулась. Ощущение было такое, словно я выпила не меньше полбутылки коньяка.

* * *

В номере меня ждал еще один неприятный сюрприз. Я не распутница, но, когда молодой человек приглашает тебя в романтическое путешествие, покупает билет в первый класс, тащит в лучший отель, по дороге источая нежность и заботу, как береза свой сок по весне, разумеется, ты вправе ожидать номер с шикарной кроватью на полкомнаты. Каково же было мое удивление, когда глазам моим открылся номер-сьют: две смежные комнатки. Я охнула и припала спиной к стене.

– Вот, – он обвел руками пространство, – не хотел тебя смущать.

– А-а, – бесцветно протянула я, изо всех сил пытаясь справиться с шоком.

– Я не знал, как ты среагируешь, если я приведу тебя в стандартный номер…

– Ну, конечно… – так же невыразительно согласилась я.

– Мне было неприятно думать, что ты можешь заподозрить меня в дешевом домогательстве до… гм… в общем, в дешевом домогательстве, – он расплатился с портье, который доставил наши чемоданы, и, закрыв за ним дверь, взял меня за руку.

– Скажи мне откровенно, – я все-таки решила уточнить. – Зачем тебе это нужно?

– Ты опять про путешествие? – он скорчил кислую гримасу.

Было от чего. Этот разговор я начинала по меньшей мере раз сто за последние два дня.

– Именно. Надеешься заполучить в моем лице наследницу миллионного состояния?

– Не без этого, – он многообещающе потянул меня к дивану на гнутых ножках.

Я не сопротивлялась. Послушно опустилась рядом с ним на чудесным образом сохраненный раритет какой-то древней эпохи. Наверное, той, в которой обитали всякие высокородные Лоренцо Медичи, или как там звали итальянских правителей.

– Честно признаться, мне интересно с тобой, вот и все. Ведь что, в сущности, представляет собой жизнь любого современного человека? Череду обычных дней. У кого-то они насыщены событиями больше, у кого-то меньше, но в конечном итоге ко всему привыкаешь и…

– …summa summarum…[2]2
  Окончательный итог.


[Закрыть]

– Что? – он внимательно посмотрел на меня.

Я и сама испугалась дальше некуда. Понятия не имею, из каких глубин моего подсознания вылезла эта фраза. Но именно я ее задумчиво пролепетала как само собой разумеющееся. Словно только тем на жизнь и зарабатывала, что тешила окружающих изречением подобных словосочетаний.

Обняв меня, Илья тихо, но твердо проговорил:

– Ты же говорила, что не знаешь латыни. Откуда тебе известна эта фраза?

Я хлопнула глазами и честно призналась:

– Понятия не имею.

– Да? – как-то совсем недобро ухмыльнулся он. Зрачки его сузились.

– Точно. – Не понимаю, отчего у меня зачесалось под коленками? Весьма неприятное ощущение, надо сказать. – Впервые слышу, что это выражение из латыни.

– Уж точно из латыни.

– А что оно означает? – голос мой неожиданно осип. – Господи! Илья!

Он встряхнул меня, потому что в этот момент я начала медленно сползать на пол.

– Опять?! Ты опять падаешь?

– Н-наверное, н-не знаю.

– Ничего себе романтическое путешествие!

– Сам напросился, – из последних сил проворчала я.

– Что с тобой произошло? – он сжал мое плечо. Я поняла, что отпираться бесполезно.

– Понимаешь… Кажется, я начинаю вспоминать какие-то детали той ночи.

– Вспоминать?

– Да. Вот в лифте как наяву увидела физиономию того… ну Боккаччо, в общем. А сейчас это: summa summarum. Я вспомнила, что Боккаччо сидел со мной вот так же, как ты сейчас. Но не помню где. И он прошептал очень испуганно: «Summa summarum». Как ты думаешь, я схожу с ума?

Вместо сочувствия, он деловито спросил:

– Это все, что ты вспомнила?

– Слава богу, да!

– Хм… Как сказать…

– Хочешь иметь романтическое приключение с чокнутой подружкой? – ощерилась я.

– Дурочка, – он вдруг мягко мне улыбнулся. – Если бы тебе удалось вспомнить побольше, может быть, мы смогли бы избежать многих опасностей.

– С чего такие выводы? Мало ли людей на земле время от времени щеголяют популярными латинскими выражениями. Боккаччо был франтом, к гадалке не ходи. Почему бы и ему не щегольнуть этим summa summarum, чтобы выглядеть приличным человеком.

– Странная логика.

– Omne ignotum pro magnifico est…[3]3
  Все неизвестное представляется величественным.


[Закрыть]

– Святые угодники! – он снова схватил меня за руку. – Похоже на чревовещательство!

На сей раз он переполошился не на шутку. А мне каково? С вами такое происходило когда-нибудь? Ну, я имею в виду, когда вы открываете антресоль, а на вас вместо старого чемодана вываливается какая-нибудь незнакомая дрянь? А если речь идет не об антресоли, а о собственной памяти? То-то! Меня лично чуть не стошнило прямо на дорогущий ковер у дивана. Перед глазами моими плавал образ покойного Боккаччо, а собственные губы мололи какую-то ересь, доселе мне незнакомую.

– И это тоже говорил твой усопший приятель?

Я сглотнула ком в горле и кивнула.

– Да он у тебя был знатоком латинского! Скажи, а при каких обстоятельствах он тарабанил эту чушь?

Я пожала плечами, искренне надеясь, что не слышала это от него в постели.

– Тяжелый случай.

– Наверное, это от переутомления.

– Надо было пораньше тебя переутомить. Напрягись, что он еще говорил?

Наверное, я выпучила глаза, пытаясь вспомнить изо всех сил. Однако ничего не вышло. Только в ушах зазвенело. Я обессилела и откинулась на спинку дивана.

– Неужели ты ничего не можешь вспомнить, кроме латинских фраз? – разочарованно протянул он.

– Не-а.

– Никаких картинок или лиц?

– Только его физиономию.

– Удивительно! А перевод ты знаешь? Ты ведь сказала его в контексте…

– Контексте чего?

– Ну… – он поперхнулся. – Просто в контексте.

– Да брось! – скривилась я. – Нечего прикидываться веником. Я же не дура. Ты прекрасно знаешь смысл этой фразы. И первой тоже. Иначе ты не кричал бы, как малая ушастая сова.

– Я так кричал?

– Будь уверен, – я вздохнула и посмотрела на него с показательным укором. – Послушай, я тонкая, возбудимая натура. Мне сейчас как нечего делать закатить истерику. Так что ты меня не провоцируй.

– Ладно, – на удивление быстро сознался он. – Что странного в том, что взрослый мужик знает пару латинских фраз?

– Разумеется. В Москве куда ни плюнь – везде знатоки латыни. В Древнем Риме – и то столько не водилось.

– Не преувеличивай. Это из «Агриколы» Тацита: «Все неизведанное представляется величественным».

– Наверное, все-таки не в постели…

– В каком смысле?

– Это я так, о своем. Так ты Тацита на ночь читаешь?

– В детстве интересовался.

– Тяжелое у тебя было детство.

– Наверное, тебе стоит лечь спать, – он встал, – пойду гляну, что там, в соседней комнате.

Я закрыла глаза и изрекла:

– …Ангелы разделились… Одни захватили власть, другие не желают признать себя побежденными. Куда катится этот мир, если в святилище его началась война…

Я услыхала характерный звук рухнувшего на ковер тела. Конечно, я вздрогнула и, открыв глаза, узрела Илью на полу посреди комнаты. Вам приходилось видеть глубоководного краба? Ну, такое мерзкое существо с глазами на ножках. Так вот, глаза моего кавалера сейчас точь-в-точь напоминали перископы самого глубоководного краба. И этими глазами он пялился на меня.

– Что ты сейчас сказала? – прошелестел он.

– Я что-то сказала?

– Ты пролепетала по-итальянски про войну ангелов.

– Хм-м… Обычное дело, учитывая обстоятельства. Понимаешь, мой итальянский попал на родную почву и пустил корни, – попыталась я оправдаться, хотя сама прекрасно понимала, что все мои оправдания – чушь собачья.

– Не думаю, чтобы в Италии каждый второй задумывался о войне ангелов. Если бы ты вдруг принялась рассуждать, победит ли «Лацио» в матче с «Рома», я бы не удивился. Но ангелы – это уж извини!

– Согласна, – я вздохнула. – Хотя, с другой стороны, моя мать постоянно талдычит о несчастных женах Генриха VIII. Может, это у меня наследственное?

– Господи! Амалия! – он подскочил и, схватившись за голову, стремительно пошел в другую комнату. – Дело принимает скверный оборот. Ты ведешь себя, как недоделанный зомби. И я понятия не имею, к лучшему это или нет!

– Ну, от тебя никто и не требует понимания. Я сама ничего не понимаю… – попыталась успокоить его я.

– Думаю, что лучше всего тебе лечь спать.

– Еще чего! – тут я резко встала с дивана и ринулась к чемодану. – В десять у меня обед с владельцем компании. Уж лучше покончить с делами и поскорее отправиться в Рим. А то, не ровен час, я вспомню нечто такое, за что меня саму угрохают, как Боккаччо.

Илья выглянул из соседней комнаты и осторожно осведомился:

– Ты это зачем сейчас сказала?

Я открыла чемодан:

– Сама не знаю. Мне кажется, что информация, скрытая в моем подсознании, несет угрозу. Хочешь назвать это предчувствием – твоя воля. Не знаю, что мне надеть?

– Удивительно! – ухмыльнулся он. – В такой момент думать о шмотках может только женщина.

– Когда это я уверяла тебя, что я – мужчина?

– Знаешь… – он приблизился ко мне на манер крадущегося барса, – на часах только восемь. Ждать встречи в ресторане целых два часа – это просто неприлично.

– Да? – я вздрогнула, когда его пальцы коснулись моей шеи.

– Точно тебе говорю. Предлагаю перенести ожидание в наш номер.

Я хотела было ответить ему что-нибудь в духе Элмора Леонарда, но его поцелуй окончательно лишил меня возможности не только говорить, но и думать.

* * *

Господин Коксель – тот самый сумасбродный владелец обувной фирмы, который пригласил меня в Италию, – оказался вполне под стать своим дурацким идеям. Другими словами, когда он приблизился к нашему столику в ресторане, первое, что я подумала: «Какой странный тип!» И это еще до того, как он представился Мигелем Марией Кокселем. Единственное, что его сближало с Италией, – было второе имя – Мария, и уж от какого из предков он получил в довесок эту Марию, я так и не поняла.

Выглядел он как истинный мексиканец – маленький, черненький, пучеглазый, с кривыми ногами, словно он все детство ездил на осле. А кроме того, скажите, каким образом итальянцу, как две капли воды похожему на мексиканца, досталась истинно еврейская фамилия? Глядя на него, невольно утвердишься в истине – как тесен мир! А одет господин Коксель был почти как сицилийский мафиози – в черную тройку и белую рубашку. Единственное, что отличало его от представителя мафии, так это галстук и головной убор. Я думаю, любой сицилийский мафиози скорее согласился бы отрезать себе язык, чем напялить ярко-синий галстук на шею и такого же цвета бейсболку на голову.

Появился Мигель Мария стремительно, буквально налетел на нас с Ильей и затараторил о том, как он рад всех нас тут видеть (особенно если учесть, что все, кроме меня, притащились за свой счет). Еще он тут же выразил уверенность, что наше завтрашнее посещение его фабрик и главного офиса окажет положительное воздействие на меня и на всех моих спутников. Я, улыбаясь, кивала ему, от души радуясь, что он еще не познакомился с моей мамой и теткой, которые – слава тебе, господи! – сегодня осели в Римини, и если я помолюсь еще немного, то проследуют мимо Болоньи под бдительным надзором гида Виктора.

Что же касается следователя Свиридова, то, как оказалось, господин Коксель зашел к нему в номер за час до своего появления в ресторане. Поначалу он страшно переполошился, узрев вместо ожидаемой девушки, с которой уже полгода вел переписку, невысокого полноватого господина, с трудом выражающегося по-английски. (Итальянского Свиридов вообще не знал.) Вот так они и познакомились. Теперь Николай Павлович плелся за ним медленно и печально, словно репетировал участие в похоронной процессии.

Учитывая, что мне Мигель Коксель вместе со своими башмаками высокого качества и модного дизайна был до лампочки еще в Москве, надо ли говорить, что сейчас он и его производство меня еще меньше интересовали. Особенно после того, что произошло у нас с Ильей и воспоминания о чем бросали меня то в холод, то в жар. Перед глазами у меня плавали радужные круги, на губах застыла идиотская самодовольная улыбка, а единственное, что я могла отчетливо осознавать, – это то, что белые простыни на нашей кровати пахли лавандой.