Текст книги "Мечты серой мыши"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 18 страниц)

В ответ я завыла, как вдова, похоронившая мужа сразу после свадьбы.

Он разозлился. Встряхнул меня так сильно, что у меня зубы застучали. От ужаса я немного пришла в себя.

– Не смей мне перечить, дрянь! – его пальцы сжали мои плечи с такой силой, что я задохнулась от боли. – Никогда!

Его губы впились в мои. Он обрушился на меня всей мощью своего тела, прижал к крыше, упершись пятерней в грудь. Вторая его рука расстегивала пуговицы моего целомудренно-безобразного джинсового комбинезона. Я вяло трепыхалась, не в силах высвободиться. Он клевал меня мокрыми поцелуями. Меня охватила паника. Душили рыдания. Мне было не столько страшно, что этот человек изнасилует меня, мне было просто страшно рядом с ним. Не делай он ничего, я бы точно так же обезумела. Может, поэтому я не думала, насколько сильны бывают профессиональные убийцы. Сейчас я чувствовала, что не могу находиться рядом с ним. Я выла и икала, в отчаянии рубя руками воздух. Я вовеки буду славить извращенного в своих вкусах дизайнера молодежной одежды, придумавшего модель моего комбинезона, потому что пальцы Умберто застряли между двумя пуговицами.

Все произошло в краткий миг и на уровне подсознания. Каким-то шестым чувством я вдруг ощутила его замешательство. А может быть, мимолетная неуверенность скользнула в его взгляде, но этого мне было достаточно для решающего рывка. Я с такой силой толкнула его от себя, что он потерял равновесие и упал в сторону. Бешеные рывки поезда довершили дело, он откатился на добрый метр. Я вскочила на карачки и направила свое тело подальше от него. Следующий толчок сбил меня с ног. Поезду было все равно, на чей стороне правда в нашей борьбе. Небо улетело в сторону, усталое солнце упало за противоположный край вагона. Легкий ветер поднял меня и понес к обрыву. Наверное, я закричала. В этот момент мою руку вывернуло и растянуло. Я пришла в себя от дикой боли. Открыла глаза. Умберто раскачивался, едва держась на ногах. Его пальцы впились в мое запястье. Ноги мои болтались в пустоте.

– Код! – прохрипел он. – Код!

Я не сразу поняла, что он имеет в виду.

– Код, мать твою! Скажи код, и я тебе помогу.

Гравий насыпи подо мной превратился в пеструю ленту.

Второй рукой я бесполезно цеплялась за выступ крыши вагона. Я знала, что, если он меня отпустит, я не удержусь. Он был монолитом. Его лишь слегка покачивало, и моя жизнь сейчас целиком зависела от его доброй воли.

– Цифры, – требовал он. – Скажи!

Передние вагоны поезда загрохотали по железному мосту.

– Ну же! – крикнул Умберто.

Моя правая нога коснулась скобы. У меня почти не было шансов. Но сотая часть надежды – это все-таки лучше, чем ничего.

– Код! Код доступа к системе, говори! – загремел он и принялся опускаться на колени, дабы обрести большую устойчивость. Еще секунда, и он станет неуязвим. Я с силой дернула руку на себя.

– Код? – изумленно заорал он и рухнул. Его пальцы разжались, наверное, от неожиданности.

Наш вагон громыхал по мосту.

Я вжалась в дерево, изо всех сил пытаясь превратиться в одно целое с обшивкой вагона. Моя правая нога, единственная часть моего тела, имеющая хоть какую-то опору, ныла от натуги. Тело Умберто пронеслось мимо меня, ударилось о толстую стальную перекладину стального моста и рухнуло в пропасть. Его крик замер вместе с этим страшным ударом. Поезд, словно по волшебству, начал замедлять ход. Непонятно, каким чудом я все еще держалась, когда колеса вагонов перестали вращаться. И только тогда я отвалилась от обшивки, словно засохший нарост от болячки. Падая, я подумала, что разобьюсь насмерть. Однако удар не был сокрушительным. Фортуна по странной своей прихоти вдруг отнеслась ко мне милостиво.

Я смогла сгруппироваться и приземлилась на обе ноги почти без ущерба для себя. Может быть, я рассадила локоть и колено, но подсчитывать раны у меня не было времени. Помощник машиниста уже вылезал из локомотива, дабы осмотреть состав, с которого только что слетел человек. Я не желала, чтобы он меня заметил, а потому сделала то, что пришло в голову в этот момент, – забравшись под колеса, поползла назад.

Спустя полчаса, сидя в кустах рядом с мостом, я все еще удивлялась своей живучести. Возможно, Умберто был прав и у меня действительно девять жизней, как у кошки. Если рассудить, всегда так случается – одним не везет, а с других – как с гуся вода. И для Умберто, по все видимости, настали черные времена, потому что помощник машиниста весьма кратко констатировал его смерть, крикнув своему боссу: «Все!» Зубы мои все еще стучали. Тело болело, но я радовалась, что все еще дышу. Я не знала, зачем судьба подарила мне еще один шанс. Как я могу его использовать? Вы думаете, это неадекватные мысли для девушки, только что чудом избежавшей падения с движущегося поезда? Я вам отвечу: «Наверное». Но в те минуты я думала именно об этом.

* * *

На следующее утро я зашла в тихое Интернет-кафе на небольшой улочке города Терни в слишком ранний час для посетителей. Молодой менеджер, по всей видимости, подрабатывавший тут студент, глянул на меня поверх увлекательного романа в пестрой глянцевой обложке и погрузился в чтение сразу после того, как я купила у него карточку. Я опустилась за компьютер и вошла в сеть. Потратив сорок минут на открытие пяти счетов в разных банках, я вставила дискету. Код я помнила наизусть. Спустя минуту перед моими глазами появились строгие линии цифр, потом выскочила плашка с предложением указать счета, на которые я хочу перевести деньги. Я действовала четко по инструкции давно канувшего в небытие программиста, которого никогда не имела счастья знать. Последняя плашка предлагала нажать кнопку «Ввод», дабы привести финансовый механизм в действие. Я помедлила. Перекачать деньги – это был единственный шанс на мое спасение от храмовников, которые ищут меня по всей стране.

Будь я вместе с Умберто, наверное, он помог бы мне выехать из страны и затаиться, правда, мог и убить. Но его не было. А убраться из Италии в одиночку не представлялось возможным. Скорее всего ребята в коричневых пиджаках уже дежурят в каждом аэропорту и на каждом вокзале. А если учесть, что у Храма полно наблюдателей, которые живут в мире под видом простых граждан: таксистов, заправщиков на автостанциях, водителей автобусов… то идея выбраться за пределы страны или хотя бы осесть тут тоже довольно утопична. Кроме того, у меня почти закончились деньги. По карманам рассовано в общей сложности долларов сто. Даже на авиабилет не хватит. Что мне делать? Решение пришло неожиданно – я подстрахуюсь. Что такое дискета? Вещь, которую всегда можно отобрать. А вот счет в банке на мое имя – это дело. Никто, кроме меня, не сможет снять с него ни цента. Я объявлю храмовникам, что верну им все до лиры, только пусть гарантируют мне жизнь. Так-то! Я тряхнула головой и нажала на кнопку «Ввод».

– Ты забыла про код.

Я вздрогнула и обернулась. За моей спиной стоял Илья. Выглядел он усталым, был небрит и помят. По всей видимости, он не спал в эту ночь так же, как и я. Но, несмотря ни на что, я рада была его видеть. Я ему даже улыбнулась.

– Как же забыла? Не забыла. Я набрала код.

Он остался равнодушно-спокоен. Он мне не улыбнулся, в его глазах не зажглись искры. Они были тусклыми от грустной усталости.

– Ты набрала код лишь один раз.

Я почувствовала легкое волнение. Не похоже на то, что он меня по-приятельски разыгрывает.

– Как же так! Я следовала инструкции. Там ничего не говорилось о втором разе!

– А в инструкции этого и нет. Это передают на словах…

В моей голове возник голос Боккаччо: «Даже если ты сможешь завладеть дискетой, у тебя все равно ничего не получится. Там есть секрет. И я тебе его не скажу».

Я опустила голову.

– Элвис вышел из здания, – тихо изрек Илья.

– Что? – не поняла я.

– Посмотри на экран.

Я послушно повернула голову. На экране мелькали цифры, строчки исчезали, появлялись новые.

– Что это? Значит, все-таки заработало?

– Да. Система перекачивает финансы на резервные счета. Секрет программы.

– Господи! Но ведь что-то еще можно исправить! – Я судорожно жала на все кнопки подряд.

Илья подошел, сел на соседний стул и положил руку на мою ладонь:

– Ничего уже не исправишь. Система сама себя заблокировала. Пока не закончит операцию, останется недоступной.

– А потом? – во мне вспыхнула надежда.

– Потом можно все начать сначала. Но ты этого не сделаешь.

– Да? А почему? – я попыталась унять дрожь в руках и снова ему улыбнулась. Правда, неестественно.

– Потому что ты не можешь допустить глобального кризиса финансовой системы. Ты просто не можешь этого сделать. Представь, что в данный момент из одних банков, разбросанных по всему миру, в другие перекачиваются колоссальные средства. Подобная акция не может не отразиться на экономике, особенно на экономике тех стран, в коих эти финансы являлись важной подпоркой их экономической платформы. Чья-то экономика в данный момент рушится. И уже завтра в одной или нескольких странах произойдет кризис. Тысячи людей потеряют работу, цены взлетят до небес, начнутся беспорядки, а может быть, и гражданские войны.

– Перестань парить мне мозги! – Я скривилась, мгновенно почувствовав себя на сеансе школьной политинформации.

– Дождись завтрашних газет. И тебе не придется принимать мои слова на веру.

– У меня нет времени, – я усмехнулась. – Твои дружки в коричневом прикиде разорвут меня в клочья.

– Ты этого не сделаешь, – он слегка сжал мои пальцы.

От его прикосновения сердце мое защемило. Я в одну секунду вспомнила сотни моментов, когда он был рядом. Не знаю почему, но вдруг лицо его смазалось, в глазах моих стало горячо, в горле – больно, и я всхлипнула.

– Почему все так, почему? – сдавленно прошептала я. – Почему мы оказались по разные стороны баррикад? Почему, Илья?

– Умберто…

Я могла бы завоевать первенство в чемпионате мира по подскакиванию на стуле в высоту. Я взлетела вверх не менее чем на метр. А когда опустилась, воззрилась на него с немым ужасом.

– Мадам, подберите челюсть, – он хохотнул так же, как мой прежний Илья.

– Т-ты?! Т-ты… А он, этот Свиридов, он кто?!

Илья выразительно пожал плечами.

– Но он тоже назвался Умберто!

– Он услыхал это имя в монастыре. Скорее всего, видел твой испуг и решил на этом сыграть. Кстати, ты поэтому его убила?

– Убила? Я?

– Его тело в полицейском морге города Термы.

– Он упал с поезда. А ты как меня нашел?

– Я же назвал тебе свое имя. Не думаю, что стоит рассказывать тебе о моих способностях.

– Еще как стоит. Система будет перекачивать деньги не меньше часа. Так что мне спешить некуда. И если ты тоже не торопишься, я вся внимание.

Он откинулся на спинку стула, оглядел меня внимательно, словно оценивая, стоит ли доверять мне свои тайны, потом ухмыльнулся:

– Хорошо. Делать нечего, задавай вопросы.

– Как ты меня нашел?

– Я следовал за вами, а потом, после того, как погиб Свиридов…

– Нет, как ты вообще меня нашел?

– Ты действительно хочешь услышать?

Я бросила взгляд на монитор, потом опустила голову и прошептала:

– Видишь ли, в чем дело… Я вряд ли хотела услышать это от кого-нибудь другого, но от тебя мне важно узнать. Ведь то, что нас связывает…

Я замолчала, сжавшись, ожидая резкое: «Нас ничто не связывает!» Но он промолчал.

– Я должен был найти дискету. Странно, как жажда наживы меняет людей. Я думаю, Джека убил бывший беспечный многоженец Боккаччо. Джека – разработчика программы, которая сейчас крушит финансовую систему. Он же убил и твоего отца. Потом добрался до тебя. С самого начала я знал, что в осуществлении плана участвует несколько человек: Боккаччо, который умудрился завоевать доверие твоего отца, Коксель…

Скорее всего, Коксель был сразу же замешан в деле и шел рука об руку с Боккаччо. Они составили замечательную схему, чтобы ты, ни о чем не подозревая, вытащила дискету из сейфа банка. Коксель вызывает тебя на переговоры в Италию. Боккаччо тебя сопровождает. А когда наступает нужный момент, они уговаривают или заставляют тебя войти в их синдикат. Но все пошло не так почти сразу. Боккаччо погиб, не успев предупредить своего подельника. Каково же было изумление Кокселя, когда вместо Боккаччо он увидел меня. Бедняга чуть ли не всего себя соусом залил.

– А Свиридов?

– Свиридов – частное лицо. Понятия не имею, откуда он взялся. Но последние несколько дней поисков информации принесли свои плоды – я выяснил, что Свиридов более известен под кличкой Клаус. У него русские корни. Попал во Францию где-то в начале 90-х. Что делал в России – не знаю. В Европе тоже слабо засветился. В основном по мелким подлогам и прочей ерунде. Единственное, что его связывает с твоей историей, так это то, что он неплохо знал Кокселя. Вполне может быть, что Коксель не слишком-то доверял своему компаньону Боккаччо, а потому решил подстраховаться. Что из этого вышло, ты знаешь. Коксель вообще был трусоват. На него ничего не стоило надавить.

– Исаак?

Умберто утвердительно кивнул.

– Значит, наша встреча в клубе «Звезды» была не случайной?

– Увы, – он грустно улыбнулся. – Но я почти ничего о тебе не знал. Моей целью было защитить тебя от преступников, которым ты была нужна только до тех пор, пока дискета находится в банке.

– И еще забрать у меня дискету.

– Послушай, если бы мне удалось забрать у тебя дискету и не раскрыть тебе ее тайны, ты бы сейчас тут не сидела. Ты бы спокойно вернулась в Москву и… ну, во всяком случае, я так думал на тот момент. Я ведь не знал, как оно все обернется.

– Это уж точно, – кивнула я.

– Я никак не мог понять, как это у них все получилось. Как получилось положить дискету в банк на твое имя? Как им удалось провернуть аферу с поддельной смертью твоего отца? Это же очень сложно. При итальянском бюрократизме эта процедура практически невозможна. Но когда я увидел адвоката Мизини, я все понял. Вот кто, подумал я, их мозг. Это он все организовал и придумал. Правда, потом мои догадки оказались всего лишь догадками. Мизини постигла та же участь, что и остальных.

– Свиридов отвратительный человек.

– Это точно. Когда мы от него сбежали, я возблагодарил небеса. Но я знал, что он будет ждать тебя у банка. Иначе и быть не могло. После нашей ссоры в машине я помчался туда. Потом я следовал за тобой до самой Венеции.

– То есть ты не ждал меня в отеле… Хотя зачем я задаю этот вопрос, могла бы уже и догадаться.

– У меня все равно никак не складывалось в голове, зачем Свиридову понадобилось убивать стольких людей. Ну, насчет Боккаччо и Кокселя я еще могу понять. Он не желал конкуренции. Но Мизини… Он мог его преспокойно обойти. Когда дискета попала к тебе, я старался не выпускать тебя из виду. Я не нашел Свиридова, но я чувствовал его присутствие. Может быть, из-за «жучка» в твоем паспорте. Я ломал себе голову, не мог разрешить загадку Свиридова. Пока не натолкнулся на мертвого Исаака. И тогда я понял… Свиридов никого не убивал.

Он посмотрел на меня так, что в душе у меня похолодело. Я вздохнула.

– Я проснулся в Местре с жуткой головной болью. И Свиридов тоже. Я вообще не мог понять, почему мы с ним заснули. Ведь мы же подозревали друг друга в самых ужасных преступлениях. Как я мог заснуть в одном номере с предполагаемым убийцей? Ты умудрилась нам подсыпать снотворное. И пока мы спали, ты убила Исаака. Потому что он знал, как ты выглядишь, а ты боялась, что воины Храма найдут тебя раньше, чем тебе удастся активизировать дискету. Не знаю, как это началось. Могу предположить, что Боккаччо ты убила по двум причинам – ты знала, что он убил твоего отца, а также тебе стало ясно, что он не намерен оставлять в живых и тебя. Видишь, я стараюсь быть справедливым.

В горле моем стало сухо и жарко, как в Сахаре.

– Он был отвратителен, – прохрипела я. – Он смеялся, когда рассказывал, как раскручивал тормозной блок в машине моего отца. Я знала, что он не отцепится от меня, даже если я скажу твердое «нет» на его предложение участвовать в операции. Потому что я – единственный человек, который может достать дискету. И он так красноречиво меня уговаривал, так расписывал все прелести моей будущей богатой жизни, что мне стало понятно, он убьет меня, как только получит эту чертову дискету.

– Но Лола? Он же был твоим другом.

– Я рассказала Лоле обо всем. Когда он встретил нас с Боккаччо в подъезде, я оговорилась об отце. С этого все и потянулось. Он здорово подпоил меня и раскрутил. А потом… Потом мой друг начал меня шантажировать. Он выдвинул условия. Он хотел войти в долю. Господи, я подумала, что Свиридов – это его рук дело. Я ведь не догадывалась, что он не настоящий следователь. И еще я поняла, что рано или поздно Лола развяжет язык. Или состыкуется с Кокселем против меня. Или свяжется с храмовниками и выдаст меня за вознаграждение. Я испугалась.

– И начала устранять конкурентов. Как Кокселя.

– А у меня был выбор? Я оказалась на войне: либо ты, либо тебя.

– Так же, как с Мизини. Он был последним из шайки. Он знал о тебе и искал бы тебя до тех пор, пока не нашел бы. Интересно… пока мы со Свиридовым валили все убийства друг на друга, ты преспокойно устраняла всех неугодных. Но почему этой странной лентой? И как ты справилась с мужчинами, такая хрупкая.

Я пожала плечами.

– Я знала точку на шее, если на нее сильно нажать, человек на время теряет сознание. Боккаччо спал, Лола был пьян, Мизини, Исаак и Коксель – люди старые, и, кроме того, сыграл роль эффект неожиданности. От хрупкой девушки такого не ждали.

– А как насчет ленты?

– У мамы есть университетский приятель-историк, который иногда приходил к нам на праздники. Все мои детские воспоминания о нем связаны с рассказами о таинственной организации, существующей со времен Средневековья. Их члены душили своих врагов этой самой тесьмой: ultimo ratio. И я решила, что тесьма – хорошее алиби для меня. Ну кто подумает, что вполне приличная девушка, ничем подобным ранее себя не зарекомендовавшая, примется душить людей таким странным способом.

– Именно поэтому ты наведалась к историку и еще раз расспросила его о ленте, чтобы сложилось впечатление, будто ты в полном неведении.

– Ну раз ты знаешь об этом, значит, мне удалось всех обмануть?

– Эта тесьма никоим образом не связана с нашим Орденом.

– Но ведь подобные преступления случались и в наши дни. Именно это вдохновляло моего знакомого историка на параллели со Средневековьем.

– Мало ли кретинов, начитавшихся рыцарских романов. «Крест и Плющ», например. Я сам читал в детстве. Как раз про этот шнурок. Но тебе действительно удалось сбить всех с толку. Знаешь, что ты до сих пор проходишь лишь свидетелем по делу об убийстве Боккаччо? А что случилось со Свиридовым?

Я в общих чертах рассказала ему свою историю.

Однако Умберто лишь покачал головой и вздохнул:

– Боюсь, ты опять говоришь неправду. На одной ноге удержаться во время остановки поезда просто невозможно.

– Но… это же произошло. Чудеса случаются!

– Не в этом случае. Я видел лицо Свиридова в морге. Он не предполагал, что в следующую секунду умрет. Скорее всего, ты просто столкнула его с крыши. А сделала ты это потому, что думала, будто он Умберто.

– Не будешь же ты отрицать, что Свиридов убил одного из храмовников!

– Не буду. А второго серьезно ранил. Да и если исходить из справедливости, убив всех этих людей, ты не нанесла ущерба обществу. Мир ничего не потерял от того, что лишился убийцы, двух аферистов и сутенера. Только Исаак. Он был хорошим человеком. Но ты нанесла вред себе. Однако все еще впереди.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Для начала я должен выяснить, почему ты решила убивать. Чем ты руководствовалась?

– У меня не было выбора.

Его глаза сверкнули холодом.

– Ничего подобного. Выбор у тебя был. Во-первых, в клубе «Звезды» к тебе подошел Нико. Он говорил с тобой довольно долго. Он разъяснил тебе все, и именно ты предложила ему прийти в номер Боккаччо под видом официанта в пять утра. Именно ты оставила дверь в номер незапертой. И Нико пришел. Но тебя там уже не было. А Боккаччо лежал задушенным. Тогда ты очень убедительно рассказала мне о том, что ничего не помнила, что убежала из гостиницы, потому что проснулась рядом с незнакомцем. Странно, но я поверил тебе. Так же, как поверили ваши следователи. Какую дрянь ты влила себе в кровь, чтобы результаты экспертизы были убедительными?

– Обычный морфий, – я хмыкнула, – легко предположить, что малые остатки его в крови могут быть следствием распада более сложного наркотика.

– Ты здорово подставила Нико и Антония. Им пришлось заметать следы. И со Свиридовым тебе просто повезло: если бы не его появление, я бы в первую очередь заподозрил тебя… Господи! – он хлопнул себя по лбу. – А ведь Свиридов появился не случайно! Как ты его нашла?

– Я его не находила. Это действительно случайность. Я общалась только с Кокселем, и он написал, что пришлет человека, которому можно доверять. Я понятия не имела, что он имел в виду Свиридова. Я думала, что этот человек – Боккаччо. Думала до тех пор, пока сейчас ты мне не рассказал о Клаусе. А Клаус-Свиридов решил разыграть свою партию. Думаю, если бы не я убила Кокселя, это сделал бы он. Он был трусом, но ведь у него хватило духу попытаться задушить тебя в Болонье.

– А зачем ты в него стреляла?

– Я?! И не думала. Он попытался соорудить себе алиби. И попытка удалась. Ведь мы оба ему поверили. Кстати, а почему ты позволил гоняться за мной целой армии воинов, раз ты сам великий и ужасный Умберто?

– Сначала для конспирации. Да и потом тоже. Ну, за исключением последних суток. Каждый должен выполнять свою работу. Воины делали то, чему их учили всю жизнь. Я не мог препятствовать им. – Умберто покачал головой: – Неужели ты все это устроила только ради денег?

– А ради чего еще можно подобное устроить? – Наверное, в этот момент мои глаза сверкнули холодом. – Ты сказал, что у меня был выбор. А что ты знаешь о моей жизни? Сотрудник престижного рекламного агентства, девушка с бедным прошлым и вполне обеспеченным настоящим: при квартире, машине и нормальном доходе. И что дальше? Что я могла себе позволить? О чем мне было мечтать? Многие мои знакомые живут как королевы, потому что они красивы. У них есть любящие мужья или симпатичные кавалеры. А мой удел, – толстопузые женатики. Хочешь знать истинную причину? Пожалуйста – женская невостребованность. Я хотела большего, чем дала мне природа. Я хотела любви самых красивых и влиятельных мужчин планеты. А с такими деньгами я могла себе это позволить. Я бы стала дамой европейского света. Нереально богатая женщина, пусть и не красавица, всегда кажется чертовски восхитительной.

– Глупость какая-то, – он не смог сдержаться. Его откровенно перекосило.

– Может быть, – ухмыльнулась я, – но каждый человек имеет право на свою цель в жизни. Однако наш разговор зашел в тупик. Смотри, на экране уже все устаканилось.

На мониторе компьютера действительно прекратилось мельтешение цифр, и вылезла плашка, приглашающая повторить операцию.

– И я близка к этой цели.

– Да, – он положил свою ладонь на мою. – Но тебе придется убить еще одного человека. Меня.

Я покосилась на него и пробурчала:

– Шутка не прошла. К тому же у меня тесемки закончились.

– Амалия, я не могу позволить, чтобы еще несколько стран оказались ввергнутыми в финансовую катастрофу. Тебя же убить я не могу. Так что выбирать тебе. Пока я жив, ты не нажмешь на кнопку.

С этим он выложил передо мной внушительных размеров пистолет с глушителем.

Ему следовало бы еще раз попросить меня подобрать челюсть. Клянусь, я даже слышала, как она, падая, с треском ударилась о мое колено.

Когда я сумела собраться, а для этого понадобилось минут пять, я выдавила из себя:

– Но почему… ты-то не можешь пристрелить такую тварь, как я?

Он осунулся еще больше.

– Я защищал тебя. Я привык защищать тебя от всех невидимых врагов. И… я любил тебя. Конечно, я не принц, не голливудский актер и даже не молодой преуспевающий адвокат. Поэтому…

– Только не нужно пошлой лирики, – я скривилась. – Такие, как ты, таких, как я, не любят. Это противоестественно. Ты еще скажи, что влюбился в меня с первого взгляда.

– Отнюдь. Только когда я познакомился с тобой. Ты притягиваешь к себе, как магнит. Даже сейчас, когда я понимаю, что уже ничего не возможно, я пытаюсь тебя оправдать. Может быть, затем, чтобы память о тебе вызывала во мне приятные чувства.

– Господи! – Знаете, что такое боль? Всепоглощающая боль раскаяния. Я ненавидела и его, и себя. В ту минуту я впервые увидела жизнь в черном свете. Я понимала, что сама виновата. И уже ничего не могу изменить. Отчаяние мое было настолько глубоко, а ситуация настолько безысходной, что я протянула руку к пистолету. Пальцы сжали холодную рукоятку. Я в последний раз посмотрела на Умберто и в последний раз усмехнулась ему: – В ваших загашниках тайн нет машины времени?

Он мягко мне улыбнулся:

– Не делай этого.

– Бог есть? Ты знаешь.

– У нас нет религии.

– Но чьи же тайны хранит Храм?

– Не делай этого. Ты будешь жалеть. Но тогда уже действительно ничего нельзя будет исправить.

– Я попаду в ад?

– Я ничего не могу тебе сказать, – он откинулся на спинку стула. – Об этом могут знать только Посвященные. Я же говорю тебе, что выстрел в собственную голову – это действительно та ошибка, которую нельзя исправить.

Я ткнула себя в висок глушителем.

– Ты правда любишь меня?

– Я любил свою Амалию. Запутавшуюся девушку, за которой гонялись сотни недоброжелателей. Я не могу любить тебя.

– Это жестоко.

– Это твоя жизнь.

Я услышала, как пистолет плюнул выстрелом. А потом мир разлетелся на осколки.

– Эй-эй-эй! – неожиданно обозначился менеджер, о котором все забыли.

– Ну вот, – грустно прошептала я, глядя на черную дыру в потухшем мониторе. – Теперь к моим преступлениям еще причислилась и сознательная порча частного имущества. Во всяком случае, ночлег мне теперь обеспечен. А там, может быть, и бесплатный переезд на родину. В карманах-то у меня теперь только мечты о богатстве.

Позади послышался шум, издаваемый не менее чем десятком ног. Я оглянулась. В дверь ворвались ребята в коричневых пиджаках. Увидев Умберто, они застыли как вкопанные и мгновенно потупили взоры.

– Ну, началось. Зачем ты меня остановил, если знал, что за порогом толпятся парни, от всей души желающие меня прикончить? Похоже, именно это они сейчас и замышляют.

Умберто аккуратно вытащил пистолет из моих пальцев.

– Они тебя не тронут.

Он поднялся и жестом заставил заткнуться верещавшего в углу менеджера, который забыл о своем детективе и всю энергию переключил на обещание сообщить в полицию о моей выходке. Когда он заткнулся, в зале воцарилась академическая тишина. Я глянула на Умберто снизу вверх. Он показался мне чертовски внушительным и таким потрясающе красивым, что на глазах моих выступили слезы, а горло свело судорогой.

– Перед Храмом я говорю, – со странной повелительной интонацией вещал он, и его взгляд устремился на меня. – От зачатия до рождения проходит девять месяцев. Тебя зачали заново, и какой ты родишься в положенный срок, теперь зависит только от тебя. Если по прошествии положенного срока ты родишь на свет свое повторение, Храм будет вправе уничтожить тебя, как зло. До сей поры все твои проступки и преступления я буду считать своими и страдать за них, как человек, зачавший тебя и несущий за тебя ответственность.

Он окинул суровым взглядом храмовников, потом вздохнул и улыбнулся мне:

– Иными словами, ты должна кардинально измениться, иначе тебя убьют.

– Каким образом? – ошарашенно выдохнула я.

Улыбка сошла с его губ, словно ее ластиком стерли Больше он на меня не глядел. Он повернулся и прошествовал вон из зала.

Гурьба в коричневом двинулась за ним.

Опомнившись спустя минуту, я тоже вылетела на улицу. От здания Интернет-кафе отчалил потрясающий черный лимузин, которого в Италии просто быть не могло. Он был слишком внушительных размеров. Я подлетела к рассаживающимся по джипам храмовникам, дернула одного за рукав:

– Эй, вы что, все меня оставляете?!

– Так сказал Первый Посвященный.

– Какой еще Первый? В смысле главный?

Мой коричневый на секунду переполошился, поняв, что в трансе ляпнул лишнее. Потом поджал губы и, вырвав локоть из моих пальцев, юркнул в машину. Засим и распрощались.

– Эй, дамочка! – робко заблеял за моей спиной менеджер, когда джипы скрылись из виду. – А кто будет платить за компьютер?

Я повернулась к нему на негнущихся ногах и развела руками:

– Кажется, мне нужно позвонить маме… Благо, что она еще в Италии. Вы когда-нибудь слышали о Генрихе VIII?

– Хотите меня запугать своими головорезами? – он прищурился.

– Ну что вы! Просто предлагаю сделать выбор: простить мне паршивый долг, или познакомитесь с историей Генриха VIII из уст моей мамы.

То ли по глупости, то ли по неведению он предпочел последнее. Я шутила, наверное, по инерции. Я оборонялась от надвигающегося на меня прозрения. Но оно нахлынуло на меня, как только вопрос с родительской помощью был решен, и я забилась в угол красочно разрисованного рекламными брендами зала, ожидая прибытия моей дражайшей.

Все мое существо бунтовало против вердикта, вынесенного Умберто. Но именно таковым должно быть справедливое возмездие за преступление. Я завидовала тем, кого уже поймали и кому вынесли приговор. Гораздо проще склонить голову и наблюдать, как тебя пытаются исправить за решеткой. Скажете, что никому из нормальных людей не хочется в тюрьму? Ошибетесь. А что бы вы выбрали между большим сроком, пусть и со всеми его ужасами, и девятимесячным перерождением? Что мне делать, чтобы исправиться? Как мне понять, на правильном ли я пути или нет? Чем я должна заниматься, чтобы встать на этот чертов правильный путь? Каким образом мне искупить то, что я сделала? Или мне опустить руки и ждать, когда Храм все-таки приговорит меня к смерти?

Я должна переродиться. Я должна стать другой. И я должна смириться с тем, что уже навсегда потеряла. Смешно, сколько я себя помню, я всегда мечтала о блестящей жизни, в которой все будут меня любить. Наверное, подобные надежды в тридцать лет – это хронический инфантилизм, шизофрения, а может быть, просто сны несчастной женщины, которой приходится влачить довольно жалкое существование.

Я убивала ради будущего блеска, скорее всего не сознавая, что вряд ли смогу им насладиться, неся на плечах груз стольких преступлений. И к чему я пришла? Груз остался, а блеска нет. Есть черная пустота одиночества. Одиночества, на которое я пожизненно обречена. Я обречена просыпаться и думать об Илье и засыпать с мыслями о нем. Не с надеждами на встречу или хотя бы на мимолетный взгляд. А именно с мыслями, что между нами пропасть. Умберто, мой Илья, никогда ко мне не вернется, какой бы перерожденной я ни вступила в жизнь спустя девять месяцев. Но пока между нами есть нить, эта нить через пропасть, я еще могу дышать. А что потом? Что мне делать? Я буду видеть блеск ежесекундно удаляющегося от меня мира и нищету будущего. Я проживу в аду следующие девять месяцев. А потом меня убьют. Что я успею за это время? Заключить несколько контрактов на рекламную кампанию… Господи, какие же глупые мысли лезут в голову. Зачем я все это вам рассказываю? Вам же хочется хорошего конца. По себе знаю, когда читаешь детектив, всегда ждешь, что добро победит. Но добро же победило. И мне искренне жаль, что я была не на его стороне.