Текст книги "Дом с привидением"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

«Неужели он не звонил? – ее мысли стремительно перескочили с Виктории на другой, более интересный образ. – Или звонил, но мне никто не удосужился сообщить об этом?»

Сашка замерла под большим кустом жасмина, за которым лился свет и характерные звуки сквозь раскрытую настежь дверь кухни. Перед глазами в который раз предстала картина недавнего расставания, такая яркая и живая, что у нее защемило сердце:

– А кто тебя ждет, принцесса? – Павел стоял на палубе катера.

Сашка уже спрыгнула на гранитные плиты набережной.

Его волосы ловили свет далекой рекламы, становясь то золотисто-красными, то серебряно-синими.

– Огромный парень, которого все боятся, – усмехнулась она, представив, какой сейчас должен быть у Рябого жалкий вид.

– А ты?

– А я не боюсь, – она кокетливо закусила губку.

– В таком случае мне действительно нужно пойти с тобой, – он нахмурился. – Чтобы уж довести твою хитрую задумку до логического конца.

При этом слова «хитрую задумку» он произнес таким тоном, что стало понятно: подобная «задумка» могла прийти в голову только полной идиотке.

Сашка тут же оскорбилась, но тем не менее сочла нужным оправдаться:

– Женщины тоже бывают порядочными. Я не собираюсь вызывать ревность в сердце своего телохранителя. К тому же это совершенно невозможно. У него сердце каменное, и его не трогают никакие чувства.

Павел усмехнулся. Вышло это у него совсем не обидно. Сашке не раз приходилось видеть на губах своих знакомых кривенькую ухмылочку, которой они пытались скрыть смесь зависти и совершенно непонятного ей унижения. (Ну скажите на милость, зачем оскорбляться от признания того факта, что у кого-то есть телохранитель, а у тебя его нет?) Обычно Сашку эти ухмылочки бесили. Павел же усмехнулся по-другому. С грустным пониманием, словно принял Рябого как неотъемлемую часть ее жизни и понял, что он – большое, но в конечном счете преодолимое для них препятствие.

– А телефонами будем обмениваться?

– Ты… – она начала краснеть, будто он предложил ей как минимум слиться в горячем прощальном поцелуе.

– Я тебе позвоню, как только верну катер его владельцу и доберусь до дома.

– И… – она хотела продолжить какой-нибудь шуточкой, чтобы разрядить уж слишком наэлектризованную романтикой атмосферу, но слова застряли в горле.

– И еще скажу тебе «спокойной ночи».

Волны качали катер. Павел покопался в заднем кармане джинсов, выудил маленькую ручку и клочок бумажки, разорвал его пополам. Сашка продиктовала номер своего домашнего телефона, потом подумала и добавила номер мобильного, по ходу напомнив себе, что пора бы его и включить: две недели уже в ящике стола валяется, с тех пор как Сергей приехал из Англии и торчит у ее бассейна сутками напролет. Так что мобильный, на который только он и звонил ей из своего Оксфорда, теперь не нужен. До сегодняшнего вечера был не нужен.

Потом Павел на втором клочке бумаги начеркал свой номер и протянул его Сашке. Она сунула бумажку в сумочку и, склонив голову набок, прищурила глаза:

– А если ты не позвонишь?

– Значит, со мной что-то случилось, – спокойно ответил он. – Я очень хочу тебе позвонить и еще не хочу с тобой расставаться, потому что… – он вздохнул, подыскивая слова, – потому что… не знаю, как ты, но когда мы были на катере, я чувствовал… это было очень странное чувство: удивительного спокойствия и уверенности. Словно я долго искал и наконец нашел того, кто мне нужен, чтобы быть счастливым, – он махнул рукой и совершенно некстати хохотнул. Правда, очень смущенно у него это вышло. – Вот же развезло меня, да? Ладно, принцесса Александра, хватит с нас на сегодня. Жизнь долгая, еще успеем наговориться.

Он кивнул ей по-рыцарски галантно и, повернув руль, медленно повел суденышко в черную ночь. Сашка минут пять смотрела на темные очертания парня на катере. А потом он, взорвав волну пенными брызгами, молниеносно исчез, как волшебное видение.

«Вот, – сказала себе она, – к одним Греи приплывают под красными парусами, а от меня уплыл на моторной лодке. Хоть он и не Грей, а все рано жалко. И вообще, какая проза…»

– Я не могу так больше, как же вы не понимаете! – донеслось с кухни.

Этот гневный крик заставил Сашку вернуться в действительность. Голос принадлежал кухарке Гале. Несомненно.

– Я же сразу сказала, чтобы вы меня к своим делам не примазывали! – уже тише продолжила она с какой-то очень странной интонацией. Похоже, она прямо-таки умоляла о чем-то своего собеседника. Видимо, разговор на кухне начался давно, просто Сашка, увлеченная своими мыслями, его не слышала, а теперь неожиданно услыхала самую кульминацию.

– Ты здесь работаешь, все остальное никого не касается, – сдержанно заявила ей домоправительница Валентина.

– Но я не могу выносить эту чудовищную ложь! – истерически взвизгнула кухарка. – Это ужасно! Как вы не понимаете?!

– Ты здесь работаешь, – повторила Валя, надавив на последнее слово.

– Я не хочу, не хочу! – прорыдала Галя. – Я расскажу. Я все расскажу.

– Нет, ну хоть вы ей объясните, – обратилась Валентина к кому-то еще.

– Не нужно мне ничего объяснять. Я, может быть, и идиотка, каковой меня тут все считают, но я не позволю всему этому продолжаться.

– Ты считаешь, тебе разрешат кому-то что-то рассказать? – похоже, домоправительница ехидно усмехнулась.

– Я уволюсь.

– А вот на это не рассчитывай даже. Ты прекрасно знаешь, что в этом доме работают долго. Увольнение твое вызовет подозрение. К тому же мы не можем вводить в дом новых людей – не та ситуация. И еще запомни, пожалуйста: все секреты этого дома нужно хранить до самой смерти. – Это походило на угрозу.

А может быть, Сашке просто так показалось. Но тело ее пронзила неприятная холодная струйка.

«В каком жутком месте я живу!»

– Не так ли? – Валя снова обратилась к немому собеседнику.

Наверное, тот кивнул, потому что Галя завыла, тихонечко и как-то обреченно. И, всхлипывая, сказала:

– Не хочу… не хочу в этом участвовать. Это кошмар какой-то! Аркадий Петрович… он же… Я должна всем рассказать.

– Никто не должен знать о твоей жалкой интрижке! – резко рубанула Валя.

«О господи! – Сашка вышла из тени и шагнула к крыльцу кухни. – Чего так мучиться, когда уже все знают об отцовской связи с Галей. Подумаешь, делов-то! Ну, удивились, конечно, но никто ведь даже не расстроился. Тоже мне конспираторы!»

Она решила прервать неприятную сцену неожиданной развязкой в виде своего появления. Она войдет и сообщит этим дурехам, что их страшная тайна с сегодняшнего утра больше и не тайна вовсе. Так что пусть угомонятся.

Сашка шагнула на крыльцо. В этот момент рыдания стихли, в кухне послышались нервные движения. Видимо, спорщики увидели ее тень раньше, чем Сашка успела возникнуть на пороге. А может быть, не увидели, а почувствовали чье-то неуместное присутствие. В данном случае ее.

Когда она все-таки очутилась у распахнутой двери, то увидела красную, как рак, Валю, которая всегда краснела, если ей перечили, красную от рыданий Галю и закрывающуюся за кем-то дверь из кухни в коридор, ведущий к столовой.

«Кто же это не пожелал, чтобы его видели в компании двух домработниц? – с неприязнью подумала Сашка. – Должно быть, Виола. Она никогда не общается с прислугой на равных. А может быть, и не она».

Валя улыбнулась ей ласково, но проговорила с таким напором в голосе, что Сашке стало понятно: ее откровения тут слушать не намерены:

– Аркадий Петрович уже в столовой, детка. Только тебя и ждут.

– Ладно. Ревите тут без меня, – она бросила взгляд сострадания на отвернувшуюся к пустой плите кухарку и, пожав плечами, вышла в коридор.

«Не хотят жить спокойно – их проблемы. Пусть мучаются», – раздраженно решила она про себя.

И только тут вспомнила, что шла на кухню, чтобы найти Валентину и спросить, звонил ли ей Павел.

«Похоже, лучше это выяснить все-таки после ужина. И пора бы уж включить мобильный».

Глава 6

«Не жизнь, а сплошное кино!» – зло подумала Сашка, стоя на пролете второго этажа у перил лестницы и наблюдая, как по холлу туда-сюда чинно передвигаются гости. Кто-то шел из гостиной в столовую, кто-то совершенно в противоположном направлении, кто-то просто мотался от парадной двери к стене в поисках знакомых из вновь прибывших. Народу обещало быть еще больше, хотя и теперь уже в доме было не продохнуть. Виновница торжества стояла у входа, принимая всех с одинаково приветливой улыбкой.

«Чтобы сразу убить наповал своим потрясающим естеством», – буркнула себе под нос Сашка.

Гости действительно отходили от нее более чем потрясенные. Виктория была прекрасна и являла собой воплощение женского совершенства. И на всех без исключения сестра хозяина дома произвела одинаково неизгладимое впечатление: во-первых, платье – черное, глухое спереди и с глубоким V-образным вырезом сзади, облегающее ее стройную, высокую фигуру, лишь слегка расклешенное от колен. И самое главное, от бедер усложненное дополнительной широкой и коротенькой юбочкой, насаженной на тонкий обруч. Словом, что-то потрясающее, делающее фигуру похожей на фарфоровую статую, затянутую в черное. Ну, а все остальное было безупречно, как всегда: прекрасный макияж, черные как смоль волосы, огромные бриллианты – в общем, у входящих гостей шансов не ошарашиться просто не было.

Виола с Борисом стояли рядом с ней. Они выглядели куда проще, хоть и не менее богато. Особенно Виола, разумеется. Уж она-то постаралась не отстать от тетушки, будьте уверены. Да все равно не вышло. В своем длинном синем платье, с частыми фионитами по всему одеянию она была лишь слабой тенью прекрасного. Хотя по части драгоценностей ей удалось взять верх: и в ушах, и на пальцах, и на запястьях обеих рук, и на шее, и на талии – везде сияли бриллианты, только что в нос не повесила. Борис вообще не представлял интереса ни с точки зрения наличия бриллиантов, ни наряда – ну на что там смотреть: пухлая фигура в смокинге. Однако вид у него был очень самодовольный. Может быть, потому, что стоял меж двумя изысканными дамами.

Гости тоже разоделись по случаю.

– Просто парад мод какой-то! Фу! – это Сашка уже вслух произнесла.

– Да брось ты, – фыркнул Серега, с вожделением пожирая глазами фигуру Виктории. Потом неожиданно решил стать галантным, глянул на нее и удовлетворенно кивнул: – Ты, между прочим, одна из немногих, кто действительно во всем этом антураже смотрится. Остальные как дворняжки в золотых ошейниках.

– Это ты о себе? – усмехнулась Сашка.

– Что на тебя нашло? – искренне удивился он и, махнув на нее рукой, тут же понесся вниз по ступенькам.

Ругаться с ней он не желал. Тем более что весь последующий вечер ему предстояло за ней ухаживать. Ну, может быть, не весь, но большую его часть.

«Что на меня нашло?» – повторила про себя Сашка и вздохнула.

Она прождала звонка Павла весь вечер, всю ночь, следующий день и следующую ночь. Он так и не проявился. В голове ее все это время звучала лишь одна его фраза: «Если я не позвоню, значит, со мной что-то случилось…»

– Он не из тех, кто не выполняет обещаний, – сказала она себе в который раз за последние сорок восемь часов.

Но пропажа Павла была не единственной ее утратой. Кроме этого, она умудрилась потерять клочок бумажки с номером его телефона. А это означало, что если он сам не позвонит, то она его больше никогда не увидит. Вот так. Было от чего прийти в отчаяние! И тут уж нечего рассчитывать на хорошее расположение духа. Даже ради Виктории она не могла взять себя в руки и заставить собственную голову не думать о Павле хотя бы часа два. Мало того, она так измучилась страхом, что к сегодняшнему вечеру была близка к помешательству: ей то рыдать хотелось в голос, то забиться в какой-нибудь отдаленный угол дома и сидеть там в темноте и одиночестве. Иногда вдруг она сбивалась на истерический хохот и вздрагивала от малейшего шума, совершенно искренне пугаясь. Виктории с трудом удалось уговорить ее одеться и причесаться. Платье ей выбирали практически без нее. На все предложения она безучастно кивала. Так что нацепили на нее то, что Виоле с Викторией показалось самым лучшим. Ничего потрясающего сама Сашка в своем наряде не находила: серое, длинное, слегка мерцающее. Может быть, в лучшие дни она и нашла бы платье превосходным, но сейчас оно казалось ей просто серым.

– У девочки лихорадка, – шепнула Виктория Виоле, в то время как Сашку заканчивали причесывать, вплетая в ее непослушные волосы бриллиантовые нити, – может, лучше уложить ее в постель? Смотри, бледная как мел, а глазищи горят…

– Еще чего, – фыркнула сестра. – Она же хозяйка дома. Одна из нас. Как можно ставить себя выше семьи?!

Приговор был вынесен. Сашка оказалась на приеме. И ей предстояло до самого утра выдавливать из себя приветливые улыбки, душить в горле слезы и смеяться там, где нужно, а не там, где следовало бы по логике. Она и раньше этого не выносила, теперь же эта перспектива казалась ей бесконечной пыткой.

Последней из семьи явилась Лида. Сопровождали ее бессменный агент Вован, на время приема выполняющий роль пажа, и еще какой-то странный господин, который из толпы гостей выделялся как никелированный горшок среди хрусталя. Это был тощенький сморчок с козлиной бородкой, маленькими бегающими глазками и прогрессирующей лысиной на затылке.

– Кого же он мне напоминает? – в который раз задался вопросом Серега, не отрывающий от него пытливого взгляда.

– Мужика из ансамбля народного танца, который влез в женский сарафан, – тоскливо предположил Скупой.

– Не сарафан, а саван. Только красный, – поправил его Андрей.

– Ну, подождите, – разволновался Серега. – Абстрагируйтесь от его одежды. Что получится?

– Голый урод, – разом ответили оба.

– Да на Ленина он похож, – фыркнула Сашка. – Дождались?! Теперь вон Лидка его знакомиться ведет. А нечего пялиться!

Она схватила Серегу за руку, чтобы он не вздумал спастись бегством, оставив ее на растерзание Лидки и ее странного знакомого.

Та подошла, настолько преисполненная гордостью, словно держала под руку самого Билла Клинтона, никак не меньше.

– Познакомьтесь, господин Ко Си Цин, – представила она своего спутника.

– Очень приятно, – галантно кивнул Серега.

Сашка присела в легком реверансе. Скупой почему-то тоже.

Лидка тут же почувствовала, что ее хотят обидеть. Она поджала губы, потом, видимо, приложив немалые усилия, натянуто улыбнулась и пояснила:

– Господин Ко Си Цин – мой психоаналитик. Кроме того, он специалист по паранормальным явлениям, магистр Белого меча и почетный йог.

– Почетный йог?! – округлил глаза Серега, на которого именно последняя из перечисленных регалий произвела самое неизгладимое впечатление.

– Простите, – вкрадчиво встрял Скупой, – а можно вас как-то покороче именовать? Ну, господин Ко или господин Цин?

– Товарищ Ленин, – шепнул Серега Сашке на ухо, вспомнив ее ассоциацию.

– Лучше полностью, мой любезный друг, – сипло, но с достоинством отвечал Лидкин знакомый. Потом посмотрел на Скупого как-то излишне проникновенно, словно просвечивал рентгеновским взглядом, и уверенно изрек. – Кошелек.

– Простите? – не понял Скупой.

– Ах, – хохотнула Лидка, – я забыла сказать, что господин Ко Си Цин говорит образно. Вас, Леонид, он видит именно Кошельком. Делайте выводы.

– Что ж, я рад. Хорошо, что не дерьмом обозвал.

– А я? – весело спросила Сашка.

Ко Си Цин глянул на нее так, что Сашке стало неуютно, потом он закрыл глаза, глубоко вдохнул воздух широкими жадными ноздрями и прошептал:

– Ангел…

– У-у… – разочарованно протянул Серега.

– А что тебя не устраивает? – возмутилась она.

– Нет. Это духи «Ангел», – кривенько ухмыльнулся Ко Си Цин, – а она Орхидея. Тонкие лепестки, хрупкая душа, много печали…

Сашка сцепила пальцы в кулаки с такой силой, что чуть не воткнула ногти в ладони. Легко, думаете, сохранять непринужденную улыбку на устах, когда на душе кошки скребут? Она едва отвлеклась от тягостных раздумий о судьбе Павла, и вот, пожалуйста, о нем тут же напомнил совсем посторонний человек. Ну и вечерок!

– А обо мне можете что-нибудь лестное сказать? – Серега аккуратно подхватил ее за локоть, словно почувствовал, как ей неуютно, и желал выказать ненавязчивое участие. Ему это было настолько несвойственно, что Сашка вздрогнула от неожиданности, подумав: «Ну надо же!»

– Воин, – не раздумывая, ответил ему почетный йог.

– Что значит – Воин? – Сереге, скорее всего, показалось обидным, что на определение его образа специалисту понадобилось меньше секунды. Он-то рассчитывал как минимум на часовое мучительное размышление. Еще бы, столь уникальное явление, как Серега, и всего секунда!

– Воин значит Воин, – отчеканила за своего психоаналитика Лидка и уперлась взглядом в Андрея Фокина. – Меня больше интересует вот этот молодой человек.

– Как это? – тут уж Серега покраснел от обиды.

Предсказатель взял Лидку за руку и, вместо того чтобы обратить свой звездноокий взор на предложенного его вниманию Фокина, снова повернулся к Сашке. Смерил ее долгим, мучительным для последней взглядом, потом тихо и как-то печально произнес:

– Он придет. Но он не тот, кого ты ждешь…

С этим Ко Си Цин медленно развернулся и пошел к дверям. Лидка напоследок многозначительно округлила глаза и посеменила за своим духовником.

– А кого ты ждешь? – тут же поинтересовался у Сашки Скупой.

– Не твое дело, – грубо ответила она и подумала вслух: – Как это может быть: не тот, кого ты ждешь?

– А это… как если бы ты пиццу заказала с ветчиной, а тебе принесли с анчоусами, – растягивая слова, изрек Фокин и демонстративно зевнул: – Пицца осталась, а наполнитель заменили. Видимо, это самое великий психоаналитик Ко Си Цин и желал выразить.

– Да ладно тебе! – фыркнул Серега. – Какой он, к черту, Ко Си Цин! Косицын из Рязанской губернии. Разбей фамилию по слогам и неси околесицу – вот и вся наука. Получается, что все мы тут немного аналитики.

– Да, но не все мы психи-аналитики, – вздохнул Скупой. – И слава богу.

Прием набирал обороты. Аркадий Петрович спустился в гостиную, приветствовал гостей, потом заиграл струнный квартет. Деревья английского сада по торжественному случаю украсили паутиной проводов с маленькими желтыми огоньками, отчего все они сразу стали похожими на шахматные фигуры, расставленные неправильно. Возле подсвеченного подводной иллюминацией бассейна устроили столы, а немного подальше оркестрик играл латиноамериканские мотивы. Рядом с ним была устроена танцплощадка. Каждый мог найти себе занятие по душе. Многие сразу направились к бассейну, наплевав на струнный концерт. Остались лишь самые ярые почитатели классической музыки. Или те, которые желали присутствовать рядом с хозяином дома, который наслаждался музыкой. Сашка забилась в угол, замерла на скамье с гнутыми ножками, превратившись в дополнение к интерьеру. Больше всего ей хотелось сбежать в свою комнату, но такой вольности она позволить себе не могла. Мало ли кому из гостей вдруг захочется пообщаться именно с ней, и если ее, не дай бог, не найдут, Виола из-под земли достанет и примется занудно распекать. Так лучше уж она посидит в этой треклятой гостиной, все равно, кроме Сереги и прочих ее друзей, никому она особенно не нужна. Ну подошли с десяток отцовских друзей, поцеловали ручку, потрепали по щеке, отметили, что она опять выросла и похорошела. (Десять лет подряд одни и те же фразы. Что же они скажут, когда она состарится и подурнеет?)

В гостиной было торжественно и все-таки довольно многолюдно – человек сорок гостей. Все они либо чинно сидели перед эстрадой, либо стояли группками у стен, тихо переговаривались, тянули выпивку из бокалов, словом, все как обычно. Из знакомых были почти все – отец, Виктория, Виола, Борис, родители Сереги и Андрея Фокина, отец Скупого, еще несколько папиных друзей, близких коллег по бизнесу, несколько правительственных чиновников с женами, несколько депутатов с красными физиономиями, похожими на фонари над неприличными заведениями, немного былых тетушкиных ухажеров, а также два посла.

«Удивительно одинаковые эти послы. Как близнецы, хотя и представляют разные страны: оба высокие, подтянутые, седые и усатые. У них даже выражение лиц совершенно одинаковое…»

Тут Сашкины мысли прервала домоправительница Валя. Она осторожно тронула ее за руку и ласково прошептала:

– А чего ты тут грустишь в уголочке? Пошла бы к своим, потанцевала.

«Почему она решила включить в свои обязанности слежку за моим настроением?» – Сашка с подозрением глянула на отца, подумав, что это его указание, но тот о чем-то увлеченно беседовал с Серегиным отцом.

Тогда Сашка пожала плечами, лаконично ответив:

– Не хочется.

– Да ты совсем сникла, деточка, – Валя вздохнула. – Вышла бы хоть на улицу. Совсем бледная.

– Мне так и не позвонили? – надежды у нее не было. Одна тоска.

– Да что же это такое, – всплеснула руками домоправительница, – кого же ты так ждешь?

– Валя, – вкрадчиво обратилась к ней Сашка, – это мое любимое место.

Она кивнула на музыкантов, призывая ее к тишине. Та, поняв, что ее присутствие излишне, молча отошла.

«Ну почему мне даже пострадать спокойно не дадут!» – она в который раз усилием воли сдержала слезы.

«А может быть, я ошиблась в Павле? Может, я зря мучаюсь? А он где-нибудь замечательно развлекается. Подумаешь, пообещал позвонить малознакомой девчонке. Разве это серьезно для такого красивого парня? Да он, наверное, в тот же вечер еще какую-нибудь дурочку встретил, покатал ее на катере и тоже пообещал позвонить. Ведь могла же сразу догадаться, что все это несерьезно. Надо же, на улице познакомилась, и сразу большая любовь. Романтически настроенная идиотка!»

– Сашенька, – Валя снова тронула ее за руку, – тебя к телефону.

– Что? – не поняла та.

– Тебя к телефону, детка. Приятный мужской голос.

Она дернулась, гостиная вдруг поплыла перед глазами.

– Ты слышишь? Подойди в своей комнате, ладно?

– Конечно, – порывисто вскочив, она качнулась назад, едва снова не упав на скамью.

Валя ее поддержала под руку:

– Ну иди же. Иди.

«Не может быть! – мелькнуло в Сашкиной голове. – Это на него совсем не похоже!»

Она понеслась вон из гостиной, быстро миновала холл и полетела вверх по ступенькам.

* * *

– Не знаю, что с кредитами. Мы вряд ли что-нибудь путное узнаем, пока наши туда не поедут с миссией, – рассеянно ответил Аркадий Петрович. Ему совсем не хотелось говорить о делах.

Весь этот день, да и предыдущий тоже, он никак не мог понять, что с Сашкой. Она выглядела весьма неважно. Почему-то стих уже привычный шум у бассейна, где с самого начала лета резвились ее друзья. Но последние два дня бассейн был пуст. А сегодня Валя доложила, что Саша вообще весь день из своей комнаты нос не казала. И вечером вышла к гостям такой, что краше в гроб кладут, – бледная, круги под глазами, наверное, от слез, какая-то изможденная. Он хотел поговорить с ней, но вчера как-то не случилось: приехал он слишком поздно, а сегодня с утра снова пришлось решать деловые вопросы. И ни минутки ему не дали, чтобы зайти к Сашке в комнату. Он было успокоился, когда Виола с Викторией занялись ее вечерним туалетом, да, похоже, напрасно – наряд Сашку не порадовал, а навел на нее еще большую тоску. Подспудно Аркадий Петрович понимал, что начались эти странные перемены с дочкой позавчера, когда она была в Москве с Викторией. Но что там произошло, ему так и не удалось выяснить. Ни Рябой, ни сестра так к нему в кабинет и не заглянули, а ловить их по дому у него просто не было времени.

Он и не рад уже был, что затеял этот дурацкий прием, которому домашние отдали все силы, и ни у кого не нашлось времени поговорить по душам с Сашкой. Виола с Борисом крутились как белки в колесе, Виктория тоже. Еще бы: устроить такой праздник за трое суток – все организовать, все проконтролировать. Нормальные люди готовятся к подобным торжествам загодя, но только не Мамоновы. У них в доме все уже давно с ног на голову поставлено – словом, сумасшедший дом, а не милый сердцу тыл. Как окажешься в этом муравейнике, так все тело зудит от нервной чесотки.

«Нужно что-то тут менять, – наконец решил Аркадий Петрович. – Нет. Не что-то, а все менять. И начать нужно с меня самого. Уберу к чертям кабинет из дома. Дома нужно заниматься семьей, а не делами. Дела в конце концов до утра подождать могут…»

Тут он покосился на Марка Коновалова – отца Сереги и своего нынешнего собеседника. Вернее, тот думал, что он все еще собеседник, вещал о чем-то пламенно, похоже, о том, что не развивать отечественное самолетостроение для России гораздо выгоднее, чем развивать. А может быть, он говорил о танках или еще о какой-то технике. Оборонка была его любимой темой. Он ничего не понимал в отличиях современных, только что разработанных в каком-то там НИИ снарядах от уже используемых, но точно знал, что производство этих снарядов, поставленное на поток, принесет огромный ущерб. Может быть, когда-нибудь это все и окупится, но его любимой поговоркой была: «Жаль только жить в эту пору прекрасную уж не придется ни мне, ни тебе». Обычно его рассуждения на тему вооружения или скорее разоружения армии были слишком витиеваты и уж точно не могли являться темой для светской беседы на приеме. Но Марк настолько увлекся своими идеями, что уже часа два без малого растолковывал сам себе, как, что и где устроить, думая, что убеждает Аркадия Петровича. Тот же лишь присутствовал. Мысли его блуждали далеко от этих проблем.

– Марк, тебе когда-нибудь приходилось слышать голоса?

Собеседник настолько опешил, что замер на полуслове. В глазах Аркадия Петровича вдруг мелькнул интерес, который отсутствовал на протяжении всего времени, пока тот рассказывал ему о столь занимательных делах. И вот, пожалуйста, как хочешь, так и понимай!

– Голоса? – наконец выдавил из себя Коновалов.

– Именно, – кивнул хозяин дома.

Сомнений не было. Марк пошел красными пятнами. И от волнения, и от злости. С трудом взяв себя в руки, решил уточнить:

– Какие голоса?

– Потусторонние, – вполне серьезно и ничуть не смутившись пояснил Мамонов.

«Ну и дела, – изумился про себя Коновалов. – Сейчас не время для помешательства».

– Значит, потусторонние… – Он пожевал губами, покачиваясь взад-вперед с таким важным видом, словно его попросили оценить рентабельность сделки, потом вздохнул и признался: – Нет. Потусторонних голосов я не слышал. Если не считать вечное щебетание моей жены, которая ни на секунду рта не закрывает. Иногда мне кажется, что ее голос навсегда поселился в моей голове. И щебечет там, и щебечет…

Марк кисло скривился.

– Хочешь поговорить о голосах? – как ответ на вопрос раздалось в ушах Аркадия Петровича.

Он ждал этого. Теперь он все время этого ждал. И тем не менее вздрогнул, как в первый раз.

Коновалов, глядя на друга, ставшего в секунду белее первого снега, схватил его за плечо:

– Аркадий! Эй! Аркадий!

Голос его уносился далеко, в бездну:

– Эй! Кто-нибудь! Да помогите же, мать вашу!

Мамонов его уже не слышал, остатками зрения он видел наползающий серый туман на перекошенное от возбуждения красное лицо Марка.

– Я пришел… – прошелестело где-то совсем рядом.

– Пришел? – растерянно повторил Аркадий Петрович и оглянулся, но ничего, кроме клубящегося тумана, не увидел. Где-то в глубине этой мягкой мути носились черные тени. – Включите свет! – заорал он так громко, что затряслись стены. С потолка посыпалась труха, падая на паркетный пол мягкими хлопьями. – Кто ты?

На стенах взорвались все зеркала, обсыпав все вокруг серебряными осколками.

– Теперь вопрос не кто я, а где я, – спокойно ответили ему. – Я пришел.

– Что тебе нужно?

– Когда же ты начнешь задавать правильные вопросы? – несколько посетовал голос. – Я пришел.

Аркадий Петрович потер глаза ладонями. На мгновение, словно прорвав серый лист, он увидел свою цветную гостиную, неестественно медленно, будто в рапиде, суетящихся людей и черную тень между окнами. Человеческую тень.

– Я стою у дверей твоего дома, – прошептали ему на ухо.

– Нет, – не поверил Мамонов.

– Я не люблю ждать. Обычно я этого и не делаю никогда…

* * *

Мамонов лежал на диване. Над ним нависали знакомые, насмерть перепуганные лица.

Повсюду слышалось встревоженное перешептывание: «Зеркала… разом… плохой знак!»

Виола сидела перед ним на полу, плакала и держала его руку.

– Сейчас будет врач, папочка. Сейчас, уже вызвали.

– Не стоит, – прохрипел он и попытался подняться.

– Тебе не стоит двигаться, – Виктория мягко, но уверенно прижала его плечи к подлокотнику дивана. – Дождемся доктора.

– Я сказал, нет! – с несвойственной ему резкостью при общении с близкими ответил ей Мамонов и, преодолев ее усилия, все-таки сел.

Потом устало улыбнулся всем окружающим и никому конкретно:

– Такое бывает. Слишком много шампанского. Терпеть не могу напиваться. Извините.

– Но папа! – прохныкала Виола.

– Ничего, ничего, детка, – он погладил ее по голове и, опершись на предложенную Борисом руку, с трудом поднялся на ноги. Он оглядел всех пустым взглядом. – Прошу прощения. Пожалуй, пойду прилягу.

Он двинулся к дверям при полном молчании гостей. Потом повернулся к ним и, улыбнувшись еще раз, развел руками:

– Ну, что с вами такое. Что я, не человек – напиться не могу?!

Некоторые неуверенно заулыбались.

– Прошу вас, продолжайте, – он махнул рукой к сбившимся в кучку музыкантам. – Я быстро приду в себя и скоро вернусь.

– Папа, – Виола подскочила и рыпнулась было за ним, но он остановил ее жестом и, отрицательно покачав головой, медленно пошел в холл.

У лестницы он натолкнулся на Валю. Та втолковывала что-то одному из нанятых на вечер официантов:

– Я не понимаю, где вы обучались? В рабочей столовой в Житомирской области?

Тот молча внимал, повинно понурив патлатую голову.

– Посмотри, пожалуйста, стоит ли кто-нибудь у парадной? – Аркадий Петрович тронул ее за локоть.

– У парадной? – она деловито кивнула и пошла к двери.

– И если стоит, пригласи его в кабинет, – крикнул он ей вслед и, ухватившись за перила, начал восхождение по лестнице.

* * *

Сашка распахнула дверь в комнату с такой силой, что та грохнулась о стену. На мгновение застыв на пороге, она глубоко вздохнула и медленно подошла к телефону. Взяла трубку, опустилась на кровать и, наконец, тихо ответила:

– Я слушаю.

– Привет, – прозвучал в ухе до тошноты знакомый голос.

Она почему-то даже не удивилась. Она и ожидала чего-то в этом роде.

– Серега, это даже не смешно!

– А так? – он вошел в комнату, все еще говоря с ней по своему мобильному. – Так веселее? Ну скажи на милость, как еще я мог бы вытащить тебя из гостиной?

Положив трубку на аппарат, она устало взглянула на него. Серега улыбнулся. Он был очень хорош собой – высокий, черноволосый, загорелый. Да и смокинг ему шел. Но в эту минуту Сашка сочла его совсем непривлекательным. Его веселость ее раздражала. Она почти ненавидела его, хотя не могла понять почему. По сути, он ведь ничего ей не сделал. Во всяком случае, пока. Хотя, по всей видимости, собирался.