Текст книги "Дом с привидением"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Глава 3

Лидка ворвалась в столовую в тот момент, когда Сашка и Виктория уже допивали утренний кофе, и тут же обрушила на них шквал своего негодования.

– Ну почему, скажите мне, почему я обо всем узнаю последней?! – взвизгнула она со слезами на глазах и плюхнулась на свободный стул.

Благо свободных стульев в это время имелось предостаточно. Отец, Виола и Борис давно должны были уехать по делам, Сашкины друзья обычно подтягивались в их дом только к полудню, так что в столовой, кроме двух дам, больше никого и не было.

– И Вовочка тоже хорош! – плаксиво заключила Лидка. – Ни словом не обмолвился о твоем приезде!

– Лида, ты не меняешься, – улыбнулась Виктория, потом встала, подошла к двоюродной племяннице и заключила ее в объятия. – Здравствуй, дорогая!

– В этом доме мне никто ничего не говорит. Я для них – пустое место, – грустно заявила та.

– Пустое место не селят в отдельных апартаментах, – тетушка нежно погладила ее по голове, как маленькую капризную девочку. Впрочем, несмотря на свои 30 лет, Лидка по своей сущности и была таковой.

– Нет, ну почему я ничего не знала, а? – она обратила гневный взгляд на Сашку.

– Понятия не имею, – хмыкнула та. – Последнюю неделю все только и говорили о приезде Виктории.

– Вот видишь! – Лидка всхлипнула. – Всегда так. Шепчутся за спиной.

– Во вторник у нас прием. Это чтобы ты потом меня не упрекала. Я предупреждаю, – Сашка встала из-за стола.

Не то чтобы она Лидку не любила, просто старалась держаться от нее подальше. Та умела вывернуть ситуацию так, что любой человек, находящийся в ее поле зрения, нес ответственность за ее неудачи, за плохую погоду, за положение в стране, за то, что ее кто-то нечаянно толкнул на улице, словом, за все то, что на этот момент отравляло ее существование. И Сашка была не единственной, кому не очень хотелось попадаться Лидке на глаза, – все с ней общались через «не хочу». И только два человека находили с ней общий язык – Аркадий Петрович, который просто не воспринимал ее жалобы и упреки, да Виктория.

Сашка решила оставить их вдвоем, хотя и считала это несправедливым. Во-первых, Вика – ее родная тетя, а Лидке – лишь двоюродная. Во-вторых, им самим так и не удалось поговорить по душам. Вчера было не до того – слишком много посторонних. Когда все разошлись, шел уже третий час ночи, какие тут разговоры. А сегодня вот только собралась Сашка рассказать тетушке о том, чем жила последние пять лет без нее, как явилась Лидка. Вообще-то Сашка имеет законное право послать ее к чертям, выдворить из столовой, но не больно-то поговоришь в таком случае: тут же начнутся все эти Лидкины истерики, вызывание «Скорой помощи», стенания и собирание вещей, чтобы покинуть этот негостеприимный дом. Хорошо, если дело окончится только этим. Однажды Лидка даже в бассейн ходила топиться, потому что ей мороженое подали подтаявшее. Все съели какое было, а она прицепилась, мол, всем нормальное, а мне – самое плохое. С этим и понеслась к бассейну. Еле откачали. Не Лидку, разумеется, – та споткнулась по дороге, растянулась и закончила вечер, рыдая в розовых кустах. Откачивали Виолетту, у которой ухо заложило от Лидкиного крика.

Вот такой дурдом!

Сашка решила переждать в библиотеке. Просто пора хоть немного заняться английским. Не в том смысле, что учить – она превосходно знала язык, иначе не намеревалась бы поступить в Хьюстонский университет, – нужно было подбить программу местных колледжей: дочитать в конце концов Сэлинджера, кое-что посмотреть из Курта Воннегута на их родном языке. А то явишься на журналистский факультет со своими русскими представлениями о тамошних классиках литературы. Несолидно.

Библиотека располагалась в правом крыле дома, там, где находились спальня, приемная и кабинет отца. А поскольку его в такой час уже дома быть не могло, то Сашка бодрой поступью направилась по широкому коридору третьего этажа. Вообще-то ходить тут, когда отец находится в кабинете, не приветствовалось. Когда он работал, то не любил посторонних шумов, даже шаги по мягкому покрытию в коридоре его раздражали. Но теперь же его нет? Сашка даже подпрыгнула, постаравшись приземлиться с особо циничным грохотом. Никто на нее не цыкнул. Осмелев от безнаказанности, она решила вспомнить занятия в балетной академии прямо здесь, посреди коридора и, собравшись, прыгнула в пируэт. На сей раз приземление вышло неудачным: нога подвернулась, и она растянулась на полу.

В этот момент дверь отцовской спальни приоткрылась. Так, словно кто-то собрался из нее выйти, но задержался на минуту. Сашка замерла, сидя на ковре враскорячку. Из спальни послышались голоса.

– Знаешь что, Аркаша, можешь меня убеждать как угодно, но ты поступаешь нечестно! – обиженно заявила кухарка Галя.

К великому удивлению Сашки, отец, которого она считала давно отбывшим на работу, глухо ответил:

– Галюнь, я просто устал. Я не в силах сейчас начинать кампанию по твоей легализации. Просто не в силах. Отложим.

– Но это же прекрасный повод! Вся семья в сборе, даже твоя сестра. Когда, если не сейчас? Если я появлюсь с тобой на приеме…

– Да ты хоть думай, как это будет выглядеть! – с неожиданной силой взревел отец. – Удар для девчонок, удар для Вики. В конце концов, это ее праздник ты собираешься испортить!

– Испортить? – Галя повысила голос. – Испортить?! Ну еще бы – кухарку вывести в свет в бальном платье. Большего унижения и придумать нельзя! Неужели ты не понимаешь, как меня обижаешь? Я ведь человек, я женщина. – Тут повисла пауза. Вопрос остался без ответа. Тогда Галя сама ответила, тихо и грустно: – Ну конечно, ты понимаешь. Это я ничего не понимала до сих пор. Я надеялась на что-то. Вернее, я надеялась, что ты действительно сделаешь меня равной, что когда-нибудь представишь всем своим как… я идиотка.

Ее рука толкнула дверь. Сашка затравленно огляделась по сторонам в поисках укрытия. Все двери были заперты. Некоторые, наверное, даже на ключ. И тут она узрела щелочку в двери малой приемной, в той, которая обычно бывает как раз закрыта, потому что является смежной с кабинетом и в нее никто не заходит из коридора, поскольку с другой стороны к кабинету примыкает большая приемная. Наличие как большой, так и малой приемной было лишено практического смысла, так как все посетители проходили сразу в кабинет к отцу. Именно эта неожиданно открытая дверь оказалась спасением для Сашки, которая здраво рассудила, что раз уж отец скрывает свою связь с Галей, то, следовательно, ему будет неприятно узнать, что его дочь подслушала не самую приятную сцену из их романа. Она живо встала на четвереньки и поползла к приоткрытой двери.

– И знаешь что, я ведь не сдамся. Я тебе еще отомщу, – гневно заявила Галя, видимо, напоследок.

– Я тебя умоляю, – устало прокряхтел отец, – не кидайся угрозами в мой адрес. Вопрос ведь только во времени.

– Вот именно.

– И не пытайся меня шантажировать. Ты знаешь, чем такое кончается, – в его голосе не было ни тени угрозы. Только усталость и нежелание продолжать бессмысленный спор.

Сашка толкнула лбом дверь, влетела в комнату и тут же уперлась макушкой в чьи-то колени.

– Ничего себе! – это она выдохнула, когда подняла голову и посмотрела на владельца мясистых коленок. – А ты что тут делаешь?

– То же, что и ты, – прячусь! – Борис развел руками, потом испуганно прижал палец к губам.

По коридору просеменила Галя.

Спустя пять шагов она с кем-то не слишком приветливо поздоровалась. Мимо двери в маленькую приемную снова прошли, а затем послышался веселый голос Виктории:

– Вот это да! А мы с Сашкой думали, что ты уже на работе.

– Мне кажется, я простыл, – ответил Аркадий Петрович и быстро оправдал пребывание кухарки в своей спальне: – Галя принесла мне завтрак. Голова раскалывается.

Сашка удивленно посмотрела на Бориса:

– А почему так хорошо слышно?

Тот подал ей руку, чтобы она поднялась наконец с пола, и снова призвал к тишине, указав на открытые двери между комнатами.

Действительно, получалось одно пространство со спальней. Сашка отметила, что если бы ей вздумалось вползти из коридора в большую приемную, отец бы заметил ее вторжение. Она облегченно вздохнула – хорошо, что не вползла тем путем.

Тут она поднялась на ноги и осмотрелась. И удивилась, увидев в комнате еще двух людей.

– Ничего себе! – воскликнула она. – Так вы что же, все вместе прогуливаете?!

Виолетта быстро взяла ее за руку и потащила вон из приемной. За ними так же стремительно и бесшумно вышли Борис и Валерий – один из охранников отца.

Только очутившись на лестнице, Виола сочла уместным пояснить:

– Мы работали в своем крыле, потом решили зайти к отцу перед отъездом, потому что Борька увидел, как Галя понесла ему завтрак. Ну и услышали в коридоре разговор, так же как и ты.

– А вы что, ходите по дому с телохранителем? – усмехнулась Сашка, кивнув на сумрачного Валерия, которого сама называла Валерищей за внушительные размеры тела и суровый взгляд.

– Да он тоже шел к отцу отпроситься до вечера, раз тот все равно дома остался, – пожала плечами Виола. – Впрочем, чего это ты повадилась вопросы задавать?!

Она обернулась к Борису и покачала головой:

– Н-да… Неприятно. О Галином чувстве к папе нужно было бы знать пораньше. Теперь я просто и не знаю, что предпринять…

– Ну вас, – обиделась Сашка. – Устроили тут тайны мадридского двора. Спрятались от всех. Очень вы нужны кому-то!

Она вознамерилась сбежать по ступенькам, но Виола придержала ее за локоть:

– Сань! Я тебя прошу: не говори о том, что слышала. Особенно отцу.

– Борьку лучше попроси, – она вырвалась и поскакала вниз. – Он быстрее проболтается.

* * *

Папа и Галя? Папа и наша кухарка Галя!!! Я уже полчаса повторяю эту фразу, но все никак к ней не привыкну. Во-первых, потому что впервые за всю свою жизнь обнаружила, что папа не просто папа, а мужчина, которому нужна женщина. Ничего себе открытие! День явно не задался, раз с утра такие потрясения. А во-вторых, папа всегда был тонким ценителем «высокого класса». Он вино-то простое не пьет, не говоря уж о коньяке, – только такие марки, которые при написании в одну строчку не умещаются. Что уж тут о женщинах говорить. Лично я, когда задумывалась о том, что он рано или поздно все-таки присмотрит себе даму, полагала, что она будет совершенством вроде Виктории – образцом вкуса и стиля, и по происхождению не меньше, чем какая-нибудь принцесса Лихтенштейна, между прочим. И вот на тебе – кухарка Галя, от которой и духами-mo редко когда пахнет, все больше приправами, а одевается она вообще черт-те как, и руки у нее неухоженные. Господи! Тут бы глазам не поверить, но я же видела! И слышала. Ужас! Интересно, как долго продолжается их роман?

– Я думаю, года два.

Сашка вздрогнула. Ручка выпала из ее рук и клацнула о бетонную ступеньку крыльца, на котором она сидела.

– Ничего себе манеры, – она перевернула тетрадь так, чтобы Виктория не могла видеть ее записи, хотя смысла это действие никакого не имело, она уже успела прочесть их до конца.

– Прости, сама ты ведь не скажешь… – Вика села рядом и положила голову ей на плечо.

– Это не оправдание, – буркнула Сашка. – А откуда ты знаешь?

– Мой брат умеет держать в себе все, кроме личных эмоций. А Галя даже не пытается скрывать свои пылкие взгляды. Так что догадаться было нетрудно.

– Я одна такая дура, да? Все уже давно знают?

– Мы с тобой единственные существа в этом доме, не занятые от зари до зари производственными проблемами. Но ты молоденькая девочка, а я – опытная тетка, поэтому мне все стало ясно сразу, а тебе чуть позже.

– Не нам одним. Мы все вместе подслушивали, как Галя ссорилась с папой сегодня утром: я, Виола, Борька и Валерище.

– У-уу, – протянула Виктория. – Это уже серьезно. Подслушивали?

– Так вышло. Галя требовала легализовать ее на приеме в твою честь, а папа ей отказал. Но суть стала сразу ясна.

– Совсем плохо, – она выпрямилась. – Теперь за Галину жизнь я бы и гроша ломаного не дала.

Она подняла голову и долго щурилась, разглядывая перистые облака, залитые желтым солнцем.

– Намекаешь, что папа – Синяя Борода? – усмехнулась Сашка.

– В России слабое солнышко, – равнодушно заметила Виктория, – совсем не жжет.

– А я не могу без солнечных очков, – Сашка дернула ее за рукав блузки, – на что ты намекаешь?

– Намекаю? Я прямо говорю – в Техасе в это время уже печет так, что без шляпы из дома и носу не высунешь.

– Да перестань, пожалуйста. Была я в Техасе и знаю ваше солнце. Почему ты так про Галю сказала?

– Потому что она человек не вашего круга. – Виктория закрыла глаза, улыбнулась голубому небу и вытянула шею, словно подставила ему лицо для поцелуя.

– Ну и что. И почему «вашего»? Разве ты не в нашем кругу?

– Уже нет, слава богу…

– Я тебя не понимаю, – Сашка показательно пожала плечами.

– Я слышал, у вас на сегодня обширная программа? – пробасил над их головами Рябой.

– Сегодня что, все подкрадываются незаметно? – возмутилась Сашка, когда пришла в себя.

– А как я должен возвещать о своем прибытии? – усмехнулся телохранитель.

– Понятия не имею, только я чуть не умерла от разрыва сердца.

– По тебе не скажешь. Слишком румяная.

– Вот так всегда, – она обратилась к смеющейся Виктории и поняла, что искать поддержки у нее бесполезно, поэтому просто махнула на них рукой и поднялась.

Рябой галантно подал руку тетке.

– Да, я хотела кое-куда наведаться и вообще Москву посмотреть. Составишь мне компанию? – это она уже у Сашки спросила.

– Еще спрашиваешь. Я из этой тюрьмы только по большим праздникам выбираюсь. Сама города лет пять не видела, – буркнула та.

– Не стоит так преувеличивать, – опротестовал Рябой, – я тоже составлю вам компанию.

– Кто бы сомневался, – Саша отвесила ему глубокий поклон и, поднимаясь по лестнице, толкнула бедром с такой силой, чтобы он хотя бы пошатнулся.

Но Рябой не был бы Рябым, если бы не устоял на месте со скучающим выражением на роже. Только хмыкнул ей вслед:

– Не понимаю, и зачем ей нужен телохранитель?

* * *

Аркадий Петрович откинулся на подушки и закрыл глаза. И снова темнота под веками закрутилась в бешеную спираль. Путаные мысли неслись в этой черной мгле, едва задевая его сознание, превращаясь в поток несвязанных фраз. Он почувствовал легкую дурноту, словно его укачало на яхте. Его яхта – бело-сиреневая «Афродита» – тоже вспыхнула в сознании в ярких лучах желтого солнца и стремительно унеслась вдаль, оставляя за кормой легкую пену. Сколько месяцев он не ступал на ее палубу? Пять, семь, восемь? Уже не важно. Темнота, в которой он блуждал, все закручивалась и закручивалась. Он знал, что там, в середине этой бешено несущейся в глубину его мозга спирали был один-единственный вопрос – основа этого черного безумия. Единственный вопрос, которого он боялся в этой жизни. Тот, который не решался задать.

– Ты думаешь, что это конец? – донеслось из темноты.

Он хотел было ответить, но не смог. Губы его намертво слиплись.

– Спроси, – настойчиво потребовал голос.

Аркадий Петрович открыл глаза. Вернее, он попытался это сделать, но у него не вышло, потому что тьма не исчезла и в утреннем свете, который бликовал за окном, он видел все ту же черную космическую спираль.

– Ты же все время думаешь об этом, – голос был ровным и холодным. Он наполнил собой все пространство комнаты. – Ты боишься, потому что знаешь ответ.

Ему стало холодно, очень холодно. Грудь налилась тяжелой режущей болью, дыхание перехватило, словно невидимые, но сильные пальцы пережали трахею, прекратив доступ воздуха в легкие.

– Я не знаю, – из последних сил прохрипел он.

– Знаешь, – зловеще ответил голос. – Спроси.

– Нет! – прокашлял он.

– Не можешь же ты убегать вечно. Когда-нибудь тебе придется спросить. И будет слишком поздно.

– Нет! – боль сдавила ребра. Он падал в бездну черного безумия.

– Спроси!

– Не-ет! – из последних сил крикнул он, цепляясь за остатки самообладания.

И сжался, с ужасом ожидая продолжения безумия.

– Ну как знаешь, – с некоторым сожалением сдался голос.

Потом все стихло. Боль неожиданно отпустила. Так же неожиданно, как и возникла. Дышать стало легче. Аркадий Петрович открыл глаза. Яркое солнце улыбалось ему сквозь прозрачные занавески. Но оно его не радовало. Он удивился тому, что вообще-то давно уже не обращал никакого внимания на солнце, как, впрочем, и на весь остальной окружающий мир, – ему было решительно все равно, какое время года за окном. Живя среди сосен – высоких и прямых, как мачты, он не обращал внимания на запахи леса – пьянящие, особенно по утрам. Он не прислушивался к пению птиц, даже на отдыхе, когда дела теребили его меньше, он ничего этого не замечал. У него был свой мир – созданный им, огромный и искусственный, где всем этим прелестям природы не было места. У него была семья, которую он очень любил, и ее климат не зависел от того, снег за окном или июльская жара. Поэтому природа была для Аркадия Петровича безликой сферой, в которой жила его империя. Природа с ней никак не была связана и поэтому его не интересовала. И вот надо же такому случиться, он обратил внимание на солнце. Мало что обратил – понял, что оно его больше не радует. Он вдруг почувствовал себя живым существом, простым живым организмом, который находится в странной, непонятной ему зависимости от всех этих вечных вещей – солнца, ветра, запаха леса, – в зависимости от Земли. И ему стало не по себе.

– Аркадий Петрович, – робко позвали от двери.

Он вздрогнул и повернулся.

– Вам плохо?

Он пожал плечами и слабо улыбнулся секретарше:

– Почему ты здесь, Инна?

– Виола сказала, что вы весь день собираетесь работать в домашнем кабинете, – она явно не поняла вопроса. А где еще быть секретарше в рабочее время, как не рядом со своим начальником?

– Ну, да… конечно… слушай, Инна, тебе нравится солнце?

– В каком смысле? – она даже руками развела.

Ее кругленькая фигурка с раскинутыми в нерешительности руками показалась ему комичной. Он усмехнулся:

– А ты могла бы подготовить мне список моих недоброжелателей?

– Э-э… У сборщиков подписей задача более легкая. Их – миллионы.

– Ладно, – он слегка откинул одеяло, показывая, что собирается встать.

Секретарша, приняв деловой вид, ретировалась к кабинету.

– Разбери бумаги, я буду через пятнадцать минут.

Он глубоко вздохнул и спустил ноги на пушистый ковер.

Глава 4

Виктория отвернулась от окна и уставилась в затылок Рябому. От безделья, на которое обречен пассажир автомобиля, ей было явно не по себе.

«Раньше она любила ездить на заднем сиденье больших машин. Раньше она вообще любила быть королевой, которой все любуются, за которой все ухаживают, только что тапочки в зубах не подносят, – подумала Сашка. – А теперь не любит. Наверное, Америка наложила на ее сознание очень сильный отпечаток».

Она не могла понять, какая Виктория ей больше нравится – та, прошлая, или эта. Теперь тетка словно нарочно старается быть проще, чем есть на самом деле, – даже с прислугой разговаривает на равных. Раньше за ней такого не замечалось. Какие там разговоры, кроме «благодарю» вместо банального «спасибо», от нее никто из слуг не слыхал до нынешнего ее появления. Она даже приказаний никогда не отдавала, полагая, видимо, что все должны угадывать ее желания и без слов. А теперь Виктория словно спустилась с небесных высот на землю, словно перестала быть холодной богиней и превратилась в нормальную женщину. От этих перемен Сашка терялась. Она не могла понять, как вести себя с тетушкой. Конечно, и раньше она могла доверить ей любые тайны, но доверяла их скорее как безучастному душеприказчику, который мог дать правильный совет, и только. А теперь Виктория старается ее понять, она вообще старается всех понять, вникнуть в суть проблем, или по крайней мере искусно играет в это. Только зачем ей это нужно? Может быть, в ее Техасе такое поведение и приветствуется, но дома-то чего притворяться? Тут ее любой любят!

– Рябой, у меня к тебе два вопроса, – Виктория усмехнулась.

Телохранитель живо развернулся к ней и улыбнулся, обнажив ряд ровных зубов. Вообще-то он был очень даже симпатичным, только уж слишком громоздким.

– Я весь внимание.

– Меня всегда интересовало, почему вы все так коротко стрижетесь? Я имею в виду людей вашей профессии.

Он задумался на минуту, потом неуверенно пожал плечами:

– Понятия не имею. По-другому не хотел никогда… Может, профессия отпечаток накладывает?

– А почему тебя все Рябым называют? У тебя же ни одной ямки на лице?

– Это длинная история, – он смутился как ребенок, даже покраснел. Викторию это окончательно развеселило.

– Да нам некуда спешить, расскажи.

– Тетя, не мучай парня, – вступилась за него Сашка. – Тем более что он тебе все равно не расскажет. Сколько раз его пытали – ни гугу про это прозвище.

– Да ладно тебе, – Вика положила свои длинные пальчики на его плечо.

– Нет, ну в самом деле…

– Да там у него все в веснушках, – изрек шофер, которому, видимо, осточертело наблюдать одну и ту же сцену сотый раз: «Рябого спрашивают, он смущается».

– Где это там? – не поняла Виктория.

– Ну там… – пространно пояснил шофер и кивнул куда-то вниз.

– Вот же трепло! – надулся объект выяснения и отвесил болтуну шутливый подзатыльник. Тот от неожиданности резко крутанул руль в сторону, от чего машину слегка скосило на встречную полосу.

– Эй-эй-эй! – взревел водитель. – Ты хоть думай, кого везем, баловник!

– Тебе же башку оторвут, – равнодушно ответил Рябой.

– Если будешь мне мешать, бошки всем поотрывает. И тебе в том числе, умник. Авария – дело нешуточное!

Проговорив это предельно суровым тоном, шофер сосредоточенно уставился на дорогу, всем своим видом показывая, какая серьезная миссия на него возложена. Впрочем, спорить с этим в данной ситуации никто и не собирался.

– Значит, ты Рябой с секретом? – продолжала допытываться Виктория.

– Прямо с секретом! – возмутился неугомонный шофер. – Подумаешь, инструмент в мелкую точечку. Наградил бог веснушками на самом неприличном месте…

– Ладно, я подожду, пока ты машину остановишь, – пообещал Рябой.

– Слушайте, а откуда вам известны столь интимные подробности этого парня? – хохотнула Виктория.

– Вот, дождался? – ехидно поинтересовался Рябой. – Теперь нас черт-те в чем подозревать начнут.

– Почему это? – наивно удивился водитель. – Мы ведь уже три года каждый день вместе ездим. Всякое бывало.

– Ой, молчи лучше. – Рябой демонстративно уставился в окно, закрыв тем самым скользкую тему.

«Ненавижу Америку! Ненавижу! – в наступившей тишине подумала Сашка. – Что в этой стране с приличными людьми делается? Чтобы раньше Вике пришло в голову заговорить на подобные темы? Да еще с мужчинами?! Она всегда была выше пошлых шуточек. Они ее даже не развлекали. А теперь вот болтает, как кухарка Галя…»

Тут ее мысли переключились на Галю:

«Все-таки странно, что она папу смогла увлечь. Не понимаю… Вокруг так много красивых женщин, в которых можно по уши влюбиться! Взять хотя бы… да хотя бы Людмилу – милая дама, чуть постарше Виолы. Сестра Серегиной матери, у нее муж погиб три года назад, и она вроде бы всегда проявляла к отцу некоторое расположение… Впрочем, кто только не проявлял к нему расположение. Их же сотни – этих красивых дам: и телезвезды, и певицы, и банкирши какие-то, что ни прием, то десятки сверлящих взглядов. Кажется, пальцем он их помани, они и пойдут за ним на край света. Конечно, все они волчицы, и от отца им всем что-нибудь да нужно (по большей части в валюте). И все равно они шикарные. Они хотя бы стоят своих претензий. А Галя – это же бред какой-то!»

– Так, где будем швартоваться? – деловито спросил водитель.

Виктория во все глаза таращилась на проплывающие за окном фонтаны Поклонной горы.

– Вот это да! – восхищенно выдохнула она. – А роллеров-то сколько!

– Ну, у нас тоже двадцатый век на исходе, – усмехнулся Рябой. – А что вы ожидали увидеть?

– Не это, – честно призналась Виктория. – Я помню Москву пятилетней давности. А теперь просто европейский город.

– Ты еще в наших магазинах не была, – фыркнула Сашка, – европейский шик и японские цены.

– Надеюсь, что не в иенах.

– В рублях, но таких, от которых даже у японцев глаза округляются.

– Хочу в такой магазин, – неожиданно заявила Виктория.

– Давай в «Галерею Актер», там ей понравится, – приказала Сашка.

Перспектива хождения по магазинам ее не радовала, но раз Виктория желала, отказать ей было бы жестоко. Она представила себе, как бродит среди ярких витрин, улыбчивых продавщиц и дорогих шмоток на вешалках, и ее начало подташнивать.

– Шопинг! – на американский манер радовалась тетушка, потирая руки. – Шопинг! Обожаю!

– Шопинг – это когда покупаешь товар со скидкой, – со знанием дела заявила Сашка. – В «Галерее Актер» на это можешь не рассчитывать.

– Все равно здорово, – Вика даже порозовела от предвкушения развлечения, одной ей понятного (потому что все остальные весть о предстоящем «шопинге» восприняли с постной обреченностью). – Тебе как будущей американке нужно знать, что американцы 80 процентов своей жизни проводят за шопингом.

– Ага, – кивнула Сашка, – а остальные двадцать – у телевизора. Весело живут ребята!

– В такой жизни есть свои прелести.

– Не сомневаюсь, – угрюмо ответила Саша.

– Вам нужно посмотреть ночной город, – Рябой снова блеснул белизной зубов по направлению к Виктории. – Вот это действительно зрелище. Вот сейчас Тверская просто улица, да? А ночью – это же сплошной взрыв! Красота…

– Это мы прямо сегодня и увидим, – тут же воодушевилась она.

* * *

Сашка рассеянно следила за внушительной фигурой Рябого, который стоял у стойки небольшого барчика и вяло потягивал безалкогольное пиво. Парочка девушек в зале этого ресторана уж точно терзала его томно-вожделенными взглядами. Но Рябой этих взглядов не замечал. Для него все присутствующие, в том числе и красотки с длинными ногами, которые те активно, но совершенно напрасно ему демонстрировали, были лишь безликими фигурами, не излучающими опасность. Он смотрел повсюду и в никуда – профессиональный рассеянно-внимательный взгляд. Как у него такое получается? Странно, что Виктории вообще удалось затащить его в этот не изведанный им заранее ресторан. У Сашки такие номера с ним не проходят. Обычно он разрешает ей входить только в те помещения, планировку которых отлично знает. Таких мест в Москве немало, но все они ей уже осточертели. Да какая, в сущности, разница – этот незнакомый ресторан или сотни знакомых? Все они одинаковые. Все равно, где бы она ни была, у нее ощущение «короткого поводка», на котором ее выгуливают.

– Я думала, что увижу богатую и счастливую девочку, а встретила восковую фигуру из собрания мадам Тюссо, – с тихой грустью произнесла Виктория, глядя на племянницу.

Та опустила глаза:

– Просто прилавки с бижутерией давно уже не приводят меня в состояние благоговейного трепета. Даже если эта бижутерия от Живанши или Своровски.

– Ты никогда не нарушала правил?

Сашка удивленно уставилась на тетку. В глазах той плясали задорные искорки. Она помолодела лет на двадцать и сейчас походила на ее сверстницу.

– Скучно же всю жизнь ходить по одной половице.

– Как Виола?

– Точно. Не понимаю, как она до сих пор не спятила. – Виктория усмехнулась: – Как ты думаешь, почему я сбежала?

– Сбежала? Я полагала, ты уехала за любимым человеком, вышла за него замуж и живешь счастливо. Если тебе все это угодно называть бегством, ты вправе это именно так и называть.

– Ответ неверный, – она легонько щелкнула ее по носу. – Кто ты?

– Вика, ты скачешь по вопросам с такой скоростью, что у меня голова уже кругом пошла. Я не понимаю.

– Ты задавала себе вопрос, кто ты?

– А ты? Ты задавала?

– Так, Аркадий Петрович номер два, – она снова щелкнула ее по носу. – Это ведь его манера переадресовывать вопрос. Ладно, тебе скажу. Я спросила себя: «Кто я?» – только один раз и, ответив на него, нарушила все существующие правила.

Сашка зачарованно выдохнула:

– И какой же был твой ответ?

– Я спросила себя: «Кто я?» И ответила: я женщина-совершенство, я искусствовед, я изысканная красавица, которой все восхищаются, сестра своего брата – Аркадия Мамонова.

– Ну? – Саша передернула плечами. – Это же правда.

Виктория легко отмахнулась, так нарочито небрежно, как только она умела это делать:

– В том-то и дело, что нет, девочка моя. Все, о чем я только что сказала, – есть иллюзия, которую создал твой папа, а мой братец. И только. А я? Получалось, что я – иллюзия?

– Меньше книжек по философии нужно было читать, – буркнула Сашка.

– Пока мы здесь, пока мы в империи Мамонова, мы все – его иллюзии. И не более. Можно такими и оставаться, но понять, кто ты на самом деле, можно только на свободе.

– И кто ты?

– Я? – тут Вика задумалась, покосилась на застывшего у стойки Рябого. Сашка знала, что это очередной трюк, чтобы продлить паузу. – Не знаю…

Ответ был предельно честным. Это она поняла по потемневшим глазам тетки.

Сашка перешла на шепот:

– Тогда в чем суть твоего бунта? Столько треволнений, чтобы сложить лавры и стать никем? А где смысл?

– Смысл в том, что теперь у меня есть будущее. Что мне было уготовлено в империи брата? Купаться в иллюзиях до конца жизни?

– А разве это плохо?

Виктория улыбнулась ей с ласковой снисходительностью, как дурочке:

– Для кого-то, может быть, и нормально, для меня неприемлемо.

– И не нужно на меня так смотреть, я не идиотка, – Сашка вдруг разозлилась, даже покраснела. – Я отлично понимаю, о чем ты говоришь. Бог даст, у меня тоже будет шанс распрощаться с иллюзиями. И не позже чем через два месяца.

– Думаешь, в Хьюстоне что-то изменится? Нет, измениться должно вот здесь, – тетка приложила руку к груди. И тут же снова превратилась из задумчиво-поучающей тетушки в озорную подружку. – Так ты не пробовала нарушить правила?

– Да как-то не приходилось… – Саша почувствовала, как кровь закипает, начиная почему-то от колен, медленно поднимаясь щекочущей волной выше и выше, пока мочки ушей не зачесались.

– А как насчет попробовать? – услыхала она уже ожидаемый вопрос. – Прямо сейчас, а? – Виктория покосилась на Рябого.

– Что ты имеешь в виду? – Саша потупилась, боясь, что телохранитель со свойственной ему собачьей интуицией уже заподозрил неладное.

– Сбежать от него не хочешь?

– Шутишь! Это невозможно. Я попытки забросила года три тому назад, – она даже фыркнула, чтобы недотепа-тетушка поняла всю абсурдность своего предложения.

– Значит, плохо пыталась. Давай я тебе помогу. Побродишь по Москве в одиночку, разве ты не этого хочешь больше всего на свете?

– Конечно, хочу, – Саша схватилась за ложку и сунула в рот подтаявшее мороженое. Проглотила его, так и не почувствовав ни вкуса, ни холода. – А когда?

– Сейчас.

Сашка едва удержалась, чтобы не подпрыгнуть на стуле.