Текст книги "Дом с привидением"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)

– Что, замерзла? – заботливо спросил Павел.

– Нет, что ты, – она растянула посиневшие губы в вымученной улыбке, – продержусь еще часок-другой. А вот потом можно спокойно помирать от воспаления легких.

– Я думаю, это не входит в наши планы, – он подскочил на ноги, схватил с земли ее ажурную кофточку, рассмотрел ее на свет. Недовольно поцокал языком, затем стащил с себя футболку и протянул в ее сторону.

– Решил поменяться? – съехидничала она, выбивая зубами громкую дробь.

– Что-то в этом роде. Иди же, я отвернусь, – он действительно развернулся всем корпусом к деревьям.

Сашка выскочила из воды, на подгибающихся ногах подковыляла к нему, выхватила футболку и, путаясь в ней, натянула на себя. Она оказалась длинной, мягкой и все еще хранила тепло его тела.

– Мне кажется, ты многое знаешь о нас и о нашем доме, – произнесла она, чувствуя, что начинает согреваться.

– Допустим, – он хмыкнул, все еще не поворачивая к ней голову.

Сашка решила, что он хочет дать ей одеться до конца. Она нагнулась и взяла с земли бриджи.

– И знаешь, кто убийца?

Он издал какой-то невразумительный звук. А потом его руки обхватили ее за талию и притянули к себе. Он зашептал ей на ухо, и она почувствовала его горячее дыхание на шее.

– Почему тебя так волнуют убийства двух женщин? Потому, что они произошли у тебя под носом? А в скольких еще смертях повинна Виола? Вчера твой отец отдал указание разорить две компании, чего никогда бы не сделал, если бы Виола не настояла. Думаешь, все те, кто работал там, теперь пьют шампанское от радости?

– Неправильное сравнение. Этих людей не стреляли и не душили, они разберутся со своей жизнью, они найдут другую работу, – пролепетала Сашка, шалея от его объятий, голова у нее пошла кругом. Никто и никогда не обрушивал на нее страсть такой силы. И выдержать этот шквал было трудно.

– Ты не имеешь никакого отношения к убийствам. И ничего не могла бы сделать, чтобы их предотвратить. Так почему ты мучаешься?

– Послушай, – она уже плохо соображала. Колени ее ослабли, руки тряслись, а под ложечкой засосало. Не так, как от голода, а, наоборот, приятно, сладко как-то. – У меня такое чувство, что ты залез мне в голову и читаешь мои мысли, как модный журнал.

– Твои мысли не модный журнал, а пыльный свиток, – поправил он и прижал ее к себе еще сильнее. – Доисторические догмы, от которых у меня скулы сводит.

Сашка инстинктивно уперлась пальцами в его грудь, пытаясь оказать слабое сопротивление, но у нее не получилось – силы были неравны, и руки повисли плетьми.

– Зачем откладывать до Хьюстона то, что можно сделать сейчас? Зачем поступать в университет «Райс» с единственной целью – предаться разврату?

– Ты?! – она откинула голову и заглянула в его глаза. В черноте мерцали желтые искры. – Откуда ты знаешь про «Райс»? Я никому не говорила.

– Ты же сама признала, что я читаю твои мысли, – он поцеловал ее в шею, и больше Сашка не спрашивала его ни о чем.

Он снял с нее футболку, но ей стало еще жарче. Кровь жгла ее кожу изнутри. Холодный песок показался ей раскаленным и мягким и шуршал под лопатками, нежно нашептывая что-то волосам. Страх заглушил легкую боль, перешел в изумление и сковал ее первым в жизни физическим счастьем.

* * *

Сон не шел к Аркадию Петровичу. Он то ворочался с боку на бок, то замирал, прислушиваясь к ночным звукам за распахнутым в сад окном, то вдруг отчаянно пугался неровных болезненных толчков в сердце. Грудь изнутри давно саднило. Но не это не давало заснуть. Его мучило что-то иное, что-то более сильное, нежели физическая боль. Он сел, тяжело оперся на подушки и задумался. Целую неделю он разрушал. Разрушал то, что создал сам, во что вложил свою душу, свое здоровье, свою бессонницу, и так он разрушал свою жизнь целиком. Разрушал себя, чтобы дать возможность жить детям. Вот! Аркадий Петрович даже по лбу себя хлопнул – вот то, что его мучило. Он кинулся ломать все с таким отчаянным азартом, что не успел хорошенько поразмыслить, зачем, собственно! Явился к нему какой-то голос, потом воплотился в юнца с библейским именем Павел, и он подчинился его воле сразу же, без колебаний, без сомнений, просто так, потому что поверил. Поверил во что?! В то, что он умирает? В то, что этот самый Павел – посланец с того света? В то, что этот пресловутый «тот свет» существует?

Мамонов скривил губы. Конечно, трудно не поверить, когда в ушах гудит голос, который никто, кроме тебя, не слышит, когда инфаркт разрывает сердце на куски, а ты все еще жив, когда зеркала разлетаются на тысячи осколков. Но тем не менее… тем не менее сомнение его все-таки глодало. А что, если странные видения – это лишь мираж? Нет, не мираж, хорошо. Пусть «тот свет» действительно существует.

«Но почему я, Аркадий Мамонов, должен подчиняться указаниям пришлого мальчишки, который годится мне в сыновья? Причем указаниям странным, полностью опровергающим все то, над чем я столько лет трудился. Ну, пускай он пришел с «того света», что из этого? Почему теперь по его прихоти я должен все разрушить?»

Он медленно спустил ноги с кровати, встал, пошатываясь протопал в кабинет, открыл ящик стола, помедлил немного, потом вытащил пистолет и с силой сжал его в руке…

«А что, если покончить со всей этой ерундой одним разом?»

* * *

Комната Павла находилась недалеко. Почти в конце коридора, у двери в библиотеку. Аркадий Петрович шел по мягкому ковролину, осторожно ступая, чтобы никого из домашних не потревожить. Теперь все нервные, спят чутко и вмиг повыскакивают из комнат, если где чего не так скрипнет. Мамонов запахнул полы шелкового халата, потуже затянул пояс, сунул руку в карман. Другой осторожно надавил на ручку двери. Странно, но дверь была не заперта. А он почему-то считал, что Павел беззащитным заснуть не решится.

В комнате было темно. Серые тюлевые шторы чуть колыхались под легким ветерком, проникающим сквозь щель в приоткрытом окне. Павел лежал на кровати. Лежал на спине, вытянувшись во весь рост, скрестив руки на груди, и походил на мертвеца – так покойно было его лицо. Аркадию Петровичу на миг показалось, что он и не дышит, потому как грудь его вовсе не вздымалась. Лунный луч скользнул по гладкой мальчишеской щеке, и тут Мамонов вздрогнул: Павел открыл глаза.

– Хочешь меня убить? – тихо и равнодушно поинтересовался он.

Аркадий Петрович сжал в кармане рукоять пистолета. Вспотевшая ладонь тут же прилипла к дереву.

– Чего же ты медлишь? – Павел смотрел не на него, а в потолок. Словно считал унизительным для себя кинуть взгляд в сторону незваного визитера.

– Т-ты что, не спишь никогда? – хрипло спросил Мамонов, чувствуя, что его начинает трясти от растерянности. А по спине от раскаленного затылка медленно катилась крупная капля. Такого с ним давно не случалось. С госэкзамена в институте, когда он вытащил плохой билет и решил, что провалится.

– Я могу и спать, и не спать одновременно. Я много чего могу, но ты пришел не за тем, чтобы пополнить свои знания относительно моей персоны. Если хочешь, можешь меня убить. Мне все равно.

– Как это? – Мамонов застыл не в силах собрать мысли для полноценного диалога.

А Павел демонстративно зевнул, но позы не изменил.

– Люди… – презрительно процедил он, – все не меняются. Вы всегда останетесь, какими были: за мелкими заботами не можете распознать главного, ради чего приходите на эту землю. Вы пытаетесь создать что-то искусственное, по пути бездумно разрушая то, что дается вам от бога. Сколько жизней потрачено впустую? Кому нужны ваши ничтожные достижения? Сколько таких, как ты, Мамонов, канули в небытие, испустив последний живой вздох? И что? Что они оставили после себя – только пепел…

– Я… – Мамонов рухнул в кресло, – я не понимаю.

– Вот то-то. Об этом я и говорю. Вы создаете ерунду, ошибочно считая себя великими творцами: миллионы бестолковых голов – политики, царьки, банкиры, серые кардиналы… как вас еще называть?

– Если ты имеешь в виду мое дело, то я могу объяснить, во имя чего…

– Вряд ли, – Павел вяло махнул рукой и вернул ее в прежнее положение. – Ты даже не понимаешь, о чем я. Что ты сделал за последнюю неделю?

– Тут уж ты не можешь меня упрекать, – Мамонов почувствовал себя школьником перед строгим учителем. Это было унизительно, но он ничего не мог поделать. – Я закрыл два счета, я санкционировал взаимозачеты, я спустил акции на сумму… ты хоть представляешь, как я потрудился?!

– Ты не делаешь ничего, – тут Павел повернул голову и впервые посмотрел на него.

Сердце Мамонова защемило. Взгляд темных глаз был исполнен не человеческого гнева. Черного гнева, который не может жить в глазах человека.

– Я… – он задохнулся.

Павел вдруг устало вздохнул, моргнул, и глаза его наполнились белесым лунным светом. Он перестал сердиться так же неожиданно, как и начал.

– Ты мне надоел. Похоже, я зря трачу на тебя свой отпуск. Ты затягиваешь время, на что ты надеешься? Неужели думаешь меня провести? Думаешь, помрешь раньше, чем успеешь объединить свои компании? Но зачем тебе-то это нужно? Зачем, чтобы девчонки проклинали тебя последними словами?

– Ты засобирался уходить? – руки его дрогнули.

– И о чем ты сейчас подумал? – Павел странно усмехнулся. – О том, что не успел назначить день собрания?

– Да, – признался Мамонов, – я не успел подготовить дела.

– А… пустое, – он снова отмахнулся. – Никто еще не уходил из жизни, досконально подготовив дела. А мир все еще существует. И с твоей смертью не рухнет. Благо другие люди останутся, продолжат творить похожие глупости.

– Чем же ты недоволен? Ты же не собирался устраивать мировую революцию?

– Да нет, конечно. Это и невозможно. Но мне почему-то показалось, что ты немного отличаешься от остальных и, получив возможность, изменишься. Мне казалось, что ты все-таки способен взглянуть на себя со стороны и понять… наверное, я невнимательно к тебе присмотрелся, не знаю. Во всяком случае, теперь ты меня разочаровал.

– Ах, простите, – Мамонов развел все еще подрагивающими руками. – Ты, между прочим, тоже не лишен обыкновенной человеческой злобности. Вон как взъелся, когда решил, что я пришел тебя убить.

– А разве не так? Зачем же ты принес пистолет в кармане? Думаешь, застрелишь меня и все пойдет как прежде. И можно забыть о собственной смерти?

– Послушай, – Аркадий Петрович вытер взмокший лоб, – я впервые попал под давление. Впервые за много лет. И властью надо мной обладает пацан, чуть ли не подросток. Могу я хотя бы единожды взбунтоваться и помыслить об избавлении?

– От чего? Так рисковать собой только из-за гордыни… Глупые люди. Я же не наказание твое, я твой шанс, как ты не поймешь такой очевидной вещи?! Почему дарованное время ты используешь на то, чтобы остаться прежним? Почему ты не хочешь стать тем, кем можешь? Ты, как и все, откладываешь самое важное на потом. Потом, когда заработаю денег, когда построю дом, когда посажу сад, когда закончу все свои дела, только потом займусь тем, чем должен был заниматься с самого начала. Потом. Ну как ты не поймешь, что «потом» уже наступило? Я тебе это «потом» подарил, понимаешь? Все, больше ничего не будет! – он резко сел на кровати.

– Но я и стараюсь… – неуверенно промямлил Мамонов. – Я же изо всех сил стараюсь.

– Ты заканчиваешь дела, а я говорю о тебе. Хочешь, скажу, почему ты пришел ко мне? Ты не веришь в то, что сейчас творишь, ты сомневаешься, ты боишься. Ведь ломать не строить, и решиться на разрушение гораздо труднее, чем начать стройку, да? Но ведь я предлагаю тебе именно стройку, а не разрушение. Я предлагаю тебе построить себя заново. Но, видимо, ты себя без своей империи уже не видишь. Почему человек больше привязан к наносному, чем к внутреннему? Почему он дрожит над песчинками, которые ему удалось собрать, и запросто выбрасывает из себя настоящее золото? Ты спрашиваешь, кто я? Кто я, посторонний парень, посягнувший на твои миллионы? Но ты ни разу не спросил себя, кто ты? Что ты собой представляешь, что у тебя в душе, кроме желания заработать еще больше денег? – с нажимом произнес он последние слова и снова откинулся на подушки, закончив уже тихо и равнодушно: – Впрочем, зачем тебе все это? Ты пришел меня убить. Вполне возможно, что это тоже выход. Давай стреляй. Они и без тебя выживут…

Но Аркадий Петрович уже вскочил с кресла и пулей вылетел в коридор. А напоследок, больше не заботясь о спокойствии спящих, оглушительно шарахнул дверью.

Глава 12

Утром из сада в распахнутые двери дома влетел ветер и вдохнул в комнаты свежесть жизни. Даже в малой гостиной почему-то стало светлее. Может быть, горничная раздвинула на окнах гардины, а может быть, Сашке просто показалось. И все-таки перемены к лучшему произошли. Валентина приняла на себя обязанности по приготовлению еды, почему-то наотрез отказавшись искать новую кухарку. Состряпанный ею завтрак оказался неизысканным, но вкусным – это признали все, даже Лидка, которая порой воротила нос даже от Галиной стряпни. Впрочем, ничего удивительного в том не было: изголодавшиеся за неделю люди готовы были проглотить что угодно, и любая еда, даже самая непритязательная, казалась пищей богов.

За столом собралась вся семья, как в прежние времена. Только не было на лицах бездумно-счастливых улыбок. Виола – бледная, с синяками вокруг глаз – молча пила чай с печеньем, ни на кого не глядела, ни с кем не общалась, слабо улыбалась приветствиям входивших и думала о чем-то своем. Наверное, она провела бессонную ночь, может быть, даже плакала. Борис тоже молчал, изредка кидая через стол странные молящие взгляды на Викторию. Та же, наоборот, довольно непринужденно ворковала с Аркадием Петровичем. Сашка только сейчас сообразила, что со времени ее приезда она с братом так толком и не общалась – сидела в гостиной, пока он работал в кабинете, а когда обрушились на семью несчастья – какие уж тут разговоры…

– В Непал на неделю?! – весело воскликнула она и рассмеялась. – Ты с ума сошел! Да чтобы увидеть Непал хотя бы одним глазком, требуется как минимум месяц. Нет резона тратить неделю впустую. Лучше слетай в Париж.

– Но я не хочу в Париж, – шутливо заупрямился отец. – Я-то хочу в Непал. Посмотрим, что успеем. Ты как раз и направишь нас на путь истинный, скажешь, что посмотреть. Ты же была там прошлой весной.

– Начнем с того, что сейчас в Непале не сезон: лето – время затяжных дождей, и все, что вам удастся посмотреть в Катманду, так это кусочек грязной улицы за окном. Дождись осени.

– Мне повезет, и дожди на неделю прекратятся. Я знаю. Куплю билет до этого… Катманду…

– Не купишь. Туристы туда потоком валят, как мусульмане в Мекку. Билеты на самолет заказывают загодя. Мы с мужем летели до Дели, а потом неделю тащились на поезде через Индию. Страшно вспомнить: ни одного стекла в окнах, духотища, мухи, люди друг у друга на голове сидят, грязь, смрад… И это назывался экстра-класс.

– А что же тогда второй класс или третий? – усмехнулась Сашка.

– Я даже смотреть не пошла, – Виктория демонстративно поморщилась. – От этих вагонов так воняло, что не за столом про это вспоминать.

– Здравствуй, солнышко! – Аркадий Петрович только сейчас заметил дочь, вошедшую в столовую. – Прекрасно выглядишь.

Саша еще раз окинула комнату взглядом и рассеянно, как бы невзначай, поинтересовалась:

– А где Павел?

– Павел? – в один голос переспросили Виктория и Аркадий Петрович.

– А что вы так удивились, он же почти член семьи, – она пожала плечами, стараясь не выдать своего волнения.

Нужно ли говорить, что всю ночь она не сомкнула глаз, думая исключительно о том, как увидит его утром, как он на нее посмотрит, что скажет и тому подобное. Ее терзали сомнения, она изводила себя подозрениями и рисовала то радостные, то печальные картины грядущего дня. И вот этот день наступил, и совершенно не так, как она ожидала – Павла вообще не было видно.

– Лично я так не считаю, – довольно сухо заметил отец, – Павел – вовсе не родня нам, он мой партнер по бизнесу.

– Который живет у нас в комнате для гостей, – закончила Саша и, склонив голову набок, хитро подмигнула.

– Он почетный гость, – несколько растерялся Аркадий Петрович.

– Но пригласить-то к завтраку его можно, – Сашка невинно улыбнулась. Потом резко развернулась к дверям и, бросив через плечо оторопевшему родителю: – А я вот пойду и приглашу! – понеслась к лестнице.

– Н-да… – озадаченно изрек отец, глядя ей вслед, затем снова повернулся к сестре. – Так что там с Непалом…

Однако спросил он, похоже, для проформы – Непал его теперь не слишком занимал. И вовсе не потому, что погода там стояла ненастная.

* * *

Павел сидел на стуле и неотрывно наблюдал за чем-то в окно. Сашка потопталась на пороге с минуту, пару раз хмыкнула, дабы он обратил на нее свое великодушное внимание, – без толку, потом решилась подойти поближе. Он не шелохнулся даже, когда она на цыпочках подобралась к нему вплотную и замерла за спиной.

– Что бы это значило? – Павел кивнул через окно, где меж фигурно выстриженных кустов, составляющих зеленый лабиринт в английском стиле, бегали друг за другом, резвясь и хихикая, трое – Лидка, Вован и преподобный Ко Си Цин. Красный балахон странного психоаналитика развевался на ветру и цеплялся за ветки.

– Такой веселой я ее никогда не видела, – улыбнулась Сашка и, робко обняв его за шею, уткнулась носом в плечо.

Он погладил ее пышные волосы. Только тогда она успокоенно вздохнула и блаженно зажмурилась. Голова пошла кругом.

– Этот человек – монах?

– Вован?

– Нет, новый. Я его видел несколько раз в вашем доме.

– Несколько раз? Впрочем, Лидкина жизнь наполнена загадками и непрошеными визитерами. Это господин Ко Си Цин…

– Китаец?

– Вряд ли, – она подняла подбородок и прищурилась, глядя на живописную троицу. – Неужели тебе не интересно, как я провела ночь?

– Я тоже не мог заснуть, – он повернулся, обхватил ее и, усадив к себе на колени, прижался мягкими губами к шее. – Я тоже думал, представлял, какой увижу тебя…

– Откуда ты знаешь? – она дернулась в сторону.

Он удержал ее. Его шепот звучал завораживающе:

– Я сам не знаю. Я не понимаю, как это у меня получается, но мне кажется, что я живу с тобой одной жизнью.

– Странно… Ты всегда формулируешь так точно, просто дар какой-то.

– Я говорю то, что у меня здесь, – он прижал ее ладонь к своей груди, – а люди обычно открывают лишь то, что у них вот тут, – ее рука переместилась на его лоб, потом он усмехнулся: – Ну, мужчины часто хранят свои мысли в другом месте. Его мы трогать не станем.

– Люди? – первая часть признания озадачила ее больше, чем все остальное. – А ты кто? Ино-планетя-нин?

– Я… – Павел вздохнул, – я хотел бы им быть.

– Инопланетянином?

– А что! – он усмехнулся. – Это же здорово: меднокупоросовый загар, два рожка на склизком черепе – красота!

– Фу, гадость какая, – она посмотрела в окно.

Пока Лидка, крадучись, рыскала меж кустов, Вован с Ко Си Цином преспокойно любезничали, скрытые от нее высокой свечкой кипариса, уж непонятно каким образом прижившегося в саду средней полосы. Причем рука психоаналитика недвусмысленно обвивала хрупкий стан литературного агента.

– Н-да… – протянула Сашка: – Бедная моя сестрица: она вращается явно не в том кругу.

– Ее романы слишком поверхностны. Она не чувствует того, о чем пишет. Лучше бы уж речи строчила для Аркадия Петровича…

Павел говорил о чем-то еще, может быть, продолжая тему Лидкиного творчества…

Сашка не вникала в содержание, она слушала его журчащий голос и плыла по нему, как по волнам. Голова ее наполнилась легким туманом, теперь ей было уже все равно, о чем он толкует. Странная ассоциация пришла ей на ум. Нечто похожее она иногда ощущала в церкви, когда священник читал молитву. Речь его лилась, превращаясь из песни в истину. И смысл ее таился не в словах, а в чувстве, восходящем к небу по толстым столбам желтого света.

* * *

Когда Сашка с Павлом вошли в столовую, там продолжалось обсуждение туристических маршрутов. Павел еще на лестнице аккуратно высвободил свою ладонь из Сашкиных пальцев. Она бросила из-под ресниц недоуменный взгляд. Но он лишь улыбнулся, твердо решив войти в столовую с таким видом, словно они едва знакомы. Она надулась и тут же поклялась себе, что в следующий раз нипочем не побежит к нему, как собачонка. Вот пусть сидит в своей комнате, любуется природой в окно и пухнет с голоду.

– И все-таки я не понимаю, с чего у тебя такая тяга к этому загаженному Непалу, – обратилась к отцу Виола. Теперь она выглядела более оживленной, чем полчаса назад, когда Сашка оставила столовую. На щеках у нее появился румянец, а из глаз ушла могильная тоска. – Куда лучше Париж, или Рим, или нет, поезжай лучше в Прагу. Ты помнишь, как мы стояли на Карловом мосту? А набережную ночью? А часы на площади, Сашка еще уснула на парапете, пока дожидалась, когда они начнут бить полдень и зашевелится фигурка скелета? А тихие улочки, ведущие к костелу Карла IV? Ну, разумеется, красота Европы ни в какое сравнение не идет с кучами помоев в Катманду. В Праге опять же нет велорикш… – последнее она уже ехидно перекинула Виктории, которая при воспоминании о Праге оперлась головой о кулак, изобразив на лице скуку.

– На другом берегу реки Багмати раскинулся красивейший город Патан… – голосом народной сказительницы тут же ответила та и, закрыв глаза, продолжала нараспев, – с четырех углов города стоят ступы царя Ашоки. Стоят они там с третьего века до нашей эры. Если бродить сквозь дворы города, можно отыскать храм Махабордха, который как две капли воды похож на Индийский храм, тот самый, где Будда обрел просветление, или Золотой храм, который охраняют священные черепахи, а на стенах местного полицейского управления выгравирована вся Камасутра.

– Интересно, чем они в этом управлении занимаются? – усмехнулся Борис.

– Тем, чем и прочие полицейские управления во всем мире, – имеют всех подряд. Только нигде об этом столь открыто не декларируют. А вот в красивейшем городе Патане прямо на стенах, мол, заходи, не бойся, выходи – не плачь, – фыркнула Виола, ничуть не впечатлившись рассказом тетушки.

На Сашку же речь Виктории произвела неизгладимое впечатление. Она как наяву увидела красочные открытки города Патана с красивейшими храмами, внутренними двориками и испещренными древней гравировкой стенами.

– Патан – город художников и мастеров, – Виктория открыла глаза и вдруг воскликнула с девичьей живостью: – И в конце концов в Непале есть Эверест!

– А в Париже – Эйфелева башня, – как ни в чем не бывало молвила племянница. – Подумаешь, Эверест! В твоем Непале канализация на уровне XVII века. Лично для меня этого вполне достаточно, чтобы никогда туда не ездить.

– Здравствуй, Павел! – излишне радостно поприветствовал того Борис, которому до смерти надоели рассуждения женщин как о непальских городах, так и о всех прочих. Он, собственно, и не скрывал этого: кивнув на жену, тоскливо изрек: – Ты-то меня поймешь. Устал от утренних путешествий.

– Еще бы! – хохотнула Сашка и плюхнулась на стул между отцом и Викторией. – Все помнят, как ты на Мальте спустя неделю после прилета удивился: «А тут еще и море есть?» – передразнила она его тогдашнее искреннее недоумение.

– Вот скажи мне, Павел, что бы ты выбрал: хороший бар в отеле или огромную лужу соленой воды, в которой плавают дикие акулы? – обратился к нему Борис. – Нет, ответь!

Все заинтересованно уставились на растерявшегося Павла. Виктория даже прищурилась.

– Ну… – после минутного колебания изрек тот и неожиданно покраснел, – я плохо себе представляю как то, так и другое…

– О-па! – обескураженно воскликнул Борис. – Не ожидал от тебя, друг!

– А я тебе и не друг, – тихо заметил Павел и сел рядом с Виолой.

Борис раскрыл было рот, потом закрыл его, потом нагнулся и кинул взгляд, исполненный немого упрека на невежливого гостя.

Аркадий Петрович неопределенно хмыкнул. Сашка пришла к выводу, что ответ Павла ему скорее понравился, нежели не понравился.

Странно, но Виола тоже не спешила урезонить обидчика собственного супруга. Она нагнула голову, поэтому выражения ее лица никто увидеть не мог.

– Я все жду, когда ты предложишь мне спеть дуэтом, – как всегда, спасла ситуацию Виктория, обратившись к обескураженному Борису. – Я же знаю, что ты просто не решаешься. Пойдем.

С этим она поднялась из-за стола, более не удостоив никого ни словом, ни взглядом. Обогнув стол, она взяла Бориса за руку и быстро выволокла из комнаты.

– Нет, ты слышала?! – донеслось до всех уже из малой гостиной. – На что это похоже? И жена моя тоже хороша! Вот же…

Тут Борис подозрительно внезапно умолк, словно Виктория зажала его рот рукой, дабы он не вымолвил ничего, что послужило бы началом скандала между супругами.

Виола в этот момент облегченно вздохнула и повернулась к отцу:

– Пап, я хотела бы обсудить с тобой кое-какие детали предстоящего слияния…

– Нечего обсуждать. Никакого слияния не будет, – отрывисто ответил он, так и не оторвав взгляда от чашки с остывшим кофе.

– Как это? – она вздрогнула и напряженно замерла. Глаза ее блеснули холодными искрами.

– Вот так. Павел, – он повернулся к тому и широко, совсем по-мальчишески улыбнулся: – Так ты говоришь, что никогда не пил пиво и не видел моря?

Тот отрицательно покачал головой.

– Забавно, – хихикнула Сашка, – про море я еще могу поверить. Но чтобы про пиво…

– К сожалению, море я тебе показать не могу. Зато пива мы выпьем, – он встал из-за стола, поднял за руку Сашку и кивнул Павлу, мол, пойдем: – Приглашаю вас, господа.

– Куда это вы? – требовательно вопросила Виола и тоже поднялась, так порывисто, что опрокинула свою чашку. Черная жижа испачкала белую скатерть. – Ой, дьявол! – она нахмурилась.

– Мы следуем в Парк имени Горького, – ответил ей Аркадий Петрович уже у дверей. – Едешь с нами?

– В парк Горького? – скривилась она. – Ты что, с ума сошел! Папа, ты не хочешь объяснить, что происходит? Ты только что отменил собрание, которое я готовила по твоей же просьбе, а теперь преспокойно едешь пить пиво?! Папа! Папа!

Он не стал ее слушать, медленно двинулся вон, лишь помахав напоследок рукой, так и не обернувшись. Но Виола не была бы Виолой, если бы не кинулась следом.

– Папа! Нет, я жду объяснений. Что я должна сказать Карповскому и еще полусотне представителей? Папа! – она догнала его уже в малой гостиной и дернула за руку.

– Не у-уходи, пообу-удь со мно-ою… – зычно пел Борис под аккомпанемент Виктории.

Оба, розовые от возбуждения и удовольствия, сидели рядом за роялем.

– Папа! – заорала Виола, потому что Аркадий Петрович попытался продолжить намеченный маршрут в холл.

Сашка схватилась за Павла, понимая, что сейчас отец рявкнет на сестру так, что та отлетит к стене. А они все попадут под шквал взаимного негодования. Но отец вдруг ласково улыбнулся, обнял Виолу и почему-то кивнул ей на Павла:

– Спроси у него.

– Что?! – взревела та, по большей части от того, что музыка мешала ей осознать слова отца. Возможно, она даже не расслышала, что он ей ответил.

А музыка в этот момент оборвалась. Оба исполнителя повернули головы, наблюдая сцену расширенными от удивления глазами. Виола раньше никогда не повышала голос на Аркадия Петровича. Никогда! Даже в детстве!

– Что?! – повторила она гневно.

– Я всего лишь переадресовал твой вопрос Павлу, – спокойно ответил отец. – Спроси у него. Он мне посоветовал начать перестройку с себя, вот с себя я и начну.

– Но он, кажется, тоже отправляется пить пиво! – ее глаза метали искры просто-таки адской злости. – Я не понимаю, ты решил отказаться от сделки века и идешь пить пиво? А я должна спрашивать у Павла, почему ты позволяешь себе такое самодурство?! А сам ты со мной говорить не желаешь?

– Тебе действительно лучше с нами не ходить, – Аркадий Петрович повернулся и быстро зашагал в холл.

Павел потянул Сашку за руку. Она оглянулась уже в дверях. Виола сидела прямо на ковре, посреди гостиной, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону, и повторяла осипшим голосом:

– Я не понимаю. Я не понимаю ничего…

Виктория присела рядом с ней на корточки, гладила по голове, пытаясь что-то объяснить настолько тихо, что Сашка не расслышала.

Сердце ее сжалось от жалости к сестре.

– Папа, – она рванулась к отцу, преграждая дорогу, – ну как ты можешь?!

– Детка, это всего лишь бизнес, – он жестом подозвал семенящую мимо Валентину.

Та подлетела к нему на полусогнутых, видимо, уже напуганная.

– Принесите Виоле стакан воды. И дайте ей снотворное. Пусть выспится и успокоится.

– Папа! – не унималась Сашка. – Дело тут не в бизнесе. Ты ее обидел, папа!

– Иногда лучше обидеть. Она потом поймет, – он двинулся к выходу, бросив через плечо домоправительнице: – Я собираюсь уехать из дома. Пусть готовят машину. Как обычно.

– Папа, – Сашка совсем растерялась.

Отец никогда не обращался так жестоко ни с ней, ни с Виолой. Что с ним случилось? Почему расторгнуть сделку настолько важно, что он даже не обсуждает это с Виолой, которая, скорее всего, впала в истерику именно от того, что готовилась к ней долгое время, почитая ее за самую главную в своей жизни. Мог бы и поговорить с ней. Успокоить как-то. Нет, едет пиво пить!

– А ты Сереге своему позвонишь? – спросил Аркадий Петрович, стоя на крыльце и щурясь на палящее солнце. – Ты пригласишь его?

Она растерянно повернулась к Павлу. Тот лишь улыбнулся да пожал плечами.

– И не подумаю, – ответила она скорее ему, чем отцу.

– Вот как? – судя по всему, ее ответ Аркадию Петровичу не слишком понравился, но он предпочел не начинать новую перепалку, а молча пошел вниз по лестнице.

Сашка метнулась в гостиную, где Виктория с Борисом и Валентиной укладывали хнычущую Виолу на диван. Не зная, чем помочь и нужна ли ее помощь, она застыла в дверях.

* * *

Павел вышел на огромное крыльцо и задрал голову, прищурившись на солнце.

– Хочешь знать, что все это значит? – Мамонов усмехнулся, глядя на него с лестницы.

Тот пожал плечами:

– Ты отложил собрание. Но ведь ты еще вчера это сделал.

– А может быть, я его отменил?

– Собираешься меня дразнить? – Павел опустил голову и взглянул на Мамонова голубыми холодными глазами. – Я уже сказал тебе однажды, что не в силах сдерживать твой инфаркт до бесконечности. Решай сам, каким оставить этот мир. В конце концов, это твой мир, твой дом и твоя семья. Тебе нравятся подобные сцены? – он кивнул на окна гостиной, откуда доносились приглушенные причитания.

– Это Виола с тобой поговорила относительно холдинга? – спросил Мамонов.

– Думаешь, ей это выгодно?

– Она так думает.

– Нет. Она даже не думает. Она привыкла слепо исполнять твои поручения. А сейчас она тебя не понимает.

– Но если меня не станет…

Он прервал начатую фразу, потому что в дверях появилась Сашка и, гневно раздувая ноздри, прорычала в мамоновском стиле: