Текст книги "Дом с привидением"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Глава 16

– Я буду через пять минут, – Аркадий Петрович отошел к двери и оглянулся.

Его раздражала суматоха, царившая вокруг.

Виола и Борис суетились, раскладывая бумаги по папкам, Инесса взволнованно говорила в телефонную трубку, одной рукой перебирая листы, и при этом еще умудрялась перемещаться от одного стола к другому, что-то быстро записывать в блокноте и ставить «галочки» в каких-то списках.

Мамонов поморщился и вышел за дверь. Пройдя шагов десять по коридору, он увидел у лестницы майора Ляпова. Тот как раз направлялся к библиотеке.

– Что-то выяснили? – спросил он без приветствий, когда поравнялся со следователем.

Тот неопределенно хмыкнул и, как всегда, опустив глаза к носкам своих ботинок, еле внятно ответил:

– Ничего утешительного. Я только что беседовал с капитаном Синичкиным, он находит все это странным, но объяснений дать не может.

– А что Рябой?

– Он носом всю Москву перерыл. Нет следов.

– Можно подумать, люди только в Москве и живут, – недовольно заметил Аркадий Петрович.

– Ваш Рябой свое дело знает. У него агентов понатыкано аж до Владивостока – и никаких результатов. Жил парень по имени Павел, учился в Финансовой академии, неплохо учился, кстати. Да, Павел Евгеньевич Арсеньев – его полное имя. А полторы недели назад он разбился на катере. Вот протокол опознания тела. Мать парня в трауре, отца у него нет с самого рождения.

– А тело?

– А тело кремировали. Как это бывает в крематории, никто ничего не знает, собрали пепел и отдали родным. Все. Вот отчет. Все тут, – с этим Ляпов подал ему пластиковую папку.

Мамонов раскрыл ее, полистал страницы, нахмурился:

– Черт-те что! И как мне быть? Неужели я должен поверить во всю эту чушь?

Майор обреченно вздохнул:

– Хотите по-честному? Я бы уж лучше поверил. На самом деле вы ведь и так верите.

– Это точно, – Аркадий Петрович невесело усмехнулся. – Ладно, я с вами до утра прощаюсь. Если что-нибудь удастся выяснить до полудня, уж сделайте одолжение.

– Я и Синичкину скажу.

– Ну, в разумных пределах. Не говорите ему о собрании, вернее, о том, что важно успеть, скажите, но о степени важности… А то ведь он не идиот, еще всплывет чего, не хотелось бы.

* * *

Мамонов оставил Ляпова у лестницы и пошел дальше. Голова у него раскалывалась. И вовсе не от переутомления. Обычно обилие дел не вызывало у него физического недомогания, как раз наоборот, он, что легавая на охоте, только свежел от работы. А теперь вот совсем сник. Наверное, от того, что работа ему теперь была не по душе. Впервые за всю его жизнь.

– Сашка? – он стукнул пару раз в дверь ее комнаты. – Ты не спишь, детка?

Изнутри шмыгнуло, похоже, носом.

Аркадий Петрович принял этот звук за приглашение войти и аккуратно отворил дверь. Дочь, сгорбившись, сидела на кровати, уткнув личико в ладони. Плечи ее ходуном ходили от порывистых всхлипываний.

– Ну, а с тобой что приключилось? – он подошел, присел рядом и обнял ее за плечи.

Сашка тут же повернулась и уткнула мокрый нос ему в грудь.

– Будто бы ты не знаешь! – донеслось чуть ли не из-под мышки.

– Представь себе, не знаю, – он погладил ее по пышным волосам. – Расскажешь мне, котенок?

– Пап, я с ума схожу! – она откинула голову и посмотрела на него заплаканными глазами. – Только не говори, что все тут с ума сходят и теперь это вовсе не трагедия!

– Ну что ты! – он улыбнулся ей. – Плевал я на всех. Твоя трагедия для меня самая важная!

– Папа, это правда, что я влюбилась в призрака?

– Гм… ты имеешь в виду Павла?

– Я была на реке. В том самом ресторане, где мы брали катер. Его хозяин рассказал, что сам видел, как Павел разбился. А потом мы поехали к Ко Си Цину. А его кто-то убил, понимаешь?

– А зачем ты к нему поехала? – Мамонов удивленно вскинул брови.

– Господи, папа! Не нужно со мной как с маленькой. Я ведь не реферат пишу и даже не характеристику…

Она замерла. Мысли закрутились в голове в адском ритме.

– При чем тут реферат? Сашка, что с тобой, ты побледнела.

– Подожди! – она резко мотнула головой, и мысли вдруг остановились, материализовавшись в одну идею, ясную настолько, что у нее в ушах зазвенело. – Ну, конечно же! Он говорил о моей тетради с письмами в университет! Ну, конечно! Нужно ее найти!

Она порывисто вскочила, но отец удержал ее за руку и снова усадил на кровать:

– Ты плакала именно по этому поводу? Что не можешь найти тетрадь?

– Да нет же. Я встретила Павла, спросила его, кто он, а он вместо ответа наговорил мне кучу непонятного. В общем, папа, ты только не сердись, но я решила, что поеду с ним. Было бы нечестно сбежать из дома, не сказав тебе ни слова, поэтому мне кажется…

– Чего? – он схватил ее за плечи и сильно тряхнул. – Ты соображаешь, что говоришь?

– Пап! – она закашлялась. – Перестань. Мы же взрослые люди. Я пытаюсь решить свою судьбу.

– Он предложил тебе уйти вместе с ним из нашего дома, и ты дала согласие, я правильно понимаю? – Губы у него затряслись.

Дочь округлила глаза:

– Да что с тобой? Ты же говорил, что любовь – это главное в жизни. Что я должна найти своего единственного. Папа! Я его нашла. Мне уже больше восемнадцати, к тому же у меня вся жизнь впереди. Я успею выучиться, я даже работать к тебе приду, только дай мне понять, тот человек Павел или нет. Или ты будешь строить из себя ханжу и примешься рассуждать о браке и тому подобных устаревших догмах?

– Ты просто не понимаешь, что говоришь! – Он прижал ее к груди так сильно, что она начала задыхаться и слабо затрепыхалась в его стальных объятиях. – Сашенька, милая, девочка моя! Пойми, что ты не можешь уйти с ним. С ним у тебя не будет жизни!

– Да почему?! – выдавила она ему в плечо и, вывернувшись, глубоко вздохнула.

Он посмотрел на нее. Смотрел внимательно и долго. Молоденькое личико пылало краской, а глаза… глаза выражали упрямство и непонимание. И то и другое железное, мамоновское. Он знал по себе, что его уговоры теперь бессмысленны. Она сделает так, как решила. Сделает на свой страх и риск. Сколько раз он поступал точно так же, и никто не мог его переубедить в те моменты. Иначе он не был бы Аркадием Мамоновым. Так поступит и его дочь. Иначе и она не будет Александрой Мамоновой.

– Ты уйдешь прямо сейчас? – упавшим голосом спросил он.

– Нет, Павел дал мне время подумать. До завтра.

– Павел дал тебе время, – поморщился отец. – Этот сукин сын дал не тебе, а мне время подумать.

– Как это? – удивилась она.

Но Аркадий Петрович оставил ее вопрос без ответа. Он встал и быстро пошел к двери.

* * *

Он лихорадочно искал Павла по всему дому, а когда уже отчаялся его найти, услыхал раскатистые звуки рояля, доносящиеся из малой гостиной. Виктория играла Первый концерт Рахманинова для фортепиано с оркестром. Оркестра, правда, не было, но у нее и без оркестра неплохо получалось. Может быть, только излишне напористо брала она верхние аккорды.

– Будь я проклят, что построил такой огромный дом! – прошипел Мамонов и затрусил вниз по лестнице. – Знал бы, что так выйдет, жил бы в трехкомнатной квартире. Там бы он от меня не скрылся!

А Павел и не думал прятаться. Он преспокойно сидел в кресле и, прикрыв глаза, сладостно внимал чудесной игре Виктории. Кроме них двоих, в гостиной никого не было. Появление брата исполнительница отметила легким кивком, не прерывая бега пальцев по клавишам.

– Нужно поговорить! – прорычал Мамонов, вплотную приблизившись к креслу, в котором сидел Павел.

Тот открыл глаза, улыбнулся ему, встал и медленно пошел в холл.

– Ты все-таки уговорил Сашку пойти с тобой?! – Мамонов сжал кулаки, когда они очутились вне поля зрения сестры.

– С нами, – вежливо поправил его он.

– И ничего не объяснил?

– Почему же, объяснил. Но мои объяснения никак не повлияли на ее решение.

– Значит, так! Никуда ты ее не поведешь, понятно тебе?

– Может быть, я покажусь заносчивым, но это уже от тебя не зависит. Я напомню, что никто не смеет мне приказывать, – он вскинул голову, а глаза его блеснули гневным холодом.

– Чего ты хочешь? – Мамонов разжал пальцы, достал из кармана домашней куртки платок и вытер вспотевший лоб.

– Вопрос не в том, чего я хочу. Вопрос в том, чего хочешь ты.

– Хорошо. Я скажу тебе, что главное мое желание – это чтобы Сашка осталась тут, в этом доме, – он по-хозяйски возложил руку на перила парадной лестницы. – И, кажется, я знаю, каким образом можно с тобой договориться. Ты ведь не просто так пришел именно ко мне. Ты хочешь, чтобы я создал холдинг. И я его создам, со всеми вытекающими последствиями. Я решил. Но ты оставишь Сашку в покое.

– С чего ты взял, что я пойду на эту сделку?

– Пойдешь. Иначе ты бы вообще не появился в моем доме. Ты пришел спасать мир, и спасешь его, я тебе обещаю это. Но Сашка останется тут.

– Значит, ты окончательно поверил? – Павел склонил голову набок, изучая его.

– Это уже не столь важно. Может быть, ты действительно великий Апостол, может быть, и нет, но ты представляешь опасность для моей дочери в любом случае, а поэтому я не намерен с тобой торговаться. Бери то, зачем пришел, и по рукам. В конце концов, завтра я все равно узнаю, кто ты на самом деле.

– А если ты ошибся?

– Ты принимаешь предложение или будешь тут стоять и уговаривать меня отказаться от сделки, как святой отец послушника перед постригом?

– Не святотатствуй, – Павел скривился.

– А тебе не все равно?

– Нет, не все равно.

– Так ты согласен? – Пальцы Аркадия Петровича впились в перила лестницы.

– Ну… ты предлагаешь мне пойти на жертву.

– Вся твоя жизнь – жертва! Не так ли? Что тебе дороже, в конце концов, твоя миссия или земные чувства?

– Любовь – это высшее чувство.

– Слушай, – Мамонов снова вытер лоб платком, – я устал. У меня раскалывается голова, и я могу разозлиться. Я могу напортачить так, что тебе потом просто не вернуться в свою небесную обитель. Будешь тут до второго пришествия разбираться. Лучше уж соглашайся. К тому же мне сдается, что тебя там не похвалят за загубленную юную душу. Ведь не похвалят же?! – он задрал голову к потолку и задиристо подмигнул огромной люстре, потом перевел взгляд на собеседника: – Стыдно будет жариться со мной на одной сковороде, а? Стыдно, обидно и очень болезненно. А Сашка… Сашка тебя возненавидит, когда поймет, куда ты ее приволок. И чего ты добьешься? Кучи грехов на собственную святую голову. Ну же, Павел. Я дело предлагаю!

– У меня такое ощущение, что я попал на рынок, – процедил тот сквозь зубы.

– Ну, уж то, что ты не в храме, – это точно. Извини. Хотел попасть в храм, нужно было и топать туда с самого начала.

Павел посмотрел на него с сожалением, улыбнулся и тихо произнес:

– Ты ничего не понял. Неужели ты уйдешь, так и не поняв? Ведь ты думаешь, что приносишь себя в жертву, не так ли? Устроил торг, решил, что для меня главное – заполучить эту сделку и положить в карман твой паршивый холдинг. А ведь я только что действительно добился того, зачем пришел к тебе. Хотя это стоило мне больше, чем я предполагал.

– Вот и ты заговорил на базарном лексиконе, – скривился Мамонов и передразнил его: – «Стоило», «в карман положил»…

– Как бы я ни говорил, но ты теперь тот, кем я тебя и надеялся увидеть. Ты стал отцом, ты смог уразуметь, что важнее. И я доволен своими каникулами. Мне больно, но я доволен. Я спас тебя.

– Ну, конечно! – Мамонов повернулся и медленно пошел вверх по лестнице. Потом приостановился на ступеньке, обернулся к нему: – Так ты обещаешь? Завтра после собрания мы уйдем вдвоем?

– Да, – Павел кивнул, – завтра после собрания мы уйдем вдвоем.

* * *

Сашка полночи провела в поисках. Она перевернула вверх дном собственную комнату, потом села на кровать и задумалась.

«Если Надя положила в мою тетрадь какой-то там секрет, значит, она и спрятала тетрадь так, что ее не могу найти даже я. Да что там я! Ее не могли найти, когда перерыли дом вчера после сеанса Ко Си Цина. Куда же Надя ее засунула?»

Она рухнула лицом в подушки. Мысли потекли более размеренно, плавно уходя из головы. А потом она уснула и увидела пенный след за кормой катера. Вода летела в лицо холодными каплями, а ветер запутался в волосах. И солнце, не такое яркое, как в полдень, а мягкое, красное, клонящееся к закату, облизывающее землю ласковым теплом. Ее пальцы впились в руль катера, а на плечах своих она ощутила уверенные руки Павла. Она оглянулась и никого за спиной не увидела, а вокруг вдруг начало сереть, непонятный страх заполз в душу. Она снова посмотрела вперед, но ничего, кроме черноты, не увидела. Катер летел вперед, унося ее в бездну. И там, в темноте вдруг замерцали бледные вспышки белого, зеленого, красного света. Кисть незримого художника прочертила линию, словно раздвигая на миг черноту, показала ей малую гостиную, дрогнувшую от страшного взрыва. Осколки зеркала посыпались на пол, превращая всю картинку в блестящие кусочки, уносящиеся за кормой.

Сашка вздрогнула и открыла глаза. Утреннее солнце бросило на подушку несколько бликов. Воздух был свежим, еще не разогретым июньской жарой. Она потянулась, глянула на часы: без пяти девять.

«Ничего себе подумала! Так проспать».

Она встала с кровати, махнула пару раз руками, разминая затекшие суставы. Потом взъерошила волосы:

«А проблема-то вчерашняя осталась. Нужно найти эту чертову тетрадь. Куда ее Надя могла положить?»

И тут ее осенило:

«Ну, разумеется! Тетрадь не нашли, потому что ее и не искали!»

Искали письма. В связке, в коробке или просто в стопке. Потому что никто, кроме Сашки, не знал, что она записывала бредовые откровения в Хьюстонский университет в тетрадь. А Надя, ища тайник для своего секрета, решила, что Сашкина тетрадь, про которую хозяйка и думать забыла, – лучший вариант. Открыв ее, горничная прочла пару страниц и посчитала записи какими-то неотправленными посланиями. Наверное, она сказала об этом Ко Си Цину. Зачем сказала? Ну, мало ли, может быть, он застал ее с тетрадью в руках, может быть, вызвал на откровения, поразив своими способностями облекать обычные выражения в иносказания. Кто его знает? В одно Сашка не верила, в то, что Косицын действительно мог говорить с душами умерших. Иначе не допустил бы своей страшной кончины.

Она выскочила из комнаты и полетела к лестнице. Дом уже опустел. Она помнила, что отец перенес собрание представителей своих компаний с вечера на десять утра, а это означало, что ни его, ни Виолы, ни Бориса сейчас нет – они все на работе. Виктория, похоже, все еще мирно почивала. Впрочем, после вчерашней подслушанной сцены ей с тетушкой совсем не хотелось общаться. Сашке было неприятно сознавать, что Виктория, которой она доверяла, пожалуй, более чем кому-либо, втянула ее в какую-то свою игру, заставив Серегу притворяться влюбленным в нее.

«Странно это все, – она легко бежала по ступенькам. – И зачем ей понадобился дурацкий спектакль? Хотела скрыть от всех, что изменяет мужу с малолетним любовником? Нет, что ни говори, а Америка людей портит!»

* * *

Аркадий Петрович вошел в огромный кабинет и оглядел собравшихся. Мужчины в строгих костюмах численностью более пятидесяти человек разместились за большим овальным столом. Кому места не хватило, сидели на стульях у стен.

«Как сельдей в бочке», – почему-то мелькнуло у него в голове.

Он увидел двух своих адвокатов, трех основных менеджеров, ведающих направлениями денежных потоков, проходящих через просторы его обширной империи. Он кивнул им всем поочередно.

При его появлении переговоры стихли, и все напряженно замолчали. Виола остановилась у него за спиной. За ней врос в пол Борис. Павел с непринужденным видом облокотился о входную дверь. Мамонов обернулся на него. Последнее сомнение кольнуло его, но он отогнал его: «В конце концов, какая разница. Теперь уже все безразлично».

– Как вы понимаете, я собрал вас всех не просто так. Я пригласил вас, чтобы сделать объявление. Отныне наши компании объединяются в одну структуру. При всем уважении к вам, мне, честно говоря, плевать, что вы сейчас думаете. Во-первых, потому что большинство из вас даже не представляют масштаба того предприятия, в котором участвовали последние годы, во-вторых, мои решения не обсуждаются. Особенно решения, связанные с бизнесом. Так уж я привык. Ну… а все остальное вам объяснит директор вновь созданного холдинга Виолетта Аркадьевна Мамонова.

Он не предполагал длинной и проникновенной речи, а сказал то и так, как, собственно, и намеревался. После чего он отступил в сторону, выдвинув вперед Виолу. Та, немного смутившись, кашлянула, кивнула ему и уверенно шагнула к председательскому креслу.

Больше Аркадию Петровичу в этом кабинете было нечего делать. Он повернулся и тихо вышел за дверь. Павел последовал за ним.

Солнце брызнуло в глаза. Мамонов вскинул голову и невольно зажмурился. Ветер прошелся по лицу. Легкие пылинки осели на коже.

– Что дальше?

Они стояли на крыльце огромного здания в центре Москвы. Мимо проходили люди. Многие из них знали его в лицо, но не здоровались, понимая, что должны добиться права здороваться с таким человеком, как Мамонов.

Павел шагнул на тротуар.

– Ну, и что дальше? – повторил свой вопрос Аркадий Петрович. – Какие у нас планы?

Павел повернул к нему голову и улыбнулся:

– Предвкушаешь час расплаты, не так ли?

– Тебе виднее, – он вдруг тоже расплылся в блаженной улыбке. – А знаешь, о чем уже давно мечтал?

– Набить мне морду, я полагаю?

– Да нет. Идем, покажу.

С этими словами Мамонов быстро шагнул на тротуар, по-мальчишески перепрыгнул низкий бордюр и, очутившись на мягкой траве газона, разделяющего пешеходную дорожку с проезжей частью, нагнулся, расшнуровал и снял ботинки, а потом стянул носки и пошел босиком, жмурясь от удовольствия.

– И это все? – Павел даже руками развел.

– Ага.

– Мелко плаваешь.

– Тебе не понять. Вы там на небе небось ботинок совсем не носите. Помучился бы с мое… и вот еще, – он развязал тугой галстук, снял его и сунул в карман пиджака, – намекни там Виоле, если похоронит мое тело в ботинках и галстуке, я к ней по ночам являться стану. Как тень отца Гамлета.

– А тебе не все равно? – усмехнулся Павел.

– Не все равно, раз прошу.

– Нравится свобода?

– Нравится, – честно признался Мамонов, – это здорово. Если бы мне выдалось прожить заново, стал бы бомжом, ей-богу.

– Не стал бы.

– Почем ты знаешь…

– Куда ты теперь?

Аркадий Петрович замер, так и не опустив ногу, занесенную в воздух:

– Это в каком смысле, куда Я ТЕПЕРЬ?

– Я хотел предложить тебе попрощаться с Сашкой.

– Тащить тебя снова в дом. Да я счастлив, что увез тебя оттуда сегодня.

– Неужели не хочешь поцеловать ее в последний раз? – Павел прищурил правый глаз и обнажил белые зубы в добродушной улыбке.

– Небось сам того же желаешь? – Мамонов упрямо мотнул головой. – Не дождешься.

Павел посерьезнел. Даже насупился:

– Я все-таки ошибся в тебе. Какой ты на хрен отец!

– Уж какой есть, – буркнул Мамонов и направился к машине, из которой выскочил шофер и смотрел на своего шефа круглыми глазищами. Еще бы: один, без охраны, ходит по газону босиком и улыбается. Есть от чего прийти в смятение простому человеку!

– Так ты все-таки заедешь домой?

– Ну, если ты такой крюк предполагаешь. Хотя я не настаиваю, – он кивнул окончательно оторопевшему шоферу и повернулся к Павлу, все еще стоящему на газоне: – Разве ты не поедешь со мной?

– Ты же не хочешь этого, – тот сунул руки в карманы брюк и принялся раскачиваться взад-вперед. – У нас же договор. Ты мое условие выполнил, вот и я своих обещаний нарушать не собираюсь. Так что я приду к тебе чуть позже.

– Слушай, – Мамонов потер переносицу, – а ты не боишься?

– Чего?

– Ну, если ничего не случится, ты ведь понимаешь, что…

– Я похож на идиота?

– Есть немного.

– Я приду, – Павел кивнул, повернулся и зашагал к тротуару.

– Ты куда?

– Мне понравилось пиво. Пойду напьюсь на следующую тысячу лет.

* * *

Сашка не нашла никого ни в малой гостиной, ни в столовой, заглянула даже в зал, но результат остался прежним, дом словно вымер. Даже следов прислуги не обнаружилось. Она решила передохнуть, пораскинуть мозгами за чашечкой кофе и повернула к выходу, чтобы попасть на кухню через улицу. Но в дверях столкнулась с капитаном Синичкиным.

– Вы что, живете у нас на коврике? – не слишком любезно пошутила Сашка.

Следователь, как всегда, смутился, но ответил:

– Я пришел пораньше, чтобы поговорить с вашим отцом.

– Вот как? Вы все равно опоздали, он уже уехал на работу. И когда вернется, не знаю.

– Вот же незадача. Жаль, мне казалось, что вашему отцу хотелось бы поговорить на эту тему до собрания. Но все равно я подожду, пока он вернется. Я и не хотел мешать ему до ответственного собрания.

Она смерила его изучающим взглядом:

– Какой вы загадочный сегодня.

– В вашем доме, чтобы сохранить жизнь, не стоит раскрывать своих секретов. Никому.

– Кстати, о секретах. Вы как никогда кстати пришли, – она даже улыбнулась ему, чего никогда не делала. Она не считала нужным улыбаться ни Синичкину, ни Ляпову. Эти господа ей с самого начала не нравились. Почему? Да кто их знает, почему. Не нравились, и все тут.

– Хотите раскрыть мне один из секретов?

– Более того, надеюсь остаться в живых после разговора с вами.

– На меня можете рассчитывать. Я еще никого не убил.

– Ну… будем рассчитывать. – Она взяла его под руку и повела в дом, отметив про себя, что тело капитана враз одеревенело.

«Господи! Он что, никогда не приближался к женщине ближе, чем на метр, этот странный безутешно влюбленный в тетушку тип?»

Она спросила по-деловому:

– Вы же обыскивали дом?

– В каком смысле?! – моментально опешил Синичкин, из чего стало ясно, что Сашка на правильном пути.

– Вы не видели такую большую тетрадь? На обложке еще Лео из «Титаника».

– Лео?

– Леонардо Ди Каприо, такой красивый русый парень.

– Хм… – капитан почесал в затылке, закатил глаза, вспоминая, потом посмотрел на нее, будто прозрев: – Может быть, в библиотеке? Я заходил туда вчера днем, еще подумал: что такая легкомысленная тетрадка может делать в серьезном месте.

– Вы ее открывали? – Сашка отпустила его и шагнула к лестнице. Коленки у нее задрожали, как у скаковой лошади перед забегом.

– Да не то чтобы открывал… Так, откинул обложку, понял, что это ваша, ну и закрыл.

– О! – она ринулась наверх.

– А в чем дело?

– Идемте, не пожалеете!

Он последовал за ней в том же темпе. Оба они вознеслись на третий этаж, пролетели по коридору чуть ли не наперегонки, но в библиотеку Сашка влетела первой.

– Где? – запыхавшись, она повернулась к капитану.

– Да на столике, под журналами. Вон там, – он махнул рукой в сторону низенького журнального столика, стоящего у большого кресла, в котором любил посидеть с книгой отец. Разумеется, когда у него выдавались свободные полчаса.

Сашка подскочила к столику, разметала журналы и, о чудо! – там действительно мирно лежала ее тетрадь. Она сжала трясущиеся пальцы в кулаки и перевела дыхание, пытаясь успокоиться. Взгляд любимого актера на обложке тетради показался Сашке зловещим. Она почти услышала предостережение, произнесенное то ли им, то ли еще кем-то, кого не было в библиотеке, мол, не трогай.

– И что? – Синичкин заглянул через плечо. – Где секрет-то?

– Помните, что сказал Ко Си Цин?

– Вы все о том же, – в его голосе явно проскользнуло разочарование.

– Нет, вы вспомните. Он говорил, что рукотворная картина из темноты или что-то в этом роде… словом, все это хранится в письменах. И посмотрел на меня. То есть он имел в виду, что Надя доверила свою тайну именно моим письменам. Значит, картина может быть только в этой тетрадке – ведь тут мои единственные письма.

С этими словами она осторожно взяла тетрадь, раскрыла ее и полистала. Действительно, в середине, между чистыми листами был прикреплен скотчем обыкновенный белый конверт.

Сашка раскрыла конверт и улыбнулась:

– Ну и мозги у этого Косицына были, круто сваренные, я бы сказала. Надо ж так обозвать обыкновенную фотографию. Картина из рукотворной тьмы! Завернул, доложу я вам.

– А что на фотографиях? – заинтересовался капитан.

– Сейчас посмотрим…

Сашка долго вглядывалась в групповой снимок. Потом в какой-то еще эпизод, запечатленный на второй фотографии. Затем пожала плечами и протянула карточки Синичкину:

– Ну и что?

Тот рассмотрел их и, удовлетворенно кивнув, усмехнулся:

– Как это что? Ведь мы только что раскрыли все преступления!

* * *

Сашка вышла из библиотеки со смешанными чувствами разочарования и недоумения. Она надеялась, что действительно отыщет в тетради нечто такое, что прольет свет на тайну их дома. Но ничего такого она не нашла. Два снимка, на которых изображен Павел. Наверное, фотографии были сделаны примерно год назад. На одной из них он был в компании каких-то людей на крыльце, по всей видимости, заштатного театра или здания какой-нибудь провинциальной филармонии. Во всяком случае, за спинами этих людей виднелся кусок афиши о гастролях Воронежского театра оперы и балета. На другой фотографии Павел был на сцене. Он сидел на стуле с изогнутыми ножками в костюме начала века и обращался к некоей девушке в длинном платье. И что из всего этого выходило? Что когда-то Павел увлекался самодеятельностью? Что из того?

«Ну, допустим, что Павел актер. Хотя он никогда не признавался в этом. И что из этого следует? Что он выдает себя не за того, кто есть на самом деле? А за кого он себя все-таки выдает? За призрака? Но отец не может поверить в это. Или… Отец просто так во всякую чушь верить не станет, ему нужны доказательства. Значит, Павел предоставил ему эти доказательства. Иного не дано. В таком случае, куда Павел меня приглашал с собой?»

Она покачала головой. В то, что Павел призрак, она верить не желала. Скорее верила в то, что он затеял странную игру в этого призрака, что ему удалось убедить в этом всех. А может быть, отец делает вид, что поверил ему, потому что так выгодно. Ну какой нормальный человек, скажите на милость, поверит в то, что призрак спустился на землю и живет в человеческом доме? На дворе конец второго тысячелетия, не средние же века, в самом деле! Так говорило ей сердце.

А вот разум подсказывал, что сердце ее не право. Ведь все, что творится в доме с появлением Павла, может происходить разве что в палате для умалишенных. А они все нормальные люди. Значит, ненормален Павел. Не в том смысле, что у него крыша отъехала, а в том, что он действительно не совсем человек.

«Господи! Да как же во всем этом разобраться? И почему Синичкин, узрев снимки, решил, что узнал тайну всех преступлений? Как это все связано?!»

Пока она думала, успела принять душ, переодеться и даже выпить кофе на пустой кухне. А потом пошла к пруду. По дороге встретила дворника Игната, который и сообщил, что Аркадий Петрович уже вернулся домой и пошел прогуляться до беседки.

Сашка, теряясь в неприятных догадках, опрометью бросилась туда же. Почему ей казалось в тот момент, что не в библиотеке, а в разговоре с отцом ей откроется некая страшная тайна? Она не могла сказать. Она хотела увидеть отца всем сердцем, потому что устала от неразберихи последней недели, но одновременно боялась узнать что-то, что перевернет ее представления о собственной жизни, да и о жизни ее семьи.

Мамонов сидел в беседке. Сашка добежала до нее и застыла в двух метрах, не решаясь подойти ближе. Он оглянулся на шум и, улыбнувшись, похлопал ладонью по скамейке, приглашая сесть рядом.

– Я сижу тут и размышляю, что тебе сказать?

Она почувствовала в нем напряжение, словно он не решался сделать первый шаг. Она присела рядом и замерла, опустив голову.

– Прежде всего я хочу, чтобы ты навсегда запомнила, что самое дорогое в моей жизни – это ты и Виола. Самое дорогое. Дороже вас у меня никого не было, нет и не будет.

– Я знаю это, папа.

– И еще у меня была ваша мама. Я очень ее любил. Когда ее не стало, я поверил, что мир перевернулся, что теперь ничто не имеет значения.

– Знаешь, о чем я вспомнила? – она усмехнулась. – Ты никогда не бросал окурки под ноги, помнишь? Ты всегда говорил, что нужно беречь свою Родину, начиная с малого. А потом ты перестал беречь Родину, ну это как-то глупо звучит, когда речь идет о мелком мусоре. Только меня это в первый год без мамы удивляло. Ты бросал окурки под ноги, и вообще, в этом смысле тебя словно подменили…

– Правильно, детка, ты попала в самую точку. Меня перестало заботить все: и окружающая среда, и богатство страны. Единственное, чего мне хотелось, так это сделать вашу жизнь похожей на сказку. Пусть сказку без главного, без мамы, но сказку. Чтобы вы с Виолой не знали никаких проблем. И у меня это получалось до недавнего времени.

– Я все равно не понимаю.

– Мне надо было выбрасывать окурки в урну. А я этого не делал. Я говорю тебе это потому, что, наверное, ты узнаешь обо мне много такого, чего я бы не хотел, чтобы ты знала. Помни, что в последнюю минуту я сожалел.

– Папа, ты так говоришь, словно собираешься на голгофу, – голос ее дрогнул.

– Ну, вряд ли на голгофу…

– Это как-то связано с Павлом?

– Разве он не говорил с тобой?

– Он говорил странные вещи, что я должна выбрать между семьей и им. Что там, куда он меня приглашает, не будет ни тебя, ни Виолы, ни Виктории. Знаешь, он говорил так, словно речь шла о каком-то другом мире…

Тут Сашка осеклась, глянула на отца испуганно и, прикрыв рот рукой, прошептала:

– Боже, папа! Он действительно говорил о другом мире? Папа, это что, все правда?!

– Отчасти, детка, отчасти.

– Ты веришь в эту чушь?! Ты веришь, что он призрак?

– А ты не веришь?

– Да я просто не могу в такое поверить! Это же фантастика, причем даже не научная. Ну, мы все верим в бога, даже в церковь стали ходить. Только это же совсем другое. Бог же не спускается из-под купола, как какой-нибудь воздушный гимнаст.

– Котенок, в мире еще очень много непознанного, и ничего нет в том странного, что одна загадка природы вдруг взяла да и разгадалась в нашем доме.

– Это ты говоришь? Ты?!

– У меня есть на то основания, поверь мне.

– Папа, скажи мне прямо, ты действительно считаешь, что Павел пришел с того света? Что он призрак?!

– Я склонен так думать.

– А зачем он пришел?

– Это нелегко сказать… – Мамонов замолчал, долго смотрел на деревья на другом берегу пруда. Наконец тихо проговорил: – Странно, правда? С одной стороны, сосновый бор, а с другой – ивы. А мы с тобой словно на границе миров…

– Не может быть, – прошептала Сашка, до которой в этот момент дошел ужасный смысл всего происходящего. – Папа, ты собираешься уйти с Павлом?

– Когда-нибудь это должно было случиться, милая, – он обнял ее и прижал к себе.

В его движениях, в его голосе чувствовалась спокойная уверенность человека, уже все для себя решившего.

Сашку затрясло. Тело ее превратилось в страшную машину, концентрирующую в себе разрушительную энергию, которая вот-вот вырвется наружу.