Текст книги "Дом с привидением"

Автор книги: Анна Михалева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

– Ну, а что я могу сделать? – тот растерялся до мертвенной бледности.

– Если уж вы ничего сделать не можете, так какого черта делать вид, что вы из милиции? – окончательно обозлилась Виола.

Сашка быстро прошмыгнула на улицу. Она страсть как не любила скандалов Виолы, точно так же, как не любила Лидкиных истерик.

«В них даже есть что-то общее, – вылетая на солнце, подумала она. – Обе громогласные напоказ, обеих возбуждает беспомощность оппонента, обе чокнутые, только каждая на свой лад. Интересно, что же такое «дзёрури»?»

Глава 14

Серега поймал ее за руку на выходе из кухни, сразу за кустом треклятого жасмина. Сашка сначала вздрогнула от неожиданности, потом посмотрела на него и подумала: «Нужно сказать Игнату, чтобы спилил этот куст к чертовой матери! А то уж в очень непростом месте он произрастает. Просто опорный пункт какой-то! Никогда не знаешь, кто стоит за ним и подслушивает».

Впрочем, мысли ее тут же развеялись, потому как Серега дохнул на нее крепким перегарным настоем.

– Фу! – она даже зажмурилась.

– О, разумеется! – развязно возмутился проспиртованный друг. – Господин Павел, как его, этого… он ни-ни!

– Ты отвратительно пьян, – она выдернула руку и отступила на шаг в сторону.

– Да! – не без гордости признал Серега. – Я отвратительно пьян. Зато я людей не убиваю.

– Это еще не доказано, – фыркнула Сашка.

– Не пойман – не вор, – Серега икнул и, развязно качнув бедрами, расплылся в блаженной улыбке.

– Я скажу, чтобы тебя отвезли домой.

– Еще чего, я за рулем.

– В таком состоянии ты не за рулем, а на руле. В смысле повиснешь на руле и влетишь в первое попавшееся дерево.

– Игнат еще посадит, ему только в радость.

– Тогда позвони своим родителям и посоветуй прямо сейчас заняться производством нового сына. Может быть, им это тоже будет в радость, – усмехнулась Сашка.

– Отца не тронь! – он занес палец над головой, дабы подчеркнуть важность высказывания. – Семья Коноваловых… – тут он прищурился и хитро посмотрел на Сашку: – А как фамилия твоего Павлуши?

– Какое тебе дело? – мгновенно краснея от раздражения, буркнула она.

Но Серега остался доволен произведенным эффектом. Он пожал плечами с видом обиженной добродетели. Обиженной, но пьяной вдрызг:

– Мне-то – никакого. А тебе?

– Что ты имеешь в виду?

– Я задал простой вопрос, ничего в виду не имея. Я спросил, знаешь ли ты фамилию Павла. Ну, как мне его называть – господин Павел такой-то… Что ты вообще о нем знаешь?

– Да какое тебе дело-то? – уже вспылила она, потому что он был прав: ничего она о Павле не знала.

– Ты спишь с парнем, не зная ни его фамилии, ни откуда он родом и чем занимается. Ты ничего о нем не знаешь, а влюбилась в него по уши! – Серега даже руками замахал, но его тут же заштормило из стороны в сторону.

– Прибереги сальные выражения для своих мальчишников! – рявкнула Сашка, но покраснела еще больше. Корни волос прямо раскалились. – Я не собираюсь продолжать беседу в таком тоне. Если хочешь поговорить, будь любезен, сделай что-нибудь, чтобы протрезветь.

С этим она демонстративно повернулась и пошла по дорожке. Но в следующую минуту другие звуки заставили ее остановиться, а потом броситься назад, потому что она услышала удивленный возглас Виолы:

– Да что же это такое!

– Не что, а кто! – с достоинством отвечал Серега, оказавшийся почему-то уже на кухне.

– В твоем состоянии это уже несущественно, – упрямо заявила Виола.

– Ты что собираешься делать?! – взвизгнула Лидка.

В этот момент Сашка поняла, что нужно вмешаться, и как можно быстрее.

На кухне она застала занимательную сцену: Виола, Лидка и капитан Синичкин в немом изумлении наблюдали, как Серега сунул голову в мойку, открыл кран с холодной водой и склонился под струей, фыркая и отплевываясь.

– И долго это будет продолжаться? – Виола скрестила руки на груди и прищурилась.

– Долго, – нагло пообещал Серега.

Капитан Синичкин молча налил воду в стакан и так же молча осушил его. Если учесть, что проделывал он такой фокус только в состоянии крайнего удивления, а то и шока, то день у него, видимо, выдался непростой – двухлитровая бутылка подходила к концу.

– А ты ничего не хочешь с ним сделать? – обернулась Виола к Сашке.

– Хочу, но тогда меня посадят за убийство.

– Не желаете его в медвытрезвитель увезти? – на сей раз Виола обратилась к Синичкину.

Тот моментально растерялся и, виновато улыбнувшись, пояснил:

– Таких туда не принимают. Туда только бомжей и хронических…

– В стране бардак, – изрекла Виола и, поняв, что никакие меры воздействия неприемлемы, села за стол.

Но на этом сцена не закончилась. Все еще фыркая и мотая мокрой головой, от которой брызги летели по всей кухне, Серега вылез из-под крана, приблизился к холодильнику, открыл его и принялся неловкими, но целенаправленными движениями вынимать оттуда полки с продуктами.

Тут Виола снова подскочила:

– Да ты что делаешь-то?!

Серега на минуту прервал свое занятие, развернулся к ней и посмотрел уже слегка осмысленным взглядом:

– Я пытаюсь прийти в себя. Если помешаешь, так и буду болтаться по дому под большим градусом. Думаешь, мне это нравится, ни фига мне не нравится, но надо! Древний метод рода Коноваловых. Дед однажды так перед приемом в посольстве надрался, что лежал на полу. А через полчаса – ни в одном глазу.

– Это правда, – кивнул Синичкин. – У меня дед тоже закладывал дай боже. И у него примерно тот же метод был: ну, холодильник он не использовал, а вот в снег ложился. Правда, помер потом от воспаления легких.

– Такой опасный метод? – выдохнула Лидка, которая забыла уже о своем истеричном состоянии.

– Не-е, если не часто, то не опасный. А мой дед, я же говорю, закладывал сильно. Последние лет пять только в снегу его и можно было найти – все время там валялся. Поваляется – и на работу. А придет – опять чуть жив. Ну, и жил он в Воркуте – начальником лагеря был для политзаключенных. А в Воркуте снег почти что круглый год.

– А когда все-таки не было снега? – с писательской дотошностью уточнила Лидка.

– История умалчивает, – Синичкин задумчиво уставился в потолок. – Может, не пил… Хотя вряд ли. Не пить он не мог.

– Я не поняла, он что, в холодильник полезет? – взревела Виола.

Вместо ответа Серега водрузил последнюю полку на стол и, кряхтя, залез внутрь, а потом аккуратно прикрыл за собой дверцу.

– Отлично! – Виола в изнеможении плюхнулась на стул.

– Да уж, – невесело подтвердила Сашка и засунула в рот пирог целиком.

– Наверное, он там заморозится, – вяло предположила Лидка, кивая на холодильник.

– Хорошо бы, – злорадно пожелала Виола и покосилась на выложенные полки с продуктами. – Господи боже! Не дом, а бардак. В стране бардак, в доме бардак. Кстати, – тут она снова неприятно сощурилась на Синичкина.

Он тут же икнул и потупился. Но Виолу его смущение нисколько не разжалобило:

– Не хотите разобраться, кто учинил обыск в моей комнате?

– В твоей! – Сашка сочла своим долгом возмутиться. – А про мою комнату почему не говоришь, а про комнату Виктории и комнату Павла?!

Сестра лишь плечами передернула, мол, отвяжись со своими глупостями. Разумеется, ее в первую очередь интересовали собственные апартаменты.

– Мы постараемся выяснить, хотя… – начал было загнанный в угол капитан.

Виола не собиралась спускать ему оплошность.

– «Мы постараемся», – ломаясь, передразнила она. – Уж будьте так любезны. И вообще, можно вас попросить хотя бы сделать вид, что вы с вашим разлюбезным майором Ляповым тут для порядка приставлены. А то в вашем присутствии у нас всякого рода происшествий случилось больше, нежели за всю прожитую жизнь. Это наводит на размышления…

– Вы сейчас как наш районный прокурор товарищ Проскурин говорите, – совсем сник Синичкин. – Он тоже как пойдет распекать!..

– Я попрошу вас! – Виолин голос зазвенел сухим возмущением. – Вы здесь не на ковре у вашего районного прокурора. Вы в доме господина Мамонова. И вам не какой-то там Проскурин мозги промывает, а я – Виолетта Мамонова – пытаюсь заставить вас работать наконец. Выполнять свои служебные обязанности в доме Мамонова. Понятна разница?!

Ответить бледный Синичкин не успел. Пока Виола держала свою пламенную речь, на кухне появилась пухленькая горничная Люба. Она, съежившись, пронеслась тенью к холодильнику, видимо, не желая мешать Виоле. А может быть, боялась, что разгоряченная хозяйка тут же перекинется на нее, обвинив в беспорядке. Пряча глаза, она открыла холодильник. Увидев там вместо ожидаемых полок с продуктами скорченную фигуру Сереги, Люба тихо пискнула и резко захлопнула дверь. А потом повернулась к остальным с перекошенным лицом.

– Что это? – прошептала она, затем, тоненько подвывая, вылетела из кухни на полусогнутых ногах. Наверное, решила отползти в кусты и там уже спокойно упасть в обморок или сразу умереть от разрыва сердца. Во всяком случае, выходила она из кухни с соответствующим видом.

– Похоже, не все знакомы с древним методом Коноваловых, – язвительно заметила Виола, провожая ее взглядом.

– Может быть, он уже все? – нерешительно предположила Лидка. – Может, пора вытаскивать? Пьяные редко соображают, что делают.

– I am cool! – бодро донеслось из холодильника.

– Что он имеет в виду?

– Переводить эту фразу можно двояко, – Сашка улыбнулась, – то ли ему холодно, то ли ему здорово. Но мне кажется, смысл один – он не хочет вылезать.

– Идиот! – злобно констатировала Виола и крикнула в Серегину сторону: – Сломай нам только холодильник! Только этого нам и не хватало?

– It’s cool, – лаконично ответил тот.

– Хоть это радует.

– А где вы были, когда случился предполагаемый обыск, – неожиданно посерьезнел Синичкин и, открыв свой блокнот, уставился на Виолу.

Наступила тягостная пауза. Та открыла рот, хлопнула глазами, затем осторожно осведомилась:

– Вы что же, подозреваете, что я в собственной комнате устроила развал, а теперь мечусь по дому и кричу, мол, какой гад это натворил?! На ваш взгляд, зачем мне это нужно?

– Ну… – капитан пожал плечами, – ничего такого я в виду не имел. Просто хотел выяснить, может быть, вы были где-то поблизости, что-то видели или хотя бы слышали…

– Если бы я что-то видела, я бы сказала, – Виола насупилась. – А сами-то вы с вашим майором где были?

– Я обмахивал Лидию, потому что, когда Аркадию Петровичу стало плохо и она принесла валидол, то потом сдала и упала в обморок, – как на духу отрапортовал Синичкин и задумался: – А вот майор Ляпов… я его не видел.

– Опять майор Ляпов, – Лидка многозначительно округлила глаза и вдруг посмотрела на Сашку.

Все сделали то же самое. Саша чуть не подавилась пирогом:

– Чего?! Чего вы на меня уставились? Я понятия не имею, где был ваш майор. Или вы подозреваете, что он был со мной?

– Прекрати молоть чепуху, – оборвала ее Виола.

– Да с вас станется, детективы!

– Ну, что такое?! – на кухню зашла домоправительница Валентина. За ней семенила хнычущая Люба, которая боязливо держалась за широкую юбку начальницы. Другой дрожащей рукой она указала на холодильник.

Валентина подошла к нему, открыла дверцу, с минуту созерцала сидящего в нем Серегу, потом закрыла и укоризненно посмотрела на горничную:

– Не понимаю, что тебя так поразило. Ну, хочется человеку в холодильнике сидеть. Тем более Виолетта Аркадьевна не против. Ты-то чего взвыла?

– Я… я… – в порыве раскаяния задохнулась Люба.

Валентина повернулась к хозяйкам:

– Простите ее, нервы совсем расшатаны. Виктория Петровна в гостиной просила ее холодного квасу принести, а Люба со слезами вернулась. Понимаю, что дисциплина у нас еще та стала, но я уже работаю над этим.

В доказательство она рявкнула на горничную:

– Чего стоишь, рот раззявила! Бери бутылку и неси. Живо! Да подай в хрустальных стаканах.

– А где был Павел? – спросил Синичкин.

Все женщины вздрогнули, как одна. А Сашка почувствовала неприятный зуд под коленками.

– Я же просто спросил… – капитан, поняв, что опять попал впросак, быстро побледнел.

– Павел, Павел, – Валентина покачала головой. – Он один знает, где бывает в тот или иной момент. Очень загадочный парень – этот Павел.

– Он вам родственник? – еле слышно обратился настойчивый Синичкин к Виоле.

– Пока еще нет, но все может случиться, – снова бодро отвечали ему из холодильника.

– Что это ты несешь? – обратилась к агрегату Виола.

– С меня довольно! – Сашка резко встала, подошла к холодильнику, распахнула дверцу и на глазах у изумленной публики вытянула оттуда Серегу за руку.

Тот выкатился кубарем на пол.

– Удивительно свеж, хоть и встрепан, – задумчиво оценила его Лидка, – может, и мне стоит каждое утро с холодильника начинать?

– Не поможет, – жестоко ответила ей Виола.

Лидка тут же пустила обиженную слезу.

– Шут гороховый! – обругала Серегу Сашка и поволокла его на улицу.

* * *

На теплом ветерке Серега поежился, потом закинул голову к небу и расплылся в блаженной улыбке.

– Доволен? – раздраженно спросила его Сашка.

– Ага, – с чувством кивнул он. – Прости, что доставил тебе несколько неприятных минут.

– «Несколько неприятных минут», – передразнила она его. – Ты мне час неприятного времяпрепровождения доставил. Теперь можешь двигать домой с чувством выполненного долга.

Она отпустила его и пошла к парадной лестнице.

– А как же наш разговор? – он припустил следом весьма уверенным шагом, словно и не был пьян в стельку буквально час тому назад.

– Разговор? – Сашка остановилась.

– Да, разговор. We talked about Mister V.I.P. He’s interesting for you, is'nt it?[7]7
  Мы говорили о мистере Важная персона. Он представляет для тебя интерес, не так ли? (англ.).


[Закрыть]

– Во-первых, я не собираюсь упражняться с тобой в английском, будь ты трезв или пьян, – Сашка нахмурилась, – а во-вторых, я не понимаю, что за персону ты имеешь в виду?

– Очень плохо, – Серега вздохнул. – Плохо, что с памятью у тебя проблемы. Мы говорили о Павле. Да-да, о твоем разлюбезном Павле.

– Кстати, – она постаралась вложить во взгляд, коим его наградила, максимум холода, – если еще раз ты позволишь себе шутки типа той, которую отпустил в холодильнике, можешь забыть о нашей дружбе.

– Значит, пока мы все еще друзья? – странно, но он, кажется, обрадовался.

– Я хотела бы на это надеяться, – долго сердиться Сашка не умела. Даже на Серегу. – Если ты хотел что-то сказать, говори. Я слушаю.

– А нечего говорить, – он красноречиво развел руками, но продолжил: – Я задал тебе вопрос, как фамилия Павла, откуда он родом и вообще, кто он такой, собственно. Ты ответить не смогла. Но я знаю тебя, поэтому склонен предположить, что тебя все эти вопросы интересуют больше, чем меня. Почему бы просто не пойти к нему и не спросить?

К концу его речи Сашка совсем сникла и только тихо ответила:

– Он не отвечает.

– И тебе это кажется нормальным?

– Нет, не кажется. Но он имеет право хранить свои секреты. Он работает вместе с отцом, может быть, этим продиктовано…

– Отсутствие фамилии? – Серега хохотнул. – Да будет тебе известно, что твой отец не работает с людьми, о которых ничего не знает.

– Мне это известно, – она медленно двинулась по дорожке.

Мысль, пришедшая к ней в этот момент, была на удивление простой. Настолько простой, что Сашка даже удивилась: стоило ли бродить вокруг да около загадки, когда все можно выяснить так легко!

– Слушай, а о каком журналисте ты говорил с Викторией?

– Не понимаю.

– О журналисте, в смерти которого ты пытался обвинить себя.

– Хочешь стать домашним детективом рода Мамоновых?

– Просто хочу знать.

– Детективы тоже просто хотят знать. Правда, иногда им мешают. Не всем хочется, чтобы они просто хотели знать, – Серега усмехнулся. – Ладно, хотя подслушивание чужих разговоров и не самая большая добродетель, я все-таки сдаюсь. Я расскажу тебе. Помнишь, на лестнице ты проговорилась, что слышала, как Надя, тогда еще живая, говорила кому-то по телефону, что тайна вашего дома стоит дорого.

– Нечего делать вид, что я совершила что-то скверное, – фыркнула Сашка, – я не проболталась, а спросила тебя, что ты об этом думаешь.

– Так вот, в нашем доме было нечто похожее. У нас была горничная – Ириной ее звали, не как сейчас – приходящая, а постоянная. Не стоит напоминать, что и в нашем, и в вашем доме могут действительно храниться тайны, представляющие большую ценность, так вот, наша Ирина покопалась в отцовском столе и потом продала какому-то журналисту нехилую папку с копиями неких документов. А впоследствии отец целый год доказывал, что он не осел. Ирина была уволена, но это нам уже не помогло. Многие сделки провалились, словом, здорово она нас тогда сделала. Его даже прокуратура прищучить пыталась. Спасибо твоему отцу, не дал нас в обиду. Вот я и подумал, что имеет смысл о намерениях вашей Нади рассказать кому-то из семьи. Аркадия Петровича я тревожить не стал, а поговорил с Борисом. Тот только хмыкнул. Это и понятно, не станет же он падать мне в ноги и благодарить. Ну и еще с Вованом эта глупость вышла. Я ведь только пошутить хотел. А потом вдруг исчез Рябой, убили журналиста в Питере, того самого, который под твоего отца копал. Ну, я сопоставил факты…

– Ничего себе сопоставил! Ты считаешь, что Рябой убрал питерского журналиста?

– Не знаю, – тихо ответил Серега, – но Рябого нет до сих пор. Борис сказал, что его Аркадий Петрович отправил по каким-то своим делам. Интересно, по каким, да?

– Честно говоря, я тоже над этим думала. И ты решил, что косвенно виноват в гибели журналиста? А теперь думаешь, что и Надю убили из-за тебя?

– Нет, – Серега покачал головой, – теперь я думаю, что все в вашем доме крутится вокруг Павла.

– Фу ты! Опять ты за свое! – Сашка даже покраснела. – Ну сколько можно, в самом деле.

– А ты подумай: появляется загадочный парень. Откуда он, кто – никто не знает, но его принимают в доме. Правда, при этом убивают Галю, которая, кстати, не могла желать твоей семье ничего плохого, так как любила Аркадия Петровича. Что уж этот Павел наговорил твоему отцу – неизвестно, но они теперь друзья. Дом окутан тайной, о которой, может быть, и хотела рассказать Надя. Но Надю тоже убили. Лично мне кажется, что эти убийства связаны между собой и еще… Павел пришел, чтобы повлиять на твоего отца.

– Что?! – она замерла.

– Понаблюдай: Аркадий Петрович в его власти. Это же видно!

– Глупости! – однако она не могла с ним не согласиться, потому что сама не раз так думала. Павел действительно управляет отцом. Может быть, и не во всем, но в чем-то точно управляет. – Знаешь что, я сейчас пойду и все спрошу у него самого. Вот и все.

– У Павла?

– Нет. У папы. Давно собиралась это сделать. – С этим она двинулась вверх по лестнице, и решимость ее росла с каждой преодоленной ступенькой.

* * *

Аркадий Петрович устало вздохнул и ответил в телефонную трубку:

– Да. Я знаю, что в среду общее собрание акционеров. Да, я знаю, что сегодня уже вторник. Назначай собрание на вторую половину дня. Да, ближе к вечеру.

– Меня разрывают на части, что мне ответить? К чему мне людей готовить? Будет холдинг или все-таки нет? – в голосе секретарши послышалось отчаяние. – Бумаги не готовы. Мы не успеем к собранию!

– Бумаги – это не главное. Главное – решение, не так ли?

– Д-да, – неуверенно протянула та, – но… что мне говорить людям?

– Говорите, что решение принимаю я, а не вы.

– Это так, но я должна знать предварительно.

– Ах, Инночка, я и сам ничего предварительно не знаю. Как пойдет… – он улыбнулся.

– Как пойдет? Как это понимать?!

– Как понимать… да вот так и понимай: не знаю я пока.

– А когда вы будете знать?

– Надеюсь, что в скором времени.

– Я думаю, вы понимаете, что собрать всех этих людей довольно трудно, – задохнувшись, произнесла секретарша.

– Я понимаю. Но ведь это вообще не моя идея была.

– А чья? У меня записано ваше распоряжение.

– Ах, Инна. Достаточно. Я еще не выжил из ума. Готовь собрание и ни о чем не думай. Отсылай всех, и конец.

Мамонов положил трубку. На душе у него было тяжело. Впервые в жизни он сомневался. Сомневался не в партнерах, не в оценке рискованности предстоящего предприятия – в этом он сомневался довольно часто, и его известное чутье и умение принимать правильное решение сотню раз сослужили ему службу. Сейчас Аркадий Петрович сомневался в себе, и это в самом деле было впервые. Он физически ощущал борьбу внутри себя самого. Здравый смысл диктовал ему принять то решение, которое отвергало его природное чутье. Интуиция впервые спорила с логикой. Он не мог понять, почему вопреки всем здравым домыслам интуиция диктует ему все-таки собрать акционеров и объявить о слиянии многочисленных фирм в холдинг. Почему? Ведь ему это невыгодно!

Аркадий Петрович зажмурился, потер лоб. Потом распахнул окно. Пряный хвойный ветер ударил в лицо.

«Будет дождь, – неожиданно подумал он. – Запах хвои усиливается к дождю…»

* * *

Сашка взбежала на третий этаж и, завернув в коридор, замерла, переводя дыхание. В трех шагах от нее стоял Павел и улыбался, словно специально дожидался ее тут, рядом с кабинетом отца.

– Ты что здесь делаешь? – шепнула она.

– Я живу на этом этаже, – он указал на дверь своей комнаты, – хотел прибраться за теми, кто у меня все вверх дном перевернул.

– A-а… Хочешь помогу?

– Ты для этого сюда так бежала?

– Нет, – честно призналась она, потому что была твердо уверена: врать ему бесполезно. Он почему-то видит ее насквозь.

– К отцу неслась? – он хотел было пройти мимо нее, но задержался, будто бы ждал чего-то. Чего? Признания, что она идет к отцу выяснить, кто он?

– Паш… – Сашка почувствовала, как щеки наливаются горячей кровью. Во рту у нее пересохло, и она поперхнулась этой сухостью, закашлявшись.

Он шагнул к ней и обнял за плечи:

– Просто живи своей жизнью, – тихо произнес он и коснулся губами ее макушки.

– Но… моя жизнь проходит в этом доме. Моя жизнь тесно переплетена с жизнью моей семьи, моего отца, а теперь и с твоей, я надеюсь.

– Нет.

– Что нет? – она подняла на него удивленные глаза.

Он отрицательно покачал головой, подтверждая сказанное.

Ноги у нее подкосились. Она отстранилась от него, отступила на шаг. Ей стало жарко, даже душно:

– Ну, конечно… Господи, я же просто дура! Я подумала, что раз уж у нас все случилось, то, значит, мы теперь связаны… Конечно же, нет. Конечно же…

Сама того не ожидая, она всхлипнула. Перед глазами поплыл коридор, стены смазались и капнули на кофту теплыми слезинками.

– Сашка! – он шагнул было к ней, но она, быстро скользнув мимо, уже стояла возле двери кабинета.

– Что же это такое… – пробормотала она и быстро вытерла глаза тыльной стороной ладони.

Павел одним прыжком оказался рядом, сгреб ее в охапку и прижал к себе.

– Ты неправильно меня поняла, – его горячий шепот обжег ухо. – Я хотел сказать, что пока не могу быть связан с тобой. Это не значит, что я не хочу этого. Я просто не могу. Пока твой отец… пока…

– Пока что?!

Повисла пауза, которую прервала неожиданно скрипнувшая за ними дверь. Оба они вздрогнули и, испуганно отстранившись друг от друга, повернули головы. На пороге собственного кабинета стоял Аркадий Петрович. Вид у него был крайне недовольный.

– Вы?! – он вскинул бровь, но тут вся грозность с него слетела. Он посмотрел на Павла и растерялся. Неопределенно хмыкнул, махнул рукой и, наконец, совсем сник, отвел взгляд в сторону.

– Я к тебе, собственно… – Сашка уже ничего не понимала. В другие времена отец бы устроил ор на весь дом. Еще бы: его дочку обнимает чужой парень! Да он, как нормальный отец, просто обязан кричать и топать ногами.

«Что же за власть у Павла над папой? Может, он его чем-нибудь шантажирует?»

– Ко мне? – переспросил Мамонов, словно не поверил.

– Ага, – решив больше ничего не объяснять, Сашка быстро прошмыгнула мимо него в кабинет и уселась в кресло.

Аркадий Петрович еще раз глянул на Павла, который пожал плечами, нагло улыбнулся, затем повернулся к хозяину дома спиной и медленно двинулся по коридору.

– Н-да… – Мамонов вернулся в кабинет, закрыл за собой дверь и только тогда посмотрел на дочь.

Ей показалось, что взгляд у него затравленный, как у раненого зверя, чувствующего близость собак, идущих по следу.

Он подошел к ее креслу, сел на подлокотник, обнял дочь и, повернув голову к окну, задумчиво произнес:

– Я могу тебя понять… Павел красив, умен и вообще, есть в нем что-то такое, что притягивает к нему, не так ли?

– Хочешь выяснить, уж не влюбилась ли я? – Сашка усмехнулась и прижалась к отцу, ощутив щекой накрахмаленную гладь его рубашки.

– Он привлекателен и, наверное, для неопытной девочки он вдвойне привлекателен, но…

– Но? – она подняла на него голову, с вызовом глядя снизу вверх. Аркадий Петрович, не отрываясь, смотрел в окно, словно боясь встретиться с ней взглядом.

– Но он не может составить тебе пару.

– Хочешь сказать, что он недостаточно хорош для этого? Даже хуже, чем Серега?

– Серега вовсе не так уж плох.

– Но совсем недавно ты говорил, что он мне не подходит! Что если за десять лет знакомства я так в него и не влюбилась, то и не влюблюсь никогда.

– Я был не прав.

– Папа! – Сашка округлила глаза. – Ты пугаешь меня. Ты никогда не бываешь не прав. Во всяком случае, я на своем веку такого не припомню. Вернее, ты никогда не признавался, что был не прав. Что с тобой происходит, а? Ты заболел?

– Насчет дел сердечных я ведь тоже могу ошибаться, – усмехнулся отец. – Тем более в таком сложном вопросе, как сердечные привязанности моей маленькой дочери. Но вот насчет Павла… Знаешь, если выбирать между ним и Сергеем Коноваловым…

– А если не выбирать? Помнишь, ты говорил мне про единственного? А если Павел и есть тот самый единственный?

– Но он не может им быть. Он никогда не останется рядом с тобой. Он скоро уйдет.

– Уйдет? Куда?!

– Сашка, постарайся понять: Павел тебе не пара.

– Пап, объясни, – она дернула его за рукав.

Аркадий Петрович наконец отвернулся от окна и посмотрел на дочь. Таких больных глаз она никогда не видела. Разговор приносил ему невероятные страдания. Она испугалась:

– Тебе плохо?

Он кивнул:

– Мне плохо. Плохо, потому что я не могу тебе ничего объяснить. И помочь я тебе не могу. Я прошу тебя поверить мне и отказаться от любви, и я понимаю, что прошу тебя пойти на муки без лишних вопросов. Пойти сейчас, чтобы потом было не так мучительно. Но я же понимаю, что уже поздно: сейчас или спустя несколько дней – уже все равно…

Он закрыл глаза.

– Пап, я ни-че-го не понимаю. Кто такой Павел, а? Почему он бросит меня? Почему ты так уверен в этом? Что вы вместе с ним делаете? Он участвует в создании твоего холдинга?

– Завтра собрание акционеров.

– И что с того? Ну, примете вы решение объединиться в холдинг, Павел выполнит свою задачу и уедет из нашего дома. Он же не исчезнет совсем. Почему мы не сможем встречаться?

– Потому что он исчезнет навсегда, – Мамонов вздохнул.

– Как это?

– Сань, он не может быть твоим единственным.

– Я хочу тебе рассказать. Только обещай не сердиться, ладно? – сочтя его молчание за согласие, она продолжила: – Я сбежала в Москве от Вики и Рябого и встретилась с Павлом. Это было за три дня до приема в честь приезда Вики. Мы тогда по Москве гуляли и провели весь день вместе. А потом он пришел к нам в дом. Я и не догадывалась, что вы с ним тоже знакомы. Так что…

– Милая, – отец открыл глаза. Нагнулся и поцеловал ее в макушку. – Это не тот Павел. Это другой…

– Знаешь что! – она вырвалась из его объятий и резко вскочила на ноги. – У меня складывается ощущение, что в нашем доме гнездится страшная эпидемия, которая поражает мозг. Не обижайся, но у нас все сошли с ума. Как-то уж разом помешались. Я надеялась, что хоть ты здоров. Папа, я никогда тебя таким не знала и не хочу знать. Ну, пойди умойся холодной водой, не знаю, сделай с собой что-нибудь, только перестань, ради бога, нести околесицу. Мы живем в реальном мире. Я реальна, ты реален и Павел – тоже реальный человек, а ты говоришь о нем как о призраке, который скоро сгинет с лица земли. И я уже почти поверила в этот бред. Бред, потому что человек не может исчезнуть просто так. Папа – это серьезно. Нам всем нужно лечиться!

Последнюю фразу она закончила, сорвавшись на неприличный крик. А потом порывисто вылетела за дверь. Отец не стал ее останавливать, и следом он за ней не побежал.

Сашка распахнула дверь своей комнаты и остолбенела от неожиданной картины: там было прибрано и уютно – все вещи на своих местах, кровать заправлена, легкие шторы колышутся, раздуваемые ветерком. Единственным чужим элементом в этом мирном покое была она сама – возбужденная, бледная, с лихорадочно блестящими глазами. Она плюхнулась в кресло, обхватила голову руками и попыталась задуматься. Но мысли кружились в голове адской каруселью. Она не могла ухватиться ни за одну, и вскоре ее даже начало подташнивать. Сквозь канитель обрывков чужих фраз и беспорядочные, не связанные друг с другом недавние происшествия, сквозь толпу персонажей, толпившихся в ее мозгу, она услыхала робкий стук в дверь.

– Да, – Сашка болезненно сморщилась.

На пороге появился Серега. Он закрыл за собой дверь, шагнул на середину комнаты и застыл там в немой нерешительности, что было ему абсолютно несвойственно.

– Ты все еще здесь? Почему домой не поехал?

– Ты говорила с отцом? – вместо ответа спросил он.

– А тебе какое дело?

– То есть как какое дело? Разве не в моих интересах вывести твоего разлюбезного Павла на чистую воду?

– Тоже мне «Крошка Сорти». Но если хочешь, я тебе скажу, что поведал мне отец, – Сашка невесело усмехнулась. – Он назвал Павла призраком. И еще, со слов отца, Павел скоро исчезнет.

– Как это исчезнет? – Серега выпучил глаза.

Она пожала плечами:

– Не знаю, но, следуя логике, наверное, растворится в воздухе, как всякий уважающий себя призрак. Надеюсь, тебе полегчало.

– Что-то не очень, – растерянно пробубнил Серега.

– Тогда ты меня понимаешь. У меня вообще такое чувство, что все мы тут стремительно сходим с ума, если уж папа понес такую околесицу… я просто не знаю, что делать.

– А с Павлушей ты говорила?

– Не смей так его называть! – она метнула в его сторону довольно злобный взгляд, от которого он поперхнулся и пошел красными пятнами. – Павел предпочитает говорить загадками, в сущности, поддерживая нелепую версию отца. Может быть, ему она пока выгодна. Не понимаю, что происходит. Может, у Виолы спросить?

– А Виола в курсе?

Ответ был неожиданным, но молниеносным: Виола собственной персоной пронеслась по коридору, изрыгая на ходу довольно громко и даже истерично:

– Кто мне объяснит, что творится в нашем доме, черт побери! Кто может мне дать хоть мало-мальски логичное объяснение?!

– Да… – протянул Серега, кивая в сторону затихающих шагов, – похоже, что Виола тебе ничего толкового не скажет.

– Я не знаю, что делать, – призналась ему Сашка.

– А ты подумай. Может, вспомнится какая-нибудь зацепка. И потом, ты не одна, я с тобой.

– Ты? – она прищурилась.

– Я знаю, как ты к этому относишься, но у меня предложение: давай заключим перемирие. Мы заключим перемирие на время нашего расследования.