Текст книги "Избранные (СИ)"

Автор книги: Анна Жадан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

– Я больше вообще не знаю, кто моя собственная сестра, – шепчу я, отступая назад. – Моя сестра никогда не просветила бы Адриана, не украла бы священную реликвию, которую своей головой охранял наш отец, не врала бы мне и всем остальным столько лет. Моя сестра слишком милосердна, чтобы оказаться таким чудовищем.

Ее глаза леденеют, и она безразлично произносит:

– Тогда тебя постигнет та же участь, что и мятежников.

Моя кровь холодеет при этих словах. Открытая угроза от моей сестры – это удар в спину, которого я никогда не ждала. Мне хочется рассмеяться и сказать, чтобы она прекратила этот цирк – Эсмеральде совершенно не идет быть злодейкой. Но то, как она держится, как она смотрит и с какой уверенностью произносит слова наталкивает меня на мысль, что впервые в жизни она не притворяется. Она слегка наклоняет голову, как делала всегда, когда принимала на себя тяжелое бремя, и я сжимаю пальцы в кулаки.

– Ты не можешь просветить меня. Ты не посмеешь, – рычу я.

– А я и не собиралась. Я казню тебя на дворцовой площади, чтобы люди знали, что я не благоволю никому – даже своим ближайшим родным. Я – истинная справедливость, Селеста.

– Нет.

Голос прерывает нас так резко, что я даже не успеваю удивиться. Мы с Эсмеральдой оборачиваемся и встречаемся взглядом с Габриэлем. Он стоит в проеме дверей, за которыми нарастают крики, и спокойно смотрит на мою сестру. Его волосы взлохмачены, а рубашка испачкана кровью, но я не могу определить, чья эта кровь. Хранители хмуро отступают, словно околдованные немым приказом моей сестры, и Габриэль медленным шагом приближается ближе.

– О! – Эсмеральда выглядит почти довольной. – Габриэль, подойди. Думаю, Селесте будет интересно услышать, какую роль ты сыграл в ее судьбе.

Я тяжело дышу и в упор, враждебно смотрю на него. Теперь все обретает новый смысл – то, как он ворковал с Эсмеральдой в его покоях, их общая поездка, где он спас ее из рук мятежников в Стейси. Он обеспечил себе и своему региону отличное будущее, заключив сделку с моей сестрой. Не зря же он так активно подбивал меня уехать. Черт возьми, пусть сделает хоть один шаг в моем направлении, и я снесу ему голову.

– Ты грязный, лицемерный лжец, – выплевываю я.

Габриэль едва обращает на меня внимание.

– Отпусти ее.

– На каких основаниях, будь добр?

– Ты знаешь, на каких.

Эсмеральда улыбается, удобно устраиваясь на своей кровати. Сделав приглашающий жест, она произносит:

– Пожалуйста, расскажи ей все. Посмотри же – Селеста сгорает от нетерпения!

Как же она собой наслаждается. Сходит с ума от блаженной мысли, что провела нас всех, что оказалась умнее. Никогда в жизни я не думала, что страсть моей сестры во всем быть лучшей была лишь последствием маниакального честолюбия. Эсмеральда была в восторге от самой себя.

Габриэль переводит на меня взгляд, и я вижу в его глазах только темную пелену боли. Он сделал неправильный выбор, и вечно будет платить за него. Только я никогда уже не прощу ему то, что он испортил мне жизнь, разрушил мою семью, позволил моей сестре уничтожить все, за что наши предки так долго боролись. Я хочу закрыть уши и не слушать то, как он стал частью ее сумасшедшего плана, но не могу пошевелиться.

– Хватит, Эсмеральда, – резко произносит он, холодно глядя на нее, – мы заключили сделку, и я свою часть выполнил.

– Я знаю, – соглашается она, – но разве тебе не доставляет все это даже малой толики удовольствия? Ну пожалуйста, сделай мне приятное – расскажи ей! Поверь, будет куда хуже, если ты не расскажешь.

– После этого ты отпустишь ее.

– Слово королевы, – улыбается она.

Габриэль вновь смотрит на меня, с трудом выдерживая мой ледяной взгляд, и медленно начинает говорить:

– Я давно подозревал о связях Эсмеральды в Стейси. Когда на нас напали предположительные мятежники, мои опасения усилились. Проведя свое расследование, я выяснил, что Эсмеральда уже приезжала в Стейси и забрала несколько детей с собой в Лакнес, что само по себе является преступлением. Тогда на нас напала семья одного из мальчишек, которых забрали с собой Эсмеральда и женщина по имени Оракул. Как оказалось позже, она крала Искупителей из Стейси, потому что считала, что их дар какой-то...особенный, – он бросил на сестру презрительный взгляд, – чуть позже, Селеста, на тебя напали. В тот день мои люди засекли Эсмеральду, когда она пересекала границу ночью, на портовом судне. Должен заметить, это крайне удивило меня. Когда я прибыл в Лакнес, я прямиком отправился к Эсмеральде, потому что не считал нужным доносить это до Совета накануне нашей свадьбы.

– Да, ваша свадьба – главная забота этих времен, – скривилась Эсмеральда.

– Она рассказала мне об Искупителях, – не обращая на нее внимания, продолжал Габриэль, – и еще кое о чем. Один из тех парней, который напал на тебя в Стейси, не погиб. Я допросил его и выяснил, что...

Я с замиранием сердца слушаю его, хотя, казалось бы, уже не может быть ничего хуже того, что я уже узнала.

– Что ты выяснил?

Габриэль сочувственно поднимает на меня глаза:

– Выяснил, что его подослала твоя сестра.

Такое ощущение, что на голову мне только что свалился потолок. То, что Эсми сделала с Адрианом, как она наплевала на наших родителей и поиздевалась над нашими законами почему-то на миг померкло перед другим фактом. Ни разу – даже когда Эсмеральда, чьи глаза сверкали таким восторженным, фанатичным блеском, объявляла о том, что уничтожила душу нашего брата – я и помыслить не могла, что она окажется способна меня убить. Да, мы с сестрой чертовски разные, но я всегда знала, что по какую бы сторону баррикад мы не оказались, в какие регионы бы ни заплыли, мы всегда будем любить друг друга. Без вопросов и сомнений.

Я практически никогда не плачу. Считаю это делом бесполезным и весьма неблагодарным, а еще здорово портящим репутацию, но сейчас я ничего не могу с собой поделать. К горлу подкатывают рыдания, и я изо всех сил впиваюсь ногтями в ладонь, чтобы не разреветься прямо в этой дурацкой комнате, которая искромсала мой мир на кусочки.

Я смотрю на нее и могу произнести только одно:

– Почему?

На миг мне кажется, что на ее лице проскальзывает тень – что-то, похожее на смесь сомнения и сожаления – а в следующую секунду ее голос звучит чуть тише и менее хвастливо:

– Это было необходимой мерой. Не думай, что мне доставляло удовольствие планировать твое убийство или просвещать Адриана, – как будто оправдывается она, – но просветить тебя я не могла. У меня больше не было обученных Искупительниц, верных мне, а если бы и были, то их смерть вызвала бы слишком много подозрений. Если бы я оступилась, отец бы тут же повесил меня за предательство и Ламантра никогда не узнала бы своей истинной королевы. Оставлять тебя в живых я тоже не могла. Если другие регионы, вероятнее всего, подчинились бы мне из-за оружия, которым я обладаю, то на Стейси рассчитывать не приходилось, – она смотрит на меня почти с осуждением, – я понимала, что Габриэль будет во всем слушаться тебя, а ты никогда не простишь мне то, что я сделала с Адрианом. И, скорее всего, никогда не позволишь Стейси пасть перед лицом новой королевы. Я не могла так рисковать, а союзники мне были нужны. Поэтому, когда Габриэль пришел ко мне, я предложила ему сделку. Он пообещал содействовать мне при условии, что я не трону тебя и подчиню себе Стейси на выгодных условиях.

Мне не хватает воздуха, но я заставляю себя твердо посмотреть на Габриэля и Эсмеральду. Значит, они вовсе не любовники, а вынужденные союзники. Я пока еще не разобралась, как ко всему этому отношусь – особенно к части, которая касается Габриэля, но мне придется подумать об этом позже.

– Ну и почему бы тебе просто не просветить нас сейчас раз ты обладаешь такой силой? – рявкаю я, не успев подумать, чем зарабатываю гневный взгляд Габриэля. Да пошел он.

Эсмеральда горестно качает головой, как будто я непроходимо глупа.

– Эх, младшая сестренка, все-то ты ничего не понимаешь. Если я просвещу Габриэля, то мне мгновенно объявят войну в Стейси, а другие регионы поддержат это. Я, разумеется, сильна, но не настолько, чтобы просветить армию всей Ламантры против Лакнеса. Сейчас на моей стороне есть Стейси, а как только я расскажу о существовании Искупителей и своей силе, Кравер и Бишоп падут.

Она все продумала. Я могу только теряться в догадках о времени, которое Эсмеральда потратила за изобретением своего плана – выверяла его до мелочей, искала, где могла бы оплошать и уничтожала малейшую возможность неудачи. Я всегда знала, что моя сестра – политический гений, но никогда не думала, что она использует свои способности во вред, а не во благо. Мне даже хочется смеяться от этой мысли. Забавно, как кажется, что знаешь о человеке все, а он продолжает тебя удивлять. И удивительно, как люди предстают перед тобой совсем не такими, какими они казались все это время, и ты ловишь себя на мысли, что все их качества были придуманы тобой, потому что гораздо проще сделать человека плохим, чем принять его неоспоримые достоинства. Или хорошим, чтобы уменьшить собственную боль. Вся та ложь о людях, которую мы создаем и жадно проглатываем, живет в нас ради нас самих. Теперь я понимаю это, как никогда раньше.

– Что ж, сестричка, – заявляю я с улыбкой, которая больно стягивает мне лицо, – надеюсь, тебе понравилось уничтожать все хорошее, что между нами когда-либо было ради своих идиотских затей о покорении мира. Но не забывай, Эсми, что ты еще никогда у меня не выигрывала. И в этот раз ты тоже проиграешь.

Эсмеральда щурится и рычит:

– Только я знаю, как правильно управлять народом! Ты жестока, Адриан – безволен, а наши родители глупы! Меня обожают, меня почитают, только меня послушаются! Я наведу порядок во всем королевстве, а остальные дома будут подражать мне. А ты, Селеста, ты будешь поклоняться мне и без просвещения.

– Что ты сделала с нашими родителями? – рычу я в ответ.

– А как ты думаешь? – усмехается Эсмеральда.

Все во мне леденеет, и я в ужасе начинаю пятиться назад. Мама с папой – все, что у меня осталось. Я и так проторчала здесь слишком долго. Я разворачиваюсь и ударяю одного из Хранителей в лицо. Затем опираюсь на его скрещенные на груди руки, приподнимаюсь и отпихиваю второго Хранителя точным ударом ноги в живот – трюк, который мы с Адрианом отработали, когда были еще детьми. Когда он еще был самим собой. С каждым ударом мне становится легче, как будто вся моя боль сосредоточена в моих конечностях. Мне хочется закричать, но я молчу и прокладываю себе дорогу к выходу. Я должна выбраться и разобраться, какого черта происходит за дверьми, и что начала Эсмеральда в погоне за властью.

– Если она выйдет за эти двери, у меня не будет другого выхода, – безразличным голосом произносит сестра, – я убью ее.

Габриэль издает тихое рычание и что-то очень тонкое вонзается мне в шею. Перед глазами все темнеет, и я падаю прямиком в руки одного из Хранителей, который расплывается в улыбке перед моей сестрой и обращается к ней "госпожа".

Глава двадцать седьмая

Эланис

Всегда одни, всегда ограждены стенами,

С любовной жаждою, с безумными мечтами

Боролись долго мы – но не хватило сил.

Адам Мицкевич

Я открываю глаза, ожидая увидеть просачивающиеся в комнату лучи утреннего солнца и грозно нависшее надо мной лицо Норы, но вместо этого вижу высокий потолок и хрустальную ажурную люстру ручной работы. Какой-то нарастающий гул заставляет меня поморщиться, и я с трудом приподнимаюсь, не понимая – это гудит в моей голове или где-то снаружи.

Воспоминания мгновенно обрушиваются на меня, и я выпрямляюсь. Я нахожусь в одной из дворцовых комнат, которая больше похожа на небольшой просторный зал – окна занавешены шторами, в углу стоит маленький стол, а посреди зала – большой, кожаный диван. Из этой комнаты ведет около десятка дверей, расположенных со всех сторон от меня, но, по моим скромным предположениям, все они закрыты.

А еще я одна.

Я встаю, и меня тут же сшибает с ног боль, эхом отдающаяся в голове. Я стогну и стою на месте, дожидаясь, пока перед глазами перестанут плясать разноцветные точки. Конечно, вокруг меня нет случайно завалявшейся Стигмы, а под диваном не разлеглись ни Корал, ни Адриан, ни даже просвещенный общими усилиями Хранитель.

Самое время признать, что мне конец.

Из-за дверей слышатся крики и звук вынимаемых из ножен мечей. Я подбегаю к одной из них и активно трясу, но, как и ожидалось, она заперта. Понятия не имею, чем вызвано сражение – похищением Стигмы, объявлением на Совете или же люди Тристана отправились истреблять Искупителей, как, по его мнению, скорее всего должны были сделать с самого начала. Возможно, мне не за что больше благодарить Оракул, но за одно мы точно должны сказать ей спасибо – она убедила сумасшедшего короля использовать Искупителей, а не уничтожать их.

Пока, конечно, мы все не испортили, возжелав свободы.

Я подбегаю к дверям и изо всех сил безуспешно тяну их на себя. Только теперь я замечаю, что мой костюм, облегающий меня, словно вторая кожа, во многих местах порван и пропитан кровью, но боли я не чувствую. В моей голове стучит множество мыслей.

Удался ли наш план? Если удался, то где сейчас Эйдан? Как отреагировал совет на новость об Искупителях? Не они ли сейчас нападают в надежде перебить нас? Живы ли мои друзья?

Или схватка связана с тем, что я видела несколько минут – или часов – назад в катакомбах?

В ответ на мои мысли одна из дверей распахивается, и мое сердце пропускает удар. Я быстро провожу рукой по небольшому кинжалу, спрятанному в штанине – единственному оружию, которое у меня еще осталось, – и стараюсь дышать спокойно.

В комнату вплывает изысканная девушка в белом костюме. Я встречалась с ней всего несколько раз, но сейчас у меня такое чувство, будто я никогда ее раньше не видела. Я вглядываюсь в ее светлые локоны, в изящную, гибкую фигуру, но понимаю, что дело в ее глазах. Сейчас ее изумрудные глаза сверкают таким восторженным блеском, как будто ей только что подарили весь мир на ладони.

Еще одна чокнутая представительница семейства Лакнес.

Она неспешно приближается ко мне со сладчайшей улыбкой на лице, удовлетворенно кивая головой:

– Ну что, маленький воин. Ты наконец-то додумалась, да? Сложила все кусочки пазла и нашла ответ?

Кроме того, что Эсмеральда – очередная злодейка в этом дурацком дворце, мне пока ничего неизвестно, поэтому я враждебно смотрю на нее и молчу. Не знаю, как много, по ее мнению, я знаю, поэтому лучше всего сейчас было бы держать язык за зубами. Это очень непросто, учитывая, что меня волнует масса вещей, которая крутится вокруг нескольких вопросов: где мои друзья? Удался ли переворот? Чем сейчас занимается Эйдан?

Эсмеральда с интересом наклоняет голову:

– Да ладно, неужели ты так еще и не разобралась? Адриан говорил мне, что ты умная девочка.

Я в недоумении смотрю на нее. Какое отношение к этому имеет принц? Это уже начинает волновать меня, ведь главной частью нашего плана было именно беспрепятственное восхождение Адриана на престол. Раз уж Эсмеральда, судя по выражению ее лица, оказалась сумасшедшей.

– Где я? – наконец, решаюсь на вопрос я.

Эсмеральда усмехается, глядя куда-то за мою спину.

– Это уже не имеет значения. Адриан, войди.

Я резко оборачиваюсь, и одна из дверей открывается. Из нее выплывает принц, но он не обращает на меня никакого внимания. Лицо его безжизненно, а в руках – золотистая сфера, переливающаяся магией Искупителей.

– Адриан! – шиплю я, когда понимаю, что он уверенным шагом направляется к Эсмеральде, – какого черта ты делаешь?

Он никак не реагирует на мои слова. Дойдя до Эсмеральды, Адриан опускается на одно колено и протягивает Стигму, не сводя с нее полных обожания глаз.

– Я угодил вам, госпожа?

Я чувствую себя так, как будто на меня вылили целый таз холодной воды. Каждая клеточка моего тела начинает дрожать, и мне уже хочется в ужасе броситься в коридор, чтобы разобраться в том, что же я наделала.

– Ты...просветила его? – хриплю я, хотя все это еще не вяжется в моей голове.

– Очень долгое время назад, – усмехается Эсмеральда, поглаживая Адриана по золотым волосам, – видишь ли, папочка никогда не посвящал меня в свои дела. Я знала, что если я уже догадалась кое о чем в плане магии, то и он должен был. Однажды я подслушала об источнике магии, в который он закупоривает силу Искупителей. Твое появление оказалось моим выигрышным билетом. Мне нужен был доносчик, который добудет для меня информацию о Стигме. Я всегда знала о существовании Ордена Солнца – среди вас даже какое-то время находились мои люди, но, в последнее время, общество стало слишком скрытным. Когда во дворце появилась сильная Искупительница из рода Марлен, я сделала ставку на то, что они захотят переманить тебя к себе, – Эсмеральда хищно облизнулась, – и не ошиблась. – Адриану было поручено втереться тебе в доверие, возможно, даже влюбить тебя в себя. К сожалению, с этим не повезло, – она презрительно посмотрела на брата, – а я-то думала на эту мордашку ты накинешься за милую душу. Но он стал твоим другом, – она иронично протянула последнее слово. – Все, что ты говорила Адриану, о чем ты думала, что скрывала в своей комнате – все доходило до моих ушей. Ты разгадала загадку о двери, а я узнала, как открыть ее, но я не могла сама украсть Стигму. Это привлекло бы ко мне ненужное внимание в случае неудачи и могло обернуться казнью, но за меня это могла сделать ты. Девочка, доверявшая своему новому другу, на которую в случае чего можно было бы повесить кражу. А потом ты, разумеется, передала Стигму Адриану (он бы забрал ее у тебя в любом случае), а он – мне. Ну разве я не гениальна?

На несколько секунд я забываю, как дышать. Эсмеральда улыбалась все ярче наблюдая за тем, как я бледнею по мере ее рассказа. Это я поручилась за Адриана перед Орденом, это я рассказала ему о двери, это я передала ему Стигму, уверенная, что ему можно доверять. Что, черт возьми, я натворила? Все это время я думала, будто король – наш главный враг, но еще одна змея притаилась куда ближе, чем я ожидала.

Я кидаю быстрый взгляд на Адриана, но он тупо смотрит в одну точку. Я не могу представить, как эта безжизненная пародия на того, кто когда-то был моим другом, могла так страстно целовать меня и шептать о любви, а потом клясться, что всегда придет мне на помощь. Перед глазами проплывает все хорошее, что было между нами, омраченное одним единственным фактом: все это было не по-настоящему. Каждое его слово сопровождалось приказом Эсмеральды – ее тихим смешком и самоуверенной улыбкой. Он перехватывает мой взгляд и ухмыляется, и это разбивает мне сердце. Я и сама не ожидала, что больнее всего не когда тебе лгут, а когда ты чувствуешь вкус, дыхание и мускусный запах этой лжи. Когда она впивается тебе в кожу и остается там навсегда.

– Так что же... король не собирался применять Стигму?

– Отец действительно никогда не хотел другой войны, – медленно проговорила Эсмеральда. – Ты искала ответы не там, Эланис. Он не хотел использовать Стигму – он охранял ее. Это я организовала Искупителям лучшие условия, устроив все так, чтобы вы были преданы короне. Это мне вы должны служить, потому что я – ваша истинная госпожа.

– Где мои друзья? – рычу я.

Эсмерльда складывает руки на груди и вдруг начинает смеяться. Она смеется так весело и задорно, как будто то, что происходит, напоминает ей какой-то счастливый праздник или радостное событие. Она что, совсем не в себе?

– Тебе стоит надеяться на то, что все они в безопасности, но, смею тебя заверить, едва ли это так.

– Что случилось с королем? – напряженно спрашиваю я, игнорируя ее ответ.

Эсмеральда равнодушно поднимает на меня глаза, мигом переставая смеяться, как будто эта тема радует ее меньше:

– Полагаю, он уже мертв. Я займу место, которое всегда было моим по праву, и буду править Лакнесом, а в скором времени и всей Ламантрой.

Я еще раз бросаю взгляд на дверь справа от меня, представляя, как захватчики Эсмеральды режут моих друзей, оставляя кровавые следы на ковре. Кто-то громко закричал, и я с ужасом представила, что это может быть Скилар...или Давина...или Нора...

И тут мне пришло на ум кое-что еще. Кодекс Элитного отряда. Я закрыла глаза, стараясь прийти в себя и не думать о том, что Эйдан уже может быть мертв.

– Забавно, – произношу я, взяв себя в руки. – Ты вроде как не можешь просветить меня, а все еще говоришь так, будто я твоя рабыня. У тебя явно проблемы с самооценкой.

– Потешаешься над тем, что я не могу уничтожить твою душу? Ты удивишься, Эланис, но есть тысяча способов заставить тебя встать на колени и без магии.

– Ты такая же, как и Каин.

– Каин был убийцей, а я – освободительница, – она замолкает, и ее глаза вспыхивают пониманием, заставляя Эсмеральду зайтись редким смехом: – подожди, кажется, я поняла. То есть ты хочешь сказать, что я – Каин, а ты – Ламех? – она надувает губы и качает головой, – милая, ты же не можешь всерьез считать себя героиней. Поверила в то, что мамочка с папочкой продали ее в злой королевский дворец! Уж ты-то должна была знать, кому доверять.

Все во мне закипает, и я тихо рычу:

– Не смей и слова говорить про моих родителей. Может быть, я и не героиня, но все еще способна убить тебя.

– О нет, Эланис, послушай, – выплевывает Эсмеральда. – Ты долгие месяцы провела, обдумывая, могли ли они так поступить с тобой, не так ли? Думала, гадала, места себе не находила. В конце концов, ты даже убедила себя, что, возможно, так оно и есть, чтобы было на кого свалить свои беды и несчастья. А теперь ты называешь себя героиней, потомком Ламеха, беспрекословным добром. А я – злая тетя, из-за которой ты на все это купилась. Но вот тебе правда, Эланис: если бы ты по-настоящему доверяла своим родителям, тебе бы и в голову не пришло поверить в бред, который говорили тебе незнакомые люди. Твоя любовь была бы сильнее. Но ты слабая, ты не способна на такие чувства, которые испытываю я к своему народу.

Видимо, Адриан действительно докладывал ей все, как бы я ни пыталась убедить себя в обратном. По щекам у меня текут слезы, но я заставляю себя смотреть ей прямо в глаза:

– Закрой рот.

– А потом появляется Адриан! Милый принц, единственный, кто понимал тебя во всем дворце и казался твоим другом. Но ему ты в действительности оказалась не нужна, Эланис – все его чувства были лишь игрой. А еще есть красавчик Эйдан. Уж он-то точно должен быть стать твоей любовью навек, не так ли? Но и ему долг оказался важнее тебя. Видишь, как грустно получается, Эланис? Никто никогда тебя не любил. – Она окидывает меня презрительным взглядом, – да и можно ли тебя вообще полюбить? Такую слабую, наивную, глупую куклу, которая и за себя постоять-то не может?

– Меня любили мои родители, – тихо, по слогам отвечаю я, – и это то, чего ты никогда не узнаешь. Тебя любили только из-за власти, из-за магии просвещения. Тебя никогда не любили просто так.

Лицо Эсмеральды искажается, но в следующую секунду она снова овладевает собой. Жестом она приказывает Адриану уйти и "закончить начатое", отчего у меня по коже начинают бегать мурашки, и мы с ней остаемся вдвоем.

– Ты остаешься со мной, потому что считаешь, что я настолько слаба? – ледяным тоном интересуюсь я.

– Ты не убьешь меня.

– Это еще почему? – рычу я.

Эсмеральда улыбается.

– Потому что я знаю, где твои родители.

Кажется, мой мир уже привык к тому, чтобы переворачиваться каждые полчаса. Неважно, какими знаниями я обладаю и в каких людях уверена – есть все основания полагать, что через несколько минут, все снова перевернется с ног на голову.

Мы с Эсмеральдой одни в комнате, но в воздухе такое напряжение, как будто здесь не меньше двадцати человек. Я уверена, что Эсмеральда не настолько глупа, чтобы оставаться со мной наедине, ссылаясь на такое сомнительное утверждение. А это значит, что в рукаве у нее еще есть козыри и мне следует быть предельно осторожной.

– Ты блефуешь, – чуть пошатнувшимся голосом говорю я, – мои родители мертвы. У меня было время, чтобы смириться.

– Отец действительно убивал большинство Искупителей, достигших определенного возраста. Если, разумеется, они жили не во дворце, как Нора и Маккенна. Таким образом он забирал себе лучших, избавлялся от ненужных свидетелей и возможности, что однажды родители придут за бедными детьми, чтобы забрать их из дворца. Папа любил своих зверушек, – она любовно смотрит на его портрет на стене, – и, конечно, свою силу. Но некоторые сбегали раньше – как, например, твои родители.

– И куда они сбежали? – не выдерживаю я. Поверить не могу, что поддаюсь на ее манипуляторские трюки, но просто не могу устоять. Что, если есть хоть маленький шанс, что она говорит правду?

Эсмеральда наклоняет голову и насмешливо хмыкает:

– И почему ты думаешь, что я тебе скажу?

– Потому что иначе я убью тебя, – бесстрастно произношу я.

– И как же ты это сделаешь? – хмыкает Эсмеральда, – с помощью ножа в твоем ботинке? Брось, Эланис.

Она похлопывает ладонью по Стигме, которую оставил Адриан, и с интересом смотрит на меня:

– Любопытно, подействует ли она на тебя? Может ли она подавить магию Искупления так же, как подавляет Просвещение? Тебе не хочется проверить?

Нет, совершенно не хочется. Я не даю себе подумать и делаю то, чему меня учили последние полгода. Все говорили, что мне нужно полагаться на магию, а не на оружие, потому что, в конце концов, это все, что я умею.

Я смотрю в холодные изумрудные глаза Эсмеральды и представляю, как пламя, вырываясь из меня, подползает к ее голове. Я пытаюсь почувствовать то, что испытала, когда мы вместе с Давиной подавляли магию в Хранителе, и нащупать темное пятно в ее душе. Возможно ли, что я смогу перенаправить магию Эсмеральды против нее самой?

– О, Эланис, тебе стоило внимательнее относиться к урокам Оракул, – рычит Эсмеральда, выстраивая вокруг себя каменную стену.

Я сразу чувствую, что Эсмеральда не умеет управлять своей силой так, как Оракул. Ее стена как будто состоит из земли – она рыхлая, с ямами и кочками. Кое-где она покрыта чем-то мягким, словно травой, а где-то затвердела, будто обсыпанная камнями. Эти неровности помогают моему огню двигаться, обволакивая ее стену с обеих сторон, словно подчиняя себе.

Это явно не особо ей нравится.

– Иди к черту из моей головы! – кричит она, и хватается за свою прическу, раздирая пальцами шпильки в ее белокурых волосах, в агонии распутывая волосы, как будто это облегчит ее боль.

Я давлю еще сильнее и представляю, как взрывается красным пламенем ее стена. Эсмеральда издает дикий крик, и я кричу в ответ:

– Где мои родители?

Она поднимает на меня глаза и шипит, заставляя мое пламя взлететь, достигая ее макушки. Она задыхается собственным криком и нечленораздельно мычит:

– На...островах...за горизонтом, где скрываются беженцы после Слепой войны...

Ее слова прерываются стуком открытых дверей. Все двери, окружающие меня, одновременно распахиваются, и зал наводняют мужчины в темных плащах. Эсмеральда вдруг начинает невыразительно смеяться, все еще держась за голову, а я теряюсь и недоуменно перевожу на них взгляд.

Элитный отряд.

Во главе шагает Эйдан. На какую-то секунду меня накрывает волна облегчения, но уже через миг я замечаю выражение его глаз. Он смотрит на меня отчаянно, как не смотрел даже после аудиенции у короля. Я никогда не видела, чтобы Эйдан горевал, но, кажется, сейчас с ним происходит именно это. Лицо его осунулось, плечи немного поникли, а походка кажется петляющей, как будто его шатает из стороны в сторону. Он отряхивает голову и снова смотрит на меня, не замечая Эсмеральду.

– Эйдан... – я делаю шаг к нему, но дорогу мне перекрывает один из мужчин.

– Отойди от нее, Элуа, – рявкает Эйдан, и мужчина неохотно отступает.

– Эйдан! – раздается голос позади меня, – здравствуй, мой сладкий. Ты пришел присягнуть мне на верность, не так ли?

Эйдан смеряет Эсмеральду мрачным взглядом и поигрывает желваками:

– Король мертв. Мы пришли сюда, чтобы исполнить свой долг.

– Я – единственная выжившая Лакнес, которой вы можете присягать, – сложив руки на груди, объявляет Эсмеральда, – мою мать, брата и сестру в расчет на берем. Адриан просвещен уже год, моя мать не может управлять регионом, а сестра – наследница Стейси. Итак, как это происходит?

Двое мужчин, стоящие с двух сторон от Эйдана, в которых я узнаю Джошуа и Вала, обмениваются ухмылками.

– Вы не поняли, ваше высочество, – холодно отвечает Эйдан, – присяги не будет.

Я хочу закричать и все объяснить Эсмеральде, но все происходит слишком быстро. Улыбка сходит с ее губ, и она в ужасе таращится на то, как с пронзительным скрипом мужчины обнажают свое оружие.

Я не могу дышать. Широко раскрытыми глазами, не смея пошевелиться, я смотрю, как один за другим члены Элитного отряда вонзают себе в грудь ножи.