Текст книги "Избранные (СИ)"

Автор книги: Анна Жадан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава третья

Эланис

Я боялся перемен, боялся оставлять свой привычный мир, потому что знал: так, как раньше, уже не будет.

Берли Догерти. Здравствуй, Никто

Мой восемнадцатый день рождения начался не с традиционного тыквенного пирога, ласкового щебетания мамы и небольшого, приятного подарка, а с дикого осеннего холода, пробирающего меня до костей. В три часа утра меня разбудили родители – отец ворвался в комнату, сверкая глазами, и приказал мне собираться. Я до последнего думала, что это какая-то шутка или сюрприз, но избегающая моего взгляда мама заставила меня встревожиться

– Что происходит? – мгновенно проснувшись, пробормотала я.

Отец рывком вытащил из деревянного шкафа у моей кровати сумку, набитую вещами, а мама спешно сорвала с меня одеяло.

– Эланис, тебе надо уехать.

Я растерянно оглядывалась, стараясь немного очнуться ото сна. Мама тянула меня к шкафу, чтобы я собиралась, но я не могла отвести взгляда от собранной сумки:

– Куда уехать? Я никуда не поеду. Пап, может, ты прекратишь разбрасывать мои вещи? И когда вы успели все это собрать?

Мама, полностью одетая в платье и накинутый сверху ажурный синий платок, взяла мое лицо в ладони и пристально посмотрела на меня серыми глазами:

– Послушай, у нас нет на все это времени. Сейчас ты сядешь на лошадь и поскачешь в сторону северной границы. Переночуешь в сарае, где мы держали лошадей, когда приезжали к дяде Томсону. Пожалуйста, не задавай вопросов, – ее голос срывается, и она прячет глаза, – когда-нибудь ты поймешь нас, детка.

Меня трясет. Отец накидывает мне на плечи пальто и с силой сжимает мою руку:

– Будь сильной, хорошо? Что бы там ни было, ты должна быть сильной.

– Я не сдвинусь с места, пока вы не объясните мне, что происходит, – оттолкнув его, рычу я.

Мама закрывает рукой рот и из ее глаз начинают течь слезы, заставляя меня вздрогнуть прямо как в детстве. Быстрым жестом она надевает мне на средний палец маленькое рубиновое колечко:

– С днем рождения, малышка. Прости меня. Прости нас, пожалуйста...

Отец придвигает меня к себе и одаривает тяжелым взглядом:

– Эланис, сегодня ты стала взрослой. Тебе придется научиться бороться за себя, отстаивать свое место в мире и свою жизнь. Ты сейчас ценнее всех сокровищ в королевской казне, ценнее Просветителей и их дара. Ты должна сделать то, что велит тебе мама, а дальше – позаботиться о себе. Пообещай мне заботиться о себе.

– О чем ты говоришь? – недоуменно пячусь от него я.

Папа лишь качает головой, подталкивая меня к двери.

– Мам? – бормочу я, но мои слова остаются без ответа.

Когда до меня доходит вся серьезность их намерений, я изо всех сил сжимаю губы, чтобы сдержать рвущиеся наружу рыдания. Я смотрю на маму, которая прячет лицо в ладонях и на папу, который кажется постаревшим лет на десять с прошедшего вечера.

– Вы не можете выгнать меня. Кто позаботится о вас? Я должна помогать маме по хозяйству, ты целыми днями на работе...а теперь вы отправляете меня куда-то, не сказав ни слова...

– Единственное, чем ты можешь нам сейчас помочь – своим отъездом. И себе тоже. Ты мне веришь? Скажи мне, Эланис, ты веришь мне? – его голос дрожит, как будто он сам сомневается в своих словах.

Я теряюсь в собственном разуме, не зная, что мне делать. Моя преданность родителям тянет меня подчиниться их просьбе, но страх удерживает меня на месте. Мама в отчаянной мольбе заламывает руки, а отец с силой стискивает мои плечи:

– Пожалуйста, Эланис, просто поверь мне. Ты должна уехать сейчас – позже ты все узнаешь. Я обещаю тебе, что мы не пострадаем.

Его глаза я не забуду никогда – темные, подернутые дымкой отчаяния и боли, как будто он только что отдал все, что у него было. Скача на своей вороной фризе Аните, я позволяла утреннему ветру развевать мои слезы и уносить мои мысли. Я думала обо всем, чего мне уже недоставало и что у меня так резко отняли – о маминой стряпне, о наших детских прогулках с отцом, о его историях. Я думала о своих мечтах прожить жизнь нормально, как и мои родители – выйти замуж по любви, родить детей и стать хорошей женой и матерью. Мне так мало нужно было от жизни, а теперь я не понимаю, куда еду и когда смогу вернуться.

Мое темное пальто не спасает от пронизывающего холодного ветра – мой путь лежал на север через Священные долины Лакнеса, и дальше – в горы Ветров, через которые можно было добраться в Стейси. Куда же мне ехать потом? В Кравер?

Стараясь не оглядываться на пробуждающийся за спиной Лакнес, я пришпорила коня и позволила Аните увозить меня от дома все дальше. Передо мной стелились зеленые равнины, украшенные редкими маленькими домиками – ничего похожего на торговый центр, который всегда кипел жизнью.

Через четыре часа изматывающей поездки и чувства полнейшей растерянности, я подъехала к маленькой красной постройке, огражденной покосившейся калиткой. Дом возле нее выглядел опустевшим – синяя краска облезла, а окна взирали на меня пустыми глазницами. Несколько лет назад дядя Томсон с семьей перебрались в Кравер, куда, судя по всему, и должен лежать мой путь. Я вполне могла бы обойтись и без передышки, но впереди долгая дорога, а я не привыкла к часам, проведенным в седле.

Если родители сказали переночевать здесь, значит, у них на то были причины. Возможно, тут я найду что-нибудь, чем смогу пополнить мои скудные припасы из быстрого пайка, бутылки воды, теплого свитера и десяти звонких весенцев. Или, что важнее, возможно, здесь я найду ответы.

Я привязываю Аниту к калитке. Она недовольно брыкается и обеспокоенно качает головой, как будто что-то в этом месте ей отчаянно не нравится. Отец рассказывал, что вороные кони когда-то считались посланниками Сатаны, пока историю не переиначили, превратив в святых того, кого стоило бы считать монстрами.

Я похлопала Аниту по боку, призывая успокоиться:

– Мне тоже это не нравится, малышка, но нам надо как-то выжить. Отдохни, а я пока поищу хоть что-то полезное.

Если я решу остаться здесь до полудня, чтобы собраться с мыслями и перевести дух, а потом отправиться в горы в более благоприятную погоду, то мне надо напоить Аниту и отвести ее в сарай. Едва ли там хватит места на нас обеих, но придется втиснуться, а иначе она будет вынуждена остаться на попечении холодного утра.

Я толкаю ветхую дверь сарая, и меня окутывают запахи сырости и затхлости. Внутри нет ничего, кроме охапки сена у дальнего угла. Это привлекает мое внимание, и я осторожно подхожу ближе, подозрительно оглядывая его. Откуда свежее сено в заброшенном сарае? Какой-то бедняк решил устроить себе приют на ночлег? Но куда же он пропал? Сейчас едва ли больше семи утра.

Осторожно, стараясь не производить много шума, я поднимаю небольшую, но увесистую палку, валяющуюся на холодной земле. В сарае не слышно ни единого звука, кроме моего тяжелого дыхания.

Тишину разрезает тревожное ржание лошади. Я резко разворачиваюсь, едва не поскользнувшись от страха. Дверь громко распахивается, чуть не слетая с петель, и в сарай входят трое мужчин в длинных черных плащах. Их лица скрыты капюшонами, но я все равно без труда могу представить ледяное сверкание равнодушных глаз.

В моей голове сразу вспыхивает картинка – я у папы на плечах, а такие же черные плащи ведут за руки Рея Стоуна на эшафот. С тех пор много лет прошло, но в душе от этого воспоминания у меня до сих пор остались смешанные чувства страха и благоговения.

Я неуверенно поднимаю палку, не зная, стоит мне обороняться или меня пришли защищать. Члены Элитного отряда? Что они тут делают? Они что, как-то связаны с моим отцом? Пришли передать мне сообщение? И с каких это пор я такая важная персона?

Один из них – визуально выше и мощнее – вышагивает чуть впереди. Он останавливается прямо передо мной и произносит низким, бесцветным голосом:

– Эланис Марлен, вы призваны служить короне, и будете доставлены в королевский дворец, чтобы положить свою жизнь на алтарь долга.

Очень забавный мужчина, который несет околесицу. Я враждебно приподнимаю палку, стараясь казаться грознее и выше:

– С какой стати мне с вами куда-то идти? Что тут вообще творится?

Позы членов Элитного отряда ничего не выражают – они стоят прямо, широко расставив ноги, и держат голову высоко, что наводит меня на мысль, что отсюда меня могут забрать силой.

– У вас есть необычные способности, которые могут пригодиться его величеству, – скучающе информирует меня главный.

– Способности? Я думаю, это недоразумение. Я клянусь, что у меня нет никаких способностей.

– Наша информация абсолютно точна.

– Знаете, что, мне нужно вернуться домой, я немного ошиблась...

Я делаю уверенные шаги вперед, намереваясь миновать их, спокойно добрать до лошади и не вмешиваться ни в какие политические игры, но они преграждают мне дорогу. Я полагала, что они достанут мечи и приставят мне их к горлу, но вместо этого главный чуть смягчившимся голосом удивленно интересуется:

– Домой? Вам больше некуда возвращаться, госпожа Марлен.

Внутри меня все холодеет. Бесчувственными пальцами я сжимаю палку и застывшим взглядом смотрю на темноту в проеме капюшона:

– Что это значит?

– За вашей семьей давно велась слежка по причине подозрений вашей принадлежности к древнему роду Ламеха. Ваши родители продали вас королевскому дому взамен на собственную жизнь. Можете не волноваться, их прекрасно обеспечили, и вы, если так можно выразиться, подарили им безбедное и относительно счастливое существование.

– Ты врешь, – каждая клетка моего тела взрывается яростью, и я взмахиваю палкой, – ты лжец! Мои родители хотели уберечь меня и никогда бы так со мной не поступили. Никогда!

Один из членов Элитного отряда резким, отточенным движением вырывает у меня палку, но главный поднимает ладонь в предупредительном жесте.

– Тогда откуда мы, по-вашему, знали, где вы будете находиться?

– Откуда я знаю? Я похожа на члена Элитного отряда? Уверена, у вас есть масса способов вычислить интересующих вас людей.

С тяжелым вздохом он тянется к внутреннему карману своего плаща и вынимает оттуда изысканную на вид бумагу:

– Ознакомьтесь. Тут говорится, что отныне вы – собственность королевского двора.

С трудом удерживая в руках документ, я мутным взглядом пробегаю по строчкам, где мои родители отказываются от всех прав на меня и передают мои способности в полное и безграничное пользование короля. Взамен их жизнь объявляется неприкосновенной, и им выплачивают три тысячи весенцев. Внизу стоит подпись моего отца, моей матери и королевская печать.

– Неправда...я никогда...

Главный понимает, что еще секунда и меня стошнит ему под ноги. Подхватив меня под руку, он выводит меня следом за остальными на улицу. Я жадно хватаю ртом холодный воздух и бреду, спотыкаясь на ходу. Анита отчаянно брыкается и пытается встать на дыбы, стараясь привлечь мое внимание, но мои глаза застилает пелена.

Мои родители никогда бы так не поступили. Мой отец меня любит, он с детства учил меня чести и справедливости, а моя мама – самая добрая и лучшая женщина из всех, кого я знаю.

Мне стыдно за малейшие зерна сомнений, зарождающиеся в моей голове. Но действительно, почему родители не объяснили причин, по которым мне надо было уехать? Почему выглядели такими виноватыми? Да, мы небогаты, но деньги никогда не толкнули бы их на продажу любимой дочери. Они просто побоялись за свою жизнь? Нет никого более самоотверженного, чем мой отец, и более храброго, чем моя мама.

Но все же, как члены Элитного отряда нашли меня? Откуда на документе подписи моих родителей? Я отказываюсь во все это верить. И пока я не найду достоверных доказательств...пока я не увижу их глаза и не прочту в них, что они действительно меня продали, я не поверю в это.

Я позволяю главному подвести меня к Аните и покорно усаживаюсь сверху. Нет смысла сопротивляться – они в пять раз сильнее меня, а моя попытка к бегству только уведет меня дальше от правды. Я больше никому не поверю, и если мне действительно хочется узнать, что случилось с моими родителями, о каком даре шла речь, и обрести свободу, то мне придется выполнять то, что мне не нравится.

– Куда мы едем? – спрашиваю я, поворачивая коня в обратную сторону.

Главный, ехавший спереди, оборачивается, и издает настолько тихий, умиротворенный вздох, что он почти кажется мне шепотом утреннего ветра:

– Мы едем в Лакнес. Во дворец Спасителей.

Глава четвертая

Адриан

Мне нужно больше душевного тепла, чем я заслуживаю.

Франц Кафка. Письма к Фелиции

Давина склоняется предо мной в низком реверансе, открывая взгляду глубокий вырез платья, украшенный драгоценными камнями. Я пристально смотрю на то, как она старательно прячет улыбку и отводит разноцветные глаза, а затем бегло кидает на меня взгляд – и снова опускает. В эти кошки-мышки она играла со мной вот уже неделю, ошибочно полагая, что дразнит меня.

– Ваше высочество, должно быть, страшно занят, – проговорила она заигрывающим голоском, и оба ее глаза – карий и зеленый – маняще сверкнули.

Я вздохнул, откинувшись на спинку стула. Мы находились в одном из роскошно обустроенных залов королевских катакомб – он практически с точностью воссоздавал официальный королевский зал. Здесь были огромные люстры, золотистые ковры, два огромных трона, имитированные окна и длинные красные занавеси, служащие декорациями. Несмотря на все это изобилие, от которого у меня обычно рябило в глазах, здесь было мрачно и темно, что не могло компенсировать даже большое количество люстр.

Как она справедливо заметила, дел у меня было по горло, поэтому я поерзал на троне, стараясь скрыть раздражение. Обычно на троне положено сидеть только отцу и матери, но едва ли они станут протестовать против моего желания наконец-то взяться за королевские обязанности, от которых я успешно отлынивал последние пять лет.

– Вы что-то хотели, Давина? – спросил я, пробегая по ней взглядом.

Давина выпрямляется, и ее глаза сверкают необычным блеском.

– Вообще-то, я хотела бы поговорить с вашим отцом...

– Что ж, говорите. Зачем просить аудиенции у меня? Насколько я помню, я не секретарь короля.

Это утверждение очень сомнительно, но мне претит мысль о том, что папа решил сделать из меня своего мальчика на побегушках. В последнее время все, чем я занимаюсь – это выполняю его приказы, а не готовлюсь к роли будущего правителя. Но, как обычно, на любое мое раздражительное высказывание папа реагирует лишь презрительным взглядом и фразой "ты еще не король и не факт, что когда-нибудь им станешь". Что ж, справедливо.

Давина подается вперед и светлая прядь, скользящая по ее щеке, игриво колышется.

– Вы не понимаете, ваше высочество, – заискивающе улыбнувшись, продолжает она, – речь идет о нашем прогрессе в Солнечном городе.

А вот это могло бы немного меня заинтересовать. Чуть подавшись вперед, я смотрю на нее уже менее скучающим взглядом:

– Продолжай.

Давина выпрямляется, сложив руки на груди:

– Многие из нас уже достаточно сильны, чтобы полностью сдерживать магию нескольких Просветителей одновременно. Оракул передала сведения о наших успехах королю, и он очень доволен.

– Что ж, я рад. Что-то еще?

– Сегодня прибывает еще одна ученица. Говорят, что ее род очень силен. Судя по всему, она сможет сослужить отличную службу королю, – она чуть медлит, а затем заговорщицки подмигивает мне: – и вам, ваше высочество.

– Неужели Искупители нуждаются в пополнении? – ухмыляюсь я, – впрочем, я осведомлен об этом. Я лично послал за ней капитана Элитного отряда и его лучших бойцов. Чем вести пустые разговоры, ты бы лучше сообщила мне, когда она приедет.

Давина ласково улыбается, приближаясь ко мне ближе и оказываясь на достаточно непочтительном расстоянии от трона. Приподняв брови, я наблюдаю за тем, как она принимается медленно расшнуровывать свой корсет:

– Я думала, я смогу доставить вам больше наслаждения, чем пустые разговоры.

Еще немного и я потеряю всякое самообладание, и отнюдь не в том смысле, в каком хотелось бы Давине. Раздраженно вздохнув, я отвожу взгляд, стараясь не ставить ее в неловкое положение:

– Давина, вы смогли бы доставить мне куда больше наслаждения, если бы выполняли свои обязанности, оставаясь одетой. Кажется, моя репутация бежит впереди меня? – невесело усмехаюсь я. – Ваша красота заслуживает восхищения, но, поверьте, я – последний человек, от которого вам хотелось бы его получить.

Давина застывает на месте. Ее щеки густо краснеют, и она деревянными пальцами старательно зашнуровывает корсет обратно. Я ожидал от нее неловких высказываний или сожалений с примесью стыда, но она лишь поднимает на меня ледяные глаза и произносит:

– Я хотела сказать, что ученица уже прибыла и ожидает вас в тронном зале, ваше высочество. Ее и его величество уже находятся там. Возможно, вы захотите присоединиться.

Я резко встаю с трона, подхожу к ней вплотную, и, приподняв за подбородок, с улыбкой заглядываю в глаза:

– А вот это, моя дорогая Давина, именно то, что ты должна была сказать мне в первую очередь.

Она смотрит на меня с презрением, что, впрочем, не мешает мне чувствовать ее учащенное сердцебиение под моими пальцами.

– Продолжай заниматься, – шепчу я ей на ухо, – меня очень интересуют твои успехи.

Бросив последний выразительный взгляд на ее шею и туго зашнурованный корсет, я покидаю катакомбы под звук собственных шагов, оставляя Давину в одиночестве.

Эланис Марлен – чистокровная Искупительница, и, судя по выражению ее лица, не любит новые знакомства. Посреди роскошно обставленного тронного зала, который ярко залит солнцем в отличие от его репрезентации в катакомбах, она выглядит неуместно. Ночная рубашка, наспех накинутое потрепанное пальто, рыжие волосы, зеленые глаза и вздернутый нос – вот, что первым делом бросилось мне в глаза. Она кажется совсем крошечной рядом с членами Элитного отряда, стоящими по бокам от нее.

Мы с Селестой стоим слева от трона матери, а Эсмеральда – справа от отца. Наши обычные позиции, а еще – его предпочтения.

– Я видела, как Давина вприпрыжку бежала в сторону подземелья, – с усмешкой, шепчет мне на ухо Селеста. – Что, вы уже так быстро расстались? А где же порванные пуговицы на камзоле, ваше высочество?

Моя репутация в королевстве ограничивается количеством любовных завоеваний, приподнятых юбок и случайно оброненных платков. Женщины действительно всегда были моей слабостью, но череда легких побед в последнее время приводила лишь к головной боли. Я считал подобные развлечения способом снятия стресса, а прекрасные дамы – актом истинной любви. И что удивительно, чем быстрее слух о моих завоеваниях разлетался по королевству, тем больше девушек готовы были расшнуровать свои корсеты, не дожидаясь личной аудиенции. Судя по всему, мое понимание женщин очень ограниченно.

– Странно, что ты вообще об этом заговорила, – зашептал я в ответ, – это миленькое платье для принца Габриэля? По-моему, оно тебе тесновато.

Селеста раздраженно поводит обнаженными плечами:

– Я едва могу дышать в этом чертовом корсете.

– Ах, он не позволит тебе испустить вздох наслаждения при виде будущего супруга! – передразниваю я.

Она одаривает меня убийственным взглядом:

– В следующий раз на охоте я подстрелю тебя.

– Пятьдесят весенцев.

– Идет.

Мама незаметно поворачивает голову в нашу сторону и шипит:

– Если вы сейчас же не сосредоточитесь, то оба будете разгребать королевские архивы до конца следующего месяца.

Это заставляет нас притихнуть, но Селеста все же вставляет полушепотом:

– И Адриан не сможет бегать по покоям наших милых Искупительниц.

Ощутимо пихнув ее в бок, я заставляю Селесту с приглушенным писком схватиться за стянутый корсет.

– Ну и ладно. Как будто ты сам не знаешь, что менее через полгода ты, дорогой братец, будешь делить свое бренное существование с Кристиной Кравер. Не одной же мне страдать с этим Габриэлем.

Тут с Селестой было трудно спорить. Я видел Кристину трижды: она была послом из Кравера, и, по совместительству, наследной принцессой. В общей сложности мы провели вместе около трех часов, обсуждая выгоду такого союза, и она уже успела изрядно меня утомить. У этой особы абсолютно не было чувства юмора, а улыбалась она только по праздникам. Представляю, каково будет провести с ней вечность. Но Селесте было сложнее. Кристина ясно дала понять, что брак со мной ей неинтересен, но, как принцесса, она исполнит свой долг и будет держаться от меня подальше. А вот Габриэлю сестрица действительно очень нравилась.

– Верность не входит в мой королевский набор.

– А в мой, значит, входит?

– Едва ли Габриэль будет рад видеть любимую жену с кем-то другим. А Кристина точно возражать не станет, – поддразниваю я.

– Какое отвратительное лицемерие! – смеется Селеста.

– Если ты сейчас же не замолчишь, мы пропустим все веселье.

Селеста закатывает глаза, а сам я перевожу взгляд на девушку передо мной. Кроме королевской семьи и членов Элитного отряда, в зале находится еще один человек – лысая женщина лет сорока пяти в бордовом плаще. Оракул. Она стоит чуть поодаль от нас, но все прекрасно понимают, насколько ощутимо ее влияние на королевство. Все, кроме Эланис, разумеется.

Я с любопытством склоняю голову, разглядывая ее. Хрупчайшее создание – бедняжку растерзают за стенами дворца, если она не научится твердо смотреть людям в глаза и держать спину прямо.

– Что, уже приглядываешься к новенькой? Если уж на то пошло, то Давина куда краше, – издевательским тоном заявляет Селеста.

– Сестренка, ты не понимаешь, что на самом деле привлекает мужчин. Ее магия куда сильнее магии Давины, а мне нравится сопротивление.

Она чертыхается, кидая на меня брезгливые взгляды:

– Ты омерзителен.

– Чертовски, – соглашаюсь я.

Эйдан – глава Элитного отряда – выступает вперед, откинув темный капюшон с лица. Он опускается на одно колено перед нашими родителями в знак своей исключительной верности, которая заставляет меня презрительно скривиться:

– Ваше величество, я и мои братья привели вам Искупительницу из рода Марлен, как и вы и просили.

Отец лениво приподнимает указательный палец правой руки и хриплым голосом произносит:

– Все они из одного рода, Эйдан, ни к чему эти формальности.

Я обеспокоенно смотрю на отца: он уже достаточно стар, чтобы управлять Лакнесом, но едва ли его начала беспокоить судьба трона. Меня самого политические обязанности стали волновать не позднее прошлого года. Если мама только тем и занимается, что подыскивает нам подходящие партии, то отец...я сам не знаю, о чем думает отец. Он туманно высказывается о будущем региона, видимо, рассчитывая править вечно. Пусть я и являюсь главным претендентом на престол после отца, моя кандидатура должна быть утверждена Советом, в который входят представители всех четырех домов. Никакой радости в монархии – даже тут абсолютный, тотальный контроль.

Несмотря на это, власть никогда не интересовала меня. У меня не было в планах миролюбивых проектов Эсмеральды или воинственных идей Селесты. Я был приверженцем праздного образа жизни, женщин и развлечений. Возможно, моя репутация начала утомлять даже меня, и я превратился в человека, проводящего вечера за чтением отчетов о количестве просвещенных и заседаниями парламента. Кто бы мог подумать, что когда-нибудь моя жизнь станет настолько занудной.

– Оракул, вы не хотите проверить девочку? – проскрипел король.

– Я думаю, ваше величество будет в этом успешнее меня, – ответила Оракул, не сводя пристального взгляда с Эланис.

Эланис неловко переминалась с ноги на ногу. На секунду я поймал такой знакомый враждебный, полный недоверия взгляд. Слегка улыбнувшись, я наклонил голову, рассматривая ее внимательнее.

– Какой насыщенный цвет зеленых глаз, – проворковала мне на ухо Селеста.

– Следите за языком, принцесса, – хмыкнул я.

Мы с интересом наблюдаем, как отец медленно приподнимает руку и наводит ее в сторону Эланис. Она начинает пятиться и мелко дрожать, глаза ее наполняются ужасом, но за плечи ее крепко держит один из членов Элитного отряда.

– Поклонись мне, – приказывает отец несвойственным ему громким и четким голосом.

Она отчаянно дрожит, но ее тело не перестает ей подчиняться, а глаза не мутнеют. Вся ее поза не теряет нерва, превращаясь в послушную, тряпичную, безвольную куклу.

Вот она. Магия Искупления.

Осознав свою власть, Эланис недоверчиво смотрит на короля, а затем произносит с небольшим акцентом:

– Отпустите меня. Я хочу вернуться домой.

– Разве эти милые господа тебя не предупредили? Теперь твой дом здесь, Эланис. Ты только что открыла в себе невиданный дар и тебе выпала честь развивать его. Ты – Искупительница, Эланис. Одна из тех, кто не подвластен магии Просвещения. В тебе скрыт невиданный потенциал и, возможно, он мог бы быть мне полезен.

В этом весь мой отец – ищет пользу даже там, где она граничит с запретами.

Эланис понемногу приходит в себя и складывает руки на груди:

– Я понятия не имею, о чем вы говорите. И я не собираюсь подчиняться вам.

Она разворачивается, чтобы уйти, но путь ей преграждает Эйдан. Я чуть напрягаюсь, раздумывая, стоит ли мне вмешаться.

– Если ты захочешь уйти, то станешь опасной, – проскрипел отец. – Этого я не могу допустить. Посему, если ты ослушаешься, то у меня останется лишь один выход – убить тебя.

– Так вот, как король Лакнеса оправдывает свое звание? – в ярости бросает через плечо Эланис, – великий оплот справедливости! Как же!

Либо она находится в состоянии аффекта, либо считает, что ее дар делает ее бессмертной. Что бы это ни было, эта девчонка определенно мне нравится. Думаю, отцу тоже. Как бы он не радел за будущее региона, ему не меньше меня надоели заискивающие придворные. Всегда интересно обуздывать того, кто сопротивляется.

– Справедливость – понятие относительное.

– Ваши действия – понятие относительное.

Селеста издает тихий протяжный звук, с любопытством поглядывая в сторону отца. Как долго он будет терпеть?

– Эланис, – с едва заметными нотками раздражения произносит он, – на сегодняшний день выбора у тебя нет. Я буду обеспечивать твое проживание во дворце, твое обучение, я выплатил твоим родителям приличную сумму весенцев. Ты сможешь быть относительно свободной. Ты в не том положении, чтобы ставить условия. И лучше бы тебе работать на меня.

– А вам-то зачем обучать кого-то, кто не подчиняется вашей власти? Или вы взращиваете будущих повстанцев? Очень интересный ход.

Я замечаю быстрый обеспокоенный взгляд матери, брошенный в сторону отца. Но он не сердится, а чуть откидывается в своих меховых одеждах на спину трона и хрипло посмеивается:

– Маленькая Эланис, ты еще не понимаешь, что власть – это сила. А этой силой нужно управлять, чтобы она не начала управлять тобой. Но ничего, ты научишься. Для этого ты здесь.

– Я хочу видеть моих родителей! – упрямо сказала она.

– Твои родители тебя продали.

– Никогда этому не поверю.

– Тебе же хуже.

Оракул выступает вперед, склоняясь перед отцом в низком реверансе:

– Ваше величество, позвольте мне. Эланис, ты теперь моя дочь. Позволь научить тебя тому, что я знаю. Позволь стать твоей семьей, – глубоким голосом проговорила она.

Эланис неуверенно переводит на нее взгляд, и, кажется, слегка вздрагивает. Не могу ее за это винить – своим видом Оракул действительно хорошенько пугает.

– У меня уже есть семья, – качает головой она.

– Я разделю это звание. Ты еще многого не понимаешь, но я объясню тебе. У Искупительниц есть гораздо больше того, что им иметь не позволено. Твой дар – это сила и свобода, которую нужно оберегать, и я научу тебя, как. Твое положение не настолько плохо, как тебе может показаться.

Выражение лица Эланис ясно говорит "куда уж хуже", но она понимает, что сопротивляться бесполезно. За ее спиной стоят члены Элитного отряда, которые, на данный момент, представляют для нее самую главную угрозу. Она сталкивается со мной взглядом и напряженно смотрит на мою ленивую улыбку. Ничего не могу с собой поделать – старые привычки берут верх.

Мне бы хотелось видеть ее во дворце, и, желательно, чтобы отец не слишком сильно за ней присматривал. Ее появление вполне могло бы скрасить мою однообразную рутину. Она еще этого не понимает, но непокорность – это лучшее в ней. Если уж мне предстоит связать свою судьбу с Кристиной Кравер, то перед этим мне хотя бы хотелось вкусить максимальной свободы.

Эланис вздыхает и в упор смотрит на отца:

– Ладно. Я согласна.