Текст книги "Английский сад. 2. Тернистая дорога"

Битва за мир.

Октябрь 1939.

Листья ложились на землю изумрудной и опаловой россыпью. Солнце проникало сквозь плотно сплетенные в причудливые узоры ветки, опаляя светом траву, терявшую свою свежесть. Ветер поднимал пыль с дороги, кружа ее вместе листьями. Сев на жесткую траву, достав из коробки из-под любимых маминых туфель старенький фотоаппарат, она стала снимать. Джулия любила делать снимки, она находила, как ей казалось, самые удивительные мгновения жизни. За четыре года она повзрослела, она поняла, что для нее все поменялось. Живя вдали от Лондона, не видя своих друзей, ей пришлось стать опорой для своей маленькой сестры. Она полюбила Кент, и полюбила Беверли-Холл, но она скучала по своей семье. Наступил уже октябрь, война в Испании давно закончилась, и родители должны были давно вернуться в Лондон. Она все гадала что же могло их задержать? Первый год письма приходили часто, потом все реже, в через два года после их отъезда совсем перестали приходить вести из Испании.

С Флер и Андрианой они были очень близки, не смотря на то, что Джулия являлась самой старшой из них троих. В Бененден, где она училась, у нее было не так много друзей, девочки относились к ней предвзято. Не нравилась ее открытость, Джулия говорила все напрямую, не прикрывая истину красивыми словами. Невзлюбили и ее испанскую страстную натуру. Она говорила глубоким голосом, она смотрела томным, но не вульгарным, взглядом. В ее образе всегда скользила непринужденность. Темноволосая, кареглазая со смуглой кожей, она скорее напоминала южную красавицу, нежели северную розу. Этим августом ей исполнилось четырнадцать, совсем скоро и она впорхнет во взрослую жизнь.

Девушка прошла в дом, она заметила Эверта, сына Риса, целующегося со своей новоиспеченной женой Морион. Ее кольнул острый укол ревности. Эверту было всего лишь двадцать четыре, а он уже был женат на простушке Морион. Что он в ней нашел? Что же в ней красивого? В этой плоскогрудой, как бревно, холодной блондинке? Этим летом она поняла, что влюблена в него. Он рисовал, как мама, правда его картины были несколько странные, смысл в них приходилось искать долго. Не для кого не секрет что Рис и тетя Маргарет познакомились на выставке Эверта в галереи Каталины, и все знали, что сама Кат находила его работы несколько темными и мутными, но что-то в них все-таки было. Джулия бросила взгляд на эту сладкую парочку. Эверт прижал Морион к стене, дневной свет бросал золотые отблески на его персиковую кожу и рыже-золотистые волосы. Она млела от его пронизывающего взгляда, отводила лицо, чтобы не встретится с ним глазами, чтобы не сойти с ума от этих серых глаз напротив.

Джулия прошла в гостиную, где уже все было готово к чайной церемонии, и где были все кроме молодого Кендалла и его уродины, похожей на пуделя, и прислуживающей, как спаниель. Как же актуальны слова Мэри Уоллстонекрафт.

– Кто-то приехал, – прокричала Андриана, подбегая к окну в гостиной. Джулия пожала плечами, положила коробку на диван, аккуратно положив мамин фотоаппарат.

– Боже мой, Джейсон, – Маргарет показалось, что она увидела приведение.

– Всем привет, – сказано это было, как безрадостно, в его голосе звучала боль и печаль. Джулия увидев отца, соскочила с дивана, чуть не опрокинув коробку.

– Папа, – он распахнул для нее свои объятья, – папочка…

– Ты совсем выросла Джулия, почти невеста, – он вдыхал аромат духов Кат, а на запястье девушки красовался ее тоненький золотой браслет с жемчужной подвеской. Она явно старалась подражать матери. Джулия распаковала часть вещей, привезенные из Лондона, Каталина все сетовала, что нельзя оставлять квартиру с вещами. Как же Джулия стала похожа на мать, примеру сестры последовала Флер, – а ты больше не малышка, а красивая девчушка, – Флер подросла. Они с Джулией были совсем разными, Флер блондинка, голубоглазая – северная красавица. «Как ангел и демон», – подумал Джейсон, прижимая к себе дочерей, – как я рад вас видеть.

– Папа, а где мама? – он тяжело вздохнул, боясь и ожидая одновременно этого вопроса.

– Мамы нет… она… – Джейсон набрал полную грудь воздуха, – ее расстреляли, – повисла тишина, – в марте. Я не смог приехать к вам, простите меня. Два месяца я помогал скрываться коммунистам и русским, а потом жил во Франции, но началась война…

Джейсон замолчал, увидев как боль отразилась на лицах дочерей. Джулия сдерживала слезы, а Флер стирала их украдкой. Остальные смотрели на него с сочувствием. Джейсон продолжал обнимать девочек, чувствуя, что это пытка для него, что смотря на них он вспоминает о Каталине. Она была так молода, ей было всего лишь тридцать шесть, еще вся жизнь впереди, и ее безжалостно отняли.

– Она просила меня через священника вам отдать это, – он протянул Джулии конверт из коричневой плотной бумаги, перевязанный толстой почтовой веревкой, – я думаю, вам следует открыть его наедине.

Джулия взяла за руку Флер, они ушли в спальню старшей сестры. Всю дорогу Джулия еле сдерживала слезы. Теперь она должна заменить сестре мать, а отцу помощницу по дому, пока он не жениться. Женился же папин учитель, Рамсей Грандж, спустя много лет, и женится и он, когда боль окончательно его отпустит, а она станет совсем взрослой. Закрыв плотно за собой дверь, Джулия посадила Флер на кровать. Лужок, их серо-рыжий кот, как ржавое поле с серыми земляными плешами, приветственно промурлыкал. Девушка разрезала веревку, из конверта выпало письмо и мамин золотой кулон в форме сердца.

– Прочитай вслух, – попросила Флер.

Милые мои девочки,

Я знаю, что никогда вас больше не увижу, и мне от этого больного. Очень больно. Все дни своего заточения, после каждой пытки я смотрела на ваши портреты, постоянно в мыслях находясь рядом с вами. Вы имеете полное право меня осудить, сказав, что я плохая мать, но я любила вас всем своим сердцем. Джулия тебе будет очень тяжело сейчас. Ты должна стать наставницей Флер, должна ее научить быть сильной и храброй, всегда живущей своим умом. Вы должны быть такими. Сильными и несгибаемыми, свободолюбивыми и не зависимыми.

Этот кулон отдай Флер, а мое золотое кольцо с фиолетовым аметистом себе. Пусть это будет вашей маленькой памятью обо мне.

Я люблю вас.

Ваша мама.

Джулия обняла Флер, плотина прорвалась, на нее обрушилась волна чувств, и она зарыдала. Они долго плакали, утешая друг друга, еще не зная, что у все их страхов и опасений, комплексов и проблем станет ключом этот день, когда они потеряли свою мать, когда им пришлось расстаться с прежней жизнью. Джулия прощалась с детством навсегда, чтобы стать сильной ей пришлось заново родиться в боли и горе.

₪

– Мне нужно съездить в Лондон, – начал Джейсон, они все сидели за обеденным столом, пили чай и молчали, у Кендаллов не было принято говорить за столом.

– Мы вернемся в Лондон? – спросила Джулия, поглядывая на Эверта, потому что он туда отправлялся.

– Дочь моя, идет война, – язвительно ответил Джейсон, – нужно быть подальше от столицы, ее будут наверняка бомбить.

– Ты бросишь нас здесь, а сам будешь жить там? – Джулия еле сдерживала свои эмоции, как он мог так поступать? – Кент тоже не самое безопасное место!

– Нет, мне нужно проведать друзей, я буду работать здесь, хороший врач еще никому не помешал. Тем более, дорогая, здесь наши летчики, а это верный залог безопасности хотя бы чуточку.

Джейсон приехал в Лондон, ощущая боль, с которой он немного успел смериться и научился жить. Лондон уже не был тем крикливым и праздным, как прежде, тишина наполнила улицы, словно выжидая чего-то, город делал вид, что живет как и раньше. Неискушенный человек не заметил этого состояния Лондона, но только не Джейсон, выросший в столице. Да, Лондон, его любимый город, за четыре года изменился. Все те же ароматы, все те же краски и музыка, но магия этих площадей и проспектов перестала так завораживать, как в начале этого минорного десятилетия. Джейсон вошел в свою квартиру во французском квартале, чувствуя, как его одолевают воспоминания. Прошло полгода, он так и не смог отпустить себя, по ночам ему снилась Кат, а смотря на Джулию он видел жену. Однажды он сказал ей, чтобы она не копировала Каталину, не пользовалась ее духами, не надевала ее вещи, не говорила так, как она. Ее можно было понять, мать стала для нее примером, но это сбивало с пути смирения Джейсона.

Проведя пару дней в квартире, дождавшись выходных, он решился навестить сначала Веру и Фредерика Сван. Он приехал к завтраку, прислуга торопливо открыла дверь, он даже не дал ей, известить хозяев. В гостиной его встретила светловолосая девочка, похожая на мед, так как кожа, волосы и глаза именно такого оттенка. Он понял, что это Елена. Как же она выросла, она младше Джулии всего на два года, но выглядела почти так, как она.

– Здравствуй Хелен, – Елена уже смерилась, что ее имя в устах англичан звучит немного по-другому, – помнишь меня?

– О, дядя Джейсон, – воскликнула она, – а где Джулия?

– Она в Кенте, я передам ей привет, – он двинулся в строну столовой, – где твои родители?

– Они в столовой пьют кофе, – Джейсон открыл дверь столовой, Вера с широко распахнутыми глазами, напоминала ему ту девчонку, что прибыла недавно из России.

– О, Джейсон, – Фредерик встал, обнимая прерывисто друга, – а, где Кат?

– Кат расстреляли в марте, – старательно скрывая чувства, ответил он.

– Мне очень жаль, – прошептала Вера, – как ты?

– Учусь жить без нее. Чертовски сложно, – он изобразил слабую улыбку, – а как вы?

– Мы неплохо, компания работает, хотя чего я вру, – Фредерик посмотрел на друга, – Аманда умерла в прошлом году в феврале, разбилась на машине.

– Как такое могло случиться? – Джейсон отпил кофе.

– Все очень сложно, друг мой. Сайман завел интрижку, почти ровесница его дочери, она забеременела, родила сына, Аманда узнала. Домой она ехала видно собирать вещи, – Фредерик перевел дыхание, – прости.

– Я налью тебе чая, – Вера плеснула из второго заварочного чайника чай в другую чашку.

– Как давно это длиться? – спросил Джейсон.

– Что? А это?! Теа уехала в Голливуд прошлым летом, – добавил Фредерик.

– Ты не ответил, как давно?

– Пару лет, – поняв, о чем спрашивает мужа Джейсон, сказала Вера.

– Понятно, кто ставил диагноз? – продолжал расспрос Джейсон.

– Слушай, следователь, хватит, сам разберусь, – отрезал Фредерик.

– С этим не шутят, – Джейсон вытер губы салфеткой, в Марселе, где он жил после Испании, ему пришлось заново постигать манеры, которыми он безукоризненно владел в той жизни, до этой войны.

– Сам знаю, – пробурчал Фредерик.

Они еще долго проговорили, а потом Джейсон ушел, до наступления сумерек он должен был успеть в Портси-хаус проведать Саймана. Старенький «форд» с трудом завелся, Джейсон позволил пользоваться своей машиной Вере и Фредерику, но по всей видимости они почти на ней не ездили. Джейсон оставил автомобиль у дома, свет горел только в кабинете Саймана. Прислуга сразу узнала его, впуская в дом. Он безошибочно двигался в сторону кабинета друга. Он постучался, услышав приглашение, зашел. Сайман поднялся, на его лице застыло немое удивление.

– Здравствуй, Сайман, – Джейсон прерывисто обнял Саймана.

– Как твоя жизнь? – Сайман постарел за эти годы, похоже последние события выбили его их привычной колеи.

– Как у всех вдовцов, – просто сказал Джейсон, присаживаясь в кресло.

– Значит Кат погибла, – выдавил из себя Сайман, понимая, что их боль общая, похожая.

– Нет, ее расстреляли эти ублюдки, – он еле сдерживал рвущийся наружу гнев, – я знаю о тебе, сочувствую. Но как ты мог допустить все это? Ты ее любил и предал!

– Ты ничего не знаешь! – прошипел Сайман, – Тебя здесь не было! Знаешь, что я пережил за эти годы?! Ее ненависть к Теа убила во мне все, все, что было во мне доброго. Я нуждался в любви, и ту появилась Роуз. Да, она старше моей дочери всего на четыре года, но мне было хорошо с ней. Она забеременела, родила сына, Теа нас поддерживала во всем.

– Как та девушка и твой ребенок? – Джейсон залпом выпил виски.

– Я редко ее вижу, а Джулиана я очень люблю. После смерти Аманды все стало каким-то сложным, – Сайман потупил взгляд, – ты вернешься в Лондон?

– Нет, я остаюсь в Кенте с дочерьми.

– Я тебя понимаю, – прошептал Сайман, – бежишь от воспоминаний.

Джейсон еще не был готов увидеть остальных. Воспоминая обрушились на него с новой силой, будто на него упал пятиэтажный дом. Он терялся в этом городе, смотря на знакомые вывески, на зеленые сады, гладь Темзы, ощущал, как внутри него все переворачивается. Проезжая мимо галереи Кат, он почувствовал очередной приступ одиночества. Только через пять дней собравшись с силами, он решился навестить Артура и Урсулу.

В Грин-Хилле жизнь, как всегда кипела. Джейсон отметил, как вырос Чарльз, юноше исполнилось уже восемнадцать, он поступил на журналистский факультет, мечтая стать поэтом, хотя он боялся славы и признания. Темные кудри завивались на лбу колечками, темные глубоко посаженные глаза казались пугающими, в Чарли было что-то, что отталкивало. Энди, ровесница Джулии, выглядела вполне взрослой и обаятельной девушкой. Такая же зеленоглазая шатенка, с острым язычком и пытливым умом, как ее мать.

– Все также влюблена в медицину? – подколол ее Джейсон.

– Да, – ответила она, поднимая нос к верху. Впервые, за столько месяцев он по-настоящему рассмеялся.

Он остался на ночь в доме Урсулы и Артура, проговорив с ними до полуночи. Артур за эти годы изменился, он стал жестче что ли, когда Джейсон покидал Лондон, Артур занимал всего лишь лидирующую позицию в госпитале, но сейчас он стал заведующим. Конечно, каждый день приходилось трепать нервы, дома приходилось бороться со странностями сына, и поддерживать внутреннее стремление Энди, ведь из нее получиться потрясающий врач, стоит вспомнить только, как она стала ассистенткой отца, спасая мать. Одна Урсула осталась все той же. В свои тридцать девять она выглядела безупречно, все также покоряя общество своим умом и красотой. Времена изменились и они все вместе. Они уже не являлись теми юнцами, готовыми покорять этот неприступный Лондон, бороться за любовь и играть пышные свадьбы. Их времена безропотно уходили в прошлое, а вместе с ними и они, выдвигая вперед новое поколение – их детей.

Гарден-Дейлиас встретил Джейсона холодным молчанием. Он вошел в дом, замечая пустые комнаты, завешанные стены и окна, похоже кроме Барбары здесь никого нет. Барбара пугливо смотрела на него, протянув ему какой-то конверт.

– Где они? – Джейсон столько лет не видел Хомсов, для него было разочарованием, что они продавали дом.

– Уехали три недели назад в Аргентину, у сэра Виктора там живет тетка, – ответила служанка, – сэр Виктор уехал из-за войны…

₪

Наконец-то свобода! Наконец-то она избавиться от страха, каждый раз подступающего к горлу, видя лица и слыша голоса своих мучителей. Сможет спокойно спать, не смотря на войну, обнять сыновей и увидеть друзей. Вдохнуть и исцелиться окончательно воздухом Лондона. Она с радостью покидала Берлин, позади остались все невзгоды. Лондон ждал их с Вильямом. Правда новости ее не совсем обрадовали.

Вильям в возбужденном состояние пришел к жене, он стал кидать кипы своих бумаг со стола в старый кожаный чемодан. Мария долго наблюдала за ним, стоя на пороге, не решаясь зайти в комнату. Неужели провалилась очередная операция, или еще хуже их деятельность рассекретили, и им пришлось скорее заметать следы. Мария шагнула к мужу.

– Что случилось, дорогой? – спросила она с тревогой.

– Мы уезжаем из этой дыры! – крикнул он, – мы уезжаем! Все война началась, этот идиот Чемберлен проглядел все на свете. Он не мир привез нам из Мюнхена, а позор! – это было, как раз 2 сентября, когда Англия и Франция объявили войну Германии, – Господи, только коммуняги оказались правы! Он разделается с нами, а когда те подготовятся, дай Бог, задавят этих треклятых немцев!

– Когда мы едем? – спросила Мария, ощущая, как волнение захватывает ее.

– Через неделю, неделю мы побудем во Франции, а потом в Англию, – он улыбнулся ей, притягивая ее к себе.

– Счастье, а вдруг тебя опять куда-нибудь пошлют? – с тревогой в голосе задала она вопрос.

– Не отправят, меня позвал Черчилль, в адмиралтейство, я нужен своей стране там, а не где-нибудь, – Мария счастливо вздохнула, Вильям нашел ее губы, приникая к нем в нежном поцелуи.

Приехав в Лондон, Мария не могла надышаться его воздухом, она не могла не налюбоваться этим городом, что звал и манил ее в юности. Долгих шесть лет она умирала от расставания с ним. Мария сразу же принялась вновь обустраивать свой дом на Виктории-роуд, приглашая в гостей, давая понять всем, что она все та же, ослепительная леди. Ей было всего лишь сорок два, но она смогла сохранить былую молодость и привлекательность, для всех казаться феей. Мария горевала по Аманде, по Каталине, переживала за Теа и брата. Она не застала их всех и все из-за этого проклятого Берлина. Брат оставил ей длинное теплое письмо, сообщая, что решил спасти свою семью. Конечно. Это было немного эгоистично с его стороны, а что еще ему оставалось делать. Сейчас они все, старые друзья, старались жить, как могли, не взирая и не опираясь ни на кого. На Артура свалилось бремя ответственности, и конечно, он и не думал уезжать из города, да и Урсула сказала, что будет помогать всем во время войны. Джейсон остался в Кенте, убегая от воспоминаний. Вера аргументировала тем, что кто-то же должен защищать культурные ценности Британской империи. Фредерик не мыслил, как он главный фармацевт, бросит Лондон в трудные минуты. Война разделила их, развела в разные стороны и возможно уже навсегда.

– Мама, я ухожу на войну, – заявил Кевин. Мария посмотрела на него, совсем не понимая сына, зачем ему это, неужели война его удел?

– Ты с ума сошел! Пока они все сидят в окопах, но подожди, все не будет так легко, как ты думаешь, – ответила она.

– Я знаю, я хочу быть полезным своей стране, как отец, – Кевин отвернулся от матери, – мы же Трейнджи, мы просто обязаны служить своей родине.

– Ты еще и Хомс, и им абсолютно не обязательно служить своей стране, – заключила Мария, – каждый раз, как кто-то из нашей семьи пытался жить так, то что-нибудь да случалось.

– Я сыт этими байками, мама, – Кевин снова повернулся к ней, – когда, ты поймешь, что я не тот мальчик! Мне уже двадцать один! Я хочу сам все решать! – самодовольный мальчишка, подумала Мария, и тут же одернула себя.

– О, в этом ты Хомс! – Мария истерично засмеялась, – спроси у дяди Джейсона, он тебе расскажет, как там было сладко на войне!

– Я спрашивал. Этот вопрос закрыт, мама! Ты всегда твердила, что будешь разрешать выбирать свою судьбу, что в этом ты отличаешься от своих родителей. Но сейчас, я вижу, ты не лучше их, – широкими шагом он вышел из комнаты, оставляя мать в раздумьях.

Он прав. А чем она лучше Каролины? Она поступала так же, как и она, абсолютно нехотя считаться с мнением и решением сына. А он ведь вырос, и уже давно. Славу Богу, что Джастин не выкидывал подобных номеров, он хотя бы понимал, что пока ему необходимо учиться. Мария ожидала, что Вильям будет придерживаться такого же мнения, как и она, но он оказался на стороне сына. После Нового года Кевин собрался воевать с немцами.

Мария снова пережила тот ужас переживаний, что и пережила четверть века назад. Время «долго перемирия» ушло в прошлое, пришла новая эпоха. Кто знает, какую карту разыграет новое время.

₪

Ноябрь – декабрь 1939

Буэнос-Айрес заворожил их всех, очаровал своей непонятной магией, заманил в сети нотками аргентинского танго, и ароматами аргентинского вина. Прилетев в Аргентину, Виктор пожалел, что хорошо говорил по-французски, и совсем не знал испанского. Как же ему сейчас не хватало Джейсона или Каталины. Только в столице этой чудной страны, он заметил, что Джордж не плохо говорит, наверное, научился у Джулии, и смог легко объяснять таксисту, куда их везти. Они ехали молча, в разных машинах, каждый из по-своему прощался с Англией, кто знает сколько они пробудут здесь. Виктор строил планы, подумывал через пару-тройку лет отправить Джордж в Америку получать образование, если война затянется. Война, только это слово звучало в голове, оно вытеснило все прежние мысли о старых заботах.

Поместье «Приют Мечты» поразило их своими размерами. Зеленые поля, осиянные горячими лучами благодатного поля, отдаленно напоминая Ирландию. Трава только после дождя становилась плотным благоухающим ковром. Дожди здесь были нечастыми гостями, но когда они шли, в отличии от лондонских, (порой казалось они вечные) совсем не утомляли. Радуга раскидывалась на глубоком, бездонном небе, смотря на которое казалось смотришь в бесконечность. Вокруг поместье Ленце почти не было деревьев, почти не слышался шелест листьев, не чувствовалось утренняя свежесть леса. Роскошные фруктовые сады настолько одурманили разум, заволакивая другие воспоминание о других ароматах. Часто скача по пыльным дорогам, можно было беспредельно долго смотреть на линию, где небо встречалось с землей, сливаясь в мягком объятье. Впервые оказавшись у секвойи, Виктор почувствовал связь с детством. Дерево было испещрено надписями – признаниями в любви и верности. Чего только оно не повидало за свою длительную жизнь. Их жизнь здесь отличалась от лондонской, другие люди, другие мысли, другой мир, к которому они быстро привыкли, но в глубине души отвергали его.

Их встретила маленькая служанка темненькая служанка, говорящая на английском. Трехэтажный коричневый с белой отделкой дом просто утопал в английских и тропических цветах. Колонны подпиравшие огромный балкон, где находились кресла и столики, обвитые лианами, на каждой ступеньке ведущей в дом стояли кадки с маленькими кустами роз, а перед входом в дом рос в расписном горшке гибискус. В гостиной стало прохладно, во время сиесты солнце всегда необычайно горячо. Виктор оглядел стены обитые небесно-голубым муаром, резную мебель из красного дерева. К ним вышел седой мужчина под руку с молодой дамой. Диана улыбнулась, поздоровалась. Женщина помогла сесть мужчине в кресло обитое плюшем.

– Я Виктор, помните меня, – поняв, что перед ним Даниэль Ленце, начал Виктор.

– Отчего же помню. Кристины нет, – он вздохнул, – она умерла полтора года назад.

– Нам очень жаль, – вставила Диана. Виктор всех представил.

– Это моя дочь Мелоди, – его кузене было всего лишь тридцать пять лет. Она совсем не была похожа на женщину из рода Хомс. Тоненькая, маленького роста, со светлыми волосами собранными в греческий узел, серые глаза, как у Даниэля ярко сверкали в полумраке гостиной, – Консуэло, – Даниэль позвал кого-то, из светлого коридора выбежала темноволосая девчушка, примерно ровесница Роберта, – а, это моя внучка. Познакомься, это твои кузены Роберт и Джордж, и кузина Элеонора.

– Я не буду с ними играть, – фыркнула она по-английски, – а если будут обижать Мануэл их побьет!

– Еще чего, – ответил Джордж, – больно надо.

В 1894 году, в восемнадцать лет Кристина вышла замуж за дипломата Даниэля Ленце, что начинал свою карьеру в Дублине. В отличии от своего брата Эдварда, она отличалась силой духа и целеустремленностью. Уговорив отца отдать ее за племянника английского лорда Роктона, она вышла замуж по любви. Дезмонд и Фелисите были очень рады за дочь, и даже хотели, чтобы они остались в Ирландии. Но Даниэль, который был старше своей жены на десять лет, не хотел всю жизнь прозябать в Дублине, и принял предложение о работе в посольстве в США. В последний раз Кристина видела брата на его свадьбе с их соседкой, в тот же год она уехала. В Вашингтоне родился их сын Майлс, бывши младше Виктора на год, а потом и появилась на свет Мелоди. После Первой мировой войны Даниэль продолжил свою работу в посольстве. Однажды их друзья пригласили их в Аргентину, где они купили небольшое ранчо, за месяц проведенный там чета Ленце влюбилась в эту страну. Майлс женился на прекрасной американке Стейси, стал заниматься строительством метро и дорог, навсегда поселившись в Штатах, а вот Мелоди не спешила выйти замуж. После окончания своей работы, выйдя на заслуженную пенсию, Даниэль купил поместье в Аргентине. Кристина с энтузиазмом принялась обустраивать новый дом, совсем не желая вернуться в Ирландию. Иногда они были в Нью-Йорке, очень редко в Европе. Аргентина стала их домом. Мелоди, очарованная этой страной, вышла замуж за аргентинца, политика Альфредо Аллонсо, но счастье это было недолгим, когда дочке Консуэло исполнилось четыре, его нашли застреленным у их дома в Буэнос-Айресе. Убийц так и нашли, хотя поговаривали, что Альфредо поплатился за свои социалистические взгляды. Мелоди перебралась к отцу, она опять была беременна, но потеряла последнюю нить связывавшую ее с любимым мужем.

По-испански Хомсы быстро научились говорить, Виктор без страха и сомнений отпускал Диану в город вместе с Мелоди. Они ходили по магазинам, принося забавные вещички. Диана еще надеялась, что они вернуться в Лондон когда-нибудь. Но если Гитлер победить? Что тогда? Что тогда будет? Пока не приходило тревожных сведений о потерях и баталиях, пока немцы выжидали, пока англичане и французы и остальные не расслабиться окончательно, потеряв всякую бдительность. Что ж тогда будет? Наполеон не смог покорить его страну, неужели это сделает этот чертов немец? Эта война буде превосходить по жестокости все предыдущие войны, событие до войны уже говорили об этом. Мы все решаем сами, и мир сам решил, что будет дальше, совсем не ведая о последствиях.