Текст книги "Сламона"

Автор книги: Анна Овчинникова

– Да я и сам себя почти не узнаю, – шмыгнул носом Дэви.

Он не мог сейчас ни обижаться, ни огрызаться: пускай крестный орет и ругается – только бы не исчезал!

– Но, похоже, заклинание «сламона» утащило тебя не в самое паршивое местечко Предела! – оглядываясь, пробасил Рыцарь-Бродяга. – А я-то уж приготовился найти тебя в психушке или в тюрьме! А ты, гляжу, неплохо устроился, Дэвид! Скажи, кому принадлежит этот роскошный замок и кто произнес здесь заклинание «сламона»? Уж не один ли из тех крикунов, которые суетятся вокруг кожаного шарика?

– Это не шарик, а мяч, и здесь не замок, а человеческая школа, – борясь с желанием попытаться вцепиться в полу бесплотного плаща, ответил Дэви. – Крикуны – здешние ученики, а слово «сламона» сказала ихняя учительница, госпожа Роза, но меня, наверное, здесь не оставят, потому что…

– Ладно, остальное доскажешь в маяке, – перебил Рыцарь-Бродяга. – Погостил за Краем Света и хватит, пора возвращаться домой!

– Да ты, издеваешься, что ли, крестный? – выдохнул Дэви. – Может, ты думаешь, я сижу тут потому, что мне здесь очень нравится? Я не могу отсюда вырваться! Мне сейчас даже не пробить кулаком эту стену, как же я могу справиться с Тройным Заклятьем?

– Это уж ты решай сам, Маг Стрелы! – невозмутимо заявил Рыцарь-Бродяга.

– Перестань издеваться, какой я тебе маг…

Но тут Рыцарь-Бродяга подался вперед – и его грохочущий бас сразу заглушил бормотание Дэви, с ног до головы тряхнул того колючей ледяной дрожью и заставил задребезжать разноцветные витражные стекла. Даже вундеркинды приостановили игру и заоглядывались на окна, удивляясь, что в сентябре вдруг загрохотал гром, – только это был не гром, это Повелитель Темного Царства орал на своего непутевого крестника:

– А когда ты выходил из маяка, ты считал себя магом, не так ли, Дэвид? Когда ты выбрался из-под защиты хобо, ты думал, что сумеешь победить заклинание «сламона»?! Не говори мне, что ты вообще не думал тогда о Тройном Заклятьи – потому что так поступил бы только безмозглый идиот! А мой крестник – не идиот и уж, конечно, сумеет одолеть заклятье Бернгарда!

– Рыцарь, я уже пытался, но…

– Молчать!!! Я еще не договорил!!! Сколько раз ты пытался, на каких заклинаниях обломался – все это расскажешь по возвращении Теварцу… Если Великий Маг с ходу тебя не прибьет или не превратит во что-нибудь неговорящее! Сто чертей и одна ведьма, видел бы ты, что он вытворял, когда понял, что тебя все-таки схватило заклинание «сламона» – я уж думал, от его маяка вообще ничего не останется! Даже некоторые темные эльфы решили переждать за камином, пока Великий Маг не прекратит бушевать. А кой-какие Древние неистовствовали не меньше Теварца – еще бы, пропал будущий Маг Стрелы, надежда всего Запределья!

– Рыцарь…

– Молчать!!! Я еще не закончил! А обитатели Иннэрмала? Знаешь ли ты, что они считают дни и часы до твоего возвращения? Янисса день и ночь не гасит палубный фонарь, тамошняя малышня хандрит, некая хвостатая мелюзга по имени Ильми так и норовит выплыть в открытое море, чтобы найти своего ненаглядного Дэви – А Дэви сидит тут и  ноет, что ему не справиться с Тройным Заклятьем Бернгарда, – Рыцарь-Бродяга рывком наклонился к крестнику, в темноте под забралом вспыхнули яростные глаза. – Неужели ты ни на что не способен без даров крестных и без заклинаний, которые в маяке тебе подсказывали со всех сторон?

– А толку-то было с этих подсказок? Теварец всегда пускал в ход противоподсказывательное заклинание! – невольно огрызнулся Дэви. Но тут же снова сник и прошептал: – Наверное, сам Теварец не сумел бы вырваться отсюда …

– Сто чертей и одна ведьма, да знаешь ли ты, как он очутился в Запределье?

– Теварец? Но я думал, он всегда…

– Чер-р-рта с два! Он родился в Пределе, рос в человечьем приюте, но еще мальчишкой ухитрился пройти сквозь Прорву! Как ему это удалось, никто не знает, – но раз малец, никогда не учившийся магии, сумел вырваться в Запределье, неужели этого не сможешь сделать ты, ученик Великого Мага?!

– Но…

– А если не сможешь, значит, зря мы дарили тебе подарки в день твоего наречения, Дэвид! Зато Конрад не зря потратил на тебя Тройное Заклятье… Сто чертей и одна ведьма, я прям отсюда слышу, как он хохочет и хлопает в ладоши! Еще бы, ведь Великая Защитная Черта, ради которой Теварец пожертвовал своей свободой, обязательно когда-нибудь иссякнет, и тогда человеческая орда хлынет на север! А пока в Запределье люди будут жечь, убивать, выкорчевывать дриадовые рощи, гарпунить русалок, Маг Стрелы будет учить в человеческой школе, что пятью пять – двадцать пять, трижды три – нос утри! Да чтоб мне навеки позабыть, где моя могила!!!

Рыцарь-Бродяга сорвался с самых немыслимых высот своего крика и замолчал, но его молчание было еще страшнее ругани и насмешек.

– Вот что я скажу тебе, Дэвид, – наконец негромко проговорил Повелитель Темного Царства. – Не знаю, как и какой ценой – но ты должен вернуться в Запределье. Ты должен вернуться, потому что кроме тебя некому будет остановить большую смуту. «Смертельную рану, нанесенную стрелой, можно вылечить только наконечником той же стрелы, большое зло, причиненное одним человеком, может исправить только другой человек» – помнишь Древний Закон? Ты должен вернуться, потому что кроме тебя никему освободить мага Теварца. Ты должен вернуться просто потому, что тебя там любят и ждут, очень ждут, черт тебя побери!

Стиснув зубы до звона в ушах, Дэви впился глазами в неистовые глаза, полыхающие в черной прорези шлема.

– Да, Рыцарь! – прошептал он. – Я постараюсь! Клянусь, я сделаю все, что смогу!

Он не был уверен, что Рыцарь-Бродяга его услышит, но тот услышал – и эхо под потолком восхищенно повторило новый раскат громового рева:

– Охэй!!! Вот теперь я вижу прежнего Дэви! А не этого слабачка Джона! Сто чертей и одна…

* * *

– …Джон… Джон! ДЖОН!!!

– А?!

Мильн обалдело вскинул голову и увидел, что от двери к нему спешит озабоченный и чем-то ужасно недовольный господин Пак.

– Ты что тут, уснул? – буркнул воспитатель, хватая его за руку и поднимая со скамейки. – Вставай скорее, пойдем! Я знаю, что ты устал, но потерпи, совсем немного осталось – только пошевеливайся, пошевеливайся, Джонни!

С трудом перебирая отсиженными ногами, еле поспевая за воспитателем, Мильн замирающим голосом пролепетал:

– А… Куда… Меня… Теперь?..

– Сходим в местный приют, договоримся там, – отрывисто и не очень-то понятно ответил господин Пак и рывком поставил Мильна на ноги, когда тот споткнулся о порог и чуть не упал. – Только поторопись, Джонни, очень тебя прошу! Не то ты останешься без обеда, а я застряну в этом городе до завтра!

Никто из филологических вундеркиндов не заметил, как новичка уволокли из зала…

ГЛАВА СЕДЬМАЯ. Предел. Приют для мальчиков. Снова «Сламона»

 
Я не такой, как все…
За что же мне такое?
Пытался как-то я
чужой костюм надеть,
но не было мне в нем
ни счастья, ни покоя —
так в шкуре воробья
не смог бы жить медведь!
 
 
Вы плачете – а я
пою и улыбаюсь,
спешите вы – а я
смотрю на облака,
и вечно невпопад
храбрюсь или пугаюсь
и в вашу кутерьму
я не впишусь никак!
 
 
Я не такой, как все,
я не такой, как вы,
я не такой, как надо,
почему-то…
 

Эрик Снайгерс, «Другой»

– Джонни, это твой новый воспитатель, господин Куси! Господин Куси, это и есть тот самый Джон Мильн, о котором мы только что говорили…

Джон Мильн и приютский воспитатель посмотрели друг на друга и сразу круто друг другу не понравились.

Господин Куси был похож на бандита Пенна из сериала «Черный ястреб»: такой же высокий, широкоплечий, с такой же наглой курносой рожей, даже одет он был в точности, как Пенн – в тесные синие джинсы и черную рубашку. Зацепившись большими пальцами за карманы джинсов, приютский воспитатель сверху вниз смотрел на Мильна – так, как Пенн обычно смотрел на какого-нибудь бедолагу в баре, готовясь разрядить оба кольта ему в живот… А Мильн снизу вверх таращился на воспитателя и молился, чтобы господин Пак передумал его здесь оставлять.

Он не хотел здесь жить! Он не хотел принадлежать этому бандиту! Времени, которое он провел в коридоре под дверью директорского кабинета, ему хватило выше головы! Даже подземный бункер в фильме «Терминатор» не был таким тоскливым и мрачным, как этот воняющий кислятиной коридор с низким потолком и подслеповатыми грязными окнами, а от здешних больших парней Мильна не спасало и то, что он прижимался чуть ли не к самой директорской двери. Все равно каждый проходящий мимо  приютский обязательно награждал его или презрительной кличкой, или дурацкой гримасой – да что они все здесь за психи?! В Госхольне старшие только тогда шугали «мальков», когда те начинали совсем уж нахально путаться под ногами!

Мильн проторчал в коридоре минут десять, каждую секунду мечтая о шапке-невидимке, когда его чуть не вытряхнул из кожи грянувший прямо над головой пронзительный звонок. От этого звонка Джон почти оглох, а приютские совсем с ума посходили: стали с воплями выскакивать из дверей, толпами повалили вниз по лестнице и устроили давку у двери в конце коридора, откуда разило подгоревшей кашей и кислой капустой… За этой дверью явно была столовка, и Мильна затошнило, когда он представил, какую дрянь там дают на обед… Ну и пусть там дают хоть суп из тараканов, главное, что коридор наконец-то опустел!

Джон успел нырнуть в дверь, за которой, судя по вони, был туалет, а потом топтался в пустом коридоре еще целую вечность, пока наконец из директорского кабинета не вывалился господин Пак и не сообщил, что все в порядке, он обо всем договорился:

– Ты остаешься здесь, Джонни, господин Куси согласился взять тебя в свою группу!

О Иннэрмал, да что же это такое?!

– Мда-а! Только такого сокровища мне и не хватало, – смерив Мильна взглядом, брезгливо протянул приютский воспитатель. – Всю жизнь мечтал нянчиться с вундеркиндами!

«Я тоже всю жизнь только о тебе и мечтал! Ну откажись от меня, ну что тебе стоит!»

– Да ведь это всего на какую-нибудь пару месяцев, – шурша бумагами в открытом кейсе, рассеянно отозвался господин Пак. – И Джон такой же вундеркинд, как и ваши мальчишки… Никаких хлопот с ним не будет – правда, Джонни?

Мильн уже открыл было рот, чтобы возразить, что будут, конечно, будут! – но под пристальным взглядом приютского воспитателя прикусил язык. Он понял, что стоит пискнуть хоть словечко – и он сразу получит пулю в живот! Это тебе не госпожа Роза!

– Ладно, пошли, клоп! – буркнул господин Куси. – Ну и везет мне нынче, во непруха!

Не успел Мильн даже глазом моргнуть, как его мертвой хваткой ухватили за запястье, сдернули с места и стремительно поволокли по коридору. Джону пришлось рысцой припустить рядом с воспитателем, и только у самой лестницы он отважился обернуться: господин Пак по-прежнему стоял напротив директорского кабинета, прижимая к круглому пузу открытый кейс и удивленно глядя им вслед.

Было ясно, что госхольнский воспитатель не ожидал такого скорого прощания, но еще яснее было, что он вовсе не собирается бросаться в погоню за господином Куси и отбивать у него своего воспитанника, предатель! Господин Пак просто стоял и смотрел, как Мильна уволакивает сумасшедший бандит…

Таким Джон и запомнил человека, который много лет учил его, что хорошо, а что плохо, а потом преспокойно бросил в ужасном дурдоме, даже пальцем не шевельнув, чтобы его спасти!

А чего еще можно было ожидать от человека?!

* * *

Второй этаж мурленбургского приюта оказался в точности похож на первый, только тут бегали и орали не такие большие парни, как внизу, а ровесники Мильна или мальчишки чуть постарше. При виде воспитателя они малость притихли, а господин Куси распахнул ближайшую обшарпанную дверь и скомандовал:

– Заходи давай, клоп! Пару месяцев, ха! Знаю я эту пару месяцев, – с этими радушными словами человек, сказавший «сламона», втолкнул Джона в небольшую квадратную комнату, где ровными рядами стояли кровати, разделенные тумбочками (три кровати, три тумбочки слева от двери, столько же – справа), под потолком болталась голая лампочка без абажура, а у занавешенного тусклой занавеской окна скучали пустой стол и большой покосившийся шкаф…

Все это убожество Мильн разглядел за каких-нибудь две-три секунды, но вот в проходе между кроватями вскочили с пола пятеро мальчишек, и все остальное сразу перестало для него существовать.

– Что, уже пообедали, клопы? – буркнул господин Куси, наконец выпуская руку Мильна из стального капкана своей ручищи. – Знакомьтесь давайте с новичком! Это Джон Мильн из спецшколы, он поживет с вами, покуда там не отремонтируют для него хоромы… Объясните ему, что тут к чему – да уберите с пола весь этот бардак, не позорьтесь перед вундеркиндом, шкеты!

Воспитатель пнул валяющуюся у порога деталь конструктора и повернулся к Мильну:

– Значит, так: обед ты уже пропустил, сталбыть, потерпишь до ужина, гений, не готовить же разносолы для тебя одного! Давай-ка помоги парням прибрать этот свинарник, а я пойду принесу твое барахло!

Господин Куси смерил Джона еще одним презрительным взглядом и вышел…

А Мильн остался стоять у захлопнувшейся двери, даже не пытаясь сунуть руки в карманы и принять независимый вид.

Он знал, что для него здесь все кончено. Своими словами про спецшколу, вундеркиндов и гениев воспитатель уничтожил его вернее, чем если бы разрядил ему в живот пару кольтов, и теперь его не могло спасти ничто на свете. Поэтому Джон молча стоял у двери, погибая во враждебной тишине чужой комнаты и не зная, куда девать глаза, а куда – руки… А приютские парни таращились на него так, как будто он был инопланетянином или трехголовой зеленой собакой.

Наконец один из мальчишек подал голос.

– Как, как обозвал его Куси-Хватай? – спросил он своих приятелей. – Вундер… Вундер… Кто?

– Вун-дер-кинд! – с удовольствием, как новое ругательство, выговорил коротко стриженный толстяк. – Вундер-кинды – это те придурки из школы на правобережье, ну, помнишь, мы их раз видели в парке, Бэк-Джой?

– А-а-а… Так чего его к нам сюда?

– А хрен его знает…

– Слышь, ты, вундер! – крикнул Джону третий обитатель комнаты – тощий длинный мальчишка со всклокоченными волосами мышиного цвета. –   Если ты из спецшколы, чё приперся сюда?

Мильн переступил с ноги на ногу, все-таки засунул руки в карманы, но тут же выдернул их и заложил за спину.

– А что… Ну и что? – пробормотал он. – Жалко тебе, что ли?

Этими беспомощными словами он окончательно себя добил, похоронил и поставил крест на своей могиле!

Приютские переглянулись и не спеша двинулись к нему.

– Конечно, жалко! – издевательски сказал прыщавый рослый Бэк-Джой, который явно был главным в этой компании. – На фиг нам такая глиста, верно, парни?

– Верно!

– Точно!

Самый маленький из мальчишек – светловолосый курчавый заморыш – высунулся из-за спины Бэк-Джоя и радостно пискнул:

– Вали давай в свою спецшколу… Кинд!

– Сам такой… – прошептал Мильн, сделал шаг назад, крепко прижался лопатками к закрытой двери…

И вдруг до режущей боли в груди захотел, чтобы Теварец сейчас оказался рядом! Ох, если бы Великий Маг мог здесь сейчас появиться – возникнуть из ничего в сверкании молний, в грохоте грома, в треске падающей с потолка штукатурки!

Джон на мгновение закрыл глаза, как будто длинно моргнул, – и за этот миг успел увидеть, как безжалостный всемогущий мститель размазывает по стенам визжащих от ужаса сопляков, как превращает Бэк-Джоя в отвратительного таракана, как заставляет задохлика пробить курчавой башкой потолок, как потом обломки рухнувших балок хоронят под собой толстяка, сероволосого и ушастого мальчишку с лейкопластырем на щеке…

Но когда он снова открыл глаза, Теварца здесь не было, и Рыцаря-Бродяги тоже не было, зато пятеро приютских уже подвалили к нему вплотную с нахальными ухмылками на гнусных рожах. Эти ухмылки лишали храбрости и сил почище Тройного Заклятья, но Джон прищурился и сдержал слезы. Он знал, что при людях нельзя реветь, ни за что, никогда, ведь действуют на них, как свежая кровь – на акул! Поэтому он только крепче прижался лопатками к двери и даже не огрызнулся, когда Бэк-Джой старательно наступил ему на ногу.

– Ты чё-то сказал, глиста? – спросил Бэк-Джой, уставившись на Мильна акульими бесцветными глазами. – А ну, повтори, как ты меня обозвал?

– Никак я тебя не обзывал, чего ты…

– Обзывал, обзывал, я слышал! – заверещал курчавый задохлик. – Еще как обзывал!..

– Отвали, Тяпа! – Бэк-Джой не глядя отпихнул дохляка и опять наступил Джону на ногу. – Так ты с нами, что, ваще разговаривать не хочешь? Пад-думаешь, гений! Жаба!

Мильн попытался отодвинуться, но отодвигаться было уже некуда.

– Ну отстань, чего я тебе сдела-ал? – проскулил он… И возненавидел себя за этот скулеж почти так же сильно, как ненавидел этих ублюдков!

Нет, хорошо, что Теварца и Рыцаря-Бродяги здесь нет, хорошо, что они его сейчас не видят!

– А эти ботиночки тебе в спецшколе выдали, да? – спросил Бэк-Джой, топчась по ногам Мильна.

– А эту курточку ты тоже там отхватил? – хрюкнул толстяк, дергая Мильна за рукав.

– А ну, покажь, чего у тебя в карманчиках! – угрюмый лопоухий пацан с лейкопластырем на щеке деловито полез в карман куртки Джона.

Мальчишка с серыми волосами сразу запустил руку во второй карман новичка, а оттертый назад задохлик ущипнул Мильна за ногу.

– Я вас тро-огал?! – совсем уже по-дурацки взвыл Джон и рванулся. – Пустите!

В ответ его с такой силой саданули о дверь, что если бы она открывалась наружу, вся компания непременно вывалилась бы в коридор.

– Не трепыхайся, жаба, – прошипел Бэк-Джой, – а то хуже будет!

– Ага, как завяжем тебе ноги бантиком на затылке!

– А потом сунем мордой в унитаз!

– А давайте сделаем ему «велосипедик»! – захлебываясь от восторга, сунулся вперед курчавый дохляк. – Булка, Бэк-Джой, давайте, а? Ну дава-айте! – и он ущипнул Мильна за ногу с таким немыслимым зверским вывертом, что Джон невольно взвизгнул и что было силы пнул курчавого мерзавца… Вернее, хотел его пнуть, но вместо этого угодил ботинком по колену Бэк-Джоя.

Бэк-Джой отскочил, схватился за ушибленную ногу и сквозь зубы произнес несколько слов, которых Джон никогда раньше не слышал и не знал, что они означают… Зато он точно знал, что с ним сделают через пару секунд.

– Так ты, значит, драться, сука? – держась за колено, прошипел Бэк-Джой, и Мильн увидел то, чего никогда раньше не видел – прищурившуюся акулу.

– А тебя бы если так?! – радостно подхватил кучерявый.

– Да я случай…

– Бей его, парни!!

Под этот клич пятеро приютских налетели на новичка, и у двери мигом образовалась вопящая куча-мала. Мильна быстро размазали бы по паркету, но почти сразу по свалке долбанула распахнувшаяся дверь, и на поле боя появился господин Куси со стопкой белья в руках.

– А НУ, ПРРЕКРРАТИТЬ!!! – гаркнул воспитатель.

Этот крик подействовал на сцепившихся мальчишек, как ведро ледяной воды.

Куча-мала распалась, все вскочили, понурились и виновато зашмыгали носами.

Последним с пола поднялся Мильн: в куртке с оторванными пуговицами, в перекрученной жгутом рубашке, с синяком на скуле, с кровью на губах и с отчаянием в глазах.

Господин Куси швырнул белье на ближайшую кровать и обвел всех ужасным взглядом.

– Чем это вы тут занимаетесь, паразиты? – еще более ужасным голосом спросил он. – Я что сказал вам сделать, когда уходил? Что – я – сказал – сделать?!!

– Господин Куси, он первый начал! – проныл Бэк-Джой, тыча в Мильна пальцем. – Вот, посмотрите, за руку меня укусил!

– Ага, а еще по коленке его трахнул! – подхватил толстяк, а лопоухий пацан, отдирая от щеки наполовину отклеившийся лейкопластырь, угрюмо буркнул:

– Он ваще какой-то больной, этот кинд, господин Куси…

– Полный псих!

Мильн молчал, закусив дрожащие губы.

Он знал, что воспитатель сам во всем разберется, воспитатели всегда разбираются, кто прав, а кто виноват, какую бы жалостливую чепуху не несли виноватые!

– Господин Куси, а меня-а-а он… – включился в общий ноющий хор голубоглазый ангелочек Тяпа.

– Молчать!

Куси-Хватай с оттяжкой шлепнул Тяпу по курчавому затылку, тот испуганно мявкнул и зажмурил глаза.

– Ни на минуту нельзя одних оставить! Значит, по-хорошему не хотите?! Ладно, будем тогда по-плохому! А ну, живо ноги в руки и марш на кухню! Скажете там, что я вас послал, и чтобы я не слышал на вас никаких жалоб, не то!.. И до конца недели никаких телеков и игровых автоматов, кого увижу возле игровой – ноги выдерну из задницы, поняли, паразиты?! Ты все понял, Бэк-Джой?! А если поняли, тогда чего застыли, как паралитики? МАРШ!!!

Втянув головы в плечи, приютские один за другим быстро засеменили к двери – куда только девалась их крутизна! Замешкавшегося толстяка воспитатель послал в коридор звонким подзатыльником, с силой захлопнул дверь и повернулся к Мильну.

– Так, теперь давай разберемся с тобой! Что-то, я смотрю, ты шибко разрезвился, гений! Может, ты думаешь, что раз тебя определили в школу для умников, а не в общую городскую, так ты сможешь вести себя в приюте, как захочешь? Драться, свинячить, устаивать здесь бардак? Вот что ты вообразил, клоп иногородний?!

О-ей, этот тип и вправду был сумасшедшим! А может, просто дураком? Но сумасшедший или дурак, он все-таки был воспитателем – и Мильн, сглотнув слезы, попытался объяснить:

– Но ведь это не я начал, господин Ку…

Мощный удар по шее прервал его на полуслове.

Джон удержался на ногах только потому, что налетел боком на спинку кровати, и это было еще больнее, чем сама оплеуха. Вцепившись в спинку, он уставился на воспитателя широко раскрытыми глазами, не сразу сообразив, что из них все-таки потекли слезы…

Куси-Хватай сделал широкий шаг, навис над Мильном и страшным голосом рявкнул:

– Это у вас в спецшколе всякой мелюзге позволяется перебивать старших? Это ты там набрался таких манер, паразит?! Тож-же мне, прынц заморский! Вот что, гений, заруби давай на своем сопливом носу: у нас здесь прынцев нету, у нас тут все одинаковые, и порядок тут для всех один! А если будешь выпендриваться – я тебя живо обломаю, и не таких еще умников обламывал, понял?! И из тебя сделаю человека! Не знаю, чему тебя будут учить в твоей спецшколе для идиотов, но я тебя быстро научу, как… Куд-да ты уставился, вундеркинд?! КУДА НАДО СМОТРЕТЬ, КОГДА С ТОБОЙ ГОВОРИТ ВОСПИТАТЕЛЬ – тебя даже этому не научили?!

Крепкая волосатая рука стиснула подбородок Мильна и вздернула его голову вверх.

Мильн невольно зажмурился, но поскорее снова открыл глаза и послушно уставился на свирепую рожу Куси-Хватая, расплывающуюся в кривом зеркале слез.

Лет через десять воспитатель хмыкнул, убрал руку и брезгливо вытер ее о штаны.

– Перестань распускать сопли, лютик-цветочек! – уже тише сказал он. – Вот ведь подарочек, а! Помню, в детстве мы таких окунали рожами в мазутные лужи! Вытри давай нос и слушай внимательно: переоденешься в нормальные шмотки, застелешь свою постель, приберешь с полу все барахло… Стелить-то постели ты хоть умеешь, гений?

Наступила короткая тишина, во время которой Мильн судорожно решал, можно подать голос или нельзя, а если можно – что именно ответить; наконец он шмыгнул носом и наобум пискнул:

– Да, господин воспитатель…

Наверное, он правильно угадал, потому что Куси-Хватай больше его не ударил и даже не схватил за подбородок, а только насмешливо хрюкнул:

– Чего ты там бормочешь? Отвечай громко и ясно, чтобы было слышно, а не так – «те-те-те», понял?

– Да, господин воспитатель!

– Во, кой-чему уже научился! Сразу видно – вундеркинд! Значит, так – застелешься, сложишь все барахло в нижний ящик шкафа… Да не забудь умыться, если явишься на ужин с такой зареванной рожей – мигом вылетишь у меня из столовки! Где столовая, знаешь?

– Да, господин воспитатель!

– Ужин в восемь, по звонку, не вздумай опоздать, у нас никто не опаздывает, понял, гений? Я спрашиваю – ты понял?

– Да, господин воспитатель!

Еще с полминуты Куси-Хватай обдирал Мильна презрительным взглядом, а потом буркнул:

– Во счастье-то привалило – нянчиться с таким недоделком! Небось, только таких и берут в разные там идиотские спецшколы… Ладно, работай, гений, привыкай!

– Да, госпо…

Но господин воспитатель уже вышел, не пожелав дослушать ответ «недоделка».

* * *

Человек, сказавший «сламона», велел застелить кровать – Джон старательно выполнил это приказание, перестилая постель снова и снова до тех пор, пока она не перестала отличаться от других постелей.

Человек, сказавший «сламона», велел еще убрать барахло в шкаф – Джон собрал с пола все, что там валялось (в том числе свои оторванные пуговицы) и сложил все это в нижний ящик.

Человек, сказавший «сламона», приказал ему переодеться в «нормальные шмотки» – спрятавшись за раскрытой дверцей шкафа, Джон торопливо переоделся в воняющую химической гадостью одежду: синие трусы, носки с дырками на пятках, серые кусачие брюки и застиранную рубашку в бело-голубую полоску. Из прежних вещей на нем теперь остались только грязные ботинки, и он на всякий случай вытер их своими старыми носками…

Теперь ему нужно было пойти и умыться в умывальной комнате «там, за соседней дверью»… Так велел человек, сказавший «сламона». Этот человек пообещал вышвырнуть Джона вон, если тот явится в столовую с зареванным лицом – и уж будьте спокойны, здешний психованный воспитатель так и поступит!

Мильн подкрался к двери, долго-долго прислушивался к голосам и топоту в коридоре, потом попятился, так же тихо вернулся в закуток за открытой дверцей шкафа и уселся на полу на своей рваной госхольновской куртке.

Человек, сказавший «сламона», велел умыться – значит, Мильн должен был умыться, даже если ради этого ему придется прорываться в умывальную сквозь стаю голодных крокк! Только крокки – сущие пустяки по сравнению с толпой приютских мальчишек, которые наверняка уже знают, что на их этаже появился гений, вундеркинд из филиологической спецшколы… Встретиться с ордой этих тварей было выше всяких человеческих и нечеловеческих сил!

Мильн уткнулся лицом в свои воняющие химией колени и затрясся от молчаливого плача.

Что толку реветь, слезами все равно не умоешься, значит, придется-таки идти в умывалку!

Потому что так приказал человек, ляпнувший заклинание «сламона».

И если приютские не утопят новичка в умывалке, ровно в восемь он должен будет пройти через пол-приюта и впервые появиться в здешней столовке…

Потому что так приказал человек, ляпнувший заклинание «сламона».

А если каким-то чудом Джон сумеет дотянуть до ночи, ему придется ночевать рядом с Бэк-Джоем и его компашкой в этой комнате, где даже вещи смотрят на него, как на врага…

Потому что так приказал человек, ляпнувший заклинание «сламона».

И даже если Джон доживет до утра, его будет ждать еще целый день в приюте, за этим днем – еще один день, а потом еще один, и еще!

«Всего на какую-то пару месяцев», – сказал предатель господин Пак, но с тем же успехом он мог бы сказать: «Всего на какую-то  сотню лет»! А сам он смог бы протянуть пару месяцев в клетке с кобрами и гадюками?

И ведь отсюда никуда не убежишь… От заклинания «сламона» не скроешься, даже если Мильн попробует рвануть обратно в Госхольн или в какой-нибудь другой город, Тройное Заклятье настигнет его везде! Его поймают и приволокут обратно в приют, и уж тут Куси-Хватай обязательно обломает его, утопит в мазутной луже, сделает из него человека!

Лучше не трепыхаться, а то будет только хуже…

«Если хуже уже нельзя – значит, должно стать лучше», – сказал однажды Великий Маг Теварец.

Он сказал это в тот страшный час, когда развалины маяка были зловещими и холодными, серебряные пули сотнями расплющивались о защитное поле хобо в проломах стен, в маяке для раненных не хватало живой воды и все костры светили тускло, почти не грея…

Великий Маг заговорил тогда раны полумертвому лесному троллю, с трудом дохромал до погасшего камина, протянул к нему руки, пробормотал эти слова – и вдруг в камине вспыхнул жаркий огонь, а из-за углей выглянула и вильнула хвостом чудом уцелевшая саламандра…

Если хуже уже нельзя – значит, должно стать лучше…

Раз так сказал Великий Маг Теварец, значит, так оно и есть!

Мильн в последний раз хлюпнул носом, лег щекой на колени и затих.

Вот бы просидеть в этом убежище за дверцей шкафа всю жизнь, не умываясь, не ужиная, а главное, не видя и не слыша никого из лю…

– ДЭВИ!!!

Воздух в проходе между кроватями заколыхался, стремительно загустел, побелел – и в комнате во всем своем призрачном великолепии возник Повелитель Царства Духов и Теней, коснувшись шлемом замызганной лампочки под потолком.

Дэви открыл глаза, посмотрел на Рыцаря, но не шевельнулся.

– Я и без того знаю все, что ты скажешь, крестный, – прошептал он. – Только знаешь – если бы я был таким же бесплотным, как ты…

Но Рыцарь-Бродяга сказал вовсе не то, что ожидал от него услышать Дэви.

– В МАЯК ТОЛЬКО ЧТО ПРИМЧАЛСЯ ДЕМОН-ВЕСТНИК!!! ПРИНЕС ВЕСТИ С ИННЭРМАЛА!!! – бешено гаркнул Повелитель Темного Царства. – Черная королева недавно послала в Южное море три своих корабля! Эти корабли попытались добраться до Острова Русалок, но рифы не пустили их дальше Поющих Скал. Корабли повернули обратно, но в открытом море недалеко от Иннэрмала им повстречались две русалки…

Дэви начал медленно поднимать голову с колен.

 -…Взрослую русалку люди убили гарпуном, а маленькую поймали сетью и привезли в Черносонию, в Глор! Теперь ее держат во дворце Черной Королевы, в Подвалах Погибших Душ, а завтра отдадут колдуну Конраду… Ты слышишь меня, Дэвид?! Дэви, ты слышишь меня-а?!.

Слышал ли он Рыцаря-Бродягу?

Еще бы!

Конечно, Двэи его слышал, – и не чувствовал больше ничего, кроме неистовой лютой ненависти, поднимавшейся в нем крутой горячей волной! Эта волна росла, как цунами над побережьем, смывая страх, смывая тоску и боль, смывая бессилие и отчаяние, становясь сильнее всех злобных чар, сильнее даже Тройного Заклятья!

Все вопли в коридоре внезапно смолкли – и остановились все часы в прюте – и синяки и ушибы перестали ныть – и дом вдруг припадочно задрожал, отчего на кухне из котлов выплеснулась горячая каша, окатив штаны Бэк-Джою и его дружкам!

– Как только маленькая русалка попадет в руки Конраду, колдун прикончит ее и скормит ее Силу своему Кровавому Кристаллу! Ты слышишь меня, Дэвид, охэй?!

Еще бы, конечно, он слышал!

В широко распахнувшемся туннеле Прорвы с воем закрутились спиральные потоки воздуха и воды, в Бермудском Треугольнике в Пределе исчез еще один корабль, а в Запределье Поющие Скалы встретили появление этого корабля гулкой насмешливой песней…

– …Дэвид, ты слышишь меня-а?!!

Да, он услышал крик Рыцаря даже сквозь грозное завывание Прорвы – и отозвался таким неистовым яростным воплем, что стены приюта лопнули, разлетелись в клочья, как мыльные пузыри, и больше не смогли его удержать!