Текст книги "Сламона"

Автор книги: Анна Овчинникова

ГЛАВА ШЕСТАЯ. Предел, Запределье. Маг Стрелы

 
Я не такой, как все —
ну что поделать с этим?
Напутал, видно, бог
в один несчастный час,
и вот теперь хожу
не по родной планете,
а по чужой Земле
среди машин и вас!
 
 
Брожу среди людей —
на черти что похожий,
смотрю не так, как все,
смеюсь не так, как все!
Нелепый и смешной
для кошек и прохожих,
и тем, что я живу —
уже дразню гусей…
 

Эрик Снайгерс, «Другой»

– Ну вот, добрались наконец! – облегченно вздохнул господин Пак, прочитав табличку на узорчатой железной ограде. – Эй, Джонни, проснись, посмотри на свои новые владения! Да, это тебе не то что наш бетонный дворик три на четыре метра, это же просто рай!

Мильн вскинул голову и одарил воспитателя непередаваемым взглядом: так несчастный смертник мог бы взглянуть на садиста-палача, предложившего ему полюбоваться красивым видом с эшафота.

Господину Паку нестерпимо захотелось шлепнуть смертника по затылку (может, хоть это немного его расшевелит?), но он только крепче сжал руку Мильна и втащил его в калитку, ведущую «прямо в рай»…

За последние сутки воспитатель вымотался так, словно помогал Сизифу вкатывать на гору его булыжник, а не путешествовал в удобном купе вместе с очень послушным и очень тихим малышом. Все дело было как раз в том, что малыш был слишком тихим и слишком уж послушным! Лучше бы он всю дорогу упирался, скандалил, вопил: «Я туда не хочу!», пытался рвануть стоп-кран и устраивал сидячие забастовки в вагонном туалете, – как делал, скажем, пару лет назад Карл Кранц по дороге в Брадж… Как, в общем-то, и должен вести себя мальчишка, которого везут в чужой город, в незнакомую страшную спецшколу.

Но с Мильном все обстояло гораздо хуже. Он не буянил, не спорил, не бился в истериках, но всю дорогу был таким сверхпокорным, сверхтихим и сверхмолчаливым, что даже за оградой спецшколы господин Пак не рисковал выпустить его руку. Хорошо хоть, скоро вся эта нервотрепка должна была закончиться: не пройдет и часа, как он сдаст парня здешним преподавателям, завтра к утру вернется в Госхольн, скоро примет новую младшую группу и привычно закрутится в водовороте новых лиц, новых имен, новых характеров и новых проблем… Пока Джонни Мильн будет помаленьку обживаться на новом месте и зализывать свои житейские раны. Можно держать пари, что в таком безмятежном уголке его раны заживут куда быстрее, чем он, господин Пак, успеет запомнить имена всех своих новых воспитанников!

Воспитатель загляделся на фонтан, сыплющий мелкие брызги в бассейн в виде каменной ракушки, – и вздрогнул, когда над парком вдруг раскатился мелодичный низкий звон.

– Донн! – протяжно прогудел невидимый колокол. – Доннн!

После третьего удара двустворчатые двери большого дома из красного киприча распахнулись, и по ступенькам с шумом и гамом запрыгали мальчишки и девчонки, с виду – ровесники Мильна.

Они промчались мимо в вихрях опавших листьев, с разбегу плюхнулись животами на край бассейна-ракушки и с радостным гомоном забултыхали руками в воде.

– Элис, Чак, выньте руки из воды! Тим-ми!

Молодая светловолосая женщина в клетчатом брючном костюме тоже сбежала по ступенькам и зашагала по песчаной дорожке к бассейну.

– Добрый день! – еще издали громко поздоровался с ней господин Пак.

– Добрый день! – женщина улыбнулась такой милой улыбкой, словно была не человеком, а замаскированной под человека русалкой.

– Как тут красиво, просто сказка! – поставив кейс и вытирая пот со лба, сказал господин Пак. – Вот только эти ваши подъемы, уф! Не позавидуешь тем, кто живет внизу, а работает на эдакой верхотуре, особенно толстякам вроде меня…

Женщина снова улыбнулась.

– Зато какой отсюда замечательный вид, правда? И какой здесь воздух, и… И когда же наконец отключат на зиму этот фонтан, о господи?! Хорошо хоть, в бассейне не водятся крокодилы… Элис, что ты делаешь, горе мое, мы же с тобой договорились! А вы, наверное, пришли в гости к кому-нибудь из старших? Тогда вам не повезло – у них сегодня экскурсионный день, они только к вечеру вернутся из Шека…

– Нет, мы сюда не в гости, а насовсем! – благодушно осчастливил ее господин Пак. – Точнее, этот молодой человек – насовсем, а я в качестве, так сказать, э-э… его почетного экскорта. Я – воспитатель госхольнского сиротского дома, Эрнст Пак, а это – Джон Мильн… Юное филологическое дарование. Прошу любить и жаловать!

– Здрасьте… – пискнул Мильн, полыхая багровыми ушами.

– Здравствуй, Джон, – слегка растерянно ответила учительница.

Она и вправду была немного похожа на русалку: такая же длинноволосая, такая же голубоглазая и даже почти такая же милая – и смотрела она на Мильна точно так же, как смотрели когда-то русалки на человеческого детеныша, подкинутого им легкомысленными дельфинами.

– А вы, должно быть… – гудел над головой Джона господин Пак.

– Я Роза Грин, учительница первого класса… Простите, вы сказали, мальчика направили в эту школу? Но разве вы не получили от нас письмо?

– Какое письмо?

Мильн быстро вскинул глаза.

– С извещением, что ребенка нужно привезти не позднее тридцатого августа. Так значит, не получили? – охнула учительница, по-девчоночьи прижав ладонь к щеке.

Теперь Мильн смотрел то на своего воспитателя, то на здешнюю учительницу, которая быстро принялась объяснять, как же их подвел муниципалитет, не закончив к сроку ремонт жилого крыла – поэтому все старшие живут сейчас в пансионате в Шеке, а на младших удалось заключить договор с местным пансионатом, вот почему в Госхольн и было отправлено… Тут господин Пак ее перебил, сказав, что ничегошеньки в Госхольн не приходило! А дальше их разговор стал напоминать перекличку очень рассерженного синего кита с очень сильно растревоженной чайкой…

Пока Мильн не вмешался в беседу старших, дернув воспитателя за рукав.

– Теперь мы поедем обратно домой, да, господин Пак? – громким шепотом спросил он.

– Подожди, Джон! – раздраженно отмахнулся воспитатель. – Ты же видишь – мы разговариваем!

– Так ведь нету же места!!!

Эти слова прозвенели с таким отчаянным нажимом, что господин Пак сразу посмотрел на своего воспитанника – и мысленно чертыхнулся.

Только этого не хватало! Конечно, Джонни сразу сообразил, что у него появился шанс отвертеться от спецшколы и вернуться обратно в Госхольн – и теперь чуть ли не подпрыгивал от нетерпеливого желания немедленно рвануть на вокзал, НЕМЕДЛЕННО, пока здесь все-таки не нашли для него место!

Ну не-ет, голубчик! Можешь сколько угодно смотреть на меня такими глазами, можешь сколько угодно дергать меня за рукав – но назад ты не поедешь, и место здесь для тебя найдется, будь уверен!

Господин Пак уже открыл было рот, чтобы растолковать все это своему подопечному, как вдруг его опередила госпожа Грин.

– Все будет в порядке, Джонни, не беспокойся! – ласково сказала она. – Сейчас мы с твоим воспитателем сходим к директору школы и что-нибудь придумаем, а ты пока познакомься со своими одноклассниками, хорошо? Ребята! Ребята, идите все сюда!

Мильн резко дернулся, и господин Пак приготовился схватить мальчишку за шиворот, если тот решится дунуть к калитке, а оттуда – на вокзал, в Госхольн, домой!

Но ребята уже мчались на зов учительницы, путь к калитке оказался отрезан, и Джон едва успел сунуть руки в карманы и выставить вперед правую ногу. В такой позе, которую мальчишки госхольнского сиротского дома почему-то считали независимой, а их воспитатели – бандитской, он и встретил подбежавших филологических вундеркиндов.

– Знакомьтесь, это Джон Мильн! – громко объявила своим ученикам госпожа Грин. – Он только что приехал из Госхольна и будет учиться вместе с вами!

Ребята заперешептывались, Мильн ссутулился еще больше. Будь он котенком, он взъерошил бы шерсть, выгнул спину дугой и выпустил когти, а так он только низко нагнул голову, словно собрался бодаться, и окинул настороженным быстрым взглядом незнакомых мальчишек и девчонок…

А господин Пак в который раз невольно подивился контрасту между детьми, принадлежащими кому-то, и ребенком, который никому не принадлежит. Подумать только, что еще совсем недавно Джон Мильн был почти таким же, как здешние симпатяги! Особенно когда шел, держась за руку своей тети, счастливый и важный, словно маленький наследный принц… Интересно, узнала бы теперь госпожа Доррис своего племянника? Вряд ли, господин Пак и сам с трудом узнавал в нем прежнего неуёмного фантазера и глотателя книжек, азартного любителя сказочных мультсериалов, неутомимого почемучку и дрессировщика дождевых капель на оконном стекле. Даже глаза у Джона словно поблекли, из ярко-голубых сделавшись серо-голубыми, вполне приличная одежка топорщилась на нем кучкой намокших перьев, и он как будто почти разучился разговаривать. Неудивительно, что здешние ребята озадаченно посматривали на это чудо в перьях, не зная, с какого боку к нему подступиться!

Но госпожа Грин над головой Джона подавала своим ученикам отчаянные знаки, и наконец остроносый худенький мальчик в синем джинсовом костюме громко и решительно сказал:

– Привет! Я – Тимми!

Воспитатель легонько подтолкнул Мильна в спину, напоминая, что и ему неплохо бы поздороваться… Куда там! Однако вундеркинды уже пошли тараторить наперебой, не дожидаясь, пока новичок подаст голос. Светловолосая голубоглазая красотка заявила, что она – Элис, круглый веснушчатый мальчик, похожий в своем коричневом пушистом свитере на медвежонка, сообщил, что он – Виль, потом курчавый быстроглазый Чак с ходу попытался выяснить у Мильна, что это за город такой – Госхольн… Но Чака быстренько перебили и заглушили, и когда малышка с каштановыми хвостиками пискнула напоследок, что она – Дорис, Джон наконец-то выдавал хриплым полушепотом:

– Привет… – и господин Пак невольно шумно перевел дух.

– К сожалению, с ратушей у нас сегодня ничего не получится, – объявила своим ученикам госпожа Грин. – Мне надо пойти к директору, а вы пока поиграйте в спортзале, хорошо? Только не лазайте по канату и не балуйтесь с тренажерами, договорились?

Все радостно загалдели, что, конечно, договорились, все будет окэй, госпожа Роза! Похоже, похозяйничать в спортзале одним, без учительницы и старших ребят, было еще заманчивей, чем побывать в ратуше.

– Вот и чудесно! Тимми, можно тебя на минутку?

Учительница пошептала что-то на ухо Тимми (тот важно кивал) и громко сказала всей компании:

– Ну, бегите! А я скоро приду!

При словах «ну, бегите!» Той пулей рванул к школе, и все остальные ребята отстали от него не больше, чем на три шага…

Все, кроме Джона Мильна, который остался стоять, где стоял, растерянно глядя на господина Пака.

От этого взгляда воспитателя спас симпатяга Тимми.

Увидев, что новичок отстал, он мигом вернулся, непринужденно взял Мильна за руку, как будто был с ним давным-давно знаком, и дружески потянул за собой:

– Давай, побежали, Джон!

То ли Мильн ошалел от неожиданности, то ли побоялся перечить здешнему мальчишке – но, так или иначе, он послушно побежал с Тимми и заартачился уже только на крыльце школы (господин Пак замахал ему: «Иди, иди!»)

Тимми снова потянул новичка за руку, дверь за ними наконец-то захлопнулась, и в парке сразу сделалось так спокойно и тихо, что стало слышно курлыканье голубей на школьной крыше и плеск фонтана в бассейне, где, к счастью, не водятся крокодилы…

– Уфф! – выдохнул господин Пак, вспотевшей рукой поднимая кейс. – Ну и работенка у нас с вами, куда там летчикам-испытателям! Кстати, госпожа Грин, нельзя ли будет запереть входную дверь, когда мы войдем? Джонни, конечно, милый и тихий мальчик, но сами знаете – в тихом омуте черти водятся… Сдается, эта поговорка как раз про него!

Двенадцать мальчишек и семеро девчонок – ученики первого класса Мурленбургской филологической школы – вскоре решили, что новичок слегка не в себе. Он невпопад отвечал на вопросы, отказался качаться на тренажерах и даже не захотел гонять мяч. Может, он потому такой странный, что у него нету ни папы, ни мамы? Может, его просто некому было научить играть в футбол? Учительница просила быть поласковее с новичком, но не тащить же его силком играть, если он сам не хочет!

Джон Мильн очень быстро понял, что филологические вундеркинды здорово не в себе. Они не задавали ему обычных каверзных вопросиков, какие всегда задавались новичкам в сиротском доме; они ни разу не попытались поставить ему подножку; они даже не толкались в дверях – кто кого стукнет плечом о косяк… Они были до ужаса дружелюбны и приветливы – прям как хищное морское растение актиния, заманивающее в свои щупальца глупую рыбешку! Но он, конечно, был не таким глупым, чтобы дать заманить себя на зловещие с виду штуковины в комнате рядом со спортзалом, тренажеры они там или хренажеры! Мильн наотрез отказался «качаться», а потом как-то машинально отказался и  играть в футбол…

И теперь сидел в одиночестве на скамейке в углу громадного спортивного зала и глядел, как здешние вундеркинды гоняют мячик. Ничего себе, они поставили в защиту девчонок! Может, они потому такие странные, что у них есть дома и родители – только человеческие дома и родители, хха! Неудивительно, что бедняг не научили как следует играть! Да знают ли они вообще, что такое настоящие игры? Можно поспорить – они никогда не играли в пятнашки с дельфинами, не говоря уж о гонках верхом на тритонах. И уж конечно, их домам далеко до яхты «Дельфин», а их мамам – до  русалки Яниссы!

И сколько бы они не качались на своих хитрых тренажерах, им никогда не докачаться до силы ста берберийских львов…

А еще можно держать пари на пригоршню лунных жемчужин – ни один учитель в этой школе не знает и не умеет даже тысячной доли того, что знает и умеет Великий Маг Теварец!

* * *

Когда армия колдуна Конрада подступала к Ассагардону, Великий Маг Теварец окружил свой город тремя защитными чертами.

Те люди, которые первыми пересекли внешнюю защитную черту, сразу превратились в огромные камни – сплошная каменная стена встала между армией Конрада и городом, как еще одна крепостная стена. Литты, первыми шагнувшие за следующую защитную черту, сошли с ума. А люди, которые первыми сунулись за внутреннюю защитную черту, превратились в кровожадных крокк – кошмарных ненасытных чудовищ, пожиравших всех, кто попадался им на пути.

Люди обязательно драпанули бы еще от внешней защитной черты, если бы колдун Конрад не пообещал воскресить всех своих воинов, которые героически погибнут в битве, а трусов, наоборот, превратить в мух и скормить сторожевым паукам. Конечно, литты ни на секунду не задумались, что выбрать!

 – До здравствует Великий Маг Конрад! – истошно поорал один из литтов, исчезая в гостеприимной пасти крокки. – Передайте Конраду, что я его люблю, скажите ему, что я умер героически, и пусть он воскресит меня поскорее! Ура…

– Ура-а!!! – подхватила армия обманутых глупцов, и, отбиваясь от крокк, продираясь сквозь страшную бурю и прославляя «Великого Мага Конрада», люди хлынули вперед и дохлестнули-таки до Ассагардона…

И все равно им никогда не удалось бы войти в этот город без помощи Кровавого Кристалла. Но проклятый Кристалл успел всосать в себя силу многих могучих магов Дальстана, Таурина, Великого Королевства Эльфов –   и теперь колдун Конрад не скупясь бросал награбленное магическое могущество на подмогу армии, штурмующей маленький портовый город Ассагардон.

Дни стали черными от дыма пожаров, ночи стали красными от немеркнущего огня, и на исходе третьего дня люди все-таки ворвались в город.

Теперь страшный бой закипел уже на улицах, на которые никогда раньше не ступали враги.

От столкновения враждебных магий разлетались на части дома, мостовые вставали дыбом; в Квартале Диких Роз горные тролли громоздили из обломков домов перевалы до небес, там ревели камнепады и обвалы, как в горах их родного Таурина; в Лунной Гавани корабли людей тонули под злобный хохот Демонов Бури; вырвавшиеся из разрушенных очагов разъяренные саламандры поджигали все, что могло и не могло гореть, и по улицам текли серебряные реки – это плавились пули, густо усыпавшие мостовые… В тот день даже валькирии не рисковали опускаться низко к пылающей земле, даже беспечные сильфы угнали свои небесные табуны с почерневших от дыма облаков над Ассагардоном.

Весь город превратился в кромешный ад, но самый страшный бой разгорелся на Площади Звезд у подножия поднебесного моста.

Там Демон Бури Даттон дрался с людьми целый час, прежде чем понял, что он уже мертв, там дальстанский маг Дхорн навеки исчез в созданном им черном вихре, прихватив с собой полсотни литтов, там погибли младший принц светлых эльфов и Лесной Дух Гидо из Южного Кольдра, там принял свой первый бой воспитанник морского народа Брошенный Принц Дэвид…

А когда литты все-таки прорвались к мосту, площадь вдруг раскололась пополам, и из трещины в фонтанах огненных брызг взметнулись неистовые файяры – обитатели подземного Огненного Мира. Сжимая в руках пламенеющие мечи, они тоже кинулись в бой, и булыжники площади плавились и растекались под их ногами…

Только жители Верхнего Мира так и не пришли на помощь защитникам Ассагардона; лишь в самый разгар боя пятеро сильфов верхом на заоблачных конях слетели вниз по Мосту Разлуки и азартно нырнули в гущу битвы, чтобы сгинуть там навсегда. Но больше никто не спустился с далеких небес, а вскоре люди подожгли поднебесный мост, и длинная огненная дуга перечеркнула дымное небо, словно горящая радуга, разорванная пополам. У ее верха с истошными воплями метались валькирии и химеры, а внизу, у подножия моста, Древние продолжали отчаянно драться с людьми, и, казалось, никогда не будет конца безумию этого боя.

Драконы падали на жерла пушек, и люди гибли, окропленные дымящейся драконьей кровью; маленькие альки и паки превращались в волков, чтобы вонзить зубы в горло ненавистного врага; по всему городу рыскали магические чудовища, от которых шарахались даже безмозглые крокки; мосты превращались в гигантских змей, едва на них ступали люди, и даже добродушные домовые вспоминали полузабытые заклинания, принимая бой на порогах своих домов…

А Великий Маг Теварец все это время провел в своем маяке, в уютном кресле возле камина.

Любая магия имеет свои границы. Любой волшебник имеет не только силу, но и слабости. И чем могущественней маг, тем больше в его магии уязвимых мест.

Все Древние, укрывшиеся в жилище Теварца, не могли не думать об этом, глядя на хозяина маяка.

Теварец сумел сделать то, чего не удавалось раньше ни одному из магов – он протянул Зарочную Черту от Радужного Океана до Лунного, закрыв тем самым от армии Конрада весь север Запределья. Заговор на его талисмане-хобо был так силен, что даже сброшенная пушечным залпом со стены и расколотая пополам, эта каменная плита продолжала надежно защищать обитателей развалин от любого зла – магического и простого… Но та же самая плита сделала Теварца узником в его собственном маяке.

Чем сильнее волшебник, тем он слабее. Великие Маги, в совершенстве овладевшие всеми пятью магическими искусствами, были могущественней всех прочих чародеев, но зато обязаны были подчиняться Закону Дверей и Закону Хобо – древним, как само Запределье. Закон Дверей гласил, что Великий Маг может покинуть жилище только тем путем, каким в него вошел; а Закон Хобо – что если на этом магическом талисмане появляется хотя бы маленькая трещинка, хобо перестает подчиняться своему хозяину, и убрать его может только более сильный маг.

Но во всем Запределье не осталось мага сильнее Теварца… Во всяком случае, внутри маяка. Потому что его хобо рухнуло поперек дверей, и даже самые могучие горные тролли, даже самые знаменитые дальстанские чародеи не смогли сдвинуть ни на дюйм треснувшую гранитную плиту с изображением летящей птицы, преградившую выход из развалин последнему Великому Магу Запределья и его волшебству.

За одной из пробоин грянул выстрел, и несколько человеческих голосов завопили:

– Эй, выходи, трусливый колдун! Выходи, прихвостень нечисти! Выйди, трус, глянь, что мы сделали с еще одним твоим нечистым дружком!

Теварец сжал ручки кресла так, что те слабо пискнули и стали судорожно извиваться в его побелевших пальцах, но продолжал молча смотреть в камин, в котором резвилась веселая саламандра.

Снова грохнул выстрел, и Хон-Хельдар, сидевший на полу неподалеку от кресла Теварца, на миг перестал перебирать струны эльхоры.

– Пусть мерзавцы радуются, пока могут, – пожав плечами, проговорил безумный эльфийский певец. – Когда Дэви станет Магом Стрелы, он им напомнит, что такое Час Возмездия и Справедливости…

Теварец издал невнятный рычащий звук, и несколько домовых порскнули кто куда, увидев, как в темно-серых волчьих глазах Великого Мага вспыхнули зловещие красные огоньки.

– Если этот упрямый идиот будет то и дело выскакивать из маяка, он станет покойником, а не магом! – хрипло проговорил Теварец. – Если ему повезет. А если не повезет, его утащит в Предел заклинание «сламона», и это будет похуже смерти…

– Не каждый день в Пределе кто-то произносит это дурацкое слово, – Хон-Хельдар снова принялся наигрывать мотив, похожий на перестук капель дождя, падающих в холодное озеро. – И того, кто был рожден ровно в полночь при полной луне, не так-то просто одолеть заговоренным серебром или волшебством…

– От Тройного Заклятья не спасет ни меч, ни кольчуга, ни те жалкие обрывки магии, которые я успел вдолбить в его тупую башку! – Теварец засунул кулаки глубоко в карманы и закинул босые ноги на каминную решетку.

– Не такую уж тупую, – возразил Хон-Хельдар. – Разве Дэвид не овладел уже Малой Магией и многими заклинаниями Магии Воплощений? Значит, рано или поздно справится и с заклинанием «сламона»…

– Поздно – это все равно что никогда! – рявкнул Теварец.

– Дай своему ученику время, –   в мелодии, которую наигрывал Хон-Хельдар, зазвучал звон сталкивающихся мечей. – Он совсем недавно сделался взрослым и вспомнил то, что его заставила позабыть роса забудь-травы. А ему, видать, было, что вспомнить, раз меч из чистейшей ненависти сразу пришелся ему по руке! Дай ему слегка пригасить ненависть в бою, а уж после сажай за волшебные книги…

– Если он не научится защищаться от заклинания «сламона», мне некого будет сажать за книги! – Теварец повернул голову, в упор посмотрел на Хон-Хельдара, и тот быстро прижал струны ладонью. – Но попробуй втолковать безрассудному олуху, что если заклинание «сламона» утащит его в Предел, там он сразу сделается таким слабым, трусливым и никчемным, каким и хотел его сделать колдун Конрад…

Снова грянули выстрелы, несколько серебрянных пуль звонко ударили в магическое поле в ближайшем проломе, и почти сразу сквозь этот пролом в маяк прыгнул тот, кого Древние называли Магом Стрелы, а Теварец – безрассудным олухом и упрямым идиотом.

Дэви вложил в ножны пульсирующий голубым светом меч, снял с головы шлем и быстро огляделся.

Он попал в маяк впервые всего несколько дней назад, но ему казалось, будто он провел в этих развалинах чуть ли не целую жизнь. В общем, так оно и было – он прожил здесь всю свою взрослую жизнь. Рыцарь-Бродяга притащил его сюда сразу после встречи с белой акулой, и Дэви привык к маяку даже быстрей, чем к тому, что он теперь – взрослый… Развалины старой башни стали для него таким же домом, как и яхта «Дельфин», хотя маяк был так же непохож на яхту, как грозовое море – на тихое теплое море летнего штиля.

Весь Ассагардон превратился теперь в зловещее пепелище, но в бывшем маяке, который так и не смогла ни взять, ни сравнять с землей армия Конрада, продолжала бурлить жизнь, пестрая и разноцветная, как узоры в калейдоскопе.

Охэй, гоблины из Кольдра уже расчистили от камней середину маяка! Там даже успела прорасти трава… Над ярко-зеленым полем горели десятки радуг, а под ними скакали десятки боевых скакунов: значит, светлые эльфы собрали-таки разбежавшихся по всему маяку одичавших небесных коней и единорогов и теперь заново объезжали их. Смешные, еще безрогие разноцветные единорожики иногда скакали рядом с родителями, но чаще вырывались за пределы поля и носились везде и всюду, такие же неугомонные и непоседливые, как и малыши Древних…

У западной стены по-прежнему клубились черные тучи, вспыхивали молнии и громыхал гром: наверное, дальстанский маг Корвин пробовал там свое очередное заклинание. Чуть ближе и южнее темные эльфы Дальстана ковали в огне синих костров мечи из чистейшей ненависти, а рядом угрюмые гномы из Хонга мастерили кольчуги и шлемы. Хлопотливые паки топотали туда-сюда, поднося мастерам живую воду для закалки оружия и хватаясь за ведра с мертвой водой всякий раз, когда чья-нибудь ненависть начинала полыхать опасно ярко…

Запрокинув голову, Дэви посмотрел вверх, туда, где в густой потолочной тьме шумели крылья демонов и валькирий, колыхались белые полупрозрачные призраки, кружились хороводы ночных фей, ухали совы, бесшумно летали нетопыри… Среди этого крылатого народа, как и внизу, среди костров, сновали вездесущие неунывающие малыши Древних, с гиканьем обгоняя химер верхом на грифонах, подпевая боевым песням горных троллей, хвастаясь друг перед другом своей Древней Силой, играя в битву Мага Стрелы с колдуном Конрадом…

Только Маленькая-Валькирия-Со-Сломанным-Крылом (никто в маяке не знал настоящего имени этой малышки) по-прежнему сидела, нахохлившись, у края огромного камина.

Хотя ее крыло давно зажило, она упорно отказывалась играть с другими ребятами и отказывалась говорить – но на ее пальцах начали отрастать черные скрюченные когти, а в громадных черных глазах все ярче разгоралось зловещее красное пламя…

Дэви сделал глубокий вдох и перевел взгляд на другой конец камина. Ойя… Ох. Оххх! О-ей!..

Теварец в упор смотрел на своего ученика – смотрел таким взглядом, от которого содрогнулась бы самая свирепая крокка. Встретившись глазами с Дэви, Великий Маг сощурился, сделал презрительный жест и сплюнул в камин.

Никому другому Дэви не спустил бы такого – никому, кроме Теварца!

И не потому, что Теварец был последним Великим Магом Запределья и свирепым учителем Дэви в магических премудростях. Не потому даже, что Теварец спас Дэви, вытащив его из-под камней и заговорив его раны (хотя на свою искалеченную ногу он только мимоходом плеснул пригоршню живой воды). И не потому, что Теварец знал и умел, похоже, все на свете, а просто потому… Ну, потому, что он был Теварцем, и все!

– Сколько подвигов ты успел совершить на сей раз, о Маг Стрелы? – осведомился Теварец.

Его слова сочились таким ядом, что два гнома, варившие неподалеку какое-то зелье, подхватили свой котел и черпаки и засеменили прочь. Они очень спешили, и все же месиво из зеленого стало буро-коричневым и с шипением выбросило вверх облачко ядовитого пара…

Вспомнив про свою храбрость берберийского льва, Дэви облизнул губы и медленно зашагал к к камину.

– Да я всего лишь прошелся до ближайшей пристани, чтобы проверить свое последнее Заклинание Щита… А как бы иначе я узнал, получилось оно у меня или нет?…

Теварец перекинул ногу через подлокотник кресла и слегка повернулся, чтобы лучше видеть ученика – и чтобы побольнее воткнуться в него пристальным взглядом лютых волчьих глаз.

– Проверил? – коротко спросил он.

Хон-Хельдар встал, забросил за спину эльхору и молча растворился в закаминной темноте.

– Ага… Да… Проверил, – Дэви вдруг тоже захотелось шмыгнуть за камин. – В общем, неплохо  работает… Только моя последняя абракадабра почему-то не…

Он даже не заметил, какой именно пасс сделал Теварец – просто пол внезапно исчез у него из-под ног, как тогда, когда маяк рухнул под ударами ядер. А мгновение спустя, все еще лежа на спине, Дэви услышал хриплый бешеный рык:

– И ЭТО ТЫ НАЗЫВАЕШЬ «НЕПЛОХО»?!!!

Дэви резко перекатился на бок, вскинув над собой магический Щит: из потолочной темноты на него уже стремительно падала оскаленная пасть размером с пасть кашалота. В полумраке поблескивали два ряда треугольных белых зубов, а больше Дэви ничего не разглядел – Теварец редко утруждал себя подробностями, сотворяя учебных чудовищ. Дэви едва успел сложить пальцы правой руки в Знак Кленового Листа, как из-под нижней челюсти монстра выметнулись две длинные лапы с крючковатыми острыми когтями…

* * *

– …ЭЙ! ЭГЕ-ГЕЙ! Подбрось мячик, слышь! Эй, ты что, заснул? Э-ЭЙ!!

Мильн вздрогнул, открыл глаза, расцепил пальцы и уставился на вопящих, размахивающих руками вундеркиндов. Потом испуганно закрутил головой, пытаясь понять, чего от него хотят, увидел рядом со скамейкой мяч, вскочил, чтобы отфутболить его в дальний конец спортзала… Но от долгого сидения у него так затекли ноги, что вместо точного паса получилось черт знает что.

Той все же сумел перехватить мячик, ловко отпасовал Тиму – и филпсихи снова азартно ринулись в игру.

А Джон вернулся на насиженное место и уставился на прямоугольник красно-желтого света, протянувшийся от стены к его ботинкам. С тех пор, как он впервые устроился на этой скамье, прошло, должно быть, уже порядочно времени, раз свет почти подобрался к его ногам…

Интересно, что сейчас делает господин Пак? Наверное, орет здешнему директору, что в сиротском доме Мильн никому не нужен, поэтому он, господин Пак, не собирается везти парня обратно в Госхольн! А здешний директор наверняка в ответ кричит, что в его школе такие придурки тем паче не нужны, потому что тут учатся только домашние дети! И если уж мальчишку не примут обратно в сиротский дом, лучше отправить его в спецшколу для чокнутых в Бражде…

Ну и ладно! Пускай отсылают, куда хотят! Какая разница? В Бражде, в Госхольне или в Мурленбурге – все равно он никому и нигде не нужен, совсем нигде и совсем нико…

– СТО ЧЕРТЕЙ И ОДНА ВЕДЬМА!!! НАКОНЕЦ-ТО Я ТЕБЯ РАЗЫСКАЛ!!!

Гулкий бас грянул над Мильном, как внезапный удар грома, он ойкнул, вскинул голову – и едва поверил своим глазам!

Прямо перед ним на красно-желтом свете от витража возникла знакомая призрачная фигура в белом плаще, в рыцарском шлеме с поднятым забралом, за которым была густая темнота. Сквозь фигуру просвечивали стена и окно, она дрожала и расплывалась, но все-таки это был не бред и не сон, перед ним и вправду стоял он – Рыцарь-Бродяга, Повелитель Царства Духов и Теней!

– Ну, что уставился на меня, как священник на черта?! – таким знакомым рокочущим басом вопросил Рыцарь, шагнув вперед. – Может, еще захочешь меня перекрестить?! Хватит уже хлопать глазами, Дэвид, очнись наконец, охэй!

– Рыцарь-Бродяга!

Дэви рванулся к Повелителю Темного Царства и чуть не врезался носом в стену, когда его руки прошли сквозь белый плащ, как сквозь зыбкий туман. Плевать – главное, что крестный пробился сюда сквозь Прорву, он добрался до Предела, он его нашел!!!

– Черт побери, ну и видок у тебя, Дэвид! – прогудел Рыцарь, хлопая крестника по плечу бесплотной холодной рукой. – Удивительно, что я тебя все-таки узнал!