Текст книги "Адепт Грязных Искусств (СИ)"

Автор книги: Анна Кондакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц)

– Это из-за тебя, Рэй… это всё из-за тебя… ты виноват…

А потом множественный выкрик:

– Это ты винова-а-а-а-ат!

Я зажмурился.

Видит Бог, чтобы оставаться хладнокровным и добиться цели, я гнал от себя мысли о Ребекке, затёр её образ в памяти, отгородился заслонами, старался не вспоминать о нашей с ней жизни в приюте, но этот паршивый ментальный ублюдок раз за разом окунал меня в омут вины и памяти, заставлял думать о несчастной сестре и о том, что я ей ничем не помог, будто мне плевать.

Ребекка.

Судьба была несправедлива к ней с самого рождения.

Брошенная родителями, безродная, замкнутая, одинокая, она почему-то прониклась лишь ко мне. Лет в семь мы вместе пытались сбежать из приюта, но нас выловили на Рынке Нищих, тогда мне крепко досталось, Ребекку пожалели – всё же девочка, да и чокнутая, к тому же.

Вся её болезнь заключалась в том, что она молчала, почти не выражала эмоций и частенько повторяла одни и те же фразы или действия, вроде перекладывания игрушек из одного места в другое.

Зато психический недостаток с лихвой восполняла внешность.

Ребекка была красивой.

С идеальной кожей, правильными чертами лица, выразительными глазами и густыми белокурыми волосами – парней она покоряла сразу. Когда же они узнавали, что она «ненормальная», реагировали насмешками. А кто-то из ухажёров вообще решал, что можно взять её силой. И тогда ему приходилось иметь дело со мной и моими кулаками.

Все в приюте считали, что Ребекка давно отдалась мне, но это было не так. Я любил её, но лишь по-братски. В моей подкорке занозой сидела установка: я должен защищать Ребекку, потому что это мой долг, потому что она – особенная.

А теперь Ребекка лишилась моей защиты.

И если она ещё сохранила остатки разума в застенках эгвудской больницы, если она ещё жива, она вспомнит меня, когда я её заберу. А я сделаю это… сделаю… что бы ни происходило в Ронстаде и в этой паршивой школе… пусть хоть весь мир рухнет, но я доберусь до Эгвуда…

Руку пронзила боль.

И только после этого я осознал, что всё ещё стою, зажмурившись, посреди тренировочного зала, над мешком.

Я открыл глаза и увидел, что моя ладонь сжата в кулак.

Ногти впились в кожу с такой силой, что побелела мышца, вены на запястье натянулись и вздыбились. Я тяжело дышал, будто после пробежки, в ушах звенело. Из носа опять потекла тёплая кровь – теперь я это почувствовал без чужой подсказки.

Шмыгнул носом, вытер его костяшкой пальца и только потом услышал выкрики одноклассников. Казалось, их разноголосье наконец пробилось через плотный ватный слой и достигло моих ушей:

– Рэ-э-эй… Мешо-о-о-ок…

– Ты видел, Ральф? Видел?

– Соло, тебя сделали. Ха-ха!

– Надо же, Ринг победил.

– Он сжульничал. Я сам видел.

– И как бы он сжульничал, Митчел?..

– Да Ринг больной на всю голову! Псих! Вы же сами видели, что он у Софи вытворил…

– Тихо ты!

Я посмотрел вниз.

Передо мной стоял мешок, точнее то, что осталось от мешка. Теперь он был похож на ощетинившегося дикобраза. Из него, пропоров ткань, торчали тёмные железные штыри – заострённые, толщиной примерно с палец и длиной в полметра.

– Кажется, здесь металл, – хрипло выдавил я и посмотрел на профессора Капелли.

Тот прищурился, не сводя с меня зорких ястребиных глаз.

Глянул на меня и Питер – он весь превратился в ненависть.

Одноклассники продолжали верещать на разные голоса, пока Капелли не заткнул их, громко и зычно прогорланив:

– Кла-а-а-а-сс!

Тренировочный зал погрузился в зловещую тишину.

А я всё никак не мог прийти в себя после атаки ментального чтеца. Если он ещё раз залезет мне в мозги, до вечера я не вытерплю: пошлю всех к чёрту и отправлюсь к Софи.

Профессор Капелли в это время принялся развязывать мешки.

Сначала те, что рядком стояли возле Питера. В первом оказалось стекло, которое Питер так и не успел обнаружить, во втором – камни, в следующих – песок, лёд, дерево, в последнем – железные опилки.

Что ж, никакого обмана со стороны профессора: всё, что было заявлено, то и обнаружилось.

Капелли подошёл ко мне, но начал развязывать ленты с конца ряда. В последнем мешке лежала галька, в следующем – стекло, как я и сказал, дальше шли лёд (а Дарт ошибся, между прочим), древесные щепки, металл…

Стоп. Что?

А что же тогда в первом мешке?..

Капелли неожиданно мне улыбнулся.

– А здесь был п-песок, мистер Ринг, – объявил он с триумфом и блеском в глазах. – Мастерством вы владеете пока на уровне начинающего медиона, но силы в вас – на уровне полноценного взрослого фортиса. Так какой у вас индекс кодо?

– Да не знаю… – устало ответил я.

Если честно, хотелось, чтобы от меня просто отстали.

И я был благодарен своему дурному кодо уже за то, что этот несчастный мешок не взорвался, не растворился в воздухе, не прилип к потолку и не запел оперу. Возникла даже гадкая мысль нахлебаться овеума, чтобы заглушить в себе эту несуразную силу, уменьшить её, подрезать, ужать, ослабить…

И нужно было, во что бы то ни стало, докопаться до сути своего происхождения.

Начать прямо сегодня: прочитать книгу о волхвах от корки до корки, зазубрить её наизусть, перерыть библиотеки школы и города, заставить Хиннигана пересказать мне содержание всех книг, что он читал, поговорить с Софи, с Кай и её демоном, дойти до самого Архитектора, чтобы понять, что я за тварь…

Мои мрачные мысли оборвал профессор Капелли.

– Ваше кодо впечатляет, м-мистер Ринг. – Он склонил голову в глубоком кивке. Потом повернулся к остальным ученикам (на Питера он даже не глянул) и добавил: – У мастеров мутаций ещё много приёмов, так что п-продолжим, пока в виде лекции… Но сначала мне нужно принести вам кое-какую учебную литературу. М-мистер Хинниган, вы мне не п-поможете?

Очкарик заулыбался и закивал.

– И постарайтесь не галдеть, господа. – Сказав это, профессор направился к выходу, ступая бесшумно, как привидение (звук его шагов скрадывали мокасины).

За ним поспешил Хинниган. Дверь глухо хлопнула.

Через пару секунд зал оглушил грубый и зловещий голос Питера:

– Так просто ты не отделаешься, крыса Рингов. Игра ещё не окончена!

***

Питер склонился над мешком с битым стеклом.

Оно плавилось на глазах, блестящее, прозрачное, собиралось в тугую плотную смесь, вытягивалось, сплеталось в витиеватую косу.

И что это было за оружие, я не сразу догадался.

Сначала подумал, что Питер выплавляет что-то вроде посоха, булавы или копья, но материал вдруг поменял свойство и вид, и теперь ладонь Питера сжимала рукоять длинного боевого кнута с парой стальных треугольных зубьев на конце.

Понимая, что это не просто бравада, и противник настроен серьёзно, я тоже вооружился.

Быстро приложил ладонь к одному из металлических штырей, что торчали из мешка, и через несколько секунд моя нагретая до предела рука выплавила самурайский меч, почти невесомый, с идеальным изгибом клинка и лютым по остроте лезвием. Именно им я легко бы смог разрубить кнут Питера.

– Парни, дра-а-а-ака! Дождали-и-ись! – воскликнул счастливый Купер.

Одноклассники снова заголосили.

– Эй! Давайте без перебора! – выкрикнул Дарт.

– Тебе тоже достанется, Орриван, если не заткнёшься, – процедил Питер. – Прислужник крысы Рингов…

Дарт ринулся в сторону обидчика, но его удержали Купер и Гудьер, скрутили ему руки и заставили остаться за зоной поединка.

И снова я и Питер стояли друг напротив друга.

– Сейчас ты ответишь за Феликса, ублюдок, – сказал Питер.

Я зло ему улыбнулся.

– Ублюдком был твой братец, Соло. Не меньшим ублюдком, чем ты.

Глаза Питера налились злостью.

Он взмахнул рукой. Быстрый, умелый жест – и между нами мелькнуло чёрное полотно кнута, высекая в воздухе искрящийся щелчок…

Глава 2.4

Когда-то это должно было случиться.

Я размял шею и крепче обхватил рукоять катаны двумя руками.

Взмахнул, со свистом рассекая воздух, ставший вдруг раскалённым. Приготовился, напружинился, расставил ноги шире и перенёс вес на правую. Выставил клинок меча ровно перед собой, в верхнем положении, под сорок пять градусов, готовый в любую секунду сделать выпад, поставить блок, увернуться или ответить на удар.

Питер был опасным противником.

Хладнокровным, хитрым и сильным.

А ещё он мастерски владел боевым кнутом – это было видно сразу.

И, выбрав прилюдный бой, он понимал, что придётся драться не просто до первой крови, а до победного. Что значила для него победа, я догадывался по его свирепому взгляду – Питер хотел не просто меня покалечить, он собирался подавить и уничтожить, унизить, раз и навсегда отбросить на задворки.

Он хотел видеть, как я истекаю кровью и молю о пощаде.

Но ещё больше он хотел, чтобы это увидели другие.

По силе напора он напоминал мне своего старшего брата Феликса, но всё же превосходил его в самообладании: не торопился, не приближался ко мне слишком близко, а медленно и тягуче двинулся по периметру круга, выверяя каждый шаг.

Опасный гадёныш…

Его белые спортивные туфли мягко ступали по татами.

Я же стоял на месте и зорко следил за его жестами, считывал и анализировал малейшую смену выражения его лица и движения глаз, пытался предугадать его обманные манёвры. Нас разделяли два ряда вскрытых мешков, но никто не собирался их убирать.

Они не мешали и не напрягали.

Меня напрягало другое: мне ещё не доводилось противостоять бойцу с кнутом, и я интуитивно вооружился катаной, но допускал, что, возможно, именно сейчас и именно здесь она мне не поможет.

– Умри, крыса Рингов, – прошептал Питер.

В эти слова он вложил всю свою ненависть.

И атаковал первым.

Боевой кнут чёрной змеёй мелькнул над зоной поединков и ударил по татами у моих ног. Стальные зубья на конце орудия с хрустом пропороли тростниковую поверхность настила. А ведь обычным кнутом его не разрезать – значит, Питер вкладывал в силу удара ещё и кодо.

Я шагнул назад и тоже двинулся по периметру круга, только в другую сторону, не меняя при этом положения клинка и не подпуская Питера ближе, чем позволяла зона для поединков.

Одноклассники притихли и отошли подальше, к стенам.

Они изредка перешёптывались, но больше не скандировали и не перекрикивали друг друга, а напряжённо ждали, чем закончится противостояние. Купер и Гудьер контролировали вход в зал, караулили профессора Капелли, который вместе с Хинниганом ушёл за учебной литературой. Библиотека находилась рядом, на втором этаже, поэтому вряд ли профессор будет отсутствовать долго.

Питер не стал больше медлить.

Он резко остановился, сделал короткий шаг назад…

…и я даже не понял, в какой момент его кнут успел преодолеть расстояние между нами.

Это случилось за доли мгновения.

Запястье опалило жаром – тонкое плетёное полотно крепко обвило мою левую руку. Зубья с зазубринами вонзились в кожу, раздирая мышцу. Отработанным движением Питер дёрнул кнут к себе, и меня буквально снесло с ног. Я завалился животом на мешок с камнями, преградивший мне путь.

Держа меч в правой руке, я молниеносно полоснул режущей кромкой по кнуту.

С мерзким трещащим звуком полотно рассеклось. Конец кнута остался на мне, а Питер, потеряв управление, отшатнулся, но тут же снова взмахнул орудием.

Щелчок…

И пока я поднимался на ноги, кнут снова обзавёлся недостающей частью. Правда, уже без зубьев. Питер восполнил его мутацией, но чтобы снабдить кнут остриями, ему не хватило материала.

– Господи… кровища… – пробормотал кто-то из одноклассников, стоящих у стены.

И правда, мою левую ладонь заливала кровь, причём так обильно, что несложно было догадаться: зубья чёртового кнута рассекли мне вены на руке. Кровь, горячая, тёмно-красная, с синевой, не просто капала, она текла с пальцев мне под ноги.

А рана-то с паршивыми перспективами, пережать бы её жгутом.

Но времени на размеренную оборону у меня не было, как и на обработку ран.

Я толкнул ногой мешок с камнями, тот завалился на бок, круглая мелкая галька с грохотом высыпалась на пол. Питер уронил взгляд вниз, отвлёкся. Этого мне хватило, чтобы в один скачок преодолеть расстояние между нами и сделать выпад.

А вот остриё моего меча не успело завершить манёвр и достигнуть цели у горла противника. Коротким, почти незаметным, жестом он заставил свой кнут обхватить мою правую ногу и резко отвёл её влево. Я сам поставил себе подножку и, не удержав равновесия, упал на бок.

Но меч не выронил.

Он будто прирос к моей ладони, потому что был единственной возможностью обезвредить Питера… хотя бы на время…

Я перевернулся на спину и снова резанул по полотну кнута, высвобождая ногу от ловушки. И опять Питер за пару секунд восстановил ударную часть орудия. Однако он, как и любой мастер мутаций, использовал один и тот же объём материала, поэтому сам кнут каждый раз истончался и становился короче.

– Моли о пощаде, крыса, – оскалился Питер.

Я оставил его реплику без ответа и вскочил на ноги.

От кровопотери потемнело в глазах. Пришлось попятиться, но это не помогло уйти от атаки. Укороченный кнут Питера сделал по мне сразу пять ударов, один за другим, быстро и хлёстко. Угодил точно в грудь, порезав майку, а вместе с ней зацепив и кожу.

Кровь выступила мгновенно.

Питер сыто улыбнулся. Он нанёс мне уже семь ударов, а я ему – ни одного.

Зато за семь ударов я смог понять технику Питера, изучил его движения. Итак: перенос веса на левую ногу, сдвиг корпуса влево – значит, обманный манёвр и удар по правой стороне; опора на правую – удар влево; шаг назад, рука внизу и чуть заведена за бедро – готовится скользнуть кнутом по полу, а, значит, и по ногам; рука перед собой, у самого паха – значит, атакует максимально высоко, целится в голову или грудь; перебирает пальцами по рукояти – ждёт от меня реакции, раздумывает и, скорее всего, сделает обманный выпад с переменой веса с ноги на ногу.

Теперь я мог уходить от его атак.

Но нужно было срочно менять свою тактику боя.

Я приложил горячую и мокрую от крови ладонь левой руки к острию катаны. Меч начал быстрое преобразование, делясь надвое. И пока Питер выхлёстывал кнутом в воздухе, щёлкал по полу и резал мешки, пытаясь снова меня достать, я уворачивался и одновременно выплавлял оружие.

И через несколько мгновений уже держал в обеих руках два коротких клинка.

Один тут же пустил в дело: сделал широкий шаг вбок, присел до самого пола и, увернувшись от очередного удара кнута, метнул нож Питеру в правое бедро.

Клинок попал точно в цель.

Питер поморщился, но не издал ни звука, лишь тихо, с хрипом, выдохнул. Остановился, быстро вынул нож из мышцы и немедля метнул его в меня. Тот промелькнул у самого плеча и упал, зазвенев где-то далеко, у самой двери.

– Не, парни, ну это запредельно! – послышался восхищённый голос Купера. – Только осторожнее!

Питер не спускал с меня глаз.

Ему было больно, как и мне. Из него теперь тоже сочилась кровь, пропитывая ткань брюк, заливая ступню и белую спортивную туфлю, постепенно покрывающуюся красными разводами.

Правая нога была для Питера главной опорной, и он разом потерял манёвренность.

До скрипа обхватив рукоять кнута, он подвёл его к паху, потом – выше, к животу: он явно целился мне в голову. Предвидя это, я поднял изрезанную левую руку выше, зло оскалился и... выставил средний палец.

Питер побагровел.

И теперь один в один напоминал мне Феликса. Гордыня и желание наказать за оскорбление перекрыли его разум, не давая сосредоточиться и проанализировать мой жест.

Резкий взмах от корпуса – и его кнут взлетел, чертя по воздуху диагональную полосу. Конец кнута цепко обхватил истерзанное запястье моей левой руки. И как только это случилось, я шагнул вперёд, сжал в кулаке ослабленный кнут, намотал его на кисть и локоть, и дёрнул полотно орудия на себя, стаскивая противника с ног.

Не удержавшись, Питер упал на колени, я же молниеносно резанул по кнуту ножом, укорачивая его почти наполовину. От Питера я был в паре шагов, поэтому сразу бросился на него. Подняться времени ему не хватило, я навалился на него сверху, опрокидывая на спину.

Остриё моего клинка тут же уткнулось ему в глотку.

Питер замер.

– Я же говорил, что Рэй его сделает! Выкуси, Соло! – прозвучал довольный выкрик Дарта.

Одноклассники заспорили и заголосили где-то на фоне, совсем-совсем далеко, будто находились за стеной. У меня же перед глазами снова потемнело, я пошатнулся.

И в это время что-то тонкое и острое пронзило мой левый бок. Перестав дышать от адской боли, я посмотрел туда же.

Пика.

Сраный ублюдок мутировал остатки кнута в миниатюрную пику…

На секунду я оцепенел, машинально потянулся к месту раны, но Питер продолжал держать пику в ладони. Он мутировал её ещё раз, и она ощетинилась иглами прямо в моём теле.

Увидев, что я не в состоянии полноценно двигаться, Питер отпустил пику и затрясся подо мной от смеха, и это несмотря на клинок у горла. Он был уверен: я ему ничего не сделаю. Наивный засранец явно меня недооценивал. Я бы мог прирезать его прямо тут, на это у меня хватило бы и сил, и жестокости, но очередное убийство не прибавит мне шансов на освобождение из Ронстада. К тому же, это смертный приговор.

Однако прирезать хотелось.

Чёрт возьми, очень хотелось…

– Какого чёрта, Питер?! – взревел кто-то из одноклассников. Кажется, Гудьер.

Я посмотрел Питеру в глаза, увидел в них не только злость, но и страх.

Он почувствовал, насколько я близок к тому, чтобы его убить.

Еле победив в себе желание сделать это, я молниеносно спустил руку с ножом ниже и, не раздумывая, всадил его Питеру в ногу. В ту же самую, правую. Только по самую рукоять, пронзая мышцу до кости. А потом точно так же, как он, ощетинил клинок внутри его тела.

Питер взвыл, запрокинул голову, задёргался.

Не в силах подняться, я соскользнул с противника и завалился на правый бок, приложил трясущиеся, липкие от крови, пальцы к торчащей пике и не глядя определил материал.

Сталь.

Мутация произошла мгновенно, иглы внутри меня вновь образовали с остриём и древком пики единое целое, и пока это происходило, я чуть не сдох от раздирающей изнутри боли.

Питер тихо стонал рядом, обхватив руками бедро. Я же в это время поднялся на колени, еле выпрямился и принялся вынимать из себя пику, медленно-медленно, миллиметр за миллиметром, тяжело сопя и стиснув зубы, чтобы не заорать во всю глотку.

На миг показалось, что часть металла осталась внутри, потому что пика вышла слишком короткой. И тут я заметил, что кровь из разодранной левой руки перестала течь, будто иссяк источник. Рваная рана на запястье затянулась белёсой заплаткой, даже боль немного стихла, и вскоре вся ладонь заблестела, отливая сталью.

Я поиграл пальцами и сжал кулак… кулак, вобравший свойство металла.

Никто из одноклассников этого не заметил, но Питер понял всё сразу.

Его глаза округлились, а потом он сощурился, сплюнул на татами и процедил:

– Это тебя не спасёт, лэнсомская крыса.

– Парни, всё… хватит, – повысил голос Купер, уже далеко не весёлый, а растревоженный. – Подрались знатно, но меру надо знать.

Одноклассники обступили зону поединков, но приближаться не решались. Возможно, им казалось, что бой ещё не окончен.

И правильно казалось.

– Ничья меня не устраивает. – Питер с выдохом боли перекатился на бок и поднялся.

В руках у него остался мой клинок. Я же в это время вставал на ноги с его пикой.

– Завязывайте! – с ужасом выкрикнул Дарт.

– Эй… парни, парни… ну хватит, – забормотали Одзаки и Теллер.

Уговоры, конечно, не подействовали.

Я и Питер еле стояли на ногах, истекали кровью, но снова бросились друг на друга. И оба мутировали оружие на ходу, прямо во время выпада. Причем, в одно и то же оружие: кинжалы с узким тонким трёхгранным клинком и прямой крестовиной.

Не сговариваясь, мы оба вооружились морскими сабасскими стилетами.

***

Звон стали оповестил о новом этапе схватки.

Я наносил пробивные уколы, Питер больше пользовался секущими ударами. Но это была не просто борьба клинков – это была ещё и борьба тел, с проведением захватов.

И здесь Питер был не на высоте.

Кнутом он владел намного лучше, чем стилетом и техникой рукопашного боя.

А вот для меня клинковая стычка была родной стихией. Приходилось частенько отстаивать интересы ножом. Питер сразу это понял, но сдаваться не собирался, а набрасывался снова и снова, будто кто-то толкал его в спину.

Свободной рукой я защищал грудь и в то же время проводил максимально линейный бой, с жёстким прямым хватом. Питер уходил от ударов по кругу, плавно, отскакивал, стараясь не вставать всем весом на покалеченную ногу, и опять кидался на меня, излишне резко рубил воздух, размахивал рукой и делал выпады, будто орудовал топором.

Мои же движения были колющими и короткими.

Силы я старался не тратить – их и так почти не осталось, а от кровопотери уже порядком мутнело в глазах.

Под удары я подставлял тыльную сторону предплечий, не боясь порезов. При этом работал ещё и кулаком свободной руки. Моя левая – теперь ещё и стальная – пару раз успела пробить Питеру в правый бок, под рёбра, выбивая из него стоны боли и лишая устойчивости. Он же бил стилетом практически наугад, зато зорко отслеживал мои обманные выпады и реагировал почти всегда верно.

Но всё же пару ударов кинжала пропустил.

Они стали последними в нашей схватке.

Стилет сначала угодил Питеру в левое бедро, окончательно лишая его опоры ног. В следующую же секунду я перехватил кинжал обратным хватом и вонзил длинный клинок противнику в левое плечо.

От чудовищного болевого шока Питер не смог даже дышать.

Не издав ни звука, он попятился… и продолжал пятиться, пока не достиг стены. Приник к ней и сполз на пол, пялясь на меня помутневшим взглядом.

Стилет выпал из его руки.

В зале повисла гробовая тишина.

И в этой звенящей тишине, как гром, прозвучал глухой голос профессора Капелли:

– Смотр окончен. Наличие природного кодо – доказано. Наличие умения мутировать материалы по третьему варианту – доказано. Спасибо, мистер Ринг. Спасибо, мистер Соло.

Меня бросило в холод. Какого чёрта?..

А следом я услышал голос Ли Сильвер, и от её тона неприятные мурашки поползли по спине:

– Приготовьтесь к разговору, мистер Ринг. После посещения медблока мы ждём вас в кабинете директора.

Я нахмурился и медленно обернулся.

Одноклассники сбились в кучу у стены, они вообще ничего не понимали.

У входа в зал стояли директор школы и профессор Капелли, а чуть дальше, у одной из колонн, – трое мужчин в чёрных сюртуках и шляпах-котелках. Два высоких блондина изучающе смотрели на меня, а третий, низкорослый, рыжий и в пенсне, непрерывно писал в толстой большой тетради с зелёной обложкой.

И что-то подсказывало мне, что эти трое – те самые представители Суда, которые якобы должны были явиться только к обеду...

***

Никто больше не стал ничего пояснять.

Зал опустел через минуту.

Питера в медблок унесли на носилках – идти он не смог. Я же наотрез отказался от помощи, в сопровождении Бернарда и одного из представителей Суда (того самого, рыжего, в пенсне) дошёл сам, на своих двоих, правда, еле-еле: в голове шумело, болело всё, что могло болеть, каждый миллиметр тела, а рана от пики, хоть и обработанная дежурной медсестрой, что находилась в школе, всё равно полосовала меня приступами чудовищного жжения.

Не торопился я ещё и по другой причине: чтобы осталось время подумать.

Выходило так, что представители Суда присутствовали в школе ещё до моего пробуждения и вели учёт, фиксировали состояние, а теперь я продемонстрировал им владение кодо, сам того не зная.

Отлично же Сильвер сработала.

Сказала одно – сделала другое, использовала меня втёмную, как и Капелли, чтобы доказать Суду, что Ронстад имеет право отстаивать свои интересы, потому что Теодор Ринг всё-таки владеет настоящим кодо безо всякого овеума.

Я прекрасно понимал, почему Сильвер действовала именно так, а не иначе, но её поступок вызывал лишь стойкое ощущение неприятия.

До медблока я шёл не меньше получаса.

Мужчина в пенсне шагал рядом, изредка делал пометки в тетради прямо на ходу. И пока мы шли, камердинер Бернард не проронил ни слова, но уже рядом с крыльцом медблока вдруг обратился к рыжему:

– Извините, секретарь Чезаро, но дальше вам нельзя. В медблок проходят пациенты только в моём сопровождении.

Судебный представитель кивнул.

– Да, директор предупреждала нас об этом. Мы проверяли медблок, там всё чисто. Я подожду мистера Ринга здесь. Вы не против, мистер Ринг? – спросил он у меня.

Я коротко покачал головой и начал подниматься по ступеням, опять медленно, еле преодолевая препятствия.

Бернард открыл передо мной дверь, впустил меня внутрь и зашёл следом. И я, и он отлично знали правила: камердинер никогда не сопровождает пациента внутри медблока.

Как только дверь закрылась, я остановился в уже знакомом стерильном коридоре и повернулся к камердинеру:

– Слушаю вас, Бернард. Вы ведь что-то хотели мне сказать?

Старик кивнул. Его невзрачные глаза оглядели моё лицо холодно и спокойно.

– Вас хочет видеть один человек, – сказал он. – Он тоже наблюдал ваш поединок с Соло и хотел бы предложить вам сотрудничество. Если вы согласитесь, он поможет вам покинуть Ронстад в самое ближайшее время.

Я нахмурился:

– И кто этот человек?

– Он сам представится, когда вы его увидите.

– И когда я его увижу?

– Прямо сейчас. Он ждёт вас в приёмной восьмой бригады. Однажды вы там уже бывали.

Я всмотрелся в гладковыбритое лицо камердинера в попытке уловить хоть один намёк на то, кто меня ждёт в приёмной восьмой бригады, но взгляд Бернарда, как всегда, не говорил ничего, лишь полнился безучастным спокойствием, будто этому странному школьному слуге уже давно наплевать на всё, что здесь происходит.

Глава 2.5

Больше Бернард не проронил ни слова.

Развернулся и вышел из медблока.

Я же направился к уже знакомой двери с цифрой «8», там находилась приёмная бригады под руководством рунной ведьмы-медиона Габриэль. Когда-то она меня уже лечила, но, я был уверен, что сейчас в кабинете её нет – там нет ни одного лишнего человека.

Перед входом в приёмную я остановился, выдержал паузу секунды четыре и толкнул ладонью дверь.

Та тихо и медленно отворилась.

Входить я не спешил. С порога оглядел кабинет с белыми, идеально гладкими, стенами. У стен увидел знакомые стеклянные стеллажи, сверху донизу заставленные баночками, стол с графином и стопками медицинских карт пациентов, а посередине – кресло. В нём я тоже когда-то рассиживал и терпел слишком усердную медицинскую опеку рунных ведьм…

Сейчас кресло было повёрнуто высокой спинкой к двери. И в нём кто-то сидел. Я заметил ноги в истоптанных туфлях, штанины мятых застиранных брюк, почувствовал запах табака.

– Заходи, Рэй. Чего стоишь? – произнёс незнакомец.

Голос тихий, без напора, но уверенный, и что интересно: знакомый.

Этот голос я уже слышал.

Я шагнул в кабинет и закрыл за собой дверь, в то же время кресло медленно повернулось, и на меня уставились цепкие глаза щуплого низкорослого старика в заношенном костюме…

– Адмирал Баум, – кивнул я ему, с удивлением отмечая, что не сильно-то удивился. – Как поживает ваш трактир? В нём до сих пор стреляют и бьют посуду?

– Рэй Питон. – Бен Баум кивнул мне в ответ и поднялся. Протянул руку с узловатыми пальцами. – Заделался имперским аристократом, значит? Но выглядишь паршиво. Опять подрался? До сих пор решаешь вопросы кулаками?

Мы задали друг другу не слишком приятные риторические вопросы и смолкли.

Рукопожатие вышло не крепким, а, скорее, осторожным.

Бен не сводил с меня заинтересованного взгляда, изучал, морально препарировал. Он был ментальным чтецом, и, вероятно, уже пытался залезть мне в голову. Хотя я ничего не ощущал, да и не скрывал ничего, потому что бессмысленно – Бен и так всё про меня знал.

– Как поживает Джо? – спросил он и сощурил блеклые глаза, считывая мою реакцию на упоминание о Джозефин Ордо.

Я пожал плечами.

– Не знаю, мы давно с ней не виделись.

Бен повторил мой жест – его худые плечи нервно поднялись и опустились.

– Бедная девочка ведь ещё не знает, что её брат находится в главной городской тюрьме Ронстада по обвинению в убийстве гвардейца в поезде. Правда, дело пока не закрыто, следствие ещё идёт. Но Генри уже давно взял всю вину на себя.

Я нахмурился.

Вот, значит, как. Генри Ордо сидит в тюрьме и выгораживает сестру. Что ж, ничего удивительного, что именно его заподозрили в убийстве: из всех пассажиров он выделялся слишком сильно, да и уже тогда имел репутацию преступника. Странно только, что после признания вины, следствие продолжается. Что они ещё пытаются доказать?..

– Они ищут твою причастность, Рэй, – ответил на мой непроизнесённый вопрос Бен. – И, скорее всего, найдут. Ты ведь тоже ехал в том поезде, сидел рядом с Генри Ордо и его сестрой. Потом, по словам свидетелей, уединился вместе с Джозефин в женском туалете. Что вы там делали, никому не известно… Зато только ты и она выходили из вагона, когда пропал гвардеец. А вот Генри сидел на месте, он не покидал вагон от начала и до конца поездки.

– Это ещё ничего не доказывает.

Старик покачал головой и серьёзно оглядел моё лицо.

– Пока да. Но вокруг твоей шеи, парень, всё сильнее сжимается удавка. Лэнсом готовится к Суду очень тщательно, полиция землю роет и выискивает все твои ошибки. Хорошо, что я обнаружил чемодан с овеумом у себя в подвале раньше, чем полиция перевернула мой трактир. Тогда бы ты не отвертелся.

Я поморщился.

Чёрт. Совсем забыл про спрятанный овеум. С другой стороны, откуда мне было знать, что я вляпаюсь в такое дерьмо, и полиция будет обшаривать все дома Ронстада, где я появлялся.

– Я принёс тебе тот чемодан, – сказал Бен и кивнул подбородком на угол за дверью, где действительно стоял мой громоздкий дорожный чемодан. – Там всё твоё лабораторное оборудование и одежда. А вот овеум я перепрятал, ему тут не место.

Я мельком глянул на чемодан, растянул губы в холодной улыбке и уточнил:

– Вы пришли сюда, чтобы принести мне чемодан?

– Ты же понимаешь, что нет. Зачем этот глупый вопрос?

Но я продолжал наседать:

– И как вы проникли в медблок, Бен? Кто вас сюда пустил?

– Хлоя, старшая медсестра, – просто и быстро признался старик.

– Хлоя? – Я невольно вскинул брови. – Без разрешения директора?

– У Хлои отдельный вход в медблок, прямо с улицы, минуя ворота. И она впустила меня, когда Бернард её попросил. У них с Бернардом тёплые дружеские отношения. Она тебе не говорила? У вас с Хлоей, вроде бы, тоже тёплые отношения. Даже горячие…

Я посмотрел Бену в глаза и ничего не ответил, но вместе с досадой ощутил ещё и нешуточную тревогу. Если каждый ментальный фортис будет вот так легко выкапывать из моей подноготной все сомнительные моменты, ничего хорошего из этого не выйдет.

А он снова уселся в кресло, положил ногу на ногу и откинулся на спинку.

– Ментальных фортисов на весь Ронстад всего три человека. Один из них – Бернард, мой школьный друг, – охотно пояснил Бен, хотя я ни о чём его не спрашивал. – Мы с ним знакомы больше пятидесяти лет. И когда он рассказал мне, что с тобой происходит, то…