Текст книги "Прогулки по тонкому льду (СИ)"
Автор книги: Анна Калина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц)
Глава 11
– Бекки очень скромная девочка. – Мэса Ричардс протянула мне чашку с чаем и, всхлипнув, закуталась поплотнее в шаль. – Она не могла сбежать. Полиция ищет любой предлог чтобы свернуть поиски.
Мы сидели в крохотной гостиной одного из доходных домов на окраине города. Рабочий квартал, слишком грязно, бедно и уныло для девочки, обучающейся в художественной академии. Все в обстановке подтверждало, что ранее семья жила намного лучше, но теперь едва сводит концы с концами. Я помнила, что мэтр Легран обещал навести справки о пропавшей девушке. Но что мешало мне проделать то же самое, используя самые верные источники?
– Вы неправы, в участке висит объявление о пропаже Бекки, и ориентировки разосланы, – принимая питье, отозвалась я. – Полиция занята поисками.
– Ах, мэса, – вздохнула женщина. – Я так рада, что учителя моей дочери не забывают о студентке. Я уже подумала, будто никому нет дела до моей Бекки.
Я нервно улыбнулась и принялась пить обжигающе горячий чай. Да, я солгала. Выдала себя за учителя истории искусства Академии живописи. А что делать? На студентку я уже мало похожу даже при слабом освещении. Можно, конечно, дождаться известий от Хэйла, но чутье подсказывает, что он только подтвердит отсутствие Ребекки Ричардс в реестрах Башни Хранителей.
– А вы не замечали странностей в ее поведении? – пережидая приступ мук совести, принялась я за расспросы. – Может, она стала скрытной или нервной?
– Увы. – Женщина опять вздохнула и перевела взгляд в сторону облупленного камина. – С тех пор, как мой муж и отец Бекки покинул этот мир, дочь стала замкнутой и печальной. Она очень любила отца.
Я проследила взглядом за тем, куда смотрела мэса Ричардс. На вытертой каминной полке стояла шеренга фотографических портретов. Вот мэса Ричардс в подвенечном наряде, стоит рядом с представительным мужчиной во фраке. Вот счастливая пара держит на руках младенца, утопающего в кружевных оборках. Вот уже трое: отец, мать и дочь – позируют на фоне горного пейзажа, нарисованного на куске фанеры. Был здесь и портрет, копия которого украшала стену участка. Счастье, радость, любовь – они сочились из фотографий, они были заполнены ими до краев. В уставшей и изможденной женщине, что сидела рядом со мной, сложно было узнать ту даму, что приветливо улыбалась с портретов. Как меняет нас горе, как явно отпечаток нужды и одиночества бросает тень на лица, гасит свет в глазах, стирает с губ улыбки. Только боль и тоска остались там, на дне потухших глаз некогда блистательной мэсы.
– Раньше мы жили в пригороде Мэлкарса, – продолжала болтать мэса Ричардс, видимо, истосковавшаяся по общению. – Там чисто и тихо, у нас был сад, и Бекки так любила охотиться на бабочек.
– Я помню, – задумчиво кивнула я, все так же изучая портреты. – Цветущие сады и высокие травы…
И осеклась, поймав на себе взгляд мэсы. Да, я так явно вспомнила то, чего не было в моей жизни, что почти уже не различала, где мои, а где чужие воспоминания.
– Я помню, как Бекки рассказывала мне о прежнем доме, – скороговоркой выпалила я и снова отхлебнула чаю. Так, для верности.
Мэса Ричардс вздохнула и печально глянула на портрет дочери. Мне стало тошно. Невыносимо было смотреть на эту женщину, вытягивать из нее информацию о дочери и при этом со стопроцентной уверенностью знать, что надежды нет.
– Мы продали тот дом, когда дела стали идти хуже, – вздохнула женщина. – Переехали сюда. Муж получил должность инженера на заводе. Там он и погиб, во время взрыва газа. В день шестнадцатилетия Бекки. Утром вручил ей подарок, и ушел на работу…
Я залпом осушила чашку, желая протолкнуть ком, сжавший горло. Это видение, что настигло меня в участке, это день ее рождения, этот кулон – подарок отца!
– Значит, изменений в поведении дочери вы не заметили? – решила я вернуть беседу в прежнее русло.
– Нет, – вздохнула мэса, а потом встрепенулась. – Хотя нет, она немного повеселела. Как раз незадолго до исчезновения, она была радостной и веселой, щебетала постоянно, шутила. Я уже подумала, что скоро в наш дом придут просить ее руки. Оттого полиция уверена, что она сбежала.
– Значит, у нее был кавалер?
– Я не знаю. Она была очень скрытной, мало говорила об учебе. Моя девочка, она так мечтала стать художником. У нее был настоящий талант, она даже поступила на льготное отделение и получала стипендию, – гордо завершила мэса Ричардс. – Просто я стала замечать, что Бекки стала очень задумчивой, мечтательной. Часто задерживалась после занятий. И знаете… Мэса Ричардс устало глянула на меня, словно боясь осуждения:
– Мне кажется, я видела мужчину, который провожал ее до дома.
– Вы говорили это в полиции?
– Да. Но они извратили это, сделали мою дочь легкомысленной кокеткой, которая, не боясь позора, сбежала с мужчиной. Но я не верю, моя Бекки никогда бы не оставила меня мучиться и терзаться. Она… О, моя Ребекка!
Далее я утешала рыдающую мэсу. Вливала пустырник в чай, бегала на кухню за сердечными каплями. Опять утешала. А после мэса Ричардс отправилась отдохнуть к себе в спальню, а мне позволила осмотреть спальню Ребекки. Не знаю, чем, но я заслужила доверие убитой горем женщины.
Комната была чистой и уютной. Крохотная, в ней помещался только шкаф и кровать, стол заменял широкий подоконник. Из всей обстановки сквозило нуждой и отчаянием. Именно такими мне кажутся комнаты людей, отчаянно стесняющихся своей нищеты. Дешевые безделушки аккуратно расставлены на полке в изножье кровати, вышитые подушки из не очень качественной ткани, ветхое, но чистое покрывало, выгоревшие шторы на вымытых до скрипа окнах. И рисунки. Они украшали стены всюду, где мог охватить взгляд, а порою и сами стены служили юной художнице холстом. Цветы, пестрые и яркие, фэнтезийные завитушки и райские птицы – все это превращало убогое жилье в уютный мирок фантазий и мечтаний.
– Что же за секреты ты скрывала даже от матери? – оглядываясь по сторонам, шепнула я в пустоту. – Как мне понять, куда двигаться?
Я прислушалась к себе. Ничего. Вот когда не нужно, в оживленной толпе или на уроке, то пожалуйста, а как дать сигнал в нужный момент, то мы молчим.
– Ну же, давай, – зашипела я, прикрывая веки. – Хоть малюсенькая вспышка. Хоть клочок воспоминаний. Бекки, дай мне хоть наводку.
Молчание. В моей душе не встрепенулось ничего. Я тупо таращилась на исписанную узорами стену и понимала, что получила вопросов больше, чем ответов. Но потом…
Мой взгляд скользнул по стене, по пестрым рисункам, изображающим фей, гоблинов, огромного волка со светящимся взором. На меня глазела девица с зелеными волосами, выряженная в наряд цветочницы. Дриада! Гоблин в камзоле и цилиндре… Это были жители Тайного Мира, такие, какими их могли видеть только те, кто и сам был его частью.
Вот оно! Я бегала вдоль стены, с детским восторгом разглядывая выписанных до мельчайших подробностей существ, которые так разительно отличались от персонажей сказок. Значит, Бекки была магом, она получила силу, позволившую видеть этот мир другим. Может, это та причина, что подарила печальной девушке толику счастья? Но кем был тот, кого видела мэса Ричардс? Не он ли открыл для девушки проход в этот мир? И как это произошло?
– Уму непостижимо, – выдохнула я, любуясь фреской.
– Ребекка рисовала это, как помешанная, – раздался за спиной усталый голос.
Я обернулась к двери, где стояла мэса Ричардс. Женщина с любовью глядела на стену, с такой улыбкой глядят на то, что дороже всего на свете. А еще в этой улыбке таилась горечь оттого, что это может быть последним следом, что Ребекка оставила в нашем мире. Я в порыве исследовательского азарта опустилась на колени и теперь предстала перед хозяйкой дома в мало приличной позе, сидя на пятках на полу. М-да, очень красиво, ничего не скажешь.
– А давно она начала писать эту фреску? – стараясь не выказать возбуждения, спросила я.
– Меньше месяца назад, – вздохнула женщина, прижимая хрупкую ладонь к груди. – Бекки заболела темой сказок. Читала их запоем, рисовала, постоянно болтала о троллях и русалках.
Мы еще поболтали с мэсой, но я все меньше концентрировалась на беседе, прокручивая в мозгу полученную информацию. Мы долго прощались, и я обещала проведывать мэсу Ричардс.
Дверь за моей спиной со скрипом закрылась, заглушая рыдания стоящей за ней мэсы Ричардс. Сырой, морозный ветер нырнул под юбку, залез ледяными щупальцами в рукава, пытался забраться в ворот пальто. Я глубже натянула на голову капюшон и поковыляла по улице. Ветер свистел и гудел в водосточных трубах, пустых подворотнях, темных закоулках. Гнал по мостовой поземку из белых крупинок первого редкого снега, швырял его в лицо, обжигая кожу колючими осколками.
Удивительно подходящая к моему настроению погода. На душе было так же пасмурно и мерзко, а еще холодно от боли и безнадежности, с которыми я встретилась. Хотелось убежать, спрятаться, согреться. Сесть у камина и, глядя на огонь, забыть весь этот день и пережитые в нем волнения. Почему чувство, что с Бекки приключилось что-то ужасное, не отпускает меня?
Под ноги лез всякий мелкий мусор, который разбросали из урн вороны, желающие подкрепиться объедками. Рабочий район был неопрятным и хмурым, рыбные лавки, ремонтные мастерские, бараки для работяг. Здесь было неприятно даже проходить, что уже говорить о том, как здесь жилось. Серость. Вот как можно было легко охарактеризовать этот район и его жителей.
По голове меня что-то легонько стукнуло и с тихим щелчком упало под ноги. Я замерла рядом с одним из домов. У дороги рос дуб. Покореженный и трухлявый, его мощные корни подняли плиты на тротуаре, превратив пешую прогулку в бег с препятствиями. Я так задумалась о своих делах, что даже не заметила, как свернула на проезжую часть, обходя неудобный участок маршрута. Под ногами лежал маленький желудь. Последний плод умирающего дерева, которое оно с надеждой на продолжение рода бросило равнодушной толпе на растерзание.
Я наклонилась и подобрала желудь с припорошенных снежной крупой плит. Маленький и холодный, он вызвал в душе странную щемящую тоску, и, даже не понимая зачем, я сунула его в карман и зашагала дальше к остановке трамвая. Зачем он мне? Сама не знаю.
– Очаровательная мэса Ноарис. – Тихий, вкрадчивый баритон настиг меня, едва я успела сделать пару шагов.
Первым, что я ощутила, была дурнота. Она накатила сразу, как только обладатель приятного голоса шагнул на свет из темных недр подворотни. Мэтр Майн поморщился от солнечного луча, выглянувшего из-за тучи, и надвинул шляпу пониже на глаза. Белые волосы были распущены, и их длинные пряди трепал ветер, только усугубляя зловещий вид упыря.
– Что вы делаете в таком месте одна? – плавно приближаясь ко мне, продолжал вещать упырь.
– Мэтр Майн. – Я старалась смягчить тон, но неприязнь уж слишком явно сквозила в каждом слове. – День добрый.
Видимо, тлетворное влияние мэтра Леграна наложило отпечаток и на меня, так как продолжила я в свойственной мэтру манере:
– Поясните, какой закон Тайного Мира я нарушила, и я поясню, по какому делу гуляю здесь.
Упырь улыбнулся, обнажив острые клыки под бледными губами, и скользнул по мне задумчивым взглядом. Я же судорожно сочиняла предлог, дабы ускользнуть от упыря подальше. Я не знаю, чего от него ждать и что у него на уме. А парочка наших встреч позволила заключить, что и связываться с мэтром Майном не стоит.
– Должен был понять, что с Леграном уживется только такая же неординарная особа, – вплотную замерев возле меня, заключил Майн. – Но учтите, мэса. Я вам не враг, и не стоит верить всем наветам вашего начальника.
– Почему тогда у меня подозрение, что наша встреча не случайна? – глубже пряча руки в муфту, с улыбкой уточнила я.
– Я бы хотел обсудить с вами произошедший инцидент с оборотнем-подростком из Эргейл. – Изобразив очаровательную улыбку, мэтр предложил мне опереться на его локоть.
А я не могла отделаться от мысли, что он труп. Не в том смысле, что Легран порвет его на сотню маленьких Майнов, а в прямом смысле труп, чье сердце давно не бьется, а кожа холодна, как лед. Бездыханное тело, которое вопреки законам мироздания ходит и говорит. Жуткая тварь, чье подобие жизни основано только на воровстве жизни других. Дни, годы, минуты. У кого как, сколько удастся урвать. Тошнота усиливалась с каждым разом, как Майн делал шаг ко мне. Ее волны накатывали одна за одной, усиливая желание сбежать от этой твари подальше.
– Если у вас есть вопросы, вы можете задать их в школе. – Я развернулась к Майну всем корпусом, сложив руки на трости. – В присутствии директора и самого Майка.
– А кто сказал, что это допрос? – вкрадчиво мурлыкнул кровосос.
– Так я могу не отвечать? – подражая его тону, отозвалась я.
– Можете, – кивнул Майн. – Но учтите: сокрытие фактов, указывающих на нестабильность оборотня, это нарушение закона.
– При нашей последней встрече вы сами утверждали, что нестабильность оборотня является смягчающим фактом, – ответила я с плохо скрываемым раздражением. – Ваши суждения очень резко меняют полярность, не находите?
– Вы путаете того, кто стал безумным. – Майн неприятно оскалился, отчего его губы стали абсолютно белыми. – И мальчишку-полукровку с заведомо больной психикой. Которого изгнала собственная стая.
Я потрясенно моргнула, переваривая услышанное. Я не особенно еще ориентировалась в жизни нового для меня мира. Но психическое нездоровье Майка стало для меня открытием. Мальчик был абсолютно нормальный, вежливый и скромный, слова упыря вызвали острый прилив неприязни и гнева. Кто он такой, чтобы вешать ярлыки на детей? Моих детей!
– О…, да вы не знали! – пропел Майн, отслеживая мою реакцию по мимике. – В Эргейл оседают изгои. Те, от кого отвернулись их сородичи. Оттого нелюдей там не так много.
– Это все или вы жаждете еще в чем-то меня просветить? – зло процедила я.
– Вы выбрали не ту сторону, мэса, – меняясь в лице, процедил упырь. – Тот, кто сам раз за разом преступает закон и якшается с отверженными, не самая лучшая компания. И подражать ему не самая лучшая затея.
– Вы считаете, что тот, кто развешивает на всех ярлыки отверженных и покрывает преступников, компания более достойная? – с едкой усмешкой уточнила я.
Упыря перекосило. И мне бы испугаться, но страха я не испытывала. Только отвращение к этому наделенному властью слизняку.
– Ты много себе позволяешь, смертная, – меняясь в лице, прошипело кровососущее.
– Я был любезен, но терпеть хамство не буду.
– А кто сказал, что ваше хамство буду терпеть я? – закипая от гнева, выдохнула самоубийца на пустынной улице.
Майн побледнел, почти сравнявшись цветом кожи с падавшим снегом. Глаза вспыхнули алым. Он вздернул верхнюю губу, обнажая клыки. Мир вокруг словно заволокло туманом. Звуки стали тише и глуше, словно эта дымка поглощала их и скрывала нас от посторонних глаз. И мне бы опять испугаться, но я только выше вздернула подбородок и глянула прямо в глаза тому, кто одним жестом способен разорвать меня пополам.
За моей спиной зло и встревоженно взвыл ветер, словно цепной пес, вставший на защиту хозяйки. Захлопали ставни на окнах, жалобно заскрипел ветками тот самый дуб, оставшийся за моей спиной. Поземка со змеиным шуршанием потянулась к нам по мостовой. Снег уже не просто сыпал с неба, он образовал подобие смерча вокруг меня и упыря, отрезая от мира людей, заглушая внешние звуки. Майн отступил на шаг, ошарашенно косясь на снежную стену. Чем дальше отступал упырь, тем прозрачнее становился снежный заслон и тем тише завывал ветер.
– А это уже интересно, – прошипел Майн. – Отчего он скрывает твою растущую силу от старейшин? И отчего потребовал права обучать тебя сам?
– У меня нет ответа на ваши вопросы, – пожала я плечами. – Я даже не знаю, о ком вы говорите. Повторюсь: желаете допросить меня, предъявляйте ордер.
Я круто развернулась к упырю спиной и поковыляла к подъехавшему трамваю. Гнев во мне медленно утихал, уступая место стыду за свой припадок гнева. Увы, мое горе в том, что я редко могу смолчать и вечно лезу на рожон со своими колкостями. Уже в трамвае, усевшись у окна, я осознала, что только что фактически применила силу против охотника. Из той милой бумажки, что вручил мне Хэйл, я узнала много интересного о правилах жизни в новом мире. Не знаю, что мне за все содеянное будет, но надеюсь, меня не признают неадекватной и не предложат усыпить для общего блага.
Я нашарила в кармане подобранный желудь и потрясенно уставилась на него. Когда я подобрала его, он был мертвым и сухим. Я точно это помню. А теперь из тонкой трещинки на желуде выглядывал ярко-зеленый росток. Выходит, желудь пророс в тот самый миг, когда я вспылила (в прямом смысле слова). Или точнее сказать, тогда, когда Майн проявил агрессию в мой адрес. В тот самый момент взвыл ветер. А желудь пророс. И что это может означать?
– Это может значить то, что сила жизни в вас растет и крепнет, – произнес мэтр– директор, возвращая мне тот самый желудь. – А реакция ветра… Скорее всего, мы теперь можем идентифицировать вашу силу.
– И что это за сила?
– Из описанных симптомов делаю вывод, что стихийная магия. Силы природы явно стали на вашу защиту. – Мэтр опять кивнул на желудь. – Этот малыш, вон, даже на свободу полез. Видимо, душить Майна.
– И это нормально, что все так реагирует? – погладив пальцем росток, шепнула я.
Мэтр вздохнул и задумчиво глянул в окно. Мне не нравились эмоции, что отражались на его лице. Они настораживали и рождали в душе смутную тревогу.
– Для опытного мага вполне, для новорожденного слегка нетипично, – так же глядя на падающий за окном снег, выдохнул Легран. – Сейчас внезапные выбросы силы для вас норма, но их сила намного выше, чем должна быть.
– А почему Майн сказал, что вы скрываете мою силу от старейшин? – изучая лицо начальства, уточнила я.
– Скрываю? – Мэтр криво усмехнулся и обернулся ко мне. Наши взгляды встретились. – Этот вывод он сделал из того, что ему о вашей силе не доложили? Я консультируюсь с Лазарусом. Его опыту и здравому мышлению я доверяю. Но орать о вашем нетипичном даре я не собираюсь.
– Значит, он нетипичный?
– Лиа, вы феномен, – опершись локтями на стол, шепнул мэтр. – Ваш дар словно живет отдельно от вас. Вы обладаете огромным резервом для начинающего мага, на ваш зов откликнулись сразу две разные стихии. Воздуха и земли.
– И что это значит?
– Для стихийного мага это много. Полный контроль чаще всего удерживают над одной стихией, подчинить себе сразу две удается после долгих лет тренировок. Все стихийные маги так и вообще редкость.
Я задумалась, растерянно глядя на огонь в камине. Его пляска успокаивала, желто– красные отблески плясали на паркете, играли бликами на доспехах в темном углу.
– Я ими не управляю, – тихо произнесла я.
– Но они подчинены вам, Лиа. Вам нужно научиться контролировать свои силы. И скрыть их.
– Зачем? – Я непонимающе заглянула в глаза мэтру.
– Любая сила – это лакомый приз; который жаждет получить каждый. – Мэтр все так же изучал меня своим холодным взглядом. – Редкая сила еще желаннее, а вы сейчас как сундук с золотом, который некому защитить. Маги с таким потенциалом уже виртуозно владеют собой и не по зубам охотникам за силой. Вы же беззащитны и оттого более притягательны для тех, кто живет не по правилам.
– Оттого вы скрываете от хранителей мой дар?
– Скажем так. – Мэтр откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди. – Чем меньше в Башне будут знать о вашей силе, тем лучше, в первую очередь, для вас.
– Почему? Чем я могу быть опасна для них?
– Этого не знаете даже вы, – пожал плечами Легран. – Вы сами не ожидаете реакций своей силы. А она велика, и ее природа непонятна. А все, что непонятно и необъяснимо, пугает. А то, что пугает, стараются обезвредить. То, что непонятно, – изучить. Хотите просидеть остаток жизни под замком в Башне?
– Нет.
– Вам нужно учиться и подчинить свою силу, я могу в этом помочь. Самоконтроль – это то, чему учат магов смерти с детства. Лазарус подыщет вам наставника для дальнейшего обучения.
Мне стало не по себе от мысли, что придется сидеть безвылазно в Башне и быть постоянным объектом для опытов. Бр-р. А еще там не будет мэтра Леграна…
– А меня не заберут силой? – как-то по-детски пискнула я.
– Лиа, каждое сокровище, если следовать легендам, охраняет дракон, – ответил мэтр с мягкой усмешкой. – Я, конечно, огнем не плююсь, но распугать желающих выкрасть клад могу легко.
