Текст книги "Тень нестабильности (СИ)"
Автор книги: Анна Назаренко
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 34 страниц)
Получив адрес и на этом распрощавшись с контрабандистом, девушка закинула на плечо рюкзак и неспешно пошла по тропинке. У нее все еще слегка кружилась голова и подкашивались ноги, а ветви деревьев то и дело цеплялись за волосы и куртку, но раздражения Лика не чувствовала. Напротив, она была готова скакать вприпрыжку от переполнявшей ее эйфории.
«Я жива. Я свободна. Все закончилось!»
Хотелось смеяться в голос. Вот теперь, с чистыми документами и какими-никакими, но деньгами, она заживет по-новому. Как нормальный человек и хорошая мать.
* * *
«Не надо. Ты этого не сделаешь. Ты же любишь меня. Ты же…»
Кровь оглушительно-громко пульсирует в висках. Надсадно бьется сердце в груди.
Спасения нет. Исанн знает это. И все равно продолжает смотреть на экран радара в безумной, отчаянной надежде.
Надежде, что на этот раз все будет по-другому.
Но координаты сменяют друг друга все так же неумолимо.
Неужели это повторится опять? Неужели она обречена переживать это вновь и вновь?!
– Мы еще встретимся. В следующей жизни, помнишь?
Который раз она слышит эту фразу? Десятый? Сотый?
Почему все происходит так? Почему он никогда не поворачивает назад?!
И снова невыносимая боль рвет сердце на части. И снова онемевшие губы шепчут ответ. И снова пальцы будто сами собой нажимают на кнопку…
…казалось бы, ничего не произошло – лишь погасла алая точка на радаре.
Лишь родной голос замолчал навсегда.
Истошный вой сирены тонет в безмолвном крике. Боль достигает своего апогея, разрывая в клочья каждую клеточку тела. Ослепительно-белая вспышка расцветает перед глазами, неся с собой спасительное забытье…
Тьма обступает ее со всех сторон. Все закончилось – чтобы вскоре повториться вновь.
Отчаяние вдруг сменяется холодным гневом. Все уже произошло. Она ничего не изменит – так почему терзает себя? Почему не покинет этот ад?
– Отпусти меня, – шепчет она едва слышно. – Ты любишь меня, я знаю. Так зачем мучаешь?
Исанн не надеется на ответ. И все же он приходит.
– Исанн? Где ты? – раздается в темноте голос, и сердце пропускает удар.
Сельвин здесь. И он такой же пленник, как и она.
– Я не знаю, – девушка озирается по сторонам, но видит лишь клубящуюся тьму. – Ты хорошо меня слышишь? Иди на голос!
В голове роятся тысячи предположений, но Исанн не собирается вдумываться в происходящее. В этой ситуации логика ей не поможет.
Сельвин где-то рядом, и ее кошмарные воспоминания не спешат повторяться – только это сейчас и имеет значение.
– Уже, – раздается голос позади нее, и теплые, такие надежные и знакомые руки обнимают ее за плечи. – Здравствуй, родная.
Сельвин целует ее в шею, и девушка чувствует, как радость и облегчение захлестывают ее с головой, вытесняя боль и страх.
Он сдавливает ее плечи чуть сильнее, вынуждая повернуться. Несмотря на окружающую темноту, Исанн прекрасно видит его – и сердце радостно трепещет в груди, когда она понимает, что любимый ничуть не изменился. Все такой же сильный, уверенный… все такой же живой.
И тем горше осознание: это лишь иллюзия. Игры измученного сознания. Но как легко, как приятно поверить в обратное…
Девушка хочет что-то сказать, но слова застревают в горле – неуклюжие и неуместные. Слишком неловкие и пустые, чтобы выразить все, что она чувствует.
Они стояли в тишине, прижавшись друг к другу. Наслаждаясь самим присутствием любимого человека. Каждым прикосновением. Ловя каждый вздох.
Две половинки одного целого. Когда-то Исанн смеялась над подобными словами…
…до тех пор, пока ее половинку не отняли у нее. Не вырвали с мясом, оставив рваную, неизлечимую рану.
– Зачем? – выдавливает она из себя. – Зачем ты так поступил со мной? Мы могли бы быть счастливы… ты мог бы быть моим…
Сельвин крепче прижал ее к себе.
– Исанн… неужели ты так ничего и не поняла? – прошептал он, гладя ее по голове. – Надо же… при всем твоем уме, при всем твоем опыте… ты до сих пор остаешься избалованной маленькой девочкой, слепо верящей в мудрость своего отца. «Все будет твоим – все, что пожелаешь… нужно лишь уметь добиваться своего. Кровью и потом, жестокостью и подлостью… чужие судьбы и желания должны волновать тебя не больше, чем грязь под ногами», – не так ли?
Он горько усмехнулся:
– Видишь, какие непредсказуемые результаты дает эта формула, если руководствоваться ею и в любви? Тебе следовало бы понять это еще двадцать лет назад – когда твоя мать тихо собрала вещи и ушла из дома.
– Откуда ты…
– Не удивляйся. Мы – одно целое, моя дорогая. Сейчас больше, чем когда бы то ни было.
– Тогда почему я не вижу тебя насквозь?
Прежде чем ответить, он склонился к ее губам и поцеловал – требовательно и властно, как и всегда. На миг Исанн потеряла всякий интерес к собственному вопросу, полностью отдавшись во власть сладкой иллюзии, будто все происходит по-настоящему. Вот сейчас она откроет глаза, и не будет вокруг этой кошмарной тьмы. Они окажутся в доме у Гвардейского парка…
– Я не знаю, любимая. Возможно, дело в том, что ты жива. А я… наверное, нет.
Она открыла глаза, и тьма вокруг не рассеялась. Только объятия Сельвина вдруг перестали защищать от могильного холода.
– Не уходи, – прошептала Исанн. – Останься со мной еще ненадолго. Я… я ведь больше никогда тебя не увижу. Я не хочу тебя терять, любимый. Не хочу!
Его тело становилось все холодней. Исанн крепче прижалась к нему в безотчетной попытке согреть. И удержать.
– Я люблю тебя, милая. Пусть даже ты заслуживаешь ненависти – я люблю, – он ласково улыбнулся. – И я не ухожу. Это ты отпускаешь меня.
– Нет! – воскликнула девушка сквозь слезы. – Никуда я тебя не отпускала!
– Это ты так думаешь. Ты смирилась с тем, что не сможешь изменить ход событий на станции – и перестала проживать этот день вновь и вновь. А теперь ты смирилась с тем, что я мертв. И освободила нас обоих.
Исанн крепко сжала ладони Сельвина в своих, жадно впитывая угасающее тепло его кожи. Сглотнув вставший в горле ком, прошептала:
– Это лишь сон, от которого мне придется проснуться. Я знаю. Вся наша жизнь вдвоем была такой иллюзией. Все мое счастье.
– И все же ты не жалеешь.
– А говорил, что видишь меня насквозь. Я жалею. О том, что не уберегла тебя.
– Ты бы не смогла.
– Знаю. Теперь знаю.
Его силуэт поблек, а ладонь выскользнула из пальцев Исанн. На сей раз она не пыталась ее удержать.
– Прощай, любимая. Я обязательно дождусь тебя… в следующей жизни или где еще.
Голос донесся до нее будто издалека. Бледный силуэт едва виднелся на фоне темноты.
– Прощай, – прошептала Исанн.
Девушка не стала ничего ему обещать. Он и так знает, что она никогда не забудет его.
Сельвин ушел – теперь уже навсегда.
Тьма сгустилась вокруг нее, милосердно укрывая от новой боли.
* * *
Центральный госпиталь Тэсты, вопреки неброскому названию, являлся учреждением достаточно элитарным – во многом благодаря иномирным докторам, присланным по распределению. Не сливки имперской медицины, разумеется, но в большинстве своем – куда более компетентные и толковые специалисты, чем выпускники местной Медакадемии. Поэтому Ном Райан, главврач – человек престарелый, списанный с флота по состоянию здоровья – был привычен к важным шишкам в качестве пациентов или посетителей.
К тем, кого на Рутане считали важными шишками, если точнее. Высшие должностные лица Империи в таком захолустье воспринимались как существа полумифические и в реальной жизни не встречающиеся.
И все же сейчас доктор Райан едва поспевал за одним таким «фольклорным элементом», торопливо подсказывая ему, куда следует свернуть на том или ином повороте и через какую дверь пройти.
У старика уже сбивалось дыхание, однако попросить гостя чуть замедлить шаг он не решался. А ведь тот тоже был весьма немолод! Видимо, Арманд Айсард отличался отменным для своего возраста здоровьем и физической формой.
Персонал госпиталя не обращал на них особого внимания: немногие граждане Империи так пристально следили за новостями, чтобы знать Директора Разведки в лицо. Но с дороги медики все равно убирались весьма расторопно – и дело тут было, к сожалению, не в авторитете главврача. Его спутник производил весьма внушительное впечатление, даже будучи одет в строгий черный костюм вместо характерного кроваво-красного мундира.
– И все-таки я считаю, сэр, что вы слегка поторопились с визитом, – рискнул Райан подать голос, когда впереди замаячил коридор, ведущий к VIP-палатам. – Мадемуазель Айсард еще очень слаба, и лишний стресс ей совершенно ни к чему.
– Я ее отец, доктор, – ответил Директор, искоса взглянув на него. – О каком «лишнем стрессе» может идти речь?
Арманд Айсард, с его ледяной манерой держаться и нечитаемым, но определенно мрачным выражением лица, совершенно не походил на заботливого родителя. На взгляд Райана, его визит мог повлечь за собой лишний стресс для кого угодно.
Разумеется, свое мнение главврач придержал при себе, пробормотав только:
– Я всего лишь хотел попросить вас не затрагивать темы, способные вызвать у нее беспокойство. Мне давно не доводилось видеть нервного срыва такой тяжести – а учитывая переутомление, это чудо, что дело не закончилось инсультом!
Состояние младшей Айсард и впрямь было довольно скверным – начать хотя бы с того, что она провела без сознания почти двое суток. Девушка попросту не просыпалась, видимо, реагируя таким образом на чрезмерную психологическую нагрузку. Вдобавок к этому ее организм был так протравлен энергостимуляторами, будто она употребляла эту дрянь вместо завтрака, обеда и ужина.
Ситуация, несомненно, довольно неприятная, но летальным исходом не грозящая. Однако еще ни один пациент не доставлял Райану столько беспокойства: любое ухудшение в состоянии разведчицы грозило ему крупными неприятностями.
Благо, все обошлось… если Директора устроят условия, в которых содержат его дочь. Если он не решит, что ее здоровье восстанавливается слишком медленно… да мало ли, что ему может не понравиться?
Райан беспокойным движением оправил медицинский халат, с трудом удержавшись от искушения вытереть о него вспотевшие ладони.
– Я понимаю. Вы хотели еще что-то сказать?
– Нет, сэр, – поспешил ответить Райан, чувствуя себя крайне неуютно под подозрительным взглядом светло-голубых глаз. – Кроме того, что мы почти пришли. Мадемуазель Айсард находится в этой палате.
Все еще украдкой переводя сбившееся дыхание, главврач подошел к нужной двери. Но не успел он приложить ладонь к контрольной панели, как был остановлен негромкими словами:
– Вы можете идти, доктор. Я предпочел бы поговорить с дочерью наедине.
– Как пожелаете, господин Директор. Если вам что-то понадобится, кнопка вызова персонала находится возле двери.
Райан услужливо склонил голову и, дождавшись короткого кивка, поспешил удалиться – шагом, удивительно быстрым для человека столь преклонных лет.
Все-таки к настолько высокопоставленным посетителям доктор не привык. И очень надеялся, что привыкать не придется.
* * *
Решение лететь на Рутан было принято необдуманно и на эмоциях – чего Арманд не позволял себе уже очень давно. Узнав, что Исанн находится на грани комы из-за исключительного по тяжести нервного срыва, он даже не задумался: а есть ли смысл ее навещать? Впервые за много лет отец в нем оказался сильнее Директора Разведки.
«Стрессовая ситуация, возникшая при выполнении служебных обязанностей», – так в диагнозе была указана предположительная причина срыва. На взгляд Арманда – крайне сомнительная.
Что могло довести до такого состояния оперативницу, у которой служебные обязанности – сплошная стрессовая ситуация? Исанн с куда меньшими последствиями для здоровья переживала задания и потяжелее.
Директор был твердо намерен выяснить, что же произошло с его дочерью – и постараться поддержать ее. Сейчас девочка по-настоящему в этом нуждалась. Арманд понятия не имел, откуда ему это известно – он просто знал. А интуицию не стоило сбрасывать со счетов даже в профессиональной деятельности.
Дверь отъехала в сторону, пропуская его в палату – чистую, опрятную, но достаточно тесную. В помещении едва хватало места для узкой койки, стула возле нее и небольшого столика у дальней стены. Свет, проникавший сквозь затемненные окна, был столь приглушен, что казалось, будто на улице уже сгущаются сумерки.
Исанн полулежала на постели, безучастно глядя в потолок.
– Здравствуй, отец, – произнесла она глухо, едва повернув голову. – Не ожидала тебя здесь увидеть.
Вот так вот. «Не ожидала увидеть» – пустым, лишенным эмоций голосом.
А на что он, собственно, рассчитывал? Не на радостную улыбку и объятия же. Хотя… было бы приятно, что тут отрицать.
Арманд молча опустился на стул, пододвинув его почти вплотную к койке. Вблизи дочь выглядела совсем скверно: кожа бледная до синевы, вокруг глаз залегли глубокие тени, а губы, яркие от природы и неизменно подкрашенные, сейчас казались посеревшими.
– Я должен был удостовериться, что ты здорова, – ответил он и едва не скривился от того, насколько казенно и холодно прозвучали эти слова. – Как ты себя чувствуешь?
«Судя по виду – отвратительно».
Исанн устало прикрыла глаза. Ее лицо едва заметно напряглось – будто вопрос причинил ей несильную, но раздражающую боль.
– Со мной все хорошо. Тебе не стоило беспокоиться.
С каждым произнесенным ею словом Арманд все больше убеждался, что беспокоиться как раз таки стоило. Хотя, может быть, индифферентность дочери – всего лишь побочный эффект седативных препаратов, которыми ее накачали. А возможно – естественная реакция нервной системы на такую перегрузку.
Скорее всего. Но вопрос «что могло эту перегрузку вызвать?» оставался открытым.
Исанн откинула упавшую на лоб прядь волос, и Директор заметил, какими жилистыми стали ее руки. Вены проступали под кожей сильнее обычного, а ногти, всегда ровные и ухоженные, были обломаны под корень.
Что-то странное было в том, как она держала кисть – в полусогнутом состоянии, избегая сжимать или разжимать пальцы.
– Покажи руку, – потребовал Арманд немного резче, чем собирался. Не дожидаясь согласия, взял дочь за запястье и повернул ладонь вверх.
Светлую кожу стягивал пластырь, медленно пропитывающийся кровью. Рана была нанесена максимум пару часов назад.
– И как ты это объяснишь?
Он намеревался спросить это мягче. Однако слова прозвучали, как обвинение.
– Слишком сильно сжала кулак. Непроизвольное сокращение мышц, как мне объяснили.
Исанн равнодушно пожала плечами. Ее взгляд был направлен в сторону затемненного окна, за которым виднелось солнце – буровато-оранжевое пятно на темно-коричневом фоне.
С ней определенно творилось что-то неладное. И переутомление здесь совершенно ни при чем. Переутомление не заставит энергичную, полную сил девушку безучастно лежать на постели, реагируя на происходящее с эмоциональностью дроида. Переутомление не заставит ее разрывать ногтями кожу на руках.
– Что с тобой произошло? – негромко спросил Арманд. В неосознанном порыве он протянул руку, намереваясь погладить дочь по щеке.
– Заработалась.
Это шаачье, бессмысленное упрямство, которое так выводило Арманда из себя, когда Исанн была подростком, вызвало вспышку гнева и сейчас. Он ведь помочь ей хочет, глупой девчонке!
Вместо того, чтобы ласково скользнуть по щеке Исанн, его ладонь тяжело опустилась ей на плечо. Чуть усилив нажим, Директор заставил девушку обернуться…
…и слова застряли у него в горле. Впервые с начала разговора он поймал ее взгляд. Пустой. Мертвый. Будто с той стороны зрачка стояло непрозрачное стекло, непроницаемое для чужого глаза.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. А потом Арманд первым отвел взгляд и разжал хватку на ее плече. Уступив дочери впервые в жизни.
Какое-то время в палате висела вязкая тишина.
– Когда ты сможешь вернуться к работе? – собственный голос Директор услышал будто со стороны.
Он не о том хотел спросить. Не о том и не так.
– А когда нужно?
Голос – холодный и безжизненный, как и ее взгляд.
– Как можно скорее.
– Завтра – подойдет?
– Нереальный срок. Я свяжусь с тобой через два дня, чтобы оценить твое состояние и дать указания.
Он поднялся на ноги. Педантично расправил мундир. Бросил взгляд на дочь. Безжизненная кукла сидела на постели, совершенно безучастная ко всему.
Какая-то часть его разума буквально вопила: уходить нельзя. Оставить Исанн сейчас, наедине со всем, что свалилось на нее – значит, позволить ей безвозвратно измениться. И черт знает, в какую сторону.
Но Арманд лишь сердито отогнал эти абсурдные мысли. Что бы ни произошло, Исанн это пережила. Психических расстройств тесты не выявили. А значит – отойдет от шока и встанет на ноги. Работоспособность она быстро восстановит. Собственно, что еще его должно волновать?
«Ничего. Ровным счетом ничего».
Бросив на прощание какую-то пустую фразу, Директор развернулся и вышел из палаты. Злясь на себя за эту бессмысленную трату времени. И за то, что уходить отчаянно не хотелось – как бы глупо эти ни было.
Эпилог
Гражданская война на Рутане захлебнулась, не успев начаться. Время от времени на площадях еще раздавались голоса недовольных, но ряды протестующих поредели, а пыл их поубавился. Массовые беспорядки вспыхивали так же легко, как и подавлялись властями. То там, то здесь заявляли о себе мятежники, но их акции значительно потеряли в дерзости и масштабе. Да и само слово «мятеж» очень быстро исчезло из официальной имперской риторики: сперва повстанцев окончательно разжаловали в «террористов», а потом и вовсе в «бандитов».
Империя больше не подавляла восстание – она всего лишь проводила масштабную зачистку. Проявив, тем не менее, неслыханную милость к побежденным: наряду с показательно кровавыми репрессиями в адрес непокорных и «особо отличившихся», власть щедрой рукой раздавала амнистии тем, кто склонил голову и сложил оружие.
Последних оказалось больше, чем можно было ожидать.
Сельвин оказался прав. Своим последним приказом он спас очень многих… но для Бернарда Аларона – человека, оказавшего Империи неоценимую помощь в борьбе с повстанцами – это оказалось неожиданно слабым утешением.
«Так будет лучше для всех».
Эти слова стали для него мантрой. Ведя с имперцами переговоры о капитуляции, он мысленно повторял их в отчаянной попытке сохранить остатки гордости.
Бернард неизменно держался с достоинством и уверенностью, но эта иллюзия не обманывала ни его бывших врагов, ни его самого. Он ползал на брюхе перед ними, вымаливая подачки – пусть и облекая мольбы в форму конструктивных предложений.
Новый лидер обреченной на гибель организации – вот, кем стал Бернард Аларон после смерти Сельвина. Верный цепной пес Империи – вот, кем ему предстоит стать отныне. Чтобы спасти свой народ. Чтобы позволить Рутану мирно существовать в оковах, которые совсем недавно он искренне желал разорвать.
Спасая тысячи людей, Бернард губил сотни. Многих «ренегатов», не пожелавших смириться с поражением и переступить через свои идеалы, он казнил лично. Многих приказывал уничтожить. Он засылал к бывшим товарищам шпионов, консультировал сибовцев и военных, предоставляя им разведданные и давая советы…
Убийца и предатель. Вот кем Бернард Аларон является сейчас. Быть может, история и оправдает его. Он себя – не сможет. Даже зная, что поступает правильно.
Совсем скоро на Рутане воцарится мир. Мир, построенный на костях, горьких слезах и разбитых надеждах.
Отныне и навсегда слова «общее благо» будут горчить у бывшего повстанца на губах и вызывать лишь злой, презрительный смех.
* * *
Исанн провела на Рутане еще неделю, приводя дела в порядок и дожидаясь постоянного резидента. Оставаться здесь и дальше не было никакого смысла: свою задачу она выполнила.
Пришла пора возвращаться домой.
В иллюминаторе шаттла все еще виднелся сине-зеленый шар Рутана. Не отрываясь, Исанн смотрела на планету, где похоронила часть себя. Лучшую? Спорный вопрос. Самую человечную? Вероятно.
Сомнению не подлежало лишь то, что Сельвин мертв уже много дней. А она – жива. Хотя первое время отчаянно проклинала себя за это. Казалось, день ото дня будет становиться только хуже: по мере того, как Исанн восстанавливала силы, к ней возвращалась способность чувствовать – и боль, сперва ютившаяся где-то на задворках души, обрушилась на нее со всей своей мощью.
Но все-таки она была жива – и снова в строю. Работа стала ей панацеей. Единственной защитой от безумия.
И однажды наступил момент, когда дышать стало немного легче. А потом еще немного. Вскоре Исанн и вовсе перестала прикладывать какие-либо усилия, чтобы запереть боль глубоко внутри. Та выучила свое место – но вряд ли когда-нибудь уйдет окончательно.
Шаттл все больше отдалялся от планеты. С минуты на минуту пилот начнет рассчитывать координаты для гиперпрыжка – если еще не делает этого.
Скорее всего, она никогда больше не увидит Рутан. К своему огромному облегчению.
Возможно, все, что произошло с ней – к лучшему. Исанн поддалась глупым мечтаниям, достойным наивной девчонки. Поверила в сказку. Позволила себе стать слабой. Что ж, это был хороший урок.
Больше она никогда не повторит такой ошибки.
Сладкий сон рассыпался прахом, но реальная жизнь продолжалась. И в этой жизни по-прежнему была цель. Империя – великая и несокрушимая. Не идеальная, но единственная реальная защита от хаоса и тяги к саморазрушению, свойственных природе любого живого существа.
Единственное, что теперь стоило ее любви.
Те же, кто попытается отнять у нее и это счастье, жестоко поплатятся. Исанн больше никому не позволит разрушить то, что ей дорого.
Что до Сельвина… он навсегда останется самым светлым ее воспоминанием. И самым худшим кошмаром. Призраком, который будет терзать ее до конца дней – но с которым она никогда не пожелает расстаться.
За иллюминатором протянулись слепяще-белые нити гиперпространства. Шаттл начал долгий путь до Центра Империи.
* * *
Решение обосноваться на Нубии Лика обдумывала недолго. Точнее, не обдумывала вообще: девушке хватило всего нескольких статеек из ГолоСети, чтобы понять, где она хочет начать новую жизнь. Развитая и богатая, Нубия, тем не менее, не превратилась в сплошной мегаполис наподобие Корусканта или Кореллии, сохранив свою природу и естественный климат – мягкий и приятный на основном заселенном континенте. От опрятных улиц, утопающих в зелени и цветах, Лика пришла прямо-таки в детский восторг, который только подкрепили цены на жилье. Шутка ли: в городе, по уровню жизни уступающему лишь местной столице, снять скромную квартирку можно было дешевле, чем крысиную нору в Алом коридоре!
Реальность бывшую наемницу не разочаровала, что случалось крайне редко.
Все это казалось волшебным сном, который должен развеяться с наступлением утра. Но день шел за днем, а Лика все так же просыпалась в своей маленькой, но чистой и уютной съемной квартире. И не надо было никуда бежать. Никто не выбивал ногой дверь, чтобы арестовать преступницу или расквитаться с конкуренткой. Не надо было обвешиваться оружием и идти «на дело», чтобы заработать себе на пропитание.
Никогда прежде Лика не была так счастлива, как сейчас. А примерно через семь месяцев станет еще счастливее: в клинике подтвердили, что ее девочка развивается совершенно нормально. Правда, врач не преминул высказать безответственной мамаше все, что думает об ее отношении к собственному здоровью. Девушка с совершенно счастливым и оттого немного бестолковым видом кивала в ответ, клятвенно обещая исправиться.
И ведь действительно исправится! К своему прежнему, весьма вредному образу жизни она не намерена возвращаться никогда. Наелась романтикой криминального мира на сотню лет вперед.
Должность личного шофера у какого-то богача девушку привлекала куда больше. Отправляясь на собеседование, она прекрасно отдавала себе отчет, какие непредусмотренные контрактом услуги от нее могут потребовать. К этому Лика была готова, и даже больше: она сделает все, чтобы работодатель проникся к ней отнюдь не деловым интересом. Зарплата шофера – это, конечно, хорошо, но полагающиеся любовнице «премиальные» могут повысить ее как минимум вдвое.
Почему-то Лика не сомневалась, что у нее все получится. На территорию особняка она вошла уверенной походкой красивой и хорошо осведомленной о своей привлекательности женщины. Очевидно, дни, потраченные на освоение навыка хождения на каблуках, не прошли даром: девушка даже ни разу не пошатнулась.
Чуть поодаль от дорожки блестел в солнечных лучах садовый пруд. Мельком взглянув на него, Лика все-таки споткнулась и едва устояла на ногах.
…Лучи солнца играют на поверхности небольшого пруда. По водной глади бежит слабая рябь, забавно искажая отражение детского личика…
Она знала это место.
На губах Лики сама собой расцвела счастливая улыбка. Секундный шок сменился радостью и воодушевлением, от которого хотелось звонко, по-девчоночьи смеяться.
Все-таки погиб в ней джедай. Туда ему и дорога.
Поправив сбившуюся с плеча сумку, девушка поспешно зашагала к возвышающемуся впереди особняку. Озорные искорки играли в ее глазах, когда она прокручивала в памяти давнее видение – и все больше убеждалась, что ошибки быть не могло.
Собеседование точно пройдет удачно. Да и вся жизнь, похоже, наконец-то пошла на лад.