Текст книги "Неподвластная времени"

Автор книги: Анхела Бесерра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

61

Колокола Нотр-Дам гудели, предвещая беду. Мазарин бесстрашно взобралась на перила моста, готовая шагнуть навстречу вечному сну. Справа высилась громада Дворца правосудия. Слева – главная сокровищница мирового искусства, Лувр. Где справедливость и что такое искусство?

"Никакой справедливости не существует... Мир искусства – клубок голодных гадюк... Любовь... Я сгусток ничтожества. О Кадис, будь ты проклят, Кадис. Пусть твое лицо растворится в небытии. Пусть померкнет твой алчный взгляд. Ты присвоил все, что у меня было... Я писала эти картины, словно смотрелась в зеркало. В них было мое спасение, но ты его украл. Ты отнял у меня душу. Твои лживые руки заласкали меня до смерти. Я не знаю, куда деться от одиночества, оно преследует меня и воет, словно гиена. Может быть, вода смоет с меня следы твоих прикосновений? Ты выпил меня до дна. Меня нет, меня совсем не осталось; я ищу себя и не нахожу. Все кончено".

– Мазарин... – негромко позвал кто-то.

Она не слышала.

"Ответ лежит на дне. Упасть, упасть и больше не подниматься. Сначала ноги упрутся в дно, потом меня затянет ил; моя могила будет здесь". Не делайте этого, не надо... Жизнь подошла к концу. Тревоги отступили, боль утихла, надежды не осталось. Одиночество впервые показалось ей прекрасным. Страх победил страх.

Мутноглазый медленно приближался к девушке.

– Не делайте этого, вы не знаете себе цены... Мазарин начала терять равновесие. Довольно одного прыжка, и все ее беды останутся позади. Она на пороге спасения; на самом пороге... Надо только набраться храбрости... Или трусости? Разверзшаяся под мостом бездна манила к себе. "Тот, кто не умеет жить, недостоин жизни". – Давайте я вам помогу... У меня тоже так было. Нога Мазарин сорвалась с перила, за ней другая... Полы черного плаща взметнулись вверх, точно крылья птицы феникса... в последнем полете.

62

Вода и тело. Прерванный полет и парализующий холод. Воды реки одним махом проглотили Мазарин. На поверхности колыхалось черное пятно: ее плащ.

Компания подростков, переходившая Сену, метнулась к перилам.

– Девка упала! – заорал один из них.

– Не упала, а прыгнула, – возразил другой.

– Или ее толкнули, – предположила девчонка. – Я видела, как она с кем-то спорила.

– Точно, толкнули, как пить дать, – подтвердил кто-то.

– Кто?

– Вон тот чувак.

Паренек указал на странного типа, в отчаянии метавшегося вдоль перил.

Услышав, что его обвиняют, и убедившись, что Мазарин пошла ко дну, Мутноглазый стремительно перемахнул через ограждение и бросился вниз.

Над мостом прокатился изумленный крик.

На берегу царила страшная суета. Команда речного трамвая, катавшего по Сене туристов, видела, как два человека прыгнули с моста, и незамедлительно сообщила о происшествии.

Прибывшие через несколько минут жандармы сразу принялись искать утопленников.

Спасательная операция продолжалась до рассвета. Сначала исследовали поверхность, потом, с помощью специального снаряжения, обшарили дно.

Тщетно. Тела так и не нашли.

63

Паскаль упустил момент исчезновения своей невесты. Он сообразил, что Мазарин давно не видно, лишь когда решил поздравить отца. Сначала он подумал, что девушка пошла в уборную, но она не появлялась слишком долго, и Паскаль начал волноваться. Молодой человек обошел террасу, спустился и вновь поднялся по всем лестницам, заглянул в каждый угол; еще оставалась надежда, что Мазарин повстречала в разношерстной богемной толпе знакомого и увлеклась беседой. Но девушки нигде не было. Не на шутку встревоженный Паскаль призвал на помощь Сару. Та принялась расспрашивать приглашенных, но Мазарин никто не видел.

К Паскалю подошел Кадис.

– Где твоя невеста?

– Ты ее не видел? – спросил Паскаль вместо ответа.

– Разве она не с тобой? – удивился Кадис.

– Мы все время были вместе, но потом Мазарин куда-то подевалась. Я подумал, она решила тебя поздравить.

– Наверное, девочка боится больших скоплений народа, – предположила Сара.

– Мама, прекрати выдумывать фобии.

– Но это же вполне естественно; со мной раньше тоже так было. Скорее всего, она решила уйти, а тебя тревожить не стала.

– Исключено, мы собирались поужинать вместе.

Взгляд Кадиса искал среди сандалий и ботинок гостей босые ноги ученицы. Сначала нехотя, потом с тревогой и под конец безнадежно.

Ее нигде не было. Мазарин ушла, обидевшись на то, что он ее не упомянул. Кадис успел изучить характер девушки и знал, что она способна на спонтанные решения и необдуманные поступки.

Открывая пресс-конференцию, художник честно собирался рассказать публике о своей ассистентке, хотя признаваться жене и сыну в том, что новоиспеченная родственница внесла немалую лепту в его титанический труд, ему, положа руку на сердце, не хотелось. Но одно дело собираться – и совсем другое сделать. Речь Кадиса ушла совсем в другую сторону. У него просто не получилось; он оказался не готов заглушить собственное тщеславие и признаться, что выставка не состоялась бы без помощи его талантливой ученицы.

Мазарин должна была его понять. Такова плата за обучение: вместо того чтобы смиренно внимать учителю, ей было позволено творить самой. Многие великие художники могли об этом только мечтать: Модильяни, Шагал, Сутин, Леже в молодости рисовали за тарелку супа. Да он сам мальчишкой писал картины, которые выставлялись под другими именами, копировал на продажу великие полотна из Лувра, а жалкую выручку тратил на холсты, краски и кисти. Первые шаги в искусстве у всех одинаковы.

Кадис медленно обошел террасу, отмахиваясь от раболепных поздравлений братьев по цеху, пришедших погреться в лучах чужой славы.

Мазарин нигде не было, а между тем им было просто необходимо объясниться. Кадис набрал ее номер один раз, второй, третий... И продолжал названивать – со злобой, с тревогой, с отчаянием. Как смеет она исчезать, когда он так в ней нуждается! Возьми трубку, чтоб тебя черти взяли! Да что она о себе возомнила! Это он должен сердиться, уж если на то пошло! Это же надо было испортить такой важный для обоих день!

В другом углу террасы Паскаль нервно жал на кнопки мобильного телефона.

В ту ночь ни отец, ни сын не спали. До самого рассвета Паскаль в переулке Дофин и Кадис на улице Помп продолжали набирать один и тот же телефон.

Утром клошар нашел на мосту чей-то рюкзак, а в нем мобильный телефон.

Обнаружив сумку, бродяга первым делом перетряхнул ее содержимое, надеясь разжиться деньгами; добычи едва хватило бы на бутылку вина, причем самого паршивого.

Брошенный на тротуаре телефон зазвонил в шестой раз.

Может, ответить? Попросить за трубку вознаграждение? В конце концов, он ведь ее не украл. Только подобрал, чтобы она не досталась какому-нибудь проходимцу.

Телефон опять зазвонил. А что, если его продать? Нет, не пойдет; кто же купит такое старье. Мобильник дешевый, к тому же поцарапанный.

В бумажнике обнаружились документы: рюкзак, стало быть, принадлежал хорошенькой девчушке. На снимке она выглядела весьма соблазнительно, и глазища обещали такое, что дух захватывало. Ну и штучка! За ночь с такой цыпочкой можно отдать что угодно.

Клошар прочел адрес: улица Галанд, дом семьдесят пять. Всего в паре кварталов от моста. Бродяга сунул документ в карман и продолжал обыск. Носовой платок, блокнот с набросками голых людей, солнечные очки и... связка ключей.

64

Аркадиус вернулся в Париж довольный и пуще прежнего заинтригованный. Результаты поездки превзошли самые смелые ожидания. Хотя место, где обреталась Святая, по-прежнему оставалось неизвестным, рассказ старухи из Манресы помог найти ответ на многие вопросы. Узнав историю реликвии, старик понял, почему Арс Амантис так страстно желали вернуть ее. Теперь он и сам мечтал о встрече со Святой.

Тех, кто принял раннюю, насильственную смерть, всегда окружает тайна. Души безвременно почивших словно раздваиваются. Свет отделяется от тени. Искра жизни гаснет, но темная сторона души обретает новую силу. Это нечто эфемерное, хрупкое, не привязанное ни ко времени, ни к пространству, загадочная, невидимая и неосязаемая субстанция, под властью которой оказывается все, к чему она прикасается: так душа цепляется за жизнь, отчаянно пытается спастись от одиночества. Мертвые продолжают существовать в телах других, воруя у смерти отобранные часы и дни.

Что-то подобное произошло с Сиенной. Аркадиус никогда не видел Святой, но не мог оставаться равнодушным к ней. Он, как и многие другие, не устоял перед ее чарами.

А вдруг реликвия и вправду обладает чудодейственной силой? Любой абсурд становится реальностью, как только в него начинают верить. А в Сиенну верили очень многие.

Антиквару не давала покоя одна вещь: медальон.

Откуда у обычной девушки медальон, который предположительно принадлежал Святой?

Мысли Аркадиуса переключились на Мазарин. После его возвращения из Барселоны они еще не виделись, и старик собирался пригласить девушку поужинать, чтобы поделиться с ней результатами своих изысканий. Он провел целый день в лавке, читая, сравнивая, проверяя гипотезы и пытаясь проследить посмертный путь Святой. Когда стало вечереть, антиквар накрыл ставни, повесил на дверь замок и отправился к зеленому дому.

Как всегда в это время года, квартал заполонили вооруженные картами небогатые туристы в носках и шортах, ни один из которых не потратил бы и цента на жалкое старье; этот народ не знал истинной цены живой истории. Для антиквара лето было худшим временем года. Шагая по улице, Аркадиус прикидывал в уме: если дела и дальше так пойдут, с лавкой будет покончено, и ему придется отправиться в дом призрения, как раньше называли учреждения для стариков. А без любимой работы старость мигом его одолеет. Потому пожилой антиквар так радовался, что ему повстречалась Мазарин: она вернула ему смысл жизни. Мазарин... А теперь еще и Святая.

Подойдя к дому на улице Галанд, Аркадиус изумленно вскинул брови. Зеленый фасад тонул в зарослях цветущей лаванды, совсем как осенью, когда Мазарин заболела и попала в госпиталь. Судя по всему, дивный цветник не опадал круглый год, вопреки законам природы. Синяя река разлилась по асфальту, затопила порог церкви Сен-Жюльен-ле-Повр, добралась до ограды сада Рене Вивиани.

Пробираться к дверям пришлось сквозь цветущие джунгли. Дом выглядел пустым и заброшенным. На звонки никто не отзывался. Возникшая невесть откуда Мадемуазель уселась на пороге, обернув хвост вокруг лапок. Аркадиус набрал номер Мазарин, дождался, пока включится автоответчик, и повесил трубку.

– Ты только погляди, Мадемуазель, какая плохая у тебя хозяйка. Опять пропала и нас не предупредила, – проговорил старик, подхватив кошку на руки. – Ты, надо полагать, несколько дней без обеда. Пойдем-ка со мной.

И Аркадиус унес зверя к себе в лавку, оставив Мазарин сообщение, в котором просил ее связаться с ним как можно скорее.

Паскаль был в растерянности – что делать: обратиться в полицию или еще подождать? Его невеста не давала о себе знать вот уже три дня!

Полиции он мог сообщить только имя девушки, еe возраст и профессию, ну, еще дату их последней встречи. Паскаль понятия не имел, какая у Мазарин фамилия, где она живет, кто ее родные; ничего такого, что и вправду могло помочь следствию. Скажи он властям, что они с пропавшей помолвлены, его тут же подняли бы на смех – как можно не знать таких вещей о собственной невесте! – сочли сумасшедшим, а то и вовсе в чем-нибудь заподозрили бы.

А что, если молчание Мазарин означает очередной уход в себя и он только повредит ей непрошеным вторжением? Или с ней действительно приключилась беда? Окончательно растерявшийся Паскаль ругал себя последними словами. Как можно собираться жениться на девушке и не знать о ней ровным счетом ничего? Как он, разумный взрослый человек, привыкший решать чужие проблемы, мог совершить подобную глупость? Слишком боялся потерять любимую?

Выбора не было: приходилось сдаться на милость обстоятельств. И ждать... Просто ждать. Мазарин снова исчезла.

65

Мутноглазый сам едва не захлебнулся, когда с головой нырял в мутную воду за бездыханной Мазарин. Он должен был найти ее первым.

Подхватив безжизненное тело девушки, Джереми бесшумно поплыл вдоль берега. Он искал безопасную темную зону, недоступную огням прожекторов и любопытным взглядам с моста. Мутноглазому, привыкшему гордиться своей физической силой, не составляло большого труда двигаться вперед, держа на плечах драгоценную ношу. Наконец ему удалось отыскать на берегу укромное местечко. Выбравшись из воды, Джереми бережно опустил девушку на землю.

Распростертая на асфальте мокрая и бледная Мазарин была так прекрасна, что у Мутноглазого сжалось сердце. Опустившись на колени, он приник ухом к ее груди. Сердце девушки не билось, а ему во что бы то ни стало надо вернуть ее к жизни. Как это делают в кино?.. Зажав Мазарин нос, Джереми прижался губами к ее губам и принялся вдыхать в ее легкие воздух. Один раз, другой, третий... Девушка не дышала. Кожа Мазарин была ледяной, но она все равно казалась спящей. Мутноглазый снова впился в ее губы, стараясь наполнить сжавшиеся бронхи жизнью... Пока не рухнул от усталости.

Он не мог спасти Мазарин.

Вспомнив о ночи, когда он тайком пробрался в ее спальню, и о дивном тепле, исходившем от спящей, Мутноглазый разрыдался. Он плачет? Из его мертвых глаз и вправду льются слезы? Джереми послышался слабый стон.

Она была жива!

Подхватив девушку, Мутноглазый начал яростно растирать ей руки и ноги. Мазарин по-прежнему была без сознания, но дышала почти ровно. Джереми завернул се в свою мокрую рубашку и поднял с земли. Прижимая девушку к груди и тщетно стараясь избегать удивленных взглядов прохожих, он почти бегом миновал Севастопольский бульвар и свернул на узкую боковую улочку, на которой обнаружил открытый в такой час пакистанский магазинчик. Хозяин лавки, явно заподозривший, что жуткий тип с мутными глазами сотворил с бедной девочкой нечто ужасное, но не желавший иметь дел с полицией, поспешно продал Мутноглазому две индийские пижамы. Казалось, он был готов отдать их бесплатно, лишь бы странные посетители поскорее убрались восвояси.

Покружив по городу, Джереми наконец принес спасенную к себе домой.

Мазарин спала в постели Мутноглазого, под двумя теплыми одеялами, и ей снилась выставка на Триумфальной арке. Бешеные порывы ветра грозились разнести картины по всему городу. Она прижимала к груди портрет Святой, но нахлынувшая невесть откуда красная волна, пахнущая железом и смертью, сбила девушку с ног, кровавые брызги, попавшие в глаза, мешал смотреть. Тяжелая доска выскользнула у нее из рук. Святая сошла с картины и расхаживала по террасе в окружении ног, покинувших картины. Конечности, оторвавшиеся от тел, наводняли Париж, и люди с криками ужаса разбегались от них по окрестным улочкам. Мазарин кричала, но ее никто не слышал. У нее вдруг пропал голос. Она стояла посреди улицы нагая, и кровь, фонтаном бившая из раны у нее на груди, залива ноги. Кадис с хищной ухмылкой глядел на бывшую ученицу сквозь клубы дыма, демонстрируя страшные клыки. Это он нанес ей рану. Это он разорвал ее сердце зубами. Какая боль. Какая страшная боль.

Мутноглазый заметил слезу, сбегавшую по щеке его подопечной.

Мазарин оглядела себя. Чья-то заботливая рука зашила дыру у нее на груди и скрыла рубец под букетиком лаванды. Боль все не стихала.

Мутноглазый бережно вытер слезы девушки ладонью. Может, попробовать ее разбудить?

– Мазарин, – позвал он, слегка приподняв ее за плечи.

Кадис рисовал на ее теле, и она снова была счастлива. Они валялись в снегу, и Триумфальная арка принадлежала только им двоим. Мазарин не чувствовала холода. Она пылала от страсти.

Мутноглазый пятый день ухаживал за своей пациенткой.

Мазарин, не открывая глаз, выпивала микстуру и бульон из его заботливых рук. Он смазывал ее ступни миндальным маслом, охлаждал ей веки мокрыми ватными тампонами, протирал ароматной мыльной губкой, расчесывал волосы, кутал в мягкий хлопок и рассказывал сказки о принцессах и чудовищах.

Кадис заботился о ней и защищал ее, ласкал и кормил с ложки. С ним она ничего не боялась. Сиенна наконец пробудилась от своего затянувшегося сна и радовалась ее счастью. Все было просто замечательно.

Открыв глаза и увидев, кто над ней склонился, Мазарин похолодела от ужаса.

– Не трогай меня!

– Добро пожаловать обратно, мадемуазель.

– Что ты здесь делаешь? Отойди от меня... Убирайся!

– Не бойтесь, я не причиню вам зла. А убраться отсюда я не могу, потому что это мой дом.

Мазарин приподнялась и огляделась. Точно. Сумрачная, аскетическая комната с низким потолком и крошечным окошком не имела ничего общего с ее спальней. Девушка попыталась встать с постели, и у нее тут же закружилась голова. Мутноглазый хотел поддержать ее, но Мазарин испуганно прижалась к стене.

– Не вставайте, – наставительно проговорил хозяин дома. – Вы очень долго спали, вам может стать плохо от резких движений.

– Не приближайтесь ко мне!

– Не надо бояться. Если бы я желал вам зла, проще всего было бы оставить вас на дне реки.

– А кто вас просил меня спасать? Проклятье! Вы можете объяснить, что я делаю в этом жутком месте?

– А вы предпочли бы умереть?

Мазарин не ответила; она потихоньку поднималась во весь рост, опираясь о стену.

– Почему вы хотели себя убить?

– Это вас не касается; и вообще никого не касается.

– Ошибаетесь. Вы стоите очень дорого.

– Дорого? Не смешите меня.

Мазарин коснулась шеи. Медальон исчез.

– Где он?

– Где что? – Мутноглазый притворился, что не понимает, о чем речь.

– Мой медальон. Он был на мне.

Джереми не ответил.

– Господи! – Мазарин расплакалась.

Джереми вышел из комнаты и тут же вернулся, сжимая в руке ее сокровище.

– Если вы скажете, почему он для вас так важен, я его вам верну.

Мазарин хотелось поскорее сбежать из этого мрачного места.

– Дайте сюда.

– Если бы вы знали, чего мне стоило его разыскать, – как ни в чем не бывало продолжал Мутноглазый. – Это было даже труднее, чем спасти вас.

– Я вам очень благодарна, – примирительно проговорила девушка, протягивая руку. – А теперь верните мне медальон.

– Откуда он у вас?

У Мазарин закружилась голова.

– Мне плохо.

– А я вас предупреждал; вам нельзя вставать. Я принесу воды.

– Пожалуйста, отдайте медальон. Я хочу домой, меня родители ждут.

– У вас нет родителей.

Мазарин поняла, что ее разоблачили.

– Что вам еще обо мне известно?

– Все.

– Не понимаю.

– Все вы понимаете. Я знаю о ваших отношениях с этим художником... И с его сыном тоже. Бедный парень, за что вы с ним так?

– Как?

– Зачем вы его обманываете?

– Не лезьте в мои дела.

– Мазарин, вы же хорошая девочка.

– Ничего подобного.

– Именно так; совсем плохих людей вообще не бывает. Даже если мы привыкли считать себя полными ничтожествами, каждый из нас все равно чего– то стоит, и каждый однажды дождется своего часа. Бросьте старика, вам это не к лицу.

– Не хватало еще, чтоб вы читали мне мораль. Что вам нужно?

Джереми смерил девушку ледяным взглядом.

– Святая.

Мазарин побледнела от страха, но старалась не подавать виду.

– Если вы объясните, зачем она вам понадобилась, у нас, вероятно, получится разговор.

Она твердо решила сбежать при первой же возможности, но выбраться из комнаты было непросто.

– Мы обязательно поговорим, – сказал Джереми. – А сейчас отдыхайте, вы еще слишком слабы.

– Выходит, я... ваша пленница?

Мутноглазый не ответил.

66

Кадис скрылся от мира в непроницаемой тишине Ла-Рюш. Критики на все лады превозносили его новые полотна, их уже объявили исчерпывающим воплощением дуализма и примером неслыханно дерзкого самовыражения, но художнику было все равно; его душу теснили совсем другие заботы. Он вновь и вновь воскрешал в памяти встречи с Мазарин: ее хрупкие ступни в его руках, ее лицо, озаренное светом любви, ее взгляд, сосредоточенный или пылающий гневом, солнечный луч, скользящий по ее девственной коже, ее смех, ее печаль, ее ярость... Ее бесстыдную молодость.

Никогда прежде он не знал такой боли. Добившись всего, он ничего не стяжал. Это была не та странная апатия, которая охватывала Кадиса всякий раз после окончания долгой и трудной работы. На этот раз вдохновение и желание творить покинули его навсегда. Он изображал перед восторженной глупышкой всемогущего творца, а на самом деле был всего лишь жалким стариком. Кадис был бы рад открыть кому-нибудь душу, но слишком боялся прослыть безвольным романтиком, умирающим от любви. Живописец и на смертном одре не признался бы в своих слабостях. Не для того он столько трудился и страдал, чтоб принести все в жертву столь низменному чувству, как самая обыкновенная любовь.

Теперь наступили поистине черные дни; теперь Кадису приходилось хоронить в собственной душе эмоции, которые пробудила в нем эта девушка, способная мановением руки уничтожить мужчину и возвратить его к жизни. Мазарин, такая хрупкая на вид, разрушила его жизнь, отравив напоследок смертельным ядом.

Кадис каждый день звонил сыну под предлогом беспокойства за него, а на самом деле в надежде разузнать хоть что-нибудь о своей ученице.

Из всей семьи одна Сара не утратила присутствия духа и способности хладнокровно рассуждать.

Она ни за что не пожелала бы сыну такой невесты. С милыми чудачествами вроде упорного нежелания носить туфли еще можно смириться, но то, что жених практически ничего не знает о своей нареченной, – совершенно ненормально. Все это она не уставала повторять Паскалю, но тот оставался безутешным.

– Я не знаю, где ее дом, Кадис, – признался Паскаль в одном из телефонных разговоров. – Если бы знал, можешь не сомневаться, прямо сейчас стучался бы в ее дверь; я готов весь город перевернуть вверх ногами, лишь бы ее найти. Если бы ты знал, сколько раз я обошел вдоль и поперек Латинский квартал. Мазарин живет где-то там.

– Откуда ты знаешь?

– Мы всегда встречались на Сен-Жермен, она говорила, что это недалеко от ее дома.

– Забудь ты эту девчонку, мне она сразу не понравилась... Ты можешь... – Кадис взвешивал каждое слово, – можешь завоевать любую женщину; с чего тебе понадобилась эта Мазарин. Она слишком странная. Кстати, твоя мать думает так же.

– Боюсь, ты выбрал неправильный способ, чтобы меня утешить. Я люблю Мазарин со всеми ее тайнами.

– Даже если одной из них может оказаться другой мужчина?

Пущенная Кадисом стрела угодила в цель.

– Даже думать так не смей. И пожалуйста, не надо мне звонить только для того, чтобы поделиться такими предположениями. Иногда мне кажется, что тебе нравится причинять мне боль. Это так?.. Или я ошибаюсь?

– Ты чересчур легковерен. Тебе не хватает жизненного опыта.

– С каких это пор жизненный опыт делает нас счастливыми? Сам-то ты счастлив, отец? У меня такое ощущение, что ты врешь всем нам и самому себе. Что твоя жизнь состоит из мелких эгоизмиков, снобизмиков и подлостей, развешанных по музеям всего мира.

– За что ты меня ненавидишь, Паскаль?

– Ошибаешься. Мне тебя жаль; ты даже представить не можешь как. По-моему, ты сам – блестящий пример твоего дуализма. У тебя вообще есть собственное "я"? Или ты прожил жизнь в двух версиях? И все выплескивал на холст... От тебя хоть что-нибудь осталось?

– Ты хочешь сказать, что я живу, только пока пишу, а потом превращаюсь в живого мертвеца?

– Не я. Ты сам все время это повторяешь.

– Что я тебе сделал, Паскаль?

– Ты трус. Все эти годы тебе недоставало смелости посмотреть мне в глаза и честно признаться, что ты меня не хотел.

– Что тебе наговорила Сара?

Паскаль повесил трубку.