Текст книги "По воле ведьмы (ЛП)"

Автор книги: Анетт Блэр

Глава 50

Когда Сторм вернулась в автодом, Пеппер уже выпустила Колдуна из переноски, и теперь он сидел на коленях у Бекки, вылизывал ей ладошку, а она смеялась без передышки.

Эйден вошел следом и направился в ванную вымыть руки. На кухне Сторм открыла ящик, в котором нашла кулон в виде морского конька, сняла украшение и вернула туда, где взяла. В конце концов, кулон принадлежал Клодетт в те времена, когда они с Эйденом были вместе. И если он целых полтора года его хранил, значит, кулон что-то для него значил.

Услышав, что он возвращается, Сторм закрыла ящик и пошла к пассажирскому сиденью.

– В пути оставим котострофу на свободе? – спросил Эйден.

– Я подержу его на руках, – ответила Пеппер.

Сторм повернулась на сиденье:

– Он может тебя поцарапать. Когда мы поедем, он станет немножко… шлепнутым.

– А мы с Бекки хотим на это посмотреть.

Бекки кивнула:

– Шлеп!

Эйден склонил голову набок и посмотрел на Сторм, словно что-то упустил и ждал, когда она объяснит. А она изо всех сил старалась не смотреть на то место, где теперь лежал морской конек.

– Пеппер может подержать Колдуна, когда мы двинемся, – сказал он, обходя Сторм сзади, чтобы выйти на площадь, занимаемую кухней.

Сторм демонстративно отвернулась и уставилась вперед на выезд с поля.

– Если окажется, что психокот должен вернуться в переноску, – продолжал Эйден, – мы остановимся и посадим его туда. Как вам такой компромисс?

– Супер, – отозвалась Сторм и спросила, все еще глядя прямо перед собой: – Все готовы ехать?

Послышался шорох, затем шаги Эйдена, стихшие у нее за спиной, а в следующее мгновение морской конек скользнул в ложбинку между грудей.

Складывалось впечатление, что Эйден собирается вечно издеваться над застежкой, будто нарочно поглаживая место, которое умирало без его прикосновений.

Сторм вспомнила, как он гладил ее там в других обстоятельствах, и задумалась, помнит ли он.

– Все, хватит! – не выдержала она, оттолкнула его руки и сама застегнула застежку. – Согласно кельтским мифам, морской конек – проводник в загробную жизнь. Или в Вечное Лето, как мы называем это место.

Эйден глянул на нее, будто впервые увидел.

– То есть… Клодетт выбрала тебя, чтобы ты помогла ей… перейти?

– Самой интересно. Кажется, я последний человек, с которым она говорила. В мыслях я слышала «Спасибо тебе» и «Я готова». Я тогда пожелала ей счастья и приятного путешествия. Но я думала, что путешествие будет в вашу совместную жизнь.

Эйден упал в водительское кресло.

– Что с тобой? – спросила Сторм.

– Мое мировоззрение бьется в предсмертной агонии, – ответил он, – а так ничего.

– Если хочешь, я могу сесть за руль.

На его губах заиграла слабая улыбка.

– Я немного не в настроение для морской болезни.

– На этот раз я буду ехать четко по шоссе.

– Это ты так говоришь. Мы же никогда не знаем заранее, что взбредет тебе в голову, а теперь вдруг знаем?

– Нет, – честно ответила Сторм, только сейчас осознав, что это правда. – И никогда не узнаем. – Вот такая перспектива была ей очень по душе, как что-то родное.

Эйден пристегнул ремень безопасности и обернулся:

– Бекки, Пеппер, готовы?

– Готовы! – с энтузиазмом ответила Пеппер, а Бекки кивнула.

Колдун сидел на коленях у Пеппер, пока Эйден выводил автодом на дорогу.

– Не так весело, как в первый раз, – сказал он. – Чего-то не хватает.

Сторм бросила на него подозрительный взгляд.

– И чего же?

– Слоновьих какашек. – Он подмигнул ей. – Нам бы горку хотя бы с фут, тогда был бы зрелищный отъезд.

Сторм не смогла сдержать улыбки, и тут Бекки завизжала, а Пеппер захихикала. Эйден глянул в зеркало заднего вида, а Сторм повернулась на сиденье. Колдун висел на вентиляторе под потолком.

– Это его любимая карусель, – объявил Эйден.

– Так он и делал той ночью? – спросила Сторм, указывая пальцем на котенка.

– Да, только на этот раз под ним нет живого батута с частями, которые можно хорошенько отбить.

Эйден выехал к магистрали между штатами.

– На север, в Салем, да?

– Теперь ты спрашиваешь?

– Это твоя заслуга. Это… путешествие находок и открытий.

– Кто что нашел и открыл?

Эйден снова посмотрел в зеркало. Сторм обернулась. Пеппер читала Бекки сказку перед сном.

– Тритон нашел Электру, – сказал он и тут же поспешил добавить: – Прежде чем ты меня прибьешь, помни: псевдонимы необходимы, пока в поле зрения находятся малыши и клептоманы.

Сторм согласно кивнула:

– Продолжай.

Эйден тоже кивнул:

– Тритон и Электра обнаружили, что оба они необычные и у обоих не было дома. В этом они очень похожи. Тритон плакал от одиночества, и только Электра его услышала.

Не желая полностью соглашаться со сказанным, Сторм пожала плечами:

– Я добавлю вот что: когда Электра увидела, что у Тритона не меньше тараканов в голове, чем у нее самой, ей бы и в голову не пришло прятаться. А так – да, они похожи.

– И все же, – продолжал Эйден, – есть некоторые различия.

– Объясни.

Он перестроился в другую полосу движения.

– Тритон рос один и был очень одинок. Электра с сестрами вырастили друг друга, одни. Но они не были одинокими. Электра противостояла всему, чего ей не хватало. А Тритон просто принял свое одиночество.

– Не просто принял, утопился в нем.

Эйден чуть наклонил голову, уступая.

– В свое время Тритон пользовался популярностью, был хорошим спортсменом, старостой класса, его замечали в толпе. А Электра была самопровозглашенным изгоем, бунтаркой со сложным характером. Она одевалась по-другому и старалась не быть похожей на других, чтобы так дать понять остальным, что ей плевать на чужое мнение.

– Зуб даю, у Тритона было полно подружек, – ехидно заявила Сторм.

Эйден пожал плечами:

– А Электра выбирала парней… как бы это сказать… придурков. Нарочно.

Она вздохнула:

– Вроде того.

– Встретившись, – продолжал Эйден, – Тритон с Электрой мгновенно почувствовали притяжение. На всех уровнях. Правильно я говорю? – Он еще раз проверил зеркало. – Они разделили любовь к искусству и предметам старины, а еще – бунтарский дух. Правда, бунтарство в ней было спокойнее и тише, тогда как в нем проявлялось безо всякого стеснения. Тритон даже сделал это своим жизненным кредо.

Сторм глянула на него сквозь солнечные очки.

– Придется Тритону подвинуться. Электра впала в спячку.

– Электра плохо реагирует на чувства, потому что не знает как. И то, что она впала в спячку, как только на носу замаячил эмоциональный переворот, меня не удивляет. Выходит, Электра прячется, как когда-то привык Тритон-черепаха…

– Привык к чему?

– Увидишь. Но не меняем тему. Вернемся к Электре. Сейчас Тритон говорит Электре, что хочет показать ей кое-что о ней самой и сорвать один за другим все защитные слои, которыми она себя обернула, чтобы обнажить ее любящую душу. И это пугает ее до смерти.

– Это называется осторожность. Тритон пошел по своему пути. И теперь он скорбит.

– Так и есть, но далеко не все причины Электра может себе представить. Он был пойман… бурей, которая чудесным образом освободила его от черепашьего стиля жизни, а потом появился призрак с тонной обязанностей и поймал его… скажем так, в циклон. Не нарочно, а только потому, что призраком двигала отчаянная нужда. И оказалось, что призрак подарил Тритону редчайшую, невыразимую радость.

– Бекки, – заключила Сторм.

– Бекки, – подтвердил Эйден. – Буря с циклоном дали Тритону то, что он уже никогда не надеялся обрести: его приняли таким, какой он есть, со всеми недостатками; оказали незаслуженное доверие; подарили безоглядную любовь ребенка. Все это выковало новый вид независимости. Тритон почти счастлив и более чем готов начать новую жизнь, но кое-чего не хватает. Кое-чего, жизненного важного.

– Я так не думаю, – не согласилась Сторм. – У Тритона все под контролем. – Она повернулась к Пеппер. – Смотри, Пеппер, подъезжаем к Салему. Когда приедем, Эйден, постарайся подъехать поближе к дому, чтобы Пеппер увидела, где теперь будет жить.

Оставшиеся минуты они ехали в тишине. Эйден остановился перед домом на Пикеринг Уорф. Теперь Пеппер могла отстегнуть ремень безопасности и рассмотреть получше.

– Какой красивый дом! – воскликнула она. – Поверить не могу, что буду здесь жить.

– И время от времени работать, – добавила Сторм. – Магазин перед домом – наш.

– И что там продают?

– Винтажную одежду и сувениры.

– Ретро! – изумилась Пеппер.

– Именно.

– А можно посмотреть прямо сейчас?

– Другие ваши сестры ждут нас на острове, – сказал Эйден. – Так что пристегивайся и поехали.

Разговор с Эйденом вынес Сторм мозг. Может, он был прав. Может, она действительно не знает, как реагировать на чувства.

Черт возьми, пора наконец это выяснить.

Глава 51

В салемском порту Пеппер все качала и качала головой, не в силах поверить собственным глазам.

– Значит, я еще и впервые на лодке сегодня прокачусь?

– Классный день рождения, согласись, – откликнулась Сторм, помогая ей забраться в морское такси.

– Шутишь, что ли? Да все прошлые десять штук вместе взятые нервно курят в коридоре. – Увидев замок, Пеппер округлила глаза. – Мы что, туда едем?

– Там живет Хармони.

На причале на острове их ждала Вики:

– Видела, как вы плывете.

Эйден вышел вперед:

– Вики, это моя дочь, Бекки, а это ее бабушка Джинни.

– Сторм! – воскликнула Вики, обнимая сестру. – Ты все-таки слышала детский плач!

– И не одного ребенка, – добавил Эйден. – Но эту историю мы приберегли на потом.

Сторм не успела представить Пеппер, потому что к ним бегом принеслась Дестини.

– Надо же, Серебряный Лис и нимфоманка собственной персоной.

– Какая еще нимфоманка? – спросила Пеппер.

– Это шутка, – отмахнулась Сторм.

Взяв Пеппер за подбородок, Дестини изучила ее лицо, как художник изучает свой шедевр.

– И кто же это прекрасное дитя? А ведь ты не говорил, Эйден, что привезешь с собой Сторм и загадочную гостью. Неужто вы узнали, что у тебя двое?

– Для меня была бы большая честь, если бы Пеппер была моей дочерью, – сказал Эйден, и Сторм подумала, что если до сих пор он не успел завоевать сердце рыжей, то сейчас это однозначно произошло.

– Вики и Дестини, – сказала она вслух, сжав плечи Пеппер, – это Пеппер, наша сводная сестра. Сначала я нашла ее мать, а затем и ее.

Дестини подняла голову.

– Ты же не хочешь сказать, что нашла нашу мать?

– Вообще-то, Дестини, мы с Пеппер решили, что отныне будем звать ее твоей матерью.

– И что бы это значило? Чую, ничего хорошего.

– Нам сильно не подфартило, когда раздавали матерей, сестренка, но я нашла Пеппер, а она лучше, чем мы могли мечтать. Ей сегодня одиннадцать.

– С Днем рождения, Пеппер, – поздравила рыжую Дестини, прижав к себе. – Как думаешь, Сторм, может, будем звать эту мадам матерью Хармони?

Потом ее познакомили с Бекки и Джинни, и Дестини тоже не удержалась от возгласа:

– Сторм! Ты все-таки слышала детский плач!

– И что тебя так поражает? У меня, дражайшая сестричка, дар находить потерянных детей. Я даже считаю, что это моя мистическая миссия. Дождаться не могу, когда расскажу все Хармони.

Дестини ткнула локтем Эйдена:

– Ну и как оно – быть отцом?

– Чудесно, – отозвался он.

– Так что вы делаете вместе? – спросила Дестини у Сторм. – Эйден вроде как дал понять, что ваши дорожки разошлись…

– Он подобрал нас по пути, как будто сам экстрасенс или типа того. – Сторм бесило, что Эйден рассказал ее сестре то, о чем она сама должна была рассказать.

Эйден пожал плечами:

– Я отправился на ярмарку, которая кое-что значит для нас обоих. Ты сделала то же самое. Можно считать, это судьба. А кто ты такая, чтобы спорить с судьбой? – Он многозначительно поглядел на Сторм и Пеппер. – И раз уж речь о судьбе, я первый кое-что проясню. Дестини, Сторм не была последней каплей. Та самая чаша не хотела никого из вас, ни двоих, ни троих. Вот и все. И вы задолжали парочку извинений неожиданной третьей сестре. Буду благодарен, если ты передашь это Хармони.

Сторм почувствовала себя ошеломленной и униженной.

– Мы были детьми, – спокойно сказала Дестини. – Дразнили ее, конечно, но не имели в виду ничего серьезного.

– Она тоже была ребенком, – напирал Эйден, – а шрамы из детства редко заживают.

– Тьфу ты, елки-палки. Когда это ты стал ее рыцарем в сияющих доспехах?

– Некоторые раны надо открыть, чтобы вылечить. Эта – одна из таких.

Раздраженно фыркнув, Дестини повернулась к Сторм:

– Позже ты объяснишь подробно все, что тут нагородил этот мистер Разношенные Штаны.

– Еще как объяснит, – хихикнула Вики, – иначе я не выпущу ее с острова.

– Ого, да вы реально одинаковые! – вклинилась Пеппер, переводя взгляд с Дестини на Сторм и обратно. – Только у Сторм волосы синие.

Дестини заметно удивилась:

– Неужели ты забыла сообщить о нашей маленькой особенности, Сторм?

Сторм глянула на Пеппер.

– Ты же знаешь, что мы тройняшки. Наверное, просто не думала, что мы и правда похожи. На следующей неделе из медового месяца вернется Хармони. Увидишь своими глазами. – Потом она взяла Вики под руку. – Это беременная дамочка – Вики, наша сводная сестра по отцу. – Открылась дверь в замок, и появился Рори. Сторм повернулась к нему: – Так и будешь там торчать весь вечер?

Вики взяла его под руку свободной рукой:

– Пеппер, этот здоровенный шотландец – Рори, мой муж и твой зять. Рори, это Пеппер, сводная сестра тройняшек по матери.

Рори взял Пеппер за руку, поклонился и поцеловал ей пальцы.

– Ну и ну! Да ты хорошенькая девуля.

Пеппер хихикнула, сраженная его обаянием с первого удара. В главный зал она попала, окруженная кучей людей.

– Пеппер, это Реджи, падчерица Хармони. А маленький паренек, флиртующий с Бекки, – Джейк, сын Реджи.

– У вас большущая семья, – тихо сказала Пеппер.

– Нет, Пеппер, у нас большущая семья.

Пеппер прикрыла щеки руками, но Сторм успела заметить, как она зарделась.

– Мне нравятся большие семьи.

– Мама, – позвала Бекки и потянулась к Сторм.

Взяв ее на руки, Сторм заметила, как переглянулись Вики с Дестини, и сказала, чтобы разрядить обстановку:

– Умираю от голода.

На десерт в сопровождении Вики появился торт, который успела испечь повариха за время ужина. Все спели для Пеппер традиционную «С Днем рождения тебя». Как и зачем задувать свечи, пришлось ей объяснять.

Аплодисменты ее удивили, как и завернутые подарки от каждого из присутствующих.

– Как вам все это удалось? Вы ведь не знали, что я приеду.

– У нас магазин антиквариата и сувениров, – ответила Сторм. – Вещи не новые, но от всего сердца.

Пеппер надела цветные браслеты, подаренные Дестини, обула туфли от Сторм на каблучках в виде утонченных котят и принялась дефилировать в своих первых настоящих не слишком детских туфельках. Пришлось заманивать ее к столу, чтобы открыть подарок Реджи. Это оказались брюки-клеш. Потом Вики с Рори подарили ей замысловатую булавку для килта и пригласили вместе с сестрами приехать осенью в Шотландию на крестины ребенка.

Пеппер расплакалась, и только у Сторм получилось ее успокоить.

– Вы такие классные! Поверить не могу, что вы – моя семья. Марвеланна никогда не праздновала ни дни рождения, ни Рождество. Меня просто бесит, что я по ней скучаю, но еще больше бесит, что она – это… она.

– Если тебе от этого полегчает, – тихонько заговорила Сторм, – то нас она уже двадцать семь лет бесит.

– Можно я останусь с вами на двадцать семь лет?

– Ты только что сказала, что скучаешь по своей матери.

– Нет, я сказала, что скучаю по матери Хармони. Но рядом со всеми вами я чувствую… что я дома.

– Ну-ка, девуля, – вмешался Рори и взял ее за руку, – давай-ка прошвырнемся по замку. Может, нам удастся опять заставить тебя похихикать.

Что Пеппер и сделала, не успел он еще закончить фразы.

Сторм собиралась пойти с ними, но Эйден перехватил ее за руку:

– Давай прогуляемся по острову.

Она не хотела оставаться с ним наедине. Все ее чувства занимала Бекки. Ну и взявшийся откуда-то материнский инстинкт. А это смущало, даже слишком.

– Не сейчас, – ответила она, переживая еще и о том, что подумает Джинни.

– Да пойди ты прогуляйся! – взорвалась Вики. – Заодно поговорите. Вечер чудесный, и все еще светло. Нигде не прячется никакое зло.

– Она опять рифмует, – наигранно пожаловалась Сторм.

– Ага, и больше, чем обычно, – подтвердил Рори. – Она может зарифмовать меня до того, что я посреди ночи гребу на лодке на материк за тонной дурацкого мороженого.

Схватив его за воротник рубахи обеими руками, Вики притянула его к себе нос к носу.

– Я так могу тебя зарифмовать, что тошнить по утрам будет тебя вместо меня.

Рори застонал и признался:

– Айе, и это чертова ужасная правда.

– Ну хватит, – не выдержала Сторм. – Уговорили. Пойду прогуляюсь, только чтобы не слушать, как вы любовно воркуете.

– Вики, Рори, я ваш должник, – заявил Эйден.

– Минуточку, – остановила их Вики, – это ужин для Моргана. Он был слишком занят, так что не смог прерваться и поесть с нами.

Сторм пошла к выходу, а Эйден задержался, чтобы взять тарелку, но успел ее догнать.

– Тебе нужно время, чтобы погоревать, – сказала она ему. – Давай я отнесу еду Моргану, а ты вернешься в замок. Отложим это на другой раз. Прогуляемся… осенью или зимой, например.

– Мне однозначно нравится идея прогулок и осенью, и зимой, – начал Эйден, – но я не собираюсь просто взять и профукать этот чудесный июльский вечер. Так что смирись. К тому же Морган хочет показать тебе, над чем работает.

– А почему мне?

Он взял ее за руку и, поскольку Сторм уж слишком рьяно пыталась освободиться, сжал крепче.

– Что подумает Джинни? – прошептала она, представляя, что миссис Лэнгли их увидит.

– Джинни в твоем секторе болельщиков, – ответил Эйден.

– Понятия не имею, о чем ты.

– Я это вижу, как и то, что знать ответ ты не хочешь.

– Не надо со мной строить из себя умника, Макклауд.

– А я хочу, чтобы ты со мной была наглой и острой на язык, Сторм Картрайт. Мне нравится твоя дерзость.

Сторм фыркнула и вырвала руку из его хватки, а потом сложила руки на груди.

– Бесполезно пытаться себя защитить, – серьезно сказал он. – Не выйдет. Ни от твоих чувств, ни от моих намерений. Этот конь уже вышел из стойла и теперь несется во весь опор.

Посмотрев на свои скрещенные руки, Сторм опустила их. И вдруг поняла: она же не рассказала сестрам, что случилось у них с Эйденом. Впрочем, она еще не готова была об этом говорить. Кое-что они уже знали от Эйдена и, может быть, не станут думать, что они разошлись. Кроме того, их могла занять Джинни.

Сторм удивилась, увидев строителей, работающих над пристройкой к мельнице. Снаружи возле козел для пилки дров стоял Морган и просматривал чертежи.

Это здание было любимым у Сторм на острове Пэкстона. Сюда они приходили с Эйденом поиграть в щекочущие нервы игры. Это была пятиэтажная ветряная мельница-башня, из камня, как и сам замок, и стояла она на самом высоком месте острова. Сторм любила ее широкие крылья, вращающиеся на ветру, и фиолетово-синие ставни и двери.

Вокруг мельницы росло настоящее буйство полевых цветов. Исключением были утоптанные тропинки до замка и маяка. Чуть дальше виднелось целое поле маков персикового цвета, танцующих на легком ветерке, который гулял по острову.

– Над чем работает Морган? – спросила Сторм. – Кинг хочет сделать здесь домик для гостей?

– Нет, – Морган вышел вперед, чтобы поздороваться. – Кинг продал мельницу. Здесь будет частная резиденция.

Она ушам своим не верила.

– Кинг продал собственность на острове какому-то стремному чужаку?!

– Новый владелец не так чтобы очень уж стремный, – ухмыльнулся Морган.

Сторм повернулась к Эйдену. Он не сводил с нее глаз.

– Что тут творится? – спросила она.

Глава 52

Сторм не могла понять, почему так бешено бьется сердце.

Эйден потащил ее к мельнице, и потоки ветра, усиленные крыльями, играли с темным локоном, который постоянно падал ему на лоб. Луч солнца высветил его фигуру. Он был красив, как бог, который чудом оказался на земле. Надо же, какая новость.

Войдя в здание, Сторм лицом к лицу столкнулась с еще свежими воспоминаниями о том, как они с ним проводили здесь время за сексуальными поддразниваниями.

Эйден остановился в дверях, перекрыв ей выход.

– Эйден, тебе нужно пережить то, что случилось с Клодетт.

– Нет, Сторм, это тебе надо пережить то, что случилось с Клодетт.

Он взял ее за руки выше запястий, но она вырвалась и проскользнула мимо него обратно на улицу, в движущиеся тени от крыльев мельницы.

Отойдя немного подальше, она села на камень.

– Ты вдовец. Ты должен оплакать потерю.

Эйден сел на камень рядом с ней. Так близко, что почувствовал необходимость обвить рукой ее талию. Так он и сделал. Его рука обернулась вокруг нее, ладонь легла немного ниже. Неприятно не было, просто странно, чуть-чуть неуместно в сложившихся обстоятельствах. И все же Сторм не сдвинулась с места.

– Это был кошмар, Сторм. Я прибежал в хоспис, чтобы успеть извиниться за то, что был таким козлом, пока она еще жива. Сердце выпрыгивало из груди, в мыслях были тысячи слов, которые мне нужно было сказать, даже если она меня не услышит. Но когда вошел в палату, она сидела в кровати, словно ждала меня. А прошло всего несколько минут с тех пор, как она вышла из комы.

Эйден прерывисто вздохнул, и уже разбитое сердце Сторм разбилось еще раз на осколки более мелкие. Он действительно любил свою жену.

– Я знал, что надо делать, Сторм. Я сильно задолжал Клодетт, и мне нужно было сберечь Бекки.

– Мне очень жаль, что ты ее потерял, Эйден. Во время церемонии она выглядела очень счастливой. У нее на лице было написано, как она тебя любит.

– Так ты там была. Господи, прости, прости меня. – Он прижался головой к ее голове, и все, что могла сделать Сторм, – это изнасиловать свою силу воли, чтобы не прижать его крепче и не осыпать поцелуями.

Он отстранился первым, и она обругала себя за то, что так влипла.

– Пока священник решал свои дела с каким-то судьей, который ему по уши обязан, Клодетт сказала, что всегда меня любила, но знала, что я ее не любил, поэтому она и ушла тогда. Не потому, что я не хотел остепениться. Она знала, что я на ней женюсь, чтобы стать отчимом Бекки. Знала, что к Бекки меня привела ты, и я сказал ей, что мы встречаемся.

«Встречаемся». Не совсем обязательства, но Сторм вообще не ожидала, что он расскажет о ней Клодетт.

Эйден взял ее за руки. Сторм хотела оттолкнуть его, но в свете сказанного решила этого не делать.

– Она рассказала мне удивительную историю о том, что происходило, пока она была в коме. Как она приходила ко мне и как воспользовалась твоей помощью, чтобы привести меня к Бекки.

– Похоже, Клодетт была замечательной женщиной.

– И хорошей матерью, – добавил Эйден. – Она не могла уйти, пока я не найду Бекки. Но, когда все устроилось, она была более чем готова к этому. Перед самой смертью она просила меня поблагодарить тебя от ее имени, когда я найду тебя на ярмарке. Вот почему я там остановился. Судьба, но не без помощи Клодетт.

Сторм растаяла в его объятиях. Их потребность в утешении была взаимной. Каждый их них отчаянно в этом нуждался. Его горе стало ее горем. Полностью. Наступил один из тех моментов, когда дар Сторм чувствовать настоящее едва не сломал ее. Жена была очень дорога Эйдену. Ему понадобится немало времени, чтобы залечить это горе.

– Если Клодетт могла астрально проецироваться, – сказала Сторм, вытаскивая их обоих из затягивающего омута эмоций, – у Бекки могут быть собственные экстрасенсорные способности.

– Мне все интересно, не потому ли она решила, что ты ее мать. Может быть, она может чувствовать будущее. Если она экстрасенс, то мне очень нужна твоя помощь в ее воспитании.

– Так все решилось? – спросила Сторм. – Она теперь твоя? Без вопросов?

– Клодетт подписала заявление о том, что я биологический отец Бекки.

Слова Эйдена оказались для Сторм ударом. Шок. Осознание. Клодетт была биологической матерью Бекки. А с биологией не поспоришь. Бекки не была ее. Эту девочку сотворила любовь Эйдена и Клодетт.

Она обманывала себя, думая, что они с Эйденом могут быть вместе. Вожделение не равно любви. Секс ради удовольствия не порождает обязательств. Вдруг Сторм остро ощутила, что она в его объятиях, и смутилась. Отпрянула от него и вздрогнула, когда он ее отпустил.

Эйден снял куртку и накинул ей на плечи.

– Когда Клодетт не стало, я вернулся к Джинни. Ты была мне нужна, Сторм, но я понял, почему ты уехала.

– Я поехала в хоспис, чтобы быть рядом с тобой. Но то, что я там увидела, было слишком похоже на «и жили они долго и счастливо». Я увидела любовь в глазах Клодетт, когда она смотрела на тебя. И я уехала. Мне нужно было двигаться дальше. А теперь и тебе это нужно. – Сторм поднялась. – Когда вам нужно вернуться на похороны?

– Клодетт завещала тело науке. Все кончено, Сторм.

– Ничего не кончено, Эйден. Тебе еще предстоит зализывать раны.

– Я знаю, чего хочу! – рявкнул он. Сейчас он казался намного злее, чем когда она приковала его наручниками к кровати.

Сторм тряхнула головой, избавляясь от воспоминаний.

– После всего, через что ты прошел, ты просто не можешь знать, чего хочешь. Минуло слишком мало времени. Тебе придется справиться с ее комой, со своим чувством вины, с тем, что Клодетт вернулась в твою жизнь, с женитьбой… а потом снова и снова справляться с ее смертью.

Она потерла руки от внезапного озноба.

– Позовешь меня, когда окажешься по другую сторону всего этого. Целиком. Когда снова сможешь ясно мыслить. Ни одно из решений, которые ты сейчас принимаешь, не имеет твердой почвы. Хотя тебе, конечно, по барабану, потому что ты всегда предпочитаешь колеса.

Сторм развернулась и направилась обратно к замку.

– Охренеть! – услышала она за спиной. – И кто теперь убегает? Точно не я. Погоди, я еще дам тебе код к системе входа в мой панцирь, раз уж ты единственная, кто сейчас ведет себя, как черепаха.

Да, он злился, но не пытался пойти за ней. Не побежал к ней, как побежал тогда к Клодетт.

Вот так. Не успела она подняться из мертвых, как теперь, уходя от него, опять умирала внутри.

В замке Сторм поцеловала на прощание Джинни, чуть не сломалась, поцеловав Бекки, и кое-как собрала манатки, чтобы вернуться на материк. Вики позаботится об Эйдене и его семье.

Вернувшись в Салем, Дестини и Реджи предложили взять Пеппер на поздний сеанс в кино в качестве последнего подарка на день рождения.

Сторм вызвалась остаться с Джейком. Когда малыш уснул, она исходила весь дом вдоль и поперек, пока наконец не остановилась в своей комнате, чтобы взять подушку с травами, с которой спалось особенно хорошо, и «ловца снов»[59]59
  «Ловец снов» – индейский оберег, защищает спящего от злых духов.


[Закрыть]. Она зажгла ритуальные свечи, чтобы призвать мир и любовь, и достала аквамариновое ожерелье бабушки. Глядя на него, Сторм концентрировалась на чувствах, которые испытывала к Эйдену и Бекки.

Она впивала бледный цвет камней, расслабляясь в энергии кристаллов.

Когда сон подступил ближе, Сторм погасила свечи и надела ожерелье. Повесила «ловца снов» на столбик кровати и, обняв подушку, закрыла глаза. Разум превратился в плодородную, но совершенно пустую равнину. Теперь, перебирая пальцами аквамарины, можно было позволить себе обдумать каждую свою эмоцию, каждое заветное желание.

В таком состоянии заклинание приобретало черты молитвы. Сторм не сопротивлялась и излила в этой молитве свои мечты:

 
«Благодарю силы, помогшие,
Исправить ошибки прошлого,
Ребенка найти потерянного,
Эйдену, перед чувством вины растерянному.
О помощи высшей молю,
Чтоб исправить ошибку свою.
Я молю о любви, в которой сердце томится,
С тем, к кому мое сердце стремится,
На земле ли, в дороге ли, лишь бы вместе,
Лишь бы в любви взаимной, искренней и честной.
Для вселенной разум я свой открою
И буду счастлива пойти за своей судьбою.
Пусть ведет меня плач до конца моих дней,
Я берусь отыскать всех этих детей.
Отныне и впредь, до последнего вздоха,
Ограждаю близких моих от всего, что плохо.
Я молю силы высшие: услышьте мои мольбы,
Чтобы, как сказала я сегодня, так тому и быть».
 

Она стояла внизу высокой викторианской лестницы, вьющейся полукругом. Место было огромное, поразительное – дворец или собор. Потолок такой высокий, что едва виден, и стены тонули в бледном голубом свете, сочившемся отовсюду.

Наверху лестницы стояла Клодетт, глядя на нее. Это она дала жизнь малышке, которую держала на руках Сторм. Но и Клодетт держала ребенка, завернутого в голубое.

Она была слишком больна, чтобы заботится о малышке, поэтому Сторм и приехала, чтобы забрать ее и заботиться о ней. Одевая девочку в долгую дорогу, она все плакала и плакала, потому что дом ее был слишком далеко отсюда. От этого места, где теперь будет жить Клодетт.

Сердце Сторм истекало кровью от мысли, как больно было Клодетт отдавать свою дочь заботам другой женщины.

Чувство вины, что она забирает у Клодетт ребенка, захлестнуло Сторм, хотя это был единственный выход. Рядом стоял какой-то мужчина, но образ его был нечетким, размытым. Просто сильное присутствие, поддержка, но ни намека на тот обмен эмоциями, который бурлил между ней и Клодетт.

Сторм поудобнее взяла девочку, готовясь уйти, но была не в силах пошевелиться, не в состоянии сделать этот последний, слишком много значащий шаг – выйти за дверь и навсегда разлучить Клодетт и ее ребенка.

– Прости. – Слезы потекли по лицу Сторм. – Прости, Клодетт, что я вынуждена забрать ее у тебя, но только так я могу о ней заботиться.

– Не надо, Сторм, – сказала Клодетт властно, но терпеливо. – Так было суждено.

Она говорила уверенно и безмятежно. В длинном белом платье, прижимая к сердцу ребенка в голубом одеяльце, она выглядела умиротворенной, смиренной, молодой, сияющей и здоровой.

Клодетт больше не была похожа на умирающую женщину из хосписа. Она смирилась со своей судьбой, а Сторм все не могла смириться со своей.

– Так было суждено, – повторила Клодетт. – Никто не виноват. Никакой вины не существует. Только любовь.

Так было суждено.

Всегда.

– Не понимаю! – крикнула Сторм и открыла глаза.

С удивлением обнаружив себя в постели, она села на краю кровати, свесив ноги на пол. Руки тряслись, сердце колотилось, глаза искали Клодетт.

Она только что с ней говорила. Все было так реально, словно Клодетт приходила к ней… чтобы избавить от чувства вины за то, что она любит Бекки, за то, что именно ей Бекки дарила радость, объятия, поцелуи и улыбки. За то, что Бекки наполнила ее сердце счастьем и любовью.

Теперь Сторм поняла, что ее взбесившиеся чувства наткнулись на одну проблему: вину за любовь к ребенку Клодетт.

Ее любовь к Эйдену не была проблемой. Любовь к Бекки – была.

«Так было суждено».

Сторм чувствовала себя виноватой, что любовь к Бекки приносила ей столько радости, особенно когда Бекки называла ее мамой и возвращала ей эту любовь.

Неужели Клодетт только что разрешила ей стать матерью Бекки? И чей ребенок был на руках у Клодетт?

Сторм села ровнее, когда в голову закралась невозможная мысль. Могла ли Клодетт держать ребенка, которого потеряла Сторм?