Текст книги "Летопись 1 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

  Разбитая дорога уходит влево. Дальнейший путь лежит по целине. На сырой земле четко видны следы бронетранспортеров разведвзвода, джип сворачивает, клюет носом в яму, водитель прибавляет оборотов, машина буквально прыгает и попадает в лужу. Мутная волна захлестывает лобовое стекло, на боковых зеркалах заднего вида повисают пучки грязной травы. За спиной взревывают моторы терминаторов, боевые машины сходят с дороги на грунт и земля вздрагивает от тяжелой поступи железных чудовищ. Когда колонна приблизилась к первому каналу, туман сгустился до такой степени, что пришлось зажечь габаритные огни. Все равно ни сверху, ни с боков ни черта не просматривается, а водителям надо видеть впереди идущую машину. Батальон медленно идет вдоль берега в одну сторону, перебирается на другой берег по перемычке, движется вдоль берега в другую сторону. И так раз пять! Повезло еще, что перемычки соединяли сразу несколько каналов. В общей сложности спидометры машин намотали около шести километров. А прямой путь полторы версты! Когда выбрались, наконец, из казавшегося бесконечным лабиринта, Знаменский приказал остановиться, осмотреть машины и отдохнуть. На все-про-все десять минут. Солдаты молча выбирались из брони, приседали и потягивались, разминая затекшие мышцы. Никто не курил – комбат строго настрого запретил!

  – Черт меня разбери на части! – ругается начштаба батальона. – Никогда в жизни не видел такого тумана!

  Циферблат электронных часов показывает время – 14.25. До назначенного срока осталось шесть минут, а батальон только-только выбрался из паутины ирригационных каналов. Из густого, как овсяной кисель, тумана выныривает командирский джип. Знаменский хмур, желваки двигаются под кожей, шрам на лице белее обычного.

  – Дурные новости, командир? – спрашивает начштаба.

  – Пока нет, – отвечает Знаменский. – Только предчувствие. Что у зампотеха?

  – Не знаю. Да вот он едет!

  Ремонтно-эвакуационная машина появляется из тумана, словно атомная подводная лодка, бурча мотором и гоня перед собой волны грязи. Зампотех высовывается из окна, машет рукой и показывает большой палец вверх – порядок!

  – Хорошо, – кивает Знаменский. – Вот что, начальник штаба…

  Договорить Знаменский не успевает. Далеко впереди, там, куда следует батальон, тяжко содрогается земля, грохочут взрывы, оттуда доносится многоголосый вой множества падающих бомб. Начальник штаба меняется в лице, губы беззвучно шевелятся – разведвзвод накрыли! Знаменский “автоматом” смотрит на часы – 14 часов 31 минута. Качает головой, подносит циферблат ближе к лицу начштаба:

  – Это для нас приготовили, капитан. Нас хотели уничтожить! – кричит он сквозь грохот и гул. – Включить связь! Батальон к бою! Первой роте развернуться в боевой порядок по-машинному, вторая и третья идут колоннами, артиллерии быть готовой поддержать огнем. Выполняйте!

  Начштаба опрометью бросается в КШМ, на бегу отдавая команды связистам. Солдаты торопливо занимают места в броне. Знаменский занимает место в командирском терминаторе. Пальцы касаются сенсорных кнопок, бортовой коммутатор оживает, в эфир летит позывной командира разведвзвода:

  ”Аист, доложите обстановку!”

  Разведка отзывается через пару секунд, на мониторе появляется сообщение:

  “ Нахожусь в роще, в километре от высоты. Наблюдаю интенсивную бомбардировку высоты, координаты противника определить нет возможности.”

  – Черт! Полный вперед! – командует Знаменский водителю.

  Первая рота на ходу перестраивается в линию, остальные роты идут колоннами на флангах. Машины идут в тумане, механики водители ориентируются по бортовым радарам, командиры и стрелки наводчики отслеживают обстановку по приборам прицеливания. Противника не видно. На мониторах пляшут отметки разрывов на высоте и вокруг нее. Отметок выстрелов, по которым можно засечь огневые точки противника, нет.

  Обстрел высоты прекращается так же внезапно, как и начинался. Повинуясь неслышимой команде, терминаторы замедляют движение, затем вовсе останавливаются. Батальон замирает в тумане, словно прислушиваясь к тишине, наступившей после взрывов. БМП командира батальона берет курс на небольшую рощицу в полукилометре от расстрелянной высотки. Машина вламывается в неопрятные кусты, спускается в низину и останавливается возле четырех, заляпанных грязью по самые башни, бронетранспортеров. Возле машин никого нет, разведчики расположились по периметру рощи. Знаменский поднимается по откосу наверх, навстречу бежит поручик.

  – Докладывай!

  – Есть! Высотку били сверху, «тупыми» бомбами, потому что очень не точно. Попадания в основном с северной стороны. Противник не обнаружен.

  – Потери?

  – У меня нет. И замок почти не пострадал – если можно так сказать о развалинах.

  – И все же пошли отделение проверить. Вот еще что, вышли дозоры на запад. Пусть прогуляются верст на тридцать, пошарят радарами вокруг.

  – Есть!

  Замок традиционно выстроен на холме. С тыльной стороны когда-то протекала речушка, от нее прорыли ров вдоль стен, вода заполнила, создав дополнительную преграду. От русла и рва остались болотистые ложбины. Местность вокруг плоская, пересеченная неглубокими ложбинами. Когда-то эти земли были сплошь засеяны пшеницей, ячменем, поля капусты простирались на километры. Трудолюбивые фермеры распахали овраги, осушили болотца, сровняли холмы, а речушку “разобрали” на полив. Получился такой своеобразный плоский мир, идеальное место для ведения сельского хозяйства в мирное время и масштабных драк во время войны. Здесь трудно спрятаться от всевидящих глаз спутников, разведывательных дронов и самолетов дальнего обнаружения. Можно только укрыться в глубоких траншеях или затаиться за толстыми стенами средневекового замка, который и строился с расчетом на долгую осаду, регулярные обстрелы из тяжелых пушек и бессмысленные кровавые штурмы. Массированная бомбардировка уничтожила лачуги бродяг вместе с обитателями, огонь сожрал останки, кирпичная пыль засыпала тлеющие угли. Развалины омертвели, превратившись в город мертвых. Тлеющую тишину разрывает рев множества железных чудовищ, крошится кирпич и осыпается цемент от тяжкой поступи боевых машин пехоты и самоходных пушек. Мотострелковый бат занимает оборонительную позицию в полном соответствии с приказом командования. Солдаты с любопытством выглядывают из-за брони, на лицах цветут улыбки – за трехметровой стеной лучше, чем в сыром окопе посреди поля.

  – Товарищ Тимофеев, что с вами? – спрашивает Знаменский заместителя.

  – Да так, ничего серьезного! – вяло отмахивается пожилой лейтенант. – Голова болит. Наверно, к перемене погоды.

  – Нет времени болеть, примите таблетку и займитесь размещением личного состава. Командиры рот получили все распоряжения, артиллеристы тоже знают, чем заняться. Проверьте все!

  – Есть! – берет “под козырек” Тимофеев.

  Знаменский поднимается на самое высокое место развалин – остатки цитадели. Крыша и деревянные перекрытия сгорели и рухнули, обрушив за собой верхнюю часть кладки. Получилось что-то вроде чаши со стенами трехметровой толщины. Древние строители не халтурили – вместо кирпичей использовали обтесанные гранитные глыбы, промежутки заливали бетоном. Получился почти монолит. Отсюда, с вершины, хорошо видно все, что творится вокруг. Крепость занимает господствующую высоту, обзор великолепный, а если подключиться к спутнику, то можно контролировать территорию от атлантического побережья до территории Белоруссии. “Спутник шпион, пару стратосферных ракетоносцев и … никакой связи со штабом армии. Вообще никакой связи! Ни с кем! – мечтает майор. – Уж я бы порезвился. Только-только причалит лодка с мигрантами к берегам Антальи. Либо с Британских островов проберутся в тумане на парусном плоту, поползут по нормандскому пляжу – а я тут как тут! Ну, не я, а управляемый снаряд со стреловидными элементами. УССЭ, короче говоря. Одного этого УСэСэ хватит, чтобы целое стадо мигрантов превратилось в суповой набор. Жаль, до самой Британии не достают такие игрушки. Говорят, там видимо невидимо мигрантов, всех мастей и расцветок. Карнавал ГМО-организмов!”

  Знаменский бросает взгляд на равнину. Ветер разгоняет облака, дождь обиженно уходит, подбитый глаз солнца с прищуром выглядывает из-за туч. Унылая и мокрая, как собака после купания, земля оживает. Сверкают лужи и озерца, жухлая трава выпрямляет согнутую спину, редкая поросль деревьев тянется к свету. Майор надевает ТОЧКу – тактические очки командирские. Пятикратное приближение дает возможность увидеть любую мелочь на расстоянии до четырех километров, мини радар услужливо отмечает на стекле зеленые точки БТР разведывательных групп. Машины идет медленно, тщательно ощупывая землю минными радарами в поисках неразорвавшихся снарядов и мин. Параллельно просматривается пространство на километры вокруг, любой движущийся предмет вызывает подозрение. Но признаков присутствия врага не обнаружено и дозоры продолжают двигаться расходящимся радиусом.

  – Товарищ майор! – раздался рядом взволнованный голос командира инженерно-саперного взвода.

  – Слушаю вас.

  – При обследовании развалин обнаружена шахта глубиной сто метров. Вход завален.

  – Вот как? – вяло удивился Знаменский, продолжая наблюдать за местностью. – Наверно, владелец замка налево ходил.

  – Сканер показал лифтовое оборудование. Внизу малый зал с какими-то металлическими ящиками, дальше еще один зал, от которого идут отводы диаметром пять метров. Отводы уходят на запад и юго-запад, конца не видно.

  – И что это может быть, по-вашему? – спрашивает Знаменский, сдвигая очки на лобную часть шлема. Вялости в голосе, как ни бывало!

  – Предполагаю ядерный фугас, товарищ майор!

  – Что-что!? Какой еще фугас, лейтенант!

  – Ядерный, – повторяет командир саперов. – Уровень радиации в шахте выше обычного в несколько раз. Источник повышенного излучения находится во втором зале. Приборы показывают наличие большого количества металла, динитроанизола и нитротриазолона. Это…

  – Знаю, – обрывает на полуслове Знаменский. – IMX-101, взрывчатый состав пониженной чувствительности, применявшийся для снарядов крупного калибра. Проникнуть в шахту можно?

  – Не знаю, – развел руками командир саперов. – Вход залит бетоном и взорван. Нужно горнопроходческое оборудование, которого у нас нет.

  – Должен быть запасной вход. Ищите!

  – Есть!

  Знаменский садится на полукруглый кусок гранита, снимает шлем. Ветер ворошит влажные от пота волосы, сует холодные щупальца за воротник. “Та-ак, сопоставим факты! – напряженно думает майор. – Отдельный батальон тяжелой пехоты за каким-то овощем отправляют в европейскую пустыню оборонять развалины древнего замка – раз! Неожиданная бомбежка района прибытия стратосферным бомбером – два! Обнаружена закладка – предположительно! – ядерного фугаса – три! Что еще? Пока ничего, но…”

  – Товарищ солдат, передайте начальнику штаба собрать командование на совещание в КШМ. Сейчас! – приказывает Знаменский связисту, копошащегося рядом со спутниковой антенной.

  – Итак, товарищи офицеры! – начинает совещание Знаменский. – Прямо под нами, на глубине сотни метров находится некий предмет. Командир саперов утверждает, что это ядерный фугас. Борт, которого мы должны дождаться, во что бы то ни стало, судя по всему, доставит специалистов по разминированию этого самого фугаса. Если так, то понятно, для чего мы здесь – не допустить захвата фугаса противником. Почему сразу не сказали? – скривился Знаменский. – Тоже мне, тайна великая! О том, что вдоль границ стран бывшего соцлагеря заложены ядерные фугасы, стало известно сразу после развала военного союза стран Варшавского Договора. Фугасы демонтировали, шахты взорвали.

  – Получается, не все демонтировали, – произнес начальник штаба. – Но почему столько лет ничего не делали?

  – Информация была засекречена на высшем уровне, – ответил Тимофеев. – Демонтаж ядерного фугаса технически сложная задача. И дорогостоящая. Решили ничего не трогать, понадеялись – авось само рассосется. Видимо, произошла утечка, командование мигрантов узнало о фугасах и решило захватить их.

  – Получается, бомбардировка бродячим роботом не была случайной?

  – Получается. И нам повезло, что мы вышли в заданный район раньше установленного времени.

  – Прошла куча лет! В каком состоянии этот фугас! – воскликнул начштаба.

  – Полагаю, очень хреновом, – ответил Знаменский. – Потому и летит сюда борт №4587 со специалистами по этим штукам. Кстати, Василий Николаевич, откуда вам известно все о фугасе?

  – Я предполагаю, – смутился Тимофеев.

  – Да? Ну, ладно… черт, как-то неуютно сидеть голым задом на атомной бомбе! Хотя за столько лет вряд ли там что-то уцелело. Вот что…

  Знаменский не успевает закончить фразу. Оживает сразу вся аппаратура боевой информационно-управляющей системы, на лицевой панели вспыхивает красным цветом слово “Тревога”, главный компьютер последовательно выводит информацию на интерактивный стол. Офицеры невольно встают, взгляды всех устремляются на электронную карту, на которой в режиме реального времени показана колонна противника. Почти полсотни бронированных машин движутся по направлении к замку. Изображение транслируется со спутника, можно разглядеть каждый “борт”.

  – БМП “Брэдли” старой модели, с пулеметами, – кривится начальник штаба. – Танков нет, головного дозора нет, боковых тоже… в наглую прут!

  – Да, как на параде, – согласился Знаменский. – От них до замка сто пять километров, на такой скорости будут здесь минут через сорок … артиллерия!

  – Я, товарищ майор! – отозвался командир артдивизиона.

  – Приказываю уничтожить все “железо” противника, готовность через десять минут!

  – Есть! – срывается с места артиллерист, на ходу отдавая приказания по коммутатору.

  – Командир первой роты!

  – Я!

  – Приказываю атаковать противника “по-машинному”, уничтожить все, что будет двигаться после артиллерии. Готовность через одиннадцать минут.

  – Есть!

  – Командиру второй роты приказывают обойти противника с левого фланга, не допустить ухода подразделений и отдельных военнослужащих противника в тыл. Готовность – одиннадцать минут.

  – Есть!

  – Третья рота в резерве. Командиру разведвзвода обойти противника с правого фланга, соединившись с ранее высланными дозорами и прочесать район боестолкновения с целью захвата документов, офицеров и всех электронных носителей информации. Выполняйте!

  Боевая информационно-управляющая система мотострелкового батальона объединяет все, что может стрелять. На большой экран выводятся координаты целей и номера боевых расчетов, которые должны их уничтожить. Жирные точки целей быстро меняют синий цвет на красный – это означает, что ракета захватила цель и готова поразить. Снаружи доносятся хлопки и вой – самонаводящиеся ракеты устремляются за горизонт одна за другой с интервалом в две полторы секунды. Грохот разрывов не слышен на таком расстоянии и кажется, что ничего не происходит. Но на экране одна за другой гаснут отметки целей. От бронированных машин противника остаются только мутные, быстро гаснущие оранжевые пятна, изредка вспыхивающие багровым светом – это значит, что детонирует боезапас, машины исчезают в жарком пламени вместе с экипажем и десантом. Зеленые прямоугольники обозначают своих. Первая рота наступает уступом влево, как бы сгребая остатки противника к центру, вторая рота идет с противоположной стороны, замыкает окружение разведвзвод, который на скоростных бронетранспортерах уже обогнул противника и наступает с тыла.

  – Все, командир! – удовлетворенно кивает начштаба, глядя на экран. – От команды “фас” до завершения операции шестнадцать минут.

  – Твоими бы устами да мед пить! – хмурится Знаменский.

  – А что не так?

  В правом углу экрана вспыхивает условный знак экстренного сообщения. Прежде чем коснуться пальцем значка, Знаменский угрюмо произносит:

  – Боюсь, это не конец, а начало больших неприятностей!

  По экрану ползут закорючки, какие-то странные символы, на ходу превращаясь в буквы и цифры. В следующее мгновение остается всего два слова: “Борт №4587 уничтожен.” Опять загорается условный знак экстренного сообщения. Ни говоря ни слова, Знаменский тычет пальцем в условное обозначение. И опять по экрану неторопливо ползут крякозябры зашифрованного письма. Их много, они совсем не торопятся складываться в слова и от этого всем, кто находится в КШМ, становится не по себе. На экране зеленые прямоугольники сжимают круг, в центре которого догорают боевые машины противника, а поверх этой картинки возникают слова, от которых холодеет в груди.

  “ Командиру в/ч №3648. Срочно. Секретно.

  На занятой вами высоте находится центр управления минно-взрывным заграждением особой мощности. Приказываю не допустить захвата противником центра управления, в случае явной невозможности удержать оборону центр подлежит уничтожению любым доступным вам способом с использованием всех средств, находящихся в вашем распоряжении. Для этой цели привлечь специалиста, находящегося в вашем подчинении: Тимофеева Василия Николаевича. Карта-схема расположения центра прилагается.

  Генерал-лейтенант Зимин А.С.”

  – Ого, аж командующий армией тебе приказы шлет, командир! – удивляется начштаба. – Что ж, можно докладывать о выполнении боевой задачи. Или рано?

  – Еще как рано! Батальон идиотов на “Брэдли” – это цветочки. Ягодки будут чуть позже, – качает головой Знаменский. – Вот что, возвращай наших, порезвились уже достаточно. Наладь связь со штабом, запроси обстановку на западном направлении вплоть до Ла-Манша. И Тимофеева ко мне!

  Тимофеев поднимается по трапу в салон КШМ, словно восходит на голгофу – медленно, с выражением обреченности на лице. Он уже знает, что вертолет сбит и знает, для чего он летел сюда.

  – Разрешите войти, товарищ майор? – обращается Тимофеев к Знаменскому.

  – Да, садитесь! Итак, весь штаб в сборе. Ознакомьтесь с приказом командарма, лейтенант Тимофеев и объясните нам, в чем дело!

  Тимофеев бросает беглый взгляд на экран, лицо бледнеет еще больше, глаза стынут от нескрываемого ужаса.

  – Борт должен был доставить сюда бригаду специалистов по разборке ядерного фугаса, – осипшим голосом говорит Тимофеев. – Их задача разобрать пульт управления, уничтожить фугас, взорвать шахту и тоннели.

  – Какие еще тоннели? – насторожился начштаба.

  – Под нами целая сеть тоннелей, – стал объяснять Тимофеев. – Внизу два зала – в первом расположен пульт управления, во втором непосредственно сам фугас. Это целое сооружение размером с железнодорожную цистерну. От второго зала веером расходятся бетонированные тоннели диаметром шесть метров. Они идут под тупым углом к поверхности, выходят наружу примерно там, где была граница старой ГДР. Под землей проложены бронированные кабели, которые соединяют пульт с другими фугасами. Все фугасы имеют такие тоннели. Они расположены таким образом, чтобы в случае подрыва радиоактивная пыль как бы выстреливалась из тоннелей, накрывая остальную Европу сплошным облаком до Британии на западе и до побережья Испании на юго-западе. К сожалению, средиземноморское направление остается нетронутым, Альпы мешают, но Италия не считалась опасным направлением. Ее предполагалось накрыть залпом из наземных установок.

  – Интересно… так кто вы такой на самом деле, Василий Николаевич? – спрашивает Знаменский, с интересом и даже некоторым изумлением разглядывая мешковатую фигуру Тимофеева.

  – Я физик ядерщик по образованию, – начал рассказывать Тимофеев. – Работал на заводе в Челябинске 20 инженером по обслуживанию ядерных зарядов, собирал и разбирал… Когда Совет Федерации заключил договор о перемирии с лидером мигрантов … э-э … как его?

  – Давид Мордерер! – подсказал начальник штаба.

  – Да, Мордерер! Так вот, в качестве жеста доброй воли господин Председатель принял решение рассекретить эти самые фугасы и размонтировать…

  – Идиот!!! – сжал кулаки Знаменский до белых костяшек. – К счастью, он уже мертв.

  – Новый не лучше, – вздохнул Тимофеев. – Он подтвердил распоряжение предшественника и на нашем заводе сформировали бригаду инженеров и техников, которая осуществит демонтаж фугасов.

  – И вас включили в состав этой бригады, верно? – спросил начштаба.

  – Нет, я был старшим в этой группе. Так сказать, бригадиром, – криво улыбнулся Тимофеев. – Но установленные сроки работы были сорваны, какие-то неподконтрольные Мордереру банды начали наступление, наши ответили … в общем, работы так и не начались. А я, – замялся Тимофеев, – видите ли, я не хотел работать. Ни за какие деньги! Дело в том, что этим фугасам очень много лет. В активной зоне ядерного заряда непрерывно идут физические и химические процессы, заряд – это почти живой организм, понимаете? Там, на глубине нескольких сотен метров, могло произойти все, что угодно! Защитная оболочка разрушилась, активное вещество высыпалось, стержни разрушились, уровень радиации может быть чудовищным!!!

  Тимофеев говорил громко, почти кричал. Лицо покрылось крупными каплями пота, руки тряслись, голос то и дело срывается.

  – Даже просто войти в камеру смертельно опасно! А ведь надо не просто войти и посветить фонариком, надо проверить все электрические цепи, все контакты, обследовать каждый квадратный сантиметр поверхности оболочки. Необходимо оценить состояние взрывчатого вещества, если оно не сдетонирует полностью при подрыве, то неуправляемая ядерная реакция будет не полной, сила взрыва не достигнет расчетной, выброс радиоактивной пыли будет ниже…

  – Достаточно, инженер! – прерывает истерику Знаменский. – Мне уже понятно, по какой причине вы оказались в дисциплинарном батальоне.

  – Да, я отказался от выполнения приказа, – взмахнул обеими руками Тимофеев. – Меня отдали под суд военного трибунала. На верную смерть. Но это лучше, – едва слышно добавил Тимофеев, – чем заживо гнить от радиации. Поверьте, я знаю, что это такое.

  – Верю, – ответил Знаменский, вставая из-за стола с интерактивной картой. – И, кстати, не считаю вас трусом. Я знаю, что вы проявили героизм в том бою, когда почти весь батальон погиб, осталось всего пятьдесят два человека из четырехсот. Вы дрались с теми самыми неподконтрольными Мордереру бандами, не позволив им выйти на оперативный простор в нашем тылу. Но от судьбы не уйдешь, Василий Николаевич, – добавил он уже тише, глядя в глаза Тимофееву. – В шахту придется спуститься. Я точно пока не знаю, но предполагаю, что неожиданная бомбежка высоты, и бестолковое нападение мотопехоты на допотопных американских БМП – это не случайность. Саперы сейчас расчищают проход. Вам надо спуститься вниз и подготовить запуск цепной реакции на всех фугасах, которые уцелели.

  – Ты хочешь взорвать их? – удивился начштаба. – Но у нас нет полномочий!

  – Ошибаешься, полномочий хоть отбавляй! – улыбнулся Знаменский. – В приказе командарма ясно сказано – уничтожить любым доступным способом в случае невозможности удержать оборону. Я почти уверен, что началось массированное вторжение войск мигрантов и единственный способ их уничтожить – эти самые фугасы. И мигранты об этом тоже знают. Отсюда и бомбардировка, и мотопехота... кстати, я просил узнать обстановку в западной Европе.

  – Сию минуту, командир! – спохватился начштаба. – Извини!

  Ответ на запрос приходит мгновенно. Лицо начальника штаба вытягивается, по углам рта обозначаются жесткие складки. Ничего не говоря, он переводит изображение на большой экран. Вся территория западной Европы, от Нормандского побережья до границ Германии окрашена в синий цвет. Пунктирами обозначены направления движения колонн противника на колесной и гусеничной технике. Спутник считывает контуры боевых машин, сопоставляет с базой данных в памяти и выдает технические характеристики каждой модели. Колонка убористого текста и цифр с левой стороны экрана растет сверху вниз. Знаменский бросает беглый взгляд на интерактивную карту, мельком смотрит пояснительную записку. Вид такой, словно ему все было известно заранее. Все, кто находятся в салоне КШМ, молчат, на лицах выражение обреченности – ответ на запрос в штаб не пришел до сих пор. Это значит, что помощи нет и не будет.

  – Итак, господа, мои худшие опасения подтверждаются! – бодро, словно о начале совместной попойки, произносит Знаменский. – Мы уничтожили передовой отряд противника, в задачу которого входило добить остатки нашего батальона, уничтоженного бомбардировкой и занять высоту. Получилось ровно наоборот! В нашем распоряжении чуть более двух часов. Приказываю – вернуть подразделения на оборонительные позиции, приготовиться к круговой обороне. А вам, товарищ Тимофеев, вместе с командиром саперного взвода приступить к подготовке фугаса к взрыву. Уверен, существует вариант дистанционного подрыва. Я прав?

  – Так точно, – вытянулся Тимофеев. – Но надо все проверить.

  – Вот и займитесь! Если среди личного состава есть нужные вам специалисты, забирайте.

  Офицеры поспешно уходят, в распахнутую дверь врывается холодный ветер, несколько снежинок падают на интерактивную карту. Знаменский несколько мгновение смотрит, как кристаллики льды превращаются в капли воды, затем переводит взгляд на интерактивную карту, на синие наплывы, обозначающие надвигающиеся орды мигрантов. Испания, Франция, страны Бенилюкса словно покрыты синюшной опухолью, она разрастается, грозя затопить всю Европу.

  – Товарищ солдат! – обращается Знаменский к солдату связисту. – Мне нужен прогноз погоды на ближайшие три дня и роза ветров.

  – Есть!

  Разведка доложила, что противник движется по трем направлениям колоннами. Фланговые подразделения отстают на полсотни километров, получает классический клин. Или свинья – излюбленный строй европейских армий с незапамятных времен. Похоже, об уничтожении передового отряда противнику известно, так как скорость передвижения центральной колонны увеличилась до максимально возможной на данной местности, а фланговые не торопятся. “Это примерно пятьдесят километров в час, – думал Знаменский, глядя на интерактивную карту. – Через полтора часа мотопехота окажется в зоне поражения. Как всегда, впереди будут самые быстрые, самые лучшие машины, ведомые опытными водителями. На марше типа “давай-давай” всегда так. Следом притащатся остальные – кто на хвосте РЭМа (РЭМ – ремонтно-эвакуационная машина), кто своим ходом на одном моторе. Сломанные машины бросят, людей пересадят на исправные – под броню, на броню, только что на стволах висеть не будут. Это не войско, а шобла, которой надо побыстрее добраться до пункта назначения и пожрать!”

  Палец касается тангенты вызова, коммуникатор тотчас отзывается голосом командира третьей роты:

  – Аист 3 на связи!

  – Как дела, командир?

  – Порядок. Первый Аист прошел по трупам, артиллерия отработала классно, мы даже из машин не выходили.

  – Очень хорошо. А теперь слушай внимательно…

  … – лучшая оборона. Все знают или хотя бы раз слышали эту фразу. О наступательной тактике талдычат все, кому не лень – базарные торговцы и креативные директора PR-агентств, политики и участковые милиционеры, депутаты и приемщики стеклотары. Чем мягче кресло, тем громче голоса, чем ближе отпуск, тем больше совещаний. К месту и не к месту вспоминают Юлия Цезаря, короля Пруссии Фридриха и Наполеона. За кадром остаются детали – Цезарь жег мосты за спиной, Фридрих делил со своими солдатами все тяготы и невзгоды, а Наполеон лично вел колонну на штурм укреплений Тулона.

  Серый туман выполз из трещин в земле, неслышно окутал низины, подобрался к холмам. Терминаторы первой роты повернули на северо-запад, бронированные машины на ходу перестроились в колонну. Одна за другой, словно чудовища потустороннего мира, рогатые и клыкастые из-за орудийных и пулеметных стволов, ощетинившиеся контейнерами для пуска ракет, БМПТ тонут в тумане, оставляя после себя развороченную землю. Опухшие от воды тучи приблизились, капли дождя растворили вонь отработанного дизтоплива, вода залила следы от гусениц.

  Синяя, словно язык висельника, полоса приблизилась вплотную к позициям батальона. То есть на карте вплотную, но если уменьшить масштаб, то до колонны еще почти два километра. Если бы не туман, то электронный глаз спутника показал бы, что это и не колонна вовсе, а вытянувшаяся разжиревшей змеей толпа мужчин, женщин и детей. Кто-то идет пешком, другие набились в кузова грузовых автомобилей, отчего машины стали похожи на телеги, груженые горшками. Вперемежку с гражданскими перемещали свои немытые задницы военные, больше похожие на дезертиров. Люди в форме занимали места на броне боевых машин устаревшей конструкции, сидели в грузовиках, закрыв борта кусками ржавого железа. Вояки кутались в тряпье, прятали лица от холода и совершенно не обращали внимания на то, что творилось вокруг. Дымили полевые кухни, раздражая обоняние смрадом вареной падали. Тучи воронья кружили над головами людей, дурея от запаха множества грязных тел, каркая и опорожняя кишечник. Эта толпа людей и машин называется орда. Враг всегда ходил на Русь ордой. Войско, сколь бы многочисленным и обученным оно ни было, погибало быстро и страшно в лесах, стремительно таяло на бескрайних просторах степей, сгорало заживо в пылающих городах. Грязная, плохо управляемая орда внушала чувство безопасности своими размерами, ибо в ней можно спрятаться, как в огромной куче дерьма, чтобы переждать опасное время.

  Туман опускается ниже, воронье теряется в сером мареве, карканье не режет слух. На негромкие частые хлопки где-то там, в вышине, никто не обратил внимания. Да и не услышал. Смуглая женщина с младенцем на руках сидит на громадном тюке барахла. На шее болтаются бусы – нанизанные на проволоку золотые сережки, когда-то вырванные из ушей с мясом. Кое-как отмыли, повесили... Курчавую голову украшает диадема, похожая на корону – золотые чайные ложки, вставленные в пластмассовое основание. На обеих руках браслеты, грубо сделанные из золотых коронок. Эта женщина старшая жена влиятельного командира, которому рядовые вояки приносят трофеи. И себе немножко оставляют… Черные кудри на макушке взлетают пыльным облачком. Алая, насыщенная кислородом кровь плещется через край короны, лопнувшие глаза брызжут жемчужными каплями. Оторванная голова младенца подпрыгивает, словно мячик и устремляется к земле. Грязное колесо грузовика давит головку, брызги крови смешиваются с грязью. Живые и мертвые падают на землю, как переспевшие плоды. Лавина людей и машин останавливается, а затем приходит в беспорядочное движение. В мгновение ока земля оказывается устланной трупами. Колеса и гусеницы рвут тела на части, вдавливают в сырую почву. Кровь брызжет, заливая триплексы боевых машин и лобовые стекла грузовиков. А с хмурого неба продолжает падать неслышимая и невидимая смерть в виде скрученных спиралью оперенных стрел. Каждая такая стрела, пронзая тело, наматывает около полутора килограмм мяса и жил, дробит кости и рвет внутренности. Выжить нельзя! Контейнера со стреловидными элементами взрываются на высоте нескольких десятков метров, убивая все живое вокруг в радиусе сотен метров. Те, кому посчастливилось выжить под броней или схоронившись в кабинах автомобилей, мгновенно сходили с ума, видя покрытую изуродованными трупами землю. А сверху сыпались разорванные на куски вороны, кружились черные перья и капал кровавый дождь.