Текст книги "Летопись 1 (СИ)"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

  – Ну не х… – начинает было произносить положенную в таком случае фразу “шутник”, резкий голос обрывает на полуслове:

  – Замолкни!

  Из полумрака к Знаменскому подходит военнослужащий в солдатском обмундировании с погонами младшего лейтенанта. Мужчина не молод, возраст далеко за пятьдесят, короткие волосы блестят сединой. Взгляд карих глаз “цепляется” за погоны, на лице появляется выражение настороженности.

  – Старшина Тимофеев, исполняю обязанности командира подразделения, – представляется военнослужащий. – Цель вашего прибытия, товарищ майор!

  – Ваше подразделение преобразовано в отдельную воинскую часть. Я, майор Знаменский, назначен командиром. Приказ о назначении, мои документы.

  Старшина внимательно читает бумаги.

  – Волохов, ко мне! – командует он.

  К офицеру подскакивает шустрый белобрысый солдатик, прижимая к груди плоскую коробку компьютера.

  – Проверь почту!

  Крышка аппарата спецсвязи откидывается, экран загорается зеленоватым светом, появляется и исчезает заставка с изображением государственного герба, оставив после себя белую полоску для ввода шифра. Связист со скоростью пулемета вводит цифро-буквенный код, поочередно прикладывает все десять пальцев к окошку сканера, громко и четко считает до трех в микрофон. Показывается интерфейс военного ведомства. Связист набирает шифр штаба армии.

  – Готово!

  – Приказ №1310 от 16…

  Пока идет проверка документов, Знаменский осматривается. В храме не более двух десятков солдат, остальные неизвестно где. В дальней части храма, вокруг алтаря расположились игроки в карты, видны согнутые спины, доносятся голоса. Судя по всему, турнир по карточной игре в разгаре.

  – Все верно, товарищ майор! – произносит старшина, возвращая документы. – Здравия желаю. С прибытием!

  – Благодарю. Как вас зовут, товарищ старшина?

  – Тимофеев Василий Николаевич.

  – Василий Николаевич, соберите весь личный состав. Построение через десять минут, форма одежды зимняя полевая, с оружием в любом удобном месте рядом с храмом.

  – Есть! Строится, батальон! Командиры рот, собрать людей! – приказывает Тимофеев.

  Под сводами храма голос звучит громко, игроки за алтарем не могли не слышать. Однако никто даже не повернул головы. Солдаты это заметили, некоторые стали с любопытством поглядывать на новенького – как, мол, он? Сделает вид, что не заметил или?

  – Или! – тихо произнес Знаменский.

  Он идет по залу, не глядя по сторонам, чувствуя, как стихает шум за спиной, ощущая затылком взгляды солдат. В наступившей шаги гремят, словно по молельному залу ступает рыцарский конь в доспехах. Картежники безусловно слышали команду, некоторые украдкой оглядывались и видели старшего офицера, который направляется к ним, но все сделали вид, будто это их не касается. Что ж, среди солдат всегда находятся те, кто хочет проверить нового командира на излом.

  За импровизированным столом, лицом к залу, сидит “бугор”, то есть негласный лидер. Взгляд тяжел, движения замедленны, голос подчеркнуто тих и спокоен. Кружка пива источает запах крепкой мочи, пепельница полна окурков. Мужик раскормлен, как кабан на убой, стриженная наголо голова блестит теплым потом, мясистое лицо покрыто выбоинами, как после оспы – то ли осколками гранаты посекло, то ли каменной крошкой, выбитой крупнокалиберной пулей. Полевая форма выстирана и тщательно выглажена, хоть сейчас на строевой смотр. Не отрывая взгляда от карт, “атаман” ледяным голосом спрашивает:

  – Вам что-то нужно, майор?

  Остальные делают вид, что увлечены игрой, ничего не произошло и вообще вокруг вакуум. Знаменский идет, не говоря ни слова. Сидящий спиной солдат начинает поворачивать голову, тело движется следом, он оказывается вполоборота, одна нога выставлена, другая упирается в основание алтаря. Железные – в буквальном смысле! – пальцы правой руки майора смыкаются на шее солдата, пальцы левой сжимают выставленное колено. Рывок и орущий от боли солдат летит через алтарь прямо на “атамана”, сгребая карты, деньги и все, что есть на столе. “Бугор” оказался шустр, ловко уворачивается, только пиво проливается на штаны. Не останавливаясь, Знаменский хватает край алтаря, чуть слышно воют сервомоторы бронекостюма, громко хрустит основание алтаря и массивная столешница падает на пол, едва не расплющив ноги ошалевшему от такой наглости “бугру”. В руке майора появляется граната. Вытяжное кольцо падает на пол, пальцы разжимаются, граната падает за столешницу, прямо под ноги “бугру”, на лету отстреливая предохранительную чеку. Все происходит очень быстро, полторы-две секунды и все, кто был в церкви, неподвижно наблюдали за происходящим, будто оледенелые. Оглушительный, словно выстрел в упор, хлопок капсюля детонатора гранаты предельно ясно сообщает, что взрыв будет через три с половиной секунды. Бывалому солдату не требуется давать никакой дополнительной команды, он и так знает, что именно на эти три секунды остается жизни. И, если хочешь продлить ее, падай в любую яму, трещину или вмятину, даже если она до краев наполнена свежим, дымящимся и мягким, как перина, дерьмом!

  Компания картежников бросается прямо в перегородку, отделяющую молельный зал от комнаты священников. Головы, словно пушечные ядра, пробивают гипсокартонную стену, на плечах застревают куски обшивки, будто крылья ангельские, пылевые нимбы окутывают затылки. За секунду исчезают все, кто играл в карты, словно сжались до размера молекулы и протиснулись через атомы кирпичной кладки. Солдаты, наблюдавшие за все происходящим из молельного зала, падают на пол, закрывая головы вещевыми мешками, куртками и всем, что под руку попадется. Знаменский лишь поворачивается спиной, наклоняя голову так, чтобы воротник бронекостюма закрыл затылок. Тотчас гремит взрыв, столешница разлетается вдребезги, с потолка сыплется штукатурка, осыпаются куски стекла из оконных проемов. Лежащие на полу солдаты приподнимают головы, взгляды устремляются на майора. Знаменский уже выпрямился, стоит лицом к алтарю, в правой руке пистолет. Громким голосом майор произносит:

  – Я не повторяю приказы дважды! За неисполнение приказа командира в военное время военнослужащий подлежит расстрелу на месте!

  В наступившей тишине слышен тихий щелчок – пистолет снят с предохранителя. Солдаты с пола обалдело смотрят на спину командира, которая исполосована осколками гранаты – а ему хоть бы что! И крови нет! Из-за перегородки выглядывает “бугор”, лицо белое, в глазах ужас, из рассеченной брови бежит кровь, заливая шею и воротник.

  – Все, командир, все!!! – хрипит он не своим голосом. – Мы идем!

  Словно испуганные мыши, картежники бегут вон из церкви, на ходу хватая вещи и оружие. Круглый глаза дульного среза глядит в затылок “бугра”, палец майора лежит на спусковом крючке. Знаменский убирает пистолет лишь тогда, когда в церкви не остается никого. Расстояние от алтаря до выхода составляет метров тридцать, пройти можно за секунд за сорок. Майор идет неспешно, давая возможность построить остатки батальона. На выходе из церкви солнце полоснуло в глаза, свежий ветер обдал лицо запахом талого снега и воды. Строй солдат замер перед церковной оградой, солдаты стоят «не дыша», взгляды всех прикованы к новому командиру.

  – Батальон, смирно!

  – Вольно! Все люди, товарищ Тимофеев? – спрашивает Знаменский.

  – Так точно, товарищ майор!

  Знаменский выходит на середину строя, окидывает взглядом первый ряд. Солдаты одеты кое-как, куртки у многих порваны, штаны заляпаны грязью, у некоторых даже нет головных уборов. Это поправимо. Главное, что все с оружием, в глазах нет тоски. Только удивление, что новый командир такой безбашенный.

  – Итак, я ваш командир, майор Знаменский Валерий Николаевич. Батальон приказом командующего …

  Знаменский говорит и идет вдоль строя, всматриваясь в лица солдат. Первое впечатление не всегда обманчиво, иного можно точно определить по глазам, не зря же говорят, что глаза зеркало души. Правая рука опускается в карман. Там ничего нет, просто дурная привычка, от которой трудно избавиться, но нужно, ибо прохаживаться перед строем руки в карманы нельзя. Кто-то из солдат вполголоса произносит:

  – Рука-то в кармане! Может, граната?

  И пошло гулять по рядам последнее слово! Никто уже и не вслушивался в то, о чем говорит командир, а он не просто так болтал, а рассказывал об укомплектовании людьми, техникой и новым оружием. Это мелочи! Главное – новый командир не расстается с гранатами, причем уже снятыми с предохранителя. Чуть что не так – сунет тебе в штаны и через три секунды яйца взлетят до небес. Знаменский доводил положенную служебную информацию до личного состава и не замечал, как бледнеют лица солдат, когда он приближается. И как быстро застегиваются на все пуговицы и крючки, как приглаживают складки на обмундировании и поправляют оружие, когда он отдаляется.

  – … неделя! По истечении этого срока часть передислоцируется на линию бывшей границы Польши. Далее по обстановке и в соответствии с приказом командования, – произносит Знаменский, возвратившись на середину строя. Взгляд бежит по лицам солдат, на доли секунды останавливаясь то на плохо вычищенном оружии, то на изодранном обмундировании, то на торчащих из-под головных уборов вихрах.

  – Василий Николаевич, – обращается Знаменский к старшине, – следует выполнить ряд мероприятий. Первое – назначит охранение. Второе – чистка оружия, сорок минут времени. Третье…

  Знаменский вернулся в храм, когда день потух и наступили сумерки. У входа встретил часовой. Оружие вычищено, одежда приведена в порядок, бронежилет подогнан, радиостанция в шлеме исправна, тактические очки работают в режим целеуказания и контроля обстановки. Да и сам часовой не торчит у дверей, как истукан, скрытно расположен в нише. Обернувшись, Знаменский замечает парный патруль, обходящий здание по периметру. Порядок был и внутри – спальные мешки разложены по полу в две линии, оружие солдаты держат в положении за спину, никто не курит и не играет в карты. Горят аккумуляторные фонари, люди заняты ремонтом обмундирования, воздух наполнен запахами недавнего ужина. Картина налаженного солдатского быта любого командира приводит в состояние спокойствия и уверенности в будущем. “Отлично! – подумал Знаменский. – Вот теперь можно подумать и о себе.” Все время, пока люди приводили себя в порядок, он был занять тем, что зашивал дыры на куртке, а потом выковыривал мелкие осколки гранаты из сочленений брони.

  Следующие пара недель пролетели, как один день. Прибыл эшелон с техникой – боевые машины пехоты “Терминатор” 11-ой модели с механиками водителями и зампотехом батальона капитаном Завадским. Следом за ним пришло пополнение личным составом и на следующий день началась учеба. В сжатые сроки предстояло обучить новобранцев, провести боевое слаживание по алгоритму взвод-рота–батальон плюс приданные подразделения. Знаменский приказом по части ввел следующий распорядок дня: подъем в 6.00, завтрак 6.30, занятия 7.00 – 12.30, обед 13.00 – 13.30, занятия 14.00 – 19.30, ужин 20.00, отбой 22.00. Солдаты и офицеры буквально валились с ног, но никто не роптал. Все помнили простую истину – чем больше пота на занятиях, тем меньше крови в бою. Командиров младшего звена Знаменский назначил из числа самых опытных солдат, сразу отказавшись от молодых, энергичных, но не имеющих боевого опыта лейтенантов. Исключением стал поручик, который принял разведвзвод, а заодно и должность начальника разведки отдельного батальона. Зампотеха, зампотылу и начальника штаба прислал начстрой дивизии, общим заместителем Знаменский назначил Тимофеева, добившись присвоения ему вне очереди звания лейтенант.

  В пятницу 13 числа месяца апреля командир ОМБ майор Знаменский получил шифрограмму, которая предписывала совершить ночной марш к аэродрому г. Львов, где произвести погрузку на транспортники и вылететь к месту выполнения боевой задачи. Цель и место высадки будут сообщены в полете.

  – Вот так, господа командиры, – подытожил Знаменский на срочно созванном совещании. – Готовьте личный состав и технику, совместим учебный марш с реальным. Зампотех, контроль за транспортом на вас, обо всем докладывать лично. Тимофеев, вам все остальное. Вопросы? Свободны!

  БМП “Терминатор” одиннадцатой модели, которая стояла на вооружении батальона, была, по сути дела, танком. Даже супертанком, чудовищем с непробиваемой броней по меркам двадцатого века. Моторный отсек впереди, десантное отделение сзади. Машина вмещает отделение солдат с оружием и амуницией, механик водитель сидит традиционно слева, командир отделения и машины, по совместительству оператор бортового оружия в располагается в центре, под башней, которая скалится автоматической 100 мм.пушкой, двумя пулеметами, шестиствольным гранатометом и реактивной противотанковой установкой. Вооружение замыкается на бортовой компьютер, информацию оператор получает от радара, тепловизора, спутника плюс непрерывный поток инфы от старших командиров. Компьютеры боевых машин объединялись в сеть роты, батальона, полка и так далее до министерства обороны включительно. Армия должна действовать, как единый организм … в теории, но война ломает любые схемы, крушит теории и гипотезы, высмеивает военные доктрины. Армия не скопище электронных мозгов и железных механизмов, а люди, объединенные общей целью – уничтожить врага.

  Рассвет появляется в обрамлении тумана, словно не выспавшийся человек, завернутый в одеяло. Трехкилометровая взлетная полоса кажется облаком, спустившимся с небес на землю. Из тумана торчат только сюрреалистические конструкции аэровокзала. На чудом сохранившемся фронтоне светится несколько букв. Только тот, кто знает, что здесь было раньше, поймет, что LV… AIR… означает LVIV INTERNATIONAL AIRPORT. От стекла остались кривые клыки, железная конструкция покрыта толстым слоем ржавчины, изгажена вороньим пометом, кое-где торчат кривые стволы Бог знает как прижившихся деревцов. От самого здания аэровокзала сохранилась площадка размером с футбольное поле. Метровый слой бетона немного растрескался, кое-где провалился, но в целом еще хорош. Военные соорудили здесь ангары, складские помещения и казармы для временного проживания. Северо-западнее, в нескольких километрах от аэропорта, раскинулся до основания разрушенный город Львов. Основанный в незапамятные времена русским князем Даниилом Галицким как форпост Руси на западе, Львов многократно переходил из рук в руки, местное население утратило всякую связь с исторической родиной, забыло о своих корнях. Сохранилось только название – Галиция, а жителей звали галичанами. Но для мигрантских орд все народы, обитавшие в Европе, были врагами. Галиция опустела, от городов и сел остались пепелища, немногие уцелевшие от резни растворились среди других народов России.

  Рассветную тишину гонит прочь тяжкий гул. Несколько десятков бронированных железных чудовищ приближаются к аэродрому со стороны развалин города. Однако молчат автоматические пушки, не реагируют ракетные установки, экипажи дежурных боевых машин дремлют на своих местах. Радары своевременно обнаружили гостей, центральный компьютер на запрос “свой-чужой” получил ответ “свой”, из главного штаба Сухопутных Войск пришло подтверждение. Отдельный мотострелковый батальон под командование майора Знаменского подходит к точке сбора в указанный срок. Уже прогревают моторы транспортные самолеты, к месту стоянки техники подъезжают топливозаправщики, ремонтная служба готовится к приему неисправной техники. На старое шоссе, когда-то покрытое асфальтом, а теперь просто коркой утоптанной земли, из тумана показываются бронетранспортеры авангарда. За ними следуют тяжелые БМП с десантом пехоты под броней, самоходные артиллерийские и ракетные установки, подразделения тыла и боевого обеспечения. Дежурный наряд на КПП аэродрома с удивлением отметил, что ни одной машины нет на буксире. Маршрут движения по территории аэродрома отмечен зелеными огнями, место сбора батальона показано оранжевыми огнями. Механик водитель головной машины останавливается на разметке с цифрой один, оранжевый огонек гаснет. За ним следует вторая машина, третья … Развалины аэропорта наполняются гулом, ревом моторов и скрежетом гусениц по бетону. Осыпается кладка, куски стекла, содрогаясь от звуковых волн, выползают из зажимов и рушатся вниз, разбавляя общий шум нежным звоном. Мелкие грызуны и птички в панике покидают насиженные места, опасаясь за свою жизнь в невыносимом грохоте.

  Батальон строится на залитой бетоном площадке перед аэровокзалом колоннами по-ротно, по-батарейно и отдельными взводами. По внутренней связи идет команда: ”К машинам!” , личный состав покидает “броню”. Диспетчер, охрана, дежурный помощник коменданта аэропорта с удивлением наблюдали, как самый обычный пехотный “бат” без суеты и бардака выполняет команды, солдаты ведут себя, как будто они придворная гвардия, привычная к построениям и маневрам на плацу.

  – Они к параду готовятся, что ли!? – ворчит полусонный диспетчер. – Что это вообще такое?

  Не слышно окриков сержантов, на площадке перед руинами аэровокзала царит тишина.

  – Глухонемые? – высказал догадку помощник диспетчера.

  – Ага, – кивнул диспетчер. – Целый бат глухих и немых.

  – А как же тогда?

  – Связь. У каждого солдата коммутатор в шлеме, – пояснил диспетчер. – Сержантам нет надобности орать, они слышат и видят всех.

  На границе бетонированной площадки торчат из земли обугленные остовы аэродромных построек. Сразу за ними начинается поле, в густых зарослях бурьяна можно коня спрятать. И весь батальон дружно направляется туда. Возле машин остались только раздувшиеся от солдатского гардероба рюкзаки, оружие у всех с собой.

  – Куда это они? – удивляется помощник.

  – Справить малую нужду, – отвечает диспетчер. – На марше-то некуда было. Все живые люди!

  Внушительные и важные, словно киты на мелководье, транспортные самолеты выползают на рулежную дорожку. От рева турбин дрожит земля, трава пригибается к земле, по бетонным плитам пляшут комочки засохшей земли, на глазах превращаясь в пыль. Откидываются аппарели, боевые машины медленно вползают внутрь. Личный состав уже занял места под броней, самые предприимчивые солдаты спят, не обращая ни малейшего внимания на возню снаружи. Необстрелянные таращат глаза, пальцы крепко сжимают оружие, по вытянутым лицам скатываются капли пота – всегда страшно первый раз! Грузятся артиллерийские орудия, пусковые установки ракет, инженерно-саперные машины. Взвод химзащиты бережно вкатывает на руках автоматические огнеметы и раздутые, словно пузо стельной коровы, упаковки с ампулами, начиненными адской горючей смесью. Знаменский поднимается по трапу, лишь убедившись, что все люди и техника загружены.

  В эфире звучит неслышимая для обычного уха команда диспетчера, стадо неуклюжих чудовищ с крыльями ползет к взлетной полосе. Двигатели работают вполсилы, но даже так от гула дрожат остатки стен аэровокзала, сыплется гипс из межкомнатных перегородок, появляются новые трещины в полу. Самолеты выстраиваются в колонну, ведущий “врубает” полный газ, машина мчится по взлетной полосе, набирая скорость. Как только носовое шасси отрываются от бетона, начинает разбег вторая машина, за ней третья, четвертая … Эскадра воздушных машин скрываются в облаках, унося с собой гул и грохот. На земле воцаряется обычная тишина и покой.

  Экран командирского коммутатора расцветает оранжевым огнем, мерзко пищит динамик. Знаменский достает из нагрудного кармана “трынделку”, взгляд останавливается на коротком сообщении: “Вскрыть файл, получить боевую задачу.” Появляется синий прямоугольник, перечеркнутый крест накрест. Прикосновение пальца открывает файл, появляется текст и карта, рассеченная надвое кривой линией маршрута движения. Содержание приказа коротко и непонятно: ”Занять и удерживать высоту (координаты), дождаться прибытия борта №4587, приказ на дальнейшие действия получите отдельно.”

  – Ознакомьтесь, товарищи офицеры! – говорит он, текст и карта появляются на остальных планшетах. Офицеры внимательно изучают карту, лица спокойны. Только командир разведвзвода скептически хмыкает.

  – Что у вас, поручик?

  – Да время штаб устанавливает… как будто в шахматы играет! – кривится он. – Время прибытия в расчетную точку 14 часов 31 минута. Это что такое? А если спрямим маршрут и прибудем на пять минут раньше, что тогда? И вообще, странно как-то все это! – не унимается разведка.

  – Возможно, это учения с боевой стрельбой, – предположил командир артдивизиона. – Обстановка максимально приближена к боевой.

   – В приказе сказано занять и удерживать. Но вокруг пустыня!

  Знаменский переводит изображение с коммутатора на интерактивный стол, который уже развернут и подключен начальником штаба.

  – Судя по карте, это действительно так, – пожимает плечами начштаба. – Высота господствующая, какие-то развалины древнего замка за крепостной стеной. По последним разведданным, противника поблизости нет. Зачем целый бат тяжелой пехоты?

  Объект атаки громадный холм с остатками фортификационных сооружений трехсотлетней давности. Организовать неприступную оборону в таком месте может даже взвод пенсионеров с дробовиками.

  – Да, просто шишка в чистом поле, – согласился комбат. – А на ней руины избушки на курьих ножках.

  – Может, командование ошиблось с приказом, командир? – осторожно спрашивает начштаба. – Если в этом районе ожидается наступление мигрантов, тогда согласен, развалины замка на горе идеальное место для обороны.

  – Черт его знает! – пожал плечами Знаменский. – Пошли запрос на подтверждение приказа.

  Коробка засекреченной связи “выстреливает” запрос в доли секунды. Подтверждение приходит через пару мгновений.

  – Ладно, – машет рукой Знаменский. – Наверху виднее. Сколько до высадки?

  – Сорок минут.

  – Всем отдыхать.

  Транспортные ИЛы заходят на посадку один за другим, машины сворачивают в стояночные “карманы”, опускаются аппарели. Боевые машины с недовольным ревом покидают тесное нутро самолетов, оставляя после себя сизые облака выхлопных газов и запах каленого железа. От аэродрома в районе Эрфурта надо совершить ускоренный марш, преодолев почти сто километров по безлюдной территории, когда-то называвшейся Германией. Теперь это обширная пустыня с развалинами городов и поселков, соединенных между собой дорогами отвратительного качества. Население уничтожено, чудом выжившие люди прячутся в развалинах, опасаясь мародеров из числа африканских мигрантов и одичавших цыган.

  – Строится в походную колонну за головной машиной! – приказывает Знаменский по общей связи. – Разведвзвод – головной дозор! Готовность десять минут.

  Направление – так теперь называются местные автобаны, – на северо-запад заполняется боевыми машинами, разведвзвод на колесных бронетранспортерах устремляется вперед. От аэропорта до района сбора подразделений чуть больше ста километров, согласно приказа штаба округа на марш дана девяносто одна минута. Это очень много, если по шоссе и на кроссовере. Если же на гусеницах по раздолбанному вдрызг проселку, то уложиться можно с трудом и то, если не будет вынужденных остановок.

  В салоне командно-штабной машины (КШМ) тепло, сухо и комфортно, восемь колес с пониженным давлением гасят тряску, а снаружи идет мелкий и нудный, как лекция о международном положении, осенний дождик. Зима в этих местах начинается с октябрьских дождей. Изредка бывают морозы – аж минус один! – и снежные бури, после которых земля покрывается метровым слоем снега. Затем все это безобразие плавится и опять тянется унылая серость и слякоть, медленно переходящая в весну. Когда прекращаются ветры с Атлантики и дожди уходят, наступает лето.

  – Какая гадость эта ваша заливная Германия! – шепчет Знаменский, глядя в окно.

  По бронестеклу лениво ползут дождевые капли, клочья тумана укрывают раскисшую землю, в придорожных развалинах прячется темнота.

  ... бурлила жизнь. Красивая, сытая, вымытая ароматными шампунями и вытертая насухо бумажными полотенцами. Сюда стремились люди с Юга и Востока, Западная Европа была пределом мечтаний диких и ленивых уроженцев Средней Азии, Африки и Восточной Европы. Наивные придурки считали, что стоит им приехать, как они превратятся в зажиточных и красивых буржуа. Дом за городом, машина последней модели, жена фотомодель и непыльная руководящая работенка без какой либо ответственности. То, что наивный придурок двух слов связать не может даже на родном языке и не владеет необходимой профессией, придурка не волнует. Он судит о здешней жизни по простеньким фильмам – книг не читает, ибо не умеет! – и комиксам. Зато наивный придурок умеет слушать, как добрые идиоты волонтеры рассказывают о его правах и обязанностях государства по выплате пособий на каждого члена семьи. Наслушавшись рассказов добрых идиотов волонтеров, бежит в квартиру, бесплатно предоставленную государством, трахать жену, которая тоже ни бе ни ме, только глазами лупает, зато умеет рожать, как самка крысы, по два три крыс… э-э … ребенка. Государство добрых идиотов платит. Платит и платит…

  – Ирония судьбы! – шепчет Знаменский, глядя на залитую дождем выжженную дотла землю. – Добрых идиотов вырезали. Наивных придурков согнали в лагеря, в разжиревшую Европу хлынули орды злых и жадных дикарей с мозгами саранчи и таким же мировоззрением. Что ж, у цивилизации тоже есть срок. Срок? – повторяет Знаменский. – Какого черта именно в 14.31? С чем связана такая точность?

  – Вы что-то спросили, командир? – задал вопрос начштаба.

  Знаменский смотрит на интерактивную карту, вокруг которой расположились начальник штаба и общий заместитель. Красная линия маршрута упирается в высотку, вокруг которой ничего нет. Ее надо занять и оборонять от неизвестного противника до приказа об отходе. А если приказа не будет, до последнего человека. Вот на какой овощ это нужно!?

  – Странно как-то все это … не находите, господа офицеры?

  – Связь запретили, – заметно побледнев говорит Тимофеев. – Хотя режим радиомолчания по любому должен соблюдаться.

  – В экстренной ситуации разрешен “выстрел”, – напомнил начштаба.

  Знаменский хотел было ответить, что экстренная ситуация наступила сразу, как только получили боевой приказ, но не успел – аппарат ЗАС (засекреченная связь) коротко пискнул, на интерактивной карте появляется сообщение с позывным “Аист” от командира разведвзвода: “Местность в указанном районе непроходима.” Участок на карте подсвечивается оранжевым цветом, зеленым пунктиром обозначены бронетранспортеры авангарда.

  – Что значит НЕПРОХОДИМА? – изумленно округляют глаза начальника штаба. – Мы в западной Европе, а не в болотах Белоруссии!

  – Подробнее! – говорит в микрофон Знаменский.

  Секунду спустя ЗАС сообщает: “ Дозорная машин застряла в старом канале, полном жидкой грязи. Берега бетонированы, самостоятельно преодолеть преграду нет возможности. Пеший дозор обнаружил параллельные каналы, расположены один за другим.”

  Офицеры смотрят на интерактивную карту – никаких каналов с бетонными берегами на ней не обозначено.

  – Какие будут мнения? – спрашивает Знаменский.

  – Командир разведвзвода заблудился или карта врет, – предположил начштаба. – Возможно то, и другое.

  – Насчет заблуждений не верю, – махнул рукой Знаменский. – И как может врать карта? Это же снимок со спутника! Тут что-то другое. И время это дурацкое…

  Нехорошее предчувствие кольнуло грудь острым жалом.

  – Какое время? – удивился начштаба.

  – Прибытие в заданный район. Не по-нашему это, тридцать одна минута.

  – Ну и что? Мы успеваем! Если двигаться по установленному маршруту со скоростью 40 километров в час, как и положено по уставу, мы прибудем на место к половине третьего дня.

  – Но мы не успеваем, обнаружены какие-то каналы! Доложить по команде? – тихо спрашивает Тимофеев.

  – Нет! Лучше запроси старые снимки местности, – приказывает Знаменский. – Возможно, они прояснят ситуацию с каналами.

  Через минуту в верхней части интерактивной карты появляется несколько снимков того участка, где застрял авангард.

  – Вот! – ткнул пальцем Тимофеев.

  На черно-белом снимке хорошо видна сетка каналов, тянущихся от точки стояния авангарда на десятки километров в обе стороны. Снимок датирован второй половиной двадцатого века.

  – Действительно, каналы, – удивленно произносит начштаба. – Да это ирригационная система!

  – Так точно! – кивает Знаменский. – Их бросили во время войны, каналы засыпало землей, выросла трава и спутник их не видит. Этой зимой идут сплошные дожди, земля раскисла, БТР проваливается, садится на брюхо, а выбраться не дает бетонный бордюр по краям. Гусеничная техника тоже будет вязнуть. Штаб армии должен был знать об этом!

  – Да там пацаны сидят после академии! – ворчит начштаба. – Все умные да начитанные, на интерактивных картах спят и едят, без спутниковой связи ссать не ходят.

  – Не буду спорить, – задумчиво отвечает Знаменский, внимательно глядя на снимок. – Смотрите, здесь показаны перемычки между каналами. Похоже, это бетонные перекрытия, чтобы обслуживающие машины могли ездить. Вот по ним и пройдем! Отправляйте снимок командиру разведвзвода. И вот еще что – прикажите всем подразделениям выключить электронику. Всю, понятно! Интервалы между машинами сократить до минимума, командирам на броню, связь зрительная. Скорость по головной машине, идти по следам разведчиков. Вы остаетесь здесь, я иду первым на дозорной машине.

  Аппараты связи выпускают в эфир последние команды и замолкают. Гаснут инфракрасные фары, отключаются коммутаторы, замирают на “ноль” стрелки индикаторов. Батальон становится невидимым и неслышимым во всех диапазонах. Даже рев моторов глохнет в густом тумане. Если отойти в сторону на полсотни шагов, слышен только невнятный гул, как будто вдалеке медленно тащится грузовой поезд, а не полторы сотни боевых машин полным боекомплектом и десантом пехоты.

  Дозорная машина, в которой Знаменский решил ехать дальше, была простым джипом с без крыши. Водитель, командир, на заднем сидении расположились три солдата – посыльные. Легкий, как пустое ведро, джип шустро бежит вперед по обочине дороге. Опытный водитель сбросил давление в шинах, колеса сплющились, как лапти и машина едет по непролазной грязи, будто скользит на водных лыжах. Джип минует головной терминатор, командир экипажа высунулся из люка по пояс. Знаменский делает знак рукой “следовать за мной” и едет первым. “Вообще-то так неправильно, – думает Знаменский. – Даже во времена Чапаева командир был в тылу. Впереди, да еще на белом коне такой “полководец” схлопочет пулю через секунду. Но сейчас, на марше по незнакомой местности, в тумане из терминатора не много увидишь. Заблудиться пара пустяков. Мы и так опаздываем из-за чертовых каналов, а если начнем блуждать, то вообще беда!”