Текст книги "В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война"

Автор книги: Андрей Окулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

ПОЛУПРАВДА С ЛУБЯНКИ

Считается, что «холодная война» закончилась в 1991 году. По крайней мере так значится в учебниках истории. Казалось бы, сегодня можно обсудить многие вопросы, связанные с историей Народно-трудового союза, единственной массовой политической партией эмигрантов, объективно. Но не случилось…

Несомненно, НТС был прямым продолжателем Белого движения. Организацию создали молодые белогвардейцы и дети белогвардейцев. К примеру, многолетним руководителем Закрытого сектора НТС был Георгий Сергеевич Околович, а во время Гражданской войны, в возрасте пятнадцати лет, он воевал пулеметчиком на бронепоезде в Белой армии.

Но вот на радио Голос России прошла передача «КГБ против НТС» (кстати, в журнале «Посев» была постоянная одноименная рубрика, так что и придумывать особо не пришлось…), в которой выступал директор аналитического центра ветеранов госбезопасности «Вымпел» Сергей Кривошеев, который в 1998 году закрывал агентурную разработку НТС и сдавал дела в архив. Казалось бы, после отмены цензуры и падения большевистского режима можно было бы ожидать правды об истории самой известной антисоветской организации русского зарубежья.

Но Кривошеев начал прямо и в лоб: «В программе НТС были пункты, призывающие к низовому центральному террору против партийных функционеров, государственных деятелей. А такие вещи ни одна служба мира не пропустит, и будет очень серьезно этим заниматься. Чем и занимались советские спецслужбы с 30-го года до последнего времени». В печати НТС тридцатых годов действительно творилось о возможном терроре против большевистских вождей, т.е. в те годы, когда массовый террор против населения захваченной большевиками России уносил человеческие жизни каждый день. Странно было бы ожидать чего-то другого от детей белогвардейцев, не так ли? Вот только призыв к террору в то время ограничился словами, и не это привлекало к НТС внимание советских спецслужб: НТС был просто врагом большевистского режима с первого дня основания. Этот «террор на словах» сослужил НТС дурную службу: в одной из статей в «За Россию» был призыв к убийству Кирова. Вскоре после этого один из сослуживцев Кирова, товарищ Николаев, застрелил этого советского деятеля. Застрелил за то, что Киров, пользуясь своим служебным положением, склонил к сожительству жену Николаева. Но советское правительство воспользовалось статьей в газете «За Россию», чтобы оказать давление по дипканалам: газету закрыли.

Зато Кривошеев ни слова не говорит о действительных актах террора со стороны НТС, которые были проведены во время гражданской войны в Испании. Белая русская эмиграция поддерживала Франко. Русские добровольцы воевали на стороне испанских националистов, что и неудивительно. Советская пропаганда десятилетиями называла Франко «фашистом». На самом деле фашистами была лишь небольшая часть армии националистов, т. н. «Фаланга». Большинство в армии Франко были монархистами. За демократию в Испании не воевал никто. Испанские коммунисты развязали на территории страны красный террор. Они расстреливали монахинь и вывешивали их трупы на улицах и площадях испанских городов: это называлось «борьбой с религией». Рубили головы священникам, а после играли ими в футбол. Советский Союз оказал испанским коммунистам огромную помощь. Логично, что белая русская эмиграция оказывала посильную помощь армии Франко.

К власти во Франции пришло левое правительство «Народного фронта», которое решило оказать Испанской республике военную помощь. Именно тогда члены НТС провели два теракта. В аэропорту Орли было взорвано шесть военных самолетов, которые должны были отправиться в Испанию. В Пиренеях был взорван тоннель, но которому должен был пройти эшелон с оружием для испанских коммунистов. Никто не погиб.

Про террор органов НКВД против русской эмиграции Кривошеев не творит ничего. Похищения и убийства были в порядке вещей для карательных органов преступного режима, международные границы их не смущали. Большевики продолжали гражданскую войну за пределами России.

Казалось бы, пасквилей против НТС в советское время было состряпано немало, бери и пользуйся. Советский режим держался не только на терроре: последний подкреплялся массированной ложью. В условиях тотальной монополии режима на информацию это большевикам помогало, население могло знать только то, что ему позволяла знать преступная власть. Не случайно началом падения режима стала отмена цензуры при Горбачеве. Кто захочет поддерживать режим, чьи преступления против своего народа стали достоянием общественности?!

Насколько велико было влияние фашизма и близких ему идеологий? Члены НТС ИЗУЧАЛИ все эти течения. В прессе НТС высказывались симпатии к режиму Салазара в Португалии, но было и другое. Учредительный съезд НТС в Белграде закончился дракой с младороссами, представителями другой эмигрантской организации, которая тогда стояла на профашистских позициях. Младороссы даже участвовали в международной фашистской выставке как представители от России. Впоследствии младороссы перешли на просоветские позиции, что показывает близость этих идеологий. Так что отношение к фашизму члены НТС проявили сразу. В рукопашной форме.

С приходом Гитлера к власти в Германии отношение к нему в разных странах русского рассеяния было разным. Но самой антинацистской группой НТС оказалась… германская! Они видели воочию, что представлял собою гитлеровский режим, и прежде всего наблюдали яростную русофобию фюрера. «В программе 1942 года содержался пункт по еврейскому вопросу»… Да, так оно и было. Но упомянутый пункт появился в 1943 году в т. н. «Схеме Национально-Трудового Строя», которая не была утверждена Советом НТС, и не могла быть утверждена, потому что к этому моменту весь состав Совета сидел в нацистских тюрьмах и лагерях. В этом пункте, внесенном генералом Трухиным, одним из соратников Власова, евреям и цыганам предлагалось выбрать себе для проживания подходящую территорию в стране или уехать за рубеж без вывоза капиталов. На фоне преследования евреев в Третьем рейхе этот пункт мог быть воспринят нацистами только как отягчающее обстоятельство. Ведь предлагался вариант Еврейской автономной области со столицей в Биробиджане. Какие могли быть капиталы у евреев и цыган в Советском Союзе!

Поскольку члены НТС были патриотами Российской империи, то в организации состояли представители самых разных национальностей, эту империю населяющих. Великороссы, малороссы, белорусы, русские немцы, крымские татары, осетины, грузины, армяне… Под «национализмом» в тридцатых годах зачастую понимали «патриотизм».

Кривошеев: «Маршрут передвижения Околовича по СССР был известен… Только нет ответа, почему он ушел. Каждая разведка пытается утверждать, что она все знала, а если ничего не предпринимала, то “так было нужно”».

Маршрут передвижения Околовича по России НКВД стал известен задним числом. За ним охотились, но ветеран гражданской войны был хитер и изворотлив. Георгию Сергеевичу Околовичу удалось побывать в 15 городах. Слежка за ним появилась, когда он рискнул навестить свою сестру. И тем не менее ему удалось уйти на территорию Польши.

«Может быть, его потому и выпустили, что он посоздавал звенья, а они все были ловушками», – утверждает Кривошеев. Ну, уж ответ на подобный «риторический вопрос» эксперту по истории НТС от КГБ должен быть известен. Зачем же было НКВД впоследствии пытаться убить Околовича, если он, по словам Кривошеева, заманивал людей в подготовленные гебистами ловушки?!

Новым по сравнению с пасквилями против НТС советского времени звучит то, что Кривошеев говорит о том, что в конце войны в Германии «НТС-овцев Власов вытащил буквально с эшафота», и признает, что «десятки их успели поставить к стенке в концлагерях»… Для гебиста уже серьезный прогресс, по сравнению с бесконечными рассказами былых лет о «немецких прихвостнях».

Расстрелы членов НТС на оккупированной территории начались еще в 1943 году. Десятки членов организации оказались в нацистских концлагерях, в 1944 году было арестовано практически все руководство.

Нацисты готовили процесс против НТС. Основные пункты обвинения гласили:

– антинемецкая деятельность;

– связь с с партизанами;

– проникновение в тайны Третьего рейха;

– терроризм.

Именно во время войны члены НТС совершили несколько терактов против немцев. Из-за того, что централизованного учета членов НТС не велось, многие из них были приписаны потом советским партизанам. Ну а в суд НТС подать не мог…

В 1943 году в Варшаве агентами гестапо выстрелами из пистолета был убит Александр Эмильевич Вюрглер, председатель отдела НТС в Польше. Имеются данные, что убийцы Вюрглера были двойными агентами – гестапо и НКВД. Имеющий доступ в архивы КГБ журналист мог бы прояснить этот эпизод. Как и то, в чем состояла цель контакта Вюршера с еврейским гетто в Варшаве, ведь других свидетелей не осталось в живых.

О расколе в НТС 1955 года Кривошеев говорит: «Предыдущее руководство не могло оставаться у власти, поскольку запятнало себя контактом с немецкими и японскими спецслужбами». Из НТС во время этого раскола ушло около 15 процентов. У белых не было своей территории с 1922 года, работать с чужой территории, не имея контактов со спецслужбами этих стран, невозможно. Ни одна страна, самая демократическая, этого не позволит. В оставшейся части НТС были люди, которые имели такие же контакты. Был ли это раскол между первой и второй эмиграциями? Не совсем: представители обеих эмиграций оказались по обе стороны. Многие утверждают, что это был раскол на «деловиков» и «духовников», одни считали, что главное – это активное духовное противодействие советской идеологии, в то время как другие считали, что главное – это реально пытаться свергнуть коммунистическую диктатуру. Сегодня это похоже на спор «физиков и лириков», а тогда стало причиной раскола старейшей антикоммунистической организации. Упомянутые причины сыграли свою роль, но главной была борьба за власть внутри организации. Некоторые называют причиной «политическую истерику», поскольку прежние расчеты по поводу Второй мировой войны оказались неверными.

Далее Кривошеев говорит: «После войны НТС активно пользовался помощью немцев из ГДР в работе на советскую армию, чем поставил к стенке много нормальных немецких бюргеров» (!). И далее: «НТС-овцы подставили немало немцев».

Оригинально. Сколько именно, Кривошеев не говорит. Значит, виноваты не чекисты, которые расстреливали своих политических противников, а люди, которые осмеливались противодействовать диктаторскому режиму. Это старый гебистский трюк: «Сам виноват, зачем выступал против товарища Сталина? Да еще других подначивал. А мог бы себе тихо сидеть на благополучном Западе, пока большевики разрушают твою страну и убивают миллионы твоих сограждан».

Русская молодежь, которая основала НТС, могла не рисковать своей жизнью, а тихо обустраиваться в других странах и делать свою личную карьеру. В НТС это называлось «уйти в экономику». Тем более, что никаких денег борьба против большевизма принести не могла.

Признать, что патриоты в НТС просто любили Россию и ненавидели большевиков, для гэбиста невозможно.

Кривошеев: «Из дел шестидесятых годов мы знаем, что когда иностранцы приезжали на явочные квартиры с литературой, они сразу же попадали в руки чекистов».

С шестидесятых годов Советский Союз начинает интересоваться западными туристами, как источником получения валюты. У НТС появляется возможность отправлять своих курьеров-иностранцев, на жаргоне организации именуемых «орлами», за железный занавес. Они провозили антисоветскую литературу и вывозили рукописи антисоветских книг, для последующего издания на Западе.

С начала этих операций, 1960 год, по 1990 год расформирования т. н. Закрытого сектора НТС, было осуществлено 1087 поездок, которые провели 677 курьеров («орлов»). Это были граждане следующих стран: Бельгия, Голландия, Франция, Германия, Великобритания, Швейцария, Дания, Италия, Норвегия, Финляндия.

Из них на въезде было задержано—26 человек, на выезде —13, на квартирах контактов – 8, захвачены и судимы – 4, открытые демонстрации провели – 24.

Многие эмигрантские издательства, включая «Посев», специализировались на издании самиздатских книг, рукописи которых в основном вывозились курьерами из СССР.

Неужели все эти люди просто попались в руки КГБ?! Но книги-то вышли, причем немалыми тиражами, и снова были засланы в СССР.

Кривошеев: «Листовки НТС, засылаемые с помощью воздушных шаров, все попадали в руки КГБ».

Самый тяжелый шар с листовками, засылаемый НТС, весил 90 кг. Он летел с территории Западного Берлина через всю территорию СССР, порционно сбрасывая листовки над самыми разными городами, селами, над лесами. Ведь шарами никто, кроме ветра, не управлял. Один шар сбросил листовки над колонной заключенных в Сибири, другой, сбросив листовки на территории СССР, приземлился в Южной Корее. Если верить словам Кривошеева, то получается, что под каждой елкой в тайге стоял чекист и ловил листовки НТС.

А вот о захвате парашютистов из числа членов НТС на территории СССР в начале пятидесятых в передаче с громким названием «КГБ против НТС» не сказано ни слова. Они были схвачены из-за деятельности советского агента Блэйка: он знал об их засылке и передавал информацию советским спецслужбам. Именно после этого провала и последующего расстрела Макова, Ремиги, Лахно и Горбунова НТС прекратил эту практику – было решено, что западным спецслужбам, осуществлявшим забросы, нельзя доверять. Если архивы открыты, то роль Блэйка можно было бы осветить подробно.

В 1954 году в Западном Берлине агентами КГБ был захвачен член НТС Александр Рудольфович Трушнович. При захвате его задушили, труп закопали на территории ГДР. Только в 1992 году гебисты это признали и рассказали о гибели Трушновича.

В том же году капитан КГБ Николай Хохлов был послан на Запад с заданием убить Георгия Сергеевича Околовича. Хохлов к тому времени узнал много об НТС и отказался выполнять задание. Он пришел на квартиру к Околовичу и рассказал ему о своей миссии, а впоследствии выступил на пресс-конференции. Разразился дипломатический скандал. КГБ не простил этого Хохлову: впоследствии агенты КГБ подсыпали Хохлову в кофе яд, и его спасло только переливание крови.

Об этих эпизодах в передаче «Голоса России» не прозвучало ни слова.

«В 1991 году организация выступила резко против распада Советского Союза… Еще новопоколенцы писали в своей программе о неделимости России. И это четко отслеживается во всех программах. Поэтому я не удивлен тому, что они призывали не разрушать Советский Союз. Их устраивал не Советский Союз, а Россия, Российская империя, хотя слово “империя” и не использовалось».

Подобная констатация – опять-таки серьезный прогресс для гебиста! Можно было бы вспомнить, что НТС в том же году резко выступил против отделения Украины, предсказав все беды, которое это отделение принесет и Украине и России. В «Независимой газете» НТС-овцев тогда обозвали «неопочвенниками» (?!).

«НТС-овцы были людьми не бесталанными и мужественными… Руководители НТС были людьми очень образованными. Создавая эту организацию, они думали, что могут сделать что-то для России. Для русского народа. Это воспринималось с уважением».

Отметив образованность руководства НТС, Кривошеева почему-то ни слова не говорит ни об идеологии российского солидаризма, ни о философах русского зарубежья Ильине, Франке, Лосском, Левицком и Редлихе, которые и разрабатывали идеологию обсуждаемой организации. Образования не хватило?

Чтобы голословно и бездоказательно утверждать, что «КГБ все знал», что руководство НТС посылало своих людей на смерть, а после войны «подставляло иностранцев», не только большой эрудиции не требуется, но и особого профессионализма не надо.

Автор статьи сам три года был сотрудником «Закрытого сектора», за это время с его участка (Великобритания) было проведено 36 операций, провал был только один. Были те, кто неверно выполнил задание: ведь у НТС своей разведшколы не было.

Пусть Кривошеев, как разведчик, подсчитает: хороший это результат или нет?

Бывшие гебисты сегодня занимают в стране руководящие посты – от президента до мэров городов и руководителей фирм. Конечно, было бы странно услышать от них: «Мы честно служили в карательных органах преступного режима, который уничтожил десятки миллионов наших соотечественников, и уничтожали негодяев, которые с этим режимом боролись». Но ведь никто и не призывает преследовать бывших гебистов или ограничивать их в правах. Достаточно было бы просто перестать врать, а не перемежать полуправду с откровенной ложью.

ИНТЕРВЬЮ И СТАТЬИ

ГЕСТАПО ПРОТИВ НТС: «ТАКОЕ НЕ ЗАБЫВАЕТСЯ!»

Интервью с Владимирам Исааковичем Быкадоровым

– Владимир Исаакович, как вы попали в НТС?

– В НТС я вступил в Берлине в июле 1942 года. Моим поручителем был доктор Николай Митрофанович Сергеев – мы оба состояли в одной и той же молодежной организации.

Познакомился же я с НТС лет в четырнадцать – пятнадцать в Нормандии, где было отделение союза. Во главе его тогда стоял Михаил Леонидович Ольгский.

Во время войны мне было еще неполных восемнадцать. Тогда для вступления в НТС нужно было не только иметь поручителя, но и пройти курс политической подготовки – знаменитые «зеленые романы». Тогда члены союза перебрасывались на оккупированные территории России через Берлин.

– Каким оказалось ваше первое задание?

– Быть помощником при издании материалов Исполнительного бюро. Тиражи маленькие, печатались на ротаторах. Ротаторов было несколько – в разных местах Берлина. При каждом ротаторе – секретарша, которая печатала текст на матрицах. Благодаря моей исполнительности меня назначили заведовать этой системой.

– С 1938 года Берлинская группа НТС официально распущена, а союз работал в подполье. Какими были правила конспирации?

– Сегодня многое кажется наивным – будь правила иными, может быть, мы и не попались бы. Главная конспирация была в том, что мы друг в друга верили. Люди одного воспитания, из колоний русской эмиграции, хотя и из разных стран – из Франции, Чехии, Югославии. Это были или молодые участники Белого движения, или их дети. Прочность характера проверялась только событиями. Конечно, я не знаю полной картины.

Часто в Берлине у нас не хватало рук – самые деятельные люди отправлялись в Россию, некоторые застревали в Польше. Работать приходилось за двоих, за троих.

Кроме печати, я занимался ее распределением через людей, которых мне представляли как «Ваню» или «Петю». Через них, как через «паутину», литература распределялась по группам, главным образом – в Россию. В 1943 году я стал секретарем председателя организации Виктора Михайловича Байдалакова. Каждый вечер после службы звонил ему и, если было нужно, приезжал на квартиру за дополнительными заданиями. Я был не столько секретарем, сколько адъютантом – деятельность организации вполне можно сравнить с войной.

В конце 1943 года был убит Александр Эмильевич Вюрглер. Было решено охранять членов руководства НТС, и я стал также телохранителем Виктора Михайловича. Вы можете спросить, как можно в военном Берлине охранять главу запрещенной организации? Носить при себе оружие было бы самоубийством. Защищать нужно было собой. Я всегда следовал за Виктором Михайловичем и становился между ним и любым незнакомым человеком. Учился на ходу – никаких директив мне не давали, так и сказали: «Догадывайся сам». Инцидентов не было, если не считать, что арестовали нас обоих: его – в начале июня 1944 года, меня – 11 июля.

– Как это произошло?

– Я снимал комнату у одной 85-летней старушки, она ютилась в кухне, сдавала обе спальни, на что и жила. Другой ее жилец был мобилизован в армию и там практически не жил. В комнате этот немца мне удалось перед арестом кое-что спрятать.

Ко мне пришел человек и сказал, что от меня требуются некоторые объяснения. Во время первого обыска были найдены значки Национальной организации русских скаутов (НОРС) – здесь мне не повезло. Следователь Ротцолль, который вел дело НТС, задавал мне о НОРС массу вопросов.

– Следователей было три – Ротцолль, Фритце, а кто третий?

– Мы его называли Гаврик. Фритце меня допрашивал лишь один раз. Гаврик был бывший энкавэдист, и с ним играть было трудно. Ротцолля мне удавалось обводить вокруг пальца. Он немножко говорил по-русски. По-немецки я тогда уже говорил свободно, но притворялся, что не понимаю, и просил его перевести. Пока он переводил, у меня было время подумать. Мне также помогло, что я научился читать вверх ногами. Весь список вопросов, составленный с немецкой пунктуальностью заранее, лежал перед следователем. Когда он начинал печатать, я успевал прочесть следующий вопрос и подготовиться.

– Какие конкретные обвинения гестапо предъявляло НТС?

– Я их убедил в том, что я – очень мелкая сошка, мальчик на побегушках. На многие вопросы я просто отвечал, что не знаю, а часто ссылался на доктора Сергеева, о смерти которого в концлагере уже знал. В изоляторе смертников мне дали книгу, чтобы записать мои данные. Напротив фамилии погибших ставился черный крест. Там я и нашел имя Сергеева с крестом напротив него. Потом я узнал, что генерал Трухин на допросах, чтобы спасти А.Н. Артемова, приписывал его деятельность покойному Сергееву.

– О следователе гестапо по фамилии Гаврик я читал в записках Николая Федоровича Шица. Самое непонятное – как он из НКВД попал в гестапо?

– Могу сказать лишь то, о чем слышал. Мне говорили, что он был не то полицейским у немцев, не то – следователем в Киеве. Потом немцы перевели его в гестапо. Там были и другие следователи, в основном – украинцы, которые допрашивали главным образом криминальный элемент из «остовцев». Я помню, как Кирилл Вергун или Виктор Михайлович рассказывал, что Гаврик говорил им: «Война заканчивается – Советы уже в Кюстрине. Представляете, что вам предстоит, но что предстоит мне?!» Каждый из нас думал: «То, что ты заслуживаешь!» Потом были слухи, что его расстреляли немцы.

– Об этом я читал у Шица, но он утверждает, что немцы узнали, – Гаврик был засланным агентом НКВД.

– Мне был двадцать один год, выглядел я еще моложе – и прикинулся, что не очень умен – не то чтобы дурак, но совершенно не разбираюсь в вещах, о которых меня спрашивают. Ротцолль сам был недалеким, не высокой сохи.

Когда он узнал про значки НОРС, решил, что это – возможность обнаружить новую организацию и сделать карьеру. Мне были известны все адреса членов НОРС – и Бориса Мартино, и Полчанинова – все шло через мои руки. Я не выдал никого. Тогда он меня и послал туда, куда Макар телят не гонял… Кроме меня такое пережил только Неймирок.

Первое место, куда я попал, был Arbeitserzihungslager (лагерь трудового перевоспитания), Гросс Верен – для непокорных, волю которых не удалось сломить в других лагерях.

– Каким образом их «перевоспитывали»?

– Работали от зари до зари: нужно было сократить поворот железной дорога – копали землю, таскали камни, загружали вагонетки и везли на крутую гору. Воды давали один стакан в день. Сто – сто пятьдесят граммов хлеба и литр похлебки. Подъем – в три тридцать утра. Одежда – куртка, штаны и колодки на деревянной подошве. В пять утра пересчитывают заключенных. Потом приходит майор СД с двумя овчарками и принимает рапорт. После этого выдавали чашку желудевого кофе и ломоть хлеба – до вечера больше никакой еды не полагалось. Потом – сто человек в одну теплушку, и час-полтора везли до места работы. Во время работы – получасовой перерыв и стакан воды. Оскорбления со стороны охранников – «проклятый иностранец», «свинья», крики «лос, лос»… Мозоли лопаются, перевязать нечем. Слышу, как сосед – русский парнишка, говорит: «Если я выйду отсюда, пол-Берлина сожгу!» Ненависть нашу описать трудно.

Вечером, перед тем как получить свой литр похлебки, запускают в уборную. Там – корыто для умывания. Вместо умывания, как скот, – опускаешься и пьешь, пьешь из этого корыта – организм был совершенно обезвожен. Даже плюнуть на измазанные глиной руки было нечем: вокруг рта – белая соль.

Пытка продолжалась и днем, и ночью. Из нар были изъяты все доски и все матрасы, вместо этого была протянута сетка из двухмиллиметровой проволоки. Утром – синие полосы по всему телу. Поперечная доска у головы и ног. Вместо подушки под голову клали свои колодки. Если среди ночи со второго яруса эти колодки падали на спящего внизу, то сцена, разыгрывавшаяся среди голодных озлобленных людей, была неописуемой…

Утром врывались капо с палками и устраивали «подъем». Несколько раз в неделю читался рапорт. Если кто-то во время конвоирования на место работы сорвал колосок или травинку – это считалось «покушением на немецкую собственность». Наказание за такое «воровство» – двадцать пять или пятьдесят «горячих». Палачом был высокий, метр девяносто, белорус. Растягивали «вора» на табуретке, снимали штаны, один человек садился на голову и держал ноги. Били резиновой палкой, с «оттяжкой». Кожа лопалась после первого удара. Это было даже слышно. Самый сильный человек в нашем лагере выдержал семнадцать ударов, потом потерял сознание. Если приговор был пятьдесят ударов, то в один день вы получали только двадцать пять, остальные – когда раны заживут. Считалось везением, если ни один удар не попадал по почкам.

– Сколько вы провели в этом лагере?

– Максимальный срок пребывания там был восемь недель: эсэсовские врачи считали, что дольше выжить невозможно. Меня вытащили из лагеря для дальнейших допросов на половине этого срока. Допросы начинались с вопросов об НТС. Потом – пять минут передышки. Потом в машинку вставлялся новый лист бумага, и следовали вопросы о НОРС.

После нескольких допросов следователь, не добившись ничего, послал меня в концлагерь Заксенхаузен, в изолятор смертников. Я до сих пор не знаю: был ли я приговорен к смертной казни?

Пятьдесят дней провел в группе приговоренных, из которых каждый день кого-то выбирали и вешали на наших глазах. Люди из СД, когда подходили к нашей группе для «отбора», любили поиздеваться. Говорили: «Выходи!» Потом: «Я пошутил, возвращайся!»

Все – с красной полосной смертников. Все друг другу исповедовались. Мы многое знали из того, чего не говорили на допросах.

Стоишь во время «отбора» и думаешь: «Слава богу, что не меня!» А йотом становится стыдно за эти мысли…

В Заксенхаузене я встретился с очень интересными людьми. В первую очередь – с полковником Бушмановым, из РОА. С Косаревичем-Косаренко – идеологом Бандеры. Был там Караим – один из лучших фальшивомонетчиков. Когда немцы арестовали его, заставили подделывать американские доллары и английские фунты. Фунты он подделал столь блестяще, что англичанам во время войны пришлось проводить обмен денег на фунты нового образца: немцы запускали фальшивки через нейтральные страны. Сидел там и мэр Кельна – социал-демократ. Были немецкие офицеры с рыцарскими крестами, арестованные за какую-то мелочь.

Один советский капитан дважды бежал из лагерей военнопленных и был приговорен за это к смертной казни. Когда подошла его очередь, он сказал: «У меня нет никакого оружия. Но я им покажу, как русские умеют умирать!» К виселице он пошел парадным шагом.

Повешение у немцев отличалось от того, как вешали конокрадов в восемнадцатом веке, когда человек падает с высоты в несколько метров и сразу ломает себе шею. Немцы выбивали из-под ног узника табуретку, и мы видели, как человек десять – пятнадцать минут мучается в петле, тщетно борясь за жизнь. Такое не забывается.

– Когда вы оттуда вышли и каким образом?

– За мной пришли и перевели в тюрьму на Александерплац – для перекрестных допросов. Запасное Исполнительное бюро уже было арестовано: Ольгский, Околович…

Из лагеря меня забрал Ротцолль, обманув, что везет в Берлин, чтобы освободить, – боялся, что я вздумаю бежать. А привез меня на мою же квартиру и провел там второй обыск, во время которого нашел фотоаппарат. Тут я вспомнил, что многое успел подчистить, но про пленку забыл. Ведь кроме союзной деятельности я еще помогал «остовцам» бежать и подделывал для них бумаги. Я научился делать печати при помощи картошки, желатина, но фотографии нужны были настоящие – они и были на вставленной в фотоаппарат пленке. Если ее проявят – новые допросы.

Тут я его спрашиваю: «У вас сын есть?» Он говорит: «Да, приблизительно вашего возраста, моряк». – «Могу я сделать ему подарок? Зачем фотоаппарат будет валяться на складе? Вашему сыну может пригодиться. Я сейчас вам покажу, как его заряжать». С этими словами я вытянул ленту и засветил ее.

Он все понял, но виду не подал – все же я сделал ему какое-то одолжение.

Допросы после этого лучше не стали. На Александерплац я сидел в одиночке несколько месяцев. В начале 1945 года, когда немцы отступили из Франции, Бельгии, части Голландии и Польши, большинство своих узников в этих странах они расстреливали, а самых главных брали с собой при отступлении – на всякий случай, для возможного обмена. В один прекрасный день в мою камеру поместили премьер-министра Греции, а меня перевели в другую, где уже сидело семь человек.

Вот однажды в камеру заходит полицейский. Полиция там была городская – гестапо занимало лишь одно крыло здания, и своей тюрьмы у него не было – своих заключенных держали в общей. Этот старый полицейский, явно из деревни, читал плохо. Видит русскую фамилию и смотрит на возраст, прочесть ее уже не может. Тычет в меня пальцем: «Ты кто?» – «Я – русский». – «Тогда – пошли». Приводит меня в канцелярию, фельдфебель, продолжая разговаривать по телефону, спрашивает – что надо? Полицейский отвечает: «Привел, кого просили». Тот, продолжая разговаривать, требует, чтобы я продиктовал свою фамилию. Поняв ситуацию, я назвал фамилию того, кто сидел в этой камере до меня и был освобожден. Он одной рукой выписал мне бумажку, и я по ней вышел на волю «за того парня».

Три дня прожил в Берлине. Карточек получить не мог – в документах значилось, что я – «остовец» и должен жить в лагере.

На третий день пришел к Ротцоллю и сказал, что раз уж я на свободе, то должен получить бумагу на свое имя. Он ответил, что ничего об этом не знает, а мое освобождение – ошибка. «Но все равно все катится к чертям, поэтому бумаги я тебе дам, а ты сиди в Берлине и не рыпайся». Он выписал мне две бумажки – для работы и для продовольственных карточек. Пока выходил в соседнюю комнату ставить печать, я еще одну необходимую бумажку засунул себе в карман. Таким образом, я в нужном месте показывал нужную бумажку – до сих пор они, все три, у меня хранятся.

Пятого марта 1945 года я выехал из Берлина с заданием от генералов Меандрова и Трухина – установить контакт с союзниками. Я, с капитаном Лапиным, 21 апреля перешел фронт – просто засели в одном селе у города Нордлинген и дождались, пока фронт через него перекатился. Мы прямо явились к союзникам и заявили, что у нас – задание попасть к Эйзенхауэру. Нас перевозили из батальона – в полк, из полка – в 7-ю армию. В контрразведке 7-й армии мы осветили четыре пункта, предложенные руководством армии Власова – основу переговоров. Главное: не считать «остовцев», военнопленных и власовцев врагами и не выдавать их Советам. Если бы американцы согласились на эти условия, меня должны были забросить с парашютом в районе расположения штаба РОА и договориться о встрече руководства КОПР с американцами. Но этого не случилось. Война закончилась, и из парламентеров мы превратились в военнопленных.