Текст книги "Случай в Кропоткинском переулке"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

МОСКВА. ВИКТОР СМЕЛЯКОВ

Смеляков вошёл в Ленинскую комнату одним из первых и поспешил занять место за первым столом. Ознакомительная практика на посту у посольства закончилась, и сегодня начинались теоретические занятия. Слушатели приглушённо гудели, охваченные предвкушением чего-то нового и необычного, делились своими догадками и предположениями о том, что им предстояло услышать на лекциях и впечатлениями о днях, проведённых на посту.

– Здравствуйте, товарищи! Меня зовут Владимир Петрович, – вошедший высокий мужчина обвёл взглядом слушателей и остановился перед столом. В руках он держал старенький портфель. Поставив портфель на стол, он постучал по нему пальцами. – Я буду рассказывать вам об основах криминалистики… Вы знаете, что такое криминалистика?

Со всех сторон загалдели голоса:

– Убийства! Расследование преступлений! Сыщики! Отпечатки пальцев!

Владимир Петрович послушал секунд двадцать и поднял руку.

– Всё это, конечно, верно… Криминалистика связана с преступлениями. Но главное, что вы упустили: криминалистика это искусство!

– Какое такое искусство?

– Знаете, хороший музыкант может вовсе не слушать музыку ушами, он умеет читать её по нотам. Просто посмотрит партитуру и таким образом «услышит» симфонию.

– Как это так?

– Ну, вы же читаете книгу «про себя», не в голос то есть. Верно? Вы же не произносите слова, просто бегаете глазами по строчкам, или я ошибаюсь? Вот так же и хороший криминалист должен уметь читать по самым малым следам на месте преступления.

– Соколиный Глаз, Кожаный Чулок! – засмеялся кто-то.

– Точно! – согласился Владимир Петрович. – И чем менее заметны следы, которые умеет обнаружить и расшифровать криминалист, тем выше его класс. Этим искусством должен стараться овладеть каждый милиционер.

– А вы умеете?

Владимир Петрович улыбнулся.

– Давайте сделаем так, – сказал он, хитро щурясь. – Чтобы мои слова не были пустым звуком, проведём маленький эксперимент. Я сейчас выйду за дверь, а кто-нибудь из вас оставит отпечаток пальца на окне, на стекле. Затем вы позовёте меня, а я по этому отпечатку скажу, кто это сделал.

– Да ладно! – слушатели недоверчиво замахали руки. – Прямо так? Без специальной аппаратуры? Не может быть!

Смеляков ткнул локтем в бок Сытина:

– Я отпечаток оставлю!

Едва за Владимиром Петровичем закрылась дверь, Виктор перемахнул через стол и остановился перед окном.

– Гляньте, чтобы он не подглядывал! – шепнул он,

Пять человек сразу ринулись к двери, чтобы плотно затворить её и заслонить собой дверной проём на тот случай, если там были какие-то щели, сквозь которые можно было подсмотреть. Виктор с удовольствием приложил палец к стеклу, приблизился и подышал на стекло, чтобы убедиться, виден ли след его пальца.

– Готово!

Все шумно расселись по местам.

– Владимир Петрович, входите!

Преподаватель спокойно вошёл в дверь и, не глядя на раззадорившихся слушателей, прошёл сразу к окну.

– Ну-с? – он внимательно посмотрел на отпечаток пальца, затем повернулся, наморщив лоб, к слушателям. – Что ж, товарищи, прошу всех показать мне руки.

– Вы хотите сказать, что уже запомнили? – послышался чей-то скептический голос.

– Сейчас проверим, – ухмыльнулся он, – выставляйте ваши руки. Так-с…

Он мельком оглядывал растопыренные пятерни, от некоторых сразу отказывался, решительно отодвигая их от себя со словами: «Нет, совсем не то». Возле других он задерживался на несколько секунд дольше, изучал их руки и тоже отодвигал, но кое-кому говорил: «Вас я посмотрю ещё раз». К Смелякову тоже обещал вернуться. Для повторного изучения пальцев он оставил сначала три человека. Их руки он разглядывал пристально, ходил от одного к другому, брал их руки в свои, подносил близко к глазам.

– Вот, – удовлетворённо произнёс он в конце концов, стоя перед Смеляковым, и поднял вверх руку Виктора, оттопырил его средний палец, – вот этот отпечаток. Верно?

– Верно! – в аудитории поднялся непередаваемый шум. – Но как это вы?..

– Разве такое бывает?..

– Это же просто обалдеть!

Они галдели, перебивая друг друга и пересказывая только что случившееся, словно не все они видели это собственными глазами.

– Нет, ты представляешь?

– Офигеть можно!

– Вот это человек!

Виктор Смеляков превратился немедленно в объект пристального изучения. Товарищи хватали его за руку, сравнивали рисунок на пальце с рисунками на своих, разглядывали собственные руки со всех сторон, ощупывали даже ногти, пытаясь постигнуть тайну свершившегося на их глазах чуда. В течение нескольких минут в помещении царила атмосфера, которую трудно передать словами. То, с какой лёгкостью Владимир Петрович опознал Смелякова по отпечатку пальца на оконном стекле, произвело настоящий фурор. Наверное, никто из них не испытывал в жизни такого потрясения никогда прежде. Всё в жизни было более или менее привычно и понятно, будь то синяки от кулаков, страстные девичьи поцелуи, тяжёлое похмелье, стрельба из автомата, автомобильная авария на улице. Не всё случалось каждый день, но всё имело своё объяснение, свою почву, ступив на которую однажды, ребята переставали удивляться: они могли всё взвесить и ощупать сами, проверить на вкус. Но мастерство Владимира Петровича было для них почти необъяснимо – да, оно базировалось на неповторимых рисунках пальца, но они-то не могли отличить один рисунок от другого! Его нельзя было сравнить с мастерством борца, который неуловимым движением бросал противника через бедро на спину – там всё-таки можно было проследить глазами за движением и повторить приём. А здесь – отсеять из нескольких десятков пальцев в считанные минуты оставить только один – просто невероятно.

– Надеюсь, товарищи, мой скромный пример пробудит в вас интерес к предмету, который я буду читать вам, – громко сказал Владимир Петрович и постучал ладонью по столу, призывая к вниманию.

– Ещё бы! – дружно раздалось в ответ.

– У вас будет ещё много приятных возможностей убедиться, что криминалистика – предмет, достойный глубочайшего уважения и внимания. Я продемонстрировал лишь мизерную часть того, что должно стать вашей профессией. Теперь же давайте приступим к лекции…

После занятий слушатели высыпали во двор покурить.

– Ты представляешь, какие люди работают! Ведь если все умеют так, то от преступности скоро и следа не останется.

– Так уж и не останется! Ты сводки по городу слушаешь по утрам? То-то…

– Вообще-то ты прав. Но тогда я ничего не понимаю: куда же смотрят такие специалисты? Неужели преступники умнее?

– Хрена с два они умнее! Просто их много.

– Но ведь… Как ты думаешь, Вить, откуда вообще берётся преступность? Что толкает людей на воровство, убийства?

– Про убийство не могу ничего сказать. Просто не понимаю. На войне – ясное дело, там надо уничтожать, – Смеляков задумался. – А вот так, в быту… Разве что по пьянке. Нет, не знаю. Надо уж как-то очень сильно быть уверенным в том, что ты имеешь право оборвать чьё-то существование… А воруют из жадности. Знаешь, как некоторые жрут? Ну, бывает, уминают за обе щеки, давятся уже, из ушей вот-вот полезет, а всё продолжают в рот заталкивать, остановиться не могут. Тут уж явно не голод, а стремление какой-то части людей обогатиться сразу, за счёт другого…

Мелко посыпал невесомый снежок.

Виктор вышел за ворота и пошёл на почту, чтобы отправить письмо домой. Почта находилась напротив отдела, на другой стороне проспекта.

Когда он вышел из подземного перехода, Калининский проспект, открывшийся его взору, был тих: дорогу перекрыли для проезда правительственных машин из Кремля. И точно – вот показалась колонна чёрных автомобилей. Стоявшие вдоль дороги сотрудники ГАИ вытянулись в струнку. Виктор сделал шаг вперёд и тоже невольно приосанился. Во втором «ЗИЛе» сидел рядом с водителем сам Леонид Ильич Брежнев, всесильный генеральный секретарь ЦК КПСС, главный человек в государстве.

Несмотря на высокую скорость проезжавших машин, Виктор с первого взгляда узнал Леонида Ильича, и ему показалось, что Брежнев легонько повернул голову, посмотрел на Смелякова и подмигнул ему. Виктор распрямил плечи и вытянулся по стойке «смирно», его правая рука сама собой поплыла вверх, чтобы отдать честь руководителю страны, но машины уже пронеслись мимо, и рука Смелякова так и замерла на полпути.

Заметив свою согнутую в локте руку, застывшую в воздухе, Виктор смутился. Десятки противоречивых чувств наполнили его и рвались из груди наружу. Не хотелось, чтобы кто-то увидел его таким растерянным, но вместе с тем хотелось поделиться тем, что Брежнев заметил его, Виктора Смелякова, и даже подмигнул ему! Но разве кто-нибудь поверит?

Возвратившись с почты, Виктор столкнулся в воротах с Андреем Сытиным.

– Пошли, – сказал Сытин, тыча пальцем в наручные часы, – пора уже на лекцию.

– Брежнева видел, – неуверенно похвастал Смеляков.

– Брежнева? – спросил Сытин равнодушно.

– Ну да. Рядом с водителем сидел.

– Во даёт! Ох уж эти высокие начальники! – на лице Андрея Сытина появилась гримаса неудовольствия. – Это же строго запрещено правилами безопасности, – он любил щегольнуть своей осведомлённостью. – Ему полагается на заднем сиденье находиться! Куда же охрана смотрит?

– Значит, ему можно, – предположил Смеляков.

Они прошли через двор и отряхнули ноги при входе в дом.

– Может, ему вообще всё можно? – спросил куда-то в воздух Сытин.

– Кому?

– Брежневу. Кто посмеет запретить ему? Выше него только солнце, – хмыкнул Сытин. – Леонид Ильич, конечно не царь, но на деле всё равно что царь.

– Не мели чепухи, – Виктор многозначительно понизил голос. – Мы живём в социалистическом государстве. Какой царь?

– Обыкновенный, – сказал Сытин, и в голосе его не прозвучало ни упрёка в адрес Брежнева, ни каких-то других чувств; для него это было нечто само собой разумеющееся, о чём не стоило даже спорить, – обыкновенный советский царь-государь. А мы – государевы слуги… Ты знаешь, что он машины обожает?

– Кто?

– Брежнев. Он коллекционирует автомобили.

– Ерунда, – убеждённо сказал Смеляков и рубанул воздух ладонью, словно отсекая от себя невероятные домыслы о выдающемся государственном деятеле, – кончай ерунду пороть.

– Почему ерунду? Это правда.

– Как это может быть правдой? Ты подумай: коллекционировать автомобили! Он же не буржуй какой-нибудь.

– Не буржуй, но может получить всё. Вот этим советский строй лучше любого другого, – Сытин остановился перед дверью в здание и посмотрел на Смелякова. – Знаешь, Витька, что нужнее всего человеку в нашей стране?

– Что?

– Дорасти до верхов.

– И что тогда? – настороженно поинтересовался Смеляков.

– Тогда можно всё.

– Ну, так это всюду так, – ответил Виктор и неуверенно, как бы задаваясь вопросом, добавил: – Может, всегда так?

ЧЕЧЕНО-ИНГУШСКАЯ АССР. АНТОН ЮДИН И АСЛАНБЕК ТЕВЛОЕВ

Поначалу они ехали молча, Тевлоев и Юдин. Лейтенант всё время возвращался мысленно в колонию, проверяя, всё ли сделано правильно. Ближе к полуночи он вызвал Тевлоева из ШИЗО к себе в кабинет; многие оперативники предпочитали именно это время для ведения допросов с пристрастием, поэтому ни у кого не должно было возникнуть вопросов, почему в кабинете Юдина всю ночь не гас свет, и никто не мог хватиться Тевлоева до самого утра, а то и до обеда.

– Всё в норме, – сказал Юдин сам себе.

– Что? – спросил Асланбек и повернул голову к лейтенанту.

Юдин посмотрел на него и переключил рычаг коробки передач, автомобиль зарычал натужнее, поднимаясь в гору.

– Всё путём, Бек, всё путём, – ответил лейтенант, но даже в темноте Тевлоев видел напряжение на лице «кума». – Отсюда куда? Прямо или направо брать?

– Прямо, пока всё время прямо.

Старенький бежевый «москвич» с треснувшим по всей длине задним стеклом иногда начинал кашлять, и тогда Юдин сжимал губы и начинал громко сопеть, словно усиленным дыханием мог помочь глохнувшему двигателю.

– Чёртов тарантас! – скрипнул лейтенант зубами. – Только бы до твоего тайника дотянуть.

– К утру доберёмся.

– К утру! – хмыкнул Юдин. Машина надсадно гудела и дребезжала, попадая на рытвины, – Этот драндулет пердит на каждой кочке, будто концы отдает… Если вдруг намертво заглохнем, то дело – швах…

– Я теперь назад не вернусь, – решительно произнёс Асланбек.

– Запах воли почуял?

– Теперь вернуться – всё равно что в гроб живьём лечь. Я уже мыслями далеко отсюда.

Ингуш замолчал, пристально всматриваясь в дорогу, высвеченную фарами на несколько метров.

– Да, возвращаться никак нельзя, – Юдин издал странный нервный смешок. – Слинять мы слиняли, тихо и спокойно, теперь надобно уехать подальше.

Тевлоев угрюмо кивнул. Беспокойство не только не покидало его, но возрастало с каждой минутой и заполняло всё его существо, распирая сердце, стискивая горло.

– Надо было давно отдать его вам, – пробормотал Асланбек. – Зря я согласился бежать.

– Ты про что, Бек? – Юдин порылся в кармане кителя и достал папиросы.

– Про рыжьё. Надо было давно колоться. Сейчас бы уже на воле был, по-честному, и очком не играл [21]21
  О ч к о м и г р а т ь – бояться.


[Закрыть]бы…

– Дурак ты, Бек, – Юдин поёжился и вытащил папиросу зубами из пачки. – Перед нами теперь вся жизнь открывается… Курить будешь?

– Буду… Жизнь и раньше открывалась, гражданин начальник, только вот скрутили меня, срок намотали, швырнули в лагерь. Где гарантии, что и в этот раз не захомутают?

– Не захомутают, – твёрдо проговорил Юдин, Асланбек чиркнул спичкой и протянул огонь Юдину. Глаза лейтенанта нервно сощурились.

Машина подпрыгнула, их тряхнуло, Юдин матернулся.

– Так скоро вся задница в мозоль превратится… Когда же у нас нормальные дороги появятся? А, плевать!…

– Сейчас тут где-то будет съезд налево, – сказал Асланбек.

Лейтенант сбросил газ.

– Послушай, Бек, ты только не вздумай дурить! – Юдин вдруг заговорил металлическим голосом. – Если попытаешься обмануть, то знай, что я колебаться не стану. Я всю жизнь на этот побег поставил. Буду стрелять сразу.

– Я и не думаю, – глухо ответил Тевлоев.

– Вот и не думай…

Несколько часов езды показались вечностью, наконец машина остановилась на окраине села, Юдин выключил фары и заглушил двигатель. Впереди чёрной массой возвышались остатки старинных родовых башен. Чуть дальше начиналась улица, обставленная с обеих сторон домами, густо оплетёнными стеблями вьющихся растений, пока ещё голых, не зазеленевших. На противоположном конце села виднелось двухэтажное строение из белого кирпича. Сразу за кирпичным домом дорога резко уходила вниз, должно быть, там больше не было жилья.

– Ну? – он некоторое время смотрел на Тевлоева. – Идём?

– Тут я лучше один.

– Нет, – Юдин покачал головой, – я тоже пройдусь… – Он как-то хищно оскалился. – Ноги разомну.

Ещё не рассвело. Небо было плотно обложено тучами. Дул сильный холодный ветер, раскачивая усыпанные завязями почек ветви деревьев и разнося всюду песок, отвратительно скрипевший на зубах и коловший глаза. Оголённая земля вокруг была истоптана скотиной. Издали доносился убаюкивающий шум реки.

Тевлоев промолчал, губы его дрогнули. Подняв воротник робы, он вылез из машины. «Москвич» содрогнулся, когда он захлопнул дверцу.

– Не так громко, Бек, не то всех перебудишь, – лейтенант прикрыл дверцу со своей стороны и неторопливо двинулся за Тевлоевым, бросив через плечо ремни рюкзака.

Они прошли, осторожно ступая по грунтовой дороге и вслушиваясь в звуки спящего села, до покосившегося забора, вдоль которого возвышались тополя и ореховые деревья, обвитые толстыми лозами. Стоявший за забором дом выглядел бедно, крыша его покосилась, глиномазанные стены почернели от дождя и снега. Во дворе, у самой калитки, стояла старая железная кровать, покрытая ржавчиной. Асланбек уверенно отворил калитку, лейтенант шагнул следом, остановился и, переступая с ноги на ногу, огляделся. Сельская улица была пустынна, дома казались вымершими, призрачными. Откуда-то ветер принёс лай одинокой собаки. Начинало понемногу светать, но воздух по-прежнему оставался сумрачным.

– Тут кто-нибудь есть? – спросил шёпотом Юдин. – В доме кто живёт?

– Нет, – тихо ответил Тевлоев.

– А чей дом?

– Так… – Асланбек сделал рукой неопределённый жест. Он остановился перед дверью, на которой висел большой замок, и опустился на колени.

– Ты чего, Бек?

– Ключи ищу, – Тевлоев оторвал от земли плоский камень и сунул куда-то руку, затем он выпрямился и, увидев настороженный взгляд лейтенанта, показал ему небольшой промасленный свёрток. Развернув его, он звякнул связкой ключей. – Сейчас, сейчас…

Дверь со скрипом открылась. Изнутри повеяло спёртым воздухом.

– Давно никто не наведывался, – услышал Юдин бормотание Тевлоева.

Асланбек повертел головой и шагнул через порог. Скрывшись во мраке неосвещённого помещения, он чем-то загремел, выругался, отодвинул что-то. Юдин тоже прошёл внутрь дома, на ходу снимая рюкзак с плеча, чтобы извлечь из него фонарь.

– Бек, ты где?

– Тут, гражданин начальник, – донёсся откуда-то снизу голос ингуша, после чего с тяжёлым грохотом что-то упало.

– Это что у тебя?

– Дверь в подпол… Тяжёлая, сволочь… Я уж забыл…

– В подпол надо лезть, что ли? – Юдин включил фонарь и пошарил лучом по комнате. Лейтенант огляделся. Мебель отсутствовала, только в дальнем углу стояло облупившееся трюмо, в нём Юдин увидел своё отражение. Обернувшись на звук копавшегося где-то рядом Асланбека, лейтенант обнаружил отброшенную дощатую крышку, закрывавшую проход в зияющий чёрный лаз. Фонарь осветил лицо Тевлоева, ингуш напряжённо смотрел на Юдина. Он уже спустился вниз по грудь, но чего-то ждал.

– Ты что? – спросил лейтенант.

– Страшно стало.

– Чего?

– Подумалось: а вдруг кто-то побывал уже тут? Вдруг ничего нет? – в глазах Асланбека было написано отчаянье. – Вдруг всё зазря?

– Лезь давай, – сдавленно ответил Юдин и протянул ему фонарь. – На вот, подсвети там…

Тевлоев кивнул и скрылся в подполе. Юдин видел отражение светового пятна, слышал какую-то возню. Что-то обсыпалось, Тевлоев пробормотал что-то невнятное.

«Если ничего нет, – промелькнуло в голове лейтенанта, – придётся вернуться в колонию. Скажу, что хотел самостоятельно операцию провернуть. Схлопочу выговор за несогласованные действия».

Через несколько минут в проёме появилось лицо Асланбека. Он бросил что-то наверх под ноги Юдина, тот отступил на шаг. Судя по звуку, это было что-то бумажное, но тяжёлое.

– Тут что?

– Деньги, – ингуш протянул руку и положил фонарь у края лаза.

– Какие деньги? – не понял Юдин и взял фонарь.

– Обычные, советские, – отозвался Асланбек и стал выбираться по лесенке из подпола.

– А рыжьё где? Куда золото делось?

– Здесь, – Асланбек выпрямился перед лейтенантом, руками держа за лямки большую кожаную сумку, – всё здесь, гражданин начальник.

Юдин затаил дыхание. Фонарь в его руке дрогнул, луч скользнул по фигуре Тевлоева и остановился на его лице.

– Не нужно в глаза, гражданин начальник, – и тут голос Тевлоева дрогнул. Свет, бивший в его глаза, не позволял ему видеть лейтенанта. В груди похолодело. – Не на допросе же, не нужно в глаза…

– Пошли, – нетерпеливо проговорил Юдин и поднял с пола пакет с деньгами. – Пошли быстрее. Я хочу посмотреть.

У двери лейтенант пропустил Тевлоева вперёд. Юдин напряжённо следил за движениями Асланбека, стараясь уловить малейшие подозрительные признаки в поведении ингуша. Но тот шагал спокойно, чуть нагнувшись вперёд под тяжестью сумки. Во дворе они остановились.

– Вот, лейтенант, здесь всё.

Асланбек впервые назвал его лейтенантом, и Юдин почему-то вздрогнул.

Из-за соседнего дома послышалось блеянье барана. Ветер усиливался, деревья качались сильнее.

– Пошли в машину, нечего тут светиться, – буркнул Юдин.

Быстрым шагом они дошли до «москвича».

– Покажи, – велел лейтенант, когда они сели в автомобиль и захлопнули двери.

Асланбек молча достал из сумки мешочек из искусственной кожи, распустил верёвку и отвернул края:

– Вот.

Юдин протянул руку и ощупал мелкие, с небольшую горошину, золотые самородки. Сердце его учащённо заколотилось.

– Что теперь? – спросил наконец Асланбек.

Юдин поглядел на ингуша и наморщил лоб. Сняв фуражку, он провёл рукой по взмокшей голове.

– Делить будем, – тихо произнёс Юдин и водрузил шапку обратно на голову. Его лоб покрылся крупными каплями пота.

– Думаешь, обману? Нет, Асланбек никогда не нарушает данного слова, – ингуш разложил у своих ног пять мешочков. – Вот они, все тут, в каждом примерно поровну.

– Примерно?

– Меня точность не интересовала. Я просто хранил его. В каждом мешке около пяти килограммов.

– Два тебе, два мне, – Юдин облизнул губы, – пятый тоже пополам, Бек.

Тевлоев ухмыльнулся.

– Ладно, давай сначала отъедем подальше от села, – Юдин нервно вздохнул. – Не нравится мне торчать тут… Ещё увидит кто… – он повернул ключ зажигания. Мотор неохотно завёлся. «Москвич» дёрнулся и поехал вперёд по дороге.

Тевлоев и Юдин молчали. От села дорога спускалась круто вниз, справа чернел густой лес, облепивший пологий горный склон.

Минут через десять Юдин остановил машину.

– Всё, шабаш, – Юдин с силой потёр глаза пальцами, – надо отдохнуть. Нервно мне как-то.

– Это всего лишь золото, начальник, – хрипло засмеялся ингуш. – Зачем так нервничаешь? – и он снова повторил свой давешний вопрос. – Думаешь, обману?

– А что это за деньги? – спросил Юдин.

– Обычные деньги. Двадцать пять тысяч рублей, – с неохотой сказал Асланбек. – Но про деньги мы не договаривались. Деньги мои.

Лейтенант заглушил двигатель и устало положил голову на руль. Асланбек видел, как Юдин сглотнул несколько раз подряд, шевельнув выступающим кадыком, будто что-то мешало ему в горле.

– Что? На душе тяжко? – спросил Асланбек.

Юдин молчал.

– Не горюй, кум, – Тевлоев легонько ткнул его кулаком в плечо. – Я тебя понимаю: закон нарушать нелегко, если ты к этому не привык. Но первый шаг сделан, так что теперь будет легче.

– Легче? Что легче? – вяло отозвался Юдин. – Разве всё кончено? Главное ещё впереди, Бек. Главное ещё может не сложиться…

– Ты рискнул, – голос Тевлоева звучал гораздо увереннее прежнего, он окончательно почувствовал, что офицер не хитрил, организовывая побег, – а раз ты рискнул, то колебаться нельзя. Всё или ничего.

Юдин выпрямился и медленно повернул голову. Ингуш выставлял у себя в ногах тугие мешочки.

– Я возьму сумку себе, лейтенант, – сказал он, – в неё и высыплю половину пятого мешка…

– Не нужно.

Тевлоев поднял глаза и увидел прямо перед собой ствол пистолета. Жерло ствола расплывалось в темноте и казалось чёрным пятном, заполнившим едва ли не всё пространство.

– Ты что, гражданин начальник? – голос Тевлоева сорвался.

– Ничего.

В глаза Тевлоеву ударил огонь. Выстрел отбросил его к двери автомашины и завалил набок.

– Ничего, – повторил Юдин, – ничего не надо делить, Бек.

Он сидел и смотрел на неподвижное тело Асланбека, ещё не осознав, что он только что убил человека. И вдруг его руки затряслись.

– Твою мать…

Зубы мелко стучали.

Он попытался спрятать оружие в карман, но пальцы отказывались разжиматься и продолжали судорожно стискивать рукоятку «макарова». Тогда лейтенант, испугавшись, что ненароком может снова нажать на спусковой крючок, распрямил руку и положил её на неподвижное тело Асланбека.

Юдин сидел и терпеливо ждал.

Постепенно дрожь унялась, и привычным движением большого пальца он поставил пистолет на предохранитель.

– Ну вот, – сказал он, – дело сделано. Обратной дороги нет.

Рядом с ним лежало золото. Юдин несколько раз косил на раскрытую кожаную сумку, где лежало золото. Золото! Теперь это слово материализовалось, стало осязаемым, приобрело вес, тяжесть, объём, реальный смысл… Слово превратилось в настоящее золото. Юдин физически ощущал присутствие золотых самородков: они будто жгли ему кожу ладоней, кожу спины, кожу лица. Должно быть, причиной этого странного внезапного жжения было внезапно скакнувшее кровяное давление, нервный срыв… Но Юдину казалось, что жгло золото. Оно излучало неведомую силу, проникало под одежду, распаляло и холодило одновременно. Лейтенант чувствовал выступившие крупные капли пота, рубашка промокла насквозь в считанные секунды и неприятно прилипла к спине. Пот побежал по наклонённой голове с темени на лоб, торопливо проторил горячую дорожку вдоль переносицы и капля за каплей (почти непрерывной струйкой) стал падать с кончика носа. Юдин задрожал и зажмурился.

Прошло минут пятнадцать, а он всё не двигался. В голове шумело. Лейтенант тяжело вздохнул и опять посмотрел на сумку. Протянув руку, он нащупал кончиками пальцев верхний мешочек с золотом и погладил его бугристую поверхность. Затем Юдин быстро перевёл взгляд на запрокинутое лицо Тевлоева, оскалился и погрозил покойнику пальцем:

– Смотри у меня, Бек! Без фокусов!