Текст книги "Случай в Кропоткинском переулке"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

МОСКВА. СТЕПАН БОНДАРЧУК

В кабинете начальника ООДП полковника Бондарчука сидели его замы: Ушкинцев, Зайцев и начальник отделения Захаров. Ушкинцев негромким, но чётким голосом докладывал о поступившей из КГБ информации о Юдине.

– В Комитете госбезопасности допускают, что Юдин может проникнуть в какое-либо из посольств, и прежде всего в посольство Финляндии. Поэтому нам предложено составить план превентивных мероприятий по предотвращению этого проникновения, – закончил Ушкинцев.

– Вот так обстоят дела, товарищи, – проговорил задумчиво Бондарчук. – Какие есть соображения на этот счёт?

– Выставить дополнительные посты по периметру посольства, Степан Корнеевич, – быстро сказал майор Захаров. – Принимая во внимание, что летом уже был случай проникновения на финскую территорию, эта мера теперь представляется первоочередной. Надо также установить на Метростроевской и Кропоткинской улицах скрытые посты из числа сотрудников отдела, переодетых в гражданскую одежду. Для связи выдать переносные радиостанции.

– Досконально изучить приметы Юдина по фотографиям и описаниям, – добавил Зайцев, – и работать на его опознание при подходах к посольству.

Бондарчук кивнул:

– Что ж, действуйте…И доложите в КГБ.

Захаров и Зайцев поднялись из-за стола.

– Степан Корнеич, ты что-то не в духе сегодня? – сказал Ушкинцев, когда Захаров и Зайцев покинули кабинет начальника отдела.

– Спал плохо… Видел во сне себя на фронте, всё было, как тогда, только я другой. Ребёнком себя увидел, хотя при мне и гранаты, и автомат… Бегу через овраги, сыро кругом, скользко, пожарищем тянет и мясом палёным. До сих пор чувствую запах… Рядом со мной бегут мои бойцы. Но они-то все нормальные, не дети, а я крохотный, как среди великанов каких-то. Они все начинают падать, падать, а я продолжаю бежать. И прибегаю в больницу. Огромная такая больница, вся белая и вся забрызгана кровью. И никого там нет, никаких раненых, никаких мёртвых. Только девушка стоит посреди этого больничного пространства, девушка в медицинском халате. Я смотрю на неё и отчётливо, словно прочитав её мысли, понимаю, что ждёт она наступления других времён, без боли, без смерти. Я чувствую, что ей нужна помощь, но я-то ничего не могу сделать, ведь я ребёнок, совсем младенец, хотя и с автоматом наперевес. Я младенец и поэтому ничего не понимаю в происходящем… И так невыносимо тяжело стало здесь, – Бондарчук постучал пальцем по груди. – Проснулся, полный жгучей тоски. Знаешь, прямо разрывает всего.

– Сны какие только не приснятся!

– Нехорошо как-то на душе… У меня на фронте случай был один. Я товарища искал, вышел к деревеньке. Метель, помню, была страшная. Собственно говоря, никаких там даже домов-то не было, всё под бомбёжкой сгинуло, так, немного навозу вдоль дороги и две-три печные трубы. Набрёл на пересыльный санитарный пункт, оборудованный в землянке. Я так устал на холоде, что решил зайти туда, внутрь, переночевать. Вход завешен плащ-палаткой. Ну зашёл, а там санитарка и человек двадцать раненых. Стонут… И запах… Гной всюду, вонь такая, что в любых других обстоятельствах наизнанку бы вывернуло… Там был парень молодой, у него в заднице что-то было перебито, и он всё время в бинты обделывался. Каждые пятнадцать минут кто-нибудь умирал. Если покойник близко от входа был, то санитарка выволакивала его наружу, за ноги, а если в глубине палатки, то так и оставляла. Её на вид не больше девятнадцати лет было… Ну, я заснул, в землянке-то тепло. А когда проснулся и вышел на улицу, то у меня от свежего воздуха голова закружилась. И настроение после той ночи – ужаснее не придумаешь. Вроде отоспался, но – тоска… Сколько потом ещё всякого увидеть пришлось, через такое пекло проходить выпадало, а такой жути, как от той землянки, никогда не испытывал. И девчоночка та, у которой весь фартук в крови и гное, как символ войны осталась в памяти… Вот и сон мой с тем же душком. Так же тошно на сердце…

– Устал ты, Степан Корнеич, – сказал Ушкинцев, – отдыхать надо. Человеку без отдыха нельзя. Машина и та перерыва в работе требует.

– Машина-то требует, а работа не позволяет. Да нам ли, солдатам, жаловаться? Нам приказывают, и мы должны выполнять приказ. А отдых… На том свете отдохнём… Ты скажи мне, что у нас ещё на сегодня срочного?

– Срочного ничего.

– Ладно. А новости какие-нибудь хорошие есть? Или только один навоз?

– Из КГБ пришла бумага, что на Теда Малковича отправлены материалы в МИД. Будут высылать его отсюда «за деятельность несовместимую с работой журналиста».

– Одной заботой будет меньше.

МОСКВА. ВИКТОР СМЕЛЯКОВ. ЭКЗАМЕНЫ

Последним барьером на пути в ВЮЗИ [33]33
  Всесоюзный юридический заочный институт


[Закрыть]был экзамен по английскому языку. Все предыдущие экзамены Смеляков сдал без труда, но в этот раз всё пошло не лучшим образом.

Он пришёл в милицейской форме, почему-то надеясь, что она придаст ему уверенности, а экзаменаторам – лояльности. Однако уверенности не прибавилось, а нервозность выветрила из памяти то последнее, что Виктору удалось собрать воедино, вытягивая билет.

«Похоже, я основательно сел в лужу», – подумал он, сидя за столом и готовясь к ответу. Собственно, готовиться не было смысла, потому что готовить было нечего. Сознание Смелякова было кристально чистым, и он трезво оценивал своё положение: он забыл всё, что имело отношение к английскому языку. Такого с ним никогда не случалось. С таким психозом он раньше не сталкивался. Воздух тихонько гудел, как туго натянутая басовая струна, вдоль которой кто-то неторопливо провёл пальцем. Виктор бездумно рассматривал написанную латинскими буквами свою фамилию на листке бумаги, отчётливо и крупно видя перед собой шероховатости бумаги и микроскопические чернильные ниточки, разбегавшиеся от написанных букв.

«Надо собраться.»

Но собраться не получалось.

Он вспомнил слова одного из своих руководителей: «Нет ничего опаснее страха, товарищи. Он сковывает разум, парализует, и вся ваша сила превращается в ничто».

Поглядывая краем глаза на других абитуриентов, Виктор кивнул сам себе. Да, нет ничего хуже страха. Но как его преодолеть? Страх-то из-за ерунды. Это даже не страх, а чушь какая-то…

«Комплекс неполноценности, – заключил Смеляков. – Мечтаю об английском языке и стыжусь того, что не знаю его. Вот мой стыд и загнал меня в угол».

Но от этого умозаключения ему не сделалось легче.

Когда пришла очередь отвечать, он изобразил максимальную серьёзность на лице и сел на стул перед экзаменатором. Это была молодая женщина, с зависшей на лице улыбкой, которая не значила ровным счётом ничего. Скучающее лицо и бессмысленно растянувшиеся тонкие губы.

Виктор спотыкался на каждом слове, читая английский текст, и старался, чтобы его голос был никому не слышен, кроме экзаменовавшей его женщины. На душе было пусто.

«Я поспешил… Надо было на следующий год поступать… Подготовился бы получше… Стыдобища…»

– Прочтите, пожалуйста, вот это место ещё раз, – холодно сказала женщина, и её узловатый палец с длинным красным ногтем ткнулся в лежавшую перед Виктором книгу.

«Издевается», – подумал Смеляков и обречённо вздохнул.

– Ин ван саузанд энд найн хандред анд севетнин, – начал он.

– 1917 год… – женщина посмотрела на него с выражением глубочайшей жалости. – Вы полагаете, что это читается по-английски именно так?

«Скорее бы кончилось всё это, – сказал себе Виктор. – Больше не выдержу».

И тут справа послышался другой голос, хрипловатый, тихий, но твёрдый:

– Как хорошо милиция отвечает.

Смеляков повернул голову. За соседним столом экзамен принимала пожилая женщина. У неё было мягкое лицо, оплывшие глаза, седые волосы, забранные в пучок на затылке. Она смотрела на Смелякова, но не переставала слушать отвечавшую ей девушку.

– Твёрдо отвечает, – кивнула она, и в этом кивке Виктор прочитал адресованное его экзаменаторше «да».

Виктор почти испуганно отвёл взгляд.

– Ну что ж, – женщина перед ним продолжала улыбаться, но теперь на кончиках её губ ясно угадывалась снисходительность. – Пожалуй, вам можно поставить твёрдую тройку. С этой отметкой вы легко набираете проходной балл.

– Я подтянусь, – прошептал Смеляков, – я обещаю вам, что обязательно подтянусь.

– Это просто необходимо, – согласилась его экзаменаторша.

Он быстро посмотрел на пожилую женщину за соседним столом. Она глядела на сидевшую перед ней абитуриентку.

«Почему?» – спросил он себя, наблюдая за тем, как в его экзаменационном листе появляется заключительная запись. Неужели это была простое человеческое сочувствие? Он вспомнил, как пожилая женщина проглядывала перед началом экзамена все экзаменационные листы. Быть может, она видела, что у него по остальным предметам были только «отлично»? Что это? Доверие? Аванс?

– Спасибо, – сказал Виктор громко, поднявшись из-за стола. Уже открыв дверь, он обернулся и ещё раз громко повторил. – Большое вам спасибо. До свидания.

В коридоре, всё ещё наполненном гулом возбуждённых голосов, он почти натолкнулся на Веру. Она что-то искала в дамской сумочке, стоя у окна, на стёклах которого солнечные лучи высветили множество налипшей мошкары.

– Вера! Здравствуй!

Они не виделись со дня их знакомства на квартире у Марины. На следующий день Виктор позвонил Вере; она куда-то торопилась, и он решил, что ей просто не хотелось разговаривать с ним. Затем началась экзаменационная суета…

– Ой, Витя! Привет! – Вера искренне обрадовалась. – Ну, что у тебя? Всё сдал? Можно поздравить?

– Можно, – он утомлённо кивнул. – А ты?

– Всё отлично, – она подняла зажатый в руке экзаменационный листок и потрепала им в воздухе.

Виктор улыбнулся:

– Поздравляю.

И только теперь он осознал, что экзамены окончились. День в одно мгновение стал ярче и звонче. Узел, державший его в напряжении все последние дни, исчез. Необъятная, как свежий весенний ветер, лёгкость заполнила Смелякова.

– Тебе сегодня не надо на дежурство? – спросила девушка.

– Нет. Никуда не надо.

– Давай погуляем? – предложила она.

– Конечно!

Они вышли из тяжёлых дверей, оставив за ними атмосферу наэлектризованности. Улица встретила их ослепительным солнцем и шумом зелёной листвы.

– Вера! Эй, я тут!

Виктор повернулся на голос вместе Верой. Чуть в стороне сидел на скамейке, подняв правую руку вверх, молодой человек, одетый в тёмно-синий джинсовый костюм. Он поднялся и упругими шагами направился к Вере.

«Шикарно», – подумал Смеляков и невольно одёрнул свой китель. Он давно мечтал о джинсах, но купить настоящие джинсы в Москве было нелегко. Джинсы были своего рода признаком обеспеченности, этаким знаком, что человек был вхож в мир, где кое-кто имел возможностей чуть-чуть больше общей массы людей.

– Это Борис, – представила Вера джинсового человека, когда тот подошёл.

На лице Бориса появилось удивление. Он не мог понять, почему Веру сопровождал милиционер. Смеляков протянул руку:

– Виктор, – и добавил, – Смеляков.

– Жуков, – Борис пожал руку и спросил неуверенно. – Вы тоже с экзаменов?

– Да, сдавал.

– Ну и? Отстрелялись?

– Ребята, вы уж тоже на «ты» переходите, – включилась в разговор Вера, – а то какая-то неуклюжесть в общении получается.

– Да я-то с удовольствием, – сказал Виктор.

– Я тоже не имею ничего против. Просто как-то автоматически на «вы» получается, когда с милиционером общаешься.

– Это он кокетничает, – засмеялась девушка и тут же пояснила: – Никаких милиционеров он не боится. У него отец в КГБ работает.

Борис ещё раз пожал пуку Виктору, улыбнувшись как-то хитро, и перевёл взгляд на Веру:

– Ну что, ты довольна? – в его голосе Смеляков услышал иронию.

– Вполне! – Вера похлопала в ладоши.

– Не понимаю я её, – сказал Борис, обращаясь к Виктору. – Она же ещё в прошлом году могла без труда поступить сразу после школы на юрфак, на дневное. Она же отличница. Как нормальный человек могла учиться. Нет же! Пошла работать, теперь вот надумала на заочный идти.

– Да, на заочный, – кивнула Вера.

– Почему? На дневном же удобнее, – сказал Виктор. – Да и вообще…

– Её, видишь ли, переклинило, – пояснил Борис Жуков. – Втемяшила себе в голову, что человек должен познавать жизнь через работу и что студенческая жизнь, со всеми её прелестями, просто блажь… Ну глупость же, полная глупость! Виктор, ну согласись, что это глупость.

– Вообще-то странно, – пожал плечами Смеляков. – Вера, я понимаю, когда ты вынуждена на заочном учиться в силу обстоятельств… Вот меня возьми, к примеру, я занят, мне никак нельзя ни на дневном, ни на вечернем…

– Хватит, не хочу об этом! – Вера сделалась серьёзной. – Позвольте мне, мальчики, самой выстраивать мою жизнь.

Борис обиженно пожал плечами. Чувствовалось, что он себя считал старшим другом и привык к тому, что его мнение не оставалось без внимания.

– А ты где учишься? – спросил у него Смеляков.

– В МИМО [34]34
  М Г И М О – Московский государственный институт международных отношений. В 1970-х годах в обиходе говорили «МИМО».


[Закрыть].

– Ого! – Виктор с уважением присвистнул. – А факультет?

– МП.

– Это что?

– Международное право, – пояснил Борис. – Так что мы тут все немножко коллеги.

МОСКВА. СМЕЛЯКОВ. СТРАСТЬ

Настроение оставалось приподнятым и на следующий день, когда Смеляков вышел на ночное дежурство. В летнее время ему нравилось дежурить именно ночью: улицы были пустыми, прохожих не было, все спали. Виктор чувствовал себя почти на отдыхе, избавленный от ежесекундного дневного бдения.

Ночь стояла жаркая, душная и тихая. Пахло листвой и свежим асфальтом, уложенным на перекрещении Кропоткинских улиц и переулка. Стоя возле будки, Виктор мурлыкал себе под нос какую-то невнятную мелодию, наслаждаясь покоем.

В час ночи с Кропоткинской улицы в переулок свернул маленький «БМВ». Виктор сразу узнал машину фон Людерса, атташе посольства Финляндии по культуре. «БМВ» плавно подкатил к воротам и бесшумно въехал на территорию посольства. Из машины выпорхнули две стройные женские фигурки. Атташе что-то сказал им по-фински, и обе девушки засмеялись. Одна из них отступила на пару шагов, держась за живот и согнувшись от смеха.

«Аули», – Виктор с удовольствием посмотрел на её красивые ноги.

Девушка была в очень лёгкой блузке и очень короткой юбке. Падавший сверху свет фонаря делал её тело необычайно рельефным. В своей невесомой одежде Аули казалась раздетой.

«БМВ» тихонько скрылся в гараже.

Второй девушкой была Эрмина Хююпия, тоже работавшая горничной, как и Аули. Она поманила Аули пальцем, обняла её и шепнула что-то на ухо. Они обе то входили в яркий круг света, то исчезали из него, тут же растворяясь в темноте. Было слышно, как они продолжали весело разговаривать, то и дело прыская от смеха. Вдруг Аули показала пальцем на Смелякова, и он поспешил отвернуться. Стук каблучков за его спиной приблизился, и снова раздался смех. По звуку Виктор понял, что девушки подошли совсем близко к воротам.

– Виктор, – позвала Эрмина, сносно говорившая по-русски.

Он медленно оглянулся на них, и они опять засмеялись.

– Вообще-то так вот смеяться не очень-то прилично, – буркнул он, смутившись. – Я ведь ничего не понимаю.

Девушки, обнимая друг друга за талию и хихикая, вышли из ворот на улицу и остановились перед Смеляковым. Черты их молодых лиц казались более мягкими в ночном освещении, чем днём, кожа была матовой. Эрмина, в отличие от Аули, не могла похвастать красотой, она была типичной финнкой, с холодным и немного грубоватым рисунком лица, но и она выглядела сейчас привлекательно. Волосы блестели, вероятно, обрызганные лаком. Обе девушки стояли, чуть расставив ноги и касаясь друг друга плечами. От них пахло духами и вином, и эти исходившие от женских тел запахи пробуждали в Смелякове вполне определённое желание.

– Виктор, – повторила Эрмина, – мы пили вино, мы очень веселы… Мы можно будем веселиться вместе?

– Я не могу веселиться, – Смеляков развёл руками. – Я работаю. Ай ду май ворк. Окей?

– Oh, forget about your work! – махнула рукой Эрмина. – There is no one around! Do you want to drink? [35]35
  Забудь о своей работе. Вокруг же никого нет. Ты хочешь выпить? (англ)


[Закрыть]

Виктор отступил от них на шаг:

– Дринк? Нет, нет, нельзя мне дринк. Вот этого совсем нельзя.

Эрмина что-то сказала на финском языке, обращаясь к Аули, та кивнула и улыбнулась. Её хмельные глаза остановились на лице Смелякова, и он увидел в её взгляде гораздо больше, чем просто невинный флирт.

«Чёрт возьми, как у них всё легко! Ничто не мешает им! Ничто не сдерживает! И ведь они нормальные девчонки, не потаскушки какие-нибудь!»

Они обе шагнули к Виктору, что-то лопоча по-своему, и он их абсолютно не понимал. Эрмина вдруг погладила его по груди, и он вздрогнул от неожиданности. Её рука была жаркой и крепкой. Девушка что-то прошептала, и Виктор почувствовал, что по его телу пробежали мурашки.

– You look like one of us [36]36
  Ты похож на наших. (англ)


[Закрыть]… Как финский, – Эрмина дотронулась до его головы, чуть сдвинув фуражку. – Волосы… Светлые совсем…

Он посмотрел поверх её плеча на противоположную сторону переулка. Воронин, стоявший на воротах посольства Конго с любопытством наблюдал за разворачивавшимся на его глазах действом. Заметив взгляд Виктора, он бесшумно похлопал в ладоши.

– Вот чёрт, – прошептал Смеляков и попытался освободиться от Эрмины, но в ту же минуту к нему сбоку подступила Аули, и он ощутил, как её пальцы начали поглаживать его руку. Виктору стало нестерпимо жарко. – Послушайте, мне же нельзя ничего такого. Я на посту. Плиз, очень, очень прошу вас…

– I think we need some more drink [37]37
  Думаю, нам надо выпить ещё. (англ)


[Закрыть], – Эрмина подмигнула Смелякову и, покачиваясь, прошмыгнула в ворота.

Аули надула губки, её ладонь скользнула вверх по руке Смелякова и остановилась на его плече. Указательный палец потёрся о погон.

«Боже, какие у неё руки, – промелькнуло в голове в Виктора. – Какая притягательность исходит из неё! Ну почему же я не имею права на эту девушку?»

Аули едва слышно сказала что-то, затем сразу засмеялась очень громко и уткнулась лбом Виктору в грудь. Аромат её волос нахлынул на Виктора с такой силой, что у него закружилась голова.

«Ёлки-палки!»

Он позволил своим пальцам обхватить запястье той руки Аули, что лежала у него на груди. Он не знал, что соприкосновение с её бархатной кожей выведет его из равновесия.

Аули поняла его движение, как приглашение к продолжению. Её лежавшая на его плече рука тут же оказалась у него на шее. Смеляков почувствовал тяжесть в ногах, его голова едва заметно склонилась, подбородок притронулся ко лбу девушки.

«Всё! Хана! Больше не могу! Будь что будет!»

Он сделал шаг в сторону будки и провёл ладонью по своему взмокшему лицу. Он ещё мог остановиться, но он посмотрел через плечо, увидел приоткрытые губы Аули и понял, что не осталось в мире той силы, которая могла удержать его от опрометчивого шага.

В том доме, где был сквозной подъезд, находилось полуподвальное помещение, закреплённое за сотрудниками ООДП. Туда время от времени постовые отлучались на несколько минут, чтобы попить чаю или справить нужду. Ключ от комнаты висел на стене будки. Виктор протянул руку, чувствуя себя одурманенным, и снял ключ с гвоздя.

– Пошли, – он потянул Аули за собой, и она повиновалась, играя своими тонкими пальцами с его ладонью.

Входя в подъезд, он оглянулся и увидел, как сквозь туман, фигуру Воронина перед воротами посольства Конго. Лейтенант опять похлопал в ладоши и стал медленно двигаться к посольству Финляндии.

«Плевать!» – просвистело в голове Виктора.

Он буквально ввалился в тесную каморку и сгрёб Аули в охапку. Она нежно ойкнула и вся растаяла в его объятиях. Виктора распирало, голова кружилась, чувства перехлёстывали через край, он не мог совладать с ними. Он читал в книгах, что страсть бывает бешеной, но сам никогда не испытывал такого неукротимого чувства. Каким-то особым зрением он наблюдал за собой со стороны и не мог поверить в происходившее. Это было что-то невероятное, какой-то другой мир, другое измерение…

Жёлтый свет уличных фонарей заливал край тесного диванчика и угол стола, на котором виднелись гранёные стаканы с прилипшими ко дну чаинками. В полосу света попало лицо Аули. Глаза её широко раскрылись, затем зажмурились. Расстёгнутая блузка сползла, обнажив округлость белого плеча и мягкую тень возле ключицы. Потянувшиеся к Виктору губы затмили всё…

Время остановилось. Разлившееся вокруг небытие наполнилось тонким колыханием женских вздохов и нежным запахом девичьей плоти…

Действительность дала знать о себе внезапным звуком подъехавшего автомобиля и хлопнувшей дверцы. Смелякову хватило доли секунды, чтобы понять, что приехала проверка.

«Одеваться!» – скомандовал он себе, и в его голове вдруг сделалась исключительная ясность. От недавней затуманенности сознания не осталось и следа.

Виктор оделся в считанные секунды. Даже в армии он не одевался так быстро.

– Тихо! – он приложил руку к губам Аули.

– Ну и где он? – Смеляков узнал голос майора Захарова, начальника отделения.

Девушка села на диване, поджав под себя ноги. Она была обворожительна в своей наготе, но Виктор больше не видел её. Две-три секунды он смотрел в окно, располагавшееся почти на уровне тротуара, затем быстро придвинулся к Аули и прошептал:

– Не выходи! Туда, – он показал пальцем на окно, – нельзя! Аули, оставайся здесь. Поняла? Зис рум… Стэй ин зе рум…

Он в два прыжка оказался в подъезде и, оправив форму, сделал глубокий вдох. Толкнув дверь подъезда, он заставил себя принять равнодушный вид и вышел на улицу.

Возле его будки стояла «волга», перед ней топтался, посматривая на часы, майор Захаров. В двух шагах от него стоял Воронин.

– Куда Смеляков делся? – майор повернулся к Воронину. – Почему он не на посту?

– Так ведь… – начал неопределённо Воронин.

– Товарищ майор! – Смеляков в один прыжок оказался возле Захарова – На посту всё в порядке!

– А где вы шляетесь? – Захаров метнул на него холодный взгляд.

– Совершаю обход территории по периметру! – отчеканил Смеляков.

– Обход? Ну да, понятно, понятно, – кивнул Захаров. – А откуда вы сейчас вышли? Что-то я не пойму, как вы обходите территорию.

– Тут подъезд со сквозным проходом, товарищ майор! – отрапортовал Смеляков.

– А ну проводите меня, я взгляну.

– Сюда, товарищ майор…

Смеляков решительно направился к подъезду, с ужасом думая о том, что в любую минуту оттуда могла выйти Аули. Захаров прошёл за Виктором внутрь и сразу задел ногой о какой-то болт. Эхо отозвалось гулким металлическим звоном.

– Что тут такое? Лампочку нельзя, что ли, поярче ввинтить? – лицо полковника приняло выражение чиновничьей нетерпимости.

Они вышли на задний двор.

– Тут же ни черта не видно! – опять выругался Захаров.

– Уж как есть, товарищ майор.

– А чем тут пахнет? Что за запах?

– Там впереди стройка, товарищ майор, – предупредил Смеляков. – Краска, цемент… Вы далеко не ходите, а то грязи много.

– Да я и не пойду!

Они вернулись к «волге», и Захаров снял фуражку, чтобы протереть голову.

– Да-с, – сказал он, водружая головной убор обратно, – жара сегодня чертовская.

– Очень душно, настоящая парилка, – согласился водитель, уже севший в машину.

– Душно, – добавил полковник и глянул на свои наручные часы. – Ладно, поехали.

Он плюхнулся в машину и захлопнул дверцу. Виктор козырнул.

«Вот это история!» – была первая мысль, на которую он обратил внимание, едва «волга» отъехала от ворот посольства.

И тут его руки бешено затряслись.

– А ты везунчик, Витёк, – донёсся до него, как сквозь вату, голос Воронина.

Виктор кивнул и, с трудом переставляя чугунные ноги, побрёл к будке. Руки судорожно шарили по карманам в поисках сигарет. Голова в одно мгновение наполнилась странным шумом, который нарастал и нарастал, угрожая оглушить Смелякова. Виктор почти упал на приступочек и прислонился затылком к стене будки. Ему пришлось сломать несколько спичек, прежде чем он сумел зажечь сигарету.

Слева скрипнула дверь подъезда, и на улицу вышла Аули. У неё был блаженный вид, глаза полуприкрыты, голова наклонена набок, жёлтые волосы спутаны. Она постояла на месте, вдыхая тёплый воздух, и что-то проворковала на родном языке. Безучастно глядя на неё, Виктор увидел, что на указательном пальце её правой руки висели женские трусики. Аули сделала несколько шагов и улыбнулась в чёрное небо.

Смеляков закурил вторую сигарету.

– Виктор, Виктор, – девушка остановилась перед ним и подняла к своему лицу трусики. – It was хорошо… Хо-ро-шо!

Он почувствовал, как по его спине обильно струился пот.

Аули сделала ещё шаг и погладила Смелякова по плечу.

– Good night, sleep well [38]38
  Спокойной ночи, спи хорошо. (англ)


[Закрыть], – она поцеловала воздух своими горячими губами и, постучав ногтями по будке, пошла к воротам.

– Ну что, Вить? – остановился перед будкой Воронин, когда девушка скрылась. Он с трудом сдерживал улыбку, глаза его блестели. – Это было нечто! Клянусь, такого никто в отделе ещё не совершал! Я тебя поздравляю, Витёк! Ты проявил верх виртуозности! Нет, честное слово, это не сравнится ни с чем!

Воронин замолчал, не в силах выразить своих переживаний, и похлопал Смелякова по плечу.

– Думаю, это войдёт в историю, – тут Воронин расхохотался, дав волю чувствам.

Виктор закрыл глаза. Шум в голове не утихал. Пот бежал по его лицу, капал с подбородка, стекал с затылка на спину. Виктор был мокрый насквозь, нервная дрожь становилась всё сильнее. Он судорожно поднёс ко рту новую сигарету и прикурил её от той, что была зажата в зубах и уже почти истлела.

Время снова остановилось…

«Неужели это всё со мной произошло?» – услышал он свой громкий голос где-то в глубине головы, и в тот же миг прекратился шум, сводивший его с ума.

Виктор увидел кучу окурков возле своих ног. Рядом лежало две пустые пачки из-под сигарет. Он осторожно поднялся и огляделся. Улица безмятежно спала. Воронин уже вернулся к воротам посольства Конго и курил, улыбаясь своим мыслям.

Виктор повернулся лицом к посольству Финляндии. Где-то там крепко спала Аули, и её не тревожило недавнее происшествие; она понятия не имела о том, какой катастрофой могла обернуться для её случайного любовника эта короткая, но бурная связь.

«Что ж, – Смеляков поднялся, вошёл в будку и провёл раскрытой ладонью по груди, словно хотел убедиться, что он жив и что ничто не пригрезилось ему, – по крайней мере, у меня был чудесный опыт. Неповторимый опыт! Но чёрт меня подери, если я когда-нибудь позволю себе ещё раз потерять вот так голову… Просто башку снесло… Но ведь очуметь что было! Можно только мечтать… Нет, брат, врёшь, хватит одного раза, хватит мечтать. Ни на что подобное я не решусь больше никогда в жизни… Да ведь я и не решал ничего, оно же само произошло! Ёлки-палки, какой кошмар! На краю пропасти стоял! Надо ж так зацепить-то… Бред какой-то, чума просто… Ужас, просто ужас, но и забыть я этого тоже никогда не смогу… Если бы не Аули, я бы не знал, что такое ужас счастья…»