Текст книги "Случай в Кропоткинском переулке"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)

– Да, – через плечо Воронина Виктор увидел бородатого человека.

– Новый анекдот хочешь?

– Валяй, – Смеляков продолжал смотреть на приближавшегося человека. В лице его было что-то до боли знакомое, но Виктор никак не мог понять, что именно было знакомым. Включившийся в голове механизм стремительно перелистывал картотеку памяти, отбрасывал приметы, не подходившие к данному лицу, и перепрыгивал но другие.

– В Африке два негра переплывают реку, – начал рассказывать Воронин с безучастным выражением лица, у него во время дежурства всегда было лицо восковой фигуры. Воронин даже смеялся как-то так, что казалось, будто смеётся не он, а кто-то спрятавшийся за его спиной. – Один выходит на берег, а второй ещё плывёт. И тут он бац – вскрикивает. «Ты что?» – спрашивает первый. «Послушай, только что крокодил откусил мой орган.» – «Какой?» – «Не знаю. Я не отличаю одного крокодила от другого»…

Смеляков негромко рассмеялся, не спуская глаз с бородатого человека. Тот неторопливо приближался. Он выглядел интеллигентно, борода его была очень ухожена, но взгляд его был рассеян, как если бы он высматривал кого-то.

«Нет, по ориентировкам он не проходит», – решил наконец Смеляков.

Бородатый мужчина остановился перед ним и протянул Виктору четыре паспорта.

– Добрый день, – произнёс бородатый; рука, державшая документы, была элегантна и тонка. – Я хочу сдать паспорта для получения визы.

Смеляков открыл верхний паспорт и прочитал: «Смоктуновский» [30]30
  С м о к т у н о в с к и й Иннокентий Михайлович – великий русский актер (1925–1994 гг).


[Закрыть]. Он перевёл глаза на стоявшего перед ним знаменитого артиста и виновато улыбнулся.

«Какой же я идиот! – воскликнул он мысленно, мгновенно фиксируя в голове номер паспорта. – Как же я сразу не понял, что это Смоктуновский? Так, а это кто? Филипп? Так, это сын…»

– Конечно, пожалуйста, проходите, – сказал Виктор и сразу шагнул в будку, чтобы записать данные загранпаспорта.

«Какой же я олух! – мысленно ругал себя Виктор. – Не признал известнейшего актёра! Тоже мне – постовой! Но ведь у него борода на лице! Он никогда таким не был!.. Но ёлки-палки! Так ведь любой преступник может бороду наклеить!.. Но ведь… Нет, это не просто борода, она же ещё и осветлённая у него!.. Чёрт возьми, сколько всего сразу оказалось… И всё я один в дураках! Кого же ещё ругать? Я же не распознал сразу?.. А ведь серьёзный опыт…»

Виктор зашёл в будку и быстро записал все данные паспортов в свой блокнот. По инструкции, полагалось фиксировать всю информацию о приходивших в посольство людях.

«Специалистов изготовить паспорт и прилепить к нему липовую печать вам встретится немало! – звучали в голове Смелякова слова, услышанные однажды на лекции. – Вы даже не представляете, сколько найдётся специалистов подделать паспорт… Мне однажды в руку сунули червонец, нарисованный цветными карандашами, а я не сумел сразу понять, что червонец “липовый”! А это было давно, друзья мои! Теперь-то средства получше стали, не вручную народ работает… Так что будьте добры смотреть во все глаза!»

– Ты чего глаза с тарелку сделал? – спросил подошедший Воронин, когда Смеляков вышел из будки, записав данные Иннокентия Смоктуновского. – Чего ты мне показываешь? Не понимаю я.

– Представляешь, это сам Иннокентий Смоктуновский! А я пялюсь на него, не могу понять, откуда мне это лицо известно!

– Бывает, – Воронин отвернулся.

У посольства Конго припарковалось такси. Из машины осторожно выбрался конголезец и вытащил за собой лохматую собачонку. Он был длинноног, неуклюж и напоминал мультипликационного человечка.

– Глянь-ка, какой фрукт прикатил, – улыбнулся Виктор, – смешной. Вылитый Дуремар.

– У Дуремара лицо другое, не обезьянье… Я однажды видел тут этого, – ответил Воронин. – Студент, доводится родственником посольскому повару.

В это мгновение собачонка громко тявкнула и выпрыгнула из рук африканца. Перевернувшись в воздухе, она упала на голову, завизжала и бросилась бегом вдоль переулка. Таксист заливисто захохотал. Студент закричал что-то, да так пронзительно, что собачонка остановилась, припала к асфальту и затаилась. Африканец, высоко задирая тонкие ноги, помчался к собачонке, но едва он достиг её, как она сорвалась с места и помчалась в обратную сторону, виляя вправо и влево. Возле ворот финского посольства собачка замерла на пять секунд и, не дожидаясь приближения своего хозяина, метнулась под ворота на территорию Финляндии.

Стоявшая посреди двора Елена посмотрела рассеянно на смешное вихрастое существо, но не сделала ни единого движения. Собачка же подбежала к ней и устроилась возле её ног. Африканец подлетел к воротам и, прижавшись лицом к чугунным прутьям, залопотал на своём языке.

– Подождите, – подошёл к нему Воронин, – сейчас всё решим. Не кричите, пожалуйста, а то ваша псина и вовсе спрячется.

– Это ваша? – Елена подошла к воротам с противоположной стороны, держа собачонку на руках.

– Мой, мой, – закивал, показывая огромные белые зубы, чернокожий студент и вытянул руки, чтобы принять зверушку.

– Вот! Держите! – Елена отдала собачонку. – Смешно, правда? – Она посмотрела на Смелякова, пытаясь заглянуть ему в глаза.

– Смешно, – не меняясь в лице отозвался он.

– Как же это он так? Могла ведь и убежать совсем, – она перевела взгляд на Воронина.

Лейтенант по-доброму улыбался:

– Ему бы на верблюде с такими ногами. Да он бы и не поймал её. Это всё равно что жирафу ловить мышку-полёвку…

– Чего только не увидишь тут, правда? – Елена постаралась придать своему голосу максимум бодрости.

Она постояла с минуту возле ворот, поглядывая на постовых, но так и не сумела понять по выражению их лиц, видели они её вчерашний загул или нет, зафиксировали её «неконтролирумый контакт с иностранцами» или нет.

– Что ж, – пробормотала она, – пойду работать… Ой, у вас сигаретки не будет?

– Пожалуйста, – Смеляков с готовностью протянул пачку «Честерфилда».

– Спасибо, – Елена закурила и медленно пошла в здание.

В течение дня она ещё несколько раз выглядывала из окна и выходила во двор, чтобы пройтись вдоль ограды. Виктор видел, что женщина нервничала, и его подмывало сказать ей, чтобы она не беспокоилась, а если и не сказать, то хотя бы просто дать понять это. И всякий раз он спешил посмотреть на Воронина. Тот ничем не проявлял себя, стоял на посту, как обычно, безучастно оглядывая улицу.

Когда рабочий день закончился, Елена вышла из ворот, попрощалась с постовыми, сделала несколько шагов и остановилась. Потоптавшись на месте, она обернулась, глядя в землю.

– Что-нибудь потерялось? – Смеляков сделал шаг по направлению к ней. – Помочь?

– Показалось, будто упало что-то… – её голос едва слышался.

Елена подняла на него глаза, и он увидел такую нечеловеческую мольбу в её взоре, что решил хоть приободрить её.

– Вы чудесно выглядите сегодня, – сказал он

– Правда? А спала плохо, – она не сводила с него глаз.

– Наверное, во дворе было шумно? А у нас здесь тихо было, как всегда.

Она помолчала, продолжая стоять на месте и перебирая пальцами застёжку сумочки.

– Вы не беспокойтесь, – Виктор сделал паузу, – ступайте спокойно домой. Если я найду здесь что-нибудь, я подниму… Но по-моему, вы ничего не уронили, вам показалось…

Она растерянно оглядела тротуар вокруг себя и опять посмотрела на Смелякова:

– Правда?

– Не тревожьтесь.

– Спасибо…

Когда она скрылась за поворотом, Виктор мысленно улыбнулся.

«Ну вот… Маленькое доброе дело… А я, оказывается, умею улыбаться не только лицом, но и внутри… Как же приятно быть добрым… Чертовски приятно!»

РОСТОВ-НА-ДОНУ. АНТОН ЮДИН

Уже больше месяца Юдин обитал у Эльзы Шапошниковой. Старушке, у которой он снял комнату, он по-прежнему платил.

– Комната остаётся за мной, Варвара Семёновна, – внушительно сказал он бабке, впервые обратившись к ней по имени. – Мне по району ездить много приходится, материал для газеты собираю. Но комнату вы никому не сдавайте, добро?

– А чего сдавать, коли постоялец имеется?

– Вот и славно.

– Ты, сынок, не тревожься. Я никого не подселю сюда больше…

Однажды, когда хозяйка ушла на рынок, Юдин выкопал на заднем дворике яму возле дровяника и перенёс туда золото и деньги. Он тщательно засыпал тайник опилками и навалил сверху поленьев.

«Так-то надёжнее будет».

Золото не давало ему покоя. Он постоянно думал о тугих кожаных мешочках, иногда видел их во сне. Однажды ему приснился просторный проспект, залитый серебристым блеском зеркал. Зеркала были всюду: стены домов, витрины, тротуар, проезжая часть – всё было сделано из зеркал. Юдин медленно, пританцовывая, шагал по этому зеркальному миру и всюду видел свои отражения. Он заглядывал в рестораны и бары, тоже зеркальные, выпивал там из больших зеркальных кубков сладкое вино и непременно доставал из кармана увесистый мешочек с золотом, чтобы расплатиться. Официанты ставили перед ним аптечные весы с серебряными чашами, и Юдин отсыпал из мешочка золотой песок на одну из чаш. Случалось, что песок падал мимо чаши, рассыпался по зеркальной поверхности стола, искрясь в ярком свете, но Юдин не беспокоился.

– Это вам на чай, – щедро говорил он официанту.

От сна он пробудился, переполненный давящим чувством счастья в груди.

Рядом лежала Эльза. Верхний край одеяла завернулся и обнажил её груди. Губы её чуть подрагивали, будто она нашёптывала что-то. Он выбрался из кровати, сделал несколько шагов по комнате и остановился перед зеркалом.

«Зеркало!»

Он приблизился к нему и потрогал своё отражение рукой, ожидая какого-то чуда. Холодное прикосновение стекла… Больше ничего. И отражение голой мужской фигуры, жилистой, бородатой, со спутавшимися на голове белобрысыми волосами, с растерянными голубыми глазами.

«Это всё не то!»

Он отвернулся от зеркала и, поколебавшись с минуту, направился на кухню, шлёпая босыми ногами по паркету. В холодильнике стояла закупоренная бутылка коньяка, и Юдин торопливо открыл её, боясь упустить не покидавшее его чувство сна. Он всё ещё ощущал присутствие необыкновенного зеркального города. В его груди всё ещё кипело нечто огромное, необъяснимое, торжественное. Он понимал, что через пару минут тень сновидения уплывёт, и он останется в привычном сером мире, поэтому хотел задержать затуманенность сознания глотком коньяка.

Когда Эльза проснулась, Юдин полулежал в кресле напротив кровати и жмурился на светившее сквозь окно солнце. У его ног стояла пустая бутылка.

– Коленька, ты что, дорогой мой? – растерянно спросила Эльза.

– Эля, мне так хорошо! – на его лице застыла блаженная улыбка. – Я видел такой обалденный сон!

– Какой сон?

– Замечательный… Это хороший знак…

– Какой знак?

– Ты не поймёшь…

Он поднялся и приблизился к постели.

– Ты всю бутылку, что ли, высосал? – она свесила ноги с кровати. – Когда ты успел?

– Наплюй! Не в коньяке счастье, Эля! У меня на душе так… радостно так!

– Странно, но ты почти не охмелел, Коля… Да я и не переживаю из-за коньяка… Бог с ним… Я о тебе думаю… Пьёшь ты много, Коленька…

«Коленька! Надоело мне это имя… Скоро уже… Малость потерпеть надо ещё, а там и в Москву рвану. И никто не остановит меня, никто! Ох, как мне всё обрыдло… Быстрее бы… Воля, Финляндия, мечта моя… Кажется, я вот-вот свихнусь. Что за маразм: денег полно, золотом сумка набита, а жить нормальной жизнью не могу позволить себе… Миллионер в спецовке сраного грузчика! Мать твою… Обрыдло!»

Он встряхнул головой, протянул руку и потрепал Эльзу по голове.

– Видная ты у меня баба.

– Что это ты вдруг? – Эля улыбнулась. – Раньше комплиментами не сыпал.

– А я и сейчас не сыплю… Просто весело на сердце, хочется сказать что-нибудь хорошее.

– Коль, может, ты в парикмахерскую сходишь? Совсем лохматый стал. Чуток бы привёл голову в порядок.

– Ладно.

– Нам же сегодня к Анюте в гости. Ты не забыл? И ты уж не пей пока больше. В гостях выпьешь.

– Ладно…

Анна Ладыгина одно время работала вместе с Эльзой в одном ресторане, но месяца три назад ушла, повздорив с директором. Она была очень худая, длинная, с выкрашенными с сиреневый цвет волосами, с лисьим лицом, впрочем, не лишённом привлекательности, на котором никогда не угасали зовущие глаза. Она лишь однажды видела Юдина, забежав к Эльзе по какому-то делу на пару минут, но её визит затянулся на пару часов. Юдин понравился Анне, и с того дня она почти ежедневно звонила подруге и звала её в гости.

– И мужика своего прихвати, – непременно напоминала она. – Клёвый у тебя мужик. Завидую тебе, Шапошникова. Эх, мне бы твою внешность, я бы отбила его у тебя…

– А ты на чужое добро рот не разевай, подруга.

МОСКВА. СМЕЛЯКОВ. КАБАНЬЯ ОХОТА

Раз в две недели каждое отделение ООДП отправлялось на занятия по огневой подготовке, они проводились в тире Парка Культуры и Отдыха имени Горького. Стреляли из разных позиций (стоя, с колена, лёжа), стреляли и в движении, перебегая с места на место, перекатываясь, стреляли то из одного пистолета, то сразу из двух. Отрабатывали упражнения с удовольствием, видя в них шлифовку настоящего воинского мастерства. Огорчались промахам искренне и эмоционально.

– Ну! Чёрт возьми! Что это я?

– Тише, со второй попытки влепишь кучнее…

– Но я же раньше нормально бил! Рука сегодня дрожит чего-то. Вот зараза!

– Парни, чья очередь? Проходи!

Солнце жгло нещадно. Возле фонтана, подставляя руки и лица брызгам, резвились дети. По аллеям ездили, тренькая звонками, мальчишки на велосипедах. Почти все скамейки были заняты разморившимися на жаре отдыхающими. Из громкоговорителей разносилась, разливаясь многократным эхом, музыка, но её звуки почему-то не бодрили, а навеивали сонливость. Откуда-то вкусно пахло дымом и шашлыками.

Чуть в стороне от тира стояла жёлтая бочка с тёмно-красной надписью «Квас», к ней тянулась очередь, стояли люди – с бидонами и трёхлитровыми банками. Смеляков, выйдя из тира, пристроился к стоявшему посреди очереди Воронину.

– Ну что? Порядок?

– Плохо у меня в движении получается, когда с перекатами, – пожаловался Смеляков. – Знаешь, не могу зафиксироваться после перекатывания. Голова почему-то не туда поворачивается.

– Привыкнешь. Тут дело только практики, – успокоил Воронин.

– Обидно, чёрт возьми, – Виктор раздосадованно щёлкнул пальцами. – Я же отличник огневой подготовки был.

Все пришедшие в тир были в форме, и посетители парка с любопытством поглядывали на скопление милиционеров.

– Глянь-ка, – Воронин толкнул Виктора локтем в бок, – как мужик чешет!

Смеляков повернул голову и проследил за взглядом Воронина. Со стороны Ленинского проспекта очень быстро бежал по газонам, не разбирая дороги, взмокший человек. Когда он выбегал из сочной тени ажурных деревьев и попадал в солнечные пятна, его большая залысина ярко вспыхивала на солнце.

– Похоже, стряслось что-то…

– Пойдём, что ли, послушаем, о чём речь, – предложил Смеляков и повернулся к очереди. – Товарищи, мы отлучимся ненадолго, ладно?

– Хорошо, хорошо, идите…

Мужчина увидел милиционеров и резко повернул к ним.

– Скорее! Товарищи!

Не сбавив скорости, он почти врезался в стоявших людей. Его лицо пылало румянцем, по щекам и вискам бежали струи пота, глаза закатывались.

– Там кабан! – едва смог выдавить он из себя, задыхаясь.

– Какой кабан? Где? Кто вы такой? – посыпались на него вопросы от милиционеров.

– Я тут работаю… В парке… Не знаю, откуда кабан… Но настоящий! Секач! Надо как-то не пустить его сюда!

– Куда не пустить? Где кабан-то? Как вас зовут?

– Михал Дмитричем кличут, – мужчина указал рукой в сторону входа со стороны Ленинского проспекта. Его голова блестела от пота, рубашка потемнела под мышками. – Там, он там, где лес…

– Откуда здесь кабан мог взяться?

– Да я-то почём знаю, товарищи? Только если он сюда бросится, то людей потопчет уйму! Здесь же детей полным-полно! Женщины с колясками!

– Витя, быстро, – проговорил Воронин, обращаясь к Смелякову, – беги в тир к лейтенанту Железнову. Вкратце объясни что к чему, пусть все пистолеты возьмёт!

Через несколько минут милицейская цепь двигалась к тому месту, где Михаил Дмитриевич видел кабана.

– Сбежал он, что ли, откуда? – слышались голоса в цепи. – Не мог же через всю Москву из леса прийти.

– Растянитесь посильнее! – командовал лейтенант Железнов.

– Вон он! – крикнул служащий парка, и лицо его напряглось необычайно. – Ближе нельзя! Затопчет! Вон затаился…

В тени рощи и впрямь лежал кабан. Его туша едва угадывалась в тени. Он был крупный, тёмно-серый, с лохматым загривком. Он затаился на газоне среди вороха отпиленных веток, лежал неподвижно и следил за парком. Вероятно, он был напуган, и это делало его вдвойне опасным.

– Так, товарищи! – лейтенант Железнов оглядел милиционеров. – Три человека с этого края! Ко мне! Воронин, вот тебе пистолет. Под личную ответственность даю, сам понимаешь, я же не имею права… Бегом к тому входу! Никого сюда не пускать с улицы! Стрелять только в крайнем случае! Понимаешь?

– Так точно!

– Только в крайнем! Из «макарова» по кабану бить нет смысла. Тупая пуля, девять миллиметров… Не завалим, он только взбесится от раны… Главное людей сюда не пускать.

– Я всё понял, товарищ лейтенант!

– Чуть стороной идите, подальше от секача!

Воронин взял двух человек, стоявших ближе всего к нему, и быстрым шагом направился к чугунной калитке.

– Остальные! – лейтенант Железнов через плечо глянул на кабана. – Сколько нас осталось? Восемнадцать человек? Не густо… Слушай мою команду! Растянуться цепью пошире и оттеснять отсюда людей к фонтану! Ясно? Никому ничего не говорить, чтобы не случилось паники! Ремизов, дуйте в здешнее отделение, скажите, чтобы в срочном порядке связались с дежурным по городу. Пусть вызывает сюда кого-нибудь из общества охотников… Два человека останутся со мной. Ты и ты, – он указал на Смелякова и Сытина.

Оставаться возле рощи было страшновато, так кабан был огромный и дикий. Лейтенант Железнов держал в руке пистолет, но это не ободряло.

– Хоть бы дубину какую найти, – прошептал Сытин.

– Поможет она тебе, – буркнул Виктор.

– Ну всё-таки не с голыми руками стоять…

– Отставить разговоры! – оборвал их лейтенант. – Смотрите в оба! Нам главное не проморгать его! Если он дёрнет сюда, будем пугать, чтобы обратно в рощу ушёл.

– Как пугать-то?

– Как угодно, – ответил лейтенант неуверенно, – руками махать будем, топать, кричать на него.

– Пальнём пару раз, – предложил Сытин.

– Это в крайнем случае, – Железнов нервничал. – Я хоть и выбиваю девять из десяти, но попасть ему в глаз из «ПМ» с такого расстояния… Не уверен… Не стану дразнить… Нет, стрелять буду только в последний момент…

Они ждали. Со стороны парка слышались громкие голоса. Было видно, что люди неохотно подчинялись милиционерам, которые знали, как себя вести на посту, но не имели ни малейшего опыта работы в подобных ситуациях. Многие отдыхающие, услышав слово «кабан», попытались обойти цепь, что было сделать нетрудно, и крадучись приближались к тому месту, где стоял Железнов.

– Уходите отсюда! – лейтенант махнул рукой, увидев первого из любопытных. – Нельзя здесь!

– А что, и вправду кабан?

– Уйдите, нельзя здесь!

– А где он? – вопросы сыпались всё более настойчиво.

– Мать твою, жить надоело, что ли?! – не выдержал Сытин. – Товарищ лейтенант, можно я по-свойски растолкую этим зевакам?

– По шее, что ли, съездишь?

– Вроде того.

– Ну… Пусть стоят… Пойди поближе к ним, скажи, чтобы не шумели. Их всех не выгнать отсюда. Вон ещё идут… А вот и наши…

Со стороны парка бегом появились несколько человек в форме. Впереди бежал мужчина в штатском. В его руках Смеляков разглядел автомат.

– Кто-то АКМ тащит…

– Кажется, Владимир Степанович, – с облегчением вздохнул лейтенант.

– Кто такой? – спросил Смеляков, нервно облизывая губы.

– Начальник 59-го отделения милиции, – ответил Железнов и снова повернулся лицом к роще. Кабан продолжал лежать на том же месте.

Через пару минут подошли, тяжело дыша, несколько человек. Тот, что нёс автомат, вопросительно поглядел на Железнова.

– Здравствуйте, Владимир Степанович, – улыбнулся лейтенант. – Вот караулим. Вовремя вы подоспели.

– Привет, лейтенант. Где кабан-то? – отозвался человек с автоматом.

– Вон…

– Не вижу… Так, так… Ага, вон он… Здоровенный-то какой… Эх, милый, отгулял ты на воле-то, – он щёлкнул предохранителем, плавным движением руки передёрнул затвор, загоняя патрон в патронник, и этот звук – металлически-маслянистый, лязгающий, страшный – показался Смелякову в тот момент самым желанным.

Владимир Степанович поднял автомат. Смеляков краем глаза следил за указательным пальцем его правой руки, при этом сосредоточив всё внимание на затаившемся секаче. Чёрный ствол автомата чуть качнулся и застыл, словно кто-то припаял его к невидимой точке в воздухе.

Прозвучавший выстрел потонул в восторженных возгласах столпившихся поблизости зевак. Кабан дёрнулся, приподняв на секунду зад, шевельнул мордой и повалился на бок.

– Вот и всё, – Владимир Степанович опустил автомат и снова щёлкнул предохранителем. Повернувшись к любопытствующим, он печально сказал: – Ну неужто вам жизнь ваша не дорога, идиоты? Мозгов-то нарастить не успели ещё? – его голос постепенно повышался. – Надо ж хоть какой-то соображометр иметь, сукины дети! Чего вы припёрлись сюда? Он же вам мог все кишки вытащить и разбросать их по парку! Болваны! Вам вместо шляп надо штаны на голову надевать, потому что у вас не голова, а жопа! – последние слова он почти прокричал, затем вдруг замолчал и совершенно спокойным голосом обратился к Железнову: – Пойдём, лейтенант, пощупаем секача, что ли? Мой первый охотничий трофей…

Очень скоро вокруг кишела большая толпа, всем хотелось прикоснуться к кабану, подёргать его за длинные жёсткие волосы, ткнуть палкой в рыло.

– Надо бы тележку пригнать сюда и перетащить эту тварь в отделение, а то его быстро на шашлык пустят…

Смеляков нашёл глазами Воронина:

– Гена! Квас-то пойдём пить?

– Очередь пропустили уже… Но всё равно пошли…

Квас был шипучий и пахучий. Они взяли каждый по большой кружке, которые по шесть копеек, и медленно испили их до дна. Воронин кряхтел от наслаждения, Смеляков же пил вяло, без удовольствия, жажда неожиданно пропала.

– У тебя трёх копеек не будет, чтобы без сдачи? – спросил Воронин, роясь в кармане.

– Ты ещё будешь?

– Да, маленькую, пожалуй, ещё выпью.

– А я что-то надулся уже, – Виктор пошлёпал себя ладонью по животу. – Думал, что бочку смогу опорожнить, ан нет, даже эту кружку с трудом одолел. Желания почему-то нет.

– Перенервничал?

– Есть такое… Даже голова заныла. Мне кажется, что я глаза его видел.

– Чьи?

– Кабана этого. Видел так, будто он прямо на меня смотрел и будто он близко-близко был. У него над левым глазом листик прилип.

– Ты разглядел?

– Да, я же говорю, что зрение обострилось… Видел его прямо как в двух шагах… Откуда ж он взялся?

– Теперь никто никогда не узнает. Это будет ещё одна тайна великого города.

Они неторопливо шли по парку. Музыка продолжала по-прежнему звучать из репродукторов, шумел фонтан, чирикали чтицы, смеялись беззаботные люди.

Справа от себя Виктор увидел группу мальчишек.

– Похоже, драться собираются, – сказал он.

– Пристают к кому-то. Хулиганьё паршивое!

Они свернули на газон и ускорили шаг.

– Эй, парни!

Трое долговязых подростков в расклешённых штанах и рубашках навыпуск сразу бросились врассыпную. Четвёртый замешкался, держа за ворот ещё одного, но увидев направлявшихся в его сторону милиционеров, оттолкнул свою жертву и пустился наутёк.

– Не поймаем, прыткие очень…

Оставшийся парень кашлял и потирал живот. Смеляков подошёл к нему:

– Что случилось? Тебе нужна помощь?

– Нет…

– Стукнули тебя?

– Нет, не успели…

– А чего за живот держишься?

– Свело… Скрутило…

– Повздорили? Ты их знаешь?

– Нет, – мальчик отрицательно покачал головой.

– А чего ж они хотели?

– Денег требовали.

– Тебя как зовут? – спросил Воронин.

– Алексей.

– А фамилия? – уточнил Смеляков.

– Нагибин.

– Значит, говоришь, что пытались деньги отобрать?

– Хотели, но вы помешали… Спасибо…

– Да-с, негостеприимный у вас город, – проговорил Смеляков, обводя взглядом парк.

– А вы что, не из Москвы? – Алексей поднял глаза на Смелякова. У вас не так разве?

– У нас не так, – покачал головой Смеляков. – У нас сворой на одного никогда не бросаются. Только один на один, по-честному. А толпой на одного – никогда. Это подло. А в маленьком городе все друг про друга всё знают, и никто не хочет, чтоб его подлецом называли.

– Хорошо вам, – Алексей понурился. – Я пойду.

– Отдышался? Может, помочь?

– Не надо, – Алексей провёл рукой по голове, поправляя волосы, – меня девушка ждёт.

– Уже с девушками встречаешься? Тебе сколько лет-то?

– Четырнадцать.

– И уже с девушкой… Хорошая девушка? Далеко она?

– У фонтана. Я за мороженым ходил, а тут эти…

– Повезло тебе, что не на глазах у девушки по шее получил, – улыбнулся Смеляков и тут же наставительно добавил. – Учись драться, Алексей Нагибин.

– Я драться не люблю, – отмахнулся мальчик и посмотрел ещё раз на стоявших перед ним милиционеров. – Спасибо вам…

Он понуро пошёл прочь. Провожая его взглядом, Воронин с грустью заметил:

– Трудно такому придётся… Ну вот зачем, скажи на милость, человеку нужно уметь драться? Может, он поэт в душе. Может, он толком и целоваться никогда не научится. Может, он весь в собственных мыслях всегда… А тут хулиганьё! Ох как далеко нам ещё до благополучного общества…