Текст книги "Случай в Кропоткинском переулке"

Автор книги: Андрей Ветер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

– Страшно было?

– Нет, – Андрей неопределённо подал плечами, – не страшно… – Он уже сам был не рад, что завёл разговор на служебную тему. – Давай мы не будем о работе…

– Виктор, – Марина посмотрела на Смелякова своим большими глазами, – а вы всегда преступников сразу видите?

Он неопределённо пожал плечами:

– Давайте не будем на «вы», если можно. Я не такой уж старый, чтобы мне выкать.

– Я согласна, – прощебетала девушка выпрямляясь пуще прежнего и вытягивая шею. Она была невысокая, но благодаря своей осанке вовсе не казалась маленькой. – Ой, что же мы в коридоре-то застряли? Пойдёмте, пойдёмте. Я вас познакомлю с моими подругами.

Она повела их в комнату, где на мягком золотистом диване перед журнальным столиком расположились две девушки.

– Это Андрей и Виктор, – доложила Марина подругам, и, легко оттолкнувшись ногой, она сделала бесшумный поворот вокруг своей оси, закончив пируэт изящным реверансом.

– Ну, – Сытин приветственно помахал ладонью, – со Светой мы уже виделись.

– А меня зовут Вера, – представилась вторая девушка.

– Вы все балерины? – спросил Виктор, стоя возле Сытина и испытывая почему-то смущение.

– О нет! – задорно засмеялась Света. – Меня из училища три года назад попёрли за лишний вес!

– Неужели? – не поверил Смеляков, Света выглядела не менее стройной, чем Марина. – Я бы не сказал, что заметны признаки избыточного веса.

– Это для постороннего глаза. В училище ух такие строгости. Каждый месяц контрольные замеры и завесы… Как на свиноферме! – Света опять весело захохотала. – Зато сразу жить стало легче. Никакой нервотрёпки из-за лишнего килограмма, ем что душе угодно. И фигура всё равно нормальная, правда?

– Не то слово, – искренне подтвердил Виктор, – фигура просто замечательная!

– Спасибо балету… Но если честно, то обидно, что отчислили.

– А я вообще не имею отношения к танцам, – мягким голосом сказала Вера. – И поэтому девчонкам жутко завидую, что они так здорово сложены. Мне бы такое тело…

– Да ладно тебе, – Марина потянулась к Вере и нежно поцеловала её в щёку, плюхнувшись рядом с ней на диван. – Я Верку безумно люблю, просто обожаю. Она мне как старшая сестра. Правда, правда… А теперь давайте пить шампанское. Андрей, принеси из холодильника… Гулять можем хоть до утра. Родители на гастролях, так что притеснять нас никто не будет…

– До утра не смогу, – сказал Виктор, – мне утром на дежурство.

– Ой, девчонки, Андрей же преступника задержал! Подумать только! – затараторила Марина и тут же повернулась к Виктору. – А давайте первый тост за Светку! Она же первый тур прошла.

– Куда тур? – поинтересовался Андрей из коридора.

– В театральный!

– Ух ты! – покачал головой Смеляков. – Здорово!

– А я в юридический собираюсь поступать, – сказала Вера. – Сейчас готовлюсь.

– Правда? – Виктор перевёл взгляд на неё. – Я тоже в юридический. Только я на заочный.

– И я на заочный, – Вера вскинула брови, удивившись совпадению. – Бог даст, встретимся на экзаменах. А что ты стоишь? Устраивайся, – она указала на свободное кресло возле себя.

Смеляков кивнул и в следующее мгновение буквально утонул в непривычно мягком кресле. Внезапно его охватило чувство абсолютного комфорта. Исчезли все тревоги, в голове что-то повернулось, и сложный механизм, настроенный на безостановочную работу, выключился. Как-то необычайно ясно Виктор почувствовал, что сейчас надо было по-настоящему забыть о работе, о бдительности, об ориентировках.

«Нельзя же быть вечным постовым. Можно и отдать себя во власть уюта… Ёлки-палки, как хорошо на душе!.. Очаровательные девушки, музыка, никакого беспокойства…»

– Марина сказала, что придут два милиционера, – Вера посмотрела на Смелякова и чуть наклонила голову. – Я думала, что появятся такие два строгих дядьки, а вы вполне нормальные ребята.

– Что ж мы, не люди? – удивился Виктор. – Ничто человеческое нам не чуждо.

Марина, прижавшись плечом к Вере, положила ногу на ногу, и её короткая юбка поднялась настолько, что стали видны белые трусики. Виктор, увидев это, поспешил отвести взгляд и принялся разглядывать гостиную, хотя в глазах продолжали держаться очертания красивых девичьих ног.

«Шикарная квартира, интеллигентная очень. Наверное, раньше дворяне так жили», – подумал Виктор, отвлекая себя от соблазнительных ног.

На стенах висели написанные маслом картины в тяжёлых багетах. На старинной этажерке возвышалась высокая китайская ваза, из которой тянулись вверх бархатистые гладиолусы. В дальнем углу стояло тёмно-коричневое пианино, на нём белел прямоугольник раскрытой нотной книги. Кресла и диван были обиты золотистым плюшем, что создавало ощущение безграничного богатства, а попадавшие на обивку солнечные лучи отражались на стенах бесформенными и весёлыми жёлтыми пятнами. В комнате царила атмосфера безмятежного покоя. Звучавшая из кассетного магнитофона джазовая музыка наполняла воздух ритмичным колыханием.

– Виктор, ты любишь джаз? – спросила Марина и подтянула свои красивые ноги под себя.

Он не успел ответить, как в комнату вернулся Сытин с бутылкой. Тут же раздался громкий хлопок, и пробка выстрелила в потолок.

– Торжественный салют! – провозгласил Андрей. – Подставляйте ваши бокалы, ребята!

– Марин, ты про море начинала рассказывать, – вспомнила Света, когда все глотнули обжигающе холодного шампанского.

– Ну да! Там ужас что творится! – воскликнула Марина, возвращаясь к разговору, который был, видимо, прерван приходом Сытина и Смелякова. – Представляете, идём мы с пляжа с папой, и тут я вижу надпись на дороге. Прямо поперёк проезжей части масляной краской написано: «Последнее предупреждение! Наденьте брюки!» Огромными буквами. Там же в плавках нельзя в город войти. Вроде бы курорт, но строгости такие! Ну ладно в плавках, а то ведь и на шорты смотрят косо!

– И в шортах нельзя, что ли? – всплеснула руками Света.

– В шортах можно, но местные всё равно ворчат, плюются вслед. Одна бабища остановилась перед нами, здоровенная такая, ноги как фонарный столб и все в синих пупыристых венах, и ну кричать: «Срамотища, мужик бесстыжий!» Это она про папу, потому что он в шортах гулял. А у самой сарафан обвислый такой, что груди, извиняюсь, наружу вываливаются. И ей не стыдно, что она такая, а шорты для неё – срамота. Бред какой-то!

– Провинция, – снисходительно пояснила Света.

– Да плевать, что провинция! – звонко отозвалась Марина. – Страшно, что могут камнем швырнуть! Дикость такая!.. Мальчики, а почему вы не ухаживаете за нами?

– Момент! – Сытин схватил бутылку и быстро разлил зашипевший напиток по бокалам.

– Давайте, – предложила Вера, – выпьем за то, чтобы люди стали добрее и терпимее.

– Шикарный тост! – поддержал Сытин.

Смеляков с удовольствием сделал глоток после того, как все звонко соприкоснулись своими бокалами.

«Хорошо здесь», – подумал он.

Марина и Света весело щебетали, и их беззаботные голоса органично сливались с джазовой музыкой, словно девочки составляли единое целое с причудливой импровизацией рояля и саксофона.

Мир, в который попал Смеляков, был красивый и основательный.

«Да, в моём родном Тутаеве такие хаты никому и не снились. И таких чудесных компаний не бывает. Там всё проще… примитивнее даже… Всё-таки провинция есть провинция, чтобы там ни говорили. А здесь сказочный дух, удивительный. И девчонки славные… Пожалуй, мне больше нравится Вера, хотя у Марины и Светы фигуры великолепные, но Вера в целом как-то интереснее»…

Время пролетело стремительно, и когда незаметно наступил вечер, Виктор испросил разрешения у Веры проводить её.

– Как коллега коллегу, – пошутил он.

– Коллегами будем, если поступим, – Вера всё время улыбалась, её улыбка наполняла Виктора тёплым спокойствием.

– Не поступлю в этот раз, буду пытаться ещё, – сказал он, когда они вышли из квартиры. – Мне без образования нельзя. Я хочу много узнать, много по профессии получить… Я ведь не так уж много знаю, а мне без знаний нельзя… Понимаешь? Есть люди, которым была подарена удобная атмосфера для воспитания: много книг, общество хорошее, разговоры всякие… полезные… ну, формирующие, что ли… А я понимаю, что я был лишён всего этого…

– Лишён?

Виктор ощутил внезапный прилив доверия к стоявшей перед ним девушке:

– Нет, ты не подумай, что плохо хочу сказать о моей семье! У меня мировые родители! У меня просто шикарные родители! Но они – люди простые… Я не стесняюсь этого. Нет, я горжусь ими! Они настоящие коммунисты! Но у нас в доме не было возможности ходит по музеям и театрам, поэтому я про это ничего, в общем-то, не знаю. А мне ведь тоже хочется говорить со всеми на равных… Ты понимаешь, о чём я?

– Понимаю.

Вера сильно отличалась от Марины и Светы. Она отличалась от всех девушек, с которыми Смеляков был знаком. В её поведении чувствовалась особая раскованность, но не подчёркнутая, как у Марины, мол, я могу позволить себе что угодно, а естественная, подлинная. Возможно, это даже не раскованность, просто не было в Вере внутреннего напряжения, свойственного большинству девушек, в которых присутствовало ежесекундное оглядывание себя со стороны. Вера не интересовалась, какое впечатление она произвела произнесённой фразой, не принимала выгодных поз, не боялась показаться непонятной или смешной, не посматривала украдкой в зеркало, проверяя, не выбился ли локон из-под заколки, не кокетничала.

– Почему ты выбрал профессию милиционера? – спросила она, когда они очутились на погрузившейся в вечернюю синеву улицу. – Случайно?

– Тебя это удивляет?

– Просто любопытно узнать. Романтика? Или всё-таки случайность?

– В каком-то смысле случайно выбрал. Но если посмотреть с другой стороны, то всё так сложилось… Меня как будто судьба подвела к этому выбору.

– Ты веришь в судьбу?

– Это я так, фигурально, – он замялся.

– А я верю в судьбу, – сказала Вера.

– То есть ты считаешь, что всё заранее предопределено? Но ведь это невозможно. Ты же материалист, или нет? – Смеляков растерянно смотрел на неё. – Ведь материя первична… О каком предначертании может идти речь, о какой судьбе? Судьба – это пройденный путь… Вот человек прожил сто лет, прошёл сквозь огонь и воду, и про него скажут потом, что у него была интересная судьба…

– Да, скажут, – согласилась Вера, продолжая почти незаметно улыбаться. – А про другого будут говорить, что жизнь его не сложилась, была бесцветной, и добавят, что так распорядилась судьба… Но никто не объяснит, что такое судьба. Ты только что верно заметил, что судьба подвела тебя к выбору.

– Да, – согласился он.

– Некие обстоятельства… Получается, что нашу жизнь определяют обстоятельства, верно?

– Можно и так сказать, – кивнул Виктор.

– Но ведь и обстоятельства определяются чем-то. И мы не знаем, чем именно. Есть силы, которые скрыты от наших глаз и от нашего понимания. Ты согласен со мной?

– Ну… В общих чертах…

– Если даже в общих чертах, то это уже хорошо. Видишь ли, я уверена, что существуют законы, о которых мы ничего не знаем.

– Законы природы? – уточнил он.

– Можно и так сказать, если тебе удобнее употреблять слово «природа», когда ты говоришь о чём-то неведомом и необъятном. А что ты подразумеваешь, говоря «природа»?

– Ну, небо, земля, звери, люди… – Виктор задумался и добавил: – Законы физики тоже… И химии… И вообще…

– А откуда всё это берётся?

– Я не знаю, – он был приведён в замешательство вопросами Веры. – И никто не знает… Это просто природа. Она такая есть… Мне трудно рассуждать об этом, так как я не владею всей информацией, – добавил он. – Я ничего не читал об этом… Должно быть, надо найти книги по философии.

– У нас, к сожалению, многих книг не достать.

– Где «у нас»?

– В Советском Союзе, – ответила Вера. – Но за рубежом можно купить всё. Если тебе интересно, то я могу дать почитать интересные книги. О жизни, смерти, о потустороннем мире.

– Религиозные? – Виктор насторожился. Воспитанный в жёстких традициях атеизма, он не только не любил касаться вопросов религии, но обходил эту тему далеко стороной. Религия не существовала для него, и он был уверен, что ни один здравомыслящий советский человек не стал бы всерьёз разговаривать о мифическом «потустороннем мире».

– Нет, не религиозные, – ответила Вера. – Скорее философские. Только они на английском языке.

Смеляков отрицательно покачал головой:

– Я не прочту, я очень плохо знаю английский язык, – и тут же добавил, – но буду учить его. А ты говоришь по-английски?

– Для меня английский язык почти родной

– Как так?

– Я же выросла в Америке, – сказала она.

– Как в Америке? – Виктор был оглушён её словами.

– Очень просто. Я с пяти лет до тринадцати жила в Нью-Йорке с родителями. Папа у меня дипломат. Он был в долгосрочной командировке, мама с ним и я тоже. Когда мы возвратились в Москву, я долго чувствовала себя здесь не в своей тарелке. Для меня Нью-Йорк был родиной, а не Москва. То есть теоретически-то я всё понимала, но ведь была привычка к другим улицам, другой одежде, другому телевидению.

– Надо же! – Виктор испытал нечто подобно шоку. – Надо же! – он поймал себя на мысли, что не мог, оказывается, соединить в одном лице человека, жившего за рубежом, с человеком, жившим в советском Союзе. Это казалось Виктору почти невозможным. Он ежедневно видел дипломатов, но они были иностранцы. Разумеется, существовали и советские дипломаты, они жили во всех странах мира, но для Виктора они были чем-то призрачным, почти ненастоящим. И вот перед ним стояла Вера, обычная советская девушка, которая, как только что обнаружилось, выросла в Америке!

– Что тебя удивляет? – Вера увидела, что её кавалер был потрясён, но не могла понять причину этого. – Многие живут за рубежом.

– Я сам не понимаю, что меня так ошарашило… Просто вот ты передо мной, мы уже в течение нескольких часов общаемся, ты совершенно обычная… Ну то есть не в том смысле обыкновенная… Вернее… То есть… Я начинаю путаться в мыслях, прости… Ты, конечно, вовсе не обыкновенная, ты даже очень необыкновенная! Ты восхитительная!

– Спасибо, – девушка громко засмеялась, наблюдая, как Виктор всё глубже увязал в своём смущении.

– Но я хотел сказать не это. Ты вот росла и воспитывалась там, среди небоскрёбов, среди авеню, среди чужой идеологии, а ведь для меня это почти другое измерение! Понимаешь? И вот я разговариваю с тобой, но ты не чужая…

– А почему я должна быть чужая?

– Ты же росла не здесь, воспитывалась не здесь! Это как… как если бы я разговаривал с кем-то, кто вырос в дореволюционной России, в другом совсем мире… – Виктор остановился и взял Веру за руку. – Я чепуху сейчас сказал. Извини… Просто я чувствую себя не в своей тарелке. У меня в голове всё так перепуталось…

– Почему?

– Не знаю. Потому, наверное, что я не очень умею общаться с девушками, – он отвёл глаза.

На лице Веры опять появилась её мягкая улыбка.

– Вот сейчас ты сказал действительно чепуху, – Вера покачала головой. – Всё ты умеешь.

Он смотрел на неё с удивлением, будто она была из другого измерения, особой формы, окраски, склада ума, и ему казалось, что всё её существо не могло совместиться ни с чем, что было знакомо Смелякову по его жизни. И эти размышления почти напугали Виктора. Он никогда не подозревал, что советское мировоззрение, впитанное им с молоком матери, было столь коварным: оно приучило его быть честным гражданином, преданно служащем советскому строю, но оно, оказывается, отгородило от него невидимыми шторами огромную часть мира, о присутствии которой он уже начинал догадываться, но ещё не открыл её для себя. Вера была представителем той скрытой части мира. Иностранные граждане, с которыми Виктор общался, неся службу возле посольства, тоже пришли из той скрытой части.

– Ты не опаздываешь? – спросил он. – Тебя не ждут дома?

– Я позвонила домой перед выходом, сказала, что возьму такси…

– Я могу проехать с тобой? Проводить?

– В качестве милицейского сопровождения? – пошутила Вера.

– А почему бы и нет?

– Что ж… Проводи… Будешь знать, где я живу…

МОСКВА. ВЛАДИМИР НАГИБИН

Полковник Макаров слушал сообщение Нагибина по оперативному делу «Беглец», заведённому на лейтенанта Юдина, после того как были установлены его намерения совершить преступление, предусмотренное статьёй 65 УК РСФСР [32]32
  Измена родине.


[Закрыть].

– Появилась новая информация, Владлен Анатольевич, – сказал Нагибин.

– Я вас слушаю, – полковник кивнул.

– В районное отделение милиции Ростова-на-Дону поступило заявление о краже золотых украшений. Заявление подала Анна Григорьевна Ладыгина, 1951 года рождения, уроженка Новочеркасска. Обвиняет в краже Николая Фёдорова. На следующий день в то же отделение милиции поступило такое же заявление от Эльзы Мироновны Шапошниковой, 1948 года рождения, уроженки Ростова-на-Дону. Ладыгина и Шапошникова до недавнего времени работали официантками в ресторане «Рассвет», затем Ладыгина уволилась, но отношения они продолжают поддерживать, часто бывают друг у друга в гостях. Фёдоров работал в ресторане «Рассвет» грузчиком, сошёлся с Шапошниковой, а через неё познакомился и с Ладыгиной. Находясь в отделении милиции, Шапошникова увидела фотографию Юдина на доске разыскиваемых преступников. В нём Шапошникова признала своего знакомого, которого, собственно, и подозревает в совершении кражи. Во время беседы со следователем Шапошникова показала, что внешность Юдина сильно изменилась: он отпустил усы и бороду. Ладыгина тоже признала, что Юдин и Фёдоров очень похожи и что это может быть один человек. Начальник отдела кадров, взявший его на работу, сообщил, что трудовой книжки у этого человека не было, а паспорт был на имя Фёдорова Николая Артемьевича. Подделки кадровик не заметил.

– Да кто из этих кадровиков внимательно смотрит-то на документы? Паспорт, вероятно, краденый?

– Да, удалось выяснить личность подлинного Фёдорова. Он недавно освободился из заключения, где отбывал срок за тунеядство по статье 209 УК РСФСР. Местонахождение настоящего Фёдорова пока не установлено. На него УВД Ростова-на-Дону заведено розыскное дело.

– Это означает, что до последнего времени Юдин жил в Ростове-на-Дону и что теперь он оттуда уехал.

– Да, вряд ли он останется в городе, где совершил крупные кражи, – сказал Нагибин. – Я думаю, что теперь он, если он и впрямь хочет выбраться в Финляндию, направится либо в район государственной границы с Финляндией, либо в Москву, где будет пытаться попасть в какое-нибудь посольство. С точки зрения здравого смысла это маловероятно, но всё может быть.

– Да, это маловероятно. Более реально попытаться пересечь границу, используя чью-то помощь за солидный куш.

– Товарищ полковник, Юдин слишком жаден, чтобы расстаться с золотом. Застрелив Тевлоева, он получил двадцать пять кило! Но как мы видим, ему этого мало показалось, он ещё двух женщин обокрал, хотя должен был вести себя ниже травы, тише воды. Вряд ли в заявлениях указано точное количество пропавших драгоценностей, официантки не подняли бы шума из-за мелочи. Официантки сегодня – это чуть ли не самая богатая категория граждан… Может быть, не стоит исключать вариант, при котором Юдин попытается проникнуть в финское посольство и будет просить политического убежища? Судя по имеющейся у нас информации, он в этом отношении мыслит узко. Однажды сделал какую-то мысленную зарубочку и придерживается её до сегодняшнего дня. У него на уме только Финляндия, и он уверен, что финны примут его с распростёртыми объятиями как потомка угро-финнов, и предоставят ему политическое убежище…

– Боже мой, до чего ж наивны представления некоторых людей! Политическое убежище!.. Ладно, чем чёрт не шутит! – полковник кивнул. – Ориентируйте на это ООДП. Пусть Бондарчук продумает план мероприятий по предотвращению проникновения в посольство и доложит нам о нём.

– Товарищ полковник, – Нагибин продолжал сидеть за столом, – не могли бы вы уделить мне ещё несколько минут? У меня приватное дело.

Макаров посмотрел на часы и сказал:

– Через пятнадцать минут я должен быть наверху, так что у вас максимум пять минут, Владимир Семёнович.

– Владлен Анатольевич, я хочу насчёт Николая Жукова поговорить.

Полковник молча посмотрел в лицо Нагибину.

– Вопрос щепетильный. Мне бы не хотелось, чтобы мои слова были неверно истолкованы, – Нагибин замолчал, выжидая.

– Продолжайте, Владимир Семёнович, я вас внимательно слушаю.

– Дело в том, что меня настораживают некоторые… моменты в его работе, в его стиле, если говорить точнее, особенно с того времени, как он перешёл на работу в действующем резерве в университет. Вы же знаете, что мы с Николаем друзья были. И я не хочу, чтобы эта информация пришла к вам от кого-то постороннего.

Начальник не сводил глаз с Нагибина:

– Владимир Семёнович, а что у вас произошло с Жуковым?

– Ничего.

– Вы сказали что вы были друзьями. Были друзьями. А теперь не друзья?

– Я просто оговорился, – заволновался Владимир.

– Это очень существенная оговорка.

– Я не хочу, чтобы кто-то скомпрометировал Николая. Я хочу по-товарищески…

– Вы поясните мне, о чём всё-таки речь.

– Видите ли, на мой взгляд, Николай иногда слишком снисходительно относится к людям, с которыми работает. Мне кажется, что он часто недооценивает серьёзности материалов, которые попадают к нему, – Владимир сделал паузу. – Я боюсь, что рано или поздно он допустит серьёзный просчёт.

Полковник Макаров незаметно вздохнул. Он давно привык, в силу своей деятельности, к разного рода доносительствам и подсиживаниям. В первых рядах доносчиков стояли, как ни странно, люди, считавшиеся носителями духовности – литераторы, художники, учёные. Большинство из них истово презирали друг друга, считая коллег бездарными хапугами и в то же время опасаясь, как бы эти бездари не обошли их. Бездари ненавидели и боялись себе подобных, поэтому прибегали к очернительству коллег, дабы усидеть, а то и продвинуться по служебной лестнице хотя бы за счёт политической благонадёжности.

«За всю историю человечества в мире не появилось ничего более жалкого и бесконечно противного, чем доносительство, в какой бы форме оно ни происходило», – Макаров горько усмехнулся.

Он понимал, что это явление неискоренимо, и относился к нему как к неизбежному злу, тем более что временами это зло приносило Комитету Государственной Безопасности полезные плоды.

– Откуда у вас эта информация? – спросил он, не сводя глаз с Нагибина.

– Мы с Жуковым всегда откровенно разговариваем, так что информация у меня от него самого. Он не скрывает, что часто делает поблажку тем, кто находится в разработке. И в последнее время, как он сам говорил, он делает ставку больше на доверие, а не на жёсткость.

– Понятно, – полковник взглянул на часы. – Владимир Семёнович, изложите-ка всё это в письменной форме.

– Письменно? – Нагибин похолодел. – Но это получится…

– Что вас смущает?

– Нет, ничего, – Нагибин поднялся. – Хорошо, я сделаю. Разрешите идти?

– Разумеется.

Оставшись один, Макаров опять посмотрел на часы, поднял трубку телефона и набрал номер своего заместителя.

– Виктор Борисович, у меня к тебе просьба. Проверь все дела, которыми занимался майор Жуков, скажем, за последние полгода, дай мне подробное заключение. Только сделай это поделикатнее, чтобы никаких кривотолков не возникло. У меня к Жукову претензий нет, характер мне его известен, так что не хотелось бы тень на него бросать… Нет, никаких подозрений. Жуков на хорошем счету… Виктор Борисович, это личная просьба к тебе, никому не перепоручай… Давай…