Текст книги "Красный Барон"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Громов осоловело взглянул на собеседника:

– При чем тут тюльпаны?

– Это я к тому – что и от подлого люда бывает польза, – хмыкнув, пояснил тот.

Пили быстро, глотая стаканы один за другим, даже Жоакин – и тот принял самое деятельное участие в пьянке, правда, у Андрея все же хватило совести прогнать парня спать, а вот с Мигелем до утра засиделись, даже поболтали «за жизнь», точнее – это агент пьяно изливал свою душу.

– Вот, смотри, сеньор Андреас, как все выходит-то! Раньше, при добром короле Карлосе… не при том, который сейчас, а при том еще, старом Карлосе, который потом умер и началась вся эта гнусная заварушка – драка за престол, будь он неладен! Так вот, при старом короле у нас, при судейской управе, было три следователя и две дюжины агентов, это, правда, считая инквизиционный трибунал – но там бездельники известные, пару ведьм в месяц сожгут и жуют себе сопли, пьянствуют, вот работнички-то, прости господи. Но я не про них, не-ет, я про управу – сейчас там следователей так и осталось – трое – да к ним прибавили еще троих чинуш – составлять отчеты, да еще одного – приглядывать за внешним видом подчиненных, а другого – смотреть за мыслями! Вот ты образованный человек, сеньор Андреас, так объясни мне, как можно за чужими мыслями присмотреть?

– Вот-вот, – разливая вино, поддакнул Громов. – У нас в Думе тоже целый отдел патриотической работы создан! И еще какой-то комитет борьбы с фальсификацией истории…

– Чего-чего?

– Ну типа ваших инквизиторов – такие же бездельники, тоже сожгут пару ведьм да жуют сопли… Ну за нас!

– А еще у нас стажевые отменили, – занюхав рукавом кафтана, пожаловался агент. – Как будто это не я пахал верой и правдой почти двадцать лет, а какой-то чужой дядя. Мол, надо молодых к государственной службе привлекать… так кто ж пойдет-то!

– И у нас та же история, – Андрей охотно поддержал тему, недостатки-то у Российской Федерации и у нищей, почти все потерявшей Испании начала восемнадцатого века, как выяснилось, были почти одинаковые: повальное воровство, мздоимство невообразимых размеров, и дурацкое для обоих хиленьких экономик желание поддержать былые имперские амбиции. Погромыхать, так сказать, военными мускулами.

– Так ведь было б чем громыхать-то! – громко возмущался Мигель. – Последний корабль, стыдно сказать, еще лет двадцать назад построен, еще при старом больном Карлосе, которого сейчас всякая тварь лягнуть норовит.

– Вот и у нас о Леониде Ильиче тоже говорят плохое, а сами-то чем отличаются? Если б не настроили тогда домов – пусть и неказистых, – где бы сейчас все – обычные, не ворюги и олигархи – россияне жили? Прямо скажу – в жопе! Пашешь, как папа Карло, всем налоги дай – этому заплати, тому, другому дай – да сдохнуть легче! На двух с сошкой – семеро с ложкой!

– Ох, как ты, сеньор Андреас, сказал-то славно!

Вроде бы Громов еще не слишком-то хорошо говорил по-каталонски, временами на английский, французский переходил, иногда – и по-русски шпарил, забывшись. А Мигель, окромя каталонского да – немного – кастильского, – никаких других языков не знал, и все же собутыльники очень даже хорошо понимали друг друга, даже когда речь – минуя больную нынче для Андрея «бабскую» тему – вдруг о работе зашла, как оно обычно-то и бывает.

– Так о чем хотел сказать-то, сеньор Андреас, – о простолюдинах, их ведь нам только и разрешено допрашивать.

– Так и у нас только их и сажают, а взять хоть кого повыше… хоть бывшего министра обороны со своими бабами… Руки коротки!

– Да уж, – скорбно поник головою агент. – Графьев да баронов сеньор губернатор не велит трогать – а на дыбу бы их, враз бы все узнали! Ну я не жалуюсь… просто у знатных-то обычно прислуга имеется, а ведь слуг они не замечают, слуги-то для благородных, как и не люди вовсе, ну все равно что мул или мебель. Это ты, сеньор Андреас, один такой, что нами, простолюдинами, не брезгуешь, да и то, верно, потому, что русский. Но я сейчас не об этом, не-ет! О прислуге – да! – выпрямившись, Мигель излагал далее вполне толково и на удивление трезвым голосом. – А слуги, между прочим – люди, да!

– Кто бы спорил! – развел руками Громов.

– А, раз люди – то многое замечают, многое помнят, многое могут рассказать…

– Так-так-так! – Андрей тоже стал как бы вроде трезвый, встрепенулся – а может, и впрямь оба протрезвели уже – к утру-то. – Так ты хочешь слуг похватать?

– Ну не то чтобы похватать… Но так, пощупать их осторожненько. Втайне от хозяев.

Первой Мигель и его белобрысые сотоварищи «пощупали» совсем юную девчушку – служанку баронессы Амалии де Камрес-и-Розандо. Просто, не говоря грубого слова, схватили ее вместе с корзинкой по дороге на рынок, да, сунув в карету, погнали лошадей в гавань, в одну мерзкую корчму, с хозяином которой агенты договорились заранее… да, похоже, он им давненько постукивал, так, из любви к риску и приключениям, особенно на гонораре не настаивая.

Все сделали, как полагается, без дураков – и амбар оказался в меру темным и устрашающим, и со вкусом разложенные на столе инструменты для пыток поблескивали зловеще, и палач – вернее, игравший его роль добрейший дядюшка Паулу, – поигрывая мускулами, грозно махал кнутом. В общем, бедной девчонке было от чего испугаться, к тому же ее перво-наперво раздели да закатили пару оплеух – чтоб напугать да унизить, затем ловко привязали к стулу с высокой спинкой, близ которого как раз очень вовремя прошмыгнула большая серая крыса.

– Ай!

Девчонка побледнела и готова была упасть в обморок, да опытный агент Мигель не дал – плеснул в лицо холодной морской водицею да поднес к губам кулак:

– Ты смотри у меня, девка! Не будешь говорить, что спрошу – так тут, с крысами, и останешься.

– Да что говорить-то? – с надрывом расплакалась бедолага. – И зачем вы меня схватили-то? Это ведь не я, не я колдовала – старуха Берендия, а я только смотрела…

– Ага! – вскинул брови агент. – Смотрела на черное колдовство… И никому ничего не доложила?

– Я не знала, господи-и-ин… у-у-у-у…

– Не вой! – Мигель рассерженно топнул ногою, знаком велев «палачу» покинуть амбар. – Моли Господа, что не о тебе сейчас речь, дева, а о хозяйке твоей, про которую мы о-очень много знаем всего такого, до чего и старухе Берендеи-колдунье далеко!

– У-у-у-у, – еще пуще зарыдала девчонка. – Это совсем плохо… Хозяйка ж меня потом со свету сживет… если узнает.

– Так ты ей не говори, – усаживаясь на большой сучковатый чурбак, меланхолично посоветовал «висельник». – А с нами – договоришься. Просто расскажешь кое-что… без всяких там записей-подписей… да ты и писать-то, поди, не умеешь?

– Не умею, господин, – служанка, всхлипнув, кивнула.

Бледная от ужаса, кудрявенькая, она дрожала сейчас всем телом, надо сказать – вполне аппетитным, пухленьким… не то что у ее анемичной хозяйки.

– Так, значит, будем разговаривать?

– Ага, ага, сеньор, – бу-у-удем.

– Ну раз так… – обернувшись, Мигель махнул рукой белобрысым. – Тогда развяжите ее да принесите воды… Не плачь, не плачь, дева, вот видишь – ничего плохого с тобою и не случилось, хотя могло бы. Одевай вот платье свое, да…

Напуганная таким нехорошим образом девушка рассказала про свою хозяйку все, а знала служанка немало, даже несколько раз сопровождала госпожу в капище на горе Тибидабо, о чем, со страхом в глазах, и поведала «сеньору следователю» во всех подробностях.

– Что ж, хорошо, – выслушав, агент покачал головой. – Хорошо… но – мало! О Тибидабо мы и так знаем много чего. А не ездила ли твоя госпожа еще куда-нибудь? И не заходила ли при тебе речь о каких-нибудь списках? Только не ври – мы знаем, о списках баронесса Амалия всегда разговаривала, когда к ней заезжал Красный Барон.

Большие блестящие глаза девушки снова наполнились слезами:

– Я… я… я ничего такого не слышала… А госпожа время от времени ездила на гору Монтсеррат, якобы поклониться Черной Пресвятой Деве…

– Вот-вот! – Мигель не показал вида, что насторожился. – А почему ты говоришь – «якобы»?

– Да потому что мы в монастырь и не заворачивали, совсем по другой дороге ехали, а потом и шли.

– Шли? – быстро уточнил «висельник». – С тобой, что ли?

– Ну да, со мной, – служанка пожала плечами и недобро прищурилась, похоже, собираясь сдать свою хозяйку со всеми потрохами, раз уж такое дело пошло. – Станет она сама по горам шкатулку таскать.

– Что за шкатулка?

– Тяжеленький такой ларец, пока тащила – упарилась. А эта дура еще и подгоняла – быстрей, быстрей.

– И дорогу ты, конечно же, не запомнила?

– Отчего же? Очень даже запомнила. Обычная козья тропа, и гора там приметная – в виде женских грудей. Там, в пещере, госпожа Амалия эту шкатулку и спрятала. Да мне пригрозила – будешь, мол, болтать – язык отрежу. Ой, господин – она может, она такая.

– Ничего! – успокоил агент. – Так ты можешь пещеру эту нам показать?

– А что, мы с вами на Монтсеррат поедем?

– Да не хотелось бы, – потеребив вислый, как баклажан, нос, Мигель задумчиво взглянул на служанку. – Я вижу, ты не только красивая, но еще и весьма неглупа.

– Да уж, мне и матушка моя покойная всегда говорила, что я не дура… ой… – искоса посмотрев на агента, девчонка зарделась и даже кокетливо стрельнула глазками: – Знаете, почтенный сеньор, хозяйка мне не то чтобы доверяет, но держит при себе почти во всех делах, даже самых тайных – она ж благородная дама, даже одеться сама не может, не говоря же о чем-то большем. Кто эти все благородные без своих слуг-то? Да никто.

Агент расхохотался:

– Да уж, права ты, дева, – благородные господа даже и высморкаться-то сами не могут – им слугу подавай.

– Вот-вот!

– Тебя как зовут-то?

– Росинта.

– Вот что, Росинта… – подойдя к девушке, поощрительно улыбнулся Мигель. – Ты мне сейчас все хорошенько расскажешь – к какой горе идти, да по какой тропинке, да куда сворачивать, и, самое главное – как пещеру найти.

– Ой, сеньор, да там все просто… для того, кто знает, конечно. Там куст такой приметный и скала…

– Вот и молодец, вот и расскажешь… А потом договорчик с тобой составим… так, на будущее. Не думай, уж мы-то в обиду тебя не дадим, мы не какие-нибудь там бездельники благородные!

– То-то и оно, что бездельники, господин.

– Ну вот и славненько, вот и договорились… Сейчас писарь придет – все ему и обскажешь, Росинта.

Меньше чем через неделю на столе перед Громовым лежал искомый список – конечно же, не оригинал, а копия, Мигель все ж был опытным агентом и, вполне здраво рассудив, что не нужно устраивать переполох раньше времени, вернул шкатулку со списком на место.

С волнением изучив список, Андрей, как и ожидал, увидел там имена почти всех своих знакомых дам из высшего общества, а также некоего «капитана Алонсо Гаррига», занимавшего пост «барона» полгода назад. В данном случае звание капитан означало – хозяина корабля! Принадлежащее Гарриге торговое судно «Красный Барон» тоже упоминалось в списке, наряду с земельными владениями баронессы Амалии или замком графини Эжены дель Каррахас.

Итак, Алонсо Гаррига! Следовало осторожненько расспросить о нем моряков, что лейтенант и поручил все тому же Мигелю с его белобрысыми помощничками, сам же, вместе со славным капитаном Педро Кавальишем, отправился на аудиенцию к губернатору Мендозе. Конечно же, друзья отправились туда не сами по себе, просто господин губернатор живо интересовался ходом расследования убийства откупщика… и был очень этим расследованием недоволен, устроив подчиненным хороший разнос.

– Плохо, плохо работаете, господа! Медленно! У вас что – даже подозреваемых нет? К чему тогда эту дурацкую секту накрыли?

– Есть подозреваемый, а как же, господин барон! – Громову наконец-то удалось вставить хоть слово.

Бывший судья желчно покривил губы:

– И кто же это, интересно знать?

– Некий сеньор Алонсо Гаррига. Владелец торгового судна, которое так и называется – «Барон Рохо»!

– О господи-и-и, – застонав, губернатор обхватил руками голову, казавшуюся огромной из-за пышно взбитого парика. – Опять эта секта! Мне кажется, вы не там ищете, господа. У меня вот есть сведения, что к убийству несчастного дона Кадафалка причастны иезуиты!

– Иезуиты? – капитан с лейтенантом удивленно переглянулись.

Барон де Мендоза наставительно поднял вверх указательный палец:

– Да-да, иезуиты! Вот кого бы нужно вам потрясти со всем пристрастием.

– Да, но… – капитан Кавальиш уныло подкрутил усы. – Ведь никаких иезуитов в городе нет, насколько я знаю.

– Явных – нет, – усмехнулся Мендоза. – Но несомненно, имеются тайные. Их просто нужно найти, а не тратить драгоценное время на разные там секты, понапрасну тревожа уважаемых в обществе людей.

Получив столь ценные указания, приятели вернулись к себе на гору Монтжуик, по пути кляня начальство в хвост и в гриву. Иезуиты, как пояснил уже в крепости за стаканом вина, капитан Педро, поддерживали в этой войне кандидатуру Филиппа Бурбона и, после взятия Барселоны англичанами, просто сбежали в Мадрид или еще куда-нибудь.

– Да что они, совсем идиоты, здесь оставаться? – патетически вопрошал Педро. – Давно б уже всех арестовали, а многие бы болтались в петле.

Громов ничего не говорил – думал, насколько это было возможно сейчас, за стаканом вина. Образ иезуита в начале просвещенного восемнадцатого века – это вовсе не жаждущий крови еретиков упертый фанатик с пылающим, как у «старых большевиков», взором, а человек вполне образованный, интеллигентный, умный… и вместе с тем не знающий жалости в своих тайных орденских делах.

Тот визитер… и стрелок с мушкетом… если это один и тот же человек – то почему б ему не оказаться иезуитом? Секта «Барон Рохо» – несомненное антихристианское зло, вот проклятый иезуит и воспользовался Андреем, по сути, подставив его… а заодно – и несчастную баронессу Бьянку! Могло так быть? Да конечно могло. Только вот Громов даже лица незнакомца не видел, а по голосу вряд ли сможет узнать. И что остается делать? А ничего! Искать, как искал, капитана Гарригу. Правда, нынче придется действовать самому, без агентов – не надо посвящать в поиски лишних людей, тем более что по-каталонски молодой человек уже говорил достаточно бегло, и даже освоил кастильский.

И все же, по здравому размышлению, для начала Андрей отправил в гавань слугу – просто пошататься да пособирать сплетни. Жоакин явился еще до обеда с разбитым носом – зарядили в какой-то таверне в лицо, едва только услышали о капитане Гарриге.

– Видать, редкостный поддонок этот капитан, – покачал головой сеньор лейтенант. – Раз уж тут его так «любят». Впредь нужно быть осторожнее. И кто тебя ударил, запомнил?

– Да уж запомнил, – смыв под рукомойником кровь, Жоакин обернулся и шмыгнул разбитым носом. – Хозяин таверны «Два креста» – жилистый такой, чернобородый, бывший матрос или даже боцман.

– Откуда знаешь, что матрос? – насторожился Громов.

– Да видно, – Жоакин пригладил волосы. – Широкие плечи, рыжая, с проседью, борода. Ходит вразвалочку, на левом запястье татуировка – якорь, да и зовут его все – Камило Моряк, ага.

– Так-так, – надевая кафтан, покивал молодой человек. – Камило Моряк, значит? Таверна «Два креста». Это где?

– Ближе к рыбацкой деревне, сеньор.

– Ага, знаю. Тот еще райончик!

– Вот и я о чем! – сверкнув глазами, вскинулся парень. – Вы что же, господин, собираетесь пойти в эту чертову забегаловку один? Нет-нет! Я пойду тоже.

– Сидеть! – приказал сеньор лейтенант строгим и непререкаемым тоном, каким обычно говорит с новобранцами какой-нибудь старшина или сержант-сверхсрочник. – Тебя там запомнили, нос, вон, разбили. Хочешь, чтоб оторвали голову или, скорее, сунули под сердце нож?

– Но сеньор…

– Молчать, я сказал! И никогда не смей прекословить. Лучше скажи, что этот Камило за человек? Я знаю, парень ты наблюдательный и неглупый.

Весьма довольный хозяйской похвалой Жоакин смущенно потупил взор и улыбнулся:

– Ну само собой, кое-что я заметил, ага. Там такой двор за таверной, просторный, как паперть. Во дворе старый баркас, и большая кадка с водою – местные мальчишки пускают там кораблики, старик Камило это дело любит, частенько выходит, курит свою трубку, смотрит, мальчишкам советы дает.

– А про матросское прошлое свое не рассказывает?

– Я не слышал, – слуга покачал головой. – Думаю, даже и вспоминать-то не любит: что-то у него там произошло нехорошее с капитаном «Барона Рохо».

– Это ты с чего так решил? Впрочем, вижу…

Потрепав парня по плечу, Громов наказал ему пополнить запасы вина и, спустившись вниз, вывел из сарая служебную лошадь. Все ж таки хорошо, что он находился сейчас на королевской службе – пусть жалованье никогда вовремя не платили, зато аккуратно выдавали паек, ром и фураж для лошади, содержание которой в противном случае обошлось бы весьма недешево.

На этот раз сеньор лейтенант оделся попроще – темно-зеленый, грубого сукна, кафтан без всяких украшений, черная широкополая шляпа с узенькой ленточкой и без всяких перьев, на боку конечно же шпага, куда ж без нее? Плащ – тоже бедненький – Андрей позаимствовал у Жоакина, создав себе образ некоего небогатого – а, точнее, откровенно бедного – дворянина, ищущего службы или лучшей доли. Таких в ту пору в Испании было множество, впрочем, как и всегда – именно такие вот бедные, на все готовые, испанские парни, умеющие лишь воевать, и разнесли когда-то в клочья все индейские царства Америки. Конкистадоры, мать их за ногу!

Нынче было воскресенье, и Громов по пути заглянул в церковь Святой Марии Морской, большую часть обедни пропустил, но оставшееся время отстоял честно, молясь за удачу и здравие всех своих знакомых – здесь – и родных – «там». Хотел еще поставить свечку за упокой души несчастной безвременно погибшей Бьянки, но почему-то не поставил… что-то помешало… или кто-то нечаянно толкнул под руку, да и как раз и служба уже закончилась.

Выйдя из храма вместе с толпою по-праздничному одетых людей, Громов уселся в седло и, не торопясь, поехал вдоль старой городской стены, там, где в будущем проляжет широкая виа Лайэтана. Узкая ныне улочка вывела всадника в порт, в том месте, где стоял – будет стоять – городской почтамт, и начиналась – или заканчивалась – пассео Колон – улица-набережная Колумба.

Улицы, как и вся набережная, были полны людьми. Что и говорить – воскресенье, да и погода вполне благоприятствовала променаду: еще с утра небо хмурилось, плача нудным серым дождем, а вот к обеду распогодилось, ветер унес тучи куда-то далеко за гору Тибидабо, небо засияло голубизной, и яркое золотисто-желтое солнышко, отражаясь в окнах домов, пролегло лучистой дорожкою в море.

Помня слова Жоакина, молодой человек, повернув лошадь налево, где на месте будущего Французского вокзала нынче раскинулся довольно-таки трущобный по местным меркам район неказистых домиков и крытых соломою хижин. Таверна «Два креста» располагалась не там, а ближе к морю, в гавани, соседствуя с небольшими, но вполне приличными домами, сложенными из серых камней. Ведущие во двор таверны ворота, как и говорил Жоакин, оказались открытыми нараспашку, многие посетители заведения уже пили там же, во дворе, вино, наблюдая за корабликами, плавающими в огромной деревянной кадке, больше напоминавшей небольшой бассейн.

Заказав у проворно подбежавшего служки вино с нехитрой закуской, молодой человек, слегка поклонившись, присел на бревно, положенное рядом с кадкой. На бревне этом уже расположились посетители, пили вино, болтали, а кое-кто стоял вокруг кадки, деятельно комментируя плавающие там корабли. В числе этих вот «знатоков» Громов сразу же узнал хозяина заведения, Камило по прозвищу Моряк. Все так, как описывал Перепелка, – коренастый, широкоплечий, окладистая рыжеватая борода с проседью. Бывшему моряку на вид казалось лет пятьдесят, а может, и больше – смуглое морщинистое лицо его, излучающее самое истинное добродушие и довольство, иногда искажалось презрительной ухмылкой – когда комментаторы путались в морских терминах или несли совсем уж откровенную чушь. Окрестные детишки – те, что пускали кораблики – похоже, искренне обожали старика, называя его «дедушкой Камило», да и тот относился к ним соответственно: ласково разговаривал, гладил по головам, даже угощал какими-то вкусностями.

Вот, едва не споткнувшись, побежал какой-то озорной малыш с кораблем в руках – на взгляд Громова, так себе модель – щепка да лучина с носовым платком – парусом. Однако ж и судомоделист был еще мал – от силы лет восемь, наверное.

– Ой, дедушка Камило, глянь-ка, какой у меня кораблик! Я его сам сделал.

– Молодец, малыш, – старик протянул ребенку коврижку. – Ступай, отправляй свое судно в плаванье. Чувствую, выйдет из тебя добрый моряк.

Кроме совсем уж примитивных скорлупок, в кадке плавали и вполне добротные модели военных и торговых судов, явно сделанных со всем тщанием и любовью, за такие не было бы стыдно и участникам судомодельного кружка. Особенно один корабль выделялся – с изящными обводами, трехмачтовый, с узорчатой кормою и корпусом, выкрашенным в бледно-оранжевый цвет. Жаль, что не в красный… Однако…

– Добрый флейт! – прокомментировал кто-то. – Все как на настоящем – и ванты, и прочий такелаж.

Покосившись на старика, молодой человек немедленно встрял в беседу:

– Да, такелаж неплохой, как и рангоут. Все тщательно выделано, мальчишка-то молодец. Только это, на мой взгляд, не флейт…

– Как это – не флейт? Неужели сеньор скажет – бриг или шнява?

– Не флейт, – усмехнулся в ответ на столь неуклюжую подначку Громов. – И даже не галеон, скорее – пинас. Да видно же – обводы не такие вогнутые, как у флейта, да и корма – плоская. А где вы видели флейт с плоской кормой? Я уж не говорю о галеоне – у того корма массивная, как зад белошвейки!

Тут все разом захохотали, в том числе и старик Камило. Тот даже одобрительно махнул рукою:

– Вот уж точно сказано – словно зад! Я вижу, вы, сеньор, кое в чем разбираетесь… хотя и не моряк – так?

– Не моряк, – лейтенант согласно кивнул и, оглянувшись по сторонам, едва слышно добавил: – Дорого бы я дал, чтоб подобный кораблик – именно вот такого мерзкого цвета – отправился бы сейчас на дно ко всем чертям!

– Что-что, сеньор? – немедленно повернулся старый моряк. – Что вы сейчас сказали про цвет?

– Не берите в голову, – Андрей отмахнулся, соображая, не слишком ли он сейчас спешит, не слишком ли форсирует события?

Подумал и решил, что не слишком.

– Это я о своем… Да и тот проклятый корабль все же несколько отличался по цвету…

Старик вскинул глаза:

– Хотите сказать, сеньор, – он был красным?

– Да, – потупил взор Громов. – Он так и назывался – «Красный Барон» и стал виновником гибели очень близкого мне человека. Ничего! – Рука лейтенанта картинно легла на эфес шпаги. – Когда-нибудь я за все отомщу, клянусь Святой Девой! Ах… – Покусав нижнюю губу, лейтенант с остервенением сплюнул и, махнув рукою, простился. – Вынужден откланяться. Сей кораблик разбередил мою старую рану… увы!

– Постойте! – старик Камило нагнал Андрея у самых ворот. – Вы… вы очень спешите, сеньор?

– Сегодня да… Быть может, завтра к вам опять загляну, если будет время.

– Обязательно загляните, сеньор, – глядя Громову прямо в глаза, тихо промолвил трактирщик. – Если вы и вправду хотите отомстить – загляните. Может, и я вам хоть чем-нибудь помогу.

Старый моряк действительно помог, и очень сильно – на следующий день Андрей имел с ним беседу, в ходе которой узнал кое-что важное об интересующем его судне и капитане Алонсо Гарриге по прозвищу Гаррота – так называлось специальное палаческое приспособление, ошейник для удушения.

– О, он любит, любит потешиться своей властью, – опрокинув чарочку рома, с ненавистью шептал старик. – При мне велел забить плетями троих молодых матросов – просто так, за какую-то мелкую провинность. Да все в Картахене – я ведь оттуда – знают, что Гаррота невероятно жесток… однако же и удачлив – ему ворожит сам дьявол! «Красный Барон» всегда ходит почти по одному и тому же маршруту – из Картахены к западному берегу Африки, а оттуда – в Америку: в Виргинию, Каролину, Флориду.

– Так этот Гаррига торгует рабами! – догадался молодой человек. – Ну да, иначе к чему такой вот маршрут?

Старый моряк усмехнулся:

– Да, так. Выгодное дело, если его умело вести. Ну и везение нужно – да я ж сказал, Гарроте помогает сам дьявол!

Трактирщик набожно перекрестился на висевшее в углу распятие и, прошептав слова молитвы, продолжил:

– Если и сказать про кого – «дьявольски удачлив» – так это про него, про капитана Алонсо Гарригу! О, много чего я мог бы поведать об этом вонючем ублюдке… Но не буду, не люблю попусту болтать языком. Скажу лишь одно – если где и можно его достать, так только в колониях: в Сан-Агустине, во Флориде, у него даже имелся дом. Наверное, и сейчас имеется – этот проклятый гад любит вести богатую жизнь.

– А Картахена?

– Он заглядывает туда раз в пять-семь лет, сейчас как раз недавно был. Обновил колодки для живого товара, цепи и все такое прочее, что привозят в Картахену из Бристоля. Если ты, господин, согласен ждать еще по крайней мере пять лет… Может, тебе и повезет – дождешься, а может, Гаррига со своим проклятым кораблем вообще больше в Испании не объявится, поселится где-нибудь в Новой Англии – заживет себе припеваючи, как почтенный и обеспеченный человек, денег у него хватит.

– Что, и впрямь может остаться? – настороженно переспросил молодой человек.

– Говорю ж, может! – старик пригладил бороду. – Слухи такие ходили, да и знакомый шкипер недавно слышал, как сам Гаррига говорил об этом в Картахене, в портовой корчме.

– А почему корабль называют проклятым? – напоследок поинтересовался Андрей.

Камило Моряк неожиданно хватанул кулаком по столу и, без закуски опрокинув в себя стакан рома, выдохнул:

– Так потому и называют! Потому что – проклятый. Говорят, одна ведьма из Валенсии прокляла… Почти сразу же, как построили этот чертов корабль! Я когда-то и сам служил там боцманом, правда, слава богу, недолго, д-а-а-а…

Старик понизил голос и настороженно оглянулся по сторонам, словно кто-то мог их подслушать здесь, в каморке под самой крышей таверны:

– Не один раз и не только я это видел… Видения! Будто заходишь в знакомый порт – а там все не так! Огромные – с ма-аленькими мачтами – суда, белые-белые… плывущие со страшной быстротой стрекочущие лодки без парусов и весел… Господи, тот сойдет с ума, кто хоть раз видел все это!

Молодой человек закусил губу – вот оно! Наконец-то! Теперь точно ясно – «Красный Барон», в этом судне все дело.

Искать, искать… Однако – Америка! Как туда добраться-то? По морю, как… А можно и подождать лет пять – не каплет. А что? Служба есть, жалованье… вот только воспоминания о Бьянке…

– И часто такие вот… видения возникали?

– Да не очень. Обычно в грозу или перед грозою.

Молодой человек заметил какую-то странную суету, еще подходя к дому, но не придал значения – домовладелица, донна Эвальдия, вот-вот должна была вернуться из поездки на реку Льобергат, к мельницам – наверняка она вернулась и теперь устроила выволочку разленившимся без хозяйского ока слугам.

Краем глаза глядя на ошивающихся во дворе хмурых молодцов – эти еще здесь зачем, носильщики, что ли? – молодой человек поднялся к себе и, войдя в темную – с закрытыми ставнями – комнату, громко позвал Жоакина:

– Эй, Перепелка, ты дома? Чего в темноте-то сидишь?

Ответом была тишина… хотя нет, в комнате явно кто-то находился… был… Воры?

Молодой человек потянулся за шпагой…

– Здравствуйте, сеньор лейтенант, – раздался вдруг чей-то глуховатый голос, и тотчас же с грохотом распахнулись ставни, впуская в помещение яркий дневной свет… едва привыкнув к которому, Громов закусил губу и попятился: за столом, нагло развалился какой-то толстяк с тоненькими пошлыми усиками, чем-то напоминающими тараканьи. В руках нахал вертел какую-то желтоватую бумагу с красной печатью, а изо всех углов в Андрея целились из мушкетов солдаты.

– Что такое? – изумился молодой человек. – Вообще-то я здесь живу.

Наглый толстяк ухмыльнулся:

– Мы знаем. Отдайте вашу шпагу, сеньор, иначе я вынужден отдать приказ стрелять!

– Что?

– Вы арестованы, сеньор Громахо! Арестованы по указанию губернатора дона Мендозы. Вот письменный приказ, извольте.