Текст книги "Красный Барон"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Надеюсь, в Барселоне у меня будет и адвокат, и переводчик, и консул.

– О, да-да-да! Там все будет, все… Боюсь, что только недолго. Эй, стража! Уведите сего господина… да скажите там палачу – не понадобился. Господин Андреас оказался весьма разумным человеком, хе-хе. И пусть готовят клетку! До обеда чтоб выехали.

О какой клетке шла речь, Громов узнал уже минут через двадцать – несмотря на весь дурацко-старинный антураж, приказания следователя исполнялись здесь с завидной быстротою и точностью. Предназначенных для отправки в Барселону узников – Андрея и Жоакина – посадили в ту самую телегу с деревянной клеткой, которую Громов уже имел сомнительное счастье лицезреть, – а сейчас вот пришлось в ней проехаться, на потеху собравшемуся в тюремном дворе персоналу. Двое дюжих стражников в кирасах и с алебардами уселись позади, один – без кирасы и алебарды, но с палашом – взял в руки вожжи и подогнал лошадей:

– Н-но-о-о!

Заскрипели колеса, и повозка, раскачиваясь на кочках, словно океанский корабль, осторожно выехала из ворот узилища и столь же неторопливо загрохотала по мостовой, быстро, впрочем, закончившейся – метров через двадцать, сразу за небольшой церковью, уже начинался проселок. Вот уже где пришлось поглотать пыль!

Бежавшие позади повозки любопытные мальчишки отстали, пошвыряв вдогонку «карете» камни, один из которых угодил одному из конвоиров в кирасу, вызвав град проклятий и явное желание немедленно расправиться с наглецами… поспешно скрывшимися в придорожных кустах.

– Это они специально так издеваются? – скрипя на зубах песком, громко возмущался Громов. – Что, в полиции уже машин нету или лимит на бензин закончился? Так могли б и по железной дороге отправить… нет, все понимаю – но это!

Кроме всего прочего, Андрей еще ругал и себя, за то, что не догадался попросить у следователя сделать хотя бы один звонок – номер мобильного Влады он помнил. И вообще, странно было, что девушка его не ищет! Хотя, может, и ищет, может, все телефоны в полиции оборвала, да и в консульстве тоже.

Громов неожиданно для себя подмигнул Жоакину:

– А иконку-то мою так и не отобрали! А ты говорил – спрятать.

Молодой человек улыбнулся, подумав – а большой, верно, нынче здесь шум поднялся! Сейчас газетчики понабегут, репортеры – еще бы: гражданина России облыжно обвиняют в терроризме! Чушь какая-то, противно слышать. Да и пижон этот – следователь – так толком обвинение и не предъявил. Ну да, не в его компетенции – так ведь и сказано было. Ничего, в Барселоне посмотрим, что к чему! Вот только телега эта средневековая…

– Жоакин, друг, ну-ка поясни, что тут у вас вообще происходит? Конвой этот, следователь – они всегда так одеваются? Типа – форма такая, да?

– Одежда? – парнишка моргнул. – У благородных – благородная одежда, да.

Громов лишь сплюнул да повнимательнее взглянул на «сообщника», которого наконец смог как следует рассмотреть. На вид – лет пятнадцать-шестнадцать, темные глаза, черная шевелюра до плеч, одежка – лохмотья какие-то: шорты или, скорее, бермуды из мешковины и такая же безрукавка. Обуви никакой – босяк, а вот на шее – явно серебряный крестик. Ишь ты, не отобрали, наверняка посчитали за грех – испанцы ведь добрые католики. Жоакин вчера показался смуглым, но сейчас, при свете дня… нет, не смуглый, скорей – просто загорелый, и даже не очень-то, не так, как российские курортники на пляжах Коста Браво и Коста дель Марезме. Уж те-то – прямо как индейцы. Еще б – целыми днями на солнце жарятся да виски в отелях «все включено» жрут – это называется – «отдых». Как говорила Влада – «как все нормальные люди».

Влада… Андрей не мог бы сказать, что испытывает к ней какие-то серьезные чувства, так, мимолетное увлечение, случайная, ни к чему не обязывающая связь. Да и сама девушка рассматривала их отношения точно так же, о чем вполне откровенно и говорила. Ну съездили вместе в Испанию, получили друг от друга удовольствие, ну а потом, дома – что? Скорее всего – расстались бы, уж слишком разные люди, а может, и продолжали б встречаться – удобно было обоим.

О чувствах речь не шла, да – но Громов все же за Владу вступился, причем со всей безрассудностью, о чем сейчас ничуть не жалел, считая, что поступил правильно, как на его месте поступил бы любой уважающий себя мужик. В конце концов, эта девчонка приехала сюда с ним – и Андрей чувствовал за нее ответственность. Как это вдруг – какие-то хмыри бросили Владу в лодку, увезли на корабль! Конечно, выручать надо было. Выручил… Но и сам угодил в полные непонятки! Непонятки даже вот сейчас, кругом, куда ни кинь взгляд.

Они ехали уже часа полтора, слева плескалось море, справа синели горные кряжи, иногда попадались одиноко стоящие домики, рыбацкие деревушки, лодки. И все этакое… старинное, что ли. Никаких примет цивилизации – ни шума поездов, ни авто, даже самолеты в небе не пролетали, хотя должны бы – и часто. Все это было странно, особенно для Испании, для Европы. Нет, если б дело происходило в российской глубинке, то почти все было бы вполне объяснимым: и телега эта, и отсутствие всякой связи, и долбаный этот проселок, и произвол местных властей, вырядившихся черт-те зачем в черт знает какие одежки! Да, может, местный – российский – губернатор оказался бы вдруг ярым поклонником старины, вот все остальные чиновники-жополизы ему бы и подражали. В России – да, все могло быть. Но не в Европе! Даже здесь, в Испании, по уверениям российских СМИ, погрязшей в экономическом кризисе по самые гланды, жизнь, точнее, вся инфраструктура была устроена очень даже комфортно – ровные дороги, комфортабельные поезда, даже на пустынных полустанках – в том же Масане-Масанесе – и там на платформах действующие (!) лифты для инвалидов, или для тех, кому чемоданы по лестницам в переходах таскать лень. Шикарные, сверкающие никелем лифты, вовсе не загаженные, не раскуроченные… Такой вот дорожки здесь просто быть не могло! А она была! Вон, пылища-то.

Стражники позади откровенно дремали, да возница тоже поклевывал носом, уснул в углу клетки и Жоакин. Похоже, никто из них не замечал никакой странности в происходящем, словно все так и должно было быть: запряженная лошадьми повозка, пыльный проселок, убогие деревеньки и… и никакой цивилизации!

Какое-то горестно-щемящее чувство охватило вдруг Громова, ощущение чего-то невероятного и непоправимого сдавило грудь, молодой человек подумал даже… О нет! Быть такого не может… потому что не может быть никогда. Ну а с другой стороны – чем тогда объяснить все эти странности?

Андрей обхватил голову руками, словно стараясь выдавить все дурацкие мысли. Ладно! Барселона! Там видно будет, там-то все и разрешится, и, может, через несколько дней он и Влада уже будут потягивать вино в летящем на родину лайнере!

Барселона… Гужевым-то образом добираться – дня четыре, самое меньшее – три. Придется терпеть, делать нечего – надо сказать, конвой к своим обязанностям относился весьма добросовестно – кто б мог подумать, глядя на этих ряженых пижонов! Время от времени делая остановки и выводя узников «на моцион», стражи всегда привязывали конвоируемых за ногу, вообще, стреноживали, словно коней, какими-то хитрыми узлами, а за Жоакином приглядывали куда как внимательнее, нежели за Громовым, словно бы парнишка и впрямь был перепелкой и мог в любой момент улететь. Все правильно – он же местный, все тропки знает, сбежит – попробуй поймай.

На ночь остановились в какой-то деревухе, такое впечатление – что на постоялом дворе – на мотель сии грязноватые, крытые соломой хижины явно не тянули, даже до беззвездочного хостела не дотягивали. Старина, блин… И тут – старина. Перекусив черствой лепешкою с сыром и запив все это тепловатой водицей, узники улеглись спать все там же – в клетке, на брошенной стражниками соломе – спасибо и на том. Сильно пахло навозом, и рядом, надо полагать – в хлеву, всю ночь мычали коровы, так, что Громов и вовсе не сомкнул глаз, его уж потом, на пути, сморило – дорожка пошла в гору, стало куда меньше пыли да еще с моря дул прохладный, освежающий ветерок.

– Андрей! А я везде тебя ищу!

– Влада!

Молодой человек обернулся – он стоял на платформе, напротив поезда компании железных дорог Каталонии, из распахнутых дверей вагона ему махала рукой Влада – все в тех же белых шортах и рубашке в клетку, завязанной на животе узлом.

Бросив тяжелый чемодан (и откуда он у него в руке взялся), Громов немедленно подбежал, обнял девушку:

– Ты доплыла!

– Ну да. И ты – я вижу.

– Господи, Влада. Со мной тут тако-ое было! Расскажу – не поверишь. Ты куда едешь-то?

Девушка пожала плечами:

– С тобой – в Фигерас. Помнишь, мы собирались?

– Так и ездили уже… А это что за станция? Жирона?

– Нет. Написано – Матаро.

– Матаро, – тихо повторил Андрей. – Постой! Это ж в другую строну!

– Так нам и надо в другую. В Питер, да!

– Но до Питера из Матаро поезда не…

Что-то тряхнуло, и поезд, и красивое личико Влады вдруг сделались зыбкими, расплылись, исчезли…

Громов поднял голову, схватившись за деревянную стойку клетки:

– Что так трясет-то?

– Так дорога такая, – зевнув, отозвался Жоакин. – Скоро ночлег.

Молодой человек приник к решетке – уже наступали сумерки, но было еще не настолько темно, чтоб не разглядеть узенькие улочки какого-то старинного городка – живописно одетый народ, небольшие двух– и трехэтажные домики, церковь.

– Этот что за город-то?

– Матаро.

– Матаро?! – узник резко обернулся. – У них что тут, карнавал, что ли?

Мальчишка неожиданно засмеялся, показав белые зубы:

– Не, карнавал у них весной, в честь святой Сусанны и святой Эулалии. А сейчас просто – праздник урожая.

– А-а-а, – расслабленно протянул Громов. – То-то я и смотрю – в костюмах все маскарадных.

И в самом деле, в городке был праздник – на площади, встав в круг, веселые, разодетые кто во что горазд люди танцевали сардану, национальный каталонский танец, что-то типа неподвижного хоровода «с выходом». Кто-то пел, кто-то играл на гитаре, за церковью, под старым платаном, крутила разноцветными юбками юная танцовщица цыганка.

– А хорошо тут, – не удержавшись, Андрей смачно зевнул, хотя и должен уже был бы и выспаться. – Весело. Песни поют, пляшут.

Сидевший позади стражник вдруг что-то сказал узникам, громко, но без злобы.

– Он говорит – в эту пору в Матаро всегда весело, – перевел Жоакин. – Праздник урожая, да.

По случаю праздника узникам перепала крынка вина, опростав которую, оба сразу же и уснули, и проснулись лишь утром – от скрипа тележных колес и тряски.

– Поехали, – с улыбкой промолвил Перепелка.

Громов стряхнул приставшую к волосам солому:

– Слушай, Жоакин. Ты чему так радуешься-то? Надеешься на барселонское правосудие?

– Надеюсь! – подросток быстро перекрестился и что-то коротко произнес на латыни, как видно – молитву. – В Барселоне плетьми не бьют… В Барселоне сразу вешают!

– А ты шутник, как я погляжу!

Андрей усмехнулся – он и сам ценил черный юмор, тем более – столь неожиданный в устах этого забитого парня. Вообще-то, Перепелка – тоже странный до невозможности.

– Жоакин, все хочу спросить – ты где учишься? В колледже?

– Да, в колледже, – юноша охотно кивнул. – Учился, у отцов иезуитов. Не здесь – в Жироне.

– В Жироне… иезуиты? Ах, ну да… у вас же католические школы есть, – молодой человек повернул голову, посматривая на показавшегося позади повозки всадника. – А что говоришь – учился. Бросил?

– Сбежал.

– Х-ха! – хмыкнул Андрей. – Вот уж поистине – ученье свет, а неученых – тьма. Хотя с английским-то у тебя вроде неплохо. Видать, научили.

Подросток помотал головой:

– Это не они, это дядюшка Паулу из нашей деревни. Старый рыбак. Люди говорят, он был когда-то пиратом.

– Люди много чего говорят, – Громов проводил взглядом обогнавшего повозку всадника в старинном кафтане, плаще и широкополой шляпе. – Вот еще один, с карнавала. Ну с праздника.

– Да, верно – из Матаро.

Всадник обмолвился парой слов с конвоем – именно что парой, может, просто поздоровался – и пришпорил коня.

– А родители твои кто? – продолжал допытываться Андрей.

– Сирота я. Дядюшка Паулу меня к себе взял, он же и в колледж отдал…

Слово «колледж» Жоакин произносил на французский манер – «коллеж» – с ударением на последнем слоге. Ну да, каталонский – он к французскому ближе, к примеру, правильнее произносить Гауд и а не Г а уди.

– Жоакин, ты как к Гауди относишься? Саграда Фамилия – впечатляет, да! И Парк Гуэль, и дом Мила…

– Гауди? – забавно наморщив лоб, подросток отрицательно качнул головою. – Нет, я с таким не знаком.

– Не знаком?!!!

Громов не знал, что и думать. Хотя… спроси в российской провинции у подростков о… гм… ну, скажем, о Монферране или Стасове – многие ответят? Да никто! Вот и Жоакин – типичный представитель «поколения пепси» – такой же. Однако Гауди для Каталонии это все же не Монферран, и не Стасов – бренд! Ну как можно не знать?

– Ты в Барселоне-то был?

– Нет, не довелось покуда, – Жоакин шмыгнул носом. – Хоть сейчас посмотрю – перед смертью.

– Да что ты все заладил – «повесят», «перед смертью»! – не на шутку рассердился Андрей. – Ой, не нравятся мне твои суицидальные настроения, так и знай.

– Сеньор Андреас, – чуть помолчав, мальчишка испуганно хлопнул ресницами. – Прошу меня извинить, если я что-то не то сказал.

– Вот именно, что не то, – хмыкнул Громов. – Ладно, проехали.

Андрей вспомнил, как когда-то давно, еще будучи студентом, подрабатывал учителем в средней школе в Кировском районе Санкт-Петербурга, точнее – в Ульянке. Так очень многие из тамошних детей были, скажем, на Невском, очень и очень редко, а Эрмитаж не посещали никогда, да, похоже, и не собирались. Зачем? Зато вот с «автовскими» подраться – это другое дело, это уж – завсегда.

Здесь – то же самое, подростки везде одинаковы.

– Ты, Жоакин, спортом каким-нибудь занимаешься? Ну там, бегом, плаваньем?

– Плавать да – умею, дядюшка Паулу научил, царствие ему небесное. И бегаю вроде быстро… правда, вот сейчас не убежал.

– Быстро, говоришь… А сотку за сколько сделаешь? Что ты так смотришь-то? Ла-адно, уж вижу, какой ты спортсмен. А музыку какую любишь? Блюз, хеви-металл – как все здесь? «Маго де Оз», «Аваланч», «Тьерра Санта»… «Барон Рохо».

– Барон Рохо?! – В темных глазах парнишки вдруг промелькнул самый настоящий ужас. – Это плохо – Красный Барон! Говорят, его корабль – проклят. Ой… вы ж, сеньор, оттуда.

Громов замахал руками:

– Да ну вас, с вашими проклятьями, к черту!

Ночью Андрей спал спокойно, без сновидений, уснул сразу же, как только остановились на каком-то лугу. Устал – путь-то оказался утомительным, все ж таки трястись в телеге – отбить все бока! О том, почему его доставляли в Барселону столь странным образом, молодой человек уже даже не думал – к чему зря теряться в догадках, ведь скоро – уже очень скоро – все разъяснится, и…

А если все же…

Закусив губу, Громов глянул сквозь прутья решетки – они снова ехали по пыльной дороге и, судя по всему, должны были вот-вот добраться до места назначения. А никакой городской агломерацией пока что-то даже не пахло! А ведь должны уже были бы пойти городки-пригороды – Бадалона, Монгат…

– Бадалона? – переспросил Жоакин. – Сейчас попытаюсь спросить у возницы – он почему-то кажется мне добрее других стражников.

Парень прополз по клетке вперед и что-то тихо спросил. Потом обернулся:

– Бадалону проехали. Давно уже. А Барселона – сразу за тем поворотом. Возница сказал – увидим.

– Да уж не проглядим – точно.

Громов с усмешкой всмотрелся вперед, ожидая вот-вот увидеть вздыбленный вечной эрекцией небоскреб – Торре Акбар, развязку линий метро, крепость на горе Монтжуик, порт с башней подвесной канатной дороги…

Ничего этого за поворотом не оказалось! Нет, порт был, и Готический квартал оказался на месте, но все остальное… Где башня Акбар, где отель «Вела» – «Парус», где, наконец, Саграда Фамилия? Кругом какие-то крепостные стены, старинные дома, брусчатка… если что и было знакомое, так это кафедральный собор Святой Эулалии да – как раз проехали – церковь Марии Морской. А… а… пляжи? А колонна Колумба? Ее-то куда спрятали? Наконец – автомобили, автобусы «Барселона бас-туристик» – они-то где?! И люди… всадники… опять в этих дурацких кафтанах, а кое-кто – и в париках! А вот рядом прогрохотала карета, запряженная шестеркой гнедых! Самая настоящая карета. Как и корабли в порту… Парусники!

Значит, что же… значит, те мысли, они оказались правдой? Но это же невероятно!

– Послушай-ка, Жоакин, – холодея, спросил Громов. – А не помнишь ли ты, какой сейчас год на дворе?

Мальчишка неожиданно рассмеялся:

– Чего ж не помнить-то? Это я про число не скажу – счет дням потерял, а год нынче обычный, тысяча семьсот пятый от Рождества Христова.

Глава 3
Осень 1705 г. Барселона
Обухом по голове!

Тысяча семьсот пятый год! И тогда все сходится, тогда все, что творится кругом, – логично, а вот он, Андрей Громов, здесь, в этом мире – чужой, чужой абсолютно. И мир для него – такой же чужой. Невероятно, но факт! Иначе как объяснить все? А вот только так и объяснить – провалом во времени. Господи-и-и… Да как же так вышло-то?

Корабль этот, «Красный Барон» – с него все началось. Действительно – проклятый, прав был литовец-официант… Или латыш. Ах, ну да – рижанин, впрочем, какое это теперь имеет значение? Черт побери! А как же Влада? Она что – тоже где-то здесь, в этой проклятой эпохе? Хм… Жоакин Перепелка ни о какой странной девушке не рассказывал. Так ведь Андрей его и не спрашивал, не думал даже, что все окажется так! А теперь и не спросишь: в просторных подвалах крепости на горе Монтжуик «сообщников» разделили, поместив порознь. И Громова с утра уже вытащили на допрос – и здешний следователь (или как он там официально именовался) отнюдь не выглядел простофилей, несмотря на огромных размеров парик и кафтан с серебряными пуговицами.

В противоположность своему оставшемуся в Калелье коллеге этот казался чрезвычайно худым и сутулым. Впалые желтые щеки – проблемы с печенью? – худые руки в перстнях, пронзительный взгляд темных, глубоко посаженных глаз – весьма недоброжелательных, умных. Впрочем, внешне сей господин был изысканно вежлив, настолько вежлив, что даже соизволил первым представиться на почти безукоризненном инглише:

– Мое имя – Рамон дель Кортасар-и-Мендоза. Барон де Мендоза, если хотите, я здесь главный судья.

Вот как – сам судья, даже не следователь. Высокого полета птица. И что ему надобно?

– Хочу, достопочтимый сэр, кое-что у вас уточнить… прежде чем отправить на виселицу… х-ха-ха!

Судья внезапно засмеялся, желтые щеки его задрожали, противно и дрябло, словно потрепанная в любовных боях грудь старой шлюхи. Похоже, и этот оказался шутник, да все они тут…

– Итак, – барон взял со стола лист желтой бумаги. – Вы, сэр, обвиняетесь в деятельности, направленной на подрыв устоев государственной власти Испанского королевства и его законного правителя, доброго здравия Божьей милостью короля Филиппа, а именно – в шпионаже в пользу иностранных держав. Конкретно я имею в виду Англию, конечно. Вас послал сам командующий английской эскадрой граф Питерборо для организации мятежа в Барселоне.

– О как! – удивился допрашиваемый. – Я уже и мятежник!

Судья заглянул в бумагу:

– Три фрегата, шхуна и бриг. Кроме того – еще и большой линейный корабль – это суда, уже направленные на помощь мятежникам. Что вы так смотрите? Хотите сказать – это не ваши слова? И вы ничего не говорили о фрегатах, шхуне, бриге?

– Говорил, – хмыкнул Андрей. – Только не в этом контексте! Это модели, понимаете?

– Не беспокойтесь, дражайший сэр, я все прекрасно понимаю!

Барон улыбнулся со всей возможной язвительностью, вероятно, от столь мерзкой улыбки человека менее циничного, нежели Громов, мороз продрал бы по коже.

– Ваш юный сообщник, кстати, подтвердил эти слова.

– Жоакин! Что вы с ним сделали?

– Да пока ничего, – судья повел плечом. – Повесим мы вас вместе, завтра с рассветом, здесь же, на башне. Всем вашим английским друзьям будет хорошо видать! Ха-ха – с моря. Как вы сами прекрасно понимаете, вина ваша полностью подтверждается вашими же словами и в каких-либо иных доказательствах не нуждается. Поэтому мы и не тревожили палача.

Оглянувшись на висевшее в углу распятие, барон Кортасар-и-Мендоза иронически прищурил глаза:

– Одно лишь хочется уточнить, друг мой. Вы, кажется, русский?

– Ну да.

– Рад, что и этого не скрываете. Так что, неужели, тсар Пеотр решил вмешаться в испанские дела? Ему войны со шведами мало?

– Да ничего он не решил, – отмахнулся узник.

Судья хлопнул в ладоши:

– Так я и думал! Вы просто наемник… увы… Будь вы английским дворянином, мы бы – из уважения – отрубили вам голову, а так придется просто повесить. Мне жаль.

– Мне тоже, – Громов лихорадочно соображал, что же делать, как выпутаться из столь щекотливой ситуации. – Я вижу, вы искренне прониклись ко мне благорасположением, достопочтимый сеньор Мендоза…

– Да-да! – с улыбкой перебил барон. – Это несомненно так. Вы разумный человек, что сразу видно. Не запираетесь, не виляете, знаете, как некоторые. Ни к чему все это – только лишние страдания, о, наш палач большой мастак в своем деле…

– А если я откажусь от всех своих слов? – осторожно поинтересовался узник.

Судья развел руками:

– А к чему? Мы все равно вас повесим, только прежде отдадим под пытки. Оно вам надо?

– Нет-нет, – взглянув в холодные глаза судьи, поспешно заверил молодой человек. – Так когда, вы говорили, состоится… э-э… экзекуция?

– Да завтра уже! Не беспокойтесь, друг мой, – ждать мы вас не заставим.

С видом радушного хозяина барон развел руками и, взяв со стола серебряный колокольчик, позвонил, вызывая стражу:

– Увести. Спокойной ночи, уважаемый сэр! Приятных сновидений.

Еще издевается, сволочь! Узник поднялся, звякнув цепями, и, ведомый дюжими стражниками, зашагал обратно в узилище. Похоже, все приближалось к концу – и очень быстро. Тоже еще, нашли английского шпиона! И, главное, как-то очень быстро, без всяких утомительных разбирательств, даже слушать-то особо не стали. Оп – и на виселицу! А меньше надо было болтать со всякими гадами! В следующий раз… хм… если он будет, эти ребята, похоже, слов на ветер не бросают, раз сказали – повесить, значит…

Захлопнулась позади тюремная дверь, и Громов тяжело опустился на пол. Снова гнилая солома, темница, запах мочи – господи, да когда же это все кончится? Молодой человек вдруг улыбнулся, хотя вовсе и не хотел – в его положении куда лучше бы было, чтоб все это не кончалось как можно дольше!

И вообще-то, неплохо было бы сейчас подумать – а как отсюда выбраться? Цепи, решетки, засовы, стражники – где здесь самое слабое звено? Ясно и ребенку – стражники, человеческий фактор, постоянно обуреваемый завистью, алчностью, лиходейством и прочими не слишком-то почтенными страстями, коими, несомненно, нужно было воспользоваться… если б только имелось время. Хоть немного бы времени, а то ведь – «на рассвете повесим». На рассвете… не рановато ли? Что им, поспать не охота, что ли?

– Эй, англичанин! – ближайший сосед – дюжий мужик с огненно-рыжею бородищей – заворочался у себя на соломе. – Слышишь, я тебе говорю. Понимаешь по-французки?

– Кое-что, – насторожился молодой человек.

– Вот и я – кое-что, – мужичага хмыкнул и негромко расхохотался. – Тебя тоже обещали завтра повесить?

– Угу. Прям на рассвете, – Громов быстро припомнил весь свой запас французских слов.

– Врут! – убежденно отозвался собеседник. – Не успеют они на рассвете, а вот к обеду – да, успеют.

– И что с того?

– А до обеда всякое может случиться. Меня Жауме зовут, Жауме Бальос, кузнец.

– Громов, Андрей… Андреас, – молодой человек протянул руку, сразу же почувствовав в ответ столь крепкую хватку, что едва не ойкнул от неожиданности. Вот уж сразу видно – кузнец!

– Что, нынче и кузнецов вешают?

– Нынче всех вешают. Проклятые кастильские собаки!

Ага, вот и тут пошла политика. Чувства каталонца, которому навязывали кастильскую власть и французского короля – внука Людовика Четырнадцатого – Филиппа Бурбона, можно было понять, только в данной конкретной ситуации им, наверное, не нужно было отводить столько места.

– Спрошу сразу, – подобрав нужные слова, Громов понизил голос.

Оно, конечно, и этот рыжебородый кузнец вполне мог оказаться подсадной уткой, как пресловутый недоброй памяти Жузеп, однако терять-то было нечего – все равно утром повесят… ну пусть не утром – днем.

– Можно ли отсюда бежать?

– Бежать?! – ахнул Жауме. – А ты хват, как я погляжу!

Эту фразу он произнес по-каталонски, но Андрей понял, верней – догадался.

– Нет, парень, – стены здесь слишком крепки, а цепи… как кузнец скажу – хорошая работа!

– Ты веревки еще похвали, – Громов задумчиво пожевал соломинку. – Главное-то не стены, а люди. Стражники-то здесь кто?

– Кастильцы! Весь гарнизон из них. Подлые псы!

– Что, кастильцы не любят серебро?

– А у тебя оно есть?

– Нет, но ведь можно сказать, что есть… Где-нибудь в надежном месте. Главное, найти, кого заинтересовать. Что, таковые не найдутся?

– Не успеем, – собеседник с сожалением покачал головой и, чуть помолчав, зашептал: – А дверь здесь вышибить можно, я вчера посмотрел – засовец-то хлипкий. Только ночью надо – когда все уснут, я тут многим не доверяю.

– А мне? – вскинул глаза Андрей.

Кузнец расхохотался и хлопнул его по плечу:

– А мы с тобой два сапога – пара. И тебе, и мне завтра на виселицу – это все знают.

– Так значит ночью? – с вновь обретенной надеждою прошептал Громов.

– Ночью. А сейчас – тсс!

До ночи еще оставалось время подумать, поразмышлять, прокачать ситуацию, чем и занялся Громов после разговора с новым знакомцем – Жауме Бальосом, честным каталонским кузнецом… хотелось верить, что честным.

Итак, пока позволяло время, Андрей пытался припомнить хоть что-то из имевшихся ранее знаний, увы, по данному вопросу достаточно скудных. Тысяча семьсот пятый год – так называемая «война за Испанское наследство», битва за престол после безвременной кончины больного и бездетного испанского короля Карлоса Второго. Как водится – пара претендентов на освободившийся трон в лице Филиппа Бурбона и Карла Габсбурга. За Филиппом стоял Людовик Четырнадцатый, король-солнце, стояла Франция, чрезмерное усиление которой за счет фактического присоединения Испании было невыгодно никому и в первую очередь – Англии, Голландии, Австрии, – они и образовали коалицию, и война велась с переменным успехом. Вот, в принципе, и все – да и кто из российских – и не только российских – историков сказал бы больше? Разве что университетские профессора, преподаватели с кафедр новой истории – но тех ведь раз, два и… А все остальные историки, даже остепененные, крайне специализированные вплоть до «Эволюция лошадиных подков в период ранних Каролингов» или, как у Громова, «Крестьяне-отходники Тульской губернии». О войне за Испанское наследство, прямо России не касавшейся, у всех – крайне поверхностные знания, а то и вообще никаких. Даже кто такой лорд Питерборо, к стыду своему, Громов мог только догадываться, знал лишь то, что Англией к этому времени правила королева Анна, да смутно припоминал некоторых известнейших полководцев типа Евгения Савойского или Вальми.

Нет! Ну ведь угораздило же! И… как же там Влада? Она тоже здесь, в восемнадцатом веке, или все же девчонку миновала сия фантастическая участь? Вопросы, вопросы… Что в них толку сейчас? О другом пока надо думать. О другом… Выбраться для начала отсюда, а уж опосля – там видно будет.

– Эй, просыпайся, друг. Пора!

Тревожный шепот кузнеца Жауме Бальоса вовсе не разбудил Громова – молодой человек уже давно не спал, все ворочался, ждал, всматриваясь в темноту. Встав, сообщники на ощупь подобрались к двери и разом ударили в нее плечами – раз-два! Не особенно-то и шумно получилось, лишь жалобно звякнул упавший на пол засов. Хлипенькие оказались запоры! Понятно, почему – видать, давненько здесь двери не вышибали.

– Идем!

Жауме уверенно зашагал по узкому коридору, как показалось Андрею – куда-то в глубь тюрьмы, прочь от видневшихся невдалеке пляшущих желто-оранжевых отблесков – похоже, там, за углом, ярко горели факелы.

С минуты на минуту Громов ожидал погони – тюремщики обязательно должны были спохватиться, явиться на шум, если, конечно, они его слышали, не спали. Тяжелое дыхание кузнеца слышалось впереди, шаги беглецов гулко отдавались под сводами, а погони что-то не было слышно – странно!

– Они дрыхнут все, – шепотом пояснил Жауме. – Ленивые кастильские свиньи. К тому же им давно не платили жалованья. На все – плевать.

Понятно! Андрей усмехнулся – раз жалованье не платят, так и в самом деле – зачем честно службу нести?

– Думаю, стражники и сами разбегутся, едва только увидят распахнутую дверь, – тихо засмеялся кузнец. – Такие уж это воины. Набрали невесть кого – заставили служить силой. Ну то нам на руку.

– Странно, что еще вся тюрьма не сбежала, – пошутил молодой человек.

Кузнец хмыкнул:

– Не сбегут – боятся. Страх – великая сила. Да и настоящих борцов в крепости нет – похватали бог знает кого: недоимщиков крестьян, цыган, бродячих акробатов. Да и они, может, бежали бы, кабы знали, что служба тут наперекосяк. Тем более – скоро тут всем не до нашего побега будет – уже третий день в море реют вымпелы английской эскадры! Скоро, скоро сядет на трон добрый король Карлос, а кастильские псы пусть убираются в свой поганый Мадрид!

В последних словах Жауме сквозила самая лютая ненависть, словно кастильцы были захватчиками – да ведь и были, лет с полсотни назад подавив народное восстание, известное как «война жнецов». Насколько помнил Громов, тогда Каталония на краткий миг стала свободной страною… на краткий – но незабываемый здесь для многих – миг.

– Сюда… Эй!

Задумавшись, Андрей едва не пропустил поворот – черный лаз, ведущий куда-то наверх, на крепостные стены. Резко потянуло ночной свежестью, неожиданный порыв ветра растрепал волосы беглецов, выбравшихся на открытую галерею. В усыпанном желтыми звездами небе ярко сияла луна, и высокие зубчатые башни отбрасывали качающиеся призрачные тени. Путь неожиданно преградила решетка, на вид – весьма прочная…

– Пройде-ом! – обернувшись, успокоил кузнец. – Эту решетку я ковал. И замок тоже я ставил.

Он протянул руку, что-то звякнуло, заскрипело, и решетка покорно сдвинулась в сторону.

– Проходи! – галантно предложил Жауме. – Увы, главные ворота охраняются гораздо лучше, чем узники, – из крепости мы не выйдем.

– Не выйдем? – Громов с удивлением посмотрел на своего сообщника. – Зачем же тогда было бежать?

– Укроемся в верхнем саду, на время, – шепотом пояснил кузнец. – Думаю, нам недолго придется ждать.