Текст книги "Красный Барон"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

– Это понятно, что берегут, – махнул рукой Сильвио. – Только при встрече с каким-нибудь фрегатом лишние заряды «Эулалии» вряд ли так уж сильно помогут.

– Вообще не помогут, – согласился Андрей. – Это они на вшивость меня проверяли.

– На что?!

– Смотрели, не соврал ли, умею ли заряжать.

– Слушай, Висельник, – немного погодя, шепотом поинтересовался Головешка. – А ты и в самом деле изо всего стрелять можешь? Пистолет, мушкет… что там еще-то?

– Изо всего могу, – молодой человек утвердительно кивнул, хоть и понимал, что этот кивок его здесь, в почти полной тьме, вряд ли виден. – Я ж говорил, что – военный.

– Я тоже военный, – ухмыльнулся Сильвио. – Только не совсем.

– Как это – не совсем?

– Не по огневому бою, как ты, спец, а по всякому прочему – кастет, кинжал, сабелька.

Громов лишь хмыкнул про себя: вот уж послал Бог сотоварищей, один другого стоит. Впрочем, кроме Головешки Сильвио больше никто ни с кем особо не откровенничал, здоровяк Деревенщина, похоже, вообще не любил болтать попусту, а прозванный Пташкой Мартин, может, и поговорил бы, да побаивался, стеснялся. Что же касаемо Рамона – то тот вообще казался темной лошадкой, явно отправленный в ссылку не за просто так. Да тут все не запросто так, кроме, вероятно, мальчишки.

– Эй, парень, – в тишине трюма вновь послышался голос Сильвио, на этот раз именно к Мартину и обращавшегося. – А тебя-то за что в дальние страны спровадили?

– Ни за что, – вздохнув, отозвался подросток. – Право же, ни за что – даже и сам не знаю.

– Так ты сам-то из Барселоны? – не отставал настырный Головешка.

Парень отвечал односложно:

– Из Барселоны, да. Ну и в Жироне жил когда-то.

– А чем занимался?

– Да так, работал… карманы пришивал.

– Карманы? – вступил в разговор Рамон. – А у какого портного?

– У дядюшки Жульерма, близ церкви Святой Марии Морской.

– А я на стройке работал, – Рамон со скрипом потянулся и смачно зевнул. – Каменщиком. Собор Святой Эулалии строил.

– Поди, цемент воровал да кирпичи? – ехидно подначил Сильвио. – Этот собор уж лет четыреста строят и еще столько же будут – с такими-то работниками.

Головешка был не так уж неправ – и в самом деле, тот еще долгострой был этот собор Святой Эулалии. Начали в конце тринадцатого века, а закончили аккурат к открытию Международной выставки 1888 года!

Рамон негромко заворчал про себя, видать, обиделся, Сильвио еще попытался было разговорить Мартина, да вмешался Деревенщина: жутко на всех рявкнул да сказал:

– Ша! Поспать дайте, ироды.

И впрямь, неплохо было бы сейчас и поспать – за день-то утомились изрядно.

Все уснули сразу – даже прикрикнувший на остальных Деревенщина Гонсало Санчес. Ни беготня да вопли на верхней палубе, ни гром якорной цепи никому вовсе не помешали, да и Гонсало-то выступал просто так, для порядку. Проснулись узники утром, не сами – разбудили.

– А ну вылазь, сволочье! Освобождай место.

Несколько обескураженных таким поворотом дела ссыльных вывели на палубу, поместив на их место в трюм человек тридцать черных эбонитово-блестящих рабов – по большей части крепких молодых мужчин, впрочем, попадались и тощие подростки, и испуганные, с глазами, как у газели, женщины.

Похожий на смесь бульдога и таксы боцман Гильермо, кроме того, что исполнял обязанности канонира, еще оказался и неплохим кузнецом, ловко перековав новоприобретенных узников – на этот раз уже черных.

– А вы что вылупились? – обернувшись прикрикнул он на ссыльных. – Работы нет? Сейчас я вам найду, потом не говорите, что не слышали.

В этот день Громова и его сотоварищей особо не гоняли – и сам капитан, и вся его команда, исключая вахтенных, напилась в стельку, празднуя удачную сделку. Конечно же, сделку, люди Якоба Пинеды вовсе не устраивали лихого набега на местные селения с целью захвата рабов, о нет – живой товар они по дешевке купили у какого-нибудь местного негритянского царька… купили или, скорей, обменяли на тот же ром или дешевые стеклянные бусы. И теперь праздновали, да так, что от лихих песен и ругани, казалось, трещали шпангоуты!

Резко изменив курс, «Святая Эулалия» пенила бурные воды Атлантики.

– Лай-ла-ла, лай-ла-ла, ла! – орали матросы во главе со своим капитаном.

Громов, нынче вместе со всеми переселенный на палубу, так и не смог сомкнуть глаз, всё чудилось, будто поют по-русски что-то наподобие «В флибустьерском темно-синем море бригантина поднимает паруса». И почему слово «бригантина» всегда ассоциировалось с романтикой? Вон, «Святую Эулалию» взять – да-а-а… Романтики хоть отбавляй, особенно – учитывая живой товар в трюме.

И начались нудные дни плавания, слава богу, без особых штормов – так, пару раз потрепало, но «сэр Якоб» при всех его гнусных недостатках оказался опытным капитаном. Во время шторма трудились как проклятые все, включая не только команду и ссыльных, но и пассажиров: тянули по команде боцмана разного рода веревки и тросы – бегучий такелаж, а наиболее шустрые – «висельник» Громов, Головешка, Мартин Пташка – уже и забирались на ванты, слава богу, не сорвались – Андрей как-то вовремя ухватил за шкрябень Мартина.

На протяжении недели ветра дули свежие и даже слишком, корабль швыряло, словно щепку, правда, морской болезнью почти никто не страдал – каторжный труд с легкостью лечил все. Бывший лейтенант много чему научился – вязать морские узлы, рифить паруса, птицей взмывая на казавшуюся такой высоченной мачту – работы хватало всем не только в шторм, но и в сильный ветер, который – даже попутный – вовсе не вызвал радости у опытных моряков «Святой Эулалии», – скорость судна все равно не увеличить – все паруса не поставишь – ветер сорвет либо сломает мачту. Самое хорошее – это средненький или даже слабый ветер, и не совсем попутный, а чуть сбоку – чтоб паруса друг друга не перекрывали. Такой, какой задул в пятницу, дня через три после шторма.

Судно подняло все паруса, на мачтах радостно затрепетали красно-желтые полосатые вымпелы Каталонии, а на кормовом флагштоке гордо реял белый английский флаг с крестом Святого Георгия. В прозрачно-голубом безоблачном небе ярко сияло солнышко, ласковые изумрудные волны несли бригантину к ее цели – в городок Чарльстон, до которого – все в это верили – не так и много уже оставалось. Так бы вот плыть и плыть… Впрочем, капитан Пинеда вовсе не собирался давать отдых команде, а особенно – ссыльным: те драили палубу по нескольку раз в день. Все правильно – у хорошего командира солдаты никогда бездельем не маются.

С одной стороны, бывшие узники уставали, конечно, но с другой – никого не мутило от качки, как, к примеру, тех же переселенцев – ох, как бедняги страдали! Что уж говорить о живом товаре – черных невольниках, в страшной тесноте томившихся в душном трюме. Там уже умерло четверо – по приказу «сэра Якоба» Андрей «Висельник» Громов лично выбросил тела за борт с помощью Головешки Сильвио и Мартина Пташки. На последнего, кстати, и капитан, и его полууголовная команда уже не поглядывали с вожделением – поначалу не до того было: пьянки да потом шторм, а ныне… ныне на корабле хватало и женщин – негритянки, переселенцы…

Поначалу пользовали невольниц, выбирали к вечеру посимпатичнее, тащили в каюту капитана и шкипера, затем наступала очередь остальных. Естественно, сексуальный голод удовлетворяла только команда – о ссыльных речь не шла, да им и не до того было – ухайдакивались за день так, что к вечеру валились на палубу без задних ног.

По распоряжению капитана ссыльные ночевали у правого борта, переселенцы – у левого. Ночи стояли теплые, так что спать на свежем воздухе предпочитали и многие матросы. Бульдогоподобный боцман Гильермо даже снабдил переселенцев теплыми шерстяными одеялами – подстилать под себя на палубу – не за просто так, конечно, содрал – выжига! – по шесть песо! Ссыльным, кстати, тоже одеяла выдали – только самые прохудившиеся, дырявые, да бедолаги были рады и этому, все не на голых досках спать.

Иногда выдавались и свободные вечера, вполне подходящие для общения… впрочем, никто из бывших узников в подробностях о себе не рассказывал, даже неудержимый на язык Сильвио Головешка – тот больше предпочитал говорить «про баб», и даже как-то ночью пытался пробраться на левый борт, подкатить к какой-нибудь женщине – да был пойман бдительным вахтенным и едва не выброшен за борт, хорошо, капитан находился в относительно недурном расположении духа – несостоявшийся прелюбодей отделался лишь парой пинков и зуботычин. Повезло, могли ведь дать и плетей… или выбросить за борт – запросто.

– Эх, – переживал Головешка. – Такие там девки есть, ах! Особенно одна – кучерявенькая. Аньеза, я слышал, так ее зовут, кажется.

– Аньеза? Да ведь ей лет тринадцать, не больше, – Громов укоризненно покачал головой и стал смотреть в море.

– Так я и говорю! – Сильвио хлопнул себя по ляжкам. – В самом соку девочка! Ах, кто-то ее здесь опробует, клянусь всеми святыми… И этот кто-то, увы, явно буду не я. И не ты, Пташка! Сказать вам – кто?

– Не думаю, чтоб они вот так вот навалились на поселенцев, – покачал головой белобрысый Рамон. – Это мы почти каторжники, а за поселенцев могут и спросить.

Головешка неожиданно расхохотался:

– Ой, не смеши, Рамон! Спросят за них, как же. За эту-то нищету? Подожди-и-ите, сейчас наши черти наедятся негритяночками… И захотят девочек посветлее! Непременно захотят, попомните мои слова. Ну что ты так смотришь, Пташка?

– Думаю, – вздохнув, подросток грустно посмотрел в небо своими большими серовато-зелеными глазами, обрамленными такой густоты ресницами, от каких не отказалась бы ни одна дама.

Тонкий нос, приятное, чуть вытянутое лицо, каштановые волнистые волосы… действительно Пташка.

– О! – баламут Головешка со смехом хлопнул Мартина по плечу. – Да ты у нас и думать умеешь? И о чем же ты мыслишь, наш ученейший друг? О той девчонке? Что краснеешь? Ага! Угадал!

– Да нет, – смущенно потупился юноша. – Просто… Вот подумалось вдруг – а что нас в этом Чарльстоне ждет?

– Да ничего хорошего! – невесело рассмеялся прислушивавшийся к разговору Рамон. – Это тебе всякий скажет. Вот как здесь мы вкалываем, так и там будем. За просто так кормить не будут, ага.

Все замолчали – внезапно поднятая Пташкой тема волновала каждого, правда, вот обсудить ее пока не было времени…

– Я слышал, в колониях, таких, как мы, первым делом заковывают в колодки, – помолчав, тихо промолвил Сильвио. – И заставляют работать за миску похлебки, совсем как черных рабов.

– Правильно, – поковырявшись в носу, угрюмо согласился Рамон, которому остальные ссыльные тоже дали прозвище – Каменщик. – Потому что мы и есть рабы – только белые. Еще хорошо, что наш чертов капитан сэкономил на матросах, да за живым товаром зашел… Не было бы нужды в наших руках – где б мы сейчас были? Там же, где сейчас негры.

– Бедолаги, – покачал головой Мартин.

Головешка смачно сплюнул за борт:

– Нашел, кого пожалеть – обезьян черных. Себя лучше пожалей, чучело!

– Кто чучело? Я? – всегда скромный и даже какой-то забитый Пташка, похоже, обиделся – несдержанный на язык Сильвио достал и его.

– Чучело и есть – кто же еще-то? Негров пожалел, х-ха! И на девку ту, я видел, засматривался… что, понравилась? Моли Бога, чтоб после негритянок ее в капитанскую каюту пользовать повели, а не тебя, дурня!

– Что?!

Покраснев, юноша сжал кулаки и вскочил на ноги… что вызвало у Головешки лишь презрительную ухмылку… да он сбил бы с ног тщедушного паренька одним ударом, в чем сейчас ни капельки не сомневался.

Оп!

– А ну хватит! – Громов ловко перехватил занесенную для удара руку Сильвио. – Я сказал, хватит. Тоже мне еще, горячие эстонские парни.

– У-у-у, – скривился Головешка. – Пусти-и-и…

– Да отпущу – куда ж я денусь? Но только попробуйте мне, подеритесь! Всем ясно?

Повысив голос, Андрей по очереди посмотрел на каждого… и было в его взгляде что-то такое, что заставило обоих забияк притихнуть и усесться у борта.

– Вот и молодцы, – ухмыльнулся молодой человек.

Несостоявшиеся драчуны недовольно сопели, правда, даже Головешка говорить ничего не решался.

– Спите уже, – потянувшись и смачно зевнув, коротко бросил им Громов.

Смеркалось. В темно-синем небе повисла золотая луна, круглая, как сковородка. Над клотиком одна за другой вспыхивали звезды, вокруг стояла тишина, лишь время от времени гулко перекрикивались вахтенные, да с кормы доносились звуки очередной пьянки, впрочем, нынче на удивление быстро затихшие.

Андрей уже начинал засыпать, как вдруг почувствовал, как кто-то осторожно потряс его за плечо.

Громов распахнул веки, увидев рядом с собой Рамона Каменщика.

– Что тебе?

– Тсс! – Каменщик приложил палец к губам. – Поговорить бы… так, по-серьезному.

Андрей пожал плечами:

– Что ж – поговорим.

– Я вижу, ты умеешь держать людей в узде, точно – бывший вояка.

– Ну да, я этого и не скрывал.

Потянувшись, молодой человек несколько раз шумно выдохнул, прогоняя сон, – все же Рамон разбудил его не так просто. Что-то, как видно, хотел… поговорить… о чем?

Слава господу, Каменщик не стал ходить вокруг да около, а, понизив голос до шепота, сказал прямо:

– Думаю, нам в этом Чарльстоне совсем нечего делать. Как и в любых английских или голландских колониях.

– Согласен, – уловив мысль сотоварища, тут же кивнул бывший лейтенант. – Но… что ты предлагаешь? Захватить корабль? А ты умеешь им управлять?

– Нет… Но я полагаю, шкипера мы можем заставить. Просто пусть приведет судно в какую-нибудь спокойную гавань… испанскую или французскую. В общем, туда, где король Испании – Филипп, а не Карл.

– А-а-а, – Громов задумчиво почесал заросший щетиною подбородок. – Вот ты к чему… Мысль интересная. Только вот вопрос – как ее реализовать?

– Не спеша, – ухмыльнулся ночной собеседник. – Когда до Чарльстона останется не так уж и много… там же рядом – Флорида. А Флорида – испанская земля. Земля короля Филиппа. Там-то мы никакие не преступники, а наоборот – люди, пострадавшие от подлых прихвостней самозваного короля Карла!

Бывший лейтенант хмыкнул:

– Понимаю тебя. На каждого из нас у капитана Пинеды, вероятно, имеются бумаги… их следует сохранить.

– Не все! – поспешно возразил Каменщик. – Твои – да, Деревенщины Санчеса – тоже можно, а вот нас троих… я имею в виду себя да Головешку с Пташкой… Ты бы мог потом за нас поручиться – и все.

– Поня-атно!

В принципе, Громов давно уже догадывался, что среди его спутников «политических» нет. Обычные уголовники, приговоренные судом к ссылке и каторжным работам. Что ж – друзей по несчастью не выбирают, а Рамон говорил дело. О творившихся в колониях ужасах Андрей был наслышан немало, еще от приятеля своего капитана Педро, да и старый капрал Джонс тоже много чего порассказывал. Неведомый пока Чарльстон грозил ссыльным как минимум самым беспросветным рабством, а то и каторгой, непосильным для европейцев трудом на хлопковых плантациях Южной Каролины! Так что Каменщик все говорил верно.

– Но нас только пятеро, – напомнил Андрей. – А команда «Эулалии» – человек тридцать самых отъявленных негодяев, готовых на все.

– Двадцать семь, если точно.

Бывший лейтенант поднял вверх указательный палец:

– Вот видишь – двадцать семь!

– Да ведь и нас не пятеро, – неожиданно хохотнул собеседник. – Ты забыл о переселенцах! По крайней мере, десяток крепких мужчин, да еще женщины, подростки – они ведь тоже чего-то стоят. Тем более большую часть команды можно будет просто запереть в каютах – останутся только вахтенные.

Громов задумался – слишком уж рисковое дело предлагал сейчас Каменщик, однако альтернативы, похоже, не было: одно дело – горбиться на хлопковых полях в статусе осужденных на каторгу преступников, и совсем другое – поселиться в каком-нибудь тихом испанском городке на правах свободных людей, пострадавших от узурпатора Карла! В этом смысле Рамон абсолютно прав, тут и думать нечего, однако… слишком уж неравны силы. А поселенцы вряд ли станут помогать ссыльным, даже точно не станут – зачем им это надо-то?

– Вот и я об этом! – в широко распахнутых глазах Каменщика сверкнула луна. – Надо устроить все так, чтобы поселенцы сами поднялись против команды и капитана!

– Интересно, как их на это поднять?

Рамон азартно потер ладони:

– Если достать кафтаны, мы с тобою сойдем за вахтенных… Схватим каких-нибудь девок, потащим… ну дальше ты понял.

– Авантюра! – поежился молодой человек. – Знаешь, я все ждал, что команда в конце концов набросится на женщин, однако… однако капитан Пинеда не такой дурак, каким кажется, и держит своих людей в узде. Одно дело – негритянки, живой товар, и совсем другое – поселенцы. Да и те все прекрасно понимают… Тут нужен весомый повод. Нет!

– Тогда – можно будет попробовать просто украсть баркас в виду какого-нибудь берега.

– Нагонят, – отмахнулся Громов. – У них пушки и – на носу – фальконет. А вообще, свалить бы в каком-нибудь порту – неплохая мысль, боюсь только, что перед входом в гавань нас закуют в цепи.

Каменщик грустно вздохнул:

– Обязательно закуют. Капитан Пинеда – хитрый.

– Впрочем, если сможем устроить на корабле панику и неразбериху – тогда спокойно возьмем баркас и уйдем, – подумав, молодой человек взглянул на луну. – Красиво как! Какой у нас ближайший порт? Я так полагаю – Ямайка или Порт-о-Пренс. «Эулалия» обязательно туда заглянет – пополнить запасы пресной воды, провизии… а заодно и рома.

– Да уж, – хмыкнул Рамон. – Без рома – никак.

– Вот и я к тому, а с пьяными всякое случиться может. Капитан хоть и неглуп, и матросы его боятся до ужаса, но всего ведь не предусмотришь, верно? – азарт Каменщика, похоже, передался и Громову – бывший лейтенант уже просчитывал все варианты побега.

– Мы должны быть готовы в любую минуту, – зашептал молодой человек. – А для этого нужно знать о корабле и находящихся на нем людях все! Где хранится оружие, порох, припасы, где – и насколько крепко – спит капитан, как происходит смена вахты, ну и, конечно, выяснить все о поселенцах – и вот это труднее всего! С нас ведь глаз не сводят…

– Да, оно, конечно, так… – чуть помолчав, промолвил Каменщик. – С нас – да. Но Пташка… он вполне может… там подростков много, никто и внимания не обратит. Завтра во время приборки палубы пусть познакомится с той девчонкой, Аньезой. Я видел, она на него тоже взгляды бросала… Тем более внешность у парня располагающая, да и вообще – никаких опасений он у девчонки не вызовет, а даже если и попадется – ну получит плетей, на том все и кончится.

– Неплохо, – согласился молодой человек. – Завтра Мартину об этом скажем.

– Не надо завтра, – донесся вдруг шепот парнишки. – Я слышал почти все. Я согласен… насчет Аньезы.

– Эх, тебе бы еще волосы вымыть… шампунем.

На следующий день, как видно перед заходом в порт, усевшись в разболтанную, вывешенную за борт люльку, Мартин и Головешка красили судно, обновляя деревянные статуи на носу и корме, да так до конца дня и не успели. Правда, выбираясь обратно на палубу – как раз с левого борта, – Пташка споткнулся, под общий смех растянувшись голым пузом на досках… как раз рядом с Аньезой.

Быстро прогнав улыбку, девчонка озабоченно спросила:

– Ты не очень ушибся?

– Не очень, – улыбнувшись, подросток повел загорелым плечом. – Меня Мартин зовут.

– А я – Аньеза.

– Я знаю. Можно я к тебе ночью приду? Посидим, поболтаем.

– П-приходи… конечно… – девушка улыбнулась в ответ. – Я во-он там сплю, за пушкой.

– А ну хватит болтать! – со свистом вспоров воздух, боцманская плетка опустилась на спину мальчишки, оставив на ней узкую кровавую полосу.

Мартин скривился, закусив от боли губу… а Аньеза… Аньеза дернулась, словно это ее ударили! Не убоявшись, сверкнула на боцмана голубыми глазищами, тряхнув копною золотистых волос:

– Что вы его бьете-то? Зачем?

– Тебя забыл спросить, девка!

Боцман еще добавил грязное ругательство, однако больше плеткой не махал – что-то бурча себе под нос, отправился на корму, по пути раздавая указания вахтенным матросам.

Красивая девочка, – уходя к себе, на правый борт, Громов оглянулся. Конечно, пока еще маленькая, ребенок почти, но… глядишь, годика через три расцветет да начнет сводить с ума многих. А Мартин-то, Мартин какой радостный – ишь ты! Небось, и боли не чувствует да весь в предвкушении свидания. Интересно, выйдет из всего этого что-нибудь? Укладываясь на подстилку, молодой человек грустно вздохнул, вспомнив Бьянку… И снова, который раз уже, корил себя, словно бы это из-за его оплошности погибла юная баронесса.

Все ссыльные, включая молчуна Деревенщину Санчеса, предложенную подготовку побега горячо одобрили, ибо прекрасно осознавали, что их там, в Чарльстоне, ждет. А здесь, может быть, появится хоть какой-то шанс, так надо не сидеть сложа руки, а действовать. Роль главного организатора заговора как-то сама собой перешла к Андрею – он всех выслушивал, запоминал, давал задания и – самое главное – думал, весьма часто советуясь с остальными.

Вот раненько утром проснулся, в нетерпении дожидаясь Мартина. Тот как раз и явился, прошмыгнул под реей, улыбающийся и довольный.

– Что так долго-то? – шепотом поинтересовался Громов. – Всю ночь тебя ждал, думал, уже не случилось ли чего?

– Не, не случилось, – парнишка рассеянно посмотрел в небо, и восторженная улыбка не сходила с его губ. – Просто Аньеза такая милая девушка. И очень несчастная – сирота, а воспитывал ее дядька, зеленщик. Так в черном теле держал, а как разорился, продал хижину да решил податься в Америку. Аньеза, конечно, с ним – не одной же оставаться девчонке? Вообще, она такая… такая…

– Хватит о девчонке, – строго перебил Андрей. – О поселенцах что-нибудь узнал?

– А? – подросток поморгал и придал лицу деловито-серьезное выражение. – Да-да, узнал кое-что. Тут почти все – крестьяне, но есть – двое – и бывшие владельцы сукновальной мельницы, так, вдвоем, на паях, ею и владели, пока кто-то не отсудил – мол, на его земле стоит.

– Так-так, – Громов задумчиво покусал губы. – Вот что, об этих мельниках-сукноделах выспроси-ка поподробнее. Думаю, они не крестьянствовать в Чарльстон плывут, и не внаем наниматься.

– Земля! – перед самым обедом закричал со своей площадки марсовый. – Земля прямо по курсу. Земля!