Текст книги "Целебный яд"
Автор книги: Андрей Пиперов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)
„Удастся ли Пепе выполнить поручение? Не выдаст ли он себя чем-нибудь в пути и, тем самым, не провалит ли все дело? Сможет ли проявить этот полудикий индеец достаточно сообразительности, энергии и воли?“ – эти сомнения мучили Мюллера. Он гнал их от себя как назойливых мух, но они настойчиво возвращались снова.
Нет, нет! В одном только он не сомневался: в верности и в преданности Пепе. „Человек с таким золотым сердцем, как Пепе, оправдает доверие“, – убеждал себя Мюллер, и это укрепляло его веру в успех дела.
– В добрый час, Пепе! Всего хорошего! Будь осторожен!
Пепе махнул рукой и высоко поднял ружье, которое Мюллер подарил ему на прощанье.
Вскоре он скрылся среди высоких деревьев и густых лиан Ла-Монтаньи.
Глава XIII
Возвращение из Ла-Монтаньи. Шкура онца. Мюллер тяжело болен.
Вот уже три месяца, как Мюллер ждал от Вебера известий о приезде Пепе и о получении посланных цинхон. Неизвестность начинала его сильно тревожить. Почему Вебер не пишет? Почему Пепе не дает о себе знать?
Не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья? Что тогда? Неужели все усилия оказались напрасными и надо начинать все сызнова? Но как?
Наступил период дождей. Подошел ноябрь. С неба низвергались потоки воды. Нельзя было выйти наружу. Всюду проникала влага. Все было мокро. Даже горевший огонь не спасал от сырости. Все свои вещи и одежду Мюллер перенес поближе к огню, но они не просыхали. Даже порох, который необходим для жизни в Ла-Монтанье, превратился в черную кашу, и Мюллеру приходилось постоянно его подсушивать. Уже сколько раз его ружье давало осечку!
Оружие ржавело. Труднее всего было прочищать от ржавчины ружейные дула. А без ружья в Ла-Монтанье человека ожидала верная гибель. Эта мысль приводила Мюллера в ужас. Что он станет делать без оружия в диком тропическом лесу?
Хорошо, что по крайней мере у него было много, даже слишком много времени! Целыми днями до поздней ночи Мюллер чистил и протирал оружие и вещи. Отложив в сторону старательно вычищенный нож, он принимался за ружье. Кончал с ружьем и принимался за кухонную посуду. А на другой день и нож, и ружье, и кастрюли снова были покрыты ржавчиной.
И снова надо было их чистить, одно за другим, и так изо дня в день… Борьба с влагой и ржавчиной стала его главным, повседневным занятием.
А одежда и постель? Как мечтал Мюллер о том дне, когда сможет снова надеть на себя сухую одежду и лечь в сухую и чистую постель!
И все же Мюллер ежедневно посвящал несколько часов своим научным занятиям, приводил в порядок и систематизировал свои заметки и материалы, собранные за несколько месяцев его жизни в Ла-Монтанье и за время путешествия по Андам. Само собою разумеется, что больше всего внимания он уделял хинному дереву и климатическим и почвенным условиям в Андах. Наряду с этим его интересовали и другие растения и животные, которых он впервые здесь встретил.
В течение этих трех месяцев его иногда посещал Олаф Гансен.
Он оставался ночевать и спал на кровати Пепе. Эти вечера были для Мюллера праздничными. Они оба сидели на низких деревянных стульчиках у вечно дымящегося очага, курили, приводили в порядок свои вещи, чистили их от ржавчины и мирно беседовали до поздней ночи. Рассказам и воспоминаниям „белого кокеро“ не было конца.
Как был ему благодарен Мюллер за советы, данные во время постройки хижины! Красивая полянка, которую сначала выбрал сам Мюллер, сейчас была покрыта водой. Что бы он сейчас делал в этом болоте, если бы в самом деле построил там свое жилище? Да и мулы были спасены от кровожадных вампиров только благодаря Гансену.
– Если это будет продолжаться, – пошутил однажды вечером Олаф Гансен, – скоро и ты превратишься во второго „белого кокеро“. Как видно, здешняя жизнь тебе пришлась по вкусу, герр Мюллер?
– Нет, сеньор Гансен! Ла-Монтанья мне порядком надоела, но дожди заставляют меня оставаться на месте.
– Это почему же? Ты забываешь, что не повсюду в Неру идут дожди. Это только здесь, в Ла-Монтанье! Ты же был в Уануко и своими глазами видел – там весна… Там, сеньор, вечная весна!
– Ты прав.
– Понятно! Тучи не могут перевалить через восточные Анды, где ветры, дующие с востока, задерживаются и охлаждаются. Поэтому-то здесь и идут дожди: да ты это знаешь не хуже меня.
После этого разговора у Мюллера созрело новое решение. Стоило ли еще дожидаться вестей от Вебера и томиться в неизвестности? Нужно немедленно отправляться в Лиму и самому узнать, что случилось с Пепе.
Но каскарильерос исчезли. Кто знает, где они укрылись от дождей. Как раздобыть новые семена и побеги? Конечно, семян во время дождей не добудешь, но хотя бы получить побеги. Один он ничего сделать не сможет. Он незнаком с местностью и плохо ориентируется в Ла-Монтанье. А Ла-Монтанья сейчас далеко не гостеприимна – она вся потонула в воде и тине. Что же делать?
Оставаться на том же месте ему казалось бесполезным. Довериться Гансену и открыть ему свою тайну… было рискованно…
Мюллер решил вернуться в Лиму. Если будет необходимо, он еще раз приедет в Анды за новой партией семян и деревьев.
– Через несколько дней я еду в Уануко. Я здесь больше оставаться не могу. Едем вместе. Вернемся в цивилизованный мир, сеньор Гансен, а если захотите, могу вас отвезти в Европу, на вашу родину!
– Благодарю вас, герр Мюллер, – ответил швед, – мне уже поздно возвращаться к культурной жизни европейца. „Белый кокеро“ целиком принадлежит Ла-Монтанье. В Европе обо мне уже забыли. Никто не знает, что я еще жив. Зачем бередить старые раны? – Олаф Гансен, видимо, растроганный, взглянул на своего собеседника и с ожесточением стал тереть масляной тряпкой ствол своего ружья, которое, и без того уже было начищено до блеска…
Мюллер понял, что какая-то большая драма привела этого культурного человека к дикой жизни в Ла-Монтанье. Его переживания были настолько тяжелы, что он ни с кем не хотел ими делиться.
– Могли бы вы, сеньор Гансен, мне помочь найти какого-нибудь кокеро, который провел бы меня в Уануко или в какой-нибудь соседний поселок?
– Конечно. Я пойду с вами до первой индейской деревни, а дальше вас поведет кокеро. Когда думаете трогаться? – Олаф Гансен впервые обратился к Мюллеру на вы. В этот момент он забыл о своей привычке обращаться ко всем в Ла-Монтанье на ты.
– Через несколько дней. Как только соберу свой багаж.
Обратное путешествие через горы было ужасным. Путь сюда был опасен и труден, но сейчас, в период дождей, он стал вдвое труднее и опаснее. Небольшой караван из трех мулов, оставшихся после отъезда Пепе, вел Гансен. За караваном шел Мюллер. Ему приходилось беспрестанно подгонять уставших и исхудавших животных.
Часть своих вещей Мюллер оставил в хижине, в подарок Гансену. Он оставил ему и весь излишек пороха, в котором Гансен больше всего нуждался. С собою Мюллер захватил все научные материалы, записки и коллекции растений. Все это было им собрано в Ла-Монтанье и заботливо сохранялось в специальных обитых жестью ящиках.
У шведа не было почти никакого личного багажа, кроме ружья, большого ножа и тяжелого непромокаемого плаща из шерсти ламы, который служил ему подстилкой и одеялом. Он нес на плече одну только сумку, которую бережно хранил, но никогда не открывал. Мюллер несколько раз интересовался содержимым этой сумки, но ответа так и не получил.
Реки вышли из берегов и стали совсем непроходимыми. Там, где раньше пестрели красивые полянки, усеянные цветами, теперь были болота, кишащие змеями, ящерицами, лягушками. Путники и мулы шли по колено в воде и грязи. Особенно тяжело им приходилось вечерами. Трудно было найти место для ночлега, где можно было бы отдохнуть и развести костер.
Только благодаря большой опытности шведа им удавалось справляться со всеми трудностями. Гансен всегда находил или скалу, под которой можно было укрыться, или брошенную хижину каскарильерос, и тогда под мокрой провалившейся крышей разгорался их вечерний костер.
Особенно труден был переход через лиановый мост. От постоянных дождей поперечные ветви подгнили и были очень скользкими. Уставшие мулы упирались. Внизу, скрытая от глаз пеленою дождя, бурлила река. Из глубины доносился глухой шум, напоминающий далекие раскаты грома.
Но и здесь Гансен вышел из положения. По его совету копыта мулов обмотали тряпками. Он нарубил веток и старательно заделал поврежденные и сомнительные места на висячем мосту. После этого он привязал двух мулов у моста, а третьего, встав с двух его сторон, они с Мюллером повели через мост. Для верности мулу завязали глаза. Так, шаг за шагом, выбирая более надежные места, они перевели мула по скользкому и опасному пути. Таким же образом перевели и остальных двух животных. Оба с облегчением вздохнули, когда закончился этот мучительный переход на противоположную сторону.
После моста дорога пошла в гору и стала несколько легче.
Когда они добрались до деревни Акомайо, погода начала проясняться. Здесь Гансен намеревался расстаться с Мюллером и вернуться обратно в Ла-Монтанью.
Он сразу же нашел двух опытных индейцев-кокеро, которым подробно объяснил, как идти дальше.
Вечером Мюллер и швед в последний раз сидели у костра. Мюллер понимал, что говорить излишне, что слова бессильны выразить его огромную признательность этому одинокому человеку, решившему провести свою жизнь в дикой Ла-Монтанье.
Наконец швед встал, снял со стены сумку, которую так берег во время пути, и еле слышно промолвил:
– Вот я принес тебе то, что ты забыл в Ла-Монтанье. Хорошо, что я это подобрал и сохранил.
Мюллер с удивлением поднял голову. Медленным движением швед раскрыл сумку и выложил ее содержимое к ногам немца.
Это была отлично высушенная и хорошо сохранившаяся шкура онца.
– Как, тот самый ягуар? – спросил удивленный Мюллер.
– Это трофей, который в лесу не бросают, – ответил Гансен.
– Но почему вы не оставите эту шкуру себе, сеньор Гансен?
– А на что она мне? Шкура принадлежит тому, кто убил зверя. Мне кажется, не я его убил двойным выстрелом, не так ли, герр Мюллер? Я только содрал с онца шкуру на другой день после нашей первой встречи и сохранил ее. Возьми ее с собою на память о Ла-Монтанье и о… „белом кокеро“.
– Кто там? – В маленьком оконце в высокой стене, ограждавшей дом, показалась седая растрепанная женская голова.
– Сеньор Вебер дома? Я ему привез белые цветы из Анд.
Усталый, покрытый пылью путник в изорванной одежде еле держался на ногах от слабости и переутомления. Он был давно не брит. Из-под памятной войлочной шляпы торчали растрепанные седеющие волосы.
Не узнав его, женщина недоверчиво на него посмотрела. Голова исчезла, и оконце захлопнулось.
Путник присел на камень. У него подкашивались ноги. Около него стояла отощавшая серая собака. На ней можно было пересчитать все ребра. Собака подошла к своему хозяину, посмотрела на него умными глазами и, точно желая ободрить его, лизнула ему руку.
Последним усилием воли путник нежно погладил собаку по голове и вдруг, потеряв сознание, повалился на землю.
Он пришел в себя лежа в кровати в маленькой полутемной комнатке. Над ним склонившись стоял Вебер и к его горящей в лихорадке голове прикладывал холодный компресс. Положив голову на передние лапы, у кровати лежала собака. Она следила за всем, что происходило в комнате.
– Вы проснулись, герр Мюллер? – услышал он немецкую речь. – Вы спите уже целые сутки. Надеюсь, что все пройдет благополучно.
– Где Пепе? Что стало с цинхонами? – слабым голосом спросил больной и попробовал приподняться на кровати. Его глаза возбужденно блестели. Обессилев, он снова опустился на подушку.
– Успокойтесь, герр Мюллер. Все отправлено по назначению. Вот и Пепе! Он тоже здесь! – сказал Вебер, поправляя съехавшее одеяло.
Дверь приоткрылась, и показалась голова Пепе. Он сначала посмотрел на Вебера, потом перевел свой взгляд на больного… и снова с немым вопросом уставился на Вебера. Тот сделал ему знак глазами, что можно войти. Бесшумными шагами Пепе приблизился к кровати своего господина. Казус начал радостно повизгивать и бить хвостом по полу.
Мюллер открыл глаза и, увидев Пепе, улыбнулся. Он облегченно вздохнул и снова погрузился в сон, но это уже был глубокий крепкий сон выздоравливающего человека.
Расставшись с Олафом Гансеном в поселке Акомайо, Мюллер, почти не останавливаясь, проделал весь путь из Анд в Лиму. Однодневные и двухдневные остановки, которые по необходимости пришлось сделать в Уануко и Серро-де-Паско, были целиком посвящены хлопотам о замене мулов и лам.
Еще в Уануко Мюллер узнал о вспыхнувшей в некоторых областях страны революции. Это представляло новую опасность для его дела и поэтому, чтобы опередить события, он спешил все закончить как можно скорее. При создавшемся положении он не мог уже рассчитывать на покровительство дон Косио и его друзей. Оно даже могло оказаться опасным.
Безостановочный переход через горы, постоянная и резкая смена высоты, напряжение и усталость сломили, наконец, железное здоровье Мюллера. Напрягая последние силы, он добрался до Лимы, но из предосторожности не зашел в дом дон Косио. Оставив багаж в гостинице, Мюллер сразу же отправился к столяру Веберу. Прежде всего он хотел узнать о судьбе Пепе и драгоценного груза.
По прибытии в Лиму Пепе тоже тяжело заболел и пролежал несколько недель, находясь между жизнью и смертью. Его выходили Вебер и его старая служанка.
У Вебера, кроме ухода за Пепе, было и много других забот. Ему предстояло переправить в Голландию полученные семена и хинные деревца, а это было совсем не так просто. С большим трудом удалось ему преодолеть все препятствия, и гробы наконец благополучно отбыли. Нарисованные на них черные черепа внушали перуанцам суеверный страх и умеряли их любопытство. Кому охота смотреть на кости давно умерших неизвестных людей? А кроме того, никто не знает, что было причиной их смерти. Может быть, они погибли от какой-нибудь заразной болезни, желтой лихорадки или чумы, которая и теперь, спустя много лет, свирепствует с неменьшей силой.
И так, эти гробы никто не вскрывал, и они были благополучно отправлены в Голландию.
Когда же Вебер послал об этом сообщение Мюллеру, революция в стране была уже в полном разгаре. Письмо, так и не достигнув Мюллера, где-то затерялось в бесконечных Андах вместе с индейцем, которому было поручено его передать.
Три недели боролся Мюллер со своей болезнью. Наконец опасность миновала, но для восстановления здоровья ему нужен был еще месяц. В это время пришло секретное извещение из Голландии, что семена благополучно прибыли и посланы на Яву. Деревца же в гробах, к сожалению, высохли.
Это известие встревожило Мюллера. Если семена взойдут, и растение привьется на Яве, он сможет возвратиться в Европу. Ну, а если семена не взойдут? Если во время долгого плавания из Перу в Голландию, а затем из Голландии на Яву они утратили свою животворную силу? Неужели все усилия были напрасны: и труд, и мучения, и болезни.
Но Мюллер пока еще здесь, в Перу! Снова началась переписка с Голландией. Велась она тайно, и поэтому письма шли очень долго.
Наконец, много месяцев спустя выяснилось, что необходимо снова выслать из Перу семена и побеги. Было решено, что их лучше всего переправить прямо из Перу на Яву по Тихому океану. Это сократит и время, и расстояние. Для этой цели голландское правительство дало распоряжение одному из своих кораблей в условленный день и в определенном месте в океане принять на борт Мюллера с его грузом и кратчайшим путем доставить на Яву.
Мюллеру пришлось готовиться к новой экспедиции в Анды. На этот раз он решил отправиться в южную часть Перу на границу с Боливией.
Глава XIV
Царство инков. В плену у боливийцев. Раскрытие тайны.
Чтобы немного сократить дорогу, Мюллер в марте 1855 года выехал морем в Арику. Из Арики он снова пересек каменистую и пустынную Косту и направился в городок Арекипу, расположенный на высоте 2325 метров у подножия вулкана Мусти. В горах и незнакомых местах ему пришлось вместе с верным Пепе и Казусом преодолеть немало трудностей.
В мае того же года Мюллер во второй раз пересек Анды с запада на восток, но теперь в направлении боливийской границы и древнего царства инков. Подымаясь на горные перевалы, постоянно рискуя сорваться в глубокие пропасти, они со своими мулами и ламами достигли, наконец, Куско, древней столицы инков.
Как только они вступили в город, Пепе указал на развалины каких-то зданий.
– Инки были очень сильны, сеньор! Инки – великое государство! Индейцы были тогда счастливы!
– Счастливы? Откуда ты взял, что они были счастливы? Так же счастливы, как и сейчас! – ответил Мюллер, с интересом рассматривая памятники древней культуры инков.
– Индейцы строили каналы, у них было много земли, много кукурузы.
– Эх ты, Пепе! Как ты наивен, – прервал его восторги Мюллер. – Знаешь ли, кто тогда управлял этим огромным государством, кто пользовался его богатствами? Индейцы работали, но на кого? На себя они имели право работать только три месяца в году, а остальные девять месяцев гнули спины на царя, на жрецов, на храмы.
Копыта мулов гулко цокали по квадратным камням мостовой Куско, сохранившейся еще со времен инков. Мюллер с любопытством оглядывался вокруг. Когда-то многие из этих улиц были вымощены серебром. По ним ступали подкованные серебром мулы. А вот и громадный дворец Колкампаты, толстые стены которого сложены из плоских кирпичей и крупных вулканических камней. Зубчатые башни возвышались над стенами, в которых были проделаны маленькие отверстия. Не покажется ли в одном из них прекрасное бронзовое лицо молодой инки с золотой диадемой на голове? Либо суровый воин с копьем или секирой в руке?
„Индейцы были тогда счастливы!“ Как наивен Пепе! Если бы он знал, сколько крови было пролито на улицах Куско, в Экуадоре, Перу, Боливии, Северном Чили, в Северо-западной Аргентине, во всех этих странах, когда-то входивших в огромное царство могучих и загадочных инков!..
Появившиеся в XI веке откуда-то с севера инки, кровью и железом безжалостно подавляя сопротивление местного населения, быстро овладели огромной территорией и образовали на ней могущественное государство.
Они были умны, дальновидны и хорошо понимали, что одной только силой не смогут удержать в подчинении племена на такой огромной территории. Поэтому они сохранили власть местных вождей-кураков и старые народные обычаи. Кураки превратились в их союзников и начали посылать своих сыновей на воспитание во дворец царя инков.
Инки были господствующим классом и никаким трудом не занимались. Работали только порабощенные индейцы. Царские чиновники распределяли все блага, назначали людей на работу и держали всех под своим контролем. Даже одежда выдавалась в соответствии с социальным положением и возрастом каждого. Никто не имел права бросить свою работу или переселиться в другое место.
„…По улицам Куско в разных направлениях спешат люди. Идут караваны тяжело нагруженных лам. Но вот люди разбегаются в разные стороны. Лам отводят в сторону к каменным стенам домов. Показывается военный отряд. Впереди идут воины в коротких туниках, вооруженные пращами и короткими бронзовыми мечами[52]52
Несмотря на высокую культуру, железо не было известно инкам. До наших дней дошло много изделий из меди, бронзы, серебра и золота.
[Закрыть]. Это готовые к бою передовые отряды.
За ними следуют вооруженные топорами и палицами воины. Шествие замыкают метатели копий.
Все смотрят на них со страхом. Воины утомлены долгим переходом. Их лица и одежда покрыты пылью. Некоторые из них ранены, они еле передвигают ноги по каменной мостовой Куско. Но взгляд их дерзок и смел. Они возвращаются после тяжелой битвы и на ламах и мулах везут захваченную добычу. За ними плетутся жалкие пленные.
В знак того, что они стали рабами, у них на шее, как у животных, повязаны веревки.
Во главе колонны идет молодой предводитель и высоко над головой несет знак солнца – большой золотой диск с сверкающими лучами. Солнце – это великий бог инков, Манко Капак, основатель династии и государства…“
Мюллер очнулся. Видение исчезло. Мулы остановились, они ждали, чтобы их развьючили.
– Приехали, сеньор!
– Что, приехали, Пепе? – рассеянно спросил Мюллер.
– Стой! Кто идет? – голос прозвучал властно и решительно. Оба путешественника остановились. Казус, бежавший в хвосте колонны, выскочил с громким лаем вперед. Мюллер попытался было его удержать, но собака, вырвавшись, бросилась к росшим у обочины дороги деревьям и скрылась в кустах. Мюллер кинулся за ней, но в этот момент раздался выстрел. Казус подскочил, словно подброшенный какой-то невидимой силой, и перевернулся в воздухе. Пуля попала ему в голову точно между глаз. Он несколько раз дернулся и застыл.
С обеих сторон дороги из кустарника показались стволы ружей. Затем из кустов на дорогу выскочило несколько боливийских солдат, а за ними вышел офицер. Его ружье еще дымилось от выстрела.
– Вам не стыдно? – гневно крикнул ему Мюллер. – Почему вы убили ни в чем не повинную собаку?
– Тихо, не волнуйтесь! – сухо ответил ему офицер. – Вы знаете, где находитесь?
Начался длинный мучительный допрос.
– Вы утверждаете, что сбились с пути? Кто вам поверит? Вы, должно быть, контрабандисты или революционеры! Идите за мной! – Офицер подал команду, и солдаты, окружив небольшой караван, повели его к пограничному посту.
На заставе допрос продолжался:
– Откуда вы прибыли? – строго спросил офицер.
– Из Перу.
– Это я уже слыхал, но с какой целью?
– Я немецкий ученый, натуралист. Изучаю флору перуанских Анд. А это мой слуга. Пепе. Вот мой паспорт.
Черные брови боливийца нахмурились. Не глядя на паспорт, он резко возразил:
– Это может выдумать каждый, в особенности, когда хочет скрыть истину. Каким путем вы сюда добрались?
– Из Куско, там мы провели два дня. Оттуда направились в город Пуно, у озера Титикака. Озеро переплыли на лодке.
– Стой! – крикнул офицер. – На лодке! По крайней мере получше обдумывайте свое вранье… Разве найдется здравомыслящий человек, который решится плыть на лодке шестьдесят километров, чтобы искать… Да вы и сами не знаете что. Продолжайте!
– Через реку Рамиц мы переправились на плоту.
– Ну вот, теперь выдумали – на плоту!
– Да, это было именно так! На границе мы заблудились и… вы нас задержали… Теперь мы в ваших руках… Прошу нас освободить.
Офицер все еще смотрел на них исподлобья.
– Увидим, время терпит, – оборвал он его и подмигнул солдату, стоявшему у двери: – Педро, отведи их!
Путешественников заперли в темной комнате, полной червей, мух и скорпионов. У них не было разрешения на въезд в страну, а Боливия была в очень натянутых отношениях с Перу. Что же делать?
Мюллер решился на отчаянный и рискованный шаг. Он начал стучать кулаками в закрытую дверь.
– Что тебе надо?
– Позови офицера, – сказал он властно.
– Э-э… Подумаешь, важная птица! Подождешь!
– Позови офицера!
– Нельзя.
– Слушай, – шепнул ему Мюллер, – если позовешь офицера… – И он в щель двери просунул золотую монету.
Солдат ее взял, подбросил на ладони, попробовал на зуб, и, убедившись, что монета не фальшивая, сказал:
– Увидим… Может, и придет.
С этими словами он удалился.
Через некоторое время солдат вернулся с громадным ключом и начал открывать им дверь, которая со скрипом отворилась.
– Ну, вылезай! Начальство тебя ждет.
В комнате было накурено, на полу валялись какие-то объедки, кости и разный мусор. Куртка офицера висела на вбитом в стену гвозде, а сам он в рубашке с засученными рукавами лежал на кровати, положив ноги на грязное одеяло. Руки у него были жилистые и волосатые.
Не вставая с постели, он недовольно спросил:
– Что случилось? Что ты там раскричался?
– Сеньор офицер, у меня в багаже бутылка с добрым испанским вином. Если хотите, мы можем его распить за ваше здоровье.
Офицер оживился:
– Какую ошибку мы допустили, не осмотрев твоего багажа! Чего же ты не сказал об этом сразу? Твое счастье, что у тебя немецкий паспорт. Где вино?
– Если позволите, я сейчас принесу.
– Живей. Тащи его сюда.
Мюллер вышел в сопровождении зорко следившего за ним солдата.
Вскоре он вернулся с бутылкой в руках. Крепкое испанское вино быстро привело офицера в хорошее настроение. Начался осторожный разговор на разные незначительные темы, и вскоре Мюллер убедился, что голова начальника достаточно затуманена алкоголем. Он вынул из кармана десять золотых монет и, ни слова не говоря, положил их на стол. Офицер посмотрел на них с напускным безразличием и спрятал в карман.
– Ну, а теперь говори, что тебе надо?
– Отпустите нас обратно в Перу, сеньор офицер.
– Гм… Ну, ладно! Но больше не попадайтесь мне на глаза! Не то… плохо вам придется! Поняли?
– Да, сеньор, – ответил Мюллер. – Нам и без того здесь делать нечего.
– В таком случае, убирайтесь! Чтобы и духа вашего здесь не было!
И офицер с уже помутневшим взглядом допил остаток вина из своего стакана. Немного погодя один солдат по потайной тропинке вывел караван на перуанскую территорию.
– Ну, Пепе… нам повезло, – сказал со вздохом облегчения Мюллер, когда они отошли от боливийской границы.
Пепе ничего не ответил. Ему было жаль Казуса…
На самой боливийской границе, в деревне Киака, Мюллер связался с каскарильерос, которые за хорошее вознаграждение обещали принести ему семена и побеги цинхоны. Их мало интересовало, кто им платил деньги. Они доставляли хинную кору тому, кто платил дороже.
Мюллер более всего опасался, чтобы торговцы хинной коры не пронюхали о данном им каскарильерос поручении. Но, несмотря на все предосторожности, торговцы об этом узнали и пожаловались местному правителю.
Вскоре Мюллер получил письмо, в котором правитель ему сообщал, что его, Мюллера, считают контрабандистом хинной коры, но ему можно помочь, если…
Мюллер между тем успел получить несколько мешочков с семенами и около пятисот хинных деревцов. Он бережно обложил каждое деревцо мохом и, как в ножны, вложил их в банановые листья. Упакованные таким образом деревца он уложил в гробы, которыми снова снабдил его Вебер. Мох был положен, чтобы предохранить деревца от холода при перевозке через высокие Анды.
Но как поступить дальше? Письмо правителя было ясно и категорично. Дожидаться остальных деревьев или же ехать с теми, которые получены? А вдруг подобная задержка провалит все дело? И он решил трогаться немедленно.
– Ваше превосходительство, у меня есть незаконченные счеты в Киака. Не могли бы вы мне помочь? – С этими словами Мюллер обратился к правителю, когда тот принял его в своем кабинете.
Правитель посмотрел на него маленькими черными глазками.
– Разумеется. Чем могу вам служить?
– Я прошу вас передать каскарильерос этот кошелек с деньгами. – И Мюллер положил на стол кошелек. В нем тяжело зазвенели монеты.
– Оставьте деньги у меня. Все будет сделано, как вы хотите, – с напускной готовностью ответил правитель, и кошелек быстро исчез в глубоком кармане его брюк.
Мюллер знал, что кошелек никогда не попадет в руки каскарильерос, но это было ему безразлично. Главное, надо было поскорее добраться до берегов Тихого океана, где его должен был ждать обещанный корабль.
Мюллер решил вернуться через Арекипу. На этот раз он перешел Анды с востока на запад, распрощавшись навсегда с Ла-Монтаньей и Сьеррой.
„Только бы не поморозить деревца в высоких Андах“, – непрестанно думал Мюллер, с беспокойством поглядывая на таинственные гробы с их драгоценным содержимым.
Он спешил как можно скорее добраться до берега океана.
