Текст книги "Целебный яд"
Автор книги: Андрей Пиперов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)
В стране хинного дерева
Глава I
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава I
Девять лет спустя. Одинокий путешественник покидает Лондон.
Прошло девять лет со дня совещания в кабинете генерал-губернатора на острове Яве. Ван Меркус уже вышел в отставку.
Карл Хасскарл для восстановления своего здоровья, расшатанного тяжелым тропическим климатом Голландской Индии, в марте 1844 года выехал в трехлетний отпуск на родину. В апреле того же года он увиделся с Лотти Браун и вскоре женился на ней.
В Европе он поселился в Дюссельдорфе, где развил большую научную деятельность. Позднее он сделал попытку снова вернуться на работу на Яву и второй раз пересек океан. Но эта попытка кончилась неудачей. Новый генерал-губернатор содействия ему не оказал, заставил его подать в отставку и вернуться на родину.
Отрицательное отношение генерал-губернатора к Хасскарлу было вызвано происками какого-то тайного недоброжелателя, не желавшего допустить его возвращения в ботанический сад в Бейтензорге. Кто был этот закулисный враг, Хасскарлу дознаться так и не удалось.
Семья Карла быстро увеличивалась: в 1852 году у него уже было четыре дочери. Он был вполне счастлив в семейной жизни.
Однажды, совершенно неожиданно, он получил письмо с голландским почтовым штемпелем.
Это письмо изменило ход жизни Хасскарла.
– Ваше превосходительство, я ваше письмо получил и прибыл в ваше распоряжение. – Хасскарл был взволнован, и голос его немного дрожал. Виски его тронула седина. Проведенные в колониях годы наложили свой отпечаток на этого сорокалетнего человека.
Разговор происходил в Гааге, в кабинете министра колоний Нидерландов.
Министр Пахуд смотрел на Хасскарла с любопытством. Он вспоминал связанные с его именем полузабытые дела. На столе перед ним лежал извлеченный из пыльных архивов доклад бывшего яванского генерал-губернатора Меркуса.
Пахуд внимательно разглядывал стоявшего перед ним худого человека с проседью в волосах, высоким лбом и ясными серо-голубыми глазами. Волевой взгляд свидетельствовал о решительности и твердости характера, и это понравилось министру. „Так значит, вот он какой, этот Хасскарл!“ – думал Пахуд.
– Присядьте, пожалуйста! – сказал он и жестом руки указал на ближайший стул.
Хасскарл сел.
– Известно вам, зачем я вас пригласил?
– Нет, ваше превосходительство.
– А вот другим известно, и это очень досадно… Никто не должен был знать! На пятьдесят процентов успех дела зависел от сохранения его в тайне! – Пахуд подал Хасскарлу газету.
– Прочтите, и вам все станет ясно. – В голосе министра прозвучала нотка досады.
В руках Хасскарла оказалась выходящая в Гамбурге известная газета. Он развернул ее и прочел:
„Чтобы обеспечить себе необходимое количество хинной коры для производства хинина, голландское правительство решило во что бы то ни стало добыть саженцы и семена хинного дерева. Как известно, хинное дерево растет только в Перуанских Андах и вывоз его запрещен правительством Перу под страхом смертной казни.
Для выполнения своего намерения голландское правительство остановилось на немецком натуралисте Карле Хасскарле из Дюссельдорфа, который много лет провел на Яве и хорошо знаком с природными и климатическими условиями этого тропического острова. Голландское правительство намеревается развести культуру хинного дерева именно на этом острове. Хасскарлу поручено организовать похищение саженцев и семян хинного дерева из Перу“.
Карл положил газету на письменный стол министра.
– Как это могло случиться?.. – в недоумении спросил он.
– Как видите, все может случиться. Кто мог выдать тайну, этого мы пока еще не знаем. О нашем проекте знали только несколько человек… Кто мог совершить это предательство?.. – как бы говоря с самим собою, повторил Пахуд и в раздражении ударил кулаком по столу. В тишине просторного кабинета чуть слышно звякнули его золотые аксельбанты.
– Так вы, значит, пригласили меня в связи с этим делом, ваше превосходительство?
– Да, я хотел знать, приняли бы вы такое предложение?
– Ваше превосходительство! Я знаю, что такое малярия. Своими собственными глазами я видел страдания тысяч людей. Я был бы величайшим негодяем и трусом, если бы отказался его принять. Я давно дал себе честное слово сделать все, что в моих силах, и от своего слова я не отступлюсь.
– Жаль, что вы уже не можете взяться за выполнение этой задачи!
– Почему?
– Потому что тайна раскрыта, и еще на самой границе Перу вы будете схвачены и брошены в тюрьму, и никто не будет в состоянии вам помочь.
Хасскарлу был ясен смысл сообщения гамбургской газеты: какой то неизвестный противник хотел помешать намерениям голландского правительства и одновременно с этим лишить его возможности возложить эту важную задачу на Хасскарла… Ах так? Ну, посмотрим!
Его осенила блестящая мысль:
– Мне кажется, ваше превосходительство, что мы можем перехитрить нашего тайного врага!
– Каким образом? – быстро спросил министр.
– Я поеду под чужим именем! По всему свету, во всех направлениях разъезжает столько людей! Будет ли иметь какое-нибудь значение, если в Перу поедет одним человеком больше?
– Но вы понимаете, какой это риск?
– Если я выйду победителем, выиграют миллионы страждущих, ваше превосходительство. Кто не рискует, тот не побеждает! А это дело больше других стоит того, чтобы ради него пойти на риск.
– Правительство Нидерландов не забудет ваших заслуг, не забудет вашего геройского поступка! – воскликнул Пахуд, но Хасскарл его уже не слышал, Взгляд его был устремлен куда-то вдаль, в неизвестность. Он стоял, сжав кулаки, с горящими глазами, казалось, что он забыл о времени, месте и вообще обо всем его окружающем…
Министр поднялся из-за стола и пожал ему руку. Хасскарл ответил крепким рукопожатием. Оба молчали. Общее дело как-то сразу их сблизило, но каждый понимал его по-своему: один хотел своим поступком облегчить людские страдания, а другой рассчитывал, что этот подвиг укрепит и усилит власть и могущество державы, которой он служил. Оба молчали, чтобы не выдать своих мыслей.
Министр первым вернулся к действительности, он привычным любезным тоном, слегка дотронувшись до плеча натуралиста, сказал:
– Итак, тайна дорогой, мой друг, абсолютная тайна! Желаю вам успеха и надеюсь, что мы снова встретимся здесь, в Голландии!
В первых числах ноября того же года на корабле „Ла-Плата“ заканчивались последние приготовления перед отплытием из лондонского порта. Все вокруг, как серой пеленой, было окутано густым туманом. Он покрывал черные грязные воды Темзы, стлался по берегу, заволакивал многочисленные корабли мирового порта, расползался по узким и шумным улицам огромного города.
Со стороны реки доносились гудки сирен и удары в колокола, которыми корабли подавали друг другу сигналы. Эти, гулко отзывавшиеся в тумане звуки, смешивались с громкими человеческими голосами.
– Эй! кто там?
– Гляди в оба, черт бы тебя побрал! Разве не видишь, куда прешь? Ослеп, что ли?
Обыкновенно такие слова сопровождались звучным морским ругательством, скрипом рулевого колеса, плеском парусов или пыхтением паровой машины. Из тумана выплывал неясный силуэт корабля с фантастическими очертаниями и тут же исчезал, как призрак.
На „Ла-Плате“, как и на большинстве кораблей, пересекающих океан, была поставлена паровая машина, однако оставались и мачты с парусами. Очевидно, собственник судна не вполне доверял машине и из предосторожности оставил и старомодные паруса. Если с этой дьявольской машиной что и случится, корабль сможет продолжать свой путь с помощью тысячелетиями испытанной силы ветра!
„Ла-Плата“ принимала последних пассажиров.
Носильщики внесли багаж одного из них, обладавшего большим количеством чемоданов и портпледов. Он, очевидно, собирался в долгое путешествие. К каждому месту багажа была прикреплена карточка:
И. Р. МЮЛЛЕР
гор. Кассель, Германия
Путешественник, человек лет сорока, был худ, выше среднего роста, и его волосы были чуть тронуты сединой. Он был в хорошо сшитом спортивном костюме и толстых гетрах из желтой кожи.
Корабельный слуга провел его в одну из кают первого класса и в несколько приемов перенес туда весь его багаж.
– Не угодно ли еще чего-нибудь, сэр? – спросил он.
– Нет, благодарю, – ответил путешественник на плохом английском языке.
Слуга поклонился и вышел. Пассажир осмотрелся и остался доволен каютой. Он набросил на плечи непромокаемый плащ из добротного английского сукна и медленно поднялся наверх.
Корпус „Ла-Платы“ слегка подрагивал от работы машины и движения гребных колес[20]20
Первые пароходы приводились в движение двумя гребными колесами, расположенными по бортам судна. Гребные винты были изобретены много позднее.
[Закрыть]. На палубе было шумно. Пассажиры прощались с близкими, махали платками.
Последние провожающие сошли на берег. Трап медленно поднялся. Пароход дал пронзительный свисток, потонувший в густом осеннем тумане.
В воде забили лопасти колес, и „Ла-Плата“ отчалила от пристани. Осторожно пробираясь между заполнявшими порт многочисленными кораблями и лодками, она сделала большой крюк и по течению Темзы взяла полным ходом курс на юго-восток.
Корабль отправился в дальнее плавание через Атлантический океан, к берегам Америки.
Мюллер стоял на палубе в полном одиночестве. Никто его не провожал, никто не помахал ему платком на прощанье.
Он был всецело погружен в свои мысли. Ему казалось, что он перенесся на пятнадцать лет назад, что он не в Лондонском порту, а в Роттердаме, и что корабль называется „Голландия“, а не „Ла-Плата“.
Мюллер спустился по лесенке в свою каюту…
Глава II
Знакомство с перуанским торговцем. Появление желтой гостьи.
Выбравшись из устья реки Темзы, „Ла-Плата“ вышла в океан и взяла курс на запад. Из-за густых туманов, стоявших в Ла-Маншском проливе, отделяющем острова от французских берегов, корабль должен был продвигаться чрезвычайно осторожно, чтобы избежать подводных скал.
Скоро большие волны Атлантического океана стали биться о борта, Ла-Платы“ и осыпать ее палубу солеными брызгами. Машины равномерно стучали, боковые колеса безостановочно вертелись, и корабль шел все дальше и дальше. Где-то справа, далеко позади, остались берега Ирландии.
На палубе было холодно и сыро.
Пронизывающий ветер дул из всех щелей. Большую часть дня пассажиры проводили в каютах или же в общих помещениях за чашкой горячего чая или грога. Они играли в карты или читали книги, взятые из большой корабельной библиотеки.
Мюллер все время проводил в каюте, погруженный в чтение большого количества взятых с собою книг. Это были описания тропических стран и главным образом Южной Америки, или же книги о путешественниках, побывавших в прошлом в этих краях. Большинство книг было посвящено описанию республики Перу и ее природных условий. Кроме того, Мюллер усиленно занимался изучением испанского языка. В каюте среди книг с цветными иллюстрациями, изображающими тропических животных и растения, были разбросаны учебники и словари.
Иногда, закутавшись в свой плотный плащ, Мюллер часами простаивал на палубе, устремив взгляд вдаль. Временами по его телу пробегала дрожь. Стоял ноябрь – предвестник близкой зимы…
– Кажется, и вы едете далеко? – заговорил кто-то с Мюллером на плохом немецком языке.
Мюллер обернулся. За ним, запахнувшись, как и он, в черный плащ, стоял худой, смуглый человек лет тридцати пяти.
Незнакомец поклонился.
– Мануэль де Миранда, – представился он.
– Чем могу служить? – сдержанно спросил его Мюллер.
– Здесь так скучно, что человеку хочется с кем-нибудь поболтать, – словоохотливо ответил смуглый пассажир.
– Почему вы со мною заговорили по-немецки? Откуда вы знаете, что я немец? – все так же недоверчиво спросил Мюллер.
– А это по всему видно. Во-первых, об этом можно узнать по спискам пассажиров у капитана, а во-вторых, прочитать на карточках на вашем багаже.
Мюллер незаметно вздохнул, и впервые легкая усмешка показалась на его губах.
– А я об этом не подумал. Значит, мое имя вам уже известно и мне незачем представляться, но где вы научились немецкому языку?
– Свои скромные познания немецкого языка я приобрел в Гамбурге, где в течение одного года был сотрудником нашего консульства.
– Простите, вы же испанец? Так по крайней мере мне кажется, судя по вашей фамилии, – заинтересовался Мюллер.
– Я действительно испанского происхождения, но мы, перуанцы, никогда не называем себя испанцами, герр доктор, – ответил пассажир. – Перу независимая страна, для которой Испания – только история, так же, как и инки для нас не более, как историческое понятие.
– А куда же вы теперь едете?
– Возвращаюсь в Перу. Европейский климат мне не подходит, а кроме того, мои торговые интересы заставляют меня как можно скорее вернуться на родину. А вы куда едете?
– Тоже в Перу.
– Какое совпадение! Быть может, мы встретимся с Вами где-нибудь у меня на родине. В Лиме каждый укажет дом Мануэля де Миранда. А с какой целью, разрешите спросить, вы предприняли это путешествие? – продолжал допытываться де Миранда.
– Я еду с научной целью. Хочу изучить растительный мир Перу и, в частности, флору на вершинах Кордильер.
– Значит мы едем вместе. Я совершенно правильно назвал вас „доктором“.
– Но я вовсе не доктор!
– Вы, безусловно, сделаетесь доктором, когда вернетесь к себе на родину. Все ученые рано или поздно становятся „докторами“, – добавил с улыбкой перуанец. – Ваше счастье, что вы не называетесь Хасскарлом, – продолжал он непринужденно. – Нельзя сказать, чтобы этого вашего соотечественника ждал в Перу ласковый прием.
Мюллер вздрогнул, услышав имя Хасскарла. Мурашки поползли у него по телу. Ему лишь с трудом удалось не выдать себя. Стараясь придать своему тону как можно больше равнодушия, он спросил:
– А кто этот Хасскарл?
– А вы не знаете? Этот ваш соотечественник задумал выкрасть хинное дерево из Перу и передать его голландцам, чтобы они могли посадить и вырастить его на Яве. Не завидую ему, если он попадется в руки наших таможенников. Наше консульство в Гамбурге предупредило правительство, и там теперь ожидают его прибытия в Перу. – По красивому смуглому лицу перуанца пробежала хитрая улыбка. – Ха-ха-ха! Пусть не думает, что нас просто провести! Хинное дерево наше национальное богатство, и мы всеми средствами будем его оберегать от чужих посягательств. Лишь бы его поймать… он скорее увидит свою покойную бабушку, чем хинное дерево! – Де Миранда многозначительно провел указательным пальцем правой руки по своему горлу и громко рассмеялся.
Снова по телу Мюллера пробежала дрожь, и он плотнее закутался в свой толстый плащ.
– А откуда вам стало известно о намерениях Хасскарла? – спросил Мюллер чуть дрогнувшим голосом.
– Эти намерения выдала гамбургская газета. Вы знаете, завистников и предателей всюду полно. Кто-то позавидовал Хассккарлу и захотел таким образом ему навредить. А мы только воспользовались этим.
Мюллер еще плотнее закутался в свой плащ. Ему показалось, что ветер и туман пронизывают его насквозь. Он извинился перед своим собеседником и, слегка поклонившись, быстро спустился к себе в каюту.
На острове Сент-Томас – одном из группы Виргинских островов Вест-Индии[21]21
Виргинские острова – группа островов к востоку от Центральной Америки. Вест-Индскими они названы потому, что, открыв их, испанские мореплаватели приняли их за часть Индии, к которой они направлялись.
[Закрыть] – „Ла-Плата“ остановилась на более продолжительное время. Здесь Мюллер сошел на берег, так как ему предстояло дожидаться корабля, который должен был его доставить в Колон. А „Ла-Плата“ продолжала свой путь к берегам Северной Америки.
Открытый еще в 1493 году Христофором Колумбом, остров Сент-Томас был в те времена важным промежуточным пунктом для торговли с Центральной Америкой. В его порту останавливались запастись водой и углем все суда, курсировавшие в этой части Атлантического океана.
Давно уже Мюллер и его спутники забыли о тумане и холоде. Близость экватора изменила климат. Днем становилось жарко и душно, и только вечером прохлада с моря действовала освежающе на людей и оживляла портовый городок.
В маленькой грязной гостинице было невообразимо шумно. Сюда донесся слух о лихорадке, и всеми овладела тревога. Люди пугливо сторонились друг друга.
Как-то вечером Мюллер, Мануэль де Миранда и сто знакомый – пожилой торговец из Панамы – сидели за столиком гостиничного трактира.
– Кажется, снова пожаловала к нам желтая гостья, – сказал своему знакомому де Миранда.
– Два корабля стоят уже в карантине, – ответил тот.
– Эпидемия вспыхнула совершенно неожиданно. Умерло десять человек пассажиров и экипажа. У зараженных кораблей власти поставили вооруженную охрану, и никто не может ни войти, ни выйти. Даже портовый врач не решается подняться на эти корабли, – продолжал торговец.
Мюллер слушал своих собеседников, не понимая о чем идет речь. Видя это, де Миранда сказал:
– Вы еще не знаете, что значит для нас желтая лихорадка[22]22
Желтая лихорадка – заразная тропическая болезнь, распространенная преимущественно в Центральной Америке. Она передается комарами Stegomia icteroides, о чем в описываемые времена известно не было. Смертность достигала 50 процентов.
[Закрыть]. Там, где она появляется, вся жизнь замирает. Люди покидают близких, друзей, имущество, в смертельном ужасе бегут из зараженного места, бросая все на произвол судьбы. Лишь бы не поднялась паника, пока вы еще здесь. А то намучаетесь и вы, а быть может, никогда уже не увидите берегов вашего Рейна.
– А как можно предохранить себя от заразы? – полюбопытствовал Мюллер.
– Только изоляцией и бегством из зараженного места. А если и это вас не спасет, то одна надежда на господа бога, – сказал серьезно де Миранда и перекрестился, молитвенно подняв глаза к небу.
– Интереснее всего, что этой проклятой болезнью не болеют ни негры, ни желтые, заражаются и чаще всего умирают люди сильные и здоровые, а люди более слабые болеют реже. Так, например, мужчины болеют чаще женщин, взрослые чаще детей и т. д. Дьявольская болезнь! Сохрани бог! – И панамский торговец тоже набожно перекрестился.
Несколько дней спустя пришел корабль из Колона. Не задерживаясь в зараженном порту Сент-Томаса, он отчалил, приняв на борт Мюллера и его громоздкий багаж. Сердечно попрощавшись со своим приятелем, панамским торговцем, на корабль поднялся и де Миранда.
Глава III
Индиго и кошениль. Странная туча. Охота на тапиров.
Колон был грязным портовым поселком, основанным несколько лет назад. Он являлся начальным пунктом строящейся железной дороги, которая в самом узком месте Панамского перешейка должна была связать Атлантический океан с Тихим океаном. Тогда никому не приходило в голову, что спустя шестьдесят лет будет прорыт канал, по которому с одной стороны американского материка на другой будут проходить большие океанские корабли. В те времена они проделывали тысячи лишних километров, огибая мыс Горн.
Построенный на низком коралловом острове в нездоровой болотистой местности, над которой носились мириады комаров, Колон назывался тогда Аспинвалем, по имени подрядчика – строителя железной дороги.
Не задерживаясь здесь долго, подружившиеся в дороге пассажиры поездом добрались до Барбакао, в то время конечной станции железной дороги. Де Миранда оказался опытным и хорошо знакомым с местными условиями путешественником. Благодаря его связям, переговоры с вождями индейского племени гуами были быстро и успешно закончены, и путникам удалось нанять проводников и получить мулов. Им предстояло пересечь Панамский перешеек по трудно проходимым болотам с бесчисленным количеством комаров.
Гуами были полуцивилизованными индейцами. Не отказавшись полностью от своих старых обычаев, они переняли кое-что от своих завоевателей – европейцев. Луком они владели так же хорошо, как и ружьем. Приняв христианство и исповедуя официальную католическую религию, они продолжали поклоняться прежним богам, внушавшим им суеверный страх. Они носили матерчатые штаны, но ходили босыми и заплетали волосы так же, как и их дикие прадеды.
Сборы продолжались недолго, и через три дня маленький караван отправился в путь. Во главе его шел проводник, за ним перуанец, затем шли мулы с остальными индейцами, а шествие замыкал Мюллер.
На второй день путники добрались до большой гасиенды[23]23
Гасиенда (исп.) – имение, плантация.
[Закрыть], где культивировались индиго и кошениль[24]24
Кошениль – насекомое рода кактусовых вшей. Самец длиной около 15 мм., самка – около 2 мм.
[Закрыть], из которых изготовлялись знаменитые краски синего и красного цвета.
Заметив интерес, проявленный Мюллером к этим культурам, перуанец провел караван по обширным полям, засаженным индигоносными растениями, напоминающими нашу коноплю.
У входа гасиенды их встретил хозяин в окружении слуг. Все они были вооружены ружьями. Убедившись в миролюбивых намерениях пришельцев, он любезно принял их и отвел им две комнаты для ночлега.
В сопровождении старого хозяина Мюллер внимательно осмотрел плантацию.
– Простите за нерадушный прием, – сказал ему плантатор, – здесь проходят разные люди, и мы должны быть готовыми ко всяким неожиданностям.
В поле работало много людей, главным образом мулатов и негров. Надзирателями были белые, с бичами в руках. Среди работающих было немало женщин и детей.
Рабочие делились, на три группы. Одни засевали индигоноску, другие срезали созревшие стебли вместе с цветами и связывали их в снопы. Третьи переносили их к бассейнам.
– В этих водоемах стебли вымачиваются двенадцать – пятнадцать часов, а затем вода сливается в отстойники, – указывая на ближайшие постройки, пояснил плантатор. – Осадок мы вывариваем в котлах, и полученный продукт фильтруем, прессуем, сушим и, наконец, нарезаем на куски, как мыло. Получается готовое для продажи индиго, – закончил он свои объяснения.
– Очень интересно… А сколько красителя индиго получается из стеблей этого растения? – спросил Мюллер.
– От полутора до двух процентов веса стеблей, – отвечал плантатор, – но это зависит от дождей и солнца. Кроме того, надо следить за тем, чтобы срезались только расцветшие растения. До или после цветения стебли содержат гораздо меньше красителя.
С плантации время от времени доносились окрики надзирателей, удары бича и крики женщин и детей.
Отсюда случайные гости направились к другим маленьким постройкам с закрытыми окнами. Здесь культивировалась кошениль.
– Как видите, один вид красок мы получаем из растений, а другой от насекомых, – рассказывал плантатор. – Мы их искусственно разводим в этих закрытых помещениях и, когда насекомые вырастут, собираем их и выпариваем в особых чанах.
– Вы, значит, ежегодно губите миллионы живых существ, не так ли? – шутливо заметил де Миранда.
– А потом что вы с ними делаете?
– Тельца насекомых приобретают пурпурно-красный цвет и после переработки дают лучшую в мире карминовую краску. Хорошо, что женщины, которым она так нравится и которая используется для их украшения, не знают, как она производится, – ответил с усмешкой плантатор и повел своих гостей дальше.
На другой день караван покинул гасиенду. Неизвестно, из предосторожности ли, или из гостеприимства, хозяин, неизменно сопровождаемый своими вооруженными слугами, проводил гостей до самых границ своего имения.
День обещал быть хорошим. Тропа, по которой следовал караван, змейкой вилась в тропическом лесу. Она часто прерывалась, то из-за обвалов скал, которые приходилось обходить, то из-за густо переплетавшихся лиан. В таких случаях, подменяя друг друга, индейцы поочередно расчищали путь топорами и ножами.
Комары безжалостно кусали и людей и мулов. Бесчисленное множество насекомых и бабочек порхало в солнечных лучах, оглушая воздух своим жужжанием.
В полдень караван остановился на привал. Мулов распрягли и пустили пастись. Люди легли отдыхать. Два индейца занялись приготовлением обеда у большого костра, дым которого до некоторой степени спасал от комаров.
Мюллер лежал на спине, положив уставшие ноги на камень. Около него сидел де Миранда и просматривал какие-то счета в своей записной книжке.
Вдруг мрачная тень надвинулась на поляну. Мюллер поднял голову. Солнце скрылось за большой темной тучей.
– Что это такое? Дождь собирается, что-ли? Может, поставим палатки? – спросил Мюллер спокойно перелистывающего свою записную книжку перуанца.
Индейцы тоже не обнаруживали никаких признаков беспокойства и с самым беззаботным видом продолжали заниматься своим делом.
Де Миранда рассмеялся:
– Ха-ха-ха! Из этой тучи никогда не идет дождь, герр доктор! Она исчезнет так же внезапно, как и появилась. Смотрите!
Темная туча действительно неслась с большой скоростью. Через несколько минут снова выглянуло солнце и засветило с прежней силой. Мюллер с удивлением смотрел на это странное явление.
– Как видите, дождя нет! Ха-ха-ха! – иронически засмеялся де Миранда.
– Что же это за странная туча?
– Вы знаете, что значит „Панама“? Это значит „Страна бабочек“. Туча, затмившая солнце, огромное скопление бабочек. Они совершают перелет в поисках тех мест, где больше распустившихся цветов.
В этот момент из лесу с криком прибежал один из индейцев.
– Тапиры. Тапиры[25]25
Тапир – непарнокопытное толстокожее животное, похожее на дикого кабана. Нос его вытянут в неподвижный хобот. Мясо употребляется в пищу.
[Закрыть]! Очень много тапиров, совсем близко!
Индейцы сразу же повскакали со своих мест. Проводник потянулся за ружьем, а остальные трое схватились за копья.
– Тапир – толстокожее животное, и стрелами его не возьмешь. Индейцы охотятся на тапиров с ружьями или копьями. Не хотите ли и вы пойти с ними? Я останусь сторожить мулов и багаж. И без того я еще не успел подвести свои счета, – любезно предложил де Миранда, лениво потягиваясь на своем одеяле.
Охотники быстро собрались. Впереди шел увидевший тапиров индеец. С копьем в руке он прокладывал путь среди кустарников и переплетающихся лиан. За ним следовали проводник с ружьем и остальные индейцы, а последним неуверенно переступал Мюллер. Он нес двустволку, заряженную пулями крупного калибра.
Минут через двадцать послышался шепот проводника. Все остановились. Индеец указал на совершенно свежие следы копыт.
– Тапиры совсем близко! Должно быть, что-то случилось, так как стадо бежало очень быстро. Не думаю, что напугали их мы, – тихо объяснил индеец на еле понятном испанском языке.
Стараясь соблюдать полную тишину, охотники осторожно пробирались вперед. Вдруг послышалось громкое хрюканье, топот копыт и треск ломаемых кустов и веток.
– Осторожно, берегитесь! – крикнул индеец и отскочил в сторону с узкой тропинки. Все бросились за ним и спрятались за ближайшие кусты и деревья.
Со всей доступной их неуклюжим телам скоростью, на охотников летело небольшое стадо тапиров. Как буря, пронеслись они мимо людей и скрылись в лесу. Никто не успел пустить в ход свое оружие.
– Что случилось? – немного испуганно спросил Мюллер.
– Не знаю. Кто-то преследует тапиров. Будьте внимательны! – ответил индеец и с копьем наготове осторожно пошел по тропинке в том направления, откуда бежали тапиры.
Шагах в десяти послышался шум, как будто кто-то рыл землю, громкий визг и глухое рычание.
Индеец подал знак рукой. К нему подоспели остальные. Перед ними открылась маленькая болотистая прогалина, заросшая кустарником и травой. Посреди нее прыгал и метался во все стороны крупный тапир. В спину ему вцепился пятнистый ягуар, пытавшийся перегрызть своей жертве горло. Тапир истекал кровью, все вокруг было в крови, но нанести смертельную рану ягуару мешали прыжки и движения его жертвы. Обессиленный потерей крови, тапир начинал изнемогать. Исход борьбы не вызывал сомнений.
Гуами прицелился. Раздался выстрел. Когда пороховой дым рассеялся, ягуар исчез. Бросив свою жертву, он одним прыжком скрылся в лесной чаще. Изнуренный борьбой со своим кровожадным противником, тапир беспомощно лежал в луже крови. В воздухе сверкнули три копья и вонзились в его тело. В предвкушении вкусного обеда, индейцы радовались, как дети, и прыгали вокруг туши животного.
В Панаме было так же грязно, как и в Колоне.
И сюда дошла молва о появлении желтой лихорадки. Все кругом жили в страхе и с опаской поглядывали на новоприбывших.
Пройден был долгий путь через Атлантику и Панамский перешеек, и теперь перед Мюллером расстилался Тихий океан. Там далеко, за тысячи километров, волны омывали берега Явы, с которой его связывало прошлое и куда его снова влекло будущее. Он верил в свой успех в начатой им великой борьбе, верил, что победителем пересечет этот океан.
Он стоял на берегу Тихого океана, устремив взгляд вперед, к узкой линии горизонта.
Через несколько дней из панамского порта вышел пароход „Лима“. На его палубе находился направляющийся в Перу немецкий естествоиспытатель Мюллер…
