Текст книги "Целебный яд"
Автор книги: Андрей Пиперов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Пиперов Андрей, Кочемидов Георгий
Целебный яд
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Целебное свойство хинной коры было давно известно южноамериканским индейцам. Драгоценная хинная кора еще в середине XVII века была привезена в Европу. Полученный из нее порошок получил название „иезуитского“ или „порошка графини“.
Однако вывоз хинного дерева из родных Анд, где и до настоящего времени оно растет в диком состоянии, был запрещен перуанским правительством под страхом смертной казни.
Немало смелых людей пыталось „похитить“ семена или побеги хинного дерева в Перу и Боливии для его искусственного разведения в Индонезийском архипелаге, климатические и географические условия которого почти такие же, как в Андах. Известны имена индейца Мануэля, англичанина Чарльза Леджера и немца Карла Юстуса Хасскарла.
В основу романа „Целебный яд“ легли действительные приключения естествоиспытателя Карла Хасскарла, одного из тех, кто рисковал своей жизнью, чтобы дать людям благодатные дары хинного дерева.
Благодаря похищению хинного дерева в середине прошлого столетия медицина получила в свое распоряжение мощное средство для борьбы со страшным бичом человечества – малярией.
В эпоху капитализма добыча хинной коры на острове Яве, новой родине этого чудодейственного дерева, превратилась в неисчерпаемый источник огромных прибылей и в то же время в средство еще большей эксплуатации колониальных народов.
В нашем романе мы хотим познакомить читателя с делом скромного ученого и путешественника, трудившегося над улучшением условий человеческой жизни. Наряду с историческими лицами: Хасскарлом, профессором Гольдфусом, ван Потеном, ван Снуттеном и другими, в романе фигурируют и вымышленные герои, как например: Анита, матрос Иоганн, юный индеец Пепе, маленькая Пала и другие.
Мы не ставили себе задачу написать биографию Карла Хасскарла, нам хотелось только написать роман об отдельных этапах борьбы, которая велась в прошлом за овладение хинным деревом.
От авторов
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
От Рейна до Явы
Глава I
Посещение ботанического сада
Лучи июльского солнца, отражаясь в окнах зданий и на готических кровлях, скользили по тихим водам Фульды. Бесчисленная мошкара роилась над рекой; стрекозы стремительно спускались к зеркальной поверхности воды, садились на распустившиеся водяные лилии и опять взлетали на ветви ближайших деревьев.
На берегу играли дети. Они гонялись друг за другом, громко кричали, то и дело плескаясь в воде.
Из расположенных неподалеку фабрик доносились удары молотов и шум машин. Эти звуки сливались с звонкими детскими голосами.
Город Кассель вписывал в свою летопись еще один обыкновенный летний день…
На часах городской башни пробило четыре. По одной из круто спускающихся к реке улиц шли двое. Пожилой человек вел за руку белокурого мальчика лет двенадцати, высокого роста, с нежными чертами лица. Под крутым лбом светилась пара живых голубых глаз, живым любопытством оглядывающих все вокруг.
Отец и сын…
Судя по скромной одежде, деньги не были завсегдатаями в их доме. Они шли медленно и оживленно разговаривали. Беспрестанные вопросы, задаваемые сыном, утомляли отца. Мальчик спрашивал обо всем окружающем, а отец терпеливо отвечал, делясь опытом своих пятидесяти лет.
Так оба они незаметно дошли до того места, где когда-то возвышалась высокая городская стена, отделявшая старую часть города от домов новых переселенцев.
Горный инспектор Хасскарл любил останавливаться на этом месте. Сейчас, держа за руку сына, он начал что-то с увлечением говорить, указывая ему на старый город. Рассказывал он о памятном 1688 годе, о строгости местного феодала ландграфа Карла, об измученных беженцах и переселенцах из Франции, жертвах жестокой инквизиции, о тяжелых годах реформации. В словах отца чувствовалось сострадание к этим людям, изгнанным из своей родины религиозным фанатизмом тогдашних владетелей. Из Франции они захватили с собой только два сокровища, отнять которые никто у них не мог: гордость и свободолюбие.
О гугенотах и их прошлом напоминал теперь только небольшой поселок Обернейштадт, все такой же опрятный и подтянутый, как и раньше.
Карл, так звали мальчика, слушал отцовский рассказ, восхищался мужеством и смелостью пришельцев, удивлялся их одаренности, и их великий подвиг вызывал в нем какие-то неясные мечты.
От старой стены сохранилось несколько метров кладки, обросшей живой изгородью плюща и черного паслена. Одна только грозно возвышающаяся старинная башня была немой свидетельницей далекой бурной эпохи. На поросших мхом и вьющимися растениями камнях еще виднелись раны, нанесенные в древних битвах и кровавых сражениях.
Когда оба путника приблизились к Шенефельду, перед ними открылся вид на большой кассельский парк. Безмолвное величие старого леса охватило их. Аромат свежей травы смешивался с запахом лесного перегноя и древесной смолы; вековые деревья простирали свои ветви к небу, а между ними просвечивали бархатистые зеленые прогалины. Дятлы долбили кору, и этот стук далеким эхом отзывался в лесной тишине; с еле слышным жужжанием пролетали дикие пчелы, и пестрые бабочки порхали в прозрачном воздухе.
Перед входом в ботанический сад собралось довольно много народа. Уличные торговцы наперебой предлагали разные лакомства, из которых маленьким посетителям особенно заманчивыми казались конфеты в ярких обертках. Посещение ботанического сада было для детей настоящим праздником.
Привратник внимательно проверял входные билеты, добродушно улыбаясь ребятишкам. Дружески улыбнулся он и Карлу, когда тот прошел мимо него и вместе с отцом направился в сад по посыпанной мелким кварцевым песком аллее.
Здесь было царство растений.
Ковры из живых цветов покрывали старательно разбитые клумбы. В огромных застекленных оранжереях росли редкие, не переносящие местного климата южные растения. В кратких надписях перечислялись их особенности. Группы посетителей, остановившись около каких-нибудь диковинных растений, с любопытством разглядывали их. В воздухе стояло монотонное гудение множества насекомых. Проворные белки перескакивали с ветки на ветку.
Отец и сын подолгу задерживались перед редкостными растениями. Погруженный в свои мечты, мальчик слушал, как зачарованный, объяснения отца.
– Как все здесь прекрасно! – неожиданно воскликнул он.
– Действительно прекрасно! Тебе здесь нравится? – живо спросил отец.
– Да, папа!
Горный инспектор был доволен.
Пройдя по аллее дальше, они увидели нечто совершенно необыкновенное: перед ними находилось небольшое хилое растение, белые цветы которого ничем не отличались от цветов других растений, но все окружающее его пространство было усеяно множеством мертвых мушек, пчел и других насекомых. Кто их погубил?
Привлеченный необычайным зрелищем, мальчик остановился как вкопанный. Вот дикая пчелка подлетела к цветку, собираясь сесть на него. Через несколько секунд ее трепещущие крылышки коснулись белых лепестков и пчелка плавно опустилась. Но… что же это? Цветок зашевелился, лепестки его закрылись. Пчелка осталась заключенной в чашечке нежного цветка. Все это произошло в одно мгновение.
Мальчик перевел удивленный взгляд на отца, потом снова посмотрел на цветок, и на губах его застыл немой вопрос.
Отец с притворным равнодушием докуривал свою трубку, не говоря ни слова.
Мальчик следил, затаив дыхание, за каждым движением лепестков белоснежного цветка и ждал что будет дальше.
– Цветок раскроется, Карл, – спокойно сказал отец. – Взгляни-ка сюда! Вот на этот цветок! Он как будто уже раскрывается!
Цветок действительно медленно раскрывался. Осторожно приблизившись, отец и сын увидели, что на дне красивого цветка лежит пчелка, точно такая же, как та, которая села на соседний цветок несколько мгновений назад.
Она была мертва.
– Что это, тайна? Нет. Суровая действительность, – улыбаясь говорил отец, продолжая с Карлом прогулку по аллее. – Эти растения называются насекомоядными, так как они питаются насекомыми. Когда они высосут из них все жизненные соки, они с помощью ветра выбрасывают погибшее насекомое.
Отец долго рассказывал об этом странном растении, как о чем-то обыкновенном, отвечающем законам природы.
Утомленные пестрой картиной и богатыми впечатлениями, отец и сын вышли из парка той же дорогой, которой пришли.
– А всего интереснее – это жизнь в далеких тропиках, – продолжал отец. – В Африке, Индии и Америке еще много неразгаданных тайн. Миллионы людей там уже побывали, новые и новые путешественники отправляются в неведомые страны. Многие из них жизнью своей поплатились за служение науке. И все же много еще загадок ждет своего объяснения. Перед человеческим умом открыто широкое, необъятное поле деятельности…
Горный инспектор продолжал говорить. Он рассказывал о чудесном тропическом растительном царстве, об острых и ароматных пряностях, черном и душистом перце, корице, мускатном орехе… Он не забыл упомянуть и о хинном дереве, яд которого спасает миллионы страждущих.
Мальчик удивленно посмотрел на него.
– Да, – подтвердил отец. – В этом нет ничего странного. Растение ядовитое, но именно благодаря этому оно и полезно. Многие продающиеся в аптеках лекарства ядовиты, если их принимать в больших дозах, в малом же количестве они полезны, и ими лечат людей.
Карл молчал, удивленный словами отца.
Отец посмотрел вокруг, словно ища чьей-то поддержки, и затем продолжал:
– Ну, все равно… Когда-нибудь ты поймешь это… Главное, чтобы тебе было ясно, что и самые полезные вещи, даже пища, в большом количестве могут оказаться вредными и, наоборот, самые ядовитые растения в малом количестве помогают человеку выздороветь. Теперь ты понял?
– Да, папа, я понял.
– Но… почему и у нас нет хинина? – немного погодя спросил Карл. – Почему это дерево растет только в далеких странах?..
– Потому что… – отец на секунду задумался. – Потому что… это дерево любит жаркое солнце, растет оно высоко в горах, на подходящей почве, то есть ему нужно то, чего у нас нет. Растения вообще растут там, где для них имеются подходящие условия. Быть может… – отец снова задумался. – Быть может, впоследствии… будут созданы для них необходимые условия и в других странах… Наука может преобразить природу! И непременно ее преобразит!
Глава II
В университетском дворе. Совещание натуралистов.
На левом берегу Рейна раскинулся красивый город Бонн. Над ним возвышается башня старого Мюнстера, построенная в конце XI и начале XII века.
Южную часть старинного города занимает утопающий в зелени обширного парка замок курфюрстов. После их изгнания в 1818 году в замке был размещен университет. В правом его крыле помещалась университетская библиотека.
В ясный сентябрьский день 18… года боннские студенты узнали интересную новость: в Бонне созвано совещание натуралистов многих известных университетов, на котором ученые должны рассмотреть ряд научных вопросов.
Согласно установленному порядку студенты во время перерывов собирались группами, по корпорациям, к которым они принадлежали, и громко разговаривали. Каждая корпорация занимала в университетском дворе свое определенное место, куда имели доступ только ее члены. Пребывание посторонних без разрешения старшины корпорации обычно вызывало скандалы, нередко заканчивающиеся мензурами[1]1
Мензура – студенческая дуэль на саблях или шпагах.
[Закрыть].
В западной части двора, у трех дубов, перед входом в библиотеку, мелькали желтые фуражки конкордцев. Надетые через плечо желто-красные перевязи указывали на их принадлежность к этой „славной“ корпорации, как они любили величать свою „Конкордию“.
Сегодня члены корпорации снова собрались в своем кругу. На одном конце стояли „старики“, на другом – „фуксы“ во главе со своим фукс-майором, по прозвищу Красавец Бобби, который в жизни носил более скромное имя Франца Губерта. Фуксы тихо переговаривались, украдкой поглядывая на своего предводителя. Красавец Бобби, который на целую голову был выше других студентов, важно посматривал на фуксов и строго следил за соблюдением корпоративного устава.
Корпорация „Конкордия“ гордилась своим фукс-майором. Ему было уже за тридцать и он заканчивал двадцать четвертый семестр своего долголетнего, но бесплодного студенчества. За все это время ему не удалось выдержать ни одного экзамена, но зато он считался одним из лучших фехтовальщиков корпорации. Особенно славился он своим правым сабельным ударом, которым „пометил“ немало противников. Не случайно некоторые студенты избегали являться на его вызов, благоразумно предпочитая заболеть перед поединком. Правда, они рисковали прослыть трусами, но зато избавлялись от ударов его шпаги. Говорили, что фукс-майор имел особое пристрастие к левой стороне лица своих противников. Это подтверждалось обилием шрамов у большинства смельчаков, отважившихся вступить с ним в бой. Шла молва, что в первые семестры своего исторического студенчества фукс-майор сам пострадал от нанесенного справа опасного сабельного удара. Об этом свидетельствовали почти наполовину рассеченное левое ухо и глубокий шрам на левой щеке.
Некоторые, однако, не без ехидства говорили, что этот удар, которому фукс-майор был обязан своей громкой славой, был им куплен за сто талеров.
Студенты помоложе, перехватывая устремленный на них взгляд фукс-майора, испытывали чувство восхищения перед воплощением их идеала. Все в нем представлялось им великолепным и прекрасным, даже широкие ноздри его мясистого носа казались как бы отмеченными самим провидением, а нахмуренные широкие брови – признаком неукротимости его могучего духа. В его крупных руках было столько силы, что большинство знакомых избегали при встрече подавать ему руку.
Фуксы преклонялись перед своим фукс-майором, но в то же время боялись его, так как Красавец Бобби не скупился на замечания и грубую брань. Он их отпускал по самому ничтожному поводу, а подыскать такой повод не составляло для него труда. В подобных случаях он громко кричал зычным голосом и горе тому, кто не выполнял его приказаний или решался прекословить…
– Эй, ты там, Петер Арендс! – властно крикнул Франц Губерт.
Фукс, привлекший к себе внимание фукс-майора, вытянулся в струнку.
– Ты слишком громко разговариваешь с Гансом Зелле! В наказание – сегодня вечером дополнительно по кружке пива! Понял?
Молодой человек с облегчением вздохнул. Как милостиво обошелся с ним фукс-майор! Кто же не выполнит такого приятного обязательства? Одно скверно: где до вечера раздобыть два талера на это пиво. До „получки“, как студенты называли выплачиваемое им родителями месячное содержание, еще далеко. Как каждый молодой студент. Петер Аренде испытывал непреодолимое желание ни в чем не уступать старым студентам. Поэтому и наложенное на него взыскание до некоторой степени его радовало.
„Ганс Зелле! Только он один может меня выручить!“ – мелькнуло в его голове, и, подождав немного, пока рассеется впечатление от сделанного ему замечания, он тихо шепнул стоящему справа от него товарищу:
– Ганс, мне так хочется научиться фехтовать. Я мечтаю стать таким же, как фукс-майор!
– Пока ты сможешь равняться с фукс-майором, тебе придется выдуть несколько бочек пива. Посмотри-ка на него! Он перевалил за сто мензур. Двенадцать заживших ран говорят о его славных поединках, – строго ответил Зелле.
Петер Арендс немного смутился и замолчал, но вспомнив, что ему необходимо задобрить Зелле, чтобы взять у него денег взаймы, сказал вполголоса:
– Такой силач, а… вот с экзаменами ему не везет…
– Гм, с экзаменами! Так он же получает сто талеров в месяц! Зачем ему экзамены! Каждое первое число ему присылают деньги! В таких условиях и мне не нужны были бы экзамены, – назидательно заметил Зелле.
Лицо Петера выразило величайшее изумление, он наконец-таки понял – в чем заключалась загадка могущества фукс-майора.
– Отец Губерта – крупный виноторговец во Франкфурте, – продолжал Зелле, – в его погребах никогда не бывает меньше пятисот тысяч литров вина. Пока полны бочки, сыну нечего торопиться с учением.
Это дополнительное объяснение как будто удовлетворило любопытство Петера.
– Слушай, Петер, – обратился к нему Ганс, – из нашей славной корпорации вышло много больших людей. Некоторые из бывших ее членов занимают сейчас очень высокие посты! Требуется только одно – когда уйдешь из университета, не забудь захватить с собой значок „Конкордии“! Есть он у тебя – будет и хорошая должность! Экзамены?… Экзамены – это пустая формальность…
И чтобы укрепить в Петере веру в корпорацию, Зелле добавил:
– Если ты не состоишь в корпорации, ты все равно что дерево без корней. Одна лишь корпорация делает человека смелым и сильным. Корпорации продолжают дело наших прадедов-тевтонцев и рыцарских орденов. Корпорации – хранители традиций великого германского духа!
Петер вспомнил: „А как же насчет двух талеров? Попрошу их у него сегодня вечером. Он не откажет мне в помощи. Сейчас неудобно…“
Университетский двор представлял пеструю картину.
Неподалеку от „Конкордии“ собралась корпорация „Глория“. Члены ее носили зеленые фуражки и желто-зеленые перевязи через плечо. Около „Глории“ разместились, „Бесстрашные“, отличительным признаком которых были синие фуражки и красные перевязи. В восточной части двора расположились в круг члены корпорации „Тевтония“ – в красных фуражках и голубых перевязях Старшиной товтонцев был известный драгун и дуэлянт Меттеус Шальке, о котором рассказывали, что он одним ударом кулака может повалить быка.
Во дворе царило обычное оживление, когда у входа показался довольно высокий юноша, с густыми белокурыми волосами и серьезными голубыми, немного задумчивыми глазами. Он был скромно одет в поношенный, но чистый костюм без принятых отличительных знаков корпораций. Под мышкой у него была большая папка. Всем своим видом он выделялся из окружающей его среды.
– Знаешь кто это – недовольно шепнул Ганс. – Это Карл Хасскарл, из-за которого сегодня так нахмурился наш фукс-майор.
– Но он совсем непохож на студента?! – удивился Петер. – На нем нет ни одного знака наших корпораций!
– Этот чудак внушил себе, что может учиться, не состоя ни в одной из студенческих корпораций. По целым дням он пропадает в ботаническом саду. Ничего путного из него не выйдет! Голь перекатная! Если бы не ботанический сад, в котором он немного подрабатывает, едва ли бы у него хватило денег на хлеб! Один этот старик профессор Гольдфус влюблен в него и постоянно о нем только и говорит, – презрительно добавил Ганс.
Чтобы войти в библиотеку, Карлу надо было пройти мимо группы „Конкордии“.
Когда он поравнялся с нею, Красавец Бобби медленными шагами отделился от группы, преградил ему дорогу и мрачно процедил сквозь зубы:
– Эй, вы! Почему вы себя держите вызывающе?
Карл удивленно поднял голову. Не понимая смысла вопроса, он просто ответил:
– Вы, должно быть, ошибаетесь. Я совсем не держу себя вызывающе.
– Да вы что, издеваетесь надо мной, что-ли? Или вы думаете, что я ничего не замечаю?
– Но я вас даже не знаю, – серьезно сказал Карл.
– Вы подлец! – прошипел фукс-майор. – Вызываю вас на дуэль! Пришлите своих секундантов, чтобы они договорились с моими!
– Дуэль?! – переспросил пораженный Карл. – Нет, нет, вы положительно принимаете меня за другого. – Из-за чего же нам драться? Вы ничего дурного мне не сделали.
– Ах, так? Так вы не только подлец, но еще в придачу и трус! – крикнул Губерт. – Такому вот что полагается! – И звонкая пощечина прозвучала среди наступившей тишины.
Карл инстинктивно схватился за щеку. Папка упала к его ногам и из нее высыпались засушенные растения.
Лицо Карла вспыхнуло. Приложив ладонь к горящей щеке, он обвел взглядом презрительно усмехавшихся фуксов, в упор посмотрел в лицо стоящему перед ним фукс-майору и неуверенно, но строго произнес:
– Милостивый государь, я еще раз повторяю, что не имею чести быть знакомым с вами! Я ничем не оскорбил вас и не понимаю, почему вы заставляете меня драться. Но… я не трус! Если вы этого добиваетесь – хорошо! Карл Хасскарл к вашим услугам!
В глазах фукс-майора мелькнул радостный огонек. С еле заметным поклоном он коротко представился: – Франц Губерт. Завтра в семь часов утра я буду ждать вас в парке замка Попельсдорф.
Карл огляделся по сторонам, затем нагнулся и стал собирать рассыпавшиеся растения. Некоторые из них поломались, листочки других свисали из папки. Подобрав их, он медленными шагами направился к фонтанчику и смочил лицо холодной водой. Приятная свежесть разлилась по всему телу, и он начал понемногу успокаиваться. Только левая щека продолжала гореть багровым румянцем.
Войдя в то крыло здания, где помещалась библиотека, Карл свернул по коридору налево и тихонько постучался в третью дверь с табличкой „Семинар естественных наук“. Послышался негромкий голос: „Войдите!“, и Карл нажал ручку двери.
Работая в ботаническом саду, Карл в одном из заброшенных его уголков наткнулся на маленькое удивительное растение „Cunninghamia Sinensis“. Справившись по энциклопедии, он узнал, что это китайское карликовое деревце, по капризу судьбы попавшее как раз в боннский ботанический сад. Дни и месяцы Хасскарл ухаживал за одиноким деревцем и наблюдал за его ростом и развитием. Много нового узнавал он ежедневно. В этой работе им руководил старый профессор Гольдфус. Свои наблюдения за деревом Карл записывал в тетрадь, и теперь оставалось только систематизировать их. Сегодня как раз Карл собирался просмотреть еще несколько книг, привести весь материал в порядок и на следующий день в законченном виде представить профессору свою работу.
Карл попросил у библиотекаря необходимые книги.
Вскоре он углубился в работу и перестал думать о случившейся с ним неприятности.
Наступило утро. Карл чувствовал себя неважно. Его утомила тревожно проведенная ночь.
Он умылся холодной водой, надел новый костюм и по привычке отправился проведать своего любимца – китайское карликовое деревце.
Утренняя прохлада освежила его.
Карл внимательно осмотрел растение, и радостная улыбка озарила его лицо – на одной из веточек он заметил маленькую круглую почку, появившуюся за эту ночь.
Карл с большим старанием удалил сухие осенние листья, забившиеся между веточками стебля, растер ладонями твердый комочек земли, еще раз посмотрел на деревце и медленно удалился.
Замок Попельсдорф находился не более, чем в двадцати минутах ходьбы от ботанического сада. Предстоящая встреча беспокоила Карла. Она представлялась ему каким-то неприятным долгом, который он должен выполнить, несмотря на то, что сознает его бессмысленность. Ему хотелось одного – как можно скорее со всем этим покончить. Об исходе поединка он не думал. Его не столько беспокоило поражение, которого, конечно, следовало ожидать, как то, что связанные с дуэлью осложнения могли ему помешать явиться на совещание естествоиспытателей. До начала этого совещания оставалось всего несколько часов, а ему еще предстояла дуэль и, кроме того, встреча с профессором Гольдфусом, которому он должен был передать результаты своих наблюдений. Этого настойчиво требовал профессор.
В парке его уже ждали. На зеленой полянке мириадами бриллиантов рассыпалась утренняя роса. Заметив Карла, два студента в желтых фуражках и желто-красных перевязях через плечо, направились к нему. Их черные лаковые сапоги оставляли на влажной траве темные следы.
– Мы имеем честь говорить с господином Хасскарлом?
– Да.
– Ганс Зелле, – представился один из них.
– Вилли Краус, – добавил другой.
– Мы секунданты господина Франца Губерта, – сказал первый. – Вам, конечно, известно, почему мы вас дожидаемся?
– Я вызван на дуэль господином Францем Губертом, – ответил Карл.
Оба секунданта переглянулись.
– Но… ваши секунданты еще не явились! – вежливо заметил Ганс Зелле.
Хасскарл тотчас же возразил:
– Господа, у меня нет секундантов. Я пришел ответить на вызов господина Франца Губерта. Вижу, что он здесь. Очевидно, он пришел по тому же поводу. Я считаю, что мы можем уладить вопрос и вдвоем.
Секунданты фукс-майора удивленно переглянулись. Они недоумевали, действительно ли этот юноша настолько наивен, что не знает правил дуэли, или же… но это совсем невероятно… он настолько уверен в своей шпаге, что секунданты ему не нужны. Они не могли предполагать, что Карл Хасскарл не только не понимал для чего нужны секунданты, но вообще никогда не держал в руке шпагу. Если бы Ганс Зелле и Вилли Краус знали истину, им трудно было бы удержаться от смеха. Напрасно оба конкордца вчера целый день ожидали, что противник фукс-майора пригласит их к себе. Появление Карла на месте дуэли без секундантов было единственным случаем в практике студенческих мензур.
Ганс Зелле и Вилли Краус слегка поклонились и удалились на совещание.
Карл остался один. События развивались сами собой, и он безучастно подчинялся их ходу.
После краткого совещания, в котором принял участие и приглашенный врач, представители Франца Губерта вернулись для вторичного разговора с Карлом.
– Господин Хасскарл, – начал с достоинством Ганс Зелле, – согласно правилам студенческих мензур, поединок может состояться только в том случае, если у вас будут два секунданта. С ними мы должны договориться об условиях дуэли.
Карл был поражен. Тот, кто вчера так нахально оскорбил его, по-видимому, прибегал сегодня к разного рода уловкам и как будто пытался избежать встречи. Рассердившись, он ответил:
– Меня вызвали на дуэль, и я не думаю, что господин Губерт хотел бы уклониться от нее!
Вилли Краус возразил:
– Господин Губерт вас дожидается, но мы не можем взять на себя ответственность за исход дуэли, пока не встретимся с вашими секундантами.
Карл посмотрел на одного, потом на другого и подчеркнуто заявил:
– Прошу – без лишних осложнений! Я здесь, и этого достаточно! И без того все это выглядит довольно глупо!
Оба секунданта опять переглянулись и снова удалились на совещание. На этот раз в нем принял участие и сам Франц Губерт. Поскольку, решил он, противник пришел один, без сопровождающего лица, то он, Франц Губерт, дает свое согласие на то, чтобы один из его собственных секундантов стал представителем противной стороны. На эту роль он определил Вилли Крауса.
Воля фукс-майора была выше закона. Вилли Краус лишался редкой возможности доказать фукс-майору свою преданность, но возражать, да еще при подобных условиях, было просто немыслимо.
Вилли Краус был послушным и исполнительным малым. Подчинившись решению фукс-майора, он приступил к добросовестному его выполнению. Он отвел Карла в сторону и занялся его подготовкой к дуэли. По установившемуся обычаю конкордцы всегда брали с собой два комплекта необходимого для поединка снаряжения. Это оказалось особенно уместным для сегодняшней встречи, так как Карл явился на нее совершенно неподготовленным.
Для предохранения от ударов Вилли натянул ему на руки до самых локтей толстые кожаные перчатки, грудь его защитил достигавшим до колен нагрудником из проволки и кожи, плотно стянутым ремешками на спине, на шею надел особый завязывающийся сзади воротник, а на глаза – предохранительные очки.
Карл осмотрелся. В этих странных доспехах он казался себе героем старинных рыцарских романов. Впрочем, видя перед собою готового к бою противника, он и не сомневался, что ему придется разыгрывать настоящую комедию.
Теперь оставалось самое главное – вручить дуэлянтам шпаги. Оба секунданта подошли друг к другу. В воздухе блеснули два клинка, ножны были небрежно отброшены на траву. На концах шпаг, в сантиметре от их острия, были прикреплены металлические шарики, назначением которых было предохранять противника от опасных ударов. О красоте лица никто не заботился. Ее приносили в жертву мужеству.
Секунданты начертили круг, переступать границы которого не дозволялось. Он еле выделялся на сырой земле. Наконец были вручены шпаги. Секунданты определили места, оставив между противниками около четырех метров расстояния.
Карл занял свою позицию и, когда поднял голову, увидел ироническую улыбку на губах Красавца Бобби. Франц Губерт спокойно и уверенно дожидался начала поединка, в правой руке он крепко сжимал эфес своей шпаги.
Секунданты отошли в сторону. Ганс Зелле подал команду.
Губерт сразу же принял классическую позу фехтовальщика: левую ногу в полусогнутом положении он отставил назад, а правую выставил вперед, левую руку заложил за спину, а правую вытянул с направленной к земле шпагой.
Карл сначала не понял команды, которую он слышал впервые в жизни, но, следя за движениями Франца Губерта, он постарался проделать то же самое. Нагрудник стеснял его движения, и он чуть было не споткнулся. Все же ему удалось, немного согнув правую ногу, выставить ее вперед и направить свою шпагу острием к земле.
Раздалась вторая команда:
– Начинай!
И тут произошло то, что только и могло произойти. Красавец Бобби сделал правой ногой внезапный выпад и, в ожидании контрудара, направил шпагу к правой стороне лица противника. Карл бессознательно также поднял свою шпагу, но получил по ней такой сильный удар, что она отлетела в сторону. Перед глазами Карла блеснуло вражеское оружие, и в тот же миг он почувствовал сильный толчок. Что-то горячее обожгло его левую щеку.
Это означало, что Красавец Бобби молниеносно нанес свой знаменитый правый сабельный удар. Обыкновенно этим ударом кончались дуэли фукс-майора. Маневр фукс-майора привел поединок к весьма быстрой и единственно возможной развязке.
Перед глазами Карла поплыло темное облако, и он слегка покачнулся.
– Кровь, стой! – сразу же скомандовал руководящий поединком Зелле.
По левой щеке Карла обильно струилась кровь, стекавшая по крепко привязанному к шее кожаному воротнику.
Заблаговременно разложивший на траве свои инструменты врач бросился к Карлу для оказания первой помощи.
Красавец Бобби быстрыми движениями сбросил предохранительные снаряжения и, стиснув зубы, недовольно пробурчал:
– А еще студент! Даже шпагу держать не умеет! Пусть это ему послужит уроком! – И, стряхивая росу со своих сапог, презрительно сплюнул.
Франц Губерт был недоволен. Дешевая победа оказалась лишенной заключительного эффекта. Жаль потерянного сна! Утешением могло служить только то, что к числу собственных его побед прибавилась еще одна.
Его зеленые глаза при этой мысли блеснули.
Секунданты уже не скрывали своего презрения к дуэлянту, столь легко помеченному шпагой их фукс-майора.
Этот невозможный студент раздражал их своим пренебрежением к студенческим традициям. Они были теперь рады, видя его таким беспомощным.
Когда запоздалое осеннее солнце показало свой золотой лик из-за башни Попельсдорфского замка, оно должно было удивленно усмехнуться. Лучистый его взгляд упал на одинокую фигуру юноши с перевязанной головой, нетвердыми шагами направлявшегося к выходу из парка.
