Текст книги "Целебный яд"
Автор книги: Андрей Пиперов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)
Глава VII
Анды. В горах трудно разминуться. Манко Капак – великой бог. Ламы умеют плеваться.
Караван из пяти мулов медленно шел по крутой тропе. Прошло четыре дня с тех пор, как Мюллер покинул Лиму в сопровождении аррьеро, Пепе и верного Казуса.
Дорога была узкой и, как змея, вилась вдоль реки Чилон. По обе стороны пути тянулись небольшие засаженные кукурузой полоски индейцев, а далеко впереди устремлялись в небо вершины могучих Анд. Все выше и выше поднималось русло реки, все теснее и круче становилась тропа. Нависшие скалы отбрасывали мрачную тень на путников.
Тропинка настолько сузилась, что навьюченные мулы с трудом продвигались один за другим. Они с величайшей осторожностью переставляли ноги, так как каждый миг могли сорваться в пропасть. Путники незаметно миновали скалистый перевал и пошли вдоль старого пересохшего русла Чилона. Местность стала еще более дикой и безводной. Недаром ее называли „Рио секо“[38]38
Рио секо (исп.) – сухая река.
[Закрыть].
Казус высунул язык и еле дышал от жары и жажды. Над медленно продвигавшимся караваном высоко в небе парили два кондора.
Один только Пепе чувствовал себя превосходно. Радостный и свободный, он снова был в своих родных горах. Его не угнетали ни жара, ни безводье, ни трудная дорога. И, правда, разве есть что-либо прекраснее свободы после пяти лет рабства и заточения?
Он перебегал к голове колонны, ловко пробирался по узкой тропе между мулами, потом возвращался к идущему позади всех Мюллеру, всячески стараясь услужить ему.
Мулы были тяжело нагружены. К привезенному из Европы багажу Мюллер добавил еще ножи, зеркальца, разноцветные ожерелья, порох и другие предметы, которые могли пригодиться для обмена при встречах с индейцами.
Сегодня им предстояло перейти через один скалистый гребень, хотя тропа снова шла вдоль русла Чилона. Но разве это был прежний Чилон? Река превратилась в тоненький ручеек, который даже трудно было различить среди камней и который местами совершенно исчезал.
По мере восхождения картина постепенно менялась. Среди скал начали кое-где попадаться зеленые лужайки, пестревшие яркими цветами. Караван незаметно вступил в зону дождей, оставив за собой засушливую и унылую полосу западных склонов Анд, находящуюся под воздействием пустыни Коста.
Вдруг шедшие впереди Пепе и аррьеро начали делать какие-то отчаянные знаки руками. Где-то вдалеке послышался приглушенный звон колокольчика.
– В чем дело, Пепе? Что случилось? – осипшим от сухого воздуха и жажды голосом крикнул Мюллер.
– Встречный караваи, сеньор! Дорога очень узкая!
Произошла одна из тех встреч, которые в Андах очень неприятны. Тропа была так узка, что караваны никак не могли разминуться. Один их них должен был отступить.
Начались крики и бесконечные пререкания между проводниками. Поднялась суматоха. Все суетились, не зная что предпринять. Наконец в силу старой вековой традиции, спускающийся сверху караван должен был уступить. Продолжая переругиваться, люди начали развьючивать своих животных и складывать поклажу на тесном выступе скалы. Один из мулов оступился. Стоявший рядом с ним аррьеро попытался его удержать, но это ему не удалось, и мул, потеряв равновесие, сначала повис на передних ногах, а затем сорвался и упал в зияющую бездну. За ним посыпались камни, которые, падая, ударялись о скалы и увлекали за собою землю и песок. Сам аррьеро, пытавшийся спасти своего мула, в последний момент успел отскочить и еле удержался, схватившись за узкий выступ скалы. В руках у него остался только недоуздок, на который он теперь смотрел со слезами на глазах.
Все наблюдавшие эту сцену долго не могли прийти в себя от охватившего их ужаса.
Наконец мимо Мюллера с величайшей осторожностью провели остальных мулов, и он мог со своим караваном медленно продолжать свой путь по трудной и опасной тропе.
Показалась первая индейская деревня Алькокато.
При появлении каравана полуголые ребятишки с криком разбежались в разные стороны, а из хижин вышли одетые в лохмотья индейцы.
Один старый индеец приблизился к каравану и закричал:
– Манам канху! Манам канху!
– Что говорит этот старик, Пепе? – спросил Мюллер.
– Индеец беден, очень беден, сеньор. Кричит: нет ничего, нет ничего! Индеец думает, что сеньор сборщик налогов.
– Успокой его, Пепе! Нам ничего от него не надо. Мы здесь и останавливаться-то не будем.
Караван продолжал подъем. По пути попадались и другие деревни с маленькими садиками вокруг хижин и полями пшеницы. Если в умеренной зоне пшеница растет на равнинах, то здесь она может произрастать на высоте две с половиной – три тысячи метров, так как здешний климат близок к климату умеренной зоны.
На высоте четыре тысячи метров караван остановился на ночлег в деревне Кульцай. Это было самое высокогорное селение на западных склонах Анд, где индейцы сеют главным образом люцерну. Они продают ее проходящим караванам на корм мулам и ламам.
В поисках подходящего места для ночлега Пепе обошел всю деревню, но все хлопоты оказались напрасными. Повсюду было невероятно грязно.
– Ничего, Пепе! Мы будем спать на открытом воздухе! – успокоил его Мюллер. – Это не так страшно!
Пепе удивленно посмотрел на него.
– Очень холодно, сеньор!
– Увидим, Пепе. Не спеши!
На маленькой лужайке развьючили мулов, которые тяжело дышали в разреженном горном воздухе.
Собакой овладело полное безразличие: видимо, и сна плохо переносила горные условия. На скорую руку развели костер и поставили вариться котелок с куском баранины.
Пепе скептически следил за приготовлениями Мюллера к ночевке под открытым небом и только недоверчиво качал головой.
Развернув две буйволиные шкуры, Мюллер расстелил их на земле и набросил на них несколько одеял. Затем он достал из багажа два спальных мешка на теплом гагачьем пуху и положил их поверх одеял.
В это время Пепе сообщил, что ужин готов. На самом же деле оказалось, что он не только не был готов, но что, по-видимому, мясо никогда и не сварится. Оно оставалось все таким же жилистым и жестким.
– Манко Капак[39]39
Манко Капак – первый владетель инков, которого индейцы считают божеством.
[Закрыть] не дает есть здесь мясо, сеньор, – начал испуганно объяснять Пепе.
– Какой там Манко Капак, Пепе! – рассмеялся Мюллер. – Мы находимся на высоте четырех тысяч метров над уровнем моря. Вода закипает при температуре ниже ста градусов, и мясо не может свариться. Об этом нужно было раньше вспомнить. Ну да ничего, съедим его недоваренным. – И Мюллер принялся за еду.
Неизвестно, понял ли Пепе объяснения Мюллера, но он последовал его примеру и стал разжевывать свой кусок мяса, не задумываясь больше над запретом могущественного Манко Капака.
Сразу же после скудного ужина Мюллер улегся спать в спальном мешке. Сверху он укрылся толстой медвежьей шкурой.
Пепе некоторое время с любопытством наблюдал за ним. Он колебался, последовать ли примеру европейца, решившегося спать на открытом воздухе на этой высоте в горах, или поступить как аррьеро, который незаметно скрылся в одной из грязных индейских хижин и теперь уже, наверно, храпел вовсю.
Наконец верность и доверие к своему благодетелю одержали верх. Решительным движением Пепе тоже залез в спальный мешок, Казус свернулся у его ног и задремал.
Немного спустя тишину ночи нарушали только храпение, доносившееся из-под шкур, да хруст травы, которую пережевывали мулы. На ясном небе мерцали звезды. Холодная ночная мгла окутала людей и животных.
Солнце только что показалось на востоке.
– Б-р-р-р! – произнес утром Мюллер, высовывая голову из спального мешка.
– Б-р-р-р! – повторил за ним Пепе. Они с удивлением заметили, что все их постельные принадлежности покрыты тонким слоем снега. Походный термометр Мюллера показывал —3° по Цельсию, мулы закоченели и стояли, понурив головы.
Над головами путников возвышалась вся побелевшая от снега громада пика Виуда. Солнце озарило его розовым светом.
– Где аррьеро, Пепе? Пора собираться! – весело крикнул Мюллер.
– Сейчас пойду посмотрю, сеньор! – вылезая из мешка, отвечал ему молодой индеец.
– Ну как, Пепе, не замерз? Не покарал тебя еще Манко Капак за то, что ты его не испугался? – подтрунивал над ним Мюллер, потягиваясь на утреннем холоде.
– Сеньор не должен смеяться над Манко Капак! Он великий бог, – ответил Пепе.
– Но ведь ты же католик, Пепе! Христиане не могут верить в других богов, кроме своего единственного бога. Если ты христианин, почему ты веришь в Манко Капака?
– Манко Капак другое, сеньор. Манко Капак великий индейский бог, Христос другой бог. Манко не мешает Христу. Индеец не может забыть Манко Капак, – начал путанно оправдываться Пепе, не зная, как объяснить сложившиеся у него суеверные понятия.
– Ха-ха-ха! – громко засмеялся Мюллер, делая утреннюю гимнастику.
– И Манко великий бог, и Христос великий бог! Хоть бы эти великие боги когда-нибудь поссорились, да так, чтобы им обоим стало тесно на земле! Ха-ха-ха! Ты как думаешь?
Пепе был явно смущен и напуган кощунственными речами своего господина и, не проронив ни слова, пошел к хижинам индейцев разыскивать аррьеро.
Со стороны деревни не доносилось ни звука. Она как будто вымерла.
Но вот прибежал запыхавшийся Пепе.
– Аррьеро не может идти, сеньор! Все индейцы пьяные, вчера пили много чихи[40]40
Чиха – род водки.
[Закрыть] – еще издали прокричал Пепе.
– Что? Кто не хочет идти? Аррьеро пьян? Ну, посмотрим! Проводи меня к нему!
Приподняв кожаный полог, они вошли в одну из хижин, и их глазам предстала довольно непривлекательная картина.
На полу вперемежку лежали мертвецки пьяные индейцы – мужчины и женщины. Между ними с кудахтаньем бродили куры и копались в объедках. Люди лежали в самых различных позах. Пахло водкой и потом.
Оставив занавеску открытой, Мюллер быстро нашел аррьеро среди валявшихся на полу индейцев и с помощью Пепе вытащил его наружу.
Здесь они приступили к операции, к которой часто прибегают в подобных случаях: они растерли лицо проводника снегом, поваляли его по покрытой инеем траве и, чтобы продлить ему удовольствие, засунули ему снега за шиворот.
Эти манипуляции возымели желаемом действие. Аррьеро протрезвел и тут же заявил, что готов к отъезду.
Багаж был скоро навьючен, и караван тронулся в путь, взяв направление на восток, к хребту Анд, с которого открывался вид на Пуну – высокое горное плато, связывающее западную и восточную цепи величественных гор.
Горячие лучи солнца быстро растопили тонкий снежный покров, и температура поднялась до + 25 °C.
Разреженным воздухом дышать было трудно, и колонна медленно продвигалась вперед. Казус все еще не мог приспособиться к здешним атмосферным условиям и, выбиваясь из последних сил, плелся в хвосте каравана. С высунутым языком и повисшим хвостом он жалобно поглядывал на своего хозяина, как бы ожидая от него помощи.
Растаявший снег стекал ручейками, которые, местами пенясь, устремлялись к Чилону. Горы все больше раскрывали перед людьми свои могучие чары, но любоваться ими у людей уже почти не оставалось сил.
Ноги как будто налились свинцом. В голове было ощущение пустоты. Каждый шаг, каждое движение давалось ценою огромного напряжения. Но все трое знали, что чем скорее они перевалят хребет, тем скорее наступит облегчение.
Они уже поднялись на высоту пять тысяч метров и увидели перед собой горный хребет.
Вдруг небо совершенно неожиданно покрылось выплывшими из-за скалистых вершин темными грозовыми тучами. Как видно, Манко Капак все еще хотел напомнить о своем могуществе. Началась характерная для этих мест буря. Чтобы противостоять порывам ветра, животные сбились в кучу, а люди, завернувшись в плащи, укрылись за скалами.
Ветер налетел со страшной силой. Громовые раскаты сотрясали окрестность, молнии забивали свои огненные стрелы у самых ног путников. Иногда мимо них скользили шаровые молнии, исчезавшие затем в скалах.
Земля покрылась мраком. Из темных туч пошел град величиной с куриное яйцо. Вскоре все вокруг покрылось слоем льда. Гром сотрясал горы. С пика Виуда скатилась огромная глыба, вырывая с корнями деревья, увлекая за собой громадные камни.
Путники застыли от ужаса.
– Манко Капак! Это Манко Капак, сеньор! – еле слышно шептал Пепе, ежеминутно крестясь.
– Ты, Пепе, говоришь о Манко Капаке, а крестишься на Христа, – поддразнил его Мюллер.
– Сеньор не понимает, поэтому смеется.
Вдруг два желтых огонька мелькнули во мраке. Послышалось глухое рычание.
– Пума, пума, сеньор! – закричал Пепе.
Мюллер схватился за свою двустволку.
– Нет, нет! Не стреляйте, сеньор! Пума безопасен. Он тоже боится бури и ищет защиты у людей. Не стреляйте! Если промахнетесь, тогда от него нет спасения! – с этими словами Пепе остановил движение Мюллера.
Оцепенев от страха, смотрели путники на две блестящие желтые точки. Животного не было видно, слышалось только его глухое рычание. Казус перестал выть и забился под ноги людей.
Внезапно гром прекратился. Две желтые точки так же таинственно исчезли, как и появились… Небо быстро прояснилось, и гряды гор засияли кристальной чистотой. В воздухе запахло приятной свежестью.
Караван продолжал свой путь к ближайшему перевалу, на котором уже виднелась спасательная станция.
Спасательный пункт состоял из нескольких индейских хижин, построенных из торфяных блоков, без окон, с небольшим отверстием вместо дверей. Он существовал со времен инков, когда через горный проход шла дорога, соединявшая рудники Серро-де-Паско с Лимой и побережьем.
Жители имели право брать с проезжавших дорожную пошлину, но за это должны были предоставлять путешественникам пищу и ночлег.
– Как ты думаешь, Пепе, не придется ли нам заночевать в этих курятниках? – пошутил Мюллер.
И действительно, вместе с их обитателями в хижины свободно входили куры, а из дверных отверстий невинно выглядывали овцы, мирно сожительствовавшие с индейцами.
– Нет, сеньор! Пепе будет спать под небом. У Пепе мешок, он спит отлично! – чистосердечно ответил юноша.
На этот раз путники не пытались варить мясной суп. Пепе скрылся среди скал и через полчаса вернулся, держа в руках четыре горные куропатки, которыми он размахивал еще издалека.
– Где ты их нашел, Пепе?
– За скалами после бури их много, сеньор!
– Но у тебя не было с собою оружия! Как ты их убил?
– У Пепе есть праща, сеньор! – и он показал Мюллеру кожаную пращу, сплетенную из тонких оленьих жил.
– Пепе не будет варить суп, сеньор. Мясо не сварится!
– Ну вот, кажется, и ты начал разбираться в законах физики, Пепе? Молодец! – похвалил его Мюллер.
Вскоре запылал костер, сложенный из кусков сухого торфа. Куропатки были вычищены и испечены на огне, чему большая высота над уровнем моря помешать не могла.
…На другой день начался спуск в Пуну. Еле заметная тропинка пробиралась между скалами.
Вдруг аррьеро предостерегающе поднял руку. Караван остановился. Опасаясь новых осложнений, Мюллер подошел к голове колонны.
– Тише, сеньор! Вон, видите в той стороне викуньи? – И аррьеро указал на видневшуюся среди скал маленькую черную точку.
– Что это? – спросил, не понимая, Мюллер.
– Стадо диких лам, сеньор. Черная точка – это голова охраняющего стадо вожака. При малейшей опасности он подаст сигнали, и все викуньи убегут в скалы.
– Так идем туда!
– Вы идите с Пепе, а я останусь с караваном!
– Нет, ни за что! Пепе не хочет викуньи! Пепе боится тюрьмы! – испуганно закричал Пепе и протестующе поднял руки.
Мюллер вспомнил об осуждении Пепе за охоту на викуний и решил его успокоить:
– Хорошо, Пепе! Ты останешься с караваном, а мы с аррьеро пойдем к стаду. Но стрелять не будем, не правда ли аррьеро? Зачем нам убитая викунья? Наши мулы и без того перегружены.
Аррьеро согласился с ним очень неохотно и оставил свое ружье Пепе.
Оба скрылись среди скал, делая глубокий обход с целью выйти стаду в тыл. Вожак, очевидно, заметил караван мулов, но расстояние было слишком велико, чтобы можно было ожидать опасности. Поэтому он настороженно следил за караваном, не подавая знака тревоги.
Карабкаясь по острым скалам, Мюллер и аррьеро описали большой круг и, когда им показалось, что они уже обошли стадо, начали подкрадываться к нему с западной подветренной стороны. Оставшееся расстояние им пришлось проделать ползком, так что они сильно исцарапались, пока подобрались к пасущимся ламам. Здесь им удалось взобраться на плоский выступ скалы, с которого вся лужайка была видна как на ладони.
Неторопливо переходя с места на место, мирно паслось около десятка викуний. Это были довольно крупные животные; около 1,2 метра высотой и 2 метра длиной. На спине и боках шерсть их была красно-коричневой, а на груди и брюхе светло-желтой. Вожак стада стоял с высоко поднятой головой, напряженно всматриваясь в ту сторону, где остановился караван мулов.
– Сейчас увидите, что произойдет, – шепнул аррьеро Мюллеру.
Он взял камешек и запустил им в стадо. Вожак с молниеносной быстротой повернул голову и, увидев незваных гостей, издал похожий на свист звук.
Викуньи подняли головы и вытянули шеи по направлению к людям. Послышалось что-то вроде фырканья, и обоих охотников обдало потоками слюны.
Знакомый с этим средством самозащиты у викуний, аррьеро успел закрыться плащом, но не ожидавший такого приема Мюллер был очень неприятно поражен. Все его лицо и одежда были залиты липкой слюной.
Ошарашив таким образом своих противников, ламы под предводительством вожака в мгновение ока скрылись за скалами.
– Ха-ха-ха! – во все горло хохотал проводник, глядя на оплеванного Мюллера, старавшегося вытереть лицо платком.
– Это я отомстил вам, сеньор, за то, что вы не позволили мне захватить с собою ружье!
– Ха-ха-ха! – деланным смехом вторил ему немец.
Оставаться здесь было больше незачем, и оба охотника вернулись к каравану, который тотчас же тронулся в дальнейший путь.
Не останавливаясь в деревне Кохамарка, они направились к городу серебра.
Глава VIII
Город серебра. Как легко наживаются деньги. Мельницы для помола серебра.
Серро-де-Паско! Город серебра, город, прославивший Перу на весь мир, город, разжигавший фантазию тысяч авантюристов!
Но, в сущности, можно ли было назвать его городом?
Кривые улочки, низкие полуразвалившиеся мазанки и… непролазная грязь. Вот в каком виде Серро-де-Паско или, как его называли местные жители, просто Серро встретил маленький караван. Всюду сутолока, всюду беспорядочное движение. Люди, не переставая, въезжали и выезжали из Серро. Вступали тяжело нагруженные караваны мулов и лам. Они привозили пушнину и вытканные искусными руками индейцев толстые пушистые ковры, а также мешки, наполненные серебром и серебряными монетами. Вывозили же пестрые ткани, бархатные одежды, оружие, пойманных в долинах разноцветных попугаев, мясо, зерно и многие другие товары. Благодаря своим серебряным рудникам Серро жил полнокровной экономической жизнью.
Мюллер с удивлением оглядывался вокруг. Утомленный дорогой, измученный разреженным горным воздухом, он еле передвигал ноги. Но все же он жадными глазами смотрел на этот новый для него мир, где погоня за прибылью была единственным стимулом жизни.
Аррьеро провел караван к знакомому ему не слишком разборчивому в средствах перуанцу, а сам, как только отдохнули его мулы и нашлись товары для перевозки в Лиму, немедля отправился в обратный путь.
На следующий день Мюллер не был в состоянии встать с постели. Кровь приливала к голове, и пульс доходил до 120 ударов в минуту. У него было головокружение и полное отсутствие аппетита. Он лежал безразличный ко всему, с сильной головной болью и кровотечением из носа.
– Не беспокойтесь, сеньор! Это сорохо[41]41
Сорохо – горная, или так называемая высотная болезнь.
[Закрыть]. Через шесть дней все пройдет. Этой болезнью болеют все, кто не привык к нашему высокогорному климату, – успокаивал его хозяин. – Видите, вот и ваша собака страдает от сорохо, но и у нее это пройдет!
Казус действительно неподвижно лежал у постели своего хозяина и тяжело дышал, широко раскрыв пасть.
Перуанец оказался прав. Через несколько дней Мюллер почувствовал себя лучше и вскоре поднялся с постели. Верный Пепе за все время болезни своего господина не отходил от него ни на шаг и самоотверженно за ним ухаживал. Воскрес и Казус.
– По-видимому, я выздоровел, Пепе, и скоро мы сможем продолжать наш путь.
– Сеньор еще не здоров! Надо совсем понравиться!
Снаружи сияло солнце. Легкий ветерок шелестел в листве растущих вдоль улицы деревьев.
Город затих. Не было слышно обычного гомона и шума.
– В чем дело, сеньор? – обратился Мюллер к своему хозяину. – Почему в городе так тихо?
– Сегодня и еще два дня большой церковный праздник, и никто не работает. Все сейчас пьют чиху и не думают о работе и деньгах. В Серро много чихи, сеньор. Где есть деньги, там есть и чиха. За чиху индейцы отдают все свое серебро. А чтобы пить больше чихи, надо больше праздников. Здесь праздники занимают полгода, сеньор, и время проходит весело. Пойдите в трактир, сеньор! Там вы увидите, как празднуют в Серро! Я вас провожу! Хотите?
В сопровождении перуанца Мюллер и Пепе отправились на соседнюю улицу.
Трактир помещался в большом деревянном бараке. Оттуда доносились галдеж и нестройное пение. У входа были привязаны около десяти мулов, терпеливо дожидавшихся своих хозяев.
Новоприбывшие вошли в барак. В сильно накуренном помещении за столом полусидели-полулежали индейцы и несколько перуанцев. Некоторые из присутствующих уже опали, другие разговаривали громкими голосами, третьи пели.
За столом напротив с низко опущенной головой сидел высокий статный индеец. На его плечи была наброшена богатая мантия, отороченная белым мехом.
Что это за человек в мантии? Уж не вождь ли какого-нибудь индейского племени? – полюбопытствовал Мюллер.
– Индейский вождь? Ха-ха! – рассмеялся хозяин. – Самый обыкновенный горнорабочий, видимо, хорошо зарабатывает.
– А что же значит эта мантия?
– Ничего!
– Как ничего?
– Да так, ничего! Индейцы падки на пестрые и блестящие предметы. Этому вот понравилась красная мантия. Он, вероятно, купил ее у торговца за целый мешок серебра. В Серро часто встречаются индейцы в пурпурных мантиях. Если бы это все были индейские вожди! Эхе-хе! Одно только ясно, что у них есть или, вернее, были деньги, а они, глупцы, истратили их на совершенно ненужные им вещи! – шепнул перуанец на ухо Мюллеру.
– Если бы индейцы умели ценить деньги, – продолжал он, они были бы здесь богаче всех. Одни они могут выдержать в глубоких рудниках десять, двенадцать, а то и четырнадцать часов работы в день. Как наберется у них в кармане немного денег, давай их тратить на бархатные мантии или на блестящие ожерелья! А кончатся деньги, снова возвращаются в рудник… И так, пока, наконец, не околеют от болезней и истощения…
– А почему же они не бросят работу, если видят, что не могут разбогатеть?
– Вы, сеньор, забыли про чиху! Немного найдется таких индейцев, которые, раз привыкнув к ней, могут легко от нее отказаться. И потом – видите соседний барак? Это магазин сеньора Альвареса, собственника одного из рудников в Серро. С первого же момента поступления на работу в рудник индеец имеет право брать в этом магазине товары в кредит. Бедный индеец сразу же, разумеется, пользуется этим правом. Понакупит мяса, кукурузы, муки, одеял и так далее, а цены здесь вдвое, втрое выше обычных. Но это его не смущает. Ведь наличными он не платит! Все отпускается ему в кредит… Но потом… индеец никогда не может расплатиться с магазином. Заработка не хватает, чтобы выплатить свои долги, и ему приходится снова покупать в кредит. И так до бесконечности.
– Но это же ужасно!
– Ужасно? А почему ужасно? Ведь кто-то должен же работать в рудниках, сеньор! Мы же с вами не станем! Тогда кто же, кроме индейцев, туда полезет? Чихи им дают сколько угодно. Что же им еще надо? Вы посмотрите, платит ли кто-нибудь из них? Никто! Все пьют в кредит.
– Зачем вы мне все это рассказываете, сеньор? Вы не боитесь меня?
– Рассказываю потому, что вы иностранец и здесь не останетесь, сеньор Мюллер! Вы интересуетесь растениями, а не серебром. Вы для нас неопасны. Вот почему я вам это рассказываю, сеньор Мюллер!
– А откуда у индейцев берутся силы работать в таких тяжелых условиях? – продолжал расспрашивать Мюллер.
– Кока[42]42
Кожа – Erythroxilon coca – кустарник со слабо заостренными мягкими листьями, содержащими алкалоид кокаин. Растет в Перу. Листья его употребляются индейцами в пищу как возбуждающее и ободряющее средство.
[Закрыть] придает им силы, сеньор!
– Пепе тоже любит кока, сеньор! – вмешался в разговор Пепе.
– А причем тут кока?
– Как причем? Когда индеец пожует листья этого растения, он принимается за работу с новыми силами, ободренный и освеженный, и чувствует себя счастливым, а эти ощущения ничто другое ему дать не может! Даже чиха! Кока – великий дар природы, но больше, всего от него выгоды белому человеку.
– Но она приносит вред индейцам, не так ли? Ведь постоянное употребление коки изнуряет и убивает организм.
Так разговаривая, трое собеседников покинули грязный трактир и продолжали свою прогулку по городу. Навстречу им постоянно попадались пьяные индейцы. Они заплетающимися шагами шлепали по жидкой грязи и горланили песни.
В Серро-де-Паско караван увеличился вдвое. Мюллер вместо мулов нанял лам, а они не могли нести больше 50 килограммов поклажи. Багаж пришлось упаковать в тюки меньших размеров.
Ламы – покорные и выносливые животные, они неприхотливы в еде, переносят и дождь, и холод. Поэтому в высокогорных районах Анд они незаменимы для переноски грузов.
Дорога шла вдоль стремительного горного потока, текущего на восток. Где-то, за тысячи километров отсюда, он вливался в великую Амазонку, которая пересекала весь южноамериканский континент и несла свои воды в Атлантический океан. А разве Атлантический океан, не омывает далекие берега Европы? Мир действительно мал, но вместе с тем и бесконечно велик!
На берегу потока, как четки, одна за другой стояли несколько мельниц с большими водяными колесами. Однако на них не было видно белой мучной пыли.
– Кокеро[43]43
Кокеро – индейский погонщик лам и мулов.
[Закрыть], что мелют на этих мельницах?
– Серебряную руду, сеньор! Ее сюда доставляют на ламах и перемалывают на этих мельницах в порошок. Затем его промывают, и серебро оседает на дно. Серебряный порошок плавят и отливают в слитки. Вот и все, сеньор!
Около мельниц лежали ламы и пережевывали жвачку. Кругом были наставлены ящички, наполненные серебряной рудой. Обычно на одну ламу нагружали два таких ящичка по 25 килограммов каждый.
„Вот и все, сеньор!“ – стояло еще в ушах Мюллера. Как на первый взгляд все это было просто, а сколько человеческих слез, сколько крови, сколько пота…
