Текст книги "Целебный яд"

Автор книги: Андрей Пиперов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

В первом этаже левого крыла университетского здания, по соседству с семинаром естественных наук, находился кабинет профессора Гольдфуса. В кабинете царила тишина, сюда не проникали звуки студенческих голосов, с которыми профессор свыкся за более чем сорокалетний срок своей службы. Профессор Гольдфус, был маленького роста, вместе с острым умом он сохранил и быстроту движений.

Сегодня он был взволнован. Его волновало предстоящее заседание натуралистов, где он должен был выступить с подробным докладом о своих исследованиях по вопросу акклиматизации некоторых дальневосточных растений – на тему, связанную с его долголетней работой. До последнего дня профессор не прекращал своей работы, он пополнял и обогащал научные материалы, с которыми ему предстояло ознакомить участников сегодняшней конференции. Хасскарл должен был сообщить ему еще кое-какие данные о чудесном китайском растении „Cunninghamia Sinensis“. Ими профессор как раз и намеревался закончить свой доклад. „Иногда самая незначительная подробность способна вызвать сомнения!“ – думал ученый и упрекал себя за охватившее его волнение. „Я как молодой студент!..“ – с нервной улыбкой решил он.

– „Странно! Хасскарл обещал прийти к девяти часам… А уже двадцать минут десятого…“

Хасскарл обратил на себя внимание старого профессора с первого дня поступления в университет. Гольдфус видел в нем чрезвычайно серьезного студента. Его прилежание восхищало старого преподавателя… Но почему он сегодня запаздывает? С ним положительно что-то случилось.

Робкий стук в дверь заставил профессора занять свое место за письменным столом.

Дверь медленно открылась, и в щель просунулась забинтованная голова Карла Хасскарла.

Два темных глаза смотрели на чуть не вскрикнувшего от неожиданности профессора. Он вскочил с кресла, поправил на носу очки, после снял их и быстрыми шагами направился к двери.

– В чем дело? Что с вами случилось?

Карл молчал. С белой повязкой на лице и папкой под мышкой он стоял с удрученным и виноватым видом. В руках он теребил сильно помятую фуражку.

Гольдфус забыл о своем недовольстве. Не дождавшись ответа, он пододвинул стул и силой усадил на него Карла. Тот подчинился ему как автомат.

– Садитесь и рассказывайте!

Карл уставился в пол. Хотя все время по дороге в университет он готовился к этой встрече, сейчас все у него вылетело из головы и он не знал с чего начать и что говорить.

– Но… почему же вы молчите? – уже строже спросил профессор.

Губы Карла дрогнули:

– Я… ничего… Прошу, не беспокойтесь… – смущенно пробормотал он.

Старый ученый уселся против Карла и остановил свой взгляд на белой повязке. Глядя на забинтованную голову студента, он расстегнул свой пиджак и по привычке сунул палец правой руки в карман жилета. Затем полустрого-полуиронически сказал:

– Так!.. Значит и вы записались в число этих пустоголовых повес. Жаль! От вас я этого не ожидал!..

Хасскарл вздрогнул. Впервые его любимый наставник говорил с ним так строго. Он растерялся и не знал, что ответить.

– Господин профессор, – начал он прерывающимся голосом, – не сердитесь, пожалуйста… Я и сам не знаю, как все это случилось…

– Нет следствия без причины…

Комок застрял в горле злополучного студента. Робким голосом он начал:

– Мне пришлось драться на дуэли, и я действительно дрался… мне самому эта встреча была непонятной… Но иначе я поступить не мог…

Гольдфус пожал плечами:

– Гм! Вам пришлось драться против вашей воли?!

Карл встал со стула и сделал несколько шагов к двери, так как боялся встретиться взглядом со своим собеседником. Он тихо спросил:

– Значит… вы думаете, что… я пошел на дуэль так, как идут все?.. Извините, что я вас побеспокоил…

Профессору показалось, что две слезы блеснули в глазах юноши.

– Интересно! Без вины виноватый! – уже мягче сказал Гольдфус и приблизился к Хасскарлу. Он взял его за плечи и подвел к стулу, на котором тот только что сидел.

Этот знак внимания подействовал на Карла успокаивающе. Взвешивая каждое слово, он постарался рассказать о происшедшем самое существенное, начав со встречи в университетском дворе. Он говорил медленно, с опущенной головой.

Не подавая виду, профессор Гольдфус внимательно слушал. Только при упоминании имени Франца Губерта он пересел ближе к окну и оставался там до конца рассказа. Ни одним вопросом, ни одним жестом он не прервал Карла, а лишь задумчиво смотрел, как разгуливавшие по двору голуби что-то клевали на выложенной плитками дорожке и время от времени поднимали головки. Он, казалось, не следил за рассказом Карла.

Даже тогда, когда тот умолк, профессор не изменил свою позу и продолжал держать палец в кармашке своего жилета.

После долгого молчания он повернулся к студенту и мягко сказал:

– Да… Теперь я понимаю… Признаться, и я поступил бы точно так же на вашем месте. Вы поступили совершенно правильно. „Лучше честная смерть, чем бесчестная жизнь“, – как гласит народная пословица. Но знайте, дорогой Карл, наступит время, когда у людей изменятся понятия о чести. Тогда не нужно будет защищать ее на дуэли.

Карл осмелился наконец взглянуть в лицо своему любимому профессору. Сквозь стекла очков с отцовской нежностью на него смотрели два глубоко запавших глаза.

– Да! Ну, а теперь – за дело! Благодарю вас за материал, который вы мне принесли.

Карл понял, что профессор его больше не задерживает. Он встал со стула, положил папку на письменный стол и вышел из комнаты, еле слышно прошептав: „До свидания!“

– Не забудьте же прийти на конференцию, – крикнул профессор ему вслед.

На заседание натуралистов съехались ученые многих стран. Оно проводилось в актовом зале университета. Стены этого зала все еще украшали сохранившиеся со времен курфюрстов гербы старинных рыцарских фамилий. На тяжелых каменных колоннах покоились возведенные неизвестными мастерами готические своды.

На одном конце зала была сооружена трибуна, которую заняло университетское начальство. Все были в черных тогах, в белых нарукавниках, в высоких черных головных уборах. На груди ректора на драгоценной цепи висел золотой знак, который вместе с длинным жезлом с золотым шариком на конце являлся символом его высокого звания.

В передних рядах сидели гости. Среди них были профессор гейдельбергского университета Гейнц, профессор берлинского университета Мейер, профессор Мюнс из большого портового города Гамбурга, профессор Клеменс из Стокгольма, профессор Портенс из Копенгагена, профессор знаменитого Саламанкского университета доктор Родриго Санчес дель Гонсалес. На совещание прибыл и престарелый ученый-натуралист профессор болонского университета доктор Луиджи Беллини.

Присутствовало также много граждан и представителей местных властей. Большинство из них плохо разбиралось в обсуждаемых вопросах, но в силу сложившихся традиций университет считал себя обязанным их пригласить, а приглашенные считали своим долгом на это приглашение откликнуться.

На центральном месте, в первом ряду, сидел бургомистр – старый сухой высокий немец с лысой головой. У него на груди, как бы случайно, позвякивали ордена за освободительную войну. Его безукоризненно выутюженные черные брюки образовывали складку на коленях. Слушая доклад, он считал необходимым выражать одобрение властей частым, но в большинстве случаев не совсем уместным наклоном головы.

Справа от бургомистра, заполняя собою все кресло, сидел сказочно богатый роттердамский негоциант и банкир Хенрик ван Снуттен. Густые черные бакенбарды закрывали его лицо, на котором выделялся мясистый нос. На его толстом животе, обтянутом дорогим шелковым жилетом, висела массивная золотая цепочка, которую голландец, как всегда, когда он скучал, перебирал пальцами. Темно-синий фрак подчеркивал внимание, которым он удостоил съезд натуралистов.

Ван Снуттену в Роттердаме принадлежали большие склады товаров, коммерческая контора и частный банк. Торговля с различными городами на Западе, по Рейну, на атлантическом побережье, на Северном море и на Дальнем Востоке создала ему известность и обширные связи. Он твердо верил в могущество денег и в то, что миром управляют только они и только с этой точки зрения смотрел на научные открытия и на важнейшие достижения в области культуры; таким, как он, наука часто приносила немалую пользу.

Корабли ван Снуттена бороздили все моря. Они доставляли в Европу шелк из Китая, слоновую кость и хлопок из Индии, черный и душистый перец и другие пряности из стран Дальнего Востока, апельсины из Италии, инжир из Турции, маслины с островов греческого архипелага, а взамен развозили произведения европейских мануфактур. Флаги на кораблях ван Снуттена с изображением двух львов, увенчанных крестом, развевались во многих портах, знаменуя могущество и богатство своего патрона.

Около ван Снуттена и бургомистра расположились начальник полиции Винцлер, председатель суда Крейнингер, барон Франц фон Ливен и многие другие.

Местные и иностранные ученые отличались от остальной публики черными сюртуками, визитками и белыми манишками. Они держали в руках карандаши и блокноты и постоянно что-то записывали.

В группе ученых находился и профессор Гольдфус. Его очки поблескивали, отражая солнечные лучи, пестрыми пучками проникавшие сквозь цветные стекла витражей.

В задних рядах теснились студенты. Очевидно многие старшекурсники получили приглашения на собрание. Некоторые студенты толпились у открытых дверей. Среди них белела забинтованная голова Карла Хасскарла.

Все эти дни профессор Гольдфус был очень занят. Ему не только предстояло выступать с докладом, он должен был познакомить гостей с достижениями боннского ботанического сада. С этой целью была организована экскурсия, в которой приняли участие его старый приятель и друг детства профессор гейдельбергского университета Гейнц, профессор гамбургского университета Мюнс, русский профессор и исследователь Чорбаков и много общественных деятелей. О встрече узнал и ван Снуттен, который попросил профессора включить и его в состав группы, направляющейся в ботанический сад.

По окончании заседания маленькая группа, возглавляемая профессором Гольдфусом, начала обход сада. Хасскарл по просьбе профессора также участвовал в экскурсии. Профессор показал гостям экзотические экземпляры и, главное, коллекцию тропических растений, которую он считал гордостью университета.

Когда группа приблизилась к карликовому деревцу, профессор подошел к Карлу, положил ему руку на плечо и громко заявил:

– Теперь слово предоставляется молодым. Коллега Хасскарл точнее и лучше меня опишет вам это китайское растение.

Карл покраснел. Он начал смущенно объяснять происхождение и жизнь растения. Из его слов можно было догадываться о тех тайнах, которые поведало ему деревце за свою краткую жизнь. Гости выразили желание подробнее рассмотреть редкий экземпляр. Кто-то даже заметил, что он слыхал о попытках некоторых ученых культивировать подобный род растений в местных европейских условиях, но эти попытки не увенчались успехом. Достижения боннского сада имели большое научное значение.

Ван Снуттен последним подошел к деревцу. Приложив к глазам монокль, он внимательно его осмотрел. Группа экскурсантов уже удалялась, когда он обратился к Карлу и с многозначительной улыбкой сказал:

– Да, ваше усердие заслуживает похвалы. Такое старание не должно остаться незамеченным. Знаете ли что? Я бы вам предложил… ну, скажем, поездку на остров Яву! Что вы на это скажете?

И, заметив изумление на лице Карла, негоциант спокойно продолжал:

– Да. Я не шучу. Уверяю вас. Я могу вам помочь. На Яве живет мой племянник, который является моим компаньоном в коммерческих делах, а для вас тамошняя флора представит исключительный интерес. Скажем… на два года!

Хасскарл растерялся от этого неожиданного предложения, а голландец все еще стоял улыбаясь перед ним.

– Но… мне… такая честь, – заикаясь проговорил Карл.

– Поездка в Восточную Индию принесет вам только пользу, – продолжал убеждать его ван Снуттен. – Наука требует жертв. Я уверен, что профессор Гольдфус даст свое согласие.

Не дожидаясь ответа, ван Снуттен потащил юношу к группе экскурсантов, подошел к профессору и сообщил ему о сделанном им Хасскарлу предложении.

Гольдфус задумался. В его памяти всплыли мечты студенческих лет. Ему не довелось увидеть осуществления этих грез.

Глядя теперь на Карла, стоявшего перед ним с почтительно опущенной головой, он медленно произнес:

– Мне кажется, что коллега Хасскарл может поблагодарить господина ван Снуттена за сделанное ему предложение… Флора Восточной Индии кроет в себе много неразгаданных тайн.

„Какой счастливый случай!“ – подумал профессор, и ему мысленно представился жизненный путь студента-натуралиста.

Гольдфус в лице молодого Хасскарла угадал способного студента. Он уже прочил его в будущие руководители вюртембергского ботанического сада. Своими планами он еще ни с кем не поделился, хотя и предпринял уже кое-что в этом направлении. Сегодняшнее предложение ван Снуттена коренным образом меняло планы старого профессора. Что дело могло принять такой оборот, он, конечно, предугадать не мог…

Имел ли он право возражать против этого предложения? Конечно, нет! Отвечая согласием на предложение ван Снуттена, Гольдфус в глубине души как бы видел осуществленными свои собственные былые мечты и грезы о Дальнем Востоке.

Глава III

Проводы Красавца Бобби

Месяц спустя, в дождливый вечер, в квартальном трактире „Богема“ состоялось небольшое торжество. Содержатель заведения герр Пауль еще накануне вывесил объявление следующего содержания: „Завтра вечером ресторан занят“.

– Значит опять собрание одной из корпораций… – насмешливо замечали проходившие мимо клиенты.

– Пришла „получка"… – шутливо отвечали им другие.

Однако этот вечер отличался от других: сегодня члены корпорации „Конкордия“ устраивали проводы фукс-майору и заместителю старшины Францу Губерту.

Задолго до наступления условленного часа в дверях трактира показались Ганс Зелле и Вилли Краус. Неизвестно, по своей ли собственной инициативе, или же по решению совета корпорации, они явились для проверки, как шла подготовка к торжеству.

Герр Пауль сначала не очень-то обрадовался их приходу, но это ему не помешало встретить студентов с должным вниманием. Благодаря его любезному приему, выражение строгости на их лицах очень скоро исчезло, и они незаметно для самих себя приняли участие в подготовке к ужину. Содержатель трактира не скупился на комплименты и не переставал восхищаться тонким вкусом своих контролеров. В сущности, теперь он был им даже благодарен за оказываемую бесплатную помощь, и, действительно, они взбивали яйца для майонеза, резали вареный картофель и искусно раскладывали кружочки колбасы по тарелкам. Довольный хозяин не уставал их нахваливать.

Даже тогда, когда Вилли Краус, поскользнувшись на натертом до блеска полу, вывернул тарелку с картофельным салатом на свои только что выглаженные брюки, это не отразилось на воцарившемся в трактире веселом настроении.

Инцидент послужил поводом для многих шуток и насмешек, а герр Пауль был так растроган, что в знак сочувствия к пострадавшему откупорил бутылку старого рейнвейна. Если герру Паулю с одной стороны не были чужды высокие порывы души, то с другой стороны он умел возмещать причиненные этим свойством убытки. Надо полагать, что потом, производя окончательный расчет за ужин, он не забыл включить стоимость и этой бутылки.

Вино быстро развязало языки контролерам. Глаза их весело заблестели еще до начала торжества, однако благоприличие продолжало соблюдаться.

Члены славной корпорации явились в вечерних костюмах. На них красовались отличительные знаки „Конкордии“ – обязательная принадлежность парадной формы.

С присущей ему точностью, в сопровождении фукс-майора, в дверях показался старшина корпорации.

Его появление вызвало всеобщее оживление. Еще у самого входа старшина фон Шлетов уступил дорогу фукс-майору. Этим он хотел подчеркнуть, что торжество устраивается в честь фукс-майора Франца Губерта, с которым расставалась корпорация.

Причина этого расставания была уже хорошо известна всем членам корпорации.

Дело заключалось в том, что, хотя и с известным запозданием, отцу Красавца Бобби надоело тратить деньги на своего распутного сынка. Однако добрый отец все же не лишал его своих забот. В виде компенсации и надеясь приучить его к труду, он обеспечил ему место в прусском министерстве иностранных дел. При этом он рассчитывал, что в будущем сын проявит необходимую сообразительность и практичность и будет содействовать развитию связей его виноторговой фирмы с другими странами.

Расставание с фукс-майором было необыкновенным событием в жизни корпорации. Его значение подчеркивалось торжественностью собрания. Члены корпорации заняли места за столами, расставленными буквой „П“. В центре сели старшина фон Шлетов и его заместитель Франц Губерт.

Слева от фон Шлетова расположились старые студенты, а справа от Красавца Бобби – молодые фуксы. Они различались по своим значкам.

Рядом с прибором старшины лежала парадная шпага корпорации.

Перед каждым членом корпорации стояло по глиняной кружке, наполненной пивом.

Когда все уселись, старшина встал и три раза ударил шпагой по столу. В наступившей тишине раздался его строгий голос:

– Silentum[2]2
  Silentium (лат.) – тишина.


[Закрыть]! Во славу нашей корпорации!

Все встали и разом осушили кружки.

Герр Пауль и фуксы немедленно разнесли другие кружки с пивом, и вскоре последовал новый тост:

– Выпьем за здоровье нашего испытанного в боях фукс-майора и пожелаем ему вдоль и вширь по всему земному шару разносить славу нашей „Конкордии“!

Гром рукоплесканий потряс тесный трактир. Молодые фуксы с необычайным старанием опоражнивали пивные кружки. Сигнал для начала пирушки был подан!

Несмотря на то, что на каждую кружку своих товарищей он отвечал двумя, Красавец Бобби сравнительно нескоро пришел в хорошее расположение духа. Десять лучших беззаботных лет его студенческой жизни погружались в Лету, а вместе с ними и столько светлых воспоминаний! Молчаливо глядя на окружающих, он беспрестанно вливал пиво в свое горло, но не чувствовал опьянения. Молчаливо обращался он к своей кружке и все не мог подвести итог своим лучшим, безвозвратно ушедшим годам.

Среди членов корпорации были и такие, которые помнили, как два года назад, в день праздника святого Франциска, Красавец Бобби выпил шестнадцать литров пива и тем самым побил все установленные до того времени рекорды. Он поставил новый рекорд, которым гордилась „Конкордия“. И этой славы никто еще отнять у нее не мог…

Хриплый голос вывел фукс-майора из задумчивости:

– Выпьем! – воскликнули все присутствующие.

Кружки снова были опорожнены.

– Gaudeamus igitur… – поднявшись с места, неожиданно запел своим басом Красавец Бобби известную студенческую песню.

– Juvenes dum sumus, – нестройным хором подхватили остальные. Тонкие фальцеты смешались с глубокими басами. Все встали и глазами, выражающими величайшее воодушевление, в последний раз уставились на своего обожаемого фукс-майора.

У непривыкшего еще к выпивке Петера Арендса начала кружиться голова. При виде вновь наполненной кружки его стало мутить, и он почувствовал себя плохо. Он сделал попытку отлить немного пива из своей кружки, но наблюдательный Губерт заметил его движение и поспешил дать знак фон Шлетову. Последний тотчас же встал, ударил шпагой плашмя по столу и властно крикнул:

– Silentium, фукс Петер Арендс!

Петер Арендс поднялся с виноватым видом.

– За нетоварищеское поведение штрафую фукса Петера Арендса дополнительной кружкой пива! – отрезал старшина и троекратно ударил шпагой по столу. Все встрепенулись. Дрожащими руками молодой фукс поднял кружку и с трудом, большими глотками, выпил горькую жидкость. Он почувствовал, как алкоголь разлился по всему телу и мозг его затуманился. С видимым усилием он опустился на свое место и мутным взглядом обвел окружающих.

В знак одобрения студенты застучали кружками по столу.

Петер Арендс почувствовал, что теряет сознание. Он покачнулся и сполз со стула.

За столом громко захохотали.

Тогда незаметным кивком головы фон Шлетов подал знак Гансу Зелле. Тот с помощью одного из фуксов поднял и вынес из комнаты бесчувственного Арендса.

Осенний дождь не переставал.

Извозчик Франц терпеливо дожидался со своей пролеткой и хромой лошадью перед трактиром. Он весь продрог сидя на козлах в широком пальто и выцветшем от солнца и непогоды, когда-то черном и блестящем цилиндре.

Ганс Зелле и его коллега привычным движением бросили в пролетку бесчувственное тело своего товарища. Франц очнулся и молча дернул вожжи.

Это происшествие не произвело на сидевших в трактире абсолютно никакого впечатления. Все продолжали пить и веселиться, а кто был послабее, выходил на чистый воздух. Только двое из собутыльников проявили неслыханную выдержку: старшина и фукс-майор, – тем самым они подавали своим питомцам пример, как нужно опоражнивать кружки.

В ночной тишине раздавался неторопливый, неровный цокот копыт хромой лошади, везшей свой безмолвный груз на студенческую квартиру… Вперемежку с ним доносились звуки старой студенческой песни: „Vivat academia, vivat professores!..“