Текст книги "Самоубийство Земли"

Автор книги: Андрей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

– Что вы, мне очень интересно, – попытался улыбнуться и Андреев. – Просто мы так редко говорим обо все этом, что я…

Андрееву совершенно не хотелось продолжать, мысль его, не получившая воздуха слов, – задохнулась.

Женщина, однако, не обратила на это никакого внимания.

– Если вам действительно интересно, то я позволю себе еще одну общую мысль. – Она снова посмотрела внимательно и чуть испуганно. Андреев вздрогнул от этого взгляда. – Дело в том, что дар стрелы, о котором, я уверена, вам говорили и Хозяин, и Александр Сергеевич, – это свойство не только отдельного человека, но и человечества в целом. Человечество, увы, ошиблось в выборе цели, и потому оно двигается к единственно возможному – двигается к своему концу. Всю свою многовековую историю люди занимались тем, что преобразовывали окружающий мир, но ничто не может меняться вечно, и потому всякое непрерывное преображение неминуемо ведет к гибели. И если бы меня спросили: «Так что же делать, дабы избежать катастрофы?», я могла бы ответить лишь одно: изменить цель.

Лишь на мгновение умолкла женщина, но и этого хватило, чтобы из Андреева выскочили такие слова:

– То, что вы говорите, – это ведь очень абстрактно.

Ободренный звуком собственного голоса, он продолжил:

– Попросту говоря, вы призываете заниматься самоусовершенствованием, да? Но ведь это не открытие.

– Кооператив, который занимается открытиями, находится как раз через улицу, – спокойно возразила женщина. – А что касается абстрактности моих выводов… Что ж, давайте более предметно. Вот есть революционеры – те, кто ставит своей целью изменить устоявшийся порядок вещей. Это понятно, да? Есть общество – соединение людей, особенность которого заключается в его повышенной внушаемости. Каждый человек по отдельности бывает легко внушаем или не внушаем вовсе, но когда они собираются в обществе, их можно убедить в чем угодно. Итак, революционеры, общество… А еще есть… Мыслители, писатели, художники… Давайте для обобщения назовем их духовниками, они влияют на сознание людей, пытаются воздействовать на их души. Так вот, на протяжении всей своей истории общество почитало духовников, а шло всегда за революционерами. В этом, если угодно, еще один парадокс… Теперь я говорю достаточно конкретно?

Мысли Андреева честно пытались идти вровень с размышлениями черноволосой женщины и соответствовать им, но с непривычки быстро утомились, растерялись и преобразились…

Когда это случилось, Андреев подумал следующее: «Чем я занимаюсь всю жизнь? Разговорами. Я – профессиональный беседователь. Если бы все произнесенные мной слова использовать, как кирпичи, и выстроить из них забор, то его, пожалуй, не пробила бы никакая, даже атомная, бомба… Но никто и никогда не говорил со мной о том; о чем беседуют в этом загадочном кооперативе… Как же я могу спорить? Или даже просто отвечать на вопросы?»

Усталая мысль растворилась в сознании и, угасая, послала последний импульс: «Интересно, а о чем же мы говорим-то все время?»

Молчание Андреева было расценено по-своему: его собеседница всплеснула руками и рассмеялась:

– Учу вас чувству меры, а сама его не знаю. Это все – общие рассуждения, может быть, и полезные, но – общие. А теперь давайте о главном. Наше учреждение – напомню – называется «Кооператив, который может все», и занимаемся мы тем, что помогаем людям обрести душевное спокойствие. – Голос женщины становился абсолютно серьезным, в нем даже то и дело вспыхивали тусклые искры занудства. – И здесь необходимо напомнить, что каждый день, прожитый любым человеком, можно разделить на две части, обозначим их – условно, конечно, – работа (то, что вы называете творчеством) и любовь. Все остальное времяпрепровождение – либо отдых от первого, либо подготовка ко второму. Как вы уже могли убедиться: добиться успехов в творчестве – дело нехитрое. Также вам уже известен удивительный человеческий дар – дар стрелы. Отсюда логично предположить, что если человек понимает, чего он ждет от любви, – он добивается своей цели.

– Неужели и в любви есть система? – выдохнул Андреев.

– А как же! – женщина зябко закуталась в свою черную шаль, и Андреев с удивлением вспомнил, что на улице – дикая жара. – Вы меня извините, но ведь глупо даже предполагать, будто вся человеческая жизнь строится по вполне определенной схеме, а одна из ее важнейших составляющих существует лишь по прихоти чувств, вне всякой логики и системы. Впрочем, это заблуждение вполне объяснимо: у большинства людей – эдакое лирико-романтическое отношение к любви. Вам очень хочется найти в этой жизни хоть какую-то загадку, неподвластную разуму. И вы решили, что имя этой тайны: любовь, не так ли? А тут еще и писатели ваши постарались, будто специально все ниже и ниже опуская завесу над тайной. Им бы побольше философией заниматься и поменьше писать об амурных делах, а то, сами того не желая, они так запутывают суть дела, что человек теряет способность понимать самые элементарные вещи, ему становится не по силам объяснить, скажем, что Анна Каренина и Дон Жуан по своей человеческой сути – совершенно одинаковы. Вот и вы уже порываетесь со мной спорить. Постойте, давайте все по порядку, который, как вы сейчас убедитесь, в этом вопросе есть.

Женщина говорила с той неторопливой, нарочито вежливой интонацией, с которой, как правило, объясняют очевидные вещи очень тупым людям: она аккуратно складывала слова, подавала их с улыбкой на лице и твердостью в голосе.

– Подозреваю, что вам покажется неприятным или, хуже того, циничным то, что я вам сейчас скажу, но, согласитесь, истина не перестает быть таковой, даже если она дурно пахнет. Итак, нам придется произвести еще одну классификацию и снова – на два вида. (В скобочках замечу, что, обожествляя цифру три, люди весьма неосмотрительно пренебрегают цифрой два, а ведь именно она – богиня контраста: свет и тьма, белое и черное, любовь и ненависть… Контрасты всегда двумерны). Для того, чтобы произвести классификацию, вспомним про дар стрелы и зададимся самым элементарным вопросом: какую же цель преследует человек в любви? Ведь будучи от природы существом крайне эгоистичным, он всегда твердо знает свою цель (правда, не всегда признается в этом даже себе). Вот в зависимости от цели и разделим людей. Одни – назовем их условно – домовиками – понимают: любовь – единственная возможность построить дом. Именно домовики – как нам удалось установить – придумали весьма воинствующую поговорку: «Мой дом – моя крепость». В каком бы веке ни жили домовики, именно так воспринимают они свой дом…

Мягким, воздушным движением выдвинула женщина ящик стола и перед Андреевым шлепнулась толстая черная папка, на которой огромными красными буквами было написано: «ДОМОВИКИ».

– Как вы понимаете, если я начну читать вам все, что удалось собрать в эту папку, мы не расстанемся до завтрашнего утра да и, к тому же, весьма далеко удалимся от сути разговора. Но, главное, думаю, вам ясно: домовики – люди, имеющие одну ясную цель – зажечь семейный очаг, чтобы возле него отогреваться от всех жизненных невзгод. Очаг столь дорог домовикам, что они долго умеют не замечать, когда он погас: греют душу над пеплом, убеждая себя, будто огонь еще пылает. Итак, с домовиками мы в общем разобрались, теперь перейдем ко второму, признаюсь, более распространенному виду. Для простоты обозначим его зоологическим термином – «Хищники».

Воздушное движение повторилось вновь, и перед Андреевым спланировала вторая, столь же толстая папка. Красными буквами на ней было выведено – «ХИЩНИКИ».

Женщина минуту молча смотрела на Андреева, и мысли его, будто руководимые этим женским взглядом, улеглись, успокоились.

Тогда женщина продолжила:

– Думаю, не надо долго объяснять, кто такие хищники. Слово это говорит само за себя, ну а если вкратце… Как правило, к данному подвиду относятся люди, снедаемые комплексами: внешними (скажем, маленький рост, какой-нибудь физический дефект, например, синяя борода или горб, как у Квазимодо) или внутренними, среди которых самый распространенный – неуверенность в себе. Что такое комплексующий человек? Это личность, в душе которой происходит постоянная борьба между самоощущением и взглядом окружающих. Как одержать хотя бы временную победу в этой борьбе? Конечно, только с помощью любви… Хищники подчас очень страдают, мучаются, но страдания их заканчиваются, как только предмет страсти завоеван. Причем для некоторых (такие хищники наиболее страшны) важно завоевать не только тело, но и душу. Когда же победа одержана, – хищник успокаивается. Несчастная жертва чаще всего остается в недоумении, она начинает искать в себе самой, в окружающей жизни причины катастрофы… Тщетное занятие. То, что для домовика означает начало совместной жизни, начало строительства дома, для хищника – итог.

Женщина замолчала. Взгляд ее снова ударился о глаза Андреева, но на этот раз столкновение привело лишь к тому, что мысли его пришли в еще большее смятение.

«Все, что она говорит, – слишком красиво, слишком уж логично, чтобы быть правдой. В жизни реальной так не бывает», – размышлял Андреев и пытался заставить себя думать именно так – про общечеловеческое. Но на эти, едва ли не философские размышления наскакивали, будто гимнасты на снаряд, совсем иные мысли – те, что продиктованы чувствами – легко, почти без напряжения, перемахивали они через невысокие эти препятствия, и тогда начинал размышлять Андреев о своем: о собственной потере, о той женщине, из-за которой, собственно, и бросился в этот жаркий день, как голодный волк на лося: безоглядно, без уверенности в победе, но с жадностью. Неужели и она, та, что совсем недавно казалась единственной, тоже вмещается в эту схему? Неужто вся жизнь с ней, все тревоги, страдания, бесконечные расставания – каждый раз навсегда – и нервные встречи – каждый раз навечно – неужели все это уже расписано где-то, а значит обречено?

Женщина продолжала столь же спокойно и веско:

– Как я уже говорила, люди склонны излишне романтизировать любовное чувство. Мужчина дарит женщине прекрасные цветы, и с этого начинается обман. Я бы сделала символом любви – репейник, ибо любовь – всегда борьба. Вообще люди часто делают свои выводы, отталкиваясь от желаемого, а не от действительного. Если вы поглядите на судьбу ваших друзей, знакомых, на собственную судьбу, наконец, то легко убедитесь: долгая, изнурительная борьба двух индивидуальностей – вот что такое эта ваша прекрасная любовь. А вы цветочки-букетики… Ну да ладно. Как вы понимаете, вступая в битву, очень важно знать соперника и трезво оценивать его силы. Поэтому в этих папках хранится поистине бесценная информация. Но и это еще не все. В нашем кооперативе выведен закон счастливой семьи – то непреложное правило, которое поможет обрести в мятущемся, как вам кажется, чувстве душевное спокойствие.

По всей видимости, лицо моего героя столь откровенно выражало ожидание чуда, что женщина рассмеялась:

– Вы столь искренне ждете необыкновенного, что мне, признаться, даже неловко вас разочаровывать. Да поймите же вы, наконец: истина всегда проста. Всегда! Помните слова великого мастера о том, как создается скульптура? Нужно взять камень и отсечь от него все лишнее. Это, если вам угодно, формула истины. Человечество придумывало невероятные мифы о строении мира, а потом убедилось, что он построен легко и логично. Что может быть проще строения атомного ядра? Что может быть логичней построения Вселенной? И в человеческих отношениях – то же самое. Хватит вам искать сложностей там, где их нет! Вам хочется знать, что такое семейное счастье? Очень просто. Это когда встречаются домовой и хищник. Вот и все. Цель домового построить дом, он пойдет на все, лишь бы не погас его очаг. Цель хищника – тоже известна: уничтожить жертву. Одержав победу, обессиленный, уставший, он всегда будет возвращаться домой. Правда, есть небольшой шанс, что дом будет построен двумя домовыми, но не меньшая вероятность, что они, извините, подохнут с тоски… Вот и все премудрости.

– Но так не бывает! – вскрикнул Андреев.

– Только так и бывает, – твердо возразила женщина, но размягчила эту твердость неким подобием улыбки. – Просто люди никогда всерьез не задумывались над этим. Есть проблемы – для того, чтобы их решать. Проблемы любви нужны, чтобы их воспевать и только для этого. Кстати, знаете, почему русский человек пьет и пить будет, кто бы ему не запрещал и как бы ему не мешали?

Андреев еще не успел удивиться странному вопросу, а женщина уже предлагала ответ:

– Душа огромна, а потому страдает, ощущая бессмысленность, но лень природная – еще больше, а потому задумываться как следует не получается, вот и заливается водкой, только прорастает душа все равно… Замечали, о чем пьяницы чаще всего говорят? В подворотне ли, в ресторане – стоит выпить, и начинаются беседы «за жизнь» – про смысл ее и подлые законы бытия.

Все, о чем говорила женщина в черной шали, было логично, но… не правильно. И вновь душа Андреева забеспокоилась, уже забурлил на дне ее тоненький фонтанчик раздражения, готовый вырасти в огромный столб, который залил бы до краев ум и позволил чувствам вырваться наружу.

Женщина уловила состояние Андреева и заговорила мягко, почти нежно, слова лились из ее губ:

– Умоляю вас, только не раздражайтесь. Согласитесь, это попросту глупо: зайти в кооператив, который занимается душевным спокойствием, и уйти отсюда раздраженным. Если вам не нравится эта классификация, если вам претит моя теория, – ради Бога… – Одним резким движением женщина смела в ящик толстые папки, и стол снова засиял первозданной наготой. – Могу вам предложить какую-нибудь иную. По тибетскому календарю, например. Если вы родились под знаком Крысы – вам будет спокойно с Буйволом, но женитьба на Лошади означает катастрофу, а если вы Тигр – бойтесь Буйвола… Это 1027 год, между прочим, так что попытки вывести законы любви предпринимаются уже давно, и они не столь уж абсурдны, как вам, может быть, кажется. Ведь о чем говорит тибетский календарь? Если ты – Крыса, то хоть тресни, а с Лошадью счастья не будет. Значит все-таки есть законы, подчиняющие неуловимое? А то еще могу предложить простейшую классификацию – на хищников и жертв, и, уверяю вас, вы просто поразитесь, сколько людей мечтают пасть жертвой любви. Но и это – не самое главное.

– Не верю я в ваши закономерности, – тихо сказал Андреев. – Вы мне лучше объясните: отчего из-за несчастной любви люди вешаются, стреляются, страдают, в конце концов? Если все рассчитано, то…

– То нужно верить в эти расчеты, – закончила женщина за Андреева. – Запомните: человек либо влюблен, либо свободен. Сочетание того и другого – невозможно. Если цель вашей жизни: сохранить внутреннюю свободу, то – не забывайте о даре стрелы! – я гарантирую вам счастливые, спокойные и вполне вычисляемые отношения с женщинами…

– А что, любви, правда, нет? – неожиданно даже для себя, Андреев втиснул свой вопрос в поток чужих слов.

– Есть страсть… Объяснять ее – занятие бессмысленное. Есть семья – то, откуда уходишь и куда возвращаешься. А любовь?.. Может быть, это один из тех миражей, которые люди придумали, чтобы иметь возможность отвлечься? Вы сами-то знаете, что такое любовь?

Через сумятицу мыслей и ощущений, через раздражение, злобу, непонимание, через весь этот казавшийся безграничным океан, что разлился в сознании Андреева, вдруг взглянули ему в душу огромные, испуганные глаза Его женщины, его Единственной, его Потери – душа Андреева отразилась в них и успокоилась, отраженная.

«Так вот же она: любовь!» – хотелось крикнуть Андрееву. – «Вот она! О чем вы меня спрашиваете? О чем мы вообще говорим?»

Но тут кооперативщица вдруг поднялась из-за стола, шаль черной волной стекла с плеч, обнажая притягательную грудь, которую робко и безнадежно пыталась скрыть белая прозрачная кофта.

Женщина потянулась, двумя руками отбросила назад длинные черные волосы, размяла плечи и вздохнула:

– Да… Еще есть страсть. Пожалуй, ее можно назвать отдохновением от стресса. Я имею в виду, разумеется, утоленную страсть… Как вы считаете? – она взяла Андреева под руку и он почувствовал, как ее грудь коснулась его руки. – И сколько бы мы ни мудрствовали: страсть все равно сильнее любви. Намного сильнее. Впрочем, мы заговорились, а с вами еще хотел побеседовать Хозяин.

От почти незаметного прикосновения женской руки дверь плавно открылась, они вышли в голубой холл, и ноги Андреева снова утонули в податливой упругости ворса.

– Я вас не очень утомила? – спросила женщина, нежно, но уверенно подводя Андреева к креслу. – Вы уж, пожалуйста, не ругайте меня Хозяину, а то он у нас такой строгий…

Андреев опустился в кресло и теперь смотрел на женщину снизу вверх. Тело ее виделось как бы сквозь белую дымку и оттого казалось еще более соблазнительным.

– Ладно, пойду позову его, – женщина взмахнула рукой. – До встречи!

И она растворилась в голубизне стен, исчезла – так в жаркий день исчезает вода на асфальте, – а на ее месте уже стоял Хозяин.

– К делу! – твердо произнес он. – Без предисловий. Цифра два символизирует контраст, то есть – дисгармонию. Три – вот символ гармонии, равновесие создают именно три точки опоры. Итак, две двери уже открылись перед вами в нашем кооперативе. Нужна третья, не так ли?

Хозяин говорил резко, вбивая слова в голову собеседника. От такого напора Андреев вжался в кресло.

А Хозяин, не произнося больше ни слова, начал надвигаться на него: шел он медленно, мягко, как домашний кот, впервые попавший в лес: ноги переставлял с осторожностью и значительностью.

И за спиной его показалась третья дверь. Она отличалась от двух других. Это был невероятных размеров монолит красного дерева, по которому – безо всяких табличек – шла надпись:

ЖИЗНЬ

Только чертик на ручке улыбался все так же нагло и так же нагло показывал язык.

Хозяин остановился перед Андреевым, улыбка перерезала его лицо, он нагнул голову и тихо произнес:

– А вот и третья дверь. Самая что ни на есть главная. А то, что вы видели до этого: и все разговоры, и ваш внутренний протест, и голубой коридор успокоения – все это как бы порог, прелюдия к главной симфонии.

Хозяин указал рукой на дверь. Взгляд Андреева приклеился к руке, двинулся за ней и уперся в надпись: ЖИЗНЬ.

– Я хочу напомнить вам те разговоры, которые вы здесь вели, – сказал Хозяин и вдруг крикнул. – Раз!

И слово было – как выстрел.

Перед Андреевым стоял бородатый Пушкин. То ли Хозяин так незаметно ушел в тень, а Пушкин, наоборот, вышел на свет, то ли еще что-то невероятное произошло… Однако на месте Хозяина молча стоял Александр Сергеевич, улыбался и, непонятно к чему, показывал большой палец.

– Два!

И вот уже исчез Пушкин, а кооператорша, возникшая столь же неожиданно, зачем-то прогнулась, откинув волосы назад, отчего прозрачная кофта поднялась, обнажив полоску белого тела.

И – третий выстрел:

– Три!

Лицо Хозяина было непроницаемо серьезным.

Андреев замер, вжавшись в кресло. Вопрос торчал у него на кончике языка, кололся и жег, но никак не хотел формулироваться.

– Только не надо меня ни о чем спрашивать, – веско сказал Хозяин. – Все, что вам надо, – вы понимаете. А во что вы верите из того, что понимаете, – это ваше личное дело. Вера – вообще личное дело. А кстати, вы верите в жизнь после смерти? Как бы то ни было, согласитесь, целиком отрицать подобное все же нельзя. Но, право же, если возможна иллюзия-смерть, разве не логично представить, что может быть и иллюзия-жизнь? Согласитесь, странно выстраивать законы человеческого существования, вовсе исключая подобную возможность. А ведь именно так все и поступают…

Андреев почувствовал, как фонтанчик раздражения снова забурлил в его душе. Эти бесконечные разговоры, где правит логика и смысл, уже порядком надоели моему герою. Ему становилось попросту скучно…

– Ах, вот как! – воскликнул Хозяин. – Что ж, заставлять – это не в наших правилах, – он тяжело вздохнул. – Решайте сами.

Хозяин медленно повернулся в сторону массивной двери, и под ударом его взгляда она медленно и бесшумно распахнулась.

За дверью мой герой увидел темноту.

– Вы спрашивали о цене? – спросил Хозяин и рукой указал на открытую дверь.

Что было за ней? Какие законы, системы, какая логика правила там? Темнота манила и засасывала. Она не была страшной или зловещей – она была зовущей, эта темнота за открытой дверью.

Но вдруг в тишину кооператива ворвались детские голоса и прямо под ноги Андрееву упал футбольный мяч.

Андреев обернулся. За его спиной оказался выход. В двери стоял мальчик с огромными ушами, на которых сидели не менее огромные очки.

Мальчик сразу стал говорить очень много слов. Слова были такие:

– Я говорю: ты чего, офонарел совсем, что ли? Он как дал! Я как прыгнул! Он как добавил, ва-аще! Я рыпнулся, но безнадега полная, не взял… – Мальчик замер, набрал побольше воздуха и спросил: – Можно мячик забрать?

Андреев кинул ему мяч, посмотрел прямо в лицо Хозяину и сказал:

– До свидания.

– Думайте, что говорите, – ухмыльнулся Хозяин. – Вы не знаете, почему в последнее время стало так трудно работать? Впрочем… Ничего вы не знаете… – Он снова вздохнул и исчез.

Андреев вышел на улицу.

Выстроенные, как на параде, здания приветствовали его. Радостно заскрипели качели. Пожухлая трава, казалось, сама стелется под ноги.

Так бы и закончить рассказ про моего героя, ибо здесь он и заканчивается. Но только как же я? Я-то сам тоже существую. Сижу за своей пишущей машинкой и думаю себе:

«Ах, Андреев ты мой Андреев! – восклицаю я мысленно. – Непутевый ты мой герой, герой без пути. Что же ты натворил, а? Что упустил, сам-то понимаешь? Ты рожден временем, когда люди привыкают верить лишь в то, что им хорошо объяснили. Ты рожден серой эпохой бесцветья, когда всем цветам радуги предпочитали один-единственный, позабыв давно, что он символизирует… Ах, Андреев ты мой Андреев, ты рожден страшными годами, когда – постепенно, как мамонты – вымерли все главные вопросы, но одинокие неприкаянные ответы еще продолжали жить сами по себе, никому ненужные, но потом они тоже стали отмирать… Ты рожден эпохой невостребованных ответов. Андреев ты мой Андреев, годы, стоящие у нас за спиной, могут теперь всю жизнь служить нам оправданием несделанного…»

Неужто потому и не шагнул ты за ту дверь? Один шаг ведь оставался, всего один. И может быть, за ней ответ на тот главный, самый единственный вопрос: «Для чего?»

Тут я вспоминаю Флобера и думаю: а может быть, Андреев оставил этот шаг для меня?

И я вскакиваю из-за стола. Я распахиваю вечно хлопающую дверь на упругой пружине.

Я знаю, куда мне бежать.

Вот он – гудящий проспект. Поворот. Здания-солдаты. Полысевшая зелень. Ржавая карусель. Все верно. Где он – тот единственный настоящий двор, среди этих многочисленных имитаций?

Здесь. Вот маленький особнячок, к которому прилепилась огромная стеклянная дачная веранда. Ошибки быть не может. Но где же кооператив?

Футбольный мяч пролетел около уха и ударился о чьи-то «Жигули».

Тут же, как из-под земли, возник ушастый мальчик в очках и заорал своему приятелю: «Ты что, кретин, офонарел совсем? Это ж дяди Васина машина! Если вмятина останется, он тебя этими самыми „Жигулями“ раздавит, как таракана».

«Надо же, в такое пекло у них хватает энергии не только в футбол играть, но еще и ругаться», – непроизвольно, как бы отдельно от себя, подумал я.

Дома с табличкой «КООПЕРАТИВ, КОТОРЫЙ МОЖЕТ ВСЕ» – не было.

Господин Флобер, господин Флобер, зачем же Вы только отравились, так соблазнительно перепутав реальность и вымысел, подарив надежду? Так что же получается: строки, написанные пером, – это строки, написанные пером и не больше?

Мне было жарко. Стена жары придавила меня к земле, и я опустился на скамейку.

Мальчишки носились перед глазами, как пришельцы с иной планеты.

И вдруг между ними и мной возник бородатый человек неопределенного возраста. Он посмотрел на меня, и улыбка разрезала его лицо.

Я откинулся на жесткой скамейке. Карнавал продолжался. Карнавал людей без лиц. Карнавал одиноких.