Текст книги "Самоубийство Земли"

Автор книги: Андрей Максимов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава пятая

1

В последнее время (а если уж быть совсем точным, то с тех пор как во Дворце появился Воробьев) слегка подрубленный головной механизм Великого Командира начал вести себя как-то странно, весьма непривычно для своего обладателя. Дело в том, что Великий Командир стал в последнее время излишне часто предаваться воспоминаниям. Вполне возможно, что головной механизм был просто не в состоянии переварить того обилия информации, которое выплескивал Последний Министр, и потому постоянно обращался к памяти – то ли за помощью, то ли за советом.

Разумеется, Безголовый и раньше позволял себе вдруг ненароком чего-нибудь да и вспомнить. Особенно он любил обращаться к своей памяти, когда приходилось выслушивать речи или просто гордо восседать в каком-нибудь публичном месте. Безголовый давно заметил: воспоминания придают лицу ту глубокую, окрашенную подчас трагизмом значительность, которая столь приличествует главе Великой Страны.

Но то были воспоминания нужные, не падающие с потолка, и вытребованные начинающим дремать разумом из самых глубин сознания. Стоило разуму начать дремать – и он тотчас будил память. Это понятно. А вот, чтобы так, ни с того ни с сего, предаться размышлениям о прошлом, когда и рядом никого нет, и заснуть было бы весьма кстати… Нет, такого с Безголовым не было никогда.

Безголовый лег на диван, укрылся одеялом и постарался не глядеть в потолок. Впрочем, он знал: можно глядеть в потолок, можно и не глядеть, можно закрывать глаза или оставлять их открытыми… Это не имело ровно никакого значения. Он знал, что он увидит.

Сначала возникала Мальвинина. Роскошно-огромная, притягательно-голая шла она прямо на Безголового, обязательно в какой-то момент одна грудь выскальзывала из ее рук и соблазнительно покачивалась. Шла Мальвинина странно: выбрасывая вперед свои толстые, но такие прекрасные ноги, покачивая бедрами и улыбаясь Безголовому не дурацкой приклеенной, но своей собственной зовущей улыбкой.

«Почему она почти перестала ко мне приходить? – думал Безголовый, вздыхая. – Это же пытка: и постоянно быть с нею не могу, и отвыкнуть не получается».

Однако, тут в воспоминания – это уж обязательно – своей прыгающей походкой входил Воробьев. Властным жестом он отодвигал Мальвинину, та, покачивая бедрами, выходила из видений Безголового, но напоследок обязательно всем телом поворачивалась к нему, будто дразнила. И исчезала.

А Воробьев, разумеется, оставался.

2

Великий Командир никогда не вспоминал, откуда взялся в Великой Стране Воробьев, как появился. Даже, если специально руководил своей памятью, пытаясь направить ее куда надо, не мог вспомнить, когда впервые увидел того, кто стал в его государстве Последним Министром.

Однако первый свой разговор с Воробьевым Безголовый помнил очень хорошо. Как и все последующие диалоги с Воробьевым, вспоминался он как-то странно: Великий Командир видел своего Последнего Министра, слышал его слова, а себя самого не видел и не слышал, будто был он фигурой лишней и вовсе для беседы ненужной.

Воробьев говорил такие слова:

– Ты не знаешь меня, а я тебя знаю. Я наблюдаю за жизнью Великой Страны вот через это огромное окно, ведущее в неведомый вам мир. И я понял главную твою печалинку, Великий Командирчик: ты хотел бы, чтобы у тебя была настоящая страна – такая, как положено, – но каким образом добиться этого, ты не знаешь. Вы делаете кое-что симпатичненькое в этом направленьице: памятничек вот соорудили, приказики издаете, с казнями дело хорошо поставлено… А вот только нет у вас в жизни системочки, по которой можно истинную страну построить. Почему нет системочки-то? Ты не обижайся, Великий Командирчик, но вы мало видели, вам сравнивать не с чем. А я за свою судьбинку видел столько стран, сколько не видели все гражданчики Великой Страны вместе взятые. И вот мои слова, Великий Командирчик, я знаю, как сделать вашу страну настоящей…

(Каждый раз, вспоминая эти слова Воробьева, Безголового обуревала первозданная радость и ему хотелось кричать: «Знает! Знает самое главное!»).

…Конечно, это ты – Великий Командирчик, а не я – Великий Командирчик, – продолжали вспоминаться слова Воробьева, – стоит тебе издать приказик, изгоняющий меня из твоей страны, – я улечу. Есть немало державок, где пригодятся мои советики. Но если ты только пожелаешь – я научу тебя, как сделать твою страну не только Великой, но и настоящей, как сделать ее таким государством, которое станет примерчиком для всех. Хочешь?

Разумеется, Безголовый хотел. Сильно хотел. Так хотел, что даже не задумывался: а зачем это, собственно, ему надо – вроде и так неплохо живет.

3

Слух о появлении во Дворце странного существа быстро дошел до золотых, и поначалу они приняли Воробьева весьма настороженно, не без оснований считая его плюшевым. Ибо плюшевым считался всякий, кто не был золотым.

И когда Безголовый спросил его: «Я не знаю, что делать. Как успокоить их? Как объяснить им, кто ты?» – Воробьев ответил такими словами:

– Великий Командирчик, вот главный принципик нашего «Руководства по руководству руководством настоящим государством»: нет ничего сложнее, нежели убедить в чем-либо одного человека; и нет ничего проще, нежели убедить в чем угодно толпу. И потому, Великий Командирчик, я не пойду к твоему Главному Помощнику – он видит во мне противника, и разговорчик, а тем более диспутик с ним внесет только раздорики в нашу жизнь. Разреши мне, Великий Командирчик, выступить на всенародной дискуссии.

Конечно, Безголовый разрешил. Собственно, он разрешал все, о чем просил Воробьев. Но все равно выходило так, будто Воробьев все делал только с его разрешения.

На всенародной дискуссии Воробьев сперва с легкостью доказал, что не является плющевым; ибо никто и никогда не видел его среди плюшевых. А затем с той же легкостью убедил всех, что является солдатом, ибо – если смотреть в корень, в суть, а не обращать внимание на внешнее, – солдатского в нем куда больше, чем плюшевого.

На это золотые триады крикнули: «Ура!»

Правда, Безрукий хотел было испортить все дело, утверждая, что на всеобщих глазах происходит государственный переворот (надо сказать, что слов этих в Великой Стране все боялись панически), ибо у Великого Командира не может быть сразу двух Главных Помощников.

На это Воробьев сказал такие слова:

– Нет, никогда, ни за что не хочу я быть Главным Помощничком! Нет, никогда, ни за что не буду я претендовать на бразды правленьица! Нет! Я даже не хочу быть Первым Министром, ибо у первого министра есть возможность отступленьица: он может стать вторым, третьим и даже сотым министром. Главному Помощничку тоже есть куда отступать: он может стать просто помощничком или младшим помощничком. Солдатики! Золотенькие! Братики! Я не хочу, чтоб у меня было куда отступать. И, если вы мне доверите, я бы хотел стать последним министром – самым-самым последним, ниже которого никого и ничего нет. Пусть у меня будут отрезаны все пути-дороженьки для отступления. Или я погибну, или не отступлю!

На этом месте Воробьеву пришлось прерваться, потому что многие золотые разрыдались, некоторые захлопали, а некоторые закричали: «Ура!» Солдаты очень хорошо понимали, какой непосильный груз взваливает себе на плечи тот, кто отрезает все пути к отступлению.

А Воробьев продолжил говорить такие слова:

– Спасибочки за понимание. Чтобы быть последовательным до самого конца, до финальчика: я хочу, чтобы, в отличие от всех иных должностей, моя писалась с маленькой буквочки. Да! Пусть так и пишется! Последний министрик. С самой-самой маленькой буквочки. Потому что это уже предельчик! Исходик! Точечка! Отсюда отступление не может быть никогда и никуда!

Тут золотые наперебой стали убеждать Воробьева, что он слишком уж многим жертвует, что так нельзя, в конце концов, ну ладно, пусть последний министр, но не с маленькой же буквы – это уж никак не годится, только с большой, как принято – Последний Министр. Золотые убеждали-убеждали, убеждали-убеждали, устали невероятно, но своего добились: убедили. После чего все – в том числе и Безголовый, который не принимал никакого участия в дискуссии – разошлись с приятным ощущением выполненного трудного долга.

4

Резкий стук в дверь вывел Безголового из забытья. Он вскочил и, пожалуй, излишне громко, крикнул:

– Да!

На пороге стоял золотой.

– Последний Министр приказал доставить радость! – гаркнул он.

Из-за его спины появился еще один солдат. На вытянутых руках он нес новую фуражку для Безголового.

Положив фуражку к ногам Великого Командира, золотой отрапортовал:

– Радость доставлена. – Переведя дыхание, солдат столь же громогласно спросил: – О чем прикажете думать, Великий Командир?

– О нашей Великой Стране, – не задумываясь, ответил Безголовый. – Все думайте об этом.

– Есть! – солдаты повернулись через левое плечо и вышли.

Хотя Безголовый уже и привык к тому, что его Последний Министр очень любил делать подарки своему Великому Командиру, каждый подарок все равно радовал его.

Полюбовавшись новой фуражкой, примерив ее, и даже прошагав в новом головном уборе перед зеркалом, Безголовый снова лег на диван, прекрасно понимая: раз уж пришли воспоминания – просто так они не уйдут.

Великий Командир продолжал вспоминать…

Воробьев говорил такие слова:

– Великий Командирчик, если ты будешь руководствоваться в своем правлении «Руководством по руководству руководством настоящим государством», – ты построишь истинное государство. Мы будем создавать его постепенно – и чем больше будет «Руководство…», тем истинней будет твоя страна. А для начала запомни главный принципик: ПРИКАЗ ОПРЕДЕЛЯЕТ СОЗНАНИЕ. Это очень важные, самые необходимые для построения воистину великой и настоящей страны слова! Приказик определяет сознаньице! Вы интуитивно поняли этот принципик, но не сумели его красиво сформулировать, а для настоящего Командирчика умение красиво формулировать чрезвычайно важно, ибо народик верит только тем приказам и лозунгам, которые красиво сказаны и абсолютно ясны, потому что у народика нет времени вдумываться в суть. И это прекрасно. Будь по-другому, толпа стала бы столь же неуправляемой, как неуправляем один человек. Но не будем отвлекаться. Итак, приказ определяет сознание, приказ закрепляет слово, дает ему силу. Что такое словечко? Штучка бессмысленная и легкая, как комарик – съел и не заметил. Но словечко в приказике – огромная сила.

«Говори! Говори! Говори» – даже в воспоминаниях Безголовому хотелось просить об этом своего Последнего Министра, речи которого чаще всего были ему не понятны, но все равно вселяли в Великого Командира уверенность. Ведь раньше в их стране выходило множество разных приказов, и все граждане понимали, как им жить. Но для самого Великого Командира приказа не было – от чего он и мучился. С появлением Воробьева, Безголовый начал править уже не просто так, а согласно «Руководству по руководству руководством настоящим государством». Поэтому «Руководство…» являлось как бы Приказом, который Великий Командир издавал для себя самого, что, без сомнения, было очень мудро.

Подумав так, Безголовый даже заурчал от удовольствия.

Но и эти радостные мысли недолго кружились в его головном механизме. Плен воспоминаний не отпускал Великого Командира.

Воробьев говорил такие слова:

– Великий Командирчик, давай начнем с самого простого. Давай назовем Дворец – хижиной, именно так – с маленькой буковки. Ты, наверное, хочешь задать вопросик: «Что же изменится от этого?» «Ничего», – таков будет мой ответик. Запомни, Великий Командирчик, еще один непреложный принципик: для того, чтобы гражданчики твоей страны поверили, будто в их жизни что-то изменилось, первым делом надо поменять вывесочки. Ибо настоящие изменения происходят так долго, что жители привыкают к ним и уже не радуются их новизне. Вывесочки же можно изменить за секунду.

Однако отныне твои гражданчики смогут говорить: «Наш-то Командирчик в хижине живет!» Представляешь, как это поднимет твой авторитетик? Запомни еще один простой принципик: Великий Командирчик постоянно должен подчеркивать свою скромность, и чем чаще он будет ее подчеркивать, тем громче и яростней будут звучать здравицы в его честь.

5

Ночь, казалось, длится вечно.

Солдаты сидели, тупо уставившись в одну точку и честно старались думать о том, о чем им приказано было думать.

Безрукий ходил из угла в угол своей комнаты, в сотый раз представляя, как воплотится его план и какое после этого наступит удачное время.

Плюшевые спали и снился им всем один и тот же сон: будто выходят они на площадь, и трижды вспыхивает и гаснет Великий Свет и начинается замечательный бунт. И только Собакину-маленькому снился почему-то огромный хоровод вокруг памятника Великому Конвейеру.

Спал Петрушин, обняв Ее, испытывая во сне ощущение полного счастья.

А Воробьев говорил такие слова:

– Что более всего мешает построению настоящей страны? Жители мешают, народ. Нет народика – нет проблем, есть народик – есть проблемки. Как же совладать с этим народиком? – Вот очень важный вопросик. Глупые Командирчики изо всех сил стараются, чтобы народик их полюбил, им кажется, что в этом случае они смогут делать со своими гражданчиками все, что захотят. Ошибочка. Не надо, чтобы народик любил своих командирчиков. Во-первых, любовь надо все время подтверждать, а зачем командирчику подтверждать любовь к своему народику? А во-вторых, чем кончается истинная любовь? Разочарованием. Насколько я знаю, тебе это хорошо известно, Великий Командирчик. А потому запомни еще один важнейший принципик «Руководства»: народик должен своего командирчика уважать. А если будет немножко бояться – очень хорошо. Это любви страх мешает, а уважение только крепит.

Но как же добиться уважения своего народика? Здесь есть несколько взаимодополняющих приемчиков. Для начала нужно создать о своем Командирчике, то есть о самом себе, легенду… Согласись, о простых гражданчиках мифы не слагают – их слагают только о героях и командирчиках. Поскольку героев в вашей стране, к счастью, нет, значит вывод прост: если о тебе рассказывают легенды – ты, безусловно, командирчик. В этом ты уже мог убедиться: ведь стоило тебе сказать, что ты живешь в хижине, – и сразу начали ходить легенды о твоей скромности. Как мы и ожидали, это вызвало новый прилив любви и уваженьица к тебе. Но, Великий Командирчик, сегодняшний день не очень хорошо способствует появлению мифа – тут уж никак не обойтись без прошлого. И я думаю: отчего это у вас до сих пор нет прошлого? Надо бы его непременно придумать, ибо не бывает настоящего государства без прошлого.

В Великой Стране нет Бога, и ты даже не знаешь, Великий Командирчик, что есть Бог. Нет, я не буду тебе это объяснять – ни к чему. Но ведь нельзя жить вовсе без веры. Во время моих полетиков я понял: кто не верит в Бога – тот верит в святость прошлого. Многие народики почему-то думают, что эти две веры взаимозаменяемы. Вы поставили памятничек Великому Конвейеру. Хорошо. Вы приказали верить в святость Великого Конвейера. Все постепенно свыкаются с мыслью, что Великий Конвейер – это самое святое, что у вас есть. Очень хорошо. И вот, когда все свыкнутся с его величием, надо неожиданно поставить вопросик: «А так ли уж, на самом деле, велик Великий Конвейер? Да и вообще: является ли он конвейером по большому счету?» Так рождаются споры о прошлом: вначале догма – потом сомнения. Все просто.

Диспутики о прошлом – это очень важно. Ибо запомни еще один принципик нашего «Руководства…»: самое страшное для страны, если народик вдруг начнет копаться в сегодняшнем дне. С этого-то разбродик и начинается. А разбродик, увы, может привести к переворотику… Для того, чтобы отвлечь народик от разбродика есть два способа: либо заставить народ мечтать о будущем, убедив его в том, что будущее непременно должно быть прекрасно, либо заставить народ страстно ворошить прошлое.

6

Золотой заглянул в комнату к Великому Командиру. Увидев, что тот спит, солдат принял самостоятельное решение: перестать думать и отправиться в свою казарму спать. Но по дороге он прислонился зачем-то к стене да так и уснул – стоя.

Безголовый же на самом деле не спал – он пребывал в некоем странном состоянии, когда душой и мыслями владеют не то сон, не то мечтания, не то воспоминания. Когда время представляется ямой, заполненной тягучей краской, и вот он лежит в этой краске, и так ему хорошо, так покойно, и кажется Великому Командиру, что нет в мире вовсе никаких проблем, а если вдруг некстати возникнут какие-нибудь вопросы, то для них уже давно заготовлены ответы, только и ждущие, чтобы их востребовали.

А Воробьев возникал рядом с этой ямой и говорил такие приятные слова:

– Что же требуется от народика, Великий Командирчик? От народа требуется, чтобы он был весел и счастлив. Тем командирчикам, которые забыли великий принцип: приказик определяет сознание – кажется, что добиться этого чрезвычайно трудно. Но ведь мы с тобой этот принципик помним…

И вот я спрашиваю тебя: что делаешь ты, Великий Командирчик, когда тебе бывает весело? Ты улыбаешься. Потому что веселье рождает улыбочку. Но значит возможна и обратная закономерность: улыбочка рождает веселье. Поэтому, если все жители Великой Страны начнут улыбаться – они непременно будут веселы, не так ли? И вот здесь, на самом почетном Месте, рядом с дв… прости… хижиной Великого Командира, в которой живут лучшие жители Великой Страны, мы построим Пункт Всеобщего Увеселения. Представь: в течение нескольких дней мы обулыбим всех плюшевых, и у тебя будет не только самая Великая, но и самая Счастливая страна. Ты можешь задать вопросик: «А как же золотые? Будем ли мы обулыбливать их?» Даю ответик: пока не будем. Смотри, как прекрасно все раскладывается: плюшевые улыбаются – золотые думают. Это и есть настоящая жизнь. Твоя державка будет становиться день ото дня все малострадальнее.

Великий Командирчик, я много летал и повидал много. Я видел разных командирчиков и заметил, что самые глупые из них все время пытаются не позволить народу чем-нибудь заниматься. Им кажется: если народик вовсе ничего не делает – правителям нечего опасаться. Дурачки! Народ – тот же ребеночек: отними у него все игрушечки, так он непременно начнет забавляться собственными ручками, и, того и гляди, сломает себе пальчик… Прости, Великий Командирчик, ты ведь не знаешь, что это такое – ребеночек, тебе неведомо само понятие «продолжение рода», твоя жизнь не имеет конца и потому у нее нет продолжения: вечность не нуждается в потомстве. Впрочем, извини, это я уже о своем заговорил… Тебе же главное запомнить еще один принципик нашего «Руководства…»: народ может делать все, что угодно, – главное, чтобы по сути он не делал ничего. Не удивляйся, Великий Командирчик, поверь мне: есть множество занятий, которые увлекают народик, и при этом не приносят ни вреда, ни пользы.

Итак, вот проблемка: как развлечь народик? Сейчас мы будем выбирать с тобой способы развлечения, и ты увидишь, как много этих способов.

Хорошо бороться с врагами – например, с внешними, мотивируя это тем, что они все время угрожают. Война за то, чтобы не было войны, в принципе, хорошо развлекает народик, но, боюсь, твои гражданчики этого не поймут, им ближе настоящий бой.

Можно побороться также с врагами внутренними, на них удобно сваливать любые неурядицы. В связи с этим запомни, Великий Командирчик, еще один принципик: настоящее государство отличается не тем, что вовсе нет недовольных, но тем, что недовольные хорошо известны Командирчику и выражают свое недовольство только тогда, когда Командирчику это необходимо.

Также очень хорошее развлечение для народика чего-нибудь строить. При этом не результат важен, а процесс. Главное: назвать строящееся каким-нибудь красивым словом и с помощью Приказика убедить всех, будто в этом строительстве и заключается смысл их жизни. Над этим мы непременно подумаем еще.

А пока давай начнем обсуждать с гражданами проблемки, которые не имеют к жизни никакого отношения. Мои полеты убедили меня: любой гражданинчик с особой страстью обсуждает почему-то именно те проблемки, решение которых абсолютно ничего не меняет в его собственной жизни.

Для начала давай начнем освоение потолка. Мы с легкостью докажем, что освоение потолка – дело всей Великой Страны. Мы придумаем разные способы освоения, мы прикажем золотым отыскать в своих абсолютно одинаковых рядах тех, кто будет достоин первым ступить на потолочек… Увидишь: солдатики с яростью примутся за решение этой проблемки.

А всевозможные всенародные диспуты, спорики? И чем менее понятен их смысл, тем лучше, с тем большим азартом будут в них все участвовать.

Великий Командирчик, покуда мы живы – а мы не умрем никогда – будет создаваться «Руководство по руководству руководством настоящим государством». Ты даже не представляешь, какие еще делишки предстоит нам вершить на этом пути. Но это все в будущем. Пока же ты можешь быть уверен: раз я здесь – никакого переворотика в твоей стране не произойдет, и она все быстрей и быстрей станет приближаться к истинному государству.

7

В далеком провале огромного окна возник ленивый взгляд серого утра. Утро никак не хотело разгораться, блеклые краски покрыли Великую Страну. Просыпаться и шагать в серость не хотелось никому.

Безголовый открыл глаза, увидел потолок, понял, что проснулся и вздохнул.

Тотчас на пороге комнаты возник Воробьев. Как всегда он был бодр и весел.

– Как понравилась Великому Командиру моя вчерашняя радость? – улыбнувшись, спросил он. – Я так люблю делать тебе подарки.

– Спасибо. Не мог бы ты посидеть со мной? – попросил Безголовый. – Мне грустно.

– Что так? Что так? Что так? – весело затараторил Воробьев. – Пусть только прикажет Великий Командирчик, и я расскажу ему еще несколько особенно важных принципиков «Руководства по руководству руководством настоящим государством».

– Спасибо, – повторил Безголовый. – Но, видишь ли, в чем дело: я начал вспоминать. Более того: воспоминания овладели мной, они душат меня по ночам. Я не могу ни о чем думать – я все время вспоминаю твои слова.

– Это не те проблемки, из-за которых стоит ломать себе голову, поверь мне, Великий Командирчик. Я прикажу, и тебе принесут какую-нибудь неожиданную радость. Думаю, тебя это развеселит.

Так сказал Воробьев, а сам подумал: «Глупые создания. Что они могут вспомнить – эти существа, которые не стареют, у которых ни смерти нет, ни рождения, чья жизнь не течет, а движется от события к событию – скачками, фрагментами? А ведь течение жизни и есть постарение. Дурачки, зачем нужны воспоминания существам, не ведающим старости?»

– Последний Министр, ты мудр и добр, – Безголовый попробовал улыбнуться. – Только я никак не могу понять: почему ты выбрал именно мою страну?

– Ты много раз задавал мне этот вопросик, и каждый раз я давал тебе один и тот же ответик: стоит тебе приказать, я тотчас улечу.

Так сказал Воробьев, а сам подумал: «Они все по сути одинаково-плюшевые дурачки: они не понимают собственного счастья. Он еще спрашивает: „Почему я здесь?“ Как будто есть еще державки, жители которых овладели бы вечностью? Здесь нет ни рождений, ни смертей, ни течения жизни, ни старости – разве это не вечность? Нашему роду слишком хорошо известно, что такое старение, – течение жизни, которое может прерваться каждую секунду, и что такое смерть… Кто знает, если я буду править ими, возможно, и мне перепадет кусочек вечности? Может, я стану бессмертным, как они, – кто знает…»

День никак не хотел разгораться. Казалось, уставшее время спряталось ото всех, и эти серые краски непроснувшегося утра, теперь уже – навсегда.