Текст книги "Чейзер (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

  – Таким вот он был, наш Андрей Антонович, – вздохнул Резниченко. – Военный разведчик, ни больше, ни меньше. В восемнадцать лет уже на фронтах воевал.

  – А девушка? – спросил я, продолжая смотреть на фото. – Его жена?

  – Не знаю. Сколько помню эту квартиру, всегда эта фотография у Андрея Антоновича на столе стояла. И никогда он про эту девушку никому не рассказывал... Ладно, молодцы, давайте к делу. Шкафы сегодня не трогаем, в деканате велели разобрать книги в зале, чтобы можно было тело из больницы до семи вечера домой привезти и поставить в гостиной, чтобы все по-божески, – Резниченко издал странный звук, словно застрявший в горле комок проглотил. – Программа следующая: из машины во дворе берем картонные коробки, аккуратно укладываем в них книги, выносим и ставим коробку в кузов. Только не друг на друга, а рядышком. С книгами бережно, некоторые из них очень старые. Все ясно?

  – Ага, – протянули мы с Сычом.

  – Тогда начинаем.

   Работы оказалось больше, чем мы думали: к пяти часам мы расчистили только один угол комнаты, где было навалено особенно много всего. Резниченко через каждые пять минут выходил поговорить по телефону, ну мы и пользовались минуткой, чтобы немножко передохнуть.

  – Гляди! – Сыч показал мне какой-то старый журнал, то ли чешский, то ли польский. На развороте был постер, с которого улыбалась смазливая блондинка топлесс. – Вот почему дедушка не женился, гы-гы.

  – Дрочи поменьше, Сыч, – ответил я. – Сразу девчонка появится, ага.

  – Дурак ты, Саня, это ж искусство! – Сыч бросил журнал с блондинкой в кучу забракованной Резниченко макулатуры.

  – Ага, высокое. Выше некуда.

  – Слушай, Сань, а что у тебя с Элиной Авдеевой – любовь?

  – Не твое дело, – буркнул я.

  – Да ты не злись, я ведь просто спросил.

  – А я просто ответил. Еще вопросы?

  – Просто рад за тебя, – заявил Сыч. – Только придется тебе соответствовать, Саня. Авдеева у нас отличница, о как!

   Я хотел съязвить, но не успел.

  – Из больницы позвонили, – сообщил нам Резниченко, входя в гостиную. – Тело скоро привезут, так что живенько все разбираем.

  – Так мы уже коробку набрали, – заявил Сыч.

  – Тогда несите в машину. А вы, Мезенцев, на столе все разберите.

  – Понял, Олег Анатольевич.

   Книги на столе в большинстве своем были старинные, в красивых, украшенных тиснением переплетах, и все на немецком языке. Мне почему-то подумалось, что Кузнецов привез эти книги с собой из Германии после войны. Я не удержался и открыл одну из них. Это был "Фауст" Гете, изданный в Лейпциге издательством Филиппа Реклама. Сразу привлекла внимание дата издания книги – 1850 год. Плотная желтоватая бумага страниц еще больше пожелтела от времени, а готический шрифт казался особо таинственным. Иллюстраций, как ни странно, не было. Я аккуратно положил книгу на дно коробки, продолжил разбирать книжный завал на столе. Быстро глянул на фотографии и почему-то мне показалось, что и девушка, и сам молодой Кузнецов смотрят на меня осуждающе – мол, какого ляда ты лазаешь в наших книгах?

   Или я ошибаюсь – они смотрят куда-то МИМО меня?

   Точно, их взгляды направлены в одну точку. Куда-то в другую часть комнаты. Я обернулся, пытаясь понять, куда именно. Вроде бы на стеллаж с книгами.

   Полное собрание сочинений Ленина. Господи, и это старик хранил у себя дома? Или же....

   Я решился. В комнате я был один, так что можно немного посвоевольничать. Быстро посбрасывал пыльные серые книги классика коммунизма на пол. За сочинениями Ленина был еще один ряд книг. И среди них – большой старый том в тяжелом, окованном потемневшим металлом переплете.

   Я взял книгу в руки, открыл. Латынь. Тщательно выписанные черной краской на желтом, покрывшимся пятнами от старости пергаменте готические буквы. " Liber veneficus Augustus Wurtemberg de mundi ignota, de vita aeterna, et in transmigratióne animarum, scriptum a se anno regni Imperatoris Sigismundus, Deus benedicat eum. Originale testimonium transitus ad alias mundi descriptio et add transitionum carmine protegens. Scriptum est anno 1412 in nativitate Christi in Bohemia. ".

   Я не силен в латыни, но кое-что изучал на первом курсе. Спасибо нашей преподавательнице латинского Лидии Рувимовне Хейфиц, вбила она таки кое-что в мою башку. Примерный перевод должен звучать как-то так: "Книга волшебника Августа Вюртемберского о мирах неведомых, о жизни вечной и о переселении душ, написанная в правление императора Сигизмунда, да хранит его Бог. Подлинные свидетельства перехода в иные миры с описанием и заклинаниями оные переходы защищающими. Написано в год 1412 от Рождества Христова в Богемии."

   Ага, какая-то оккультная книженция. Чертовски дорогая и ценная, надо думать, если выпущена еще до начала эпохи книгопечатания. Надо Резниченко показать.

   Я бережно положил фолиант на стол, и тут мне на глаза попалась потертая папка из коричневой кожи, прямо возле пишущей машинки. Я взял ее в руки, чтобы переложить в коробку, но тут папка вдруг выскользнула из моих пальцев, упала на пол, раскрылась, и из нее выпали старая общая тетрадка в коленкоровом переплете и какой-то потемневший от времени и обтрепанный на углах лист бумаги. Я выругался, поднял папку, положил на стол, потом подобрал с пола тетрадь и листок. Не удержался, заглянул в тетрадку – она была от корки до корки исписана мелким аккуратным почерком. Записи перемежались весьма неплохими рисунками, сделанными тонким пером – люди в старинной одежде, странные фантастические существа, старинные постройки, холодное оружие, какие-то механизмы, неизвестные мне символы и прочее. Видимо, это были какие-то личные заметки покойного, не предназначенные для чужих глаз. Потом я осмотрел листок. Бумага была очень необычной: плотная, кремово-золотистая, с сетчатой структурой и хорошо заметными водяными знаками. Кажется, такая бумага называется верже. На одной стороне листа черной тушью была начертана карта, эдакий антик в духе первых карт Нового времени, но вот только все надписи на карте и в легенде были сделаны не латиницей, не кириллицей, а неведомыми письменами. Никогда прежде не видел таких знаков. На обратной стороне листа было написано следующее:

  Десятигорье

  Север – Ватарские горы с вершинами Арг и Дулет.

  Запад – Мрачные горы с вершинами Ассхейм, Скъяванберг и Оленфюдль

  Восток – Руат с вулканами Адова Глотка и Ведьмин котел и пиком Хрустальный.

  Юг – Златогория с вершиной Ошар

  Волчьи горы – разделяют Висланд, Вулафторн и Орандур. В центре Двуглавая гора – мистический центр мира. Место, где находятся Санктур и Тойфельгартен.

   Я, конечно, не спец в географии, но прежде никогда не слышал таких названий. Сомневаюсь, что Ватарские или Волчьи горы существуют в действительности. Ну, Волчьи может и существуют, а вот Ватарские... Мне вдруг стало ужасно интересно. Стоп, а не писал ли покойный Андрей Антонович книжку в стиле фентези? Исписанная тетрадка вроде как черновик книжки, а карта – придуманный сочинителем сеттинг. Если так, неплохо было бы прочитать. Люблю такие вещи. И вряд ли эти записи покойного профессора представляют ценность для университета. Тэк-с, что у нас тут? "Вначале была легенда". Неплохое начало. Надеюсь, концовка будет не хуже...

   ***

   Вначале была легенда.

   Знаешь ли, никто и никогда не скажет тебе, когда и кем она была сложена, где была впервые рассказана – в придорожной корчме, в гостевой зале дворца, в трапезной знатного лорда или в лачуге отшельника. И уж тем более неведомо было, что в ней правда, а что вымысел. Только вот по всему Десятигорью, от Инковарна до Снежных Марок, от Фарагии до Вальзерата люди заговорили о таинственном даре казненного пророка и человеке. который наследовал великую тайну. Я расскажу тебе ее так, как слышал сам от странствующих сказителей.

   Другие легенды быстро забывались – уж слишком суровые времена настали, не до сказаний было жителям королевств Десятигорья. Никто не мог быть уверен в том, что проснется поутру, а проснувшись – доживет до вечера. Ибо много лет не знала эта земля ни мира, ни спокойствия. Непримиримая вражда некогда разделила два сообщества магов, Санктур и Тойфельгартен, а позже переросла она в настоящую войну, и принесла эта война Десятигорью великие бедствия. Плодородные угодья превращались в пустоши, чистые воды рек и озер – в отравленные болота, неведомый ужас наполнял ночи, злобные чудовища, порожденные магией, подстерегали людей на дорогах и в лесах. Гонимые страхом жители некогда цветущих земель бросали свои жилища и искали спасения за стенами городов и крепостей, но и там не находили покоя. Правители королевств Десятигорья, такие же надменные и своекорыстные, как маги, вели войны с соседними владыками за землю и воду, за золото и власть, а следом за войнами шли голод и болезни. Именно тогда, в это темное и страшное время, когда жизнь человеческая потеряла свою цену, и все чаще звучали речи о приближающемся конце времен и гибели мира, появилась легенда о Пророке.

   Сказывают, что еще до начала Войн Двух Вершин между магами, в землях дальней Фарагии, захваченных пришедшими с юга кочевниками-торкарами, в древнем городе Эсана, объявился человек, называвший себя посланником истинного Бога-Творца – не предавших род людской древних богов, жестоких и никчемных, а настоящего Создателя, давшего этому человеку свое Откровение. Поначалу жители Эсаны, люди практичные, алчные и недоверчивые, не верили пришельцу и насмехались над ним, называя чудаком и безумцем, но только странный человек не обращал на это никакого внимания – он продолжал свои проповеди, призывая людей жить в мире и любви. Постепенно все больше людей приходили послушать странного пророка; слухи о посланнике Создателя распространились далеко за пределы Эсаны, и из прочих городов Фарагии шли в Эсану люди, желающие послушать речи Посланника. Так продолжалось одиннадцать месяцев. В конце первого Года от начала Проповеди в Эсане начался лютый мор, и Пророк отправился в нищие кварталы и бесплатно лечил бедняков. Это вызвало ненависть Гильдии врачей. Гильдия обвинила Пророка в том, что это он наслал заразу на город. Пророк был арестован, и лекари Эсаны лжесвидетельствовали в суде против него, говоря, что Пророк превращал злыми чарами воду в городском водопроводе в мертвый гной, отчего и пошла чума. Так Пророк был приговорен к смерти. Его повесили как разбойника над центральными воротами города, и те самые люди, что еще недавно слушали его проповеди, радовались его мучениям.

   В предместье Эсаны в то время жил виноторговец по имени Джозеф Джаримафи. Он никогда не слушал проповедей Пророка и почти не верил в богов – его богами были деньги, которых ему всегда не хватало. У него не было семьи, потому что много лет назад его жена умерла, и больше он не женился. В день казни он привез в город свой товар и стал невольным свидетелем того, как умер Пророк. На следующий день он вновь повез вино в город и увидел, как тело Пророка терзают вороны и стервятники, и нищие, собравшись у ворот, швыряют в казненного камнями и сухим навозом. Джозеф выбранил их и прогнал, и тут увидел недалеко от ворот горько плачущую девушку. Он спросил ее, почему она плачет, и девушка ответила, что ей жаль Пророка – он вылечил многих людей от чумы, а теперь эти люди смеются над ним и оскверняют его останки. Призадумался Джозеф над словами девушки, но ничего не сказал ей и отправился домой. А ночью ему приснился странный сон, будто его умершая жена продает свои свадебные украшения, чтобы выкупить тело Пророка и предать его земле. "Помоги ему", – сказала жена, и Джозеф проснулся. Решив выполнить волю покойной, он отправился к правителю города и попросил отдать ему тело казненного. Правитель, алчный, как все торкары, потребовал с Джозефа огромную плату за тело Пророка – сто золотых монет. И Джозеф согласился. Он отдал торкарскому наместнику все свои сбережения, которые собирал десять лет, выкупил тело и собственноручно похоронил мученика на кладбище для бедняков. После похорон Джозеф заснул и увидел во сне Пророка. "– Я благодарю тебя за твою жертву, мой друг, – сказал Пророк, улыбаясь. – Скажу тебе, что вечная жизнь достижима, и ты первый, кто убедишься в этом. Тьма опустилась на этот мир, но ты станешь в ней лучом света и надежды. Я многого не успел – теперь ты будешь помогать людям вместо меня. Начни прямо завтра: в доме близ Скотного рынка тяжко страдает бедная женщина. Ступай и напои ее водой из твоей фляги. " Когда Джозеф проснулся, он сделал так, как сказал ему во сне Пророк. Он нашел дом, о котором ему было сказано во сне, а в доме умирающую женщину, вокруг которой плакали трое ее малолетних детей. Джозеф влил в рот женщины глоток воды из фляги, и она выздоровела. Пораженный случившимся, Джозеф поспешил к могиле Пророка, но не нашел ее – она исчезла.

   С тех пор бывший виноторговец обрел бессмертие и, навсегда покинув Эсану, странствует по землям Десятигорья, исцеляя больных и прогоняя смерть. Говорят, ему было еще одно видение, в котором Пророк указал ему источник живой воды, и только Джозеф знает, где этот источник находится. Многие пытались найти Джозефа и разгадать тайну волшебного источника, но никому это не удалось. И еще говорят знающие люди, что в одной из скрытых от мира волшебных книг записано, что Джозеф откроет себя миру в самое тяжелое время, когда великое зло будет угрожать всем живущим в Десятигорье. Так говорит легенда...

  – Мезенцев!

  – А? – очнулся я. Резниченко стоял в дверях гостиной с телефоном в руке.

  – Ага, вот так нормально, – одобрил он. – Машинку тоже надо убрать. В спальню унесите, хорошо?

  – А? Да, конечно, – я незаметно сунул тетрадь в карман моей толстовки. Пустую папку положил на стол рядом с фотографиями. Взял со стола приготовленную стопку книг, опустил в коробку – она была почти полная.

  – Олег Анатольевич, тут книга какая-то древняя, – сообщил я и тут осекся: найденного мной фолианта на столе не было! Исчез, проклятущий, будто черт языком слизнул. И карта исчезла. Только что тут была, прямо на середине стола...

  – Что вы сказали, Мезенцев? – Резниченко будто не слышал меня.

  – Да так... ничего.

  – Коробку, коробку несите!

  – Будет сделано, – отрапортовал я, поднял тяжелую коробенцию и понес к дверям. Щеки у меня горели.

   Сыч стоял возле "Газели" и курил.

  – Смотри не заработайся, – заявил он.

  – Быстрее сделаем, быстрее свалим, – ответил я, втолкнув коробку в кузов. – У меня еще дела.

  – Конечно, конечно. Хотя куда торопиться – Элиночка твоя уехала на соревнования.

  – Иди в жопу, Славик, – сказал я и пошел в подъезд.

   Резниченко опять говорил с кем-то по телефону. Я так понял, это коллеги ему названивали, сообщали, как продвигаются дела в больнице.

  – Все, они выезжают, – сказал он, заметив, что я смотрю на него. – И мы успеваем. Еще одна коробка осталась? Давайте, забирайте.

   Я подхватил последнюю коробку, еще раз краем глаза глянул на фотографии. Мне вновь показалось, что Андрей Кузнецов смотрит на меня с упреком – я выносил из дома его главное богатство, его книги, которые прожили здесь, в этих стенах, целую жизнь рядом с ним. А еще я похитил его тетрадку и карту. Аж извиниться захотелось.

   Правильно говорят, что в фотографиях частичка души живет. Поэтому я свои фотки никогда нигде не выкладываю. Не в соцсетях, ни в Инстаграмме. И правильно делаю...

   "Я верну ваши записи, Андрей Антонович, только прочитаю и верну. Не сердитесь, пожалуйста!"

   Сыч все еще стоял у машины, уставившись в дисплей своего айфона. Я втолкнул коробку в кузов, стянул перчатки. И увидел, как во двор медленно въезжает микроавтобус в сопровождении двух легковушек. Одну я узнал – это был "ниссан-кашкай" нашего замдекана.

  – Андрея Антоновича привезли, – вздохнул я. И почему-то сразу захотелось бежать со двора, чтобы не увидели меня тут.

  – Валор моргулис, – заявил Сыч с самым идиотским видом. – Все там будем. Чего посмурнел, Сань?

  – Меньше сериалы смотри, ёба, – зло бросил я и отошел к деревьям под окнами.

  – Мезенцев, Сычев! – Резниченко вышел из подъезда, помахал мне рукой. – Все, свободны ребята. Теперь уже после похорон встретимся.

  – До свидания, Олег Анатольевич! – Я быстрым шагом, чтобы Сыч не догнал меня, вышел со двора на улицу и направился к трамвайной остановке. Больше всего мне хотелось побыть одному.

   ***

   В семь позвонила Ленка – сказала, что у подружки и приедет поздно. Опять про суп, который надо доесть и посуду, которую потом следует вымыть. И еще про мусор. Короче, поговорив с ней, я понял, что прежде чем включить компьютер и спокойно посидеть в сети, на помойку все-таки придется сходить.

   Во дворе у нас горят два фонаря – один сразу у нашего подъезда, второй ближе к стоянке. А вот помойка находится в самом темном углу, поэтому я захватил с собой фонарик. Швырнул мешок с мусором в контейнер и потопал обратно, освещая себе дорогу. Дошел до угла своего дома и в очередной раз понял, что сегодня со мной происходят очень странные вещи.

   Сова. Здоровенная серая сова. Уселась на турник детской площадки и смотрела на меня, совсем по-свойски так подмигивая то одним глазом, то другим.

   Я почувствовал, как холодные мурашки забегали у меня по спине. И в животе стало как-то нехорошо. Сова в центре города – это необъяснимо. Нет, наверное, так бывает, но я никогда не слышал о подобных вещах. Да еще сидит, красотка, в каких-нибудь пяти метрах от меня, таращится и даже не собирается улетать...

  – Тьфу на тебя! – крикнул я и направил луч фонаря на птицу.

   Сова бесшумно сорвалась с турника и исчезла в темноте. А я поспешил домой. У меня было странное чувство, что кто-то смотрит мне в спину.

   Нервы чего-то у меня расшалились. Да и день странный какой-то. Сон, который я видел, исчезнувшая со стола книга. Сова опять же.

   Поднявшись на свой этаж, я быстро скользнул в квартиру, зажег свет во всех комнатах, умылся холодной водой и, усевшись на диван, попробовал не думать о происходивших со мной странностях. Вспомнил, что Виталик Лычин мне двести рублей с прошлой недели должен и не отдаст никак. Начал перебирать в памяти ники своих друзей в соцсети. Почувствовал, что волнение и тревога постепенно проходят, и аж вздохнул с облегчением.

   Да, замотался я что-то. Надо поменьше сидеть в сети и больше отдыхать.

   Мой смарт мелодично проиграл сигнал, оповещающий о новом СМС. Я глянул на дисплей и улыбнулся. Элина, Элиночка, Мурлыка моя красивая.

   "Доехала хорошо, место просто улетное. Такая красота, что не верится. Жаль, что ты не со мной. Целую".

   Сразу как-то душа встала на место, забылись все сегодняшние заморочки и странности. Тепло стало на душе, хорошо. Она обо мне помнит, пишет. Жаль, конечно, две недели мы не увидимся, но потом...

   "Рад за тебя, солнышко. Люблю, целую много-много раз!!!" И еще куча смайликов...

   Блин, повезло мне. Хотя первое время я сомневался, что она на меня западет. Такая девушка, такая прелесть... И вроде бы все у нас складывается. Как нельзя лучше складывается.

   Мою эйфорию прервало щелканье замка входной двери. Ленка пришла. Все, сейчас будет воспитывать.

  – Привет! – Ленка изучающе посмотрела на меня. – Как жизнь?

  – Нормально, – я демонстративно уставился в дисплей своего смарта. – Просто супер.

  – Суп поел? Посуду помыл?

  – Поел и помыл. Еще вопросы?

  – Чего загадочный такой? – Ленка поставила сумку на пол, стянула курточку. – И кроссовки все в грязи. В прихожей свинарник. Я что, буду за тебя твои кроссовки мыть?

  – Да помою, помою, отстань!

  – Быстро, – в голосе Ленки появляются начальственные нотки. – Тебе сколько лет? Скоро свои дети появятся, а ты как маленький. Опять в телефоне сидишь.

  – Ладно, все, хватит, – я понял, что спокойно пообщаться с Мурлыкой не получится. – Не бесись.

  – Олеська тебе пирог передала. С мясом. Хочешь, разогрею.

  – Да нет, я не хочу. Еще посижу децл, конспекты поучу и спать лягу. День был колготной.

  – Как хочешь. – Ленка пожала плечами, надела на лицо маску обиженной холопом принцессы и прошла в гостиную. А мне вдруг стало легко на душе. Все хорошо, Ленка ведет себя как обычно. И больше ничего странного не происходит. Тревога отпускает, в самом деле, надо принять душ и на боковую.

   Тут мой взгляд упал на тетрадь, что я забрал из квартиры Кузнецова. Почитать, что ли? Включу комп, Ленка сразу найдет мне занятие. А так решит, что я занимаюсь и не будет выносить мне мозг.

  – "Спокойной ночи, любимая. Не пропадай, жду сообщений и звонков!"

   И еще куча смайликов. Как представлю, как улыбается Мурлыка, читая это, так аж сердце замирает от счастья.

   Нет, не буду читать. Может быть, завтра. Лучше философию повторю, завтра семинар у Калягина, опять будет со своим Фейербахом доставать. А беллетристику оставим на потом. Еще будет время.