Текст книги "Рунная птица Джейр (СИ)"

Автор книги: Андрей Астахов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)

Никто не знает, почему каждый месяц, в один и тот же день, мой управляющий приходит на Рабский рынок и покупает шесть молодых женщин и шесть детей, которым тут же, прямо на невольничьем рынке, дарует от имени своего господина свободу.

И никто не знает о том, что все эти годы я собирал все, что имело отношение к историям о легендарном волшебнике Агалады по имени Маро. Любые древние тексты, записи, легенды – и не только. И что во время этих поисков я не раз и не два сталкивался с теми, кого тоже интересует Темный дар…

– А третья тайна?

– Она тоже связана с эликсиром Маро. Сорок лет я пытаюсь заполучить его формулу.

– Значит, эликсир…

– Да, и не только. Сам по себе эликсир драгоценен, но все дело в пергаментах, которые спрятаны с каждым из сосудов. На них фрагменты рецепта, и опытный алхимик сможет воссоздать эликсир, заполучив эти тексты. Я же не хочу, чтобы кто-то другой владел им и стал равным мне, Аштархату. – Правитель Зараскарда остановился. – Отдавать такую мощь в руки другого? Никогда! Теперь понимаешь, что ты наделал, Эсмон?

– Простите, государь.

– Мы пришли. Осталось последнее, что я хочу тебе показать.

Эсмон и не заметил, как они вышли в просторный, окруженный высокими стенами двор. По периметру стены ярко горели газовые факелы. В воздухе стоял какой-то странный запах. В дальнем конце двора Эсмон увидел двустворчатые железные ворота, застывших справа и слева от них стражников с мечами за спиной, а чуть дальше – уходящую под землю каменную лестницу, ведущую в новое подземелье. Командир стражи у ворот с поклоном вручил правителю зажженный факел, и Аштархат предложил капитану следовать за ним вниз, в подвал.

Когда они вошли, Эсмон огляделся и сразу почувствовал облегчение – это не темница, и не камера пыток. Просто подземный зал, причем совершенно пустой. Под низким потолком мерцала странная световая сеть, похожая на густую паутину, сплетенную громадным пауком. Неприятно пахло тлением. В самом центре зала располагалась вмурованная в пол квадратная железная плита, покрытая письменами.

– Что это за место? – спросил капитан, проходя вперед и осматриваясь.

– Это окончание истории, которую я тебе рассказал. – Аштархат вставил факел в поставец у двери. – Когда-то я принял решение за себя и свой народ. Когда мир погибнет – а это случится очень скоро, капитан Эсмон, – мой город и мой народ будет жить. Я говорил тебе, что в филактерии страшный яд. Да, так оно и есть. Но яд порой бывает и лекарством, нужно лишь знать, как воспользоваться им. Я отведал Черный эликсир и не умер. Все, кто переживут очищающее страдание Черного нектара, возродятся к вечной жизни, и Зараскард переживет конец времен. Я позабочусь об этом. Я до конца раскрою секрет Маро, потому что мои поиски оплачены смертью моего отца и моей любимой. Цена бессмертия непомерна. Она слишком тяжела для человеческих плеч. Я всеми силами хотел уменьшить ее, но не смог. Ты мог бы приблизить мою цель, но ты потерпел поражение. Что ж, не всегда боги благосклонны к нам, эльф. Надо принимать их волю. Теперь ты знаешь все об Аштархате. И я благодарен тебе за то, что ты выслушал мою исповедь.

Эльф хотел ответить правителю Зараскарда, но не успел – Аштархат нажал тайный рычаг, скрытый в стене у входа, железная плита под ногами капитана раскрылась, как пасть, и Эсмон рухнул вниз. Его последний вопль смешался со скрежетом гигантской железной мельницы, скрытой в колодце под люком и оборвался. В колодце хрустнуло, заскрежетало, противно чавкнуло – и Аштархат остановил механизм поворотом того же рычага.

– Этот был последний, – сказал он командиру стражи, ожидавшему его во дворе. – Вы забрали всех?

– Да, господин.

– Сколько всего моряков было на этом корабле?

– Тридцать, господин.

– Корабль Эсмона отбуксировать в доки. Теперь он послужит республике. Груз продать. И вот еще что, – Аштархат провел ладонью по лицу. – Отправляйся в Казематы и отбери тридцать рабов из новеньких. Предпочтение отдавай молодым женщинам и детям. Объяви им, что Круг Вечных даровал им свободу. Дай им по десять серебряных пайсов каждому и еды на три дня. Скажи им, что они могут свободно оставаться в Зараскарде или убираться прочь. Такова моя воля.

Глава 3

С залива дул ветер, полный свежести и чистоты. Варнак с наслаждением вдохнул пахнущий солью и пряными морскими водорослями воздух. Хороший нынче день. Тепло, хоть и сыро, и даром что на календаре зима. Даже не верится, что сейчас в Кревелоге лютуют морозы, и люди мечтают о весне.

Четыре дня в дороге прошли без приключений. В деревне лесорубов Варнак продал свою лошадь за два золотых местному трактирщику, а в обмен на седло и сбрую получил провизию, плащи из овечьей шерсти для своих сидов и право провести ночь в его корчме. Они поели и выспались в тепле и безопасности, и рано утром отправились на Лигарский берег. Варнак за эти дни ни разу не общался через Духов Камень с Батеем и Сигран. В этом не было особой нужды, да и энергии в камне осталось совсем мало. Источников силы на Грейском побережье нет, и зарядить камень негде. Но с Кайлани вчера он поговорил. Девушка сама вызвала его. Она была сильно взволнована, это по голосу чувствовалось. Рассказала о каком-то странном рыцаре-вампире, которого хотела убить – и не убила, потому что рыцарь оказался как бы и не вампиром вовсе, а чуть ли не наследником престола Кревелога. Что встретила его в Златограде, проследила за ним и спасла от Серых Братьев, которые, оказывается, хотели смерти этого рыцаря. И теперь они оба ждут его в Сорочьем Приюте. Разговор с Кайлани встревожил охотника. Во-первых, вся эта история оказалась связанной с Черным нектаром Маро – неведомый рыцарь сам признался Кайлани, что шесть лет назад его отравили именно этим ядом. Как получилось, что несчастный выжил и при этом не превратился, по его словам, в нежить, Варнак представления не имел – это еще предстояло выяснить. Во-вторых, девушка сказала ему, что убила в Златограде Серых Братьев. Во-третьих, говоря с Кайлани, Варнак внезапно почувствовал что ревнует ее к этому самому рыцарю, которого его напарница будто бы спасла от Серых Братьев. Кайлани просила его ничего пока не сообщать Наставникам – боялась, что Батей прикажет убить этого самого Эндре. С чего бы это такая внезапная симпатия к вампиру?

Прав Батей – он поступил глупо, велев Кайлани ждать его в Златограде. Девчонка влипла в историю, ей может угрожать большая опасность, и в этом виноват только он…

– Смотрите, смотрите, что я нашла!

Варнак обернулся. Эрин бежала к нему со стороны полосатых скал у края бухты, придерживая руками наполненный чем-то передник. Лицо у нее разрумянилось, тяжелые каштановые с рыжиной волосы разметались по плечам, глаза горели радостным огнем.

– Там, у скал! – выпалила она, подбежав ближе, и показала Варнаку то, что лежало в переднике. – Крупные какие!

Это были устрицы. Дюжины полторы, действительно крупные по сравнению с мелкими черными ракушками, которых девушка насобирала тоже немало.

– У нас в Кардиле такие устрицы на рынке продаются дорого! – продолжала Эрин, улыбаясь. – Серебряк за полдюжины. А тут их полным-полно. Вон у тех скал целая устричная отмель.

– Отличные устрицы, – Варнак взял одну из них, вынул кинжал, раскрыл створки и отправил устрицу в рот. У нее был свежий острый вкус моря. – Жаль, уксуса у нас нет.

– В Кардиле мы едим их с лимоном и мятным соусом, – сказала Эрин, сверкая глазами. – Ой, вкуснятина какая!

«Да, милая, ты сама не представляешь, как тебе к лицу твоя радость! А ведь у меня могла бы уже быть дочка твоих лет…»

– Aeryn, – Браск возник между ними, будто из берега вырос, – neyn leamm a ner Arado asdieth, a`nuin hoch deadchiad!

Девушка вспыхнула, опустила лицо. Варнак отбросил пустые створки, тыльной стороной руки вытер с губ слизистый сок.

– Там, верно, есть еще устрицы? – спросил он.

– Да, – встрепенулась Эрин. – Их очень много. На отмели у скал.

– Так почему бы тебе не собрать еще? Скоро ужин, я бы с удовольствием съел еще штук двадцать этих чудесных слизняков.

Эрин кивнула, бросила беглый взгляд на брата и, вывалив содержимое передника на песок, припустилась обратно к скалам. Морская пена летела из-под ее раскрасневшихся от холодной воды пяток. Варнак дождался, когда она удалится подальше, повернулся к Браску.

– Не стоит так разговаривать с сестрой, – сказал он.

– Ты что, знаешь наш язык? – с вызовом спросил Сид. – Или по тону понял?

– Знаю, и понял.

– И что же я сказал?

– Хочешь, чтобы я повторил тебе твои слова на языке крысы?

– Крысы?

– Вы зовете нас «арадо» – на вашем языке это означает «крыса». Или я неправ?

– А тебе-то что за дело, как мы вас зовем?

– Никакого. Тем более что и мои соплеменники зовут вас остроухими обезьянами, морскими лисами, а иногда находят прозвища обиднее. Но я бы не хотел, чтобы меня называли крысой.

– Ты не понимаешь, – Браск смущенно улыбнулся. – Это прозвище…. В нем нет ничего обидного. Просто у вас форма ушей, как…

– … у крыс, – закончил Варнак. – И это веская причина для того, чтобы запрещать сестре говорить со мной с глазу на глаз, верно?

– Извини, господин, – Браск опустил глаза. – Я сказал, не подумав.

«Парень спесив, как павлин, и мозги у него пока что куриные, но вроде бы умеет признавать собственные ошибки. Уже хорошо. Или он просто боится меня? Наверное, второе. Ну да ладно, нечего разыгрывать из себя строгого папашу. Папашу…»

– Так-то лучше, – сказал Варнак вслух и протянул парню руку. – Но различия в форме ушей нам на время придется забыть.

– Послушай, господин, я все хочу спросить тебя. Мы пятый день едем на север – это я понял. А что дальше?

– Ничего. Здесь наш путь по суше заканчивается.

– То есть как?

– В этой бухте у меня назначена встреча с контрабандистами, которые перевезут нас через Лигарский залив. На той стороне залива начинаются имперские земли. Если боги нам улыбнутся, через неделю будем в Златограде, это столица Кревелога. А там каждый пойдет своей дорогой.

– Почему ты помог нам с сестрой? Я думал вы, люди, ненавидите сидов.

– Не могу сказать за всех людей, но мне твой народ не сделал ничего плохого. Чего ж мне вас ненавидеть?

– Когда мы плавали с отцом, он часто говорил, что Эрай – это последнее свободное место на земле. И что арадо… прости, люди стремятся захватить нас. Я всегда думал, что…

– Свободное место? – Варнак усмехнулся. – Знаешь, паренек, я не бывал в ваших краях, но думаю, что у вас все устроено так же, как у нас, круглоухих. У вас есть король и знать, и есть нищие и бедняки. Или я ошибаюсь?

– Король у нас действительно есть, и приближенные у него тоже есть, но я не понимаю…

– Вон, видишь птиц? – Варнак показал на стаю чаек над заливом. – Когда я был твоего возраста, я тоже считал, что они свободны. Но потом умные люди объяснили мне, что это не так. Птицы повинуются инстинкту, и не летят, куда захотят. Стая всегда летит определенным маршрутом, не отклоняясь от него, как выпущенная лучником стрела. И в каждой стае есть свой вожак. И у прочих тварей то же самое.

– Но ведь мы не твари, господин.

– Разве? Человек ли, сид ли – такая же тварь божья, как эти птицы. Только у птиц нет разума, а у нас есть. И этот разум противоречив. Мы жаждем свободы и одновременно понимаем, что боимся ее. И поэтому мы всегда будем ограничены в нашей свободе, но только не инстинктами, а правилами, которые придумываем сами. Или видим, когда эти правила кто-то придумывает за нас. Кто-то богатый, могущественный и знатный, называющий себя королем сидов или императором людей.

– Ты настоящий философ, господин, – улыбнулся Браск.

– Это не философия, парень. Всего лишь истина, с которой не поспоришь. У тебя на судне кто всем заправлял? Капитан, верно? Он был волен принять любое решение, даже казнить и миловать, если на то была веская причина. И были матросы, которые часто нехотя выполняли его приказы, хотя понимали, что так надо. Иначе судно потеряет ход, перевернется на волне, сядет на мель, или заплывет черте куда. И тогда всем вам будет каюк – и простому моряку, и капитану. Так и с королевствами и с империями. Я позволяю моему королю принимать за меня решения и соглашаюсь надеть на себя цепи несвободы, но взамен как бы жду, что король будет делать свою работу – думать за меня, защищать меня от врагов и разбойников и поддерживать порядок в стране, – пока я буду делать свою. А король понимает, что если поводок для народа сделать чересчур уж коротким, народ взбесится и скинет его с престола. Так и живем, – Варнак наклонился, подобрал устрицу, стряхнул с нее песок и обнажил кинжал. – Но главное, мы никогда не станем свободными, пока на наших глазах творятся несправедливость и произвол. Ты сам мне сказал, что вы возили в Зараскард рабов. Может ли быть свободным народ, который торгует людьми, словно овцами или свиньями?

– Значит, ты считаешь, что мой отец обманывал меня?

– Нет, он всего лишь хотел передать тебе те иллюзии, которые владели им самим, – Варнак положил устрицу в рот. – Так делают все родители, это их долг.

– Ты говоришь это так, будто у тебя самого дюжина детей.

«Проницательный мальчишка, черт его дери. Нашел самое больное место и надавил на него…»

– У меня нет детей, – ответил Варнак, прожевав устрицу. – Но если бы были, я бы поступил, как твой отец.

Браск кивнул. Ответ охотника ему понравился.

– Увы, мой отец мертв, – сказал он. – Я говорил тебе. Он был сильным и отважным сидом и очень любил нас с сестрой. Пока он был жив, мы могли никого не бояться.

– Как он умер?

– От раны, полученной в бою с диким корсаром.

– Заражение? Я слышал, что сиды вообще ничем не болеют.

– Яд. Проклятые изгои мажут свои клинки гнилым рыбьим жиром и смертоносной желчью кракена. Отец был ранен отравленным оружием и умирал долго и тяжело. Он взял с Эсмона клятву, что тот будет заботиться о нас и… – тут Браск безнадежно махнул рукой. – Зачем я тебе это рассказываю? Ты все равно не сможешь мне помочь.

– Помочь?

– Ты наемник, ведь так? Или наемный убийца. Я видел, как ты убил людей Эсмона. Ты сделал это быстро и легко, будто мух прихлопнул. Я бы нанял тебя, чтобы отомстить Эсмону, но у меня нет денег. Так что бессмысленно говорить об этом.

– Действительно, бессмысленно. И дело не в плате. Я не наемник и не платный убийца, хотя убивать приходится. Буду с тобой честен – я оставлю вас с сестрой в Златограде, и вам придется устраивать свою жизнь самим.

– Жаль. Но я все равно тебе благодарен. И за наше спасение, и за то, что ты терпишь нас. Можно, я буду называть тебя просто Варнак?

– Я с самого начала назвал свое имя, но ты упорно зовешь меня господином.

– Хорошо, не буду. Когда придут твои контрабандисты?

– Если я не ошибся с подсчетом дней, то сегодня в полночь.

– Ты все время говоришь о каких-то тварях, которые опасны для нас, но я их не видел. Что это за твари?

– О них лучше не говорить. Не беспокойся, я знаю, как защищаться от них. Давай соберем трофеи твоей сестрички и пойдем к костру. Да, и сестру позови, если не хочешь, чтобы я сам сделал это. Скоро стемнеет, а ночь в этих краях не прощает беспечности.

***

Двухмачтовый ког контрабандистов прибыл вовремя и подошел к самому берегу. Ихрам Пять Шестерок сам сошел на берег со своими людьми. Приветствовал Варнака и скользнул оценивающим по молодым сидам, которые, обнявшись, встали за спиной охотника.

– Сделал дело и прикупил рабов, старый пес? – хмыкнул он. – Хорошие цыплятки. В Кревелоге таких не купишь, а жаль. Но за груз придется доплатить, Варнак.

– Понимаю. Сколько ты хочешь?

– По стрейссу за голову, идет?

– Договорились. Можем отплывать.

– Погода нынче хорошая, – сказал Ихрам. – Если морские боги не захотят пошутить над нами, через четыре дня будешь тискать шлюх и пить мед в таверне папаши Вассьяна.

– Идите в лодку, – велел Варнак сидам.

Он поднялся по веревочному трапу последним. Едва он это сделал, люди Ихрама немедленно подняли трап и начали талевать шлюпку.

– Размести детей в каюте, – сказал Варнак капитану, – а я буду спать в кубрике с командой.

– Дело твое. Эй, проводите сидов в чертог для гостей! – крикнул контрабандист и засмеялся.

– Что-то не так, Ихрам? – спросил Варнак.

– Все прекрасно, друг мой. Поднять якорь!

– Разве мы не будем ждать до рассвета?

– Я, конечно, понимаю, что у меня на борту знаменитый охотник Варнак, но мне совсем не хочется, чтобы местная нечисть навестила мой корабль. Не люблю этот проклятый берег!

– Понятно.

Варнак успел обменяться взглядом с проходящей мимо него Эрин – в глазах девочки были вопрос и тревога. Охотник не успел ответить ей, ободрить или хотя бы подать знак – Ихрам хлопнул его по плечу.

– Пора расплатиться, старый друг, – сказал он, выразительно потерев большой и указательный пальцы.

– Конечно, – Варнак потянулся к кошелю на поясе, но контрабандист его остановил.

– Не здесь, – предложил он. – У меня в каюте.

Варнак пожал плечами, направился за контрабандистом. У входа в рубку Ихрам остановился, сделал приглашающий жест.

– После тебя, друг мой, – сказал он.

Варнак толкнул дверь, шагнул за порог – и будто весь мир обрушился ему на голову.

– Он живой, милорд заклинатель! Живой, сволочь!

– Он может говорить? – Из обморочной пелены вылыло мрачное смуглое лицо, обрамленное седеющей бородкой. – Ты можешь говорить, колдун?

Варнак вздохнул. Сердце у него дико стучало, воздуха не хватало, как при удушье, все тело наполняла боль. Бородатый схватил его пальцами за щеки, сжал, будто клещами.

– Ммммммм, – промычал Варнак.

– Притворяется? – предположил чей-то голос.

– Не думаю, – ответил бородатый. – Слышишь меня, колдун?

– Слы-шу, – с трудом ответил Варнак.

– Отлично, – железные пальцы, впившиеся в щеки, разжались. – Просто замечательно. Проклятый язычник заговорил. Тогда ты сможешь ответить на мои вопросы, колдун. И отвечай без уверток, иначе я снова накрою тебя кармической ловушкой.

– Мммммммааах…

– Дайте ему воды, – приказал бородатый.

Варнак пил жадно, потом закашлялся – вода попала в дыхательное горло. Губы у него были разбиты, и вода отдавала медью. Сильные руки подняли его, встряхнули, усадили на стул. Он был в каюте Ихрама. Смуглый человек встал перед ним, держа руки в кожаных перчатках перед собой сжатыми в кулаки. По сторонам от него стояли еще двое. Один из них держал в руках меч Варнака.

– Ты понял, кто я такой? – спросил он.

Варнак замотал головой. Говорить не было сил.

– Я Рувим Этардан, заклинатель Братства. А ты Варнак, колдун из Кревелога. Братство давно искало тебя, и вот, наконец, ты у нас в руках.

Филактерия, подумал Варнак. Ихрам завел меня в ловушку. Все пропало. Ааааах!

– Чего мычишь, колдун? – Этардан схватил Варнака за волосы, поднял голову охотника. – Посмотри мне в глаза!

– Чего… ты хочешь? – прохрипел Варнак.

– Больно? Кармическая ловушка причиняет большую боль, но истинные муки ты испытаешь, когда будешь гореть в очистительном пламени костра, колдун!

– Оставь… меня.

– Не раньше, чем ты назовешь мне имена своих сообщников. В Кревелоге тебя видели с женщиной – кто она?

Не дождешься, подумал Варнак. Кайлани я тебе не выдам, даже не мечтай…

– Кто эта женщина?

– У меня… нет женщины.

– Лжешь, колдун. В Златограде ты был с женщиной, а в Патар отправился один. Где ты ее оставил?

– Это… была шлюха, – Варнак поднял глаза на заклинателя и попытался улыбнуться. – Я спал с ней… за деньги. Иди к демонам, Серый.

– А эти сиды – кто они?

– Просто… сироты. Я купил их.

– Ложь. Я чувствую, что ты лжешь.

– Тогда вели перевернуть меня… на живот. Так тебе будет удобнее поцеловать меня в задницу.

– Упорный! – Инквизитор криво усмехнулся. – Но я знаю, как развязать тебе язык. Сейчас я прикажу привести сидов, которых ты притащил с собой, и мы будем их пытать. У меня с собой хороший палач. Ты насладишься их мучениями и, может быть, это зрелище сделает тебя сговорчивее.

Гнида, подумал Варнак. Как сказал, так и сделает. Будет пытать детей, пока не запытает до смерти.

– Не было… женщины, – ответил он.

– Понимаю, – инквизитор усмехнулся еще отвратнее. – Тебе хочется посмотреть, как будут разделывать эту сидку. Она хорошенькая, верно. Ты ведь купил ее ради греховных забав. А может, и мальчика тоже. Сидские юноши нежны и грациозны не меньше сидских женщин. Любой испытает возбуждение, наблюдая за их муками.

– Больной…. Ублюдок.

– Говори, колдун! Говори быстрее, мое терпение на исходе.

– Не было никакой женщины.

– Ладно, попробуем по-другому, – ответил Этардан. – Пытать тебя дальше не имеет смысла, можешь сдохнуть и ничего не сказать. И этих остроухих недочеловеков тебе не жаль, это ясно. У нас впереди четыре дня плавания до Патара. Посидишь пока в трюме. Мы еще побеседуем с тобой, язычник, и я, клянусь богом, заставлю тебя говорить!

Булка лежала на столе – еще теплая, ароматная, с восхитительной румяной корочкой, глазированной яичным желтком. За последние дни он съел столько таких булочек, сколько не ел за всю свою жизнь.

В приюте тощая, желтоглазая и жестокая мать Арайя била по рукам тех, кто ворует с кухни еду. Заставляла вытянуть руки и била костяным стеком по пальцам, пока не выступала кровь. А потом говорила, что бог не любит, когда человек ворует и когда ест, как животное. Человек должен есть только хлеб, честно заработанный в поте своего лица – и за столом, прочитав молитву, а не грызть ворованные сухари по углам, словно крыса. Его она тоже била два раза. Он хотел сказать ей, что не наедается тем, что дают в трапезной, но не сказал – решил, что мать Арайя слишком злая, чтобы понять его.

А эта булка лежит на столе и будто говорит: «Возьми меня, мальчик! Возьми и съешь – ты же знаешь, никто не будет бить тебя за это по рукам!»

Он взял булку и сразу надкусил. Булка была мягкая, пахнущая сдобой, ванилью и корицей. Совсем непохожая на безвкусные, отдающие плесенью и старыми тряпками хлебцы из серой муки, что он ел в приюте. Настоящая домашняя булка. Испеченная нежными руками любящей женщины. Как все те булки, которые он съел за эти дни.

Держа булку в руке и откусывая от нее понемногу, он поднялся на второй этаж дома. Здесь было тихо. Он прошел по галерее и тут почувствовал едкий неприятный запах. Пахло из открытой двери впереди. Он подошел и заглянул внутрь.

Светловолосая женщина, та самая, что пекла для него булки, стояла у большого стола, заставленного какими-то горшочками, стекляшками, хитрыми штуками из гнутой бронзы и серебра и прочим непонятным хламом. Она что-то делала, но что именно, он не видел – женщина стояла к нему спиной. Он шагнул внутрь, и тут половица заскрипела у него под ногами.

Женщина обернулась. Руки у нее были в кожаных перчатках, и она держала щипцами закопченную чашку, из которой шел вонючий пар.

– Ты? – спросила она. – Чего тебе?

Он не знал, что сказать. Просто стоял, сжимая в руке булку. Женщина смотрела на него своими удивительными глазами – правый светло-карий, левый зеленовато-голубой, – и улыбалась. Он шагнул к ней, взял свободной рукой за платье. Ткань была мягкая, приятная на ощупь.

– Мама, – сказал он.

– Что ты сказал? – Женщина перестала улыбаться.

– Мама, – повторил он. – Мама.

Чашка упала на пол и разбилась. Женщина заплакала. Присела на корточки, схватила его, прижала к себе. Он чувствовал, как содрогается в рыданиях ее грудь. И еще чувствовал тепло. Настоящее. Такое тепло, какого не испытывал никогда в жизни.

– Сыночек мой! – прошептала женщина. – Милый мой!

– Мама, – повторил он, думая о булке. И еще о веснушках на лице женщины. У него у самого такие же. Как он раньше этого не замечал?

– Повтори еще раз, что ты сказал, – попросила женщина.

– Мама, – просто ответил он. Ему нравилось, как звучит это слово.

– Хорошо, – женщина выпустила его, вытерла слезы. Он увидел, что она улыбается. – А теперь иди, мой сладкий. Маме надо работать….

– Варнак! Во имя всех богов, Варнак!

Видение исчезло. В ноздри ударил душный спертый запах – вонь плохо выделанных кож, мочи, сырости, морской соли и гниющего дерева. И лицо над ним, освещенное масляной коптилкой – это не мама. Не Наставница Сигран.

– Браск?

– Боги, ты очнулся! – Молодой сид заулыбался, и Варнак услышал, как за спиной брата всхлипнула Эрин. – Мы уж думали…

– Я в порядке. – Варнак пошевелился и почувствовал боль в суставах и спине. Огляделся, понял, что не ошибся – их бросили в трюм кога. Идиоты!

– Господин, ты был без чувств почти сутки, – сказал Браск. – Мы никак не могли привести тебя в чувство.

– Это все кармическая ловушка, – ответил Варнак, поднявшись на ноги. Голова кружилась, и тело горело огнем, но охотник не собирался сдаваться. – Инквизиторы умеют мучить своих пленников. Сутки, говоришь? Я еще легко отделался. Что-нибудь случилось за эти сутки?

– Не знаю. Нас бросили в этот трюм вместе с тобой. Что они сделают с нами, Варнак?

– Ничего не сделают. Этот пес решил везти меня в Кревелог, чтобы передать Трибуналу. Решил прикончить меня с соблюдением всех церемоний. Большая ошибка с его стороны.

– Ты собираешься освободить нас? – Глаза Браска заблестели в полутьме.

– Конечно. Не люблю оставлять свои долги неоплаченными. – Варнак некоторое время молчал, потом посмотрел на сидов. – И мне понадобится ваша помощь. Браск, ты разбираешься в картах и прокладывании курса?

– Конечно, меня отец учил.

– Молодец, – похвалил Варнак и посмотрел на забранный решеткой люк над головой. – Готовы?

***

На корабль налетел порыв ветра, захлопал в парусах, заскрипел реями. Рыжий Чилтер выругался и запахнул поплотнее овчинный плащ. Мало удовольствия сидеть на палубе под таким ветром, да еще когда все спят. И душа горит, требует выпивки. Ихрам, пес проклятый, даже не разрешил ему взять с собой флягу с сивухой для согрева. Или впрямь думает, что полудохлому колдуну и двум сосункам-сидам будет легче сбежать из трюма, запертого на засов, если он пропустит стакан-другой? То-то и оно, что сам никогда не сидел в тюряге и не видел, как там охранники закладывают за воротник, пока начальство не видит.

А еще Чилтеру было не по себе от того, что на корабле остался один из этих иссушенных аскезой святош. Вся эта компания села на ког в Патаре, и все плавание Серые сидели в капитанской каюте тихо, как мыши, но одно их присутствие напрягало весь экипаж. Хвала небесам, Старший из Братьев и один из его людей еще днем сошли с корабля в Пойханде. Ихрам провожал его так, будто этот проклятый монах с кислой рожей чуть ли не сам император. Наверняка Серый заплатил ему за работу кучу монет. И поделиться с командой проклятому Ихраму даже в голову не придет. Ууууу, жлобяра! Опять будет втирать команде про необходимость ремонта этой посудины, а сам в Патаре преспокойно пропьет инквизиторские денежки в каком-нибудь кабаке со шлюхами и скоморохами.

Скорее бы добраться до Патара, а там наняться к другому капитану. Патар живет за счет контрабанды, и не все капитаны такие хитрожопые жмоты, как этот сукин сын Ихрам…

– Эй, ты!

Чилтер вздрогнул: ему показалось, что голос идет откуда-то из-под ног. Потом понял – это сидка. Она смотрела на него из-за крупной решетки люка.

– Чего тебе? – буркнул Чилтер.

– Хочу поговорить с тобой, моряк.

– Нельзя. Пошла прочь, остроухая.

– Смотри, пожалеешь потом, – сидка перешла на хрипловатый манящий шепоток. – Я ведь хотела тебе предложить кое-что стоящее.

– Что ты мне можешь предложить, лиса?

– Себя.

– А? – не понял Чилтер.

– Ваш капитан сказал, что когда мы придем в Патар, нас казнят. Я не боюсь смерти, потому что знаю, что моя душа будет жить вечно. Но вот тело…

– А что тело?

– Моряк, не глупи. Я девственница. Хочется перед смертью узнать, что такое мужские объятия.

– Ну, ты и сучка! – Чилтера будто жаром обдало. С тех пор, как он шесть месяцев назад поимел за несколько медяков старую безобразную шлюху в порту Патара и подцепил от нее дурную болезнь, женщин у него не было. А эта красотка сама себя предлагает.

– Сучка не сучка, но последнее слово за тобой, арадо.

– И как же нам это дело устроить? – Чилтер уже чувствовал, как оживает его мужское достоинство. – Хочешь, чтобы я открыл люк? Не дождешься.

– Дело твое, – Эрин всхлипнула. – Не повезло мне.

– Там у тебя два мужика в трюме, красавица, – с подозрением сказал Чилтер. – Чего бы с ними не развлечься, а?

– Один из них мой брат. Если бы ты знал наши законы, понял бы. А колдун вторые сутки не подает признаков жизни. Похоже, вы ему шею сломали, когда скидывали в трюм.

Чилтер вздохнул, огляделся. Палуба была пуста. Рулевой на корме занят своим делом и ничего не увидит – у него сейчас одна забота, удержать корабль на курсе. Ветер крепчал, и пламя в светильниках на концах рей колебалось все сильнее. Проклятый холод пробирает до костей, в такую ночь нет ничего лучше стакана водки с пряностями – или общества молоденькой красавицы, пышущей жаром. Склянки пробьют нескоро, время еще есть. Чего бояться? Колдун лежит бездыханным, а братец этой красотки – долговязый мальчуган. Пригрозить ему ножом, и всех делов…

– Колеблешься? – промурлыкала Эрин. – Какой же ты после этого мужик? Не хочешь лезть вниз, открой люк, я сама к тебе поднимусь, а потом вернусь обратно.

– А ты умеешь уговаривать, – Чилтер шумно вздохнул. – Ладно, красотка. Только скажи своему братцу, чтобы не путался под ногами, не то прирежу его, как куренка.

– Ему наплевать. Он трус.

Чилтер еще раз оглядел палубу. Никого. Осторожно, чтобы железо не лязгнуло, он сдвинул засов, приподнял крышку и протянул девчонке руку.

– Хватай, лиса, – предложил он, усмехаясь. – Обещаю, мы…

Договорить он не успел: могучая ручища схватила его за горло и сбросила в люк. Чилтер тяжело грянулся о дубовый шпангоут, а потом его схватили за голову и рванули так, что шейные позвонки моряка сломались с громким треском.

– Благослови Митара всех любвеобильных идиотов, – сказал Варнак, забирая с трупа широкий морской нож и шерстяной шарф, которым он обмотал левую руку. – Что с тобой, Эрин?

– Мне… стыдно, как я с этим говорила, как шлюха какая-то, – призналась девушка, стуча зубами, будто в ознобе. Браск понял, обнял сестру, зашептал ей на ухо что-то успокаивающее.

– Будьте тут, – велел Варнак, подпрыгнул и, уцепившись за края люка, выбрался на палубу.

Ступеньки трапа предательски скрипели под его шагами, когда он поднимался на корму, но шум моря все заглушил. Темная фигура рулевого была прямо перед ним, он стоял к Варнаку боком. Рулевой успел заметить движение справа от себя, повернулся и, как показалось Варнаку, открыл рот, чтобы крикнуть, но охотник его опередил. Ударил молниеносно, прямо под ребра, в сердце. Сбросив труп рулевого за борт, Варнак так же крадучись спустился обратно на палубу.

Кормовая надстройка была прямо перед ним. Варнак подкрался к двери и вытянул левую руку ладонью вперед. Невидимая руна на руке сразу начала греться. В каюте двое. Один слева от двери, второй прямо перед ним. Варнак попытался вспомнить расположение обстановки в каюте Ихрама. Просунув нож в щель между фрамугой и дверью, он поднял крючок, которым запиралась дверь и, толкнув дверь, ворвался в каюту.