Текст книги "Заставлю вспомнить Русь..."

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 29 страниц)

Игорь ничего не понимал. Откуда у Ольги столько нежности в руках и ласки в голосе? Отчего она так прильнула к нему всем телом и уткнулась головой в плечо? Почему говорит тихо, будто щебечет, и быстро-быстро, не позволяя ему вставить в свою речь ни слова, хотя обычно её тон повелителен, а слова звучат резко, весомо? Почему она старается увлечь его за собой куда-то назад, наверное, в одну из комнат за его спиной, откуда появилась сама, услышав его шаги?

   – Отчего хмуришься, любый? – ни на миг не умолкал голос жены. – Привык видеть в моих покоях своих стародавних боевых другое, а не чужих воинов? Это дело поправимое... – Ольга взглянула на стоявших у лестницы дружинников, произнесла привычным повелительным тоном: – Возвращайтесь все к своим воеводам, а вы, гирдманы, к сотнику Рогнару. Передайте, что великий князь благодарит воевод за верную службу, а сотнику Рогнару признателен за то, что он чтит великую русскую княгиню. А ты, десятский Ярополк, – посмотрела Ольга на хорошо знакомого ей дружинника, – по пути разыщи сотника великокняжеских гридней и княжьим именем вели немедля прислать стражу в мои покои. Небось отоспались после застолья. Ступайте.

Воины молча покинули покои. Ольга разжала пальцы на запястье Игоря, сняла руку с его шеи, с удвоенной силой увлекла его к приоткрытой двери одной из своих комнат вблизи лесенки.

   – Любый, знаю, о чём ты хотел ночью сказать мне, – не прекращала говорить Ольга. – Сама давно думала об этом и тоже считаю, что время больше не терпит. Ведь нам уже не по двадцать—тридцать лет, жизнь движется к закату, а мы оба лишь о державных делах и мыслим, напрочь забыв о себе...

Теряясь в догадках, Игорь позволил почти силой затащить себя в комнату и усадить на огромный мягкий диван. Это оказалась одна из комнат, где Ольга принимала посланцев иноземных держав и чужестранных купцов, с некоторыми из которых у неё сложились почти дружеские отношения. Таких комнат в покоях великой княгини было несколько: в одной она встречалась с близкими русичами по крови либо духу людьми – ляхами, болгарами, викингами, уграми, в другой – с выходцами из Византии и соседствующих с нею стран, в третьей – с жителями Хазарии, побережья Хвалынского моря, Кавказа. Сейчас Игорь находился в комнате, где жена встречалась большей частью с ромеями, и Игорь обратил внимание, что её убранство ни по красоте, ни по роскоши ничуть не уступало ни дворцовым палатам болгарского кесаря, ни великокняжеским хоромам дунайских владык, где ему приходилось часто бывать. Его жена ни в чём не признавала и не допускала превосходства иноземцев над русичами, и тем паче в убранстве своих покоев не желала уступать им.

Подробно рассмотреть комнату Игорь не смог, его отвлёк голос Ольги, занявшей место рядом на диване.

   – Ты хотел сказать, что у нас до сих пор нет княжича-наследника, – тихо и печально произнесла Ольга, прижимаясь к плечу мужа и дыша ему чуть ли не в ухо. – Это так. В чьи надёжные руки передадим мы державу, за которую ты пролил столько крови, истоптал своих и чужих шляхов-дорог, не ведал покоя ни днём ни ночью? Немало сил, здоровья, времени отдала державным делам и я, твоя жена, стремясь быть верной помощницей тебе, своему мужу. Нет родных рук, которые продолжили бы наше дело, оборонили Русь от ворогов, как оборонял ты, приумножили её величие и славу, к чему неустанно стремились мы оба. Кто в этом виноват? Только мы сами. Постоянно думая о державе, о её благе, мы позабыли о себе, о нашей священной обязанности перед Небом и Русью – иметь княжича-наследника, надежду державы и собственную опору в старости...

Игорь был поражён. Он ожидал от Ольги чего угодно, только не этого. Он был уверен, что сейчас стал участником заранее обдуманного и ловко осуществлённого женой действа, в результате которого она собиралась сохранить своё прежнее положение его жены и великой княгини. Вначале в присутствии свидетелей-дружинников она продемонстрировала, что у неё прекрасные отношения с мужем, зная, что тем придётся рассказать об увиденном и услышанном в великокняжеском тереме своим воеводам и друзьям, а от тех сообщение разнесётся по всему городу. Поэтому из опасения, что Игорь может опровергнуть её объяснения ночного происшествия, она не позволила ему раскрыть рта до ухода воинов. Теперь, оставшись с мужем наедине, она была намерена продолжить игру, и Игорь даже предполагал, как это может выглядеть. Ольга станет либо убеждать его в том, что ночью произошло недоразумение, либо начнёт доказывать, что их разрыв – грубейшая ошибка Игоря, которая принесёт ему много неприятностей, прежде всего в державных делах.

И вдруг он слышит то, что не могло прийти в голову! Ольга вспомнила о своей женской сущности и заговорила о желании иметь ребёнка! После стольких лет, когда главным в жизни для неё было что угодно, только не исполнение материнского долга! Что же произошло с ней за эти несколько ночных часов, поскольку ещё вчера вечером она ни словом, ни полсловом не обмолвилась о своём желании? Устрашённая, что действительно может лишиться Игоря, и зная, что тот мечтает о наследнике, решила удержать его с собой рождением княжича? Чувствуя приближение старости, захотела передать результаты своих многотрудных державных дел в родные руки? Не желая больше навлекать на себя гнев мужа, вздумала отойти от мужских дел и заняться тем, что испокон веку суждено женщине – рожать и воспитывать детей? А может, существует другая причина, вынудившая Ольгу наконец-то вспомнить о своём предназначении женщины и долге жены?

   – Отчего молчишь, муж-лада? Не желаешь иметь княжича? Или плохо чувствуешь себя после ночного пиршества? Болит голова? Тошнит? – участливо спросила Ольга. – Я помогу тебе справиться с недугом.

Она поднялась с дивана, подошла к невысокому круглому столику на трёх изогнутых резных ножках с инкрустированной красным и чёрным деревом крышкой.

   – Чего просит твоя душа, любый? Ромейского зелена вина? Хмельного мёда? Пенного пива? – Ольга указывала на серебряный поднос, уставленный всевозможными напитками. – Может, изопьёшь душистой наливки на степных травах?

   – Розового мальтийского вина, – выдохнул из себя Игорь первые после встречи с женой слова.

   – Сейчас, ладушка. – И через миг в руке Игоря был громадный, величиной с детскую голову, кубок с ароматной жидкостью.

Ольга вновь села рядом, прижалась к нему, положила голову на плечо. Стала гладить мужа по голове, щекам, ласково трепать его длинный, густой чуб, растущий посреди наголо обритой головы, играть кончиками вислых усов.

   – Любый, ты столько сделал для Руси, не позволил ворогам захватить ни кусочка родной земли, не дал вспыхнуть сваре промеж славян с викингами после кончины князя Олега. Неужто хочешь, чтобы все труды твои пошли прахом или ушли в недостойные руки? Конечно, не хочешь. Я рожу наследника, и ты будешь спокоен и за собственную старость, и за будущее державы. У нас обязательно будет княжич, обещаю это...

Откинувшись на спинку дивана, прикрыв от удовольствия глаза, Игорь медленно цедил сквозь зубы чуть кисловатое вино, рассеянно слушая голос жены.

Когда было так, чтобы Ольга после застолий осведомлялась о его самочувствии и сама подносила кубок с вином? Наоборот, встречая его утром после ночного пиршества, она кривила лицо и презрительно воротила в сторону нос, а если он приходил к ней с каким-либо делом, советовала ему вначале пойти проспаться, искупаться в Днепре, прополоскать рот родниковой водой и лишь потом являться для разговора. Может быть, он сумел показать Ольге, кто на Руси её великий князь, единоличный правитель державы, а кто всего лишь жена, послушная ему наравне с другими подданными. Он сумел поставить строптивую, много возомнившую о себе жену на место, одним решительным поступком он победил её...

Быстро хмелея, теша себя приятными, льстящими самолюбию мыслями, Игорь не смотрел на Ольгу. Но если бы сделал это, ему стоило бы усомниться в своих выводах. Плотно сжав губы, нахмурив брови, великая княгиня холодно смотрела перед собой в окно, и это не был взгляд потерпевшей поражение женщины.

У края поляны Ольга соскочила с лошади, бросила поводья десятскому, сопровождавших её гридней-телохранителей. Осторожно ступая в густой траве, разыскала едва заметную узенькую тропку, ведущую к хижине Витязини. Последний раз она была у неё года два назад, поэтому прежде, чем выйти на залитую лунным светом поляну, окинула её взглядом, надеясь увидеть какие-либо изменения.

На поляне всё было как прежде. Так же стояли вокруг, словно безмолвные стражи-богатыри, вековые дубы, сплетя над ней шатром раскидистые кроны. По левую руку, у двух растущих рядом деревьев, неясным тёмным пятном вырисовывалась покосившаяся, вросшая в землю хижина вещуньи, в противоположном ей конце поляны виднелись густые заросли лещины. Щедро лила на ночную землю желтоватый, безжизненный свет луна – холодное солнце мёртвых, от зарослей лещины доносилось едва слышное журчание священного родника. Всё осталось так, как было и при первом посещении вещуньи, и при последнем. Зато сколько изменений произошло в жизни самой Ольги!

Впервые она пришла к Витязине перед походом Игоря на Хвалынское море. Это был самый крупный и дальний поход, который мужу предстояло совершить как великому князю Руси, и от результатов похода в судьбе великокняжеского семейства зависело многое. Хотя Ольга на время похода оставалась в Киеве, она знала, что ей суждено перенести не меньше тягот, чем Игорю на чужих хвалынских берегах.

Поэтому узнать волю богов Ольга пришла тогда не к одной из знаменитых в Киеве вещуний, к которым стремились попасть городские и окрестные девы и женщины, а к вещунье Витязине, прорицательнице судеб русских воительниц-витязинь. Когда-то Витязиня сама была девой-воином, сражалась вместе с мужем в дружине князей Аскольда и Дира, побывала с ними во множестве походов, в том числе под стенами Царьграда. Однако после гибели мужа и смерти князей Аскольда и Дира от мечей убийц-варягов, подосланных ныне покойным князем Олегом, она не пожелала служить незваным пришельцам, покинула воинский строй и стала вещуньей, сменив у священного родника дев-витязинь полуживую, не передвигавшуюся без посторонней помощи предшественницу, также бывшую некогда воительницей.

Тогда она услышала от Витязини всё, что хотела. Даже то, что держала втайне от всех и о чём не осмелилась бы говорить ни с кем, начиная от мужа и кончая впервые увиденной вещуньей. Витязине было доступно знать то, что покоилось на самом дне человеческой души и что её хозяин желал бы навсегда оставить там. Ольга никогда не говорила с вещуньей о своих семейных и супружеских проблемах, её интересовали вопросы, касающиеся державных дел или последствий очередного Игорева похода, и она всегда поражалась, какими безошибочными и точными были откровения-предсказания Витязини. Воистину устами бывшей воительницы вещали боги, ибо откуда простой деве, завершившей княжью службу начальницей всего сотни дружинников, дано знать не только о вершащихся в державе делах, но и о замыслах великого князя и его жены больше, чем им самим? Иногда Витязиня проникала в такие схоронки души Ольги, что той становилось не по себе, поскольку даже в собственных глазах она представала совсем в ином, чем прежде, свете, далеко не всегда приятном. Вот почему, даже нуждаясь в советах, Ольга предпочитала навещать Витязиню лишь в крайних случаях. Наверное, и сейчас она стояла у края поляны оттого, что хотела оттянуть встречу с вещуньей, точно так, как иногда стремилась отогнать от себя чем-либо не нравящуюся мысль, хотя наверняка знала, что поступит согласно ей.

Ольга решительно ступила на поляну, быстро направилась по тропке к зарослям лещины. Витязиня, как всегда, была там, у замшелого валуна, из-под которого бил ключ-родник. Она сидела в подобии деревянного кресла, представляющего собой толстую колоду с выдолбленным в ней сиденьем и прибитыми по бокам и сзади него дощечками, напоминающими подлокотники и спинку кресла. Колода лежала у родника напротив валуна, там, где находилось единственное не затенённое кустами место. Голова Витязини была откинута назад, лицо полностью залито лунным светом. Она казалась безжизненной, однако это было не так – в безмятежном покое пребывало лишь её тело, а паривший над родником дух трепетал в ожидании тех, кто должен был явиться к ней в эту ночь полнолуния и с чьим будущим были связаны посещавшие вещунью видения.

Пока видений не было, Витязиня наслаждалась окружавшим её теплом, которого она не испытывала даже при летнем полуденном зное на самом солнцепёке. Витязиня знала причину этого – уже много лет её светилом являлась не дневная ярко-золотистая, брызжущая жаркими лучами колесница, на которой с рассвета до заката разъезжал по небу Сварог[14]14
  Сварог — в славянской мифологии бог огня.


[Закрыть], а ночная мертвенно-серебристая красавица луна, холодно и равнодушно взиравшая с недосягаемой высоты на мир мёртвых. Мир, в котором пребывала и она, вещунья Витязиня, хотя для всех окружающих она была ещё живой. Лишь боги и она знали, что её земной путь давно завершён, и последние годы она жила благодаря своему предначертанию женщины-матери, так и не ставшей его. Именно жизненная сила, отпущенная ей Небом для будущих детей и не отданная им, позволяла ей сейчас находиться среди живых. Полностью прожив собственную жизнь, она сегодня доживала жизнь не рождённых ею детей!

Как глупы и наивны мужчины, считающие, что они сильнее и выносливее женщин! Женщина – начало и основа рода, хранительница семейного очага, уюта, а мужчина – всего лишь защитник того, что рождено и выпестовано женщиной. Чтобы вынашивать дитя, в муках рожать его, выкармливая, отдавать ему часть себя, Небо наделило её большей, нежели мужчину, силой. А дабы она могла быть одновременно заботливой и любящей женой, ласковой матерью, верной дочерью рода, готовой для его блага и процветания рожать ему будущих воинов и землепашцев, боги вложили в неё больше, чем в мужчину, выносливости и терпения, даровали крепость духа, способную вынести и преодолеть любые тяготы и невзгоды, самые страшные удары судьбы.

Вот почему ни разу не рожавшая и не вскормившая грудью ни одного ребёнка Витязиня, несмотря на многие полученные в битвах раны, пережила своих сверстниц-матерей. Она, которой волей Неба было предписано стать женщиной-матерью, разделив свою жизненную силу с детьми, осталась только женщиной, за счёт жизней не появившихся на свет детей продлившей собственные дни. Поэтому и не грело её, доживавшую жизнь своих неродившихся детей, ставшее для неё чужим светило живых – Солнце.

Зато, как в бытность юной девой, Витязиня слышала всё, что происходило вокруг неё, ощущала все запахи, которыми была напоена поляна и окружающий её лес. Однако из всего многообразия звуков и запахов, переполнявших полуночный лес, вещунья выделяла шорох листьев стерёгших поляну исполинских дубов, журчание струй священного родника, а из всех запахов леса её интересовал лишь аромат колоды, на которой она сидела. Этому было своё объяснение. В отличие от хижин и пещер обычных вещуний, располагавшихся в берёзовых рощах, ибо берёза имела материнское начало и оказывала светлое, благоприятное влияние преимущественно на женщин, жилище Витязини находилось среди дубравы, поскольку дуб имел мужское начало и всей своей мощью, питаемой небесной и земной силой, покровительствовал воинам-русичам и их боевым подругам-сподвижницам витязиням.

Важен был для Витязини и шум струй священного родника. Его вода вначале вытекала из-под валуна неслышно, тонким ручейком, и затем исчезала среди густой травы. Но в ночи полнолуния подземный ключ всегда бил щедрее, ручеёк становился полноводнее, приобретал мутноватый оттенок, от него исходил едва ощутимый горьковатый запах, а разговор струй звучал громче, оживлённее.

Толстая колода, превращённая в кресло для Витязини, раньше была яблоней, её срубленный ствол замокал в Русском море[15]15
  Русское море — Чёрное.


[Закрыть] двадцать восемь суток. Именно столько времени длится лунный месяц и столько суток нужно, чтобы впитавшаяся в дерево морская соль могла сохранить в нём прежние запахи. И тогда в полнолуние мёртвое дерево словно оживало, начинало жить давней земной жизнью, вновь источало и благоухание весенней кипени розово-белых цветов, и осенний аромат сочных, сладких плодов. Эти запахи должны были напомнить деве-витязине о красоте и радостях мирной жизни, для которой она была рождена и от которой отказалась, всколыхнуть её семейное и материнское начала и в случае, если в её душе появятся робость или сожаление об избранном бранном пути, помочь ей отречься от судьбы витязини.

Тропка заканчивалась у терявшегося в траве священного родника, и Ольга, остановившись, оказалась в нескольких шагах от вещуньи.

   – Доброго здравия, Витязиня, – произнесла она. – Не потревожила твой покой?

Вещунья не шелохнулась, её глаза продолжали оставаться открытыми, и, даже когда она ответила, Ольга не заметила движения её губ.

   – Вновь судьба привела ко мне, великая княгиня? – прозвучал едва слышимый даже в полуночной тишине голос Вещуньи. – Знаю, что не добрая воля, а предчувствие уготованных тяжких испытаний заставило тебя обратиться за советом к Небу. Что пуще всего тревожит душу?

   – Многое. Прежде всего то, что решила круто изменить прежнюю жизнь. Однако не уверена, что это будет к лучшему. Оттого грызут сердце сомнения, нет покоя на душе. Может, боги откроют, не совершаю ли я жесточайшую ошибку и не готовлю ли себе погибель, имея в мыслях совсем иное – счастье своего семейства и благо для Руси? Ведь зачастую добро и зло соседствуют столь тесно, что их сразу невозможно отличить друг от друга.

   – Боги откликнутся на тревожный зов твоей души, – сказала Витязиня, по-прежнему оставаясь неподвижной. – Ибо ты не просто дева-воительница, а великая княгиня, в руках коей не только счастье и горе, но и жизни тысяч русичей, в том числе витязинь дружины. Стань рядом со священным родником и обрати лик к Небу. Думаю, боги не заставят себя долго ждать и явят свои видения-предсказания.

Место, где вещунья встречалась с людьми, было выбрано не случайно: здесь, посреди поляны у священного источника, сходились воедино и противоборствовали друг с другом ночные силы Неба, земли и леса. Холодно-равнодушной, отрешённой от забот и страстей живых людей силе луны, посланницы мира мёртвых, противостояла жизнеутверждающая мощь пробившегося из тёмных глубин подземного царства к свету священного источника. Его благодатное, живительное начало обретало наибольшую мощь именно в ночи полнолуния, когда луна в очередной раз желала явить своё всевластие над миром.

Лёгкое, радостно-пьянящее дыхание весны, зовущей к любви, тягучий, напоенный медово-яблочным ароматом воздух щедрой осени, навевающей мечты о покое и сытом благополучии, исходившие от возвращавшейся к былой жизни в ночи полнолуния яблоневой колоды, надёжно обволакивал и сжимал в объятиях дух вековых дубов, стеной обступивших поляну и простёрших над ней руки-ветви. Радостям мирной жизни, всепожирающему чувству любви, безмятежности души и телесной лености, которые навевала и сулила присутствием своего материнского начала старая яблоня, добрая подруга дев и женщин, приносящая им удачу в супружестве и защиту от хвороб, царь леса дуб, носитель мужского начала и покровитель воинов, противопоставлял любовь к родной земле и своему народу, звал самых крепких духом и полных отваги внуков Перуна на новые подвиги во славу Руси.

Встречаясь у священного родника и противостоя друг другу, ни одна из ночных сил Неба, земли, леса не могла одержать верха и была вынуждена мириться с присутствием других, как то происходило везде в мире, где добро было неразрывно связано со злом, жизнь шла рука об руку со смертью, а рядом со счастьем тёмной тенью кралась беда. Частью этого устоявшегося равновесия противоборствующих сил была и Витязиня, чьё ещё не расставшееся с миром живых тело и неудержимо рвущаяся в мир мёртвых душа уже давно принадлежали той или иной из соперничавших сил и не служили камнем преткновения между ними. Но стоило появиться подле источника на залитом лунным светом клочке поляны новому человеку, это равновесие тут же нарушалось, ибо настрой души, состояние мыслей, даже речь и поведение прибывшего делали его другом или врагом каждой из противостоящих сил. По тому, какая из них ослабевала, а какая усиливалась, Витязиня безошибочно определяла, что за человек перед ней.

Сейчас, разговаривая с великой княгиней, Витязиня слышала по-прежнему спокойное журчание ручейка у ног, тихий шелест дубовой листвы над головой, ничуть не уменьшился и аромат цветущей яблони, перебивавший все прочие запахи вокруг неё. Зато постепенно стало ослабевать тепло в подставленных свету луны ладонях, слабый ветерок, доселе приятно освежавший лицо и почти не ощущаемый кожей, начал знобить её. Это говорило вещунье, что Ольга оказалась родственной по духу жизнеутверждающим силам, что рвались с водой источника из тьмы к свету, своей признал её дуб, друг и покровитель воинов-русичей, по нраву она пришлась женскому началу яблони, переполненному жаждой любви, тягой к красоте и чистоте помыслов. Только силы мира мёртвых воспротивились присутствию на поляне великой княгини, лишь они сочли её недругом и вступили с ней в борьбу, ослабив своё воздействие в других местах поляны.

Однако всегда неприязнь Ольге, пренебрёгшей долгом жены и заглушившей в себе материнский зов, выказывала и бывшая яблоня, и только сегодня она впервые обнаружила в великой княгине женское начало. Значит, Ольга наконец-то решила стать матерью, как то неоднократно являлось Витязине в видениях, предсказывавших будущее великой княгини. Но будущий княжич обычно присутствовал в видениях рядом с человеком в длинном чёрном одеянии и с христианским крестом на груди, такой же крест несколько раз появлялся и на шее Ольги. В таких случаях вещунья недоумевала, отчего великую княгиню постоянно признают своей и дубы, покровители воинов-русичей, и духи водных струй, рвущихся из мира тьмы к блеску Перуновых молний? Может, на эту загадку боги ответят нынешней ночью, когда Ольга предстала перед ними с мыслью подарить Руси долгожданного княжича-наследника?

А вот и видения, которые должны открыть Ольге часть её будущего и заодно, возможно, прояснить кое-какие из тревоживших Витязиню вопросов.

Ольга, обнимающая великого князя Игоря в полном воинском одеянии. Стоящий рядом с матерью юный княжич, которого Игорь после прощания с женой поднимает на руки и нежно прижимает к груди... Уплывающие от киевской пристани вниз по Днепру сотни русских ладей и варяжских драккаров, полные воинов. Поднимающаяся вдали в степи пыль над плотными колоннами конных и пеших дружинников... Ольга и юный княжич, машущие руками вслед спешащему к ладье с великокняжеским жёлто-голубым стягом Игорю...

Глухая лесная дорога, стиснутая с обеих сторон болотами и перегороженная спереди и сзади завалами из деревьев. Густо лежат на дороге и в подступающей к ней болотной жиже трупы дружинников в славянских доспехах... Напротив группы воинов, судя по их богатым одеждам и гривнам на шеях, военачальников, стоит великий князь Игорь. Его кольчуга в нескольких местах пробита, лицо окровавлено, за спиной видны два дружинника с приставленными к бокам великого князя обнажёнными мечами... Один из военачальников что-то говорит Игорю, тот в ответ хохочет, и по команде военачальника к великому князю бросаются несколько воинов, хватают его за руки, волокут к группе молодых деревьев у дороги...

По садовой дорожке близ великокняжеского терема идут Ольга и почти взрослый княжич, в паре шагов за ними следует человек в длинном чёрном одеянии с большим крестом на груди. Ольга что-то объясняет княжичу, тот с пренебрежительной усмешкой внимает ей, а к их беседе внимательно прислушивается человек в чёрном... Ольга и княжич уже не разговаривают, а яростно спорят, и, когда великая княгиня принимается жестикулировать, вырез платья обнажает её грудь глубже обычного и на ней виден маленький христианский крестик. Взмахом руки княжич указывает человеку в чёрном, чтобы тот убрался от него с матерью, и тогда Ольга первая покидает сына. Княжич с неприязнью смотрит в спину направившимся к великокняжескому терему Ольге и её спутнику в чёрном...

Широкая долина, окаймлённая со всех сторон горами, на самых высоких вершинах блестят снежные шапки. Длинные, плотные ряды русских дружинников, впереди с группой воевод стоит повзрослевший княжич. Правее русичей замерли такие же плотные ряды пеших дружинников в одежде и снаряжении, отличных от русских, а по бокам общего пешего войска расположились отряды смуглых, раскосых всадников в лохматых шапках... В противоположном конце долины расположилось другое войско: видны ровные коробки пеших воинов с длинными прямоугольными щитами, изготовились к бою шеренги сплошь закованных в броню конников на громадных лошадях. И над пешими воинами, и над всадниками трепещут знамёна с вышитыми на них ликом Бога ромеев Иисуса и золотыми христианскими крестами... ещё миг – и оба войска двинутся друг на друга...

Видения исчезли, и теперь Витязине предстояло поделиться их толкованием со своей гостьей. Однако вещунья медлила, ибо сегодняшние видения имели отношение не только к будущему Ольги, но и её собственному. Боги ещё никогда не посылали ни единого видения-предсказания, которое целиком касалось бы судьбы человека, не обратившегося к Витязине с просьбой об этом. Но сегодня одним из видений Небо открыло ей судьбу великого князя Игоря, хотя стоявшая у священного родника его жена ни словом, ни намёком не обмолвилась о желании узнать её. Пока не обмолвилась, однако могла сделать это в следующую минуту или явиться с этой целью к Витязине уже в ближайшую ночь полнолуния. И Небо, являя благорасположение к великой русской княгине, само предсказало вещунье судьбу Игоря, потому что знало, что Ольге и ей не суждено больше встретиться. Боги предупреждали вещунью, что дни её сочтены, и желали, чтобы при последнем её разговоре с Ольгой она могла ответить на все возможные вопросы о предстоящих в жизни великой княгини событиях.

Витязиня сделает это, тем более что боги поведали о судьбе Ольги всё, что только можно. Её муж Игорь совершит большой поход по воде и суше, и это случится не раньше, чем подрастёт княжич. Однако самого великого князя ждёт на родной земле смерть, по-видимому, от рук древлян, поскольку именно древлянские доспехи и их покрой одежды были на военачальниках, пленивших великого киевского князя на лесной дороге. Ольге же предстоит отречься от веры предков и впустить в душу Бога ромеев Христа. С помощью человека в чёрном она будет стремиться, чтобы чужую веру принял и княжич, однако тот не станет вероотступником. Наоборот, он обнажит меч против Византии, откуда ползёт тихой сапой на Русь иноверие, и его союзниками будут болгары и угры, которых Витязиня, побывавшая на Балканах и Дунае с князьями Аскольдом и Диром, узнала по оружию и снаряжению среди смешанного войска, противостоящего в долине ромеям. Может, Небо благосклонно к Ольге не как к великой княгине, которой предначертано предать веру предков, а как к матери, которой суждено даровать Руси отважного князя-воителя, готового, как князья Аскольд и Дир и как князь Олег, бросить смелый вызов объятой непомерной гордыней империи Христа?

   – Великая княгиня, боги приоткрыли передо мной завесу твоего будущего, – сказала вещунья. – Что желала бы ты знать из него?

   – Три дня назад я дерзнула совершить отчаянный поступок, который погубит меня либо... либо поднимет до высоты, коей не достигала прежде на Руси ни одна женщина. Что свершила я: роковую ошибку или единственно верный ход, могущий спасти меня в то время? Ежели это ошибка, позволят ли боги мне её исправить?

   – Три дня назад ты приняла решение стать матерью, и Небо одобряет его. Твоему сыну уготовано великое будущее, и боги русичей будут благодарны тебе за князя-воителя, который приумножит славу предков.

   – Ты сказала, что мне будут благодарны за сына боги русичей? Может, благодарить меня за него станет просто Небо? – осторожно спросила Ольга, но вещунья поняла тайный смысл её вопроса.

   – Нет, великая княгиня, за княжича тебе будет благодарно не просто Небо, ибо на нём много небожителей, а именно боги русичей. Да, тебе суждено отречься от веры предков и стать рабой Христа, но твой сын не пойдёт по твоим стопам. Он останется верен старым русским богам, и за это они сейчас покровительствуют тебе, будущей вероотступнице.

   – Ты поведала обо всём, что я хотела знать, – сказала Ольга. – Хотя нет... У моего сына будет отец, и мне небезразлично, что ждёт Игоря. Одной или с мужем мне предстоит воспитывать княжича?

Боги знали, что Ольга задаст этот вопрос, и послали Витязине видение о кончине Игоря. Небо не было столь благосклонно ещё ни к одной гостье священного родника, как к великой княгине! Почему? Ответ на это вещунья вряд ли получит, поэтому ей остаётся перед скорой смертью лишь взглянуть на ту, которую боги выделили из числа других русских дев и женщин, посещавших Витязиню.

Ольга заметила, как веки вещуньи стали медленно подниматься, и впилась взглядом в лицо Витязини, желая увидеть её глаза, которые получили редчайший дар по воле Неба заглядывать в будущее других людей. Но что это? Вместо живых человеческих глаз на Ольгу смотрели ещё две луны: такие же круглые, жёлтые, тусклые, безразлично-холодные, как и та, что висела над поляной. Выходит, права ходившая о Витязине молва, что она давно отжила своё и её душа уже на Небе, а на земле пребывает лишь тело, доживающее жизнь не рождённых вещуньей детей и получающее силы от луны, посланницы царства мёртвых? Так от имени кого из небожителей говорила с ней Витязиня?

   – Отчего дрожишь, великая княгиня? – раздался слабый голос вещуньи. – Боишься меня? Напрасно. Что могу плохого сделать тебе я, ежели тебе покровительствуют боги? Поверь, что я, как и они, желаю тебе и будущему княжичу только добра. А теперь оставь меня...

Раскаты грома временами были такими, что казалось, великокняжеский терем рухнет. Молнии сверкали так ярко, что в комнатке башни-смотрильни становилось светло, будто в летний солнечный полдень. Ветер ревел и выл с таким неистовством, словно ему помогали в этом все дьявольские силы. Однако Григорий ни разу не повысил голос: что бы ни происходило вокруг, его повествование должно звучать спокойно, размеренно, проникновенно, ибо только тогда слушательница проникнется мыслью, что во всём мире нет и не может быть ничего важнее, чем рассказ о житии и мученической кончине христианского святого.