Текст книги "Заставлю вспомнить Русь..."

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 29 страниц)

   – Всё равно не понимаю тебя, – пробормотал Иоанн.

   – Всё очень просто, нужно только не смешивать в одну общую кучу славян и викингов. Русы и болгары сражаются потому, что вы, ромеи, хотите отнять у славян свободу, превратив их в рабов. Поэтому они ненавидят империю, готовы биться с ней везде и до последнего человека. Викинги же обычно сражаются за две вещи в мире: за собственную жизнь и чужое золото. Ярл Эрик дрался на море потому, что перед его глазами сверкало золото киевского конунга Игоря, которое тот обещал ему за победу над империей. Викинги сотника Индульфа сражаются сейчас оттого, что вы, ромеи, преследуете их и намерены уничтожить вместе с русами. Но оставьте викингов в покое, пообещайте жизнь – и им незачем будет защищать её с оружием в руках. Готов ли ты сделать это, подкрепив обещание клятвой?

   – Да, варяг. Клянусь в этом всем святым, что только есть на земле и небе. Но поверят ли моим словам викинги?

   – Пусть это не тревожит тебя. Я сам буду говорить с ними.

Ещё вчера утром Фулнер твёрдо верил в скорое поголовное уничтожение русов и ставших столь ненавистными ему бывших товарищей, поэтому мечтал о возвращении на родину, где никто не будет знать о его предательстве. Однако выступление на стороне русов болгар, гибель кмета Младана, спутавшая карты византийцев, паническое бегство отряда стратига Иоанна с перевалов к морю, ловушка в ущелье, в которую вместе с ним он только что угодил, придали мыслям Фулнера другое направление.

Византийские войска спафария Василия бесповоротно проиграли битву со славянами. Что же касается непосредственно отряда стратига Иоанна, в котором он находится, то он доживает последние часы независимо от того, удастся ему или нет выбраться из ущелья. Ускользнёт из этой западни – угодит в другую, пробьётся из гор к морю – будет добит на побережье. Уж Фулнер знает, как умны и расчётливы русские воеводы Асмус и Бразд, а отваге и воинскому умению их дружинников можно только позавидовать. Поэтому лично для него сейчас речь может идти лишь об одном – спасении собственной жизни. Для этого необходимо любой ценой выскользнуть из засады, предоставив стратига и его отряд уготованной им судьбе, а самому вернуться в лагерь спафария и вместе с ним попасть в империю. Что ему делать на родине, где нет ни семьи, ни богатства, а о спокойной и обеспеченной жизни он может только мечтать? Где снова его ждёт дружина какого-нибудь ярла, набеги на берега соседей либо служба чужому конунгу и – в конце концов – погребальный костёр павших викингов, с дымом которого его душа, подхваченная валькириями[57]57
  Валькирии – в древнескандинавской мифологии воинственные девы-богини, которые помогали героям в битвах и уносили души убитых воинов в Валгаллу – чертог убитых, где прислуживали им на пирах.


[Закрыть], отправится на небо держать ответ перед грозным Одином.

   – Нет, он выберет иную судьбу! Спафарий Василий предоставит ему, как обещал, должность византийского центуриона, в Константинополе Фулнер отречётся от старой веры и станет поклоняться Богу ромеев – Христу. Он навсегда забудет о холодной и нищей родине! Однако для всего этого необходимо прежде всего одно – уцелеть сегодня...

Фулнер обвязал лезвие меча куском белой ткани, поднял его над головой. В сопровождении акритов, шагавших сбоку и сзади с горящими факелами, двинулся к неприятельской позиции. Взяв протянутый одним из спутников факел, взобрался на вершину вала из трупов, приблизил огонь к лицу.

   – Викинги, узнаете меня? – прокричал он в темноту. – Если нет, смотрите лучше! Не бойтесь, подходите ближе. Сотник Индульф, узнал ли меня ты?

Какое-то время над чужими шеренгами продолжало царить безмолвие, затем оттуда раздался низкий, грубый голос:

   – Я узнал тебя, Фулнер. Откуда ты здесь и что делаешь у наших врагов?

   – Сотник, мы оба клялись Одину верно служить ярлу Эрику и киевскому конунгу Игорю. Однако здесь, в Болгарии, нет ни того ни другого, само Небо избавило нас от данной некогда клятвы. Ты решил продолжить поход с русами, я стал служить империи. Это личное дело каждого из нас, однако мы по-прежнему остались варягами и должны щадить родную кровь. Мой теперешний ярл Иоанн предлагает тебе, сотник: опусти оружие, предоставь ромеев и русов их судьбе, а он в награду за это не тронет ни одного из викингов.

В ответ раздался громоподобный хохот Индульфа:

   – Обещает не тронуть нас? Лучше посоветуй ему сделать обратное! И я воткну ромейского ярла вверх ногами в кучу его дохлых воинов!

Фулнер терпеливо переждал смех и насмешки других викингов, последовавшие за ответом сотника, заговорил снова:

   – Индульф, я знаю, что вас, русов и викингов, перед началом боя было неполных пять сотен. Посмотри на горы трупов, которыми завалена дорога, каждый третий из них – рус или варяг. А ведь, помимо убитых, у вас немало раненых. Значит, готовых продолжить сражение осталась в лучшем случае только половина. Теперь взгляни на силу, что движется против вас.

Фулнер высоко поднял факел над головой, наклонил в сторону, откуда пришёл. В мерцающем свете факела, усилившем тусклый блеск луны, сотник увидел несколько готовых к атаке коробок византийских манипул. За ними в темноте шевелилась, строилась в ряды, вытягивалась в колонну плотная человеческая и конская масса.

   – Индульф, мы уничтожим всякого, кто встанет на нашем пути. Согласишься пропустить нас без боя – все твои воины останутся жить. Если хотят, пусть умирают русы, почему вместе с ними должны расставаться с жизнью варяги?

   – Я клялся конунгу Игорю, что всегда буду заодно с его воинами-русами! Я и викинги умрём вместе с ними!

   – Ваши смерти будут напрасными, Индульф. Мы пойдём по вашим трупам дальше, и некому будет даже вознести ваши тела на погребальный костёр. Пропустите нас без боя и делайте после этого что хотите. Можете хоть снова воевать с русами против империи. Только не губи напрасно из-за своего упрямства сынов Одина сейчас! Боги никогда не простят этого!

За спиной Фулнера звякнуло оружие, неподвижные доселе шеренги передней манипулы колыхнулись, медленно двинулись по дороге навстречу рядам русичей и викингов.

   – Смотри, Индульф, мы идём! – прокричал Фулнер. – Если ты и викинги хотите жить – уступите нам путь без боя. Помните: одна пущенная в нас стрела, один удар копьём или секирой – и мы уничтожим вас всех до единого. Я всё сказал, сотник, теперь дело за тобой. Будь благоразумен!

Фулнер соскочил с вала мёртвых тел, отшвырнул в сторону факел. Быстро зашагал навстречу приближавшимся легионерам.

Индульф проводил его взглядом, тронул за локоть находившегося рядом с ним полоцкого сотника Брячеслава.

   – Рус, надобно поговорить. Сойдём с дороги.

Брячеслав молча последовал за викингом. Они остановились сбоку от дороги у ствола дерева.

   – Слышал, что сказал Фулнер? – спросил Индульф, опираясь на длинную рукоять огромной, забрызганной кровью секиры.

   – Я слышал всё.

   – Тогда знай: ни один викинг не поднимет сейчас оружия против ромеев. Мы вновь станем воинами после того, как они пройдут мимо и покинут ущелье.

Брячеслав с удивлением посмотрел на варяга:

   – Индульф, неужто ты настолько испугался ромеев, что от страха забыл о чести воина? И даже решил нарушить клятву, данную Одину и конунгу Игорю?

   – Я никого и ничего не боюсь, кроме гнева богов, – высокомерно ответил Индульф. – Я готов сразиться один против десятка врагов, однако должен быть уверен, что в этом есть смысл. Сейчас его нет, мы все умрём бесцельно.

Ромеи пойдут дальше, а наши смерти не принесут ярдам Бразду и Любену никакой пользы.

   – Польза будет! Мы задержим ромеев в ущелье, и за это время к нам подоспеет подмога. Уверен, воевода Бразд уже послал её.

   – На нас идут все запертые в ущелье легионеры, никакая помощь ярла Бразда не остановит их. Ромеи хотят вернуться туда, откуда пришли. Зачем мешать им? Их отряду всё равно не пробиться к морю! Не сегодня, так завтра мы обязательно уничтожим их!

   – Индульф, мы поставлены здесь не для того, чтобы беспрепятственно пропустить ворога. Я не изменю долгу воина!

   – Рус, у тебя осталось четыре десятка дружинников, у меня – около сотни викингов. Мы и наши воины сделали всё, что могли. Если в нашей с тобой власти сохранить их жизни от бесцельной смерти – свершим это!

   – Русичи не покупают жизнь ценой бесчестья!

Брячеслав, считая разговор оконченным, хотел возвратиться на дорогу, однако Индульф, перехватив рукоять секиры двумя руками, прижал ею шею сотника к стволу дерева.

   – Нет, рус, ромеи без помех пройдут по дороге, и никто не тронет их даже пальцем. Смотри, что происходит, и, как сказал на прощанье Фулнер, будь тоже благоразумен.

Индульф слегка ослабил нажим на рукоять секиры. Брячеслав повернул голову к дороге и увидел, что его дружинники окружены плотным кольцом викингов, наставивших на них копья. В руках русичей тоже сверкали мечи, их копья и булавы были изготовлены к бою. Тесно сдвинув щиты, они стояли за ними плечом к плечу, их глаза были обращены к своему сотнику. Сейчас всё зависело от Индульфа и Брячеслава: одно их неосторожное слово или движение – и между союзниками разгорится ожесточённая схватка. Выиграют же от неё только надвигавшиеся в боевом строю византийцы.

Брячеслав отвернулся от дороги, посмотрел в глаза Индульфа:

   – Варяг, я и мои воины уходим отсюда. Оставайся один и делай что желаешь.

   – Киев, княже, – прозвучал за спиной голос Ратибора.

   – Знаю, воевода, – обронил Игорь, не поднимая головы.

Ему не нужно было смотреть по сторонам, приближение этого города он всегда чувствовал самим существом: сразу ставшим необычайно лёгким телом, гулким звоном колокольчиков в висках, стремительным током крови в жилах. Такое состояние бывало с Игорем всякий раз, стоило ему лишь очутиться рядом с градом, в котором он так редко бывал, служению и возвеличиванию коего посвятил полную походов и браней жизнь. Каким образом город извещал его о своём приближении, оставалось загадкой даже для него самого. То ли игривым, как нигде больше, плеском ласковой волны на Днепре, то ли особым свистом прохладного свежего ветра, с бешеной скоростью и неуёмной радостью вырывавшегося на речную ширь из хмурых, холодных оврагов среди береговых круч. А может, неповторимым ощущением напоенного ароматом воздуха, в котором слились воедино запахи всегда сумрачного лесного правого берега и постоянно залитого ослепительным солнцем ковыльного степного левобережья.

Сколько раз покидал Игорь сей град и сколько раз возвращался! Возвращался из морских и степных походов, с победами и после поражений, хмельной от обуревавшей его гордости и тяжко страждущий от телесных либо душевных ран. Постоянно видел этот город с ликованием, всегда стремился к нему словно на крыльях. Всегда, но только не сегодня.

Триста ладей, целый флот, повёл он совсем недавно от этих берегов на брань, а возвращался на одной-единственной. С конным отрядом тысяцкого Рогдая Игорь с остатками своего воинства почти достиг Днепра, и сутки назад, оторвавшись от главных сил, с охранной сотней прибыл на его берег. Уходивший в поход на ладье, великий князь считал для себя позором завершить его пешим! И вот на борту чужой ладьи он подплывал к стольному граду всей Русской земли.

Да, поражения он терпел и раньше, враги отказывались многочисленнее, сильней и прежде, однако всегда ответственность за неуспех похода вместе с ним делили согласные с его замыслами воеводы и тысяцкие. Свою часть вины чувствовала и дружина, которая, как бы храбро ни сражалась, могла бы сражаться ещё лучше и не упустить победу. Поражений, подобных последнему, Игорь не испытывал ещё ни разу, причём позор случившегося лежал только на нём, поведшем дружину в поход вопреки воле богов и наперекор слову большинства участников воеводской рады. Лишь на нём, великом князе, кровь и неслыханный позор страшного похода...

Нос ладьи с разбега наполз на прибрежный песок. Оба ряда гребцов с поднятыми вёслами замерли на местах, не смея встать на ноги раньше великого князя. Глаза воевод выжидающе уставились на него. Великий князь медленно поднялся со скамьи, сделал первый шаг к молчавшей, тревожно застывшей на берегу огромной толпе киевлян.

Великая княгиня стояла впереди всех. В шаге за её спиной сгрудилась плотная группа киевских бояр и лучших мужей Полянской земли. Чуть в стороне от толпы земельной и торговой знати замерли двое воевод, оставленных с частью дружины для охраны города от возможного набега кочевников. Широко открыв глаза, Ольга смотрела на приближавшегося к ней мужа и не узнавала его.

Не было на нём, как обычно, ярко-красного великокняжеского корзна[58]58
  Корзно — плащ.


[Закрыть] с большой золотой пряжкой на плече, не сверкал на голове высокий шлем с золотой насечкой. В серой тяжёлой боевой кольчуге, простой белой рубахе и грубых высоких сапогах великий князь ничем не отличался от обыкновенного русского дружинника. Но вовсе не одеяние Игоря, а его лицо поразило Ольгу: осунувшееся и почерневшее, с ввалившимися щеками и глубоко избороздившими лоб морщинами. Глаза словно провалились внутрь черепа и сверкали оттуда злым, настороженным блеском, перекошенные губы едва были заметны из-под густых, спускавшихся до подбородка усов. Суров и неприветлив был облик великого князя, быстрыми и стремительными – шаги, которыми он приближался к жене и боярам. Гнетущая тишина висела вокруг него.

Вот Игорь в трёх шагах от Ольги, его глаза безразлично скользнули мимо жены так, будто её вовсе не существовало. Остановившись, Игорь гордо вскинул голову, холодным взглядом окинул безмолвную толпу бояр и лучших киевских мужей. Губы князя раздвинулись, обнажая два ряда белых, ровных зубов.

   – Что молчите, бояре и воеводы? – глухо прозвучал над толпой голос Игоря. – Нечего молвить или мыслите, что от вашего молчания станет легче мне либо вам? Нет, други, легче не будет никому, а потому слушайте моё слово...

Голос великого князя окреп, стал звонче и громче, его фигура напряглась, подобралась. Левая рука намертво вцепилась в перекрестие меча, немигающий взгляд был настолько тяжёл, что всякий, на ком он останавливался, тотчас опускал глаза.

–...Да, империя оказалась сильнее! Да, на сей раз ромеи разбили мою дружину! Однако они победили только меня, великого киевского князя Игоря, но вовсе не Русь! Пускай стонут и рыдают по мёртвым женщины – это их удел, нам же, воинам-русичам, следует помнить лишь об одном – о святой мести. Закон наших богов прост и суров: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь! Поэтому я, великий киевский князь Игорь, снова поведу вас на империю! Но теперь поведу не дружину, не киевлян или даже полян, а подниму на Новый Рим всю Русь, все её племена от Варяжского до Русского моря. Я двинусь на Царьград по земле и воде, встану под его стенами с моря и суши. Я снова, как некогда князь Олег, прибью на его вратах русский щит!

Великий князь замолчал, шагнул от Ольги в сторону, развернулся так, чтобы стоять одновременно лицом к толпе, встречавшей его Полянской знати и приплывшим с ним из похода сподвижникам.

   – Я не собираюсь откладывать час святой мести ни на день, потому, бояре и воеводы, не ждите отдыха и покоя. Главный воевода Ратибор, – взглянул Игорь на своего первейшего помощника в воинских делах, – сегодня же разошли по всем Полянским градам и весям глашатаев, дабы скликали лучших воинов в мою дружину. Пускай вещают всем: я, великий киевский князь, зову их под моим стягом боронить славу и честь Руси, а им взамен обещаю кров и пищу, оружие и платье, милость русских богов и княжескую помощь во всех делах... Вы, воевода Свенельд и боярин Судислав, завтра отправитесь гонцами к тиверцам и кривичам. Молвите их князьям, чтобы готовились к походу и ждали о том моего слова... Ты же, воевода Ярополк, готовься стать моим посланцем к печенежскому кагану...

За плечами Ярополка, командовавшего великокняжеской конницей, было несколько удачных походов на хазар и печенегов, те пугали его именем детей, сулили своим лучшим удальцам за голову ненавистного им русского воеводы казан золота и тюк узорчатой парчи. Более подходящего посланца к степнякам князь Игорь не смог бы сыскать на всей огромной Руси.

   – Передашь кагану, что кличу его в поход на Византию. А дабы в корне пресечь всякие его помыслы о сговоре с империей, пускай как залог верности мне, союзнику, отправит в Киев старшего сына. Ежели каган станет отказываться от совместного похода, молви, что тогда буду считать его недругом Руси и весной брошу на его вежи и стойбища дружину. Испепелю их дотла, а всех уцелевших ордынцев прижму к морю и перетоплю, как крыс.

Взгляд Игоря снова пробежал по приплывшим с ним военачальникам, остановился на стоявшем среди них варяжским ярле Эрике.

   – Что молвишь ты, храбрый ярл? Прощают ли твои боги пролитую кровь своих детей-викингов? Мирится ли твоя честь воина с позором и горечью поражения? Позволишь ли объять душу отважного сына Одина страхом или снова с мечом в руках пойдёшь вместе со мной за славой и удачей?

Глаза ярла мрачно блеснули. Сильная, загорелая рука до половины выхватила из ножен меч, швырнула его обратно.

   – Великий князь! Мои боги, как и твои, тоже требуют мести и жаждут вражьей крови. Я и моя дружина опять пойдём под русским знаменем на империю, а взамен погибших в этом походе воинов ко мне придут новые сотни викингов. Позови нас – и я с дружиной встану рядом с твоими русичами!

Великий князь ещё раз осмотрел застывших против него бояр и воевод. Непроницаемые лица, опущенные головы, руки на мечах.

   – Други-братья! Лучшие мужи Полянской земли! Вы слышали моё слово, теперь жду вашего.

Ничего не изменилось в позах бояр и воевод, ответом Игорю служило всеобщее молчание. Но что бы оно ни выражало – согласие с его планом или полное его отрицание. – Игоря не волновало: он принял решение и, как всегда, был готов любой ценой претворить его в жизнь. Он усмехнулся, тронул ладонью кончики усов.

   – Тогда будем считать, что разговор окончен. Коли так, не мешкая приступайте к делу.

Ольга пришла к Игорю этим же вечером. Знала, что тому не до неё, раз не пожелал встретиться с ней за весь день, но понимала другое. Сейчас, когда самыми важными в жизни Игоря событиями являлись завершившийся поход и начавшаяся подготовка к новому, всё остальное будет восприниматься им как нечто мелкое, несущественное, и он не сможет с надлежащей серьёзностью оценить значимость и последствия сделанного Ольгой в его отсутствие шага.

Игорь стоял у распахнутого окна спиной к двери и не слышал шагов вошедшей к нему Ольги. Лишь когда она, приблизившись вплотную, поприветствовала его, муж повернул голову. По его отрешённому взгляду Ольга догадалась, что мысли мужа сейчас где угодно – в Малой Азии, у Сурожского пролива, в Дикой степи, может, уже с новым войском, движущимся на Византию, – но никак не в этой горнице и тем более не с ней.

– Знала, что у тебя много неотложных дел, и не тревожила днём, – сказала Ольга, занимая место у окна рядом с Игорем. – Поэтому пришла лишь теперь, когда ты один. Хочу сообщить, что случилось на Руси и со мной в твоё отсутствие.

   – Я обо всём извещён, – равнодушно ответил Игорь, переводя взгляд с жены в окно. – Вначале мне рассказал о событиях в Киеве и на Руси Рогдай, затем его сообщение дополнил воевода Ярополк, пребывавший всё время подле тебя.

   – Что же ты услышал от своего друга детства и воеводы? – поинтересовалась Ольга.

   – То, как Киев всполошила весть с днепровского порубежья о появлении там ромейских кораблей, поджидавших мои ладьи, и ты приняла срочные меры по защите стольного града Руси. То, как ты, узнав, что патрикий Варда запер своим флотом Сурожский пролив, велела отправить в Дикую степь навстречу мне конницу, веря, что я всё равно прорвусь через ромейскую преграду. Ты во всех случаях вела себя как подобает великой княгине и верной жене.

   – Маловато рассказали тебе друг детства и бывший мой главный воевода. Частичку того, что на самом деле творилось вокруг Руси, и ничего обо мне, – усмехнулась Ольга. – Впрочем, откуда им знать больше? Рогдай, тысяцкий-порубежник, ведает то, что видит сам и доносят соглядатаи, главный воевода Ярополк знает, что сообщают ему другие воеводы, покупающие за золото слухи у прибывающих на Русь купцов и иноземных гостей. А я, великая княгиня и женщина, помимо донесений от порубежной стражи и главного воеводы, имею сведения о кознях против Руси от своих друзей и верных людей, чью любовь и желание быть мне полезными приобрела не за золото, а своим благорасположением к ним и терпимостью ко всем иноверцам. Желаешь узнать, что в действительности происходило на порубежье Руси и близ него, каких бед и какой ценой мне удалось избежать?

   – Хочешь известить меня о бедах, которые тебе удалось предотвратить? – спросил Игорь, не глядя на Ольгу. – Поверь, мне с лихвой хватает тех, что свалились на мою голову и обошлись в страшную, непомерно дорогую для Руси цену. Но ежели тебе надобно выговориться и облегчить душу, чего ты не могла позволить себе ни с кем, кроме меня, я готов выслушать тебя и утешить.

   – Я не нуждаюсь ни в чьих утешениях, – отрезала Ольга. – А разговор затеяла потому, что если за приключившиеся по твоей вине беды расплачивается вся Русь, то за беды, которые я отвела от родной земли, расплачиваюсь я одна, и тоже непомерной ценой. Но прежде чем говорить об этом, ты должен узнать правду о всём, что было замыслено недругами Руси после поражения твоего флота. Думаешь, патрикий Варда появился у берегов Климатов из-за тебя, уже причинившего империи всё зло, какое только мог, и возвращавшегося домой с добычей, которую едва могли вместить твои ладьи? Нет, он должен был переправить имперских солдат из Климатов на Днепр, чтобы они вместе с кораблями, поднявшимися по Днепру, осадили и захватили Киев. А слышал ли ты, что на Дунае были собраны ромейские легионы, которым было приказано одновременно с нападением Варды на Киев вторгнуться на Русь с запада? А знаешь ли, что собранная у Белой Вежи отборная хазарская конница выступила в поход на Кавказ лишь после того, как сорвался заговор кагана с ромеями о совместном нападении на Русскую землю? А известно ли тебе, что у печенежского кагана, чья орда обосновалась близ днепровских порогов, побывали переодетые в степняков византийские посланцы, чтобы склонить печенегов на свою сторону в войне с Русью? Твой друг детства Рогдай и воевода Ярополк ничего не говорили тебе об этом? Тогда услышь всю правду от меня...

И Ольга со всевозможными подробностями, искусно перемешивая истину с вымыслом, нарисовала перед глазами Игоря живописную картину страшного заговора всех недругов-соседей, который, согласно разработанному ею с Григорием плану, недавно угрожал Руси.

   – Теперь ты знаешь, какая опасность нависла над Киевом и Русью после твоего поражения, – печальным голосом завершила Ольга своё повествование. – Ответь, как поступил бы ты на моём месте в этом положении?

   – Первым делом собрал бы у Киева всё не ушедшие в поход войска, а князьям Червенской Руси велел бы нанести удар в спину ромеям, двинувшимся на Русь с Дуная, и, насколько возможно, задержать их. Затем отправил бы ладейную дружину к порогам, чтобы не позволить кораблям патрикия преодолеть их, а полоцкому и древлянскому князьям приказал бы...

В горнице раздался язвительный смех Ольги:

   – Великий князь, ты говоришь, как поступил бы на своём собственном месте, но не на моём. Не сомневаюсь, что твоего приказа не посмели бы ослушаться князья Червенской Руси. Верю, что согласно твоему повелению поступили бы полоцкий и древлянский князья, что любое твоё слово стало бы законом для каждого князя, какая бы кровь ни текла в его жилах и как далеко ни находился он от Киева. Ты для них – великий князь, воитель, с которым они вместе рубились в битвах и во славу Руси были готовы сложить головы, правитель, железной рукой покаравший бы всякого за неподчинение. А теперь поставь себя на моё место. Кто для князей земель я? Обычная женщина, ставшая женой великого князя, о которой они в лучшем случае что-либо слышали или когда-то видели и которая, будучи беременной и не опираясь на сколь-нибудь значительную военную силу, желала повелевать ими, тем паче во время вражьего нашествия. Ими, каждый из которых мнил себя величайшим военачальником и считал, что только он вправе занять опустевшее место великого князя. Веришь, что мой приказ значил бы хоть что-то для князей Червенской Руси? Что меня хоть в чём-то послушались бы полоцкий князь Лют, мечтающий обрести независимость от Киева, или древлянский князь Мал, ненавидящий Полянских князей больше, чем хазарского кагана? Молчишь, великий князь? Молчать я тоже умею, да только в ту пору, когда на Русь ополчились все её близкие и дальние недруги, я должна была не молчать, а действовать. Но как?

   – Ты могла бы дать патрикию Варде выкуп, которым императоры всегда откупаются от врагов, – выдавил из себя Игорь. – Богатый выкуп, такой, какой он пожелал бы получить. Императоры множество раз расплачивались со своими победителями золотом, а могучий Новый Рим существует до сих пор. Точно так ничего не случилось бы и с Русью, если бы ты единственный раз отвела от неё не мечом, а золотом угрозу вражьего нашествия.

   – Дать патрикию выкуп? Он и не заикался о нём! О каком выкупе можно вести разговор с Русью, которая привыкла получать чужие выкупы, а не раздаривать свои? Заплатив сегодня выкуп, она завтра или послезавтра отправила бы к Царьграду свои дружины, чтобы получить с него втрое больше! О нет, императору нужен был не выкуп, а разорение града, из которого для Нового Рима постоянно исходила и исходит угроза.

   – Каким же образом тебе удалось предотвратить нападение ромеев и хазар? – поинтересовался Игорь. – Заплатила кагану золота больше, чем посулил ему император за помощь в войне с Русью?

   – Нет. Хазарская конница уже была сосредоточена у Белой Вежи и вторглась бы на Русскую землю прежде, чем мои посланцы достигли Итиль-кела и встретились с каганом. Я поступила так, как только и могла поступить в моём положении – вбила клин между ромеями и хазарами, заставив патрикия Варду разорвать соглашение со степняками о совместных боевых действиях против Руси. А оставшись без союзника, каган не осмелился начинать войну в одиночку.

   – Но как ты смогла вбить клин между императором и каганом? Когда дело пахнет богатой добычей, союз таких хищников нерасторжим, против него бессильны прежние разногласия и обиды.

   – Знаю. Поэтому сделала так, чтобы союз между Новым Римом и Хазарией стал выглядеть не союзом императора и кагана против великой русской княгини, а сговором христианского и иудейского владык против христианской правительницы. А это не одно и то же. Особенно сейчас, когда Первый и Второй Рим борются за право стать главной, и единственной, столицей христианства в мире.

   – Не понимаю тебя. Христианский владыка, судя по твоим словам, – это император Византии, иудейский – каган Хазарии, а кто христианская правительница?

   – Я, – спокойно сказала Ольга и, сунув руку за вырез платья, вытащила оттуда небольшой серебряный крестик на такой же цепочке и показала его Игорю. – Чтобы разрушить сговор императора с каганом и спасти Русь от их вторжения, я стала христианкой, духовной сестрой императора и патрикия Варды. В результате они не посмели поднять оружие на свою сестру по вере, тем паче вкупе с каганом-иудеем.

Несколько мгновений Игорь рассматривал православный крестик, который впервые в жизни видел так близко, затем брезгливо скривил лицо. В его глазах, из которых до сих пор не исчезло выражение отрешённости, мелькнул гнев, повернувшись от окна, он оказался лицом к лицу с Ольгой.

   – Что ты сказала? Повтори! Повтори громче, ибо я не верю своим ушам! Повтори скорей! Я жду!

   – Чтобы разрушить сговор императора-христианина и кагана-иудея, не допустив их нападения на Русь, я была вынуждена принять христианство, – так же спокойно ответила Ольга. – Отныне я христианка, и законы стародавних русских богов не властны надо мной. Это та цена, которую мне пришлось уплатить, чтобы ты возвратился в прежний Киев, а не на его пепелище, чтобы вскоре увидел своего сына, а не справлял тризну по мне и не появившемуся на свет нашему ребёнку...

Но Игорь уже не слушал Ольгу.

   – Как ты посмела отступиться от веры предков? – почти кричал он. – Как могла предать наших богов и открыть душу и сердце чужому Христу? Ты, великая русская княгиня, моя жена, стала христианкой! Ромеи силой и хитростью пытаются навязать нам своего Христа, однако Русь успешно противится этому, а ты добровольно отреклась от родных богов-покровителей и стала служить чужеземным...

Ольга не оправдывалась. Потупя голову, она слушала гневную речь мужа, с трудом веря, что всё так счастливо для неё складывается. Ярость Игоря была вызвана тем, что она, став христианкой, не только предала старых языческих богов, но бросила тень на него как на мужа, чьё мнение по данному поводу не сочла нужным узнать, и как на великого князя, водившего с именем Перуна дружины русичей против империи Христа, которая под знамёнами с его ликом причинила Руси столько кривд и горя. Игорь расценивал вероотступничество Ольги как её личное дело, как поступок, касавшийся только их двоих, мужа и жены, когда недобрая слава одного из них ложится чёрным пятном на доброе имя другого. Игорь не смог понять самого главного и наиболее для себя опасного. Она, великая княгиня, бросала открытый вызов всей языческой Руси, олицетворением которой был он, великий князь, она, которой вскоре суждено было стать матерью княжича-наследника, могла воспитать его не отважным внуком Перуна, а послушным слугой Христа. Выдвинь Игорь против Ольги эти обвинения, ей сейчас пришлось бы очень трудно, а в обычной перебранке между мужем и женой, кем бы они ни были, чаще всего верх одерживал не тот, кто прав, а тот, кто хитрее, изворотливее и изощрённее в словесных премудростях. В семейных ссорах она не намерена уступать Игорю!

– Спрашиваешь, как могла я поверить, что хазарская конница двинется на Русь, а не поскачет против войск багдадского халифа на Кавказ? – не сказала, а скорее прошипела Ольга. – А как ты поверил в то, что император Нового Рима поплывёт в тёплые моря, а не станет поджидать тебя со всем своим флотом на пути к Царьграду? Хочешь знать, почему я позволила убедить себя, что корабли патрикия Варды собираются подняться по Днепру и осадить с пехотой из Климат Киев, а не поджидать в Сурожском проливе тебя? А как тебе взбрело в голову, что в днепровском лимане тебе устроена хитроумная ловушка, когда там было всего-навсего восемь ромейских кораблей, выставленных напоказ для таких глупцов, как ты со своими воеводами, которые от их вида удирали до Сурожского моря? Говоришь, что у женщин волос длинный, а ум короткий? А каким был твой ум, когда боги у Перунова источника на Лысой горе и воеводы на раде предупреждали тебя о грядущей неудаче затеянного набега на Царьград, а ты упёрся на своём? Заявляешь, что на моём месте ты без труда разгадал бы все козни ромеев и хазар? Так почему ты на своём месте не разгадал козни одного лишь ромейского императора, и, не отправь я к Сурожскому морю конницу Рогдая, кто знает, стоял бы ты сейчас в этой горнице или остался бы навсегда в Дикой степи? Какие мы все умные-разумные на чужом месте и после того, как всё завершилось и стало ясным...