355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Серба » Заставлю вспомнить Русь... » Текст книги (страница 1)
Заставлю вспомнить Русь...
  • Текст добавлен: 20 октября 2017, 19:00

Текст книги "Заставлю вспомнить Русь..."


Автор книги: Андрей Серба



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц)

Заставлю вспомнить Русь...


1


   – Великий князь, ты не войдёшь ко мне, – решительно произнесла Ольга, преграждая Игорю дорогу.

   – Не войду? Я? Великий князь Руси и твой муж? – угрожающе спросил Игорь, уже поставивший ногу на первую ступеньку изящной, с резными украшениями деревянной лестницы, ведущей в покои Ольги.

   – Да, ты, великий князь Руси и мой муж, – по-прежнему твёрдо ответила Ольга, не двигаясь с места. – Почему – ведаешь сам. Законы русичей и воля богов выше твоих... наших желаний, – поправилась она, – Удел князей – не противиться этим законам, а блюсти их, являя пример послушания воле предков и Неба.

Игорь знал, что имела в виду Ольга. Законы русичей запрещали князьям появляться в покоях жён, тем более ночью, после пиршеств, когда рекой лились заморские ароматные вина, душистые наливки, дубовые столы прогибались под тяжестью огромных кувшинов с игристым пивом. Духи веселья и озорства, вселявшиеся в тело участника пиршества с первыми кубками хмельного зелья, вскоре покидали его, уносясь на лесные поляны, берега рек или в степные просторы, дабы играть там в прятки с лешими, водить хороводы с русалками, мчаться наперегонки с ветром. А им на смену в голову уже вползали посланцы Чернобога[1]1
  Чернобог – в балтийско-славянской мифологии злой бог, приносящий несчастье.


[Закрыть]
– духи зла и низменных страстей: гордыни, ненависти, зависти, лжи. Лишая хмельного человека разума, они запутывали его речь, вместо него распоряжались руками и ногами, открыто являли скрываемые им на дне души пороки и дурные склонности, превращая в конце концов грозного воеводу в скомороха, мудрого боярина в пустомелю, уважаемого купца во всеобщее посмешище. Посланцы Чернобога овладевали разумом хмельного человека, управляли, творя безрассудства, его речью и поступками, и, даже когда покидали его, человек ещё некоторое время находился во власти их злых чар и ощущал следы их пребывания в себе. У него болела голова. Подступала к горлу тошнота, желудок отказывался принимать пищу, мучила жажда, изнурённое посланцами Чернобога тело требовало покоя.

И горе женщине, зачавшей ребёнка от мужа, телом которого повелевали или только что оставили его злые духи, спутники чрезмерного потребления хмельного зелья: мужское детородное семя, также испытавшее их пагубное влияние, несло в себе пороки посланцев Чернобога – злобу, трусость, лицемерие, предрасположенность к духовным и телесным немощам. Поэтому законы русичей запрещали хмельным князьям бывать наедине с жёнами: Руси нужны были зрелые умом и крепкие телом князья-воители, мудрые вершители судьбы державы, а не склонные ко всевозможным порокам горе-правители.

А ежели князь, пребывая во хмелю, испытывал потребу в женских ласках или ощущал неуёмное желание заняться сладострастными потехами, для этого у него были десятки полонянок и наложниц, доступных ему круглые сутки в любом его состоянии.

Помимо законов предков, князья в супружеской жизни должны были подчиняться и воле богов. При зачатии княжьего ребёнка следовало учитывать время года и суток, взаиморасположение небесных светил, которых ромеи именовали планетами и звёздами, движение по небосводу Солнца и Луны. В зависимости от того, кого княжеская чета желала иметь – сына или дочь, будущей матери ещё до зачатия надлежало употреблять определённые снадобья и настои, втирать в тело специальные мази, на восходе солнца или при его закате гулять на лугах либо в лесу, где росли необходимые для укрепления её телесных сил и душевного спокойствия травы или деревья. Каждая травинка и каждое дерево несли в себе мужское или женское начало и, делясь с будущей матерью своей жизненной силой, укрепляли в её организме предрасположенность к одному из начал. В сочетании с правильным выбором времени года и суток, при нужном расположении небесных светил, при покровительстве добрых духов леса или степи это должно было помочь будущей матери зачать дитя желанного ею пола.

Всё это хорошо знал и сейчас мигом вспомнил Игорь. Однако при чём законы русичей и Неба, о которых напомнила Ольга, если он пришёл к ней не как муж, а как великий князь? Неужто она до сих пор не поняла, что давно перестала быть для него не только женой, но даже просто женщиной, превратившись лишь в великую княгиню, верную помощницу и крепкую опору в державных делах, мудрую правительницу Руси во время его походов? Привлекай она его как женщина, волнуй взор и кровь как жена, разве не нашёл бы он возможности явиться к ней в любой иной час, а не покидать пиршественный стол в самый разгар веселья? Однако он вынужден был это сделать, поскольку сегодняшней ночью не стало сил и дальше терпеть положение, когда он ломал голову и не мог понять, кто в действительности правит державой, влияет на жизнь Киева и всей Руси – он, великий князь, или его жена Ольга?

А ведь когда-то он испытывал радость, что его жена перестала быть добровольной затворницей в чужом для неё Киеве, общаясь лишь с ближайшим боярским и воеводским окружением и почти не покидая великокняжеского подворья, а стала устанавливать хорошие отношения с горожанами, купечеством, даже с особо почитаемыми дружинниками, жрецами Перуна, предпочитавшими как можно меньше иметь дел с женщинами. Это перерождение Ольги случилось во время пребывания Игоря в походе на Хвалынское море[2]2
  Поход Игоря на побережье Хвалынского (Каспийского) моря состоялся в 913 – 914 гг.


[Закрыть]
, когда он впервые оставил Ольгу вместо себя на великокняжеском столе. Сделал он это не потому, что считал жену способной разумно распоряжаться во благо Руси предоставленной властью, а потому, что не имел человека, которому смог бы с чистой совестью доверить столь огромную власть. Тогда, только что став великим князем после кончины своего дяди Олега, Игорь унаследовал его главных воевод – русича Асмуса[3]3
  Воевода Асмус впоследствии был воспитателем сына Игоря и Ольги Святослава.


[Закрыть]
и викинга Свенельда, открыто соперничавших между собой за право быть вторым после великого князя лицом на Руси. Дабы избежать их соперничества в походе, Игорь взял с собой Асмуса, назначив Свенельда главным воеводой оставшейся с Ольгой части дружины. Чтобы оказать помощь Ольге, если придётся обуздать честолюбивого и своенравного Свенельда, который мог в отсутствие Игоря начать плести козни против великой княгини либо против Руси, воеводой конной дружины при Ольге был назначен русич Ратибор, друг Асмуса.

Находясь в походе, Игорь постоянно тревожился за Ольгу, взвалившую на свои плечи непомерное даже для многих мужчин бремя огромной власти, но оказалось, что его опасения были напрасны. Если поход самого Игоря завершился неудачей, то Ольга блестяще справилась с возложенной на неё задачей: смогла уберечь рубежи Руси от набегов степняков, присмиревших после походов на них князя Олега и воспрянувших духом после поражения войска Игоря в Хазарии, и не допустить на Руси смуты и междоусобицы. Больше того, она смогла сделать нечто трудновообразимое: не только добилась полного послушания себе воеводы Свенельда с его викингами, но и отправила на подмогу остаткам войск Игоря, пробивавшимся от Итиль-реки через Дикую степь на Русь, всю конную дружину Ратибора, сочтя её пребывание рядом с собой излишним.

После возвращения из похода ушедший с головой в державные дела и озабоченный возрождением подорванной военной мощи Руси, не имевший ни минуты свободного времени, Игорь не сразу обратил внимание на то, что постепенно он стал заниматься лишь сбором дани и военными вопросами, а решение всех остальных проблем перешло в руки жены. На первых порах это даже радовало: он никогда не любил выслушивать жалобы и просьбы горожан, с детских лет считал унизительным участвовать в тяжбах смердов и закупов[4]4
  Закуп – в Древней Руси наемный работник, крестьянин, получивший ссуду от боярина-землевладельца и обязанный ее отработать.


[Закрыть]
к боярам или быть судьёй в их спорах друг с другом, раздражало его и посредничество в разрешении боярских дрязг и спорах между собой князей земель, а нескончаемые разговоры купцов о ценах, полученной прибыли и понесённых убытках нагоняли на него уныние и клонили в сон. И если бы Ольга ограничила деятельность лишь общением с горожанами, смердами, купцами, разбирательством княжеских и боярских семейных дрязг, он и дальше не имел бы ничего против. Но когда Ольга стала встречаться и вести длительные беседы с посланцами соседних стран, принимать именитых купцов с Запада и Востока, которые считали долгом засвидетельствовать ей своё почтение, когда в её покои зачастили наиболее уважаемые воеводы княжеской дружины, а самые знаменитые варяжские ярлы[5]5
  Ярл — предводитель дружины у викингов, воевода.


[Закрыть]
, посещавшие Киев, присылать ей богатые дары, участие жены в державных делах стало вызывать у Игоря недовольство.

Несколько раз он собирался серьёзно поговорить с женой и указать ей подобающее великой княгине место, но гнев обычно остывал до встречи с женой, и Игорь успокаивался. Чего он добьётся, отстранив Ольгу от державных дел? Возьмёт на себя решение всего круга проблем, связанных с жизнью горожан, смердов, купечества, станет тратить время на длинные, занудные переговоры с лицемерными иноземными посланцами, окунётся в мир свар своих бояр и сплетен их жён? Когда же в этом случае он сможет устраивать столь любимые им охоты с собачьими сворами на медведей и волков или с соколами на пернатую дичь, и будет ли у него возможность чуть ли не ежедневно пировать до утра с воеводами и храбрейшими витязями? После подобных размышлений вспышка гнева против Ольги гасла, связанные с предстоящей охотой хлопоты или продолжавшееся несколько суток кряду пиршество заставляли вовсе забыть о жене и каких-то пустяках, не имеющих отношения к истинно мужским занятиям – охоте и застолью.

Но случившееся несколько минут назад превзошло всё, бывшее доселе, заставив Игоря тут же покинуть пиршество и отправиться ночью в покои жены требовать объяснений. На сегодняшнем застолье присутствовал варяжский сотник Рогнар из дружины ярла Эрика, давнишнего друга Игоря, неоднократно ходившего вместе с ним в походы и ныне собиравшего под свой стяг ватаги удальцов на Варяжском море[6]6
  Варяжское море – Балтийское.


[Закрыть]
. Игорь был удивлён, когда Рогнар, обычно досиживавший до конца пиршества и засыпавший под утро с кубком в руке за столом, на сей раз отправился на покой до завершения пирушки. Но ещё больше был удивлён Игорь, когда на вопрос воеводы Асмуса, чем вызван столь ранний уход, Рогнар ответил, что ему по просьбе ярла Эрика нужно утром навестить великую княгиню, дабы посоветоваться, стоит ли ярлу с дружиной наниматься на службу к императору ромеев или поискать другого хозяина, а великая княгиня не любит, когда к ней являются, не приняв должного облика после застолья. И это говорил Рогнар, для которого не было ничего дороже, чем провести время с кубком в руках среди боевых друзей-побратимов, ас великой княгиней он должен был встретиться по просьбе ярла Эрика, не признававшего над собой в мире никого, кроме бога викингов Одина[7]7
  Один – верховный бог, бог ветра и бурь. Позднее стал почитаться как бог войны, покровитель торговли и мореплавания.


[Закрыть]
! Кем тогда выглядел Игорь в глазах купцов, горожан, смердов, если даже его верные сподвижники по браням и походам предпочитали советоваться с Ольгой, а не с ним? Кто из них в действительности правил Русью, чьей воле она следовала?

   – Я не намерен нарушать ничьих законов, – сдерживая кипевшую в душе ярость, сказал Игорь. – Я пришёл к тебе не как муж, а как великий князь. У меня к тебе неотложный серьёзный разговор.

   – Разговор? – изобразила на лице удивление Ольга. – О чём ты можешь говорить со мной, великий князь? Тем более серьёзно. Посмотри на себя, ведь самое неотложное, что тебе надобно, это лечь спать. Погоди, я велю гридням отвести тебя в горницу. Или, может, желаешь возвратиться к пиршественному столу?

Ольга не только не хотела разговаривать с мужем, она смеялась над ним! Она обращалась с великим князем как с малым дитём! Этого Игорь не простит ей ни за что! Но что он может ей сделать? Женщине, своей жене, великой княгине? Ударить, вызвать на поединок, сразить метким словом? Что? Неужели ничего?

Взор Игоря затравленно метнулся из стороны в сторону и остановился на двух высоких, статных дружинниках, опёршихся на секиры возле закреплённых в стене факелов, горевших у начала ведущей в покои Ольги лестницы. О, теперь он знает, что сделает! Он сполна расплатится с Ольгой за всё! Если огонь факелов защищал жилище каждого русича от проникновения в него алых ночных духов, то лучшие воины великокняжеской дружины круглосуточно стояли на страже покоев лишь одной женщины на Руси – её великой княгини! И если великий князь повелевал убрать от покоев великой княгини стражу, – это значило, что она переставала быть его женой и могла считать себя свободной женщиной! Ольга не пожелала разговаривать с ним ни как жена, ни как великая княгиня? Что ж, он сделает так, что отныне уже ему не о чем будет говорить с ней, бывшей великой княгиней, превратившейся в одну из многих женщин на Руси!

Игорь на шаг отступил от лестницы, взглянул на ближайшего к себе стражника.

   – Десятский Владимир, помню тебя по походам на Саркел-реку против печенегов и на Балканы против ромеев. Неужто тебе по нраву стеречь женские покои? Такому витязю, как ты, место за пиршественным столом среди воевод, а не в пыльных теремных закоулках. Я возвращаюсь на пир, ступай со мной! Я не знаю твоего напарника, однако не сомневаюсь, что он тоже не из последних дружинников. Пускай идёт с нами.

Воин, к которому обратился Игорь, не шелохнулся, его рука на тяжёлой, с широким лезвием секире осталась неподвижной.

   – Великий князь, я поставлен на сей пост главным воеводой Ратибором и не смею отлучаться с него.

   – Даже если я, великий князь, велю тебе идти со мной? – недобро сузил глаза Игорь. – Мой воевода Ратибор командует тобой, а я повелеваю всеми своими воеводами. Или ты считаешь по-иному?

   – Нет, великий князь, но...

   – Не знаю и не желаю знать никаких «но»! – оборвал его Игорь. – Ответствуй, отчего перечишь великому князю?

Владимир молчал, не находя ответа. Оказавшись между двух огней, он не знал, как поступить. Слово великого князя было для него непреложным законом, и он был обязан беспрекословно ему подчиняться. Однако он знал, что крылось за уходом стражи от покоев великой княгини, и в полной мере чувствовал ответственность, ложившуюся на него за этот поступок. Великий князь только что явился с пиршества, и было заметно, что сейчас не разум, а хмель управляет его поведением, и вряд ли он до конца отдавал отчёт своему решению убрать стражу из покоев жены. А последствия этого решения могли быть непоправимыми не столько для великого князя, сколько для Руси. И Владимир не желал даже косвенно быть причастным к безрассудству Игоря, тем более что сам был трезв и должен был приложить все усилия, чтобы образумить великого князя, удержать его от опрометчивого поступка, склонить его к мысли завершить размолвку с женой не ночью, сгоряча и на хмельную голову, а утром, когда разум и чувства будут повиноваться ему. Стражниками в великокняжеский терем недаром отбирались не просто бывалые, отважные воины, а те из них, кто в любой, самой сложной, непредвиденной ситуации мог в кратчайший срок и без подсказки со стороны принять единственно верное решение.

   – Великий князь, я давно несу службу в твоём тереме, – ответил Владимир, не решаясь встретиться с гневным взглядом Игоря. – Однако на моей памяти ни разу не случалось, чтобы стража хоть на миг покидала пост у покоев великой княгини, не слыхал я также, чтобы подобное свершалось когда-либо прежде. Сей стародавний обычай унаследован нами от предков, и, может, не стоит, дабы ненароком не накликать гнева богов, нарушать его?

   – Сей стародавний обычай касается меня, великого князя, но никак не тебя, десятского моей дружины! – выкрикнул Игорь. – Стража на женской половине терема выставляется только после того, как там поселяется великая княгиня, и несёт свою службу до поры, покуда великая княгиня там пребывает. Поэтому лишь мне решать, когда и на какой срок выставлять стражу у покоев той, которую я нарёк своей женой и великой княгиней. Сегодня наступил час, когда время, отпущенное ей быть моей женой, истекло, и твоя служба, десятский, стала излишней. У тебя нет поста, посему ступай за мной.

Владимиру не оставалось ничего другого, как исполнить приказ великого князя. Вскинув на плечо секиру, он направился за Игорем, за десятским последовал его напарник. Ольга, проводив их взглядом, поднялась по лестнице, двинулась по коридору к другой лесенке, ведущей внутрь высокой башни-смотрильни, построенной Игорем специально для неё. Это произошло после неудачного похода мужа на Хвалынское море, когда она, отправив на выручку остаткам русского войска конницу воеводы Ярополка и имея у себя под боком ненадёжную варяжскую дружину Свенельда, напролёт дни и ночи вглядывалась с крепостных башен Киева в далёкую степь, мечтая увидеть там возвращавшихся в стольный град дружинников Игоря. Узнав об этом, муж повелел выстроить в великокняжеском тереме башню-смотрильню, взметнувшуюся в небо выше крепостных башен, и подарил её жене. С тех пор башня стала для Ольги любимым местом, особенно когда она хотела побыть одна или поговорить с кем-то, не опасаясь, что кто-то может помешать ей или подслушать.

Поднявшись по узкой винтовой лесенке с лёгкими ажурными поручнями почти на верх башни, Ольга отворила дверь в небольшую круглую комнатку, освещённую уже не факелами, а горевшими в серебряном канделябре восковыми свечами. На широкой лавке за столом сидел немолодой мужчина в чёрном монашеском одеянии с крестом-распятием на груди. Зажав в кулак аккуратную, щедро тронутую сединой бороду, он читал лежавший перед ним на столе манускрипт в кожаном переплёте. Услышав скрип отворяемой двери, он поднял голову, внимательным взглядом окинул Ольгу с головы до ног, нахмурился.

   – Ты кем-то встревожена? Я слышал крики твоего мужа, они доносились даже сюда. Он явился к тебе с неприятным известием?

   – Известием? – усмехнулась Ольга. – Разве недостаточно просто полуночной встречи с человеком, который давно стал для тебя чужим, пришедшим прямо с попойки, еле стоящим на ногах, чтобы выйти из себя? Особенно если он был одержим желанием устроить со мной по какому-то поводу скандал?

   – Тебе удалось успокоить его, дочь моя?

   – Нет. Наоборот, произошло самое страшное, что могло случиться между нами. – Игорь снял в моих покоях стражу.

   – И это ты считаешь самым страшным? – поразился священник. – Что тебе до того, стоят ли у входа в твои покои истуканы-секироносцы или нет? В великокняжеском тереме и на его подворье всегда полно вооружённых воинов, готовых в случае необходимости встать на твою защиту.

   – Григорий, тебе удалось многое постичь на Руси, но далеко не всё. Ты не ведаешь, что убрать стражу от покоев великой княгини по законам русичей значит лишить её звания жены великого князя, полностью снять с себя ответственность за её дальнейшую судьбу и соблюдение ею супружеской чести, предоставить ей свободу распоряжаться собой как незамужней женщине.

   – Другими словами, великий князь предупредил тебя о грядущем разводе? Или пока о его возможности?

   – На Руси не те законы, что в христианских странах, а внутри великокняжеского семейства не те обычаи, что среди простолюдинов. По сути, я уже не великая княгиня, и, ежели утром у моих покоев не окажется стражи, об этом узнает весь Киев, а затем Русь. Если бы у меня был от Игоря ребёнок, я, сохранив титул великой княгини, однако полностью отстранённая от власти, продолжала бы жить в великокняжеском тереме и воспитывать княжича или княжну, выполняя уже не супружеский, а материнский долг. Но, поскольку у меня нет детей, я, согласно обычаю, должна была бы покинуть терем и либо возвратиться в прежнюю семью, либо начать новую жизнь самостоятельно.

   – Ты сказала «должна была бы покинуть терем». Выходит, ты не намерена смириться с решением мужа? Возможно, ты даже знаешь, как заставить великого князя отказаться от содеянного им сегодняшней ночью?

Они говорили на равных, великая русская княгиня, в руках которой была необъятная власть над всей огромной Русью, и явившийся из Болгарии православный священник, пастырь киевских христиан, власть коего распространялась лишь на немногочисленных прихожан, часть которых к тому же остерегалась открыто заявить о вере в Христа. Однако эта разница по крови, вере, полу, положению в обществе ничего не значила по сравнению с крайне важным для них обоих обстоятельством, объединявшим и делавшим их близкими, – необходимостью друг в друге и полным доверием одного другому. Знакомство Ольги с Григорием состоялось в тяжелейшее для неё время, когда Игорь находился в неудачном Хвалынском походе и ей стало известно, что оставшийся с ней воевода Свенельд со своей варяжской дружиной намерен воспользоваться поражением русских войск на Итиль-реке и попытаться, следуя примеру бывшего новгородского князя Олега, захватить Киев[8]8
  ...следуя примеру бывшего новгородского князя Олега, захватить Киев. — Олег (умер в 912 г.) княжил в Новгороде. В 882 г., придя в Киев, Олег выдал себя за купца, едущего в Грецию, обманом выманил из города киевских князей Аскольда и Дира и приказал своим подручным убить их. Так он завладел Киевом и сделал его своим стольным городом.


[Закрыть]
. Ольга тогда очутилась почти в одиночестве, и священник Григорий добровольно и безоговорочно встал на её сторону и оказал ей советами и влиянием на киевских христиан неоценимые, решающие услуги в её поединке со Свенельдом.

Ольга не осталась в долгу: несмотря на то что Игорю неоднократно приходилось сталкиваться с вероломством и проявлением к Руси вражды со стороны христианской Византии, сражаться против её легионов на Балканах вместе с болгарами, он никогда не притеснял русских христиан, не рушил их церквей, разрешал исповедовать православную веру и не чинил преград в занятиях торговлей, ремесленничеством, позволял служить в своих дружинах. Уже несколько лет Григорий являлся мудрым советчиком великой княгини, единственным человеком, от которого у неё почти не было тайн, в правдивости и искренности слов которого она не сомневалась. Язычница, она позволяла Григорию обращаться к себе «дочь моя», хотя сама никогда не называла его «святым отцом» или «батюшкой». Именно в беседах с пастырем киевских христиан проводила Ольга свободное от державных дел время в комнатке на верху башни-смотрильни, именно из-за нежелания прервать начатый вечером интересный разговор с Григорием она попыталась без излишних объяснений выпроводить из своих покоев хмельного мужа.

Поэтому Ольга и сейчас, как обычно, ничего не таила от Григория, вела себя так, словно откровенничала сама с собой.

   – Конечно, знаю. Неужто думаешь, что я не предвидела, что когда-нибудь муж пожелает лишить меня власти, которую, по его разумению, я у него отобрала? Рано или поздно это должно было случиться. А познав характер Игоря лучше, чем он сам, я была уверена, что у него не хватит решимости заявить мне о разводе прямо в глаза и назвать его истинную причину и он постарается свершить это тишком, без излишнего шума, использовав против меня какой-либо стародавний закон или обычай. Но любой из использованных им законов либо обычаев в конечном счёте сводился к одному – убрать от моих покоев стражу, что и станет известием о нашем разрыве и лишении меня прав великой княгини. Однако я предусмотрела этот его ход, и он не застал меня врасплох. Завтра я поставлю Игоря перед нелёгким выбором: громогласно и открыто заявить о причине нашего развода либо, страшась подобного поступка, сделать вид, что сегодняшней ночью не произошло ничего, кроме его очередной хмельной шутки. Мой муж не способен решиться на самостоятельный ответственный шаг, он предпочитает плестись за событиями, а не творить их по собственной воле, поэтому он оставит завтра всё так, как было до нынешней ночи.

   – Дай этого Бог, дочь моя, – перекрестился Григорий. – Верю, что тебе удастся поставить на должное место своего неразумного мужа, поэтому хотел бы спросить тебя об ином. Зачем тебе постоянно пребывать под угрозой развода и утраты власти, если можно без особого труда избежать этого? Ты сказала, что, ежели у вас с Игорем будет ребёнок, ты во всех случаях останешься великой княгиней и матерью-воспитательницей княжича или княжны. Но, сохранив титул и не лишившись принадлежности к великокняжескому семейству, ты не выпустишь в единый миг из своих рук находящуюся у тебя власть, как бы того ни желал великий князь. А учитывая его тягу к воинским походам, рискованной охоте на медведей и кабанов, пристрастию к хмельному зелью, вполне может случиться, что ты останешься вдовствующей великой княгиней раньше, чем бывший муж сведёт с тобой окончательные счёты, низведя до положения обычной женщины и матери. Помимо сказанного, неужто тебе не хочется стать просто матерью, родив и воспитав сына, который унаследует великую державу?

– Хочется, – призналась Ольга. – Особенно после того, как познала, что такое власть и насколько сладостно чувство повелевать чужими судьбами. Я желала бы, чтобы дело моей жизни перешло в руки сына, который надёжно продолжил бы его, но... А ежели случится так, что, родив сына от Игоря, мне затем придётся искать ему жену, подобную мне, которая стала бы вершить вместо него державные дела, дозволив ему заниматься лишь охотой да застольями? Я давно мечтаю о сыне, однако мысль, что у него может оказаться характер Игоря, страшит меня.

   – Но ты можешь родить не сына, а дочь, которой характер Игоря будет вовсе не в тягость. И она не хуже, чем княжич, поможет тебе сохранить титул великой княгини при любых отношениях с мужем.

   – У меня будет сын, Григорий. За свою жизнь я трижды была по этому поводу у разных ведуний, и каждая говорила, что я рожу сына. Боги обязательно пошлют мне его, и я стану матерью князя, чья слава затмит деяния всех его предшественников. Наверное, пришло время, когда это предначертание судьбы должно сбыться, и мне не надобно ему противиться. А характер сына... Помнишь, ты читал мне, что природа отдыхает на сыновьях великих людей, но одаривает сполна их внуков. Игорь, сын грозного князя-воителя Рюрика, не получил от Богов и матери-природы ничего из добродетелей своего отца, зато моему сыну, внуку Рюрика, перейдут по наследству его лучшие черты характера. Ты прав, Григорий, мне пора стать матерью и начать воспитывать для Руси настоящего великого князя.

   – Рад, что ты пришла к такому решению, – сказал Григорий. – Но этим ты сняла лишь половину тяжести с моей души. Я недавно молился на могиле князя-христианина Аскольда и вспомнил о печальной участи жены его названого брата, князя-соправителя Дира, так и принявшего смерть язычником. Ты знаешь о ней?

   – Конечно. Великая княгиня Мирослава, жена князя Дира, вероломно убитого по велению князя Олега, ушла вместе с мужем дымом священного погребального костра на Небо.

   – Ушла живой, – подчеркнул Григорий. – Она заживо сгорела с мёртвым мужем потому, что того требуют законы русов-язычников. Жена великого князя Олега избежала такой же участи лишь оттого, что умерла до гибели мужа, зато с князем были сожжены две его любимые наложницы. Как ты можешь серьёзно говорить о воспитании сына, ежели подобная судьба поджидает и тебя, очередную великую княгиню, в случае гибели или смерти Игоря? Задумывалась об этом?

   – Да. Но что значат мои мысли, если этому обычаю сотни лет? Звание великой княгини предполагает не только обладание огромными правами, но и наличие тяжких обязанностей, которые она добровольно берёт на себя при вступлении в брак. Как часто повторяется в твоих священных для христиан книгах – каждый несёт свой крест, и я не исключение из сего правила.

   – Но свой ли крест ты несёшь, дочь моя? – спросил Григорий, впиваясь в лицо Ольги немигающим взглядом. – Да, некогда ты взвалила на себя эту тяжёлую ношу, но разве сегодня ты осталась той, какой была много лет назад, соглашаясь стать женой Игоря? Тогда ты, язычница, была готова безропотно подчиниться любой судьбе, уготованной великой княгине дикими обычаями предков-язычников. Но разве с той поры в твоей голове не произошло просветления, разве не стала ты воспринимать мир и существующие в нём законы и обычаи по-другому? Неужто у тебя, рассудочной, волевой женщины и великой княгини, не возникало желания отказаться жить по чужим законам, а заставить других жить по твоим?

   – Я действительно смотрю на многие вещи и явления иначе, чем прежде, – ответила Ольга, опуская глаза под пронизывающим взглядом собеседника. – Причина тому – приобретённый жизненный опыт и знания, почерпнутые из книг и встреч с тобой. Однако никакие опыт и знания женщины, даже великой княгини, не в силах отменить пришедшие к нам из глубины веков обычаи предков. Ежели они ей неугодны или она не желает испытать на себе их действие, у неё один выход – стать той, на которую эти законы или обычаи не распространяются.

Ольга вскинула голову, встретила устремлённый на неё взгляд Григория, выдержала его и, не отрывая глаз от лица священника, медленно и твёрдо продолжила:

   – Дабы не испытать горькую судьбу великой княгини, пережившей своего мужа, я должна перестать ею быть. Однако я этого не сделаю никогда! Мне, познавшей всепоглощающую силу власти, отвыкшей от преград на пути любых своих желаний, повелевающей жизнями тысяч других людей, уже никогда не дано смириться с участью обычной женщины. Я, ставшая великой княгиней на земле, намерена пребывать ею уже вечно и на Небе, даже если за это мне суждено сгореть живой на погребальном костре своего мужа и прожить земной жизнью меньше, чем превратись я снова в обычную женщину! Тебе, христианину, не понять до конца наших душ, не постичь глубины духа русичей-язычников, стремящихся после завершения земного пути обрести достойное место среди предков на Небе. Вы, христиане, считаете, что после смерти человека его душа попадает в рай или ад, и, где она окажется, зависит лишь от того, грешен был человек или нет. Для вас не важно, кем был умерший в последний миг жизни – пахарем, рыбаком, рабом, воином, императором. Главное, насколько он грешен или свят. Если безгрешной душе повезёт угодить не в ад, а в рай, её ждёт там одинаковое для всех царство небесное: райские кущи, пение сладкоголосых птиц, сонм легкокрылых ангелов. И опять не имеет значения, кем ты был в прежней жизни и чего достиг в ней, – кущи, птицы, ангелы дарят райскую жизнь всем и в избытке. Как легко вам, христианам, обрести вечное блаженство и счастье после смерти – не греши, и только.

   – Ты полагаешь, дочь моя, что прожить жизнь, не поддаваясь на соблазны врага рода человеческого и свято блюдя заповеди нашего Спасителя, легко?

   – Это намного легче, чем умом, трудом, кровью, потом добиться в земной жизни права на небесный покой и вечное блаженство в кругу предков. Чтобы занять достойное место на Небе, надобно не уронить на земле гордого имени русича, верша достойные его дела. Кем ты смог стать в земной жизни – тем останешься и на Небе! Почему жалкий раб, справедливо именовавшийся в Первом Риме говорящей скотиной, праздный бездельник, палец о палец не ударивший для блага сограждан, презренный трус, не проливший капли крови при защите родной земли, должны быть на Небе на равных с воином, честно сложившим голову на поле брани, со смердом и ремесленником, кормящими своим трудом державу, с князем или воеводой, не смыкающими глаз в заботах о своём народе? Лишь оттого, что все они в конце жизненного пути оказались одинаково безгрешными перед Христом? Одни, как рабы, потому, что даже при желании не могли нагрешить, другие потому, что отмолили грехи или избавились от них, приобретя индульгенцию? Но разве смысл человеческого земного бытия заключается в игре-нелепице, в которой выигрывает тот, кто к моменту кончины сумел оказаться без грехов? Причём любым способом: один действительно не грешил, ибо всю жизнь дрожал и пресмыкался, как червь, другой грешил, но исправно стучал лбом в пол перед иконами, третий непрестанно творил беззакония и погряз во всех пороках, но купил у попа индульгенцию, как привык покупать в лавке гвозди или мыло. Легка у вас, христиан, дорога в рай, – усмехнулась Ольга.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю