Текст книги "Заставлю вспомнить Русь..."

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

Григорий молчал. Он обратил в истинную веру не один десяток киевских язычников, но этому обычно способствовали его громадный жизненный опыт, незаурядный ум и способность проникать в душу собеседника. Однако киевская княгиня не уступала ему ни в знании жизни, ни в уме, а в познании глубин человеческой сущности она, как женщина, превосходила самого Григория. Не противореча Ольге, он внимательно слушал, дабы лучше понять, какие твердыни духа княгини-язычницы ему предстоит исподволь сокрушить, чтобы добиться своей цели.

– Для чего боги дают каждому из нас при рождении свой народ, свою землю, если не для того, чтобы мы честно им служили и защищали, приумножали их славу и богатство, – снова зазвучал голос Ольги. – Устраниться от этого высшего предначертания человека на земле, презреть свой долг перед родным народом и державой, помышляя лишь о собственном безгрешии и будущей беззаботной жизни в раю, – это и есть самый страшный грех, который невозможно ни отмолить, ни избавиться от него покупкой индульгенции. Чего человек своим трудом и кровью добился на земле – тем ему и быть на Небе! Раб на земле останется рабом и на небесах, воин – воином, смерд – смердом, князь – князем. Поэтому я, начавшая свой путь великой княгини на земле, готова заживо сгореть на костре, чтобы вечно пребывать ею и на Небе! Я никогда не расстанусь со званием великой княгини.

   – Дочь моя, у меня и в помыслах не было предложить тебе перестать быть великой княгиней. Я заботился об одном – чтобы ты, пребывая великой княгиней и женой Игоря, одновременно была избавлена от участи жертвы, долженствующей уйти в небытие в огне языческого кострища. Я хотел подсказать выход из твоего нелёгкого положения, однако уверен, что ты сама не раз приходила к нему в мыслях о собственной судьбе и будущем возможного сына-княжича.

   – Человеку многое приходит в голову, когда он размышляет о своём будущем, и великие княгини не исключение. Поэтому скажи, какой ловкий ход может, по-твоему, избавить меня от долга повиноваться законам предков и сохранить при этом звание великой княгини?

   – В этом мире человек подчиняется двум видам законов: законам страны, в которой живёт, и законам веры, которую исповедует. Если какой-то вид законов его не устраивает, он должен либо найти другую страну, законы которой были бы ему по нраву, либо изменить веру, избрав ту, которая отвечала бы его чаяниям. Для тебя, дочь моя, вполне приемлемы законы державы, великой княгиней которой ты являешься, однако ты не во всём согласна с законами веры, которую не выбирала, а приобрела при рождении. Кто помешает тебе уже самостоятельно, после здравых рассуждений избрать веру, которая в наибольшей мере отвечала бы твоим взглядам на мир и на собственное место в нём? Если ты считаешь себя вправе устанавливать законы, по которым должны жить десятки тысяч твоих подданных, почему ты не можешь найти законы, по которым хотела бы жить сама, и следовать им?

   – Я не услышала от тебя ничего нового, Григорий. Действительно, мысль отречься от веры предков и стать христианкой не раз и не два приходила мне в голову. К счастью, я прочитала в книгах и услышала от тебя о многих поучительных случаях из жизни вероотступников, и некоторые из них крепко засели у меня в памяти. Помнишь кончину Мамелхвы Персидской, которую вы, христиане, причислили к лику своих святых? Она была язычницей, жрицей богини Артемиды, а её родная сестра – христианкой. Мамелхва не смогла устоять перед её уговорами и тоже приняла веру Христа, отрёкшись от прежней. Когда язычники увидели свою бывшую жрицу, появившуюся после крещения в белом одеянии, они забили её насмерть камнями, не тронув даже пальцем ни сестру Мамелхвы, ни других бывших с ней христиан. У меня нет желания разделить участь Мамелхвы, даже если твой патриарх объявит меня святой.

   – История со святой Мамелхвой произошла в Азии шестьсот лет назад[9]9
  Святая Мамелхва Персидская приняла мученическую смерть в 344 г. Ее память Православная Церковь отмечает 18 октября. (Примеч. автора).


[Закрыть], – ответил Григорий, – а мы живём в Европе и в другое время. В державе твоего мужа не преследуется ни одна религия, в Киеве свободно существуют и имеют свои молельные помещения христианская, иудейская, мусульманская общины. Ты слышала хоть об одном случае, когда женщина какой-либо веры пострадала на Руси из-за своих религиозных убеждений?

   – Григорий, ты и я прекрасно понимаем, что Мамелхва пострадала от язычников не потому, что стала христианкой, а оттого, что прежде была не просто язычницей, а их жрицей. Чернь простила бы обычной женщине по имени Мамелхва, как её сестре и другим христианкам, отступничество от старых богов, но не смогла смириться с предательством, которое, по разумению черни, учинила бывшая жрица по отношению к той же Артемиде, которую прежде славила. Чернь очень строга к своим кумирам и не прощает им отступничества от догм, которые те ещё вчера вколачивали в се головы. Если черни по силам расправиться с недавним кумиром самостоятельно, например побить его камнями, она это незамедлительно делает, если кумир пока ей не по зубам, чернь терпеливо ждёт подходящего случая, когда гот утратит былое влияние либо с ним можно будет расправиться чужими руками. Дабы не быть голословной, могу привести случай с нашей киевской Мамелхвой, носившей мужское имя и занимавшей положение намного выше того, которое имела бывшая жрица Артемиды. Хочешь?

   – Выслушаю тебя с интересом, дочь моя.

   – Твой интерес сразу угаснет, как только я назову имя человека, о котором намерена говорить. Это князь Аскольд, на могиле которого ты недавно молился. Вместе со своим побратимом и соправителем, князем Диром, он совершил немало победоносных походов, в том числе на Балканы и Византию. На Балканах русским дружинам пришлось помериться оружием с легионами Первого Рима, и внуки Перуна обратили в бегство сынов Христа[10]10
  Во время похода на Балканы дружины князей Аскольда и Дира имели ряд успешных сражений с войсками Римского Папы Николая I. (Примеч. автора).


[Закрыть]. Во Втором Риме дружины Аскольда и Дира стояли под стенами Константинополя, и лишь благодаря буре, разметавшей и частично потопившей русский флот, ромеям удалось склонить Аскольда и Дира к заключению мира, одарив их с дружиной щедрой данью. И после всего этого князь Аскольд принял христианство! Как должны были чувствовать себя его воины, свято верившие, что языческий Перун намного могущественнее христианского Иисуса, а его покровительство делает их непобедимыми? Князь, водивший их в сражения с именем Перуна, провожавший вместе с ними на Небо души друзей-побратимов, павших в боях с христианами, вдруг изменил святым для себя понятиям и принял веру вчерашних и, возможно, завтрашних врагов! Они Аскольду этого не простили, как заодно и бездействие князя Дира, который, по их представлениям, должен был призвать к ответу соправителя-клятвоотступника и сурово покарать его. Что случилось дальше, ты знаешь без моего рассказа.

   – А дальше роль толпы черни, расправившейся с азиатской Мамелхвой, на Руси сыграл новгородский князь Олег, приплывший к Киеву с дружиной викингов. Он правильно рассчитал, что ни киевская дружина, ни горожане не встанут на защиту своих князей, потерявших их доверие и уважение, и действовал дерзко и решительно. Он оказался прав – киевская дружина и горожане без сопротивления признали его своим князем, тем более что Олег ещё в Новгороде заблаговременно объявил себя внуком Перуна и подтвердил это в Киеве. А последующая его деятельность, направленная на защиту Руси и рост влияния её стольного града, заставила смириться с князем-захватчиком и тех киевлян, что поначалу отнеслись к пришлому новгородцу с неприязнью. Согласен, дочь моя, что судьба князя Аскольда во многом схожа с судьбой святой Мамелхвы Персидской. Однако ты забываешь, что Аскольд был князем, одним из двух соправителей Киева и подвластных ему земель, полководцем, известным всей Европе, а ты – великая княгиня, жена своего мужа, владыки Русской земли, скрытая для большинства простых русичей тенью великого князя. Поэтому принятие тобой христианства не вызовет столь резкого неприятия и отчуждения ни со стороны дружинной и боярской знати, ни со стороны народа, а при определённом стечении обстоятельств и вовсе может пройти незамеченным. Зато после перемены веры ты навсегда забудешь о костре, на котором могла бы заживо сгореть вместе с погибшим или умершим мужем.

   – Заботясь лишь о спасении собственной жизни, я могу принять христианство хоть сегодня, и это событие вряд ли будет замечено на Руси, если не считать пересудов в великокняжеском тереме и в двух-трёх десятках воеводских да боярских усадеб. Но уверена, что этот поступок станет опасным оружием в руках моих врагов, которые при удобном случае используют его против меня. Например, после кончины великого князя они могут добиться полного отстранения от власти его вдовы-христианки, сохранив, однако, ей звание великой княгини и доверив воспитание княжича-наследника до занятия им стола великих киевских князей. Не сомневаюсь, что это вполне устроило бы многих женщин – великих княгинь, желающих избежать лишь общего с мёртвым мужем погребального костра. Но умная женщина, помышляющая не только о спасении собственной жизни, но и об удержании в своих руках всей полноты ранее достигнутой ею власти даже после кончины мужа, должна принять христианство совсем по-другому. Ты, Григорий, знакомый с хитросплетениями жизни и коварными интригами при дворах ранее живших и ныне здравствующих владык, должен придерживаться такой же точки зрения.

   – Дочь моя, я – пастырь своих духовных чад, и главное для меня не обстоятельства, при которых каждый из них принял веру Христа, а чистота их помыслов при свершении сего действа и искренность веры в Спасителя, – осторожно ответил Григорий. – Для меня, недостойного раба Божьего, все прихожане равны, я не делю их на простолюдинов, знатных вельмож и великих князей, поэтому буду одинаково счастлив, когда бы и в каком обличье – обычной женщины или великой княгини – ты, дочь моя, ни явилась в лоно нашей церкви.

   – Ой ли? – насмешливо прищурилась Ольга. – Ну да ладно, ты говоришь то, что должен говорить как проповедник учения Христа, а я могу позволить себе сказать то, о чём мы оба думаем. Дабы, став христианкой, великая княгиня не опасалась своих недругов ни при жизни мужа, ни после его утраты, она должна порвать с язычеством при обстоятельствах, когда это никоим образом не сможет быть поставлено ей в вину даже злейшими недругами. В прочитанных книгах я нашла пока два вида подобных отречений от старой веры. Первый: язычник, будучи сам неизлечимо болен либо желая избавить от тяжкой хворобы близкого человека, отправляется к целителю-христианину и даёт обет, что в случае выздоровления примет веру своего спасителя. Второй: несчастья, обрушившиеся на державу либо народ, могут прекратиться лишь в случае, ежели правитель или его жена примут веру Христа, который готов спасти державу или страждущий народ от продолжения бедствия. Поскольку ни один из этих способов покончить с языческими богами для меня покуда не представился, надобно запастись терпением... или, как сказал бы ты, ждать, когда Христос до конца наполнит мою душу светом истинной веры.

Григорий слушал Ольгу, затаив дыхание и боясь пропустить хоть слово. Оказывается, она уже не только допускает мысль о переходе из язычества в христианство, но даже всесторонне и с присущей ей обстоятельностью продумала, когда и как ей это сделать с наибольшей выгодой для себя, не только сохранив жизнь и титул великой княгини, но и не выпустив из своих рук власть. Услышанное откровение было для Григория неоценимым – зная, в какой ситуации Ольга намерена принять христианство, он не будет надеяться только на волю случая, а постарается в меру сил способствовать, чтобы он представился.

   – Начинает светать, – произнесла Ольга, подходя к одному из узких окошек комнаты. – Тебе, Григорий, надобно отдохнуть перед утренней службой, да и мне предстоит немало хлопот, дабы поскорее возвратить стражу к своим покоям. Сегодня я не стану провожать тебя – вход и выход из моих покоев открыты всякому, дорога в них доступна, как в жилище простой горожанки.

   – Дочь моя, я могу побыть с тобой до рассвета, – предложил Григорий. – Некогда я был хорошим воином и в случае необходимости смогу защитить тебя.

Ольга рассмеялась.

   – Защитить? Григорий, если ты когда-то был неплохим воином, то я и сейчас не из последних на Руси витязинь. – Она указала на покрывавший часть стены ковёр, на котором висели мечи, сабли, боевые ножи и пара небольших круглых щитов, применяемых русскими девами-витязинями в конных сечах. – Я прекрасно рублюсь на мечах и саблях, без промаха мечу нож и сулицу[11]11
  ...без промаха мечу нож и сулицу. — Сулица – короткое метательное копьё.


[Закрыть]. Правда, я не могу сравниться с воинами-мужчинами в умении действовать тяжёлой булавой либо секирой, зато в точности стрельбы из лука и самострела не уступлю ни одному из них. Я сама смогу постоять за себя, поэтому, Григорий, можешь смело оставить меня. Появление великого князя прервало нашу беседу, приходи вечером, как обычно, и мы завершим её. Ступай.

После ухода Григория Ольга перешла от оконца, выходившего на Днепр, к тому, откуда можно было наблюдать за пиршеством на великокняжеском подворье. Комнатка в башне имела четыре оконца, смотревших в разные стороны света, но, поскольку каждое не превышало в ширину полутора локтей, в сравнительно небольшой комнатке на стенах нашлось место и для ковра с оружием, и для полок с книгами. Помимо этого, в одном из простенков между оконцами стояла широкая лавка с ворохом медвежьих шкур, на которой Ольга во время пребывания Игоря в походах иногда ночевала, засидевшись допоздна за чтением. Протянув руку, Ольга взяла с полки наугад первую попавшуюся книгу, начала её листать. Однако голова была переполнена мыслями о событиях сегодняшней ночи, мешавшими сосредоточиться на чём-либо другом, и Ольга поставила книгу на прежнее место. Прислонилась плечом к стене и, не сводя глаз с ярко освещённого факелами пиршественного стола на великокняжеском подворье, погрузилась в размышления.

Вот и свершилось то, что рано или поздно должно было случиться. Игорь счёл, что жена слишком зримо переступила ту недозволенную грань, что отделяет влияние великой княгини на внутреннюю жизнь Руси и её взаимоотношения с соседними странами от власти великого князя, единоличного вершителя судьбы державы, и вздумал поставить Ольгу на место. Возбуждённый хмельным зельем, вольно или невольно он отважился на несвойственный ему решительный поступок, низводящий Ольгу с высоты имеющейся у неё огромной власти до положения обычной женщины. Он не призвал жену к благоразумию, не потребовал её умерить властолюбие, а набрался смелости раз и навсегда избавиться от Ольги и как от жены, с которой у него давно не заладилась супружеская жизнь, и как от великой княгини, слишком много возомнившей о себе и стремящейся при живом муже прибрать его власть к своим рукам.

Но если рано или поздно это должно было случиться, ей в любой миг надлежало быть готовой к подобному развитию событий. Готова ли она к ним сегодня? Да. Ещё только начиная борьбу с мужем за власть, Ольга понимала, что последнюю точку в ней поставят два обстоятельства: кого она сможет привлечь на свою сторону и отколоть от Игоря, сделав нейтральным в своей схватке с ним, и те решительность и твёрдость, которые сам Игорь проявит в поединке с женой. Так с чем она пришла к сегодняшнему дню, когда должна решиться судьба всей её жизни, ибо сейчас она борется и за будущее своего сына, которого решила родить в самое ближайшее время?

Она давно пользуется уважением и любовью среди киевских горожан и купечества, на нужды которых Игорь никогда не обращал внимания, с радостью предоставив все заботы о них жене. Ольгу может поддержать и дальновидная часть боярства, которому более близка умная, просвещённая великая княгиня, чем способный только воевать её муж. Но не горожане и купечество, не боярство будут главной силой в схватке Ольги с Игорем – её исход решит дружина, точнее, те несколько воевод, которые пользовались её безграничным доверием и чьи приказы она всегда беспрекословно выполняла. Стремясь завоевать благорасположение простых дружинников, Ольга, научившаяся хорошо владеть оружием ещё в отчем доме, несколько раз с согласия Игоря ходила в походы как дева-витязиня, участвовала наравне с другими женщинами-воительницами в битвах, и её имя стало небезразлично для дружины, как имя предыдущей великой княгини, жены князя Олега. Этому способствовало и то, что Ольга постоянно оказывала помощь раненым и увечным воинам, заботилась о семьях павших, никогда не упускала подходящего случая предстать в выгодном свете перед дружиной.

Что касается воевод, чьей воле была послушна дружина, то борьбу за них Ольга начала с момента, когда окончательно убедилась, что её муж, выросший и возмужавший под чрезмерной опекой князя Олега, способен без его советов стать в лучшем случае хорошим военачальником, но никак не достойным, разумным правителем такой могущественной, необъятной державы, как оставленная ему в наследство Олегом Русь. Умный и осторожный Олег, чья дружина состояла из приплывших с ним из Новгорода викингов и местных днепровских славян, имел при себе и двух самых близких воевод-соперников – киевлянина Асмуса и варяга Свенельда, держа каждого на одинаковом расстоянии от себя и не позволяя ни одному хоть в чём-то возвыситься над другим.

Этой тактики был намерен придерживаться и Игорь, однако Ольга рассудила по-иному. Олег, пришелец с севера и убийца законных киевских князей Аскольда и Дира, имел все основания опасаться мести местных славян, и для подавления их возможного восстания ему была необходима верная и сильная варяжская дружина. В то же время ему, решившему окончательно и навсегда связать судьбу с благодатным южным краем, нужно было заслужить доверие и любовь его жителей, доказать, что он не чуждый им завоеватель, а родственный по крови и вере прибалтийский славянин. С этой целью он полностью сохранил бывшую дружину князей Аскольда и Дира, не сместив даже её главного воеводу Асмуса, ближайшего сподвижника убитых князей. К тому же славянская часть дружины служила надёжной сдерживающей силой для тех прибывших с ним ярлов и викингов, кто, влекомый духом странствий и наживы, не желал оседать в Киеве, а смотрел на него как на захваченный с помощью военной хитрости богатый город, подлежащий по законам викингов разграблению. Лавируя между славянской и варяжской частями дружины, не позволяя усилиться ни одной из них, Олег смог остаться единоличным правителем Руси, не допустив свар и междоусобиц между разноплеменными сподвижниками.

Но почему опасаться мести днепровских славян должен был Игорь, сын ильменской словенки и сам женатый на восточной славянке, не имевший никакого отношения к гибели князей Аскольда и Дира? Он, в отличие от дяди Олега, не чувствовал вины перед местными жителями, больше того, сроднился с ними и жил общими интересами. А раз так, у него отпадала необходимость иметь для своей защиты от славян многочисленную варяжскую дружину с наделённым огромной властью воеводой-викингом и славянского воеводу с такими же большими правами. Вместо этих двух бывших Олеговых воевод, обладавших в своей половине дружины влиянием не меньшим, чем только что ставший великим князем Игорь, и могущих в случае попытки ограничить их власть превратиться в его сильных и опасных врагов, ему был нужен единственный главный воевода, всецело преданный великому князю и послушно проводивший в дружине его волю. Такие люди на примете у Игоря и Ольги имелись, но рискованно, очень рискованно было низводить на вторые роли вчерашних всесильных Олеговых воевод. В первую очередь это касалось Свенельда, который, сочтя себя обиженным, мог открыто выступить против Игоря, призвав себе на помощь дружины своих друзей-ярлов, постоянно находившихся на Днепре по пути в Византию или Варяжское море. Необходимо было ждать удобного случая, чтобы великий князь смог в полном объёме обрести власть, принадлежавшую ему по праву.

Ольга не стала терпеливо ждать такого случая, она сама создала его! Отправившись в поход на далёкое Хвалынское море, Игорь взял с собой главным воеводой Асмуса, оставив с Ольгой Свенельда, которому с русскими воеводами Ратибором и Ярополком, верными Игорю, надлежало беречь Русь от набегов. Однако Свенельд, прослышав о поражении русских войск на Итиль-реке, решил с ладейной дружиной викингов сместить Ольгу и захватить по примеру князя Олега Киев. Ольге с помощью христианского священника Григория удалось разрушить честолюбивые замыслы Свенельда, и она дала ему понять, что его вероломство не осталось для неё тайной. Не на должной высоте оказался и соперник Свенельда, главный воевода Асмус, не сумевший обеспечить благополучного возвращения русских войск из похода домой, позволив хазарам, союзникам Игоря, нанести русским войскам подлый удар в спину, сведя на нет победы русичей на берегах Каспия. Этими двумя обстоятельствами и воспользовалась Ольга, чтобы во главе киевской дружины после неудачного похода поставить верного Игорю воеводу Ратибора.

Вначале у неё состоялся разговор с Асмусом. Ольга сообщила ему якобы по секрету, что Асмус как главный воевода во время Хвалынского похода не оправдал надежд великого князя, и тот намерен назначить главным воеводой своей дружины Свенельда, сумевшего в его отсутствие не допустить ни одного набега на Русь и даже оказавшего помощь разбитому княжескому войску конницей воеводы Ярополка. Однако она, будучи славянкой, не желает усиления власти пришлого варяга Свенельда и собирается уговорить Игоря назначить главным воеводой русича Ратибора, для чего просит Асмуса оказать тому поддержку на воеводской раде.

Схожий разговор произошёл у неё и со Свенельдом. Но ему она сообщила, тоже якобы по секрету, что до великого князя откуда-то дошли слухи о подозрительном поведении Свенельда во время его пребывания в походе и Игорь решил назначить главным воеводой Асмуса, чьи советы ему очень помогли на берегах Хвалынского моря, где русские войска не проиграли ни одного сражения на суше и море, хотя против них выступили все тамошние владыки. Однако Ольга плохо знакома с Асмусом, ей не нравятся его замкнутость и резкость высказываний, ей не по нраву его скверный характер старого одинокого вдовца. Зато она хорошо знает Свенельда, завсегдатая великокняжеских застолий и непременного участника устраиваемых им охот, с которым они, несмотря на кое-какие недоразумения, сумели вдвоём в отсутствие Игоря сберечь рубежи Руси от набегов недругов. Поэтому она, не желая видеть главным воеводой Асмуса, намерена приложить все силы, чтобы им стал воевода Ратибор, и обращается к Свенельду с просьбой посодействовать ей в этом деле.

Ратибор стал главным воеводой и, зная, кому обязан своим возвышением, считал себя должником Ольги и воспринимал её советы и пожелания наравне с приказами великого князя. Прекрасные отношения сохранились у Ольги и с Асмусом и Свенельдом. Старый русич был доволен, что главным воеводой сказался его воспитанник и боевой побратим Ратибор, а не варяг Свенельд, и был благодарен Ольге за это. Свенельд, поборов в себе искушение возвратиться к ремеслу морского бродяги и искателя приключений, окончательно осел на Руси, превращаясь в одного из богатейших и могущественных её людей, и весьма ценил молчание Ольги, ни разу не напомнившей ни ему, ни тем более великому князю о его попытке мятежа. И вот настал момент, когда Ольга на деле проверит, насколько велико её влияние на воевод, узнает, действительно ли они её друзья или являлись таковыми лишь на словах.

Однако воеводы воеводами, а в предстоящем поединке с мужем она применит и оружие, которым давно уже не пользовалась, считая это унизительным для себя, – чисто женскую хитрость и умение сыграть на слабостях Игоря. Главная из них – мечта мужа иметь законного наследника, которому в свой смертный час он мог бы передать созданную князем Олегом и сбережённую им, князем Игорем, великую Русскую державу. Незаконных детей у Игоря полон Киев и великокняжеское подворье – только из сыновей наложниц и полонянок можно укомплектовать не одну полнокровную сотню дружинников, а вот законного княжича-наследника у него не было и нет. И Ольга обязательно использует эту слабость мужа, тем более что о наследнике в последнее время часто думала и она.

Сколько раз Ольга ни задавала себе вопрос, почему в весьма и весьма зрелом для женщины возрасте у неё нет ребёнка, размышления неизменно приводили её к одному выводу – в этом виновата только она. Игорь хотел ребёнка давно, с первого года их супружеской жизни, однако Ольга под всяческими предлогами противилась этому. Истинную причину не обременять себя до поры до времени материнскими хлопотами знала лишь она. Не для того Ольга безжалостно вырвала из груди любовь к другу детства, сотнику-псковичу Святославу, не для того променяла родной дом на чужой Киев, чтобы жить лишь заботами жены и матери! Она согласилась стать женой Игоря, чтобы именоваться первой женщиной на Руси, она прибыла в стольный град для того, чтобы сполна вкусить власти великой княгини! Она, постоянно ощущавшая своё превосходство над окружавшими её в отчем краю людьми, вначале не желала оказаться ничем не хуже и обитателей великокняжеского терема, а затем с помощью данных ей богами ума и силы духа смогла превзойти их во всём, из чего складывалась жизнь великокняжеской семьи и её окружения. Разве было бы ей по силам сравниться и вскоре оставить далеко позади себя по личной значимости и влиянию на жизнь стольного града многочисленных киевских завистниц и недоброжелательниц, если бы она начала жизнь великой княгини с вынашивания в чреве ребёнка, а затем его воспитания?

Однако самоутвердившись полноправной великой княгиней в стольном граде и досконально познав все тайные пружины власти на Руси, Ольга сделала крайне неприятное для себя заключение – её муж не тот человек, который мог стать достойным преемником нынешнего властителя Русской земли – князя Олега. Расчётливый и дальновидный Олег, назначенный Рюриком опекуном-воспитателем Игоря, не собирался отдавать полученную власть и при достижении племянником совершеннолетия. С этой целью он поощрял занятия Игоря воинским делом и участие его в походах, не препятствовал увлечению охотой и княжескими застольями, дал согласие на женитьбу племянника на красавице Ольге, хотя имел на примете для Игоря куда более знатных и богатых невест, нежели простая псковская боярышня. Многоопытный, умудрённый жизнью Олег, справедливо названный «Вешим», удовлетворял любые желания и прихоти племянника, лишь бы у того не было времени и не возникало стремления заняться управлением державой.

И Олег добился своего: к моменту совершеннолетия племянника не только боярскому и воеводскому окружению великого князя, но и самому Игорю было ясно: сын Рюрика стал отличным воином и неплохим воеводой своей дружины, но управление всеми сторонами жизни Русской державы для него является тайной за семью печатями, и передать в его руки всю полноту власти, которая доселе находилась у Олега, – значило обречь Русь на неисчислимые бедствия. Да, он стал именоваться всеми великим князем, однако важнейшие дела на Руси по-прежнему вершил его дядя князь Олег, переставший быть опекуном-воспитателем Игоря и оставшийся при нём главным воеводой.

Но самое печальное заключалось даже не в этом, а в том, что Игорь и не стремился перенять знания и опыт Олега в управлении державой, считая, что этой скучной обязанностью должны заниматься его бояре и тиуны, а на плечах великого князя лежат лишь два дела – военные походы и сбор дани. Попытки Ольги, которая внимательно присматривалась к разносторонней деятельности Олега и понимала всю её важность, доказать Игорю его неправоту ни к чему не приводили, и она была вынуждена сама досконально вникать в вопросы, которые муж считал ненужными или недостойными внимания великого князя. Ольга хотела быть истинной великой княгиней, а не её подобием, а таковой она могла стать лишь при муже, сосредоточившем в своих руках всю ту власть, которой до него обладал Олег! Поэтому она не могла допустить, чтобы Игорь утратил или отдал кому-либо хоть частицу власти, которая должна была перейти к нему после кончины князя Олега. Перейти к нему, но распоряжаться которой за спиной мужа собиралась она, Ольга!

Так могла ли она в столь ответственный момент, когда, по сути дела, решался вопрос, какая судьба уготована Игорю и ей после смерти Олега, позволить себе оказаться в стороне, уступив просьбам мужа подарить ему наследника? Материнские хлопоты отняли бы у неё немало времени, и это могло повлечь тяжелейшие, непоправимые последствия в борьбе за будущую власть. Ольга не собиралась идти на такой риск, поэтому до смерти Олега и слышать не хотела о ребёнке. А после ухода на Небо Олега потребовалось вначале обуздать его могущественных воевод Асмуса и Свенельда, желавших видеть себя равными великому князю и вместе с ним править Русью, затем последовал неудачный поход на Хвалынское море и козни оставленного с ней главного воеводы Свенельда, а за этим целая череда лет, когда непрерывно пришлось отбиваться от недругов-соседей, решивших поживиться за счёт ослабевшей после поражения на Итиль-реке Руси. И снова ей было не до ребёнка.

Но вот воеводы Асмус и Свенельд смирились с единоличной властью Игоря, русские дружины установили на рубежах Руси былые мир и спокойствие, а Ольга по-прежнему не знает покоя. Одержимый мечтой раздвинуть рубежи державы и сравниться в бранных делах с предшественником Олегом, великий князь почти не бывает в Киеве, то сражаясь в Дикой степи с кочевниками, то усмиряя восставших подданных, то помогая на Балканах своему побратиму болгарскому кагану Симеону. А она в это время мирит вечно враждующих с Киевом и между собой князей земель, умудряется поддерживать выгодные торговые отношения с Византией даже в то время, когда Игорь в союзе с Симеоном воюет против неё, не спускает глаз с ненадёжных древлян, давних соперников и недругов полян, не допуская мятежей в отсутствие Игоря с войском. Она даже не может представить, что в мире может существовать нечто более важное, чем дела, которыми она занимается во благо Руси.

Так проходили год за годом, жизнь спокойнее не становилась, и получилось, что на склоне лет она оказалась не только без наследника, но и без единого близкого, родного человека. Были у неё в избытке друзья и враги, тайные недоброжелатели и рьяные приверженцы, имелись десятки послушных её воле бояр и воевод, существовал Григорий, к чьим советам прислушивалась она сама, однако не было того, кому она могла бы распахнуть во всю ширь душу, поделиться без утайки сокровенными мыслями. А ей, зачастую думавшей одно, а вынужденной говорить другое, обещавшей поступить так, а делавшей обратное этому, временами хотелось начисто забыть о всех неотложных ежедневных делах, сбросить постоянное напряжение, побеседовать об обычных житейских мелочах, спросить о том, что действительно интересно, а не о том, что приятно собеседнику, рассмеяться оттого, что тебе весело, а не для того, чтобы доставить кому-то удовольствие. Такой отдушиной в её напряжённой, изматывающей жизни мог быть ребёнок, частица её собственной плоти и крови!