Текст книги "Северный богатырь. Живой мертвец
(Романы)"

Автор книги: Андрей Зарин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

XX
Мытарства

Граф Пален был высокий костлявый старик с умным, выразительным лицом и добродушным взглядом. В нем не было особых административных способностей, а тем более полицейских, и после расторопного и чрезмерно исполнительного Архарова он был совершенно непригодным для службы, если бы не Чулков, состоявший при нем в должности обер-полицеймейстера. Этот Чулков, выслужившийся из гатчинских солдат, обладал и неутомимостью, и удивительным чутьем. Казалось, ничто происходившее в столице не являлось для него тайной, и каждый вечер, и каждое утро он приносил Палену самые необыкновенные новости. В это утро он был у него с докладом удивительного свойства:

– В Петербург приехал какой-то человек, по подорожной называющий себя крепостным музыкантом Ермолина. Приехал он вдвоем с крепостным человеком какого-то Брыкова, причем этот второй при нем вроде как слуга. Приехал он в очень хорошей коляске и остановился у капитана Башилова. Денщик говорит, что они друг другу говорят «ты». Потом они вместе гуляли, были в аглицком трактире. Не удивительно ли это?

Граф Пален зарядил свой нос огромной понюшкой табака и, покачав головой, заметил:

– Может, он – очень хороший музыкант. Артист! Тогда капитан для форса ходил с ним.

Чулков кивнул и продолжал:

– Так, ваше сиятельство, а затем он неизвестно где пропадал всю ночь и, вернувшись домой, тотчас отправился… Куда бы, как вы думаете?

– Я не знаю, – добродушно ответил граф.

– К Грузинову во дворец! И там долго совещался.

– А, – воскликнул Пален, и на его лице выразилось удивление, – это странно!

– Я хочу арестовать его и допросить.

– Да, да! Арестуйте и допросите!

Чулков откланялся и помчался исполнять свое намерение, а граф Пален все еще сидел в своем кабинете и задумчиво качал головой. Вошедший слуга подал ему письмо и доложил:

– Господин пришли. Ваше сиятельство повидать желают, и вот письмо.

Пален посмотрел на конверт.

– От Кутайсова! Ну, ну, что ему надо! – Он вскрыл конверт и стал читать письмо, и по мере чтения его лицо прояснялось. Потом он добродушно засмеялся, позвонил и велел слуге ввести к нему господина. – А! Живой упокойник! – сказал он, увидев входившего Брыкова, – прошу покорно! – и он указал ему на кресло.

Брыков низко поклонился и сел.

– Ай, ай, ай! – сказал ему граф. – Ну, и зачем вы нам столько хлопот сделали? Зачем это по чужой подорожной ехали? А?

– Ваше сиятельство, – ответил Семен Павлович, – кто же поверил бы, что я этот самый мертвец и есть!

– Ха-ха-ха! Действительно удивляться надо. По бумаге мертвый и вдруг живой!.. Ха-ха-ха!

Брыков просительно взглянул на графа и произнес:

– Я пришел умолять ваше сиятельство облегчить мне пребывание тут. Ко мне и то квартальный два раза в день ходит!

– Два раза? Это хорошо! Это – исправная служба! Да! – и граф улыбнулся, но, увидев смущение Брыкова, поднял руку и сказал: – Мне пишет Иван Павлович о вас, и я буду помогать вам. Я скажу, чтобы вас не трогали, а вы, когда вас спросят, пожалуйста, правду скажите!

– И со мной ничего не будет?

– Ничего! Я скажу!

Брыков поблагодарил и радостный направился домой. Его дорога лежала мимо Адмиралтейства. Он увидел гауптвахту, вспомнил о Башилове и решил зайти к нему. Подойдя к гауптвахте, он вызвал дежурного офицера и попросил позволения видеться с арестованным. Офицер, видимо, был навеселе.

– Башилова! Капитана сорви-голову? А, сделайте милость! Пожалуйте! Мы только что пуншик вместе пили! Ха-ха-ха!

Он пошатываясь пошел впереди Брыкова и провел его в место ареста. Это была огромная комната с четырьмя жесткими диванами, двумя столами и несколькими стульями. На диванах врастяжку лежали арестованные офицеры, у стола несколько человек сидели со стаканами и трубками, смеясь и болтая.

– Башилов, гость к тебе! – крикнул дежурный.

Башилов вскочил с дивана и закричал:

– А! Брыков! Живой мертвец! Дружище! Вот удружил! Истинно! Господа, мой друг Брыков! Живой мертвец!

Из компании офицеров трое оказались уже знакомыми Семену Павловичу по тому памятному вечеру.

– Как это живой мертвец? – не понял один из офицеров, и Брыков рассказал снова свою историю.

– Вот так штука! – воскликнули слушатели. – Прямо сказка!

– Истинно сказка! – подтвердил Башилов и обратился к Семену Павловичу: – Расскажи, братец, теперь, как это тебе удалось удрать? А? Просто ты у нас фокусник, да и только!

– Мне Виола помогла. Я с ней убежал и у нее пробыл ночь.

– Виола? Ах, она, шельма этакая! – засмеялся Греков. – Она видела, что ты в выигрыше!

– Ну, нет! Просто добрая девушка. А вы надолго тут?

– По целому месяцу! Тоска, хоть удавись!

– А мы пить будем, – сказал один из офицеров и закричал: – Сашка! Ау!

На крик явился дежурный.

– Чего орете!

– Пошли за вином! Вот золотой!

– Для гостя! – засмеялся дежурный офицер и вышел.

Через полчаса двое солдат внесли вино и стаканы.

– Ну, ребятки, за мертвеца! – возгласил офицер, и все окружили стол.

– Дежурного сюда!

– Башилов, пей!

Началась веселая попойка, и все офицеры разом позабыли, что они отбывают суровое наказание. Вино выпили, и Брыков для реванша послал от себя за новой порцией.

– Сразу нашего брата видно! – кричали пьяные офицеры. – Как тебя звать-то?

– Семен!

– Выпьем на «ты», Сеня!

В это время император, проезжая к Лопухиной, задумал заглянуть на гауптвахту. Он подъехал к ней через подъемный мостик и, к своему удивлению, не заметил никакого волнения. Часовой мирно дремал. Дежурный офицер отсутствовал, и никто не вызвал караула. Павел Петрович вспыхнул и тотчас вернулся назад.

– Иди на гауптвахту, – сурово сказал он своему адъютанту, – узнай, как зовут дежурного офицера, и арестуй его!

Адъютант поскакал и вернулся через пять минут.

– Сделал?

– Никак нет-с!

– Это почему? – лицо Павла побледнело, и он закусил губу.

– Не отдает шпаги. Обругал меня, сказал неприличность…

– Гм! Кто такой?

– Черемисов, поручик егерского полка!

– Иди снова! Скажи, я велел!

Адъютант скрылся.

Император в нетерпении рассекал хлыстом воздух и вздрагивал в седле. Офицер вернулся.

– Арестовал?

– Никак нет! Не дает и бранится. Хотел приказать стрелять в меня!

– Да он о двух головах? – воскликнул Павел Петрович и ударил коня. Последний тотчас вынес его к гауптвахте, император остановился. Раздался барабанный бой, и быстро выбежавший караул тотчас выстроился, а поручик Черемисов подошел к государю неверным шагом и стал было рапортовать, но государь тотчас перебил его. – Вы, сударь, пьяны, – закричал он, – вам не сторожить, а вас сторожить! Вашу шпагу! Вы арестованы! Ну-с!

Поручик покачал головой и ответил:

– Никому не отдам шпаги!

– Как?

– По уставу меня раньше должны сменить с караула, а потом арестовать!

Император вдруг смутился.

– А ведь он лучше моего устав знает, – сказал он адъютанту. – Не пропивай присяги только! – крикнул он поручику и отъехал прочь, очень довольный, что натолкнулся на такого смышленого офицера.

– По этому случаю выпить! – заявил Брыков, когда Черемисов вошел в общую комнату и рассказал, что с ним было.

– Верно! Посылай за вином!

Вино принесли, и попойка продолжалась.

Только в шесть часов Семен Павлович сильно навеселе отправился домой, напевая себе под нос песню. На душе у него было легко и свободно; он был уверен, что его дело удастся у царя, который вспыльчив да отходчив, который справедлив и добр. Ему представлялись радостное возвращение домой, встреча с Машей и расправа со своим братцем.

Он уже подходил к своему дому, как вдруг на него набросилась полицейская стража и перед ним очутился квартальный!

– Пошли прочь! – закричал Брыков. – Как вы смеете!

– А вот там увидим! – ответил квартальный. – Анисим, Петр, волоките его на съезжую! Там разберем, кто он есть: крепостной музыкант или умерший офицер!..

XXI
Мытарства продолжаются

Брыков перестал защищаться, и его живо доставили в съезжую или квартальную избу. Это было некрасивое, грязное и угрюмое одноэтажное здание с маленькими, узкими окнами, заделанными железными решетками, с полицейскими служителями у ворот и у каждой двери. Его ввели в большую комнату, и квартальный тотчас куда-то скрылся. Семен Павлович оглянулся. Два постовых стояли у дверей, на грязных лавках сидели люди подозрительного вида, откуда-то из коридора слышались крики и свист розог, чей-то голос кричал: «Постой! Как плетюхами отдерут, покаешься!» – в ответ на это раздалось: «Смилуйтесь, ваше благородие!..» – затем опять возглас: «Я тебе смилуюсь, рак-к-калия!» – и послышалась крепкая пощечина. В эту минуту в комнату влетел высокий толстый пристав в огромных ботфортах, в сюртуке нараспашку, с красным усатым лицом и прямо бросился к Брыкову.

– А! – заорал он, – ты кто, голубчик? Музыкант? Дворовый? А? Петров, Сидоров, Иванов?

Семен Павлович побледнел от гнева.

– Я вас попрошу!.. – начал он.

Но пристав затопал ногами и замахал перед его лицом бумагой.

– Он меня попросит! А! Каков! А это что? Это? – он ткнул в бумагу. – Из Москвы пишут: «Задержать беглого человека Брыкова, скрывающегося под именем…» А? А?

– Я – сам Брыков! – гневно закричал, сжимая кулаки, Семен Павлович.

Пристав отступил от него и нахмурился.

– Сам Брыков! – сказал он. – Еще лучше! Ну, да мы разберем! Посиди тут! – и он пошел из комнаты, шепчась с квартальным, а Брыков бессильно опустился на лавку.

«Что же это такое? Значит, обещание графа Палена – пустая насмешка? Только что обещал и тут же… на! Донос из Москвы! Кто бы мог постараться! Кто же, кроме брата!» – и он громко усмехнулся.

В это время из комнаты вышел квартальный, подкрался к Семену Павловичу и, сев подле него, фамильярно потрогал его за колено и зашептал:

– А ты вот что! Наш барин отходчивый! Ты его умасли и все! Мне рубликов десять дай, ему сотняжку – и все по-тихому… вот! А то на рожон лезть плохо будет – выдерем и этапом в Москву! Так-то, друг!

Брыков резко отодвинулся от него и сказал:

– Я передам обо всем этом графу Палену!

– Графу? – воскликнул квартальный и вдруг расхохотался жидким смехом. – Хи-хи-хи! Графу! Он – графу! Вот уморушка-то! Графу!

– Ты чего грохочешь там? – раздался из соседней комнаты голос пристава.

– А вот наш-то сокол к графу Палену идти хочет! Хи-хи-хи!

Брыков не выдержал и вдруг, размахнувшись, хватил квартального по физиономии.

– Ой-ой! – заорал квартальный. – Сидор, Поликарп, хватайте его! Я ему покажу!

Семен Павлович отскочил в угол комнаты и ухватил табурет. Городовые бросились на него, квартальный кричал:

– Я его запорю, каналью!

– Что здесь за драка? – вдруг раздался оклик, и в комнату вошел высокий, стройный офицер со строгим лицом.

Городовые сразу отскочили и вытянулись в струнку, квартальный низко поклонился и тоже выпрямился. Брыков опустил табурет. В ту же минуту в комнату влетел пристав и тоже униженно вытянулся перед вошедшим.

– Что за драка? – повторил офицер.

Квартальный выступил вперед:

– Честь имею доложить, что стараниями своими выследил беглого крепостного, о коем имел честь вам ранее докладывать!

– Кто такой?

Офицер взглянул на Брыкова. Тот поклонился офицеру и сказал:

– Я был сегодня у графа Палена и…

– Вы – Брыков? – быстро спросил офицер.

– Я!

Пристав и квартальный на миг онемели.

– И вот эти нанесли мне ряд обид!

– Они? – офицер сердито взглянул на последних, а затем сказал Семену Павловичу: – Можете идти, а этих ослов извините. Они от усердия!

Брыков поклонился офицеру, тот протянул ему руку, причем назвал себя:

– Полковник Чулков!

Сторожа бросились поспешно очищать Брыкову дорогу, пристав и квартальный поклонились чуть не до земли.

Семен Павлович вернулся домой уже поздно вечером, и его встретил встревоженный Сидор.

– Батюшка, барин, – воскликнул последний, – вернулся! Ну, слава Те, Господи! А я уж боялся. Ведь все этот квартальный вяжется: «Кто есть твой барин? Вот ужо заберем его!» Я ему рупь да рупь!..

– Ну, теперь можешь прямо в шею гнать, – весело ответил Брыков и расхохотался, вспомнив лица пристава и квартального.

Но на другое утро его ждала новая неприятность. Сидор вздыхая сказал ему:

– Что, батюшка, Семен Павлович! Совсем нам плохо приходится! Теперь Никифор привязался и гонит нас.

– Что такое, – не понял Брыков, – какой Никифор?

– Огородник Никифор, хозяин тутошний!

– А ему что? Ведь мы у Башилова!

– Вот поди ж ты, а он говорит… Да что, – махнул Сидор рукой, – и не выговоришь!

– Что говорит-то?

– Говорит, что никак не может у себя мертвеца держать! Баба его, слышь, к попу побежала!

– Что за чушь? Какой мертвец?

– Про тебя, батюшка! Квартальный-то в злости, что ли, пришел и наплел. Теперь и Иван-денщик плюет да молитвы читает! Да что! Никифор-то там в кухне стоит!

Брыков быстро вышел и невольно усмехнулся, когда увидел, как шарахнулся в сторону здоровенный мужчина при его появлении.

– Что тебе? – спросил его Брыков.

Мужик замялся и с трудом выговорил:

– Увольте… то есть, чтобы от вас!.. Потому невозможно… баба… и все такое. Опять мораль.

– Дурак! – выругался Брыков.

– Как будет угодно, а только не могу-с.

– Собирай вещи, – приказал Брыков Сидору, – и на постоялый! Живо!

Сидор стал собираться, а Семен Павлович в волнении ходил по горнице.

На постоялом Брыков снял две комнаты. Разложив вещи, он приготовился писать прошение на имя государя, как вдруг к нему снова явился Сидор и уныло произнес:

– Гонят нас и отсюда!.. Лучше бы вы, барин, по прежней подорожной, будто крепостной…

– Куда же мне деться? – воскликнул Брыков, схватившись за волосы.

– И сказать не сумею, а только тут никак невозможно! Хозяин говорит, что все бабы воют!

– Собирай вещи! Я найду квартиру! – вдруг вскочил Брыков и схватил шляпу, после чего, выбежав на улицу, торопливыми шагами направился к Виоле, весь поглощенный мыслью о том, что сегодня ему необходим приют, иначе он не напишет бумаги, упустит случай, и для него пропадет всякая надежда.

Виола встретила его радостным возгласом:

– Соскучился? Ну, вот и отлично! Посылай за вином и будем обедать!

– Постой! – сказал Семен Павлович. – Мне не до вина и не до обеда. Слушай! У меня к тебе просьба.

– Ну, какая?

Брыков задумался, как ей проще объяснить свое положение, и начал рассказывать свою историю с самого начала.

У чувствительной девушки выступили на глазах слезы.

– Бедняжка! Ах, он, негодный! И она мучается! Вот удивительная история! – восклицала она то и дело, пока Брыков не окончил рассказа.

– Теперь вот что, – сказал он, – глупые люди считают меня каким-то выходцем из могилы и боятся держать у себя. У меня нет приюта. Дай мне и моему слуге помещение. Я заплачу!

– Ах, глупый! – воскликнула Виола. – Живи! Понятно, живи!.. Только… – и она запнулась, – вдруг к тебе невеста приедет, а я… такая!

– Милая, – сказал Брыков, – да ты лучше всякой иной! Дай Бог тебе счастья!

– Ну, тогда отлично! У меня есть комната, а слуга… слуга будет на кухне. Теперь станем обедать! Посылай за вином!

– Будем обедать, а потом я привезу вещи и слугу, а там писать буду и завтра уеду!

– Помоги тебе Бог! – с чувством сказала Виола и прибавила: – Вот не знала, что есть такие гадкие люди!

– Всякое есть! – ответил Брыков, после чего наскоро пообедал и поехал за своим Сидором.

– Ну, слава Господу! – радостно вздохнул старик, переехав в новое помещение, – теперь не погонят!

– Не погонят, старичок! – смеясь сказала Виола.

– Я напишу Чулкову свой адрес, а то квартальные опять мучить станут, – сказал Семен Павлович.

– Уж три рубля положить надобно! – сказал Сидор, устраивая барину постель на диване и прибирая комнату.

Брыков сел писать прошение.

XXII
Неудача

Государь задумал развлечься маневрами и для этого назначил взятие приступом крепости Мариенталь, находившейся в г. Павловске под управлением генерал-майора Пиппера.

Стояли прекрасные осенние дни, и государь со всем семейством выехал в Павловск накануне. В то же время из Гатчины потянулись его любимые войска. Император был весел, шутил со всеми и радостно поглядывал вокруг. Его все радовало – и хороший день, обещавший хорошую погоду на следующее утро, и вид Павловска, устроенного им с огромным парком и искусственными сооружениями в нем. Вечером вокруг чайного стола во дворце собрались все близкие, и государь оживленно говорил:

– Не устоять против моих молодцов ни крепости, ни старому Пипперу! Да-с, мои офицеры – все боевого закала люди, не потемкинские неженки!

Раз попав на эту тему, он уже не мог умолкнуть, и в его словах уже начинало слышаться раздражение.

В это время в комнату вошел старик граф Строганов. Он отвесил поклоны и осторожно приблизился к столу. Государь на время прервал свою речь и обратился к графу:

– А ну, сударь, какова завтра погодка будет?

– Боюсь, ваше величество, что худая, – ответил граф, – подул западный ветер, небо в тучах.

Государь вдруг нахмурился и сердито ударил кулаком по столу. Внезапно наступило тяжелое молчание.

– Боюсь, сударь, – раздался резкий голос Павла, – что вам здешняя погода будет во вред. Советую вам сейчас же ехать в Петербург!

Граф, не зная, шутит или нет государь, растерянно взглянул на него.

– Вы поняли меня? – резко повторил Павел.

Граф покраснел, потом побледнел и, тотчас встав из-за стола, начал дрожащим голосом:

– Если мои слова, ваше величество…

– Мне не до ваших оправданий! Идите!

Строганов вышел дрожащими шагами.

– Распорядись, чтобы лошадей ему не давали. Пусть с почты возьмет! – приказал государь адъютанту и мрачно нахмурился. – Всегда найдутся люди, которые ради испортить мое настроение, – сказал он через минуту с жалобой и встал. – Начало маневров в семь часов! – объявил он, уходя в свои покои.

Граф напророчил погоду. Ночью пошел дождь и к утру превратился в ливень, сменяясь по временам хлопьями мокрого снега. Государь вышел на бельведер и мрачно огляделся. В сумерках утра слышались завывание ветра и шлепанье дождя, сырость пронизывала насквозь.

– Собачья погода! – проговорил Павел Петрович, а потом прибавил: – Но для солдата нет погоды. Коня!

В сопутствии Лопухина, своего бессменного адъютанта, и полковника Грузинова, он выехал к войскам и поздоровался с ними.

– Какова диспозиция? – спросил он.

– Вашему величеству угодно было приказать, чтобы крепость сдали ровно в двенадцать часов! – ответил адъютант.

– Ну, сдаст и раньше! Полковник, вы с двумя батальонами и двумя орудиями пойдете на восток и обойдете Славянку с того берега. Я пойду отсюда, и через час мы соединимся под крепостью!

Маневры начались.

Император сначала увлекся и, гарцуя на своем Помпоне, заставлял солдат идти церемониальным маршем, бежать, брать окопы, делать обходы. Но вода лилась и лилась, сырость пронизывала, погода удручала дух, и государь, скоро прекратив команду, поехал молча впереди отряда. Все шли мрачные, хмурые, и под шум дождя слышалось монотонное чавканье грязи под тысячами ног.

Часа через полтора показались очертания крепости.

– Который час? – резко спросил Павел.

– Девять, ваше величество!

– Грузинов подошел?

– Здесь! – подъезжая на коне, ответил Грузинов, за которым серой массой стояли промокшие солдаты.

Впереди недвижно стояла маленькая крепостца с поднятым вверх цепным мостом, с замкнутыми воротами.

– Капитан, – приказал государь, – поезжайте в крепость и прикажите тотчас сдать ее!

Адъютант поклонился и, вынув белый платок, поехал к крепости в сопровождении горниста.

Мост опустили, приоткрыли ворота, и адъютант скрылся. Государь приказал войскам выстроиться и оправился на лошади. Прошло минут десять, четверть часа. Мост опустили, ворота открылись, и адъютант вышел из крепости. Государь подал знак и тут же в изумлении закричал:

– Это что?

Ворота наглухо закрылись, и мост снова поднялся, скрипя на ржавых петлях.

– Что это значит? – гневно спросил император у адъютанта.

– Ваше величество, – смущенно ответил молодой капитан, – комендант говорит, что получил приказ сдать крепость в двенадцать часов и ранее этого срока не сдаст ни на минуту!

Лицо Павла исказилось бешенством.

– Иди снова и скажи: я велел! Понимаешь: я!

В воздухе раздался унылый звук рожка, офицер замахал платком, и мост снова опустили.

Император гневно махал хлыстом.

– А! Еще новости! Я приказываю, а старик свое! Ну, ну! Кто кого!

Но немец Пиппер был строгий педант и твердо знал дисциплину, а еще тверже характер государя. Сдай он ранее срока, и неизвестно, что из этого вышло бы, лучше пусть император посердится, но признает его поведение правильным. Ввиду этого адъютант снова вернулся с тем же ответом.

– Да он что? С ума сошел, – не своим голосом закричал Павел, – хочет, чтобы я под дождем умер?

– Государь, мы прикроем вас! Мы здесь установим палатку.

– А вы? А солдаты?

Император соскочил с коня и бегал по грязи, осыпая проклятьями упрямого коменданта, но упрямство Пиппера не могла сломить даже воля государя. Крепость стояла безмолвная, неподвижная и словно издевалась над людьми, так беспощадно обливаемыми холодным осенним дождем.

Напрасно государю предлагали укрыться в наскоро поставленной палатке и согреться приготовленным чаем, он ничего не хотел слушать и только вскрикивал:

– Это он нарочно! Это – насмешка!

Бум! – ударила вестовая пушка, возвещая о двенадцати часах, и в то же мгновение раскрылись ворота, опустился мост и показался старый генерал-майор Пиппер с подносом в руках, на котором лежали ключи крепости. Государь быстро вскочил на лошадь и подъехал к нему.

– Не в силах сопротивляться более столь мужественному натиску, – произнес генерал склоняясь, – я сдаю крепость и свой гарнизон на милость победителя.

Эти слова показались Павлу насмешкой.

– Взять ключи! – приказал он адъютанту и обратился к Пипперу: – За ваше исключительное повиновение жалую вас, сударь, в генерал-лейтенанты. – Пиппер расцвел и, преклонив колено, хотел поцеловать руку государя, но тот резко отдернул ее и продолжал: – А за то, что вы своего государя без нужды продержали три часа на дожде, приказываю вам целый час просидеть на шлагбауме! Привяжите его и поднимите!

Все в изумлении переглянулись. Старый генерал отшатнулся и с возмущением произнес:

– Я? Меня?

Лицо Павла все дергало судорогой.

– Тебя! – грубо ответил он и крикнул: – Ну, что же!

Четверо казаков подошли к генералу. Эта шутка не была новостью. Минута, и генерал сидел верхом на палке шлагбаума с завязанными внизу ногами; еще минута, и шлагбаум был поднят вверх.

Павел со злой усмешкой взглянул наверх. Генерал вдруг осунулся и весь лег на палку.

– Продержать час! – приказал Павел и, повернув коня, погнал его во весь дух.

Конь летел, далеко разбрасывая грязь из-под своих копыт, и вдруг испуганно шарахнулся в сторону. Павел едва усидел на коне и изумленно оглянулся. Посреди дороги коленями в грязи, испачканный и измазанный, стоял Брыков и протягивал бумагу государю.

– Болван! – закричал Павел, замахиваясь хлыстом, и промчался мимо него.

Семен Павлович отшатнулся. Ком грязи из-под копыт коня залепил ему все лицо, но он не чувствовал этого. Он понял только, что его постигла непоправимая неудача, что он теперь уже окончательно умер.