Текст книги "Будущее есть. Горизонты мечты"
Автор книги: Андрей Константинов
Соавторы: Яна Завацкая,Анна Горелышева,Сергей Васильев,Сергей Эс,Дмитрий Никитин,Сергей Звонарев,Валентин Быковский,Велимир Долоев,Иван Соболев,Елена Бабич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)
И казалось, будто свет той самой Зеленой Звезды преодолел тысячи световых лет сквозь космическую бездну лишь для одной-единственной цели – отразиться сейчас в этих чудесных глазах…
Сзади под подошвой чьего-то сапога легко хрустнула ветка. И на дороге словно из ниоткуда возник человек с комиссарской нашивкой на рукаве.
– Гуляете? – с легкой улыбкой спросил он. – А ведь, поди, полночь уже! Ну ладно, перед выходным можно.
И, обменявшись с Чудом дружеским взглядом, продолжил.
– По итогам семестра у нас очень хорошие результаты. Наш участок практически полностью готов к сдаче, остались небольшие доработки. По сути, косметические – там и одной бригады будет достаточно.
– Паш, а про следующий месяц уже что-нибудь известно?
– Знаю, что вторая смена должна прибыть со дня на день. Может быть, они уже здесь – видели, «борт» над нами прошел? Так что дня через три уже будем дома. Но если кто-то хочет остаться – думаю, можно будет со штабом стройки этот вопрос решить.
– А ты сам-то как?
– Скорее всего, остаюсь. Втянулся уже. Да и матери дополнительные деньги лишними тоже не будут.
Чудо задумчиво подняло глаза к небу и снова затеребило свисающие через плечо волосы, собирая косичку. Комиссар тем временем осторожно поинтересовался:
– Что это у тебя боец такой помятый?
– Да не помятый он, все нормально. Просто вчера всю ночь струны дергал, сегодня смену простоял, и после тоже на ногах…
– Так уложи его! Мне тебя учить, что ли?
Чудо слегка покраснело, но нисколько не растерялось.
– Федюнин, тебе сколько лет?
– Двадцать два, а что?
– А шутишь хуже пэтэушника. Правильно тебя в команду КВН не взяли!
– Да ладно, не злись! Это я так… В общем, давай, укладывай этого «непокорного» – он нам всем еще здоровый нужен. А потом зайди ко мне – надо подумать, как пересменок будем проводить.
Чудо снова слегка улыбнулось и посмотрело на комиссара уже с оттенком легкой иронии, но тот быстро спохватился:
– Если, конечно, никто против не будет!
И теперь рассмеялись уже все трое.
– В общем, сейчас не мешаю, но через полчаса жду!
Комиссар по-военному развернулся на каблуках и ушел в сторону пляшущего между сосновых стволов костра.
А они снова остались вместе.
Он, Чудо, лес, дорога и Зеленая Звезда.
– Ну что, пошли?
– Слушай, а давай на берег сходим? На ночную стройку не хочешь посмотреть?
Однако на эту уловку Чудо не поддалось.
– Значит, так. Я сейчас на кухню, а у тебя есть пятнадцать минут. Если после них я не услышу тебя на крыльце – пеняй на себя, понял?
Чудо развернулось и вприпрыжку побежало к стоявшей неподалеку избе, над крыльцом которой развевалось два флага – Страны и института.
А он вдруг отметил, что за всю свою жизнь еще никому и никогда не позволял собой так командовать. Но почему-то знал, что ровно через пятнадцать минут он войдет в этот дом, ставший для отряда общежитием. И вовсе не потому, что чего-то или кого-то испугался.
…Стоя у самой кромки обрыва рядом с приятно пахнущей смолистой сосной, он смотрел вниз, в сторону реки – туда, где под прицелами прожекторов трудилась ночная смена. Справа долетал низкий гул – где-то внизу вгрызались своими отвалами в земную твердь бульдозеры, освещая стройплощадку яркими фарами на крышах кабин. И мечущиеся в темени лучи в этот момент зримо напомнили ему кадры из «Освобождения», наступающую в свете прожекторов танковую цепь. Интересно, если лопату сравнивать с винтовкой, – не зря же она называется штыковая, – то бульдозер, наверное, чем-то подобен танку?
Вот она, перед ним, в реальном воплощении – его давняя детская мечта. Быть сильным человеком в сильном мире среди сильных людей. Он здесь. Он нужен. И он там, где ему хотелось быть! Дом, как в давней песне из другого прекрасного фильма, остался далеко позади, «за дымкою степною». Пять тысяч километров – так далеко ему еще не приходилось забираться. А ведь можно было остаться в Москве, в городском отряде. И работать на ремонте корпуса своего же института. И жить у себя дома. И каждый день на работу на метро, а не на вахтовом «ЗиЛе». И, конечно, это тоже было бы серьезным и нужным делом, но так хотелось именно сюда. И чем только она так манит, эта туманная даль?
Его взгляд зацепился за черневший вдали контур моста, мощной дугой изгибавшегося над свинцовой лентой реки. По которому, словно вереница светлячков, двигалась цепь самосвалов. И сквозь подступающую дрему он отчетливо ощутил жгучее желание – жить! И не только для того дела, с которым связан, но и для того, что ему сопутствует и о чем ни на каких собраниях и планерках не говорят, а лишь вспоминают потом, в комнатах городских квартир и институтских общежитий.
И еще он понял, что завтра утром с первым же попутным грузовиком уедет в город, где разыщет среди сохраненных строителями сосен здание почты и отправит домой телеграмму о том, что вернется еще через месяц. Который проведет здесь. С отрядом. С комиссаром. И, конечно, с Чудом.
Но это будет завтра. А сейчас – в избу. Спать.
Москва, 2011
Елена Бабич.Один маленький шаг.
Мы шли по стилизованным под отсеки космического корабля залам музея. Экспозиция макетов спутников сменилась залом, посвященным орбитальным станциям, дальше должны были быть планетоходы и в самом конце – Марсианская выставка. Вот туда нам и было надо, но вначале хотелось взглянуть на макеты «Бурана» и «Клипера», на крылья которых когда-то возлагались большие надежды. Эх, милые птички, им так и не дали расправить эти самые крылышки!
«Клипер» мы все-таки потрогали, точнее, Ната погладила прозрачную носовую часть. Я же провела пальцами по крыльям. И пока наши действия не заметил смотритель, рванули в помещение Марсианской выставки.
Жаль, что в музее нет ничего настоящего! Только модели, макеты, копии, панорамы. Как при таком лицемерии поверить в притягательность чужих планет и романтику космических путешествий?!
Но мы верили.
Мы мечтали летать. Выйти в большой космос. Ступить на поверхность далеких планет. Неважно, откуда взялись такие мечты. Может быть, из зачитанных до дыр старых книг фантастов-мечтателей, из заученных наизусть фильмов. Или из непонятной тяги выйти за пределы себя, привычного окружения и, в конечном итоге, земного притяжения.
– Ой, а эти фотографии я в Сети видела, но здесь они почему-то красивее! – восхищенно залепетала я.
– Марсоходы!
– Космический корабль!
– Марсианская база!
– Лучше на картины гляньте! – ахнула Ната.
Картины казались чужеродными, особенно после металла и пластика, кнопочек и панелек. Такой контраст приятно удивлял.
Глубины космоса с извилистой полосой Млечного пути, который сливается с обыкновенным асфальтированным шоссе и кажется дорогой, вымощенной желтым кирпичом. Глядя на нее, мы верили, что она приведет нас в заветный Изумрудный город. И не важно, что Страна Оз будет находиться на другом конце галактики. Неважно, что на ногах путешественников будут не серебряные башмачки, а ботинки спецкостюма, и принесет их туда не ураган, а гипердвигатель.
Но во всех работах главенствовал человек в образе покорителя. Конечно, все это фантазия! Без нее никак и никуда. Это она тянет вверх, вширь и дальше.
Только одна картина выбивалась из общего стиля композиции. На фоне красно-желтого огненного заката, среди гор и монументальных построек, сливающихся со скалами, изображена женщина. Выражения лица не разобрать – она склонила голову под тяжестью грустных мыслей, а, может, разглядывала город, расположенный внизу.
Картина не только нас очаровала. Возле нее замер мужчина с карманным компьютером. Он смотрел на полотно с не меньшим восхищением, чем мы, точнее, я и Ната. Варя же ходила вокруг макета марсианского вездехода. Правда, в восхищении мужчины чувствовалась капелька тоски.
– Не правда ли, удивительная работа? – он повернулся к нам.
Очки в тонкой оправе на носу с горбинкой и аккуратная бородка придавали его внешности чуточку старомодности, чудачества и инородности. И не наша страна ему была чужой, а все вокруг: выставка, Москва, даже сама Россия, а, может быть, и данная точка пространства – времени.
– Можно лишь ради нее приходить…
– Ради картины приходить в музей космонавтики? – я не смогла сдержать удивленный возглас. Своих подруг я опередила на считанные секунды. Кто-то из них точно спросил бы о том же.
– А все эти макеты посадочных модулей, космических станций, обсерваторий и роверов могут создать ощущение присутствия на другой планете?
– Не очень.
– А картина может, – продолжал он. – И слово перенесет вас в другую галактику, хотя ваше тело так и останется во власти физических и химических законов Земли.
– Картина красивая, но она может быть и не причастна к путешествию на Марс, – возразила Варя. – Местность можно назвать тридесятым королевством, и никто не удивится перемене.
Он улыбнулся по-доброму, предвкушая яркую и неоднозначную беседу. А еще приподнял правую бровь.
– Правда? А вдруг так и было когда-то на Марсе? А вы разве не чувствуете, что воздух разрежен, сух и неприятен на вкус? Им нельзя дышать. Но это сейчас. А мы ведь пока там, – мужчина махнул рукой, указывая на картину.
Каждая из нас шумно вдохнула, пытаясь почувствовать инопланетный воздух.
– А под ногами шуршит песок, даже когда вы стоите на смотровой площадке.
Я шаркнула ногой, на секунду мне показалось, что под ногами совсем не плитка, а пустыня.
– Вас окружают горы, красные горы в бежевой дымке на горизонте.
Мы всмотрелись в аккуратные мазки на полотне. Там были рыжие горы, высыхающие озера с зеленоватой водой, чахлые кустарники. Но были и величественные постройки, обелиски и пирамиды. Был другой мир. Не наш.
– Вы пришли сюда не любоваться миром красных оттенков, а прощаться с ним. Это ваш последний закат. Завтра вас будут ждать другие земли, другие звезды, другое время и другое пространство. Ветер играет с подолом платья, треплет волосы, заглушает стук сердца. Он поет вам на прощанье свою песню, и вы начинаете ему подпевать, не зная слов, не зная языка, но вторя душой. Все еще не верите?
Картина, только что стоявшая перед глазами, пошла трещинами и рассыпалась на мелкие кусочки. Да, их можно собрать и смотреть на них через трубу калейдоскопа, но все равно они останутся цветными осколками.
– Верим, – еле проговорила я.
Горло пересохло, как будто я глотала сухой пыльный воздух, а губы обветрились.
Мужчина снова улыбнулся. Но не как победитель, а как учитель, когда его ученики выходят за рамки разжеванных знаний в книгах и начинают сами анализировать ситуацию, выдвигать предположения и выстраивать умозаключения.
– Как вас зовут?
Нет, он обратился не только ко мне, а ко всей нашей троице. Мы представились, но сказали почему-то только имена.
– А меня – Олег Владимирович Беляев.
Он хотел продолжить разговор, но мы расширили маленькую паузу длинным удивленным вздохом. Неужели перед нами сам Олег Беляев?! Один из тех космонавтов, что побывали на Марсе двадцать лет назад? Не может быть! Не может же он так просто разговаривать с любопытными школьницами!
– Предлагаю переместиться в местное кафе. Если верить рекламе, здесь можно попробовать еду космонавтов. Не знаю как еда, а вот напитки вам не помешают. Марс забрал у вас кое-какие силы.
Когда мы покидали помещение, я бросила прощальный взгляд на картину. Наверное, с воображением сыграл злую шутку рассказ Беляева, но смотрела я на нее по-другому. И видела не просто мазки краски, а кусочек другой планеты.
Мутный красный закат, массивные постройки в рыжей пыли. И привкус надвигающейся беды. Запах катастрофы. И надрывное завывание ветра…
А затем был Марс.
Нет, мы уже сидели не за столом кафетерия, а гуляли по красной пустыне и среди руин покинутых городов. Мы изучали образцы и пробы, искали признаки жизни на мертвой планете. Были песчаные бури, поломки оборудования, странные сообщения в эфире. Чего только не было!
Мы летели на космическом корабле обратно к Земле. Счастливые и гордые собой, будучи почти героями. Делали свою рутинную работу. Иногда приходилось вступать в бой, нет, не с всевластием космоса, а с собой и техникой. Поломка на поломке, но все равно мы двигались вперед, к дому.
Но самым заманчивым оказалось предложение Олега Владимировича посетить конференцию, приуроченную к открытию выставки. На ней должны были присутствовать не только ученые и инженеры, но и космонавты. Как же можно было отказаться от такого предложения?! Конечно, мы согласились.
– Подождите здесь, я зарегистрирую вас и попрошу внести ваши фамилии в список участников задним числом. И оформлю пропуска. Школа № 117, верно?
– Да.
– Только никуда не уходите, хорошо?
– Ага.
Олег Владимирович волновался больше нас, может быть, именно это волнение подтолкнуло Варю к неутешительным выводам.
– Что-то он не очень похож на Беляева, – в ее голосе звучали все оттенки сомнений.
Она всегда искала подвох даже в самых твердых и кристально честных утверждениях. Наверное, если бы Варя могла, то опровергла доказательства всех теорем.
– Ну, так двадцать лет прошло, тут каждый не похож будет, – сказала Ната, приготовившись отстаивать выбранную позицию.
– И что? И на космонавта он не очень-то похож!
– А ты со многими космонавтами общалась?
– Ну…
– А вам не все равно? Похож или не похож, но он проведет нас на конференцию! – заключила я.
Не хватало еще споров о космонавтах. Ведь никто из нас никогда не видел вживую покорителей космоса. А так у нас есть шанс понаблюдать за ними, пусть издалека и исподтишка. Такой шанс упускать нельзя.
– А тебе не все равно, что нас обманывают? – Варя немного остыла, но не отступила.
– Я не чувствую обмана.
– Он что-то не договаривает. Но самую незначительную малость, – поддержала меня Ната.
Мы еще не настолько хорошо разбирались в людях, чтобы сходу определить их намерения, но отличить хорошего человека от плохого все-таки умели. Да и пока еще не растеряли доверия к людям, пусть даже совершенно незнакомым. Жить в сомнениях, оглядках и, в конечном итоге, с паранойей мне не хотелось. И моим подругам, наверное, тоже.
Варя будет и дальше сомневаться, Ната верить, а я метаться между ними. Поэтому в спорах подруг я часто становилась крайней, так как не могла занять ни одну из позиций, а оставалась где-то посередине со своим мнением.
Продолжить спор «верю – не верю» мы не смогли, вернулся Беляев. Раздал нам значки-бейджики и повел в конференц-зал. Вот-вот все должно было начаться.
Участники конференции, журналисты и простые слушатели были настолько увлечены собой, своими знаниями и достижениями, что не обращали на нас внимания. Никого не смутили три школьницы и мужчина с внешностью профессора и восторженным взглядом подростка. На нас никто не смотрел ни в коридоре, ни в самом зале, когда мы занимали места. Надо было радоваться, но меня этот факт расстроил и немного насторожил.
Мужчины в военной форме с рядами наград говорили много и ни о чем. То же самое, только скрытое за мишурой трудно выговариваемых терминов, вещали и люди в наглаженных костюмах с выражениями лиц снобов. Были и космонавты. Бывшие, нынешние. И они что-то рассказывали, туманно, чтобы не догадались о сожалении и горечи в каждом слове.
Они говорили, а мы слушали. Я глотала каждое слово, но насытиться не получалось, ведь звучали пустышки. Ната, услышав интересные рассуждения или объявление об открытии чего-то там, погрузилась в размышления. Варя же продолжала подозрительно коситься на Олега Беляева. Действительно подозрительно, почему все, кто имеет отношение к космосу, а, тем более, к Марсу, находятся на трибунах, а он здесь – рядом со школьницами в толпе журналистов.
Все они не упускали возможности упомянуть экспедицию на Марс, последний полет дальше орбиты Земли. Оказалось, что человек не так-то твердо стоит на дороге к звездам. Хватило одной ошибки, чтобы отбросить мечту на долгое время назад.
Авария при посадке космического корабля, вернувшегося с Красной планеты, перечеркнула все. Полтора года полета и десять лет подготовки, миллиарды долларов и рублей, вложенных в марсианскую программу, исследования, научные разработки, эксперименты – все стало никому не нужным!
Одна авария. Для правительств, налогоплательщиков, прессы, всей общественности этого хватило. Сначала появились намеки, затем пошли неутешительные выводы, потом загремели обвинения и, в конце концов, большинство исследований, направленных на освоение других планет, было приостановлено. Лаборатории, исследовательские институты искали выгоду не в космических программах, центры подготовки пустели.
Мечта о полетах в космос покрывалась пылью, ветшала и превращалась в тлен. Но для нас она не утратила своей привлекательности. Мы все так же верили, что станем космонавтами, полетим не только к соседним планетам, но и выйдем за пределы Солнечной системы. Звездный путь ждал, манил нас. И мы пройдем по нему!
– К сожалению, Олег Владимирович Беляев не смог приехать на конференцию, – объявили перед самым окончанием.
Улыбка на губах нашего соседа заставила нас переглянуться. Что здесь не так? Что-то не сходится. Если с нами рядом сидит настоящий Олег Беляев, то почему он не хочет выступить? А если не он, то откуда ему знать столько про Марс и полет к нему?
– Олег Владимирович, вы же не были на Марсе? – спросила Варя, когда мы выходили из зала.
– Был, – вопрос Вари нисколько не смутил его.
Безмятежность никуда не исчезла, и голос не дрогнул. Он говорил правду, но…
– Это неправда. Вы врете.
– Нет. Я действительно был на Марсе. Но я не летал на космическом корабле, никогда не надевал скафандр, не проводил никаких исследований. Но разве это мешает мне утверждать, что я был на Марсе?
– Но как тогда это возможно? – Ната не столько подвергала его утверждение сомнениям, сколько хотела прояснить для себя возможность такого путешествия.
– Вы еще не поняли? Вы уже путешествовали вместе со мной! В кафе. Вы поверили тогда, так что же мешает вам поверить еще раз?
– Поверить в то, что вы Беляев? – уточнила Варя, глядя на него с укоризной.
Она все еще считала, что Олег Владимирович нас обманывал. Но я согласилась с Натой – он кое-что нам не договаривал. И это кое-что было совсем ничтожно.
Мужчина вместо ответа достал из кармана пиджака удостоверение личности и протянул его Варе. А я и Ната придвинулись к ней, чтобы рассмотреть документ.
«Беляев Олег Владимирович.
Возраст: 47 лет.
Род занятий: журналист, писатель».
– Теперь вы мне верите? Так получилось, что меня зовут так же, как и одного из космонавтов.
– Но все ваши знания?
– Знания? Я пишу книгу о путешествии на Марс, и мне положено изучить весь доступный материал. Я должен знать даже больше, чем все.
– Но вы так убедительно рассказывали!
– Я писатель, и поэтому должен быть убедительным.
– Но почему вы сразу нам не сказали, что пишете книгу?
– Тогда бы вы не отправились в путешествие и не побывали на другой планете. А сейчас мне пора идти. Надеюсь, мы еще встретимся. На подобной конференции, где выступать будете вы как причастные к космонавтике. Мы все-таки пройдем по Звездному Пути. Иногда для путешествий нужна самая малость – горчинка тайны. А для нее хватит и недосказанности, возможно, только она хранит мечту.
Киев, 2012
Анна Горелышева.Марш энтузиастов.
Потому что ты уже был там, Нео. Ты ведь знаешь, куда ведет эта дорога, и ты знаешь, где она закончится. И я знаю: тебя это не устраивает.
х/ф «Матрица»
– Я не могу вернуться.
– Нет, не можешь. Но если бы мог,
ты бы захотел вернуться?
Там же
– 1 —
Тимур удостоился великой чести быть показанным в вечернем выпуске новостей. Как раз в самое дорогостоящее время, когда полтора миллиарда телезрителей «ближнего света» тупо пялятся в мерцающие экраны в ожидании сенсаций, пусть и рутинных. Правда, сначала он не знал, что его снимают, точнее, что передача идет прямо в эфир. Не знал, пока психолог после очередного вопроса неожиданно не попросил: «А теперь посмотрите в камеру!» Тимур послушно поднял глаза – где камера, он догадывался. Зрители перед экранами увидели его устало-покорный взгляд, какой бывает у человека, которого будильник поднимает в шесть утра на работу.
– Итак, может быть сейчас, когда на вас смотрит практически вся страна, вы сможете внятно объяснить мотивы ваших поступков? – продолжал психолог.
– У меня нет комментариев… – выдавил Тимур, опустив глаза.
– Но вы осознаете, что вам придется отвечать по всей строгости закона?
– Да, я уже говорил.
– Вы хотите сказать, что готовы к этому?
– Нет, но… Как уж получилось.
– Значит, вы понимаете, что вас ожидает?
– В полной мере, – Тимур вяло усмехнулся. – Наслышан. Не я первый.
– И вы считаете это наказание заслуженным?
– Вам виднее. Выбирать не приходится.
– Ну, хорошо. Может быть, вы хотели бы что-то добавить от себя? Сейчас вас видят миллионы телезрителей.
Тимур подумал несколько секунд. По законам жанра ему полагалось процитировать что-нибудь из «Манифеста хакеров», но он сказал то, что действительно хотел сказать:
– Очень-очень скоро машины станут умнее людей. И мне очень жалко, что я этого не увижу…
– 2 —
– Надеюсь, вы внимательно прослушали инструктаж, – сказал техник обязательную фразу после того, как Тимур облачился в соответствующую одежду. – У вас есть какие-нибудь вопросы?
Лицензионное соглашение. Да, я принимаю условия. А согласился – дальше пеняй на себя.
– Какие уж там вопросы, – мрачно пробормотал Тимур.
– Отлично. Вот ваши документы. Адрес будущего места жительства вы знаете. Институт, куда вас якобы перевели – тоже. Как видите, мы выполнили все ваши пожелания.
– Вижу, спасибо, – буркнул Тимур. Не на улицу выкидывают – гуманисты!
– Разумеется, вы можете отказаться от всего этого, вам предоставлена полная свобода, – добавил психолог, тонко усмехнувшись. – Уникальный шанс начать жизнь заново.
– Спасибо, я подумаю об этом, – Тимур ухмыльнулся – через силу, но надо же продемонстрировать спокойствие и готовность умереть за свои идеалы…
– Электронные часы придется оставить здесь, – напомнил техник.
Тимур без возражений расстегнул ремешок и положил часы на стол. И это заметили. Бдительные, черти!
– А можно мне взять с собой десяток перфокарт с кодом полиморфного вируса? – невинным тоном как бы между прочим поинтересовался Тимур. Глупый вопрос, но умнее ничего в данный момент в голову не пришло.
– Могу вас заверить – это не пригодится, – улыбнулся психолог.
«Ненавижу психологов», – подумал Тимур, а вслух сказал:
– Тогда дайте мне один телефонный звонок.
– А это можно, – психолог согласился так быстро, как будто только этого и ждал. Тимур ошалел от неожиданности – неужели и вправду дадут?! Он и звонить-то никуда не собирался, просто так сказал, чтобы позлить психолога.
– Вот, – психолог порылся в карманах и с торжественным видом вручил Тимуру двухкопеечную монетку. – Пожалуйста. Прямо оттуда и позвоните!
Тимур молча взял монетку, задумчиво подбросил ее на ладони. Лихо! Юмористы…
– А теперь – вперед, – техник подтолкнул его к выходу.
– 3 —
Тимур стоял на мосту и смотрел в серую Фонтанку. За спиной шумел Невский, мимо двигалась непрерывная людская толпа, моросил обычный мелкий дождик. Если не поднимать глаза, наверное, можно ненадолго забыть о том, что ты очень-очень далеко от всего привычного… Только забыть никак не получалось.
Уже две недели Тимур здесь, но ему все время кажется, что это какая-то игра, или сон, или хорошо нарисованная виртуальная реальность из реконструкторских фантазий… Он несколько раз заходил на их сервера – делать ребятам нечего, вот и развлекаются, ваяют настоящие миры – средневековый Париж, Петроград времен Гражданской войны и прочее и прочее, что, по их мнению, когда-то существовало. Или могло существовать. Сколько на это времени и сил потрачено, Тимур представлял и всегда ужасался. Но зато реальность! Все продумано до мелочей. В продвинутых школах детишек на уроках истории на экскурсии водят по таким реконструкциям. Говорят, что они очень достоверно передают дух времени. По некоторым хорошо отлаженным макетам реконструкторов можно бродить часами, забывая временами, что это только программа. Особенно, если интересуешься этим всем. Тимур, впрочем, никогда не интересовался.
Только здесь тебе не макет. Тимур повернулся лицом к проспекту. Смог смешивался с низкой облачностью, на город наползали сумерки. Слабый желтый свет зажигался в отдельных окошках. Странно все как-то, неудобно, даже пугающе… Как в Зазеркалье – все как-то похоже и в то же время совсем не так… Как шелл на удаленный компьютер, когда, бывает, не сообразить сразу, на какой машине ты находишься…
В порядке исключения отсюда могут забрать за примерное поведение и другие заслуги перед отечеством. Единицы из сосланных возвращались обратно. Их даже иногда показывали по телевидению, в Сети Тимур как-то читал несколько интервью. Но это были, конечно, уже совсем другие люди, хотя СМИ и утверждали, что они вернулись отсюда «в здравом уме и твердой памяти». Во всяком случае, никто не слышал о хакерах, повторно промелькнувших в журналистских сообщениях после подобных ссылок разной длительности…
Как все гуманно, справедливо и продуманно: преступнику сохраняют жизнь, свободу, его даже не ограничивают в действиях. Были, правда, гуманисты, которые кричали, что человек вне своей эпохи нежизнеспособен. Но их быстро заткнули неоспоримым доводом: еще как жизнеспособен, если его поставить перед фактом.
Тимур по привычке побрел в сторону Адмиралтейства, к метро. Потом вспомнил, что станции еще, наверное, нет. Но все равно – надо же куда-то идти… Да, все предельно просто. Как можно в современном мире, пронизанном всепроникающей сетью телекоммуникаций, изолировать человека от компьютера? Если мы ежедневно должны ездить в транспорте, слушать новости, работать, учиться, общаться, наконец?.. Можно. Даже не ущемляя столь превозносимые права человека. Надо просто отправить человека туда, где все есть, а компьютеров нет. Еще нет. И человечество не чувствует в них необходимости…
Тимур поймал себя на том, что рассеянно шарит в карманах в поисках смарт-карты. «Черт!» – пробормотал он. Подземного перехода и синей светящейся буквы «М» на привычном месте не было. Вероятно, не было еще и самой станции «Гостиный двор». Тимур свернул к Публичной библиотеке. Хоть она-то была на месте, и совсем привычная. Перед входом было людно, толпились, оживленно переговариваясь, ребята студенческого вида. Тимур грустно улыбнулся: бывало, он и сам просиживал здесь чуть ли не сутками. Если можно, конечно, говорить об этом в прошедшем времени… Как странно – он не может сейчас войти внутрь, привычно провести смарт-карточкой перед фотоэлементом, просмотреть те же архивы, которые он читал месяц назад…
Тимур сел на скамеечку в скверике у памятника Екатерине, лицом к Публичке. Знакомая библиотека, обычный скверик – здесь, как всегда, людно, привычный шум Невского в двух шагах. Где-то рядом, наверное, из репродукторов на столбах звучала маршевая мелодия, не знакомая Тимуру, но, наверное, хорошо известная людям вокруг, потому что многие улыбались, слыша ее. Тимур вслушался, кажется, даже разобрал некоторые слова: «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых!..» Это они про себя поют. Эх, люди, знали бы вы, насколько жалко ваш воспеваемый технический прогресс будет выглядеть через сто лет!
Тимуру почему-то вспомнилось, как в начале лета он сидел здесь же, почти на этой самой скамейке, только через сто с лишним лет, со своим другом-одногруппником. Они ждали, пока откроется библиотека, и тряслись перед экзаменом по схемотехнике. Экзамен предстоял тяжелый, за целый год, сто с лишним вопросов, пятьдесят практических заданий: паяльник, припой, флюс, набор микросхемок, провод в термостойкой изоляции, ножницы, скальпель – а ну-ка, попробуй за полчаса по памяти спаять АЦП, или несимметричный мультивибратор, или простенькое АЛУ. Они тогда рисовали на песчаной дорожке электрические цепи и логические схемки, спорили, придумывали двоичные числа подлиннее и наперегонки переводили в hex. Тогда это было серьезно. Сейчас об этом смешно вспоминать… То есть, было бы смешно…
Почему так, интересно, – его совсем не впечатляет то, что наука и техника сделали возможными перемещения во времени. Почему он две последние недели только и думает о том, что ему теперь делать? Интересно, к этому привыкаешь со временем или просто тихо сходишь с ума?
Рядом с Тимуром сидели бабушка с внучкой дошкольного возраста, они давно говорили о чем-то им обеим интересном, но Тимур заметил их только сейчас и непроизвольно вслушался в разговор. Сначала слова пожилой женщины просто отвлекли его от мрачных мыслей, потом он стал вслушиваться все внимательнее.
– А посмотри, как кругом теперь все чистенько, дома все отремонтированы, освещение какое, – говорила бабушка.
Тимур непроизвольно повел взглядом в сторону проспекта. Чистенько – это точно. Это они здесь молодцы. А вот насчет освещения – его здесь просто нет. Впрочем, откуда им знать?..
– А в войну знаешь, как было? – продолжала бабушка. – Было затемнение.
– Это как? – с интересом спросила девочка. – Совсем свет не включали, да?
– Света не было, внученька, во всем городе не было, топить было нечем электростанции. И мы зажигали такие коптилочки с машинным маслом – фитюльки они назывались. А окна всегда закрывали темными занавесками или фанеркой забивали, чтобы фашист свет не увидел и не прилетел город бомбить.
– Бабушка, а ты бомбу видела?
– А как же не видела. Я знаешь, сколько «зажигалок» с крыши посбрасывала? А один раз прямо в наш дом здоровенная «фугаска» угодила…
– Ой! – сказала девочка, прижимаясь к бабушке. – Страшно?
– Еще бы не страшно! И вот ведь как нам повезло – не взорвалась она. Пробила три этажа, да так и застряла, а не взорвалась. Вот так, а то бы не было ни меня, ни твоей мамы, ни тебя… А вот туда, к Гостиному двору, мы зимой за водой ходили. Там, видно, трубу прорвало, и была такая огромная ледяная шишка, мы с твоей мамой по ней доползали до трубы и брали воду. А потом на саночках везли домой.
– Отсюда? – удивилась девочка. – Это же далеко!
– Конечно, далеко, а что делать. Водопровод-то не работал.
– А в магазин вы ходили?
– Ходили. С ночи очередь за хлебушком занимали. Стоишь, стоишь, промерзнешь до самых костей, а куда деваться. И бывало, люди, кто послабее, прямо в очереди умирали, не дождавшись, пока хлеб получат. А еще неизвестно, могут и не привезти хлеба. И хлеб-то не как теперь, а целлюлоза одна, жмыхи молотые, обмолот от зерна. Сдави – вода потечет. И знаешь, сколько хлеба в войну на день давали? Вот такой малюсенький кусочек, – бабушка показала. – 125 грамм.
