Текст книги "Будущее есть. Горизонты мечты"
Автор книги: Андрей Константинов
Соавторы: Яна Завацкая,Анна Горелышева,Сергей Васильев,Сергей Эс,Дмитрий Никитин,Сергей Звонарев,Валентин Быковский,Велимир Долоев,Иван Соболев,Елена Бабич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)
– Почему младшая группа?
– Потому что сталкеры старшего поколения сидят. А кто не сидит, тот пока затаился, их на эту авантюру не подобьешь. Остаются дети – вроде тебя. И то во всем городе их осталось человек пятнадцать-двадцать, остальные тоже в тюрьме.
– Во-первых, мы уже не дети, – сказал Дин. – Во всяком случае, по довоенным меркам. Во вторых, есть еще и такие, как вы, как наш информатик, – ну, другие взрослые, которым не наплевать на прошлое и будущее планеты.
– Это глупая затея, Дин. От меня толку в буквальном смысле ноль: я даже передвигаться без посторонней помощи практически не могу. А остальных мы не доищемся – энтузиастов нет. И правильно, потому что этот так называемый теракт стопроцентно обречен на провал.
– Ладно, больше вопросов нет, – сказал Дин, хотя и не считал идею такой уж глупой. Чтобы переменить тему, он признался: – Я сегодня, к своему великому позору, принял Венеру за сверхновую…
Директор рассмеялся:
– Немудрено! Ты и звезд-то, небось, никогда не видел! Хотя это, конечно, не смешно. Извини. Я иногда думаю, что мы – самая настоящая потерянная цивилизация. Развязали ядерную войну, а теперь пытаемся свалить всю вину на науку. Разумеется, лучше все поскорее забыть: меньше знаешь – лучше спишь!
– Не совсем так, – сказал Дин. – Ведь очень много информации погибло во время войны. Может, она и пригодилась бы, но ее не восстановить. Книги сгорели, компьютеры вышли из строя под действием мощного электромагнитного поля, дискеты размагнитились, а то, что осталось, – похоронено под обломками в Центре.
– Эх, Рыжик! В том-то и дело, что не нужна нам эта информация! Если бы она понадобилась, ее бы восстановили. Человечество деградирует. Скоро мы разучимся читать и встанем на четвереньки. Конечно, еще очень большую роль сыграла чувствительность компьютеров к электромагнитному импульсу во время взрыва – большинство из них испортилось. Диски, правда, сохранились, те, которые были под металлической защитой. Но что от них проку без машин? Нашему информаторию повезло: у нас уцелел компьютер. Но даже для меня это почти черный ящик.
– Ну и что? Вот наш информатик в общих чертах представляет устройство компа, но починить другие не может – необходимые микросхемы наша промышленность не выпускает, а на свалке такого не найдешь.
– Да, замкнутый круг, – вздохнул директор.
– Просто нашему правительству выгодно, что нация деградирует, – сказал Дин. – «Огненоносные творцы» на этом здорово зашибают.
– Наверное, не без этого, – согласился директор. – Но, в общем-то, правительство тут ни при чем. Это фундаментальный закон природы – неубывание энтропии. Разум с самого начала нацелен на саморазрушение.
– Это еще почему?! – возмутился Дин.
– Дин, ну ты же грамотный человек! Почему я должен тебе объяснять второй закон термодинамики? Помнишь теорию Шкловского о сверхцивилизациях?
– Помню. Масштабы действия сверхцивилизаций, овладевших энергетическими ресурсами, сравнимыми с энергией Галактики, таковы, что мы не могли бы их не обнаружить. Но, поскольку мы их все-таки не обнаруживаем, сверхцивилизаций нет. А значит, нет внеземных цивилизаций вообще.
– Точно, – подтвердил Питер Лексингтон.
Это была любимая тема директора информатория – насчет саморазрушения разума, а Дин ее ненавидел, поэтому он невпопад спросил:
– Мистер Лексингтон, Золотой шар на самом деле есть?
– Дин, ты меня удивляешь. Нельзя в точности отождествлять Зону Стругацких и наш Центр. Это же абсолютно разные системы. И вообще, мне кажется, лучше бы тебе читать не фантастику, а биохимию или астрономию.
– Понимаете, для сталкеров довоенная литература – нечто вроде особого языка, который никто, кроме нас, не понимает, – объяснил Дин. – И что-то вроде связи с тем миром.
– А-а, – сказал директор. – Теперь ясно, откуда у тебя очаровательная кличка Рыжик, а у дворняги – Голован; откуда все эти неотопонимы Центра, обращения «брат-храбрец», пожелания «спокойной плазмы» и проклятия вроде «массаракш». Но почему именно Стругацкие?
– Просто это единственная найденная в Центре и относительно неплохо сохранившаяся дискета с фантастикой, – улыбнулся Дин. – Тривиально. И все-таки, существует Золотой шар или нет?
– Нет, конечно. Откуда в центре города, разрушенного сто лет назад ядерным взрывом, Золотой шар, Дин?
– А откуда там «Трещина», «стальная трава», «салют», «поющие мини-дыры», «красные кольца»?.. – Дин замолчал и подумал, включить ли в перечисление «гремучие салфетки», «рачьи глаза» и «жгучий пух». Решил, что не надо: все равно мистер Лексингтон реальных названий не знает, а названия Стругацких забыл, так что шутку он не оценит.
– Дин, я же тебе говорил, что это эхо необъяснимого бешенства законов природы, случившегося сразу после взрыва…
– Ничего себе объяснение! – проворчал Дин.
Не обращая внимания на его замечание, директор информатория продолжал:
– Мой дедушка – он был тогда твоим ровесником, может, чуть младше, – чудом выбрался из Центра через несколько дней после взрыва… Как только радиация чуть спала, он пошел туда искать младшего брата… Не нашел, конечно… Так вот, он рассказывал, что ему запомнилось, как он шел по своей родной улице, пусть полуразрушенной, но все равно знакомой, где он ходил тысячу раз, и старался не смотреть в окна домов и боковые переулки, не заглядывать во дворы, потому что там был абсолютно другой мир, точнее, миры… В одной комнате – джунгли, непроходимая, непролазная чаща, и слышны крики тропических птиц и шум находящегося где-то поблизости водопада. В другой – облака, хлопья сероватого тумана, а в разрывах между ними далеко внизу можно рассмотреть землю – поля, темные участки леса, голубые полоски рек. И сильный холодный ветер в лицо… В соседнем дворе, на том месте, где неделю назад была детская площадка, разлилось море – берегов не видно, ни островов, ни кораблей, одна вода на многие километры. И цвет у нее такой неестественно розовый – то ли от заходящего солнца, то ли сам по себе. И пахнет морскими водорослями. Сворачиваешь за угол – оказываешься на какой-то дикой планете, где только скалы, фиолетовый песок, голубое солнце и четыре луны. Атмосферы нет, и туда со свистом устремляется воздух, увлекая за собой полиэтиленовые пакеты и обрывки газет…
– И это все реальное? – очень тихо, почти шепотом, спросил Дин. – Или только видимость?..
– В том-то и дело, что это все по-настоящему. Делаешь шаг – и оказываешься в другой галактике, причем за миллиард лет до нашей эры.
– И… как это объяснить? «Кротовые норы» типа черных дыр Керра-Ньюмена?
Директор информатория пожал плечами – это ж надо такое сморозить!
– Какие черные дыры, Рыжик? Никто не пытался это объяснять. Не до того тогда было. Война… А Центр, чтобы не смущать народ, обнесли бетонной стеной – от греха подальше. Тогда, может быть, правительство действительно заботилось о том, чтобы в Центре случайно не погибли мирные жители.
– Погодите! Но ведь теперь-то там ничего подобного нет! Куда это все делось?
– Дин, тебе мало «трещин», «стальной травы» и «красных колец»? – с иронией спросил директор. – Как видишь, не все исчезло.
– Так-так, – задумчиво произнес Дин. – Насколько я знаю, сто лет назад явных причин для войны у нас не было. Может быть, Альфа права, – что, если это был не земной взрыв?
– Каким-то инопланетянам понадобилось, чтобы мы перебили друг друга в ядерной войне? Дин, ты явно начитался фантастики.
– Почему – понадобилось? Может, это какое-то недоразумение. Во всяком случае, эти странные явления в Центре простым взрывом не объяснишь. А вы не знаете, в других эпицентрах не наблюдалось чего-нибудь похожего?
– Откуда мы можем знать о других эпицентрах? Они очень далеко, и о них молчат.
– Да-а, точно… Значит, никто не знает, из-за чего началась война?
– Да, Рыжик, никто не знает, и мало кто хотел бы узнать.
– А Золотой шар все-таки есть, – сказал Дин. – Неодим и Чайка нашли его.
– Они загадали желание? – без энтузиазма спросил Питер Лексингтон.
– Наверное, не успели. Там кружил интерполовский вертолет…
– Ай-яй-яй, как обидно, – с сарказмом произнес директор информатория. – Дин, выкинь это из головы. Мало ли что в темноте можно принять за Золотой шар! Наверняка ребята ползли между обломков, спасаясь от интеров, и твердили стандартную фразу, как заклинание: «Счастья для всех, даром, и пусть никто не уйдет обиженным!» Скажешь, нет? Ты бы так не поступил? Ну и где оно – счастье?..
– Да, наверно, все правильно, – неохотно согласился Дин. – Во всяком случае, логично.
Очень логично. А что, если у них совсем другая логика? У кого? Какая разница, у кого – у сверхцивилизаций, у довоенных людей, у детей в отличие от взрослых… Просто невозможно было поверить, что Золотого Шара, который ты искал всю жизнь, нет. Директору информатория не понять. Он Стругацкими не бредил, не знал их наизусть, не мог цитировать с любого места, и читал-то, наверное, очень давно. Конечно, для него Золотого Шара не существует. А для сталкеров он не менее реален, чем интеграл по криволинейной поверхности, отсутствующий в современных учебниках, или Венера, которой не видно за земными облаками.
– Дин, ты не голодный? – прервал его размышления директор информатория. – А то я сейчас чайку вскипячу, у меня печенье есть.
– Спасибо, я сыт, – сказал Дин. – Мистер Лексингтон, я, пожалуй, пойду.
– Ты, часом, не очень расстроился из-за Шара?
– Чего расстраиваться, это же правда, – вздохнул Дин. – Уроков на завтра много. Я к вам заскочу завтра, – добавил он и подумал: «Если, конечно, еще буду на свободе».
До дома пришлось топать пешком – во всем городе неожиданно вырубили свет, и метро не ходило. Это было в порядке вещей. Шел крупный снег с дождем, поэтому видно было плохо, хоть еще и не совсем стемнело. Прохожих на улице было меньше, чем обычно.
Дин свернул и пошел дворами, через груды мусора и развалины, которые вполне могли бы оказаться руинами средневековых замков, а то и Старой базы. Здесь вообще не было ни души. И слава богу.
Через полчаса, как раз тогда, когда Дин добрался до своей родной школы, электричество наконец дали. Непосвященному это было бы незаметно: в городе затемнение, но Дин безошибочно угадал.
Едва Дин свернул в свой двор, как в спину ему уперся «ствол» угольника.
– Руки вверх, хонтийский шпион!
– Вообще-то, соанский, – скромно заметил Дин.
– Да хоть имперский парашютист! – не растерялись сзади.
– Попрошу без оскорблений и без намеков на современность, – заявил Дин. – К Тихоокеанской империи, не к ночи будь помянута, я не имею никакого отношения.
– Разберемся! – пообещали сзади, потыкав в спину угольником. – Вперед!
– Это же Биг Баг! – завопил веселый и находчивый Тимми из шестого класса, возникая в оконном проеме разрушенного алайского укрепления в устье Тары и размахивая бело-оранжевым флагом, склеенным из двух листов миллиметровки. – Ура! Подкрепление!
Из крепости с радостными воплями выскочило еще человек пять-шесть. Сзади смущенно покашляли и убрали угольник.
– Привет, Бойцовые Котята! – сказал Дин. – Или вы сегодня легионеры?
– Отдельный четырнадцатый отряд Бойцовых Котят находится в полном твоем распоряжении, Биг Баг! – отрапортовал Тимми. – Какие будут приказания?
– Пока никаких. Отлично работаете, Котята! Так держать! Да, кстати: Неодим и Чайка, кажется, все-таки нашли Золотой шар…
– Правда?! – ахнул кто-то из ребят.
– Завтра схожу и проверю. Я пока еще ничего никому не говорил, так что, если к вечеру не вернусь, сообщите информатику, Вирусу, Киборгу, Альфе – ну, в общем, всем надежным нашим.
– Дин, пожалуйста, возьми меня с собой! – воскликнул Тимми. Он знал, что просить бесполезно, так, непроизвольно вырвалось.
– Не возьму, Тимми, не обижайся. Сам знаешь почему: сядем вместе, и этим все закончится. Да, тут Альфа кинула идею – штурмом взять «Веселую башню» и отомстить за товарищей. Мистер Лексингтон, понятно, сказал, что идея бредовая, и что нас для этого слишком мало. А я так не считаю. Интерполовцев, конечно, больше, но мы-то умнее! В общем, над этим стоит подумать, люди.
– Надо с информатиком поговорить, он не подведет, – решили ребята.
– Ладно, давайте. И будьте готовы.
– Всегда готовы, – автоматически отозвался «отряд». – Спокойной плазмы, Дин!
– Спасибо, – кивнул Дин. – Пока.
Он свернул в подъезд и взбежал на третий этаж. Привычно нашарив в щели между стеной и подоконником заколоченного окна ключ, открыл дверь.
Крис и Сэнди непонятно почему торчали в комнате. От нечего делать они взялись за уроки и изобретали сочинение на тему «Если завтра мир…».
– А-а, привет, Дин, – мельком взглянув в его сторону, сказал Сэнди.
– Привет. Вы чего дома? Денег нет?
– Тебе какое дело? – огрызнулся Крис. – Ты, между прочим, тоже не поздно.
– А ты из-за чего злой-то? – спросил Дин с ухмылкой.
– Сегодня в электросети была какая-то перегрузка, и в информатории полетели все игровые автоматы, – неохотно объяснил Сэнди.
– Наконец-то! – с нескрываемой радостью воскликнул Дин.
– Чему радуешься, чудик? Теперь тут вообще со скуки умрешь, – уныло сказал Крис. – Только и остается, что уроки учить.
– Не понимаю, что вы все находите в этих примитивных компьютерных игрушках?
– В чистом виде они, может, и примитивные, – заметил Крис, – но в сочетании с дозой это здорово. Я тебе сто раз говорил – попробуй, не пожалеешь!
– Ну да! Будто мне заняться нечем. А насчет перегрузки… Интересно, с чего бы это?
– Вот, почитай, – Сэнди сунул Дину сегодняшний номер «Манхэттен Сан». – «Банда вооруженных террористов с неизвестными целями напала под покровом ночи» на бедную-несчастную АЭС. Может, это кто-то из ваших?
Дин пробежал статейку и отрицательно покачал головой:
– Нет, наши бы сообщили. Кроме того, зачем нам АЭС?
– А может, это бруклинцы? Ты сам говорил – у них вечно безумные идеи.
– Вряд ли. Это уж совсем ни в какие ворота. Какие еще новости? На западном фронте без перемен?
– Почему без перемен? Директор велел передать, что если ты завтра будешь себя прилично вести, а после уроков в наказание останешься покрасить стену в спортзале, то он тебя простит. Ну, еще тебе, конечно, придется сдать зачетами НВП и геометрию…
– Очень надо! Плевал я на школу вообще и на директора в частности.
– Думай, что несешь! – оборвал его Сэнди. – Тебе тут еще учиться и учиться!
– Пошел я спать, а вы как хотите, – сказал Дин. – Мне завтра вставать рано.
– Опять в Центр, что ли?
– А какая тебе разница?
– Да так… А что директору передать – горячий привет?
– Как обычно.
– Ой, смотри, Дин, потом жалеть будешь, – предупредил Сэнди. – Я тебе как другу говорю.
– Увидим, – отозвался Дин. – Да, люди, вам на завтра ответственное поручение. Ника из 10 го «А» знаете?
– Ну еще бы! – сказал Крис. – А зачем он тебе понадобился?
– Он мне обещал четверть грана «кристалла» для анализа.
– «Кристалл»? Что это за штука?
– Тривиальное название нового наркотика.
– Нет такого наркотика, – сказал Крис. – Можешь не сомневаться.
– Есть, просто о нем пока мало кто знает. Ник говорит, очень сильный, почти на уровне «снежка». Хотелось бы узнать формулу.
Крис и Сэнди переглянулись и рассмеялись.
– Забудь, Дин, – посоветовал Сэнди. – Займись чем-нибудь другим.
– Думаете, не принесет? – с сомнением спросил Дин.
– Даже и не надейся. Ты что, поверил этому болтуну?
Дин слегка обиделся:
– Еще бы я людям не верил!
– Ой, да Никки еще и не такое выдумает, – сказал Сэнди. – Ему это – раз плюнуть.
– Пора бы перестать покупаться на такие старые штучки, – заметил Крис.
Неожиданно снова вырубился свет.
– Да что у них там сегодня?! – возмутился Крис.
Дин отодвинул от окна фанерный щит. Абсолютная, непроглядная, бесконечная тьма. И только в небоскребах Центра – голубоватый свет.
– Дин, а если тебя поймают, – тихо начал Крис, но Сэнди зашипел на него:
– Ты что, кто же перед Центром такие вещи говорит?!
– Чудик ты, Сэнди, – усмехнулся Дин. – Чего тут бояться? Крис, что ты хотел спросить?
– Если тебя поймают, Дин, нам что делать?
– Вам? Наверное, решать самим.
* * *
После того как на прошлой неделе газетчики опубликовали очередную сенсацию об интелях (они не видели абсолютно никакой разницы между сталкерами, интелями, выродками и мутантами, потому что, конечно, ничего не читали), отыскавших в Центре кварковую бомбу прошлого века и теперь готовящих нападение, дыру в бетонной стене вокруг Центра заделали. Другие два лаза, которыми Дин изредка пользовался и наивно думал, что о них больше никто не знает, тоже были ликвидированы. Вдобавок усилили охрану: запустили еще один интерполовский вертолет с лазерной пушкой. Это было обидно, потому что никаких сталкеров на самом деле нет, их ведь выдумали журналюги.
Дину пришлось идти по тоннелю метро. Он пробрался туда через вентиляционную решетку у станции «Брайтвудский мост», подождал, пока пройдет электричка, спустился, пробежал метров двести по действующему пути. Вправо, в сторону Центра, как утверждала карта, срисованная из довоенного путеводителя, должна была отходить заброшенная ветка. Еще сотня метров. Боковых ответвлений не было ни справа, ни слева, а с минуты на минуту должен был появиться следующий поезд. Тут Дин наконец увидел тоннель, отгороженный металлической решеткой, чтобы какая-нибудь глупая электричка не вздумала туда свернуть.
Сзади загрохотало и посветлело.
«Когда надо – их по двадцать минут не дождешься!» – подумал Дин. Он снял рюкзак, протиснулся между прутьями заграждения и вжался в стену, что, впрочем, было ни к чему: электричка просвистела мимо, и разглядеть Дина при такой скорости, да еще в темноте бокового тоннеля, было невозможно.
Дин включил фонарик и двинулся вдоль рельсов. Вообще-то в сумраке он видел хорошо, но здесь была абсолютная тьма – слишком глубоко под землей. Под ногами хлюпало, стены были сырыми и холодными, местами заиндевевшими. Где-то их покрывала плесень веселенького ярко-желтого цвета. Ржавые рельсы вросли не то в старый бетон, не то в промерзшую землю. Стены и потолок были увиты толстыми кабелями в полуразложившейся от времени изоляции, изредка попадались разбитые прожекторы. Гулко, как в пещере, падали капли, – порождая ощущение, что сейчас вода начнет прибывать, и наверняка придется нырять. Дин сориентировался по карте и свернул на Ричмондскую ветку, тоже заброшенную. Впрочем, Ричмондской она значилась только на довоенной карте, где названия были столь же устаревшими и малопонятными, как сам путь. У сталкеров ветка именовалась Тоннелем гигантопитека. Может быть, все заброшенные тоннели метро похожи, но сколько раз Дин тут ни ходил, все время его не оставляла мысль, что сейчас он наткнется на завязанные бантиком рельсы.
Шума электричек отсюда уже не было слышно. Дин прошел еще около полукилометра и увидел завал. Ну ясно, последствия взрыва. Он уже в Центре. Директор информатория говорил, что перед войной тут было оборудовано бомбоубежище. Конечно, никто не выжил. Сверху, из вентиляционной шахты, пробивался слабый утренний свет. Метро в довоенном Нью-Йорке, построенное, кажется, еще в начале двадцатого века, было очень неглубоким. Дин выполз на поверхность и огляделся.
Ага, он на площади, у монумента Первопроходцам. Удачно. И площадь, и памятник сохранили как узнаваемость, так и названия: – это место находилось достаточно далеко от эпицентра.
Если внимательно вглядываться, на растрескавшейся вертикальной бетонной плите монумента посвященный мог различить рельефные изображения состыковавшихся «Союза» и «Аполлона»; пористую, всю в кратерах, поверхность какой-то планеты, по всей видимости, Луны; расплывчатые силуэты нескольких космонавтов; парочку явно содранных из «Звездных войн» звездолетиков, игравших роль фона, но почему-то наиболее хорошо сохранившихся; застывшую в прыжке собаку, – наверное, Лайку – и большой шар с антеннками в левом верхнем углу, смахивающий на детский рисунок солнышка с лучиками, – первый советский спутник. Памятник поставили к какому-то космическому юбилею незадолго до начала войны. Дину монумент нравился, не хватало только надписи – «Первым». Впрочем, может, что-то подобное и было написано, но теперь все равно не разберешь.
Напротив располагалась библиотека, в прошлом сверхсовременное здание из стекла, пластмассы и алюминия, многоуровневое, с небольшими парками, фонтанами и водопадиками на крышах и между этажами (Дин видел ее на довоенной фотографии и, стыдно признаться, не узнал), теперь же – груда развалин и торчащих из них оплавленных и завитых спиралью металлических конструкций. Библиотека Дина сегодня не интересовала. Можно будет, конечно, на обратном пути захватить еще пару дискет, но это после.
Патрульных машин здесь можно было не бояться: слишком далеко, они сюда уже не заходят. Не то чтобы тут водилось что-то страшное, просто незачем, да и трудно проехать. А вот на вертолете – это запросто. Правда, по утрам они редко летают.
От площади Первопроходцев в сторону эпицентра (точнее, в сторону центра города) вела когда-то широкая, светлая и зеленая улица, на карте обозначенная как авеню Свободы совести. Название было – смешнее не придумаешь, и у ребят оно как-то само собой трансформировалось в «улицу Премногоблагодарения». Конечно, они понимали, что нельзя иронизировать над идеалами предков, но не смеяться над такой нелепостью было невозможно. Дин по улице не пошел – слишком хорошо сохранилась, просматривается насквозь, – свернул во дворы. Здесь вертолеты почти не появлялись, и все равно нужно было быть готовым к неожиданностям.
Из перпендикулярного переулка была видна «Трещина» – огромный разлом, проходивший через улицы, дома, развалины. Перебраться на ту сторону можно было только по чудом уцелевшему трамвайному пути, одиноко зависшему над пропастью. Другие мосты над «Трещиной» почему-то не держались. Говорили, что несколько сталкеров лет пятьдесят назад пытались перейти «Трещину» по толстым и прочным на вид доскам. Доски рассыпались в труху, как только люди дошли до середины. Может, это была выдумка, но желающих проверить пока не находилось. Еще ходили легенды о том, что «Трещина» бездонна. Кто-то называл ее «ямой Щекна», но все-таки это была не яма. Ни начала, ни конца разлом не имел, он уходил в обе стороны за границы Центра. Дин как-то пробовал найти конец «Трещины», пять часов шел вдоль края, потом надоело – вернулся. Так ничего и не узнал.
Дин по привычке швырнул в глубину несколько камешков. Они улетели во тьму. Дин подождал несколько минут, но звука удара о дно так и не услышал. Тогда он спихнул в «Трещину» здоровенный булыжник. Камень несколько раз ударился о стенки, и стало тихо.
Дин один раз пробовал спуститься в разлом, за что заслужил репутацию самоубийцы. В «Трещине» было очень холодно и с каждым метром становилось все холоднее. Голован, который пошел тогда с ним, метался и выл наверху: он ненавидел все аномалии Центра. На глубине метров в пятнадцать (впрочем, кто знает, какие расстояния в бездонной пропасти?), где было уже абсолютно темно, Дин начал различать во мраке какие-то искорки вроде звезд, хотя он довольно смутно представлял, как выглядят звезды. Отвесная стена, вдоль которой он спускался по веревке, была видна отчетливо, несмотря на отсутствие освещения. И цвет у нее был уже не серый, как сверху, а красновато-желтый. Еще через пару метров Дину стало казаться, что он висит в космосе над поверхностью какой-то планеты. Становилось трудно дышать. Дин вернулся. Увидел много, но ничего не понял.
Вспомнив продирающий до костей, ни с чем не сравнимый лютый холод «Трещины», Дин содрогнулся и быстро перебежал по трамвайным рельсам на другую сторону.
Дальше путь лежал через скверик, посреди которого стоял полуразвалившийся вертолет. Лет десять назад он выглядел гораздо лучше – новенький, без видимых повреждений. Дин и другие мелкие ребятишки тогда специально бегали сюда, в Центр, забирались в вертолет и играли в космических разведчиков и во Вторжение. Интерполовская эмблема на борту вертолета была замазана красным и синим – кто-то из сталкеров пытался изобразить эмблему Королевских войск. Больше всего она получилась похожа на значок спасателей из диснеевского мультика, но значения это не имело: все равно королевской эмблемы никто никогда не видел.
Дин обошел сквер. В середину лучше не соваться – там клей, в который сел вертолет. Точнее, скорее всего, вертолет сначала сел, а потом появился клей, и машина намертво прилипла. Наверняка это кто-то из сталкеров предыдущего поколения аккуратно заманил полицейский вертолет в самое удобное место. С тех пор интерполовцы предпочитали в Центре не садиться, а расстреливать нарушителей с воздуха. Впрочем, интерпол за все время существования сталкеров как ничего не умел, так ничему и не научился. А клей держал мертво – Дин заклеил им безнадежно рваные кроссовки и ходил в них уже третий год. Наверное, это адгезив – клей, действие которого основано на притяжении между атомами.
Дин свернул в темный и узкий переулок Тахорга. Здесь, рассказывают, лет семьдесят назад, после взрыва, нашли мумифицированную тушу тахорга. Поисковый отряд, расчищавший завалы, обнаружил самого обыкновенного тахорга с Пандоры, пролежавшего в земле, по всей видимости, несколько тысячелетий. Может, это была и выдумка, но правдоподобная, потому что в одном из подъездов неподалеку до сих пор валялись громадные хитиновые остатки панциря и клешней ракопаука с той же Пандоры, которого ни с чем спутать было невозможно. А полгода назад Неодим и Чайка совершенно случайно наткнулись тут на скелет археоптерикса.
Дин зашел в подворотню и отодвинул ногой гнилой деревянный ящик. Под ним находилась бетонная плита, такая же, какими была вымощена вся улица. На шероховатой поверхности рельефно отпечатались очертания птицы с длинным членистым хвостом. Были отчетливо видны каждое перо, клюв, глаза, когти. Скелет археоптерикса хранился у Питера Лексингтона в музее информатория, вместе с моделью спутника 1:3, сделанной Дином, и еще десятком довоенных штучек. Дин задвинул ящик на место и заглянул во двор. Там по-прежнему валялась скорлупа двух гигантских, как у птицы Рох, яиц – белых в бежевую крапинку. Интересно, куда делись динозавры, которые вылупились из этих яиц? Может, до сих пор ходят где-то в Центре? Кто знает, сколько они живут… А скорее всего, здесь для них слишком холодно. Но ведь они же наверняка мутанты, могут и приспособиться, черт их знает…
Впереди начиналась зона сильных разрушений. От зданий остались несколько уцелевших стен со сквозными просветами окон и странно смотревшимися ненужными балконами. Пройти тут можно было только по одному подобию улицы, все остальные были сплошь залиты густой серой жижей, из которой торчали коробки домов и остовы непонятных железобетонных конструкций. Иногда эту жижу называли ведьминым студнем, но это был никакой не студень, просто чуть теплый вязкий кисель, может быть, даже какая-нибудь протоплазма, «первичный бульон», как выражался информатик. Идти через нее было неудобно: слишком вязко, да и глубина там – по шею, а то и выше. Но сам по себе «бульон» опасности не представлял, в отличие от тонких розоватых колец всевозможных размеров, плававших на поверхности. Стоило бросить в жижу камешек, как они приходили в движение, некоторые даже взлетали и кружили в воздухе, свободно проходя друг через друга, но не взаимодействуя. Кольца лучше не злить, если не хочешь подвергнуться нападению. Дин как-то раз по глупости кинул внутрь кольца подвернувшийся большой кусок оплавленной пластмассы. Короткий негромкий взрыв – и куска как не бывало. И, что самое удивительное, он взорвался вовнутрь. Не разлетелся, а сжался в доли секунды до невидимых размеров. Информатик предположил, что кольца создают внутри себя кратковременное концентрическое гравитационное (а может, и какое-то другое) поле, способное мгновенно сжать вещество до плотности нейтронной звезды, вдавив электроны в ядра атомов. «А почему же тогда не сразу в черную дыру? – ехидничал Дин. – Это обыкновенная кольцевая сингулярность Керра-Ньюмена, абсолютно очевидно». Информатик пожимал плечами: «Черная дыра – экстремальное состояние вещества, это уже чревато глобальной катастрофой». – «Но кольца-то этого не знают!» – «А мы не знаем, существуют ли вообще черные дыры. И сингулярностью кольцо быть никак не может – иначе нарушается принцип космической цензуры Пенроуза, не мне тебе объяснять». – «Да я шучу. Значит, это что-то вроде гравиконцентрата, только очень мощного», – говорил Дин. Ему хотелось поспорить, но спорить тут было не о чем: как ни назови – все равно непонятно, что такое «комплешь». Из-за колец болота протоплазмы получили название «Урановой Голконды», хоть ураном там и не пахло.
Через «Голконду» было не пролезть, идти надо было по единственной незатопленной улице, называвшейся кратко и предельно ясно – «Лес». Улочка была узенькой, и по обеим сторонам заросла вившимися по стенам домов странными лианообразными растениями с крупными белыми цветами, распространявшими вокруг резкий запах лимона. В разрушенном сто лет назад безжизненном городе «Лес» выглядел неожиданно и привлекательно, а потому был крайне опасен.
Лианы сплетались, образуя над головой сплошной кружевной полог, и оставляли в центре улицы узкий проход для одного человека, с белой разделительной полосой посередине, – словно в насмешку. Растения были хищными. Стоило задеть листок или ус, и лианы сейчас же хватали, душили и переваривали добычу. Вырваться было невозможно, уничтожить их – тоже. От сталкеров-первопроходцев, пытавшихся выжечь растения огнеметом, и костей не осталось: лианы усваивали органику целиком. А огнемет, проржавевший и увитый зелеными плетями, все еще валялся тут.
Дин вдохнул поглубже, как будто собирался нырнуть, и вошел в «аллею». Главное было – не бояться и не злиться на них: лианы чувствовали страх или злость и сразу начинали тянуть свои усики к человеку. Но Дин был тут сто раз и почти не дергался. Неприятно, конечно, но ничего особенного.
Растений после войны в Нью-Йорке почти не осталось: даже те, что выжили при взрывах, зачахли долгой ядерной зимой без солнечного света. А лианы эти растут, цветут, зреют, и хоть бы что. Может, мутация, а может, не с Земли эти цветочки. Только как они сюда попали? Вероятно, так же, как и тахорг, и ракопаук, и «кольца», и все остальное, пока еще не известное.
Выйдя из темной лиановой аллеи, Дин услышал над головой шум приближавшегося вертолета. Пришлось нырнуть в первый попавшийся подъезд. Крыши у этого дома не оказалось – вот невезение! Дин кинулся на землю. Вертолет медленно прошел, покружил в районе Сентрал-парка, полетел дальше. Дин выбрался на улицу. Странно. Они перед рассветом обычно не летают. А дальше будет еще хуже – зона сплошных разрушений, спрятаться негде.
