Текст книги "Будущее есть. Горизонты мечты"
Автор книги: Андрей Константинов
Соавторы: Яна Завацкая,Анна Горелышева,Сергей Васильев,Сергей Эс,Дмитрий Никитин,Сергей Звонарев,Валентин Быковский,Велимир Долоев,Иван Соболев,Елена Бабич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
– И больше ничего?! – спросила потрясенная внучка.
– В самую голодную первую блокадную зиму – ничего.
Тимур слушал не шевелясь. Он даже почти забыл о том, что десять минут назад ему хотелось рыдать и биться головой о стену от безысходности. Не часто услышишь такой рассказ. Точнее, он никак не мог бы это услышать… Он удивлялся не меньше, чем девочка. В голове не осталось ни единой мыслишки.
– А помнишь, я тебе на Аничковом мосту дырки от осколков показывала? – продолжала бабушка. – Это немец нас снарядами обстреливал с Вороньей горы. Во-он оттуда. Каждый день по два, по три обстрела. И вот по той стороне Невского, которая солнечная, я и сейчас ходить не люблю – она была самой опасной при обстрелах. И, главное, стреляли-то они не просто лишь бы куда, а по самым людным местам – по остановкам, пока транспорт ходил, по очередям возле булочных… А самый сильный обстрел был в августе сорок третьего, тоже рядом, вот там, на углу Садовой. Столько народу погибло… Соседку нашу, мою подругу хорошую, Валю, там убило… Перекрестком Смерти потом стали ленинградцы называть это место…
– Бабушка, а как это в мост осколки снарядные попали, а в коней не попали?
– Это в клодтовских-то, на мосту? А их в войну сняли. Завернули аккуратно и зарыли в землю. Я и сама яму копала, вот там, в садике у Дворца пионеров. Спрятали от фашистских снарядов. И многие памятники так укрыли, – которые закапывали, которые досками обшивали. А один памятник всю войну на месте простоял, знаешь, какой? Суворову у Кировского моста. И даже примета такая сложилась, и все ленинградцы в нее верили, что если не заденет его осколок, то и Ленинград выстоит. Так и получилось. А в подвал дома, где этот памятник собирались укрыть, как раз прямиком угодил снаряд и взорвался… Ну ладно, – бабушка прервалась, хотя, казалось, могла бы рассказывать бесконечно, – пойдем, пожалуй, к дому, темно уже совсем…
Они поднялись со скамейки и пошли в сторону театра. Девочка вертелась вокруг бабушки, видно, выспрашивала еще что-то про войну. Тимур не отрываясь смотрел на них, пока они не смешались с толпой. Обычные люди, рядовые ленинградцы… Ничего не изменилось. Тот же шум Невского, тусклый свет фонарей, перемигивающиеся светофоры на углу Садовой… Только теперь Тимур знал, что угол Невского и Садовой – это «перекресток Смерти». Да еще бодрая музыка над сквериком сменилась более тихой и печальной мелодией без слов.
Хотя бабушка с девочкой говорили о далеком прошлом, Тимур почему-то впервые остро почувствовал реальность происходящего.
– 4 —
Тимур вернулся рано, почти в семь вечера. Сережа Синицын, его сосед по комнате и одногруппник, сидел за столом, что-то читал.
– Привет, – сказал Тимур.
– Привет, – равнодушно отозвался Сережа, мельком посмотрев в его сторону.
С Сережей они почти не общались, так, изредка перекидывались отдельными общими фразами. Тимур обычно старался сбежать из общежития как можно раньше и вернуться попозже, но сегодня так уж получилось – целый день моросил дождь, рано стемнело, было холодно.
Здесь, впрочем, тоже делать было нечего. Тимур возненавидел такие обычные дождливые вечера – ему каждый раз остро вспоминалось, что дома он сейчас засел бы за комп… Очки-консервы, наушники, микрофон, тактильные перчатки и – «мы входим». И никто его не достанет в ближайшие несколько часов. А здесь что делать? Что здесь люди, вообще, делают в свободное время? Читают, ходят в кино… Больше ничего в голову не приходило. И все, что ли?.. Счастливые вы, люди середины XX века, – вы не знаете, что такое НИТ. И не чувствуете, что вы без компа – уже не совсем вы. И вам не кажется, что вы что-то знаете, во всяком случае, знаете, где это можно посмотреть, точнее – нельзя посмотреть… Интересно, это психиатры называют распадом личности?… Тимур бесцельно походил взад-вперед по комнате, постоял у окна, вглядываясь в темноту, спросил у Сережи:
– Можно, я радио включу? Не помешает?
– Включай, пожалуйста… – ответил Сережа. – Я не занимаюсь.
По радио передавали новости – предварительные итоги пятилетки, отчеты о досрочном выполнении плана какими-то цехами каких-то заводов, сводки о темпах роста разнообразных сельскохозяйственных показателей в каких-то колхозах, что-то о траектории полета спутника «Космос-19»…
– Что-что там про спутник? – Сережа заложил книжку пальцем и прислушался к бормотанию радио.
Новости – 1963 год! Парадокс, насмешка…
Потом передали прогноз погоды на завтра, потом включили какую-то популярную песню: «Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперед от звезды до звезды…» Хотите – честно? Не помчат. Тимур точно знал. А впрочем, может, и помчат, – вы будете сидеть за своими машинами и резаться по сетке в «Звездные войны, эпизод 14». Тимур вспомнил свою любимую игрушку, ему стало совсем тошно, он резко встал и выключил надоедливое радио.
Сережа слегка улыбнулся и, повернувшись к нему, спросил:
– Музыкой не увлекаешься?
– Нет, – коротко ответил Тимур.
– Только такой или вообще?
– Вообще.
Сережа отложил книжку и с интересом уставился на него. Было видно, что ему очень хочется спросить, чем Тимур увлекается, но он прекрасно знал, что рассказывать о своих увлечениях Тимур не склонен. Врать было бы глупо, рассказывать правду – еще глупее. Сереже все равно не понять, чем увлекается Тимур. Он и слов-то таких не слышал. И не услышит в ближайшие лет пятьдесят, а скорее – вообще не услышит. И не дай бог ему когда-нибудь узнать, чем Тимур увлекается, и за что он здесь.
– Тимур, а что ты читаешь, а? – спросил Сережа после некоторой паузы.
Тимур, чтобы отвязаться, необдуманно ляпнул:
– Фантастику.
– А-а… – разочарованно протянул Сережа. – Сейчас все фантастикой увлекаются. А ты это читал? – он показал обложку своей книжки. А. и Б. Стругацкие, «Страна багровых туч».
Тимур напряг память. В детстве он, действительно, перечитал гору разнообразной фантастики – отечественной и зарубежной. Стругацких он смутно помнил. «Страна багровых туч» – это что-то про космонавтов. Про полет на Венеру, кажется. Да, точно – «Hiuss versus Venus».
– Да, – ответил Тимур после некоторой заминки.
– А «Путь на Амальтею» читал? – не унимался Сережа. – Что тебе больше понравилось?
– Мне больше понравились «Стажеры».
– «Стажеры»? А это что? – Сережа растерялся.
– Часть трилогии, – в недоумении ответил Тимур, а потом догадался – черт, а вдруг она еще не вышла? Кто ее знает, в каком году Стругацкие ее написали?
– Не может быть! – заявил Сережа. – Ты давно это читал?
– Не-ет… – неуверенно выдавил Тимур. – Совсем недавно.
– Если бы вышло продолжение, я бы знал! Где ты достал эту книжку?
Вот ведь прицепился – любитель Стругацких!
– Не помню. У кого-то из ребят на три дня выпросил.
– А ты ничего не путаешь?
– Не знаю, может, и путаю.
Сережа вздохнул.
– Странный ты парень, все-таки, – сказал он.
Тимур промолчал. Любители фантастики. Космонавты. Путешественники во времени. Если бы вы знали, какими вы будете!
– 5 —
– Тимур, слышал? После Истории КПСС – не расходиться, – сказал Гриша после второй пары.
– Что – опять собрание?! – ужаснулся Тимур.
– Да. А почему это тебя так пугает?
– У меня дела… – пробормотал Тимур. Разумеется, никаких дел у него не было.
– Не выйдет, – заявил Гриша.
– Это еще почему? – Тимур даже улыбнулся, до того наивной была твердая уверенность Гриши, что он должен остаться.
– Тебя в пионеры принимали? – почему-то спросил Гриша.
– Принимали, конечно, – автоматически ответил Тимур.
– А вот это что значит – помнишь? – Гриша изобразил пионерский салют.
Пока Тимур озадаченно соображал, Гриша бросил:
– Эх ты, общественные интересы выше личных! – и убежал.
Тимур хотел плюнуть на всю эту болтовню и уйти, он ненавидел сидеть на регулярных комсомольских собраниях, но идти было абсолютно некуда, с утра опять лил затяжной осенний дождь, и Тимур остался.
– Ребята, сегодня для обсуждения предлагается три вопроса, – сказала Майя, комсорг группы, на собрании. Первый – итоги субботника, второй – хроническая неуспеваемость Сережи по матанализу, третий – культурная программа на выходные. Начнем с субботника. Все молодцы, отлично поработали, особенно мальчики, которые помогли перетащить дрова. Деканат нам даже благодарность объявил…
Когда Тимур услышал про субботник, до него дошло, что его не просто так попросили остаться: на субботнике он не был – начисто забыл. Черт, глупо получилось, надо было поработать вместе со всеми – все равно заняться нечем. А теперь ему еще объяснять свое отсутствие придется… Убедительно…
Так и получилось.
– Майя, ты тут особенно не расписывай наши подвиги, – сказал Гриша, как только Майя закончила. – Может, мы и неплохо поработали, но мы, в общем-то, сделали то, что должны были сделать. Но это не ко всем относится. Тимур, почему ты не был на субботнике?
Ребята неодобрительно зашумели. Тимуру пришлось врать что-то насчет неотложных дел. Ему, конечно, не поверили.
– Какие могут быть дела, когда все еще в среду договорились о субботнике?! – возмутился Коля, центровой баскетбольной команды потока.
– Это просто смешно, Тимур, – поддержала его Майя. – Ничего получше ты не придумал?
– Ну ладно, забыл я, если честно, – сказал Тимур.
Наверное, это прозвучало очень глупо, потому что шум в аудитории сразу стих. Группа с каким-то недоуменным отчуждением уставилась на Тимура. Тимур уже успел заработать репутацию мрачного, довольно странного типа, склонного к асоциальным выходкам, но то, что он сейчас сказал, прозвучало, наверное, совсем дико.
– Как это – забыл? – сказал Гриша. – Пообещал, что придешь, – и забыл? А как насчет того, что у тебя, как у комсомольца, есть некоторые обязанности перед Родиной?
Тимуру стало смешно.
– Я никому ничего не должен, – сказал он.
– Ребята, вы только послушайте, что он городит! – возмущенно воскликнула Лена, тихая и спокойная девочка, которую почти невозможно было вывести из себя. Тимур подумал что он, пожалуй, и вправду, перегнул, хотя и смутно представлял, где.
– Слушайте, да чего мы с ним тут разбираемся? – сказал Коля. – Исключить его из комсомола – и пусть гуляет. Не хочет работать со всеми – не надо. Просто из-за таких вот у многих складывается неправильное представление о современной молодежи…
– Правильно! – крикнул еще кто-то из ребят. – Кто – за?! Голосуем?!
Тимур стоял, глупо озираясь, и не знал, что делать. Нужно было как-то реагировать, желательно адекватно. Но он не понимал, чего от него хотят эти ребята. Он их временами абсолютно не понимал. Интересно, можно ли вообще понять людей, для которых компьютер – это такой огромный ламповый шкаф с перфокартами и магнитными барабанами? А может, они не представляют себе комп даже так? Отличница Майя не написала за всю свою жизнь ни единой строчки кода, активист Гриша никогда не строил в «Матпаде» поверхности Ферми для цинка, баскетболист Коля не прошел бы и до третьего уровня в «Эпизоде 14»… Теперь Тимур понимал, почему перед тем, как забросить сюда, его не заставили изучить историю, традиции, психологические особенности людей этого времени. Чтобы вести себя естественно, согласно сложившимся в этом времени стереотипам? Зачем? Все равно ни одному из людей этого времени не хватит фантазии вообразить, что Тимур может быть человеком из будущего. Они представляют себе светлое будущее, социализм и людей, его населяющих, – космонавтов, ученых, спортсменов… «Здравствуй, страна героев, страна мечтателей, страна ученых». И вот Тимур сейчас стоит перед ними – несчастный хакер, который не умеет играть в баскетбол, не знает ни одного космонавта, кроме Гагарина, и не верит в их идеалы. Правда, он знает кое-что другое, но это другое при их жизни уж точно не станет актуальным…
– Нет, погодите! Я считаю, что это неправильно – исключать Тимура из комсомола, – возразила Лена. – Коллектив должен человека воспитывать, а мы что делаем?
– Правильно, – сказала Майя. – Надо же разобраться. Тимур, почему ты, все же, не пришел на субботник? Ведь все решили помочь стране, убрать город перед праздником. Для всех, выходит, праздник, а для тебя – нет?
Тимуру мучительно хотелось выяснить, что там у них был за праздник, но он промолчал, потому что понимал, что если спросит, сделает только хуже.
– Нет, почему же, праздник, конечно, – выдавил он. – Просто я забыл. Задергался с этим коллоквиумом по матанализу, учил все выходные… Ну, вылетело из головы, ребята. Простите, пожалуйста, давайте, я подежурю вне очереди или что-нибудь еще, не надо меня исключать… – Тимур и сам не понял, зачем он все это сказал, но, кажется, он почти угадал, как должен себя вести.
Майя строго посмотрела на него, потом перевела взгляд на ребят:
– Ну, что скажете?
– Ладно, – ответил за всех Коля. – Отработаешь перед ноябрьскими. Только чтобы такое разгильдяйство – в первый и последний раз, понял?
– Понял, – покорно согласился Тимур.
– Тебе строгий выговор, Тимур, – сказал Гриша. – Если что-нибудь подобное повторится, будем, действительно, говорить об исключении. Ладно. Что там еще, Майя?
– У Сережи Синицына, как вы знаете, очередная двойка по математическому анализу. Поскольку оценка за последний коллоквиум учитывается при сдаче экзамена, надо срочно что-то делать. Что предлагаете?
Сережа, сосед Тимура по комнате в общежитии, сидел, уставившись в стол неподвижным взглядом.
– Сережа, не молчи, пожалуйста, – сказала Лена. – Тебе что, не взяться и один раз как следует не выучить?
– Тебе легко говорить – «выучить»! – в Сережином голосе прозвучало тихое отчаяние. – А что, если я его вообще начисто не понимаю?!
– У тебя есть учебник? – спросил Коля. – Вот сиди и разбирайся с самого начала.
– Да что учебник! Я его уже почти наизусть выучил, только я смысла не понимаю! Там непонятно написано…
– Нет, нет, Коля, это не дело – «сиди и разбирайся», – возразила Майя. – Ты же видишь, надо, чтобы с ним кто-нибудь позанимался…
– На буксир?! – возмутился Сережа. – Ни за что!
– А что делать, если ты сам разобраться не в состоянии? – резко спросил Гриша. – Хочешь, чтобы тебя отчислили в конце семестра за неуспеваемость?
Сережа молчал.
– Так, ребята. У кого с матанализом все в порядке? – Гриша оглянулся на аудиторию. – Кто хочет помочь отстающему товарищу?
Группа зашумела, обсуждая предложение.
– А вот у Тимура пятерка за последний коллоквиум! – обрадовалась Майя. – Ну что, дадим ему комсомольское поручение?
– Правильно! – крикнул Коля. – В точку!
– Да вы что, ребята?! – ошарашенно воскликнул Тимур. – Да у меня с матанализом полный нуль! – и тут же осекся. Он, действительно, недавно получил пятерку: здесь был легкий матанализ, вся та теория, которую он три раза пересдавал дома, не была еще включена в институтский курс.
К счастью, было довольно шумно, и его слова не расслышали.
– Что-что? – переспросила Майя.
– Ничего, все нормально, – быстро сказал Тимур.
– Ты согласен, возьмешься подтянуть Сережу?
– Согласен, договорились… – подтвердил Тимур без особой охоты, но куда уж было деваться.
– Молодец, спасибо, – Майя пожала ему руку.
– Потом, – быстро сказал Тимур. – Когда Серега нормально сдаст зачет.
– Ребята, тише! – крикнула Майя. – Сейчас разойдемся, только решим последний вопрос – куда идем на выходных?
В группе было много иногородних, больше половины, и ребята еще на первом курсе договорились между собой каждые выходные ходить в какой-нибудь музей, на выставку, в театр или куда-нибудь еще. Не полным составом, конечно, а просто кто хочет. Чтобы иногородние ребята после окончания института не могли сказать, что они прожили в Ленинграде пять лет и не увидели ничего особенного. Тимуру, влившемуся в группу в середине обучения, понравилась эта традиция, он даже несколько раз сходил со всеми в местный Эрмитаж и музей Революции.
– Пошли в «Гостинку»! Или в «Пассаж»! – пошутили с задних парт. Шутка, впрочем, была дежурная.
– Да ну вас! – отмахнулась Майя.
– Давайте на метро покатаемся! – предложил еще кто-то.
– Ой, ребята, что вы, как дикие!
– А давайте в какой-нибудь космический музей сходим, – предложила тихоня Лена. – Раз уж только что годовщину запуска первого спутника отмечали.
Вот, оказывается, какой был праздник. Ну да, 1963 минус 1957 – шесть лет. А в современности это никакой и не праздник, никто даже и не вспоминает… Это ж надо – первый спутник, какая седая древность…
– А какие в Ленинграде есть космические музеи? – спросил кто-то из неместных.
– ГДЛ в Петропавловке, – с видом знатока пояснил Гриша.
– Знаете что, в Планетарии сейчас интересная лекция о перспективах космонавтики, – вспомнил Сережа. – У меня один знакомый очень расхваливал.
На Планетарии и остановились.
– 6 —
Лекция, действительно, оказалась очень интересной. Для ребят, которые пять лет назад своими ушами слышали по радио сообщение Левитана о запуске первого спутника и участвовали в легендарной демонстрации на Дворцовой 12 апреля 1961 г., возможно, это и была лекция о перспективах космонавтики. Для Тимура же это был довольно обстоятельный исторический экскурс. Лектор показал множество диапозитивов с популярных фотографий, обошедших весь мир: Сергей Павлович, фамилия которого тогда еще не называлась, с одной из первых летавших собачек, изображение обратной стороны Луны, Гагарин перед стартом и во время полета, спускаемый аппарат «Востока» и совсем недавние, этого лета, снимки: Валентина Терешкова в космосе, Быковский и Николаев… Подумать только – еще и двух лет не прошло с момента полета Гагарина… Ребят эти кадры не удивляли, они видели их много раз. Лектор подробно комментировал диапозитивы, включил записи радиосигналов спутника, знаменитой речи Гагарина перед стартом… Тимур сидел, задрав голову, и остановившимся от напряжения взглядом всматривался в черно-белые проекционные изображения на куполе Планетария. Он знал об этом, в школе проходил, в седьмом классе на уроках истории… А сейчас он стал современником этих событий. На учебном диске картинки были цветными, и все выглядело по-другому. И было представлено не так. И Тимур всю жизнь был твердо уверен, что советская космонавтика – это череда непрерывных катастроф, перемежающихся чисто случайными успехами, сплошные политические дрязги и гонка с американцами. Космонавты на черно-белых фотографиях улыбались, бодро рапортовали об успешно выполненной программе, просто делились своими впечатлениями о полете – и все было не так, как читал Тимур. Впрочем, им, конечно, запрещено говорить правду. Они должны молчать о том, что техника ненадежна, что шансы вернуться на Землю ничтожно малы, что после приземления, пока спасатели ищут космонавтов в тайге, по радио передают траурный марш – так, на всякий случай…
– Тимур, ты что? – Коля, сидевший слева, толкнул его в бок.
– Что? – Тимур с трудом повернул голову. Наверное, даже в темноте можно было разглядеть, что он потрясен, потому что Коля прошептал:
– У тебя такое лицо, как будто ты сейчас заплачешь!
– Просто… Просто, мне казалось, что Лайка погибла при выведении… – пробормотал Тимур. – Кажется, нам так говорили…
– Ты где учился-то? Ты что – из Америки сбежал? – сдавленно хихикнул Коля. – Чего это она погибла? Благополучно летала, только тогда мы еще не умели возвращать капсулы. И все Лайку очень жалели…
– Мальчики, тихо! – обернувшись, шикнула на них сидевшая впереди Майя.
Это пропаганда, Тимур-то знал, что это просто пропаганда. Почему он должен верить им сейчас? Разве из будущего, через сто лет, не виднее?
Лектор рассказывал о ближайших задачах – выходе человека в открытый космос, проектировании нового типа многоместных космических кораблей, беспилотных полетах к Луне, а затем и высадке космонавтов, долговременных орбитальных лабораториях… Он, конечно, и предположить не мог, как скоро все это станет реальностью… Глаза ребят светились радостью и энтузиазмом: они уже видели эти города на орбитах, и космонавтов, шагающих по Луне, и яблони на Марсе. Их поколению предстояло совершить все это.
– Выход в космос, – пробормотал Тимур. – Новые корабли, орбитальные станции… Знал бы он, чего это будет стоить…
– Что ты там ворчишь? – спросил Сережа.
– А если… а если при испытании этой новой модели корабля космонавт погибнет? – сказал Тимур. – Например, откажет парашютная система? Ты считаешь, здесь есть, чему радоваться?
– Ты как-то странно рассуждаешь, – Сережа посмотрел на него долгим взглядом. – Как будто хочешь сказать, что космонавтов посылают на верную смерть… Модель будет тысячу раз пересчитана и испытана на стендах.
– Но кто может дать гарантию, что не произойдет какой-нибудь непредвиденный сбой?
– Разумеется, никто. Конечно, техника может подвести, и конечно, полеты в космос – это большой риск. Но ведь в этом весь смысл, Тимур! Ты представь, что тебе предложили испытать новый корабль, и пусть даже ты знаешь, что он не стопроцентно надежен – неужели ты откажешься?
Тимур знал, что эти космические полеты через сто лет в принципе будут не нужны, сегодняшние герои забыты, орбитальные лаборатории заброшены и, уж конечно, на Марсе не зацветут яблони. А сейчас он видел горящие энтузиазмом Сережины глаза. И Тимур, стараясь придать своему голосу искренность, ответил:
– Нет, конечно, я бы согласился!
– 7 —
Сережа растолкал Тимура посреди ночи.
– Ты что кричишь? – испуганно спросил он. – У тебя температуры нет?
Тимуру и на самом деле казалось, что у него поднялась температура, во всяком случае, он чувствовал себя больным.
– Соседей перебудишь, – сказал Сережа.
– Кошмар какой-то приснился… – пробормотал Тимур.
– Может, выпьешь аспирину?
– Не выдумывай, – отмахнулся Тимур, постепенно приходя в себя. – А что я орал?
– Что-то непонятное… Что такое «дисконнект» – это по-латински, что ли?
Тимур помрачнел.
– Да нет, по-русски…
– И что это значит?
– Не помню… Не обращай внимания, просто страшный сон.
Сережа посмотрел на него так, что Тимуру на секунду показалось, что он все понял. Все еще не придя в себя после ночного кошмара, Тимур внутренне сжался от ужаса.
– Про войну? – вдруг тихо спросил Сережа.
– Про войну, – оглушенно подтвердил Тимур, судорожно сглотнув. – Как ты догадался?..
Сережа не ответил. После некоторой паузы он спросил:
– А ты откуда, Тимур? Из какого города?
– Отсюда… – пробормотал Тимур. – Местный…
– Вот как…
– А что?
– Ты войну помнишь?
– Нет, – быстро ответил Тимур. Этого еще не хватало! – Не помню. Я маленький был.
Сережа продолжал внимательно смотреть на него.
– Меня эвакуировали в блокаду, – сказал Тимур. – Да что ты прицепился – ничего я не помню!
– Все понятно, – тихо сказал Сережа, обращаясь скорее к самому себе, чем к Тимуру. Он прошлепал босиком к своей кровати, забрался под одеяло и отвернулся к стенке.
– Что тебе понятно?! – не выдержал Тимур. – Ничего тебе не понятно!
– Понятно, – повторил Сережа. – Почему ты такой.
– Какой? Ну, какой?! – разозлился Тимур. – Нашелся психолог!
Сережа молчал, дышал ровно и глубоко, как будто уснул.
Тимур ворочался до утра, так и не заснул. Черт бы их всех подрал с их проклятым временем! Ну и выводы – свихнуться можно! Ребята, хакеры, вы говорите, что знаете, что такое социальная инженерия?!
– 8 —
На демонстрацию Тимур идти не хотел. Это казалось ему формой массового психоза. Конечно, он не стал объяснять это комсоргу Майе, просто подошел и сказал, что 7 ноября он на демонстрацию не идет.
– Это обязательное мероприятие, – строго сказала Майя.
– Поэтому я и не хочу идти. Ненавижу обязаловку, – угрюмо сообщил Тимур.
– А ты иди добровольно, – весело посоветовал подошедший Гриша.
– Ага. «Сейчас я назначу добровольцев»…
– Тимур, ты некрасиво поступаешь, – сказала Майя. – У всей страны такой замечательный праздник. Выходя на демонстрацию, мы показываем свою сплоченность, готовность бороться за свои идеалы, преданность Родине…
Тимур выслушал ее без эмоций. Невозможно было видеть этих горящих энтузиазмом ребят, которым вдолбили, что их страна самая лучшая, что они живут единственно правильно и в случае чего должны быть готовы не задумываясь отдать за нее жизнь. Никто из них и не подозревает, что всего через каких-то 30 лет этой страны не будет, а будет совсем другой мир, где над ними теперешними останется только смеяться. И самое страшное – эти сегодняшние ребята доживут до того времени и своими глазами все это увидят…
– Нет, мне все-таки непонятно! – Майя почувствовала себя задетой. – Чего ты добиваешься, что ты хочешь этим показать – что ты один такой особенный? Почему все идут, а ты не идешь?
– Слушай, ты зачем тогда в комсомол вступил, если тебе плевать на коллектив? – спросил Гриша.
– Когда я в комсомол вступал, я не давал расписку, что буду ходить на все собрания, субботники, митинги и демонстрации, – заявил Тимур.
– На все! – не выдержала Майя. – 46-ая годовщина Великой Октябрьской Социалистической Революции – это у тебя называется «на все!» Тимур, как тебе не стыдно!
– Эх, ты, – сказал Гриша. – В 41-ом люди под фашистским артобстрелом на митинги 7 ноября выходили. Во время блокады…
Тимур вспомнил бабушку с внучкой в скверике и не нашелся, что сказать.
На демонстрацию он все-таки пришел, вместе с другими ребятами из общежития. Их группа встречалась в сквере на площади Восстания, чтобы дождаться своей колонны и в общем строю дойти по Невскому до Дворцовой площади. Площадь была украшена красными знаменами, над Московским вокзалом натянут транспарант с лозунгом «Слава КПСС!», над вестибюлем станции метро «Площадь Восстания» тоже развевались флаги.
Тимур не видел раньше праздничного Ленинграда, поэтому он всю дорогу озирался, как неместный.
Подошедший Гриша весело глянул на Тимура, сказал:
– Привет. Космонавта хочешь понести? – и сунул Тимуру в руку плакат с портретом Быковского.
– Нет, не хочу, – попытался отвертеться Тимур.
– Тогда Никиту Сергеевича, – не растерялся Гриша.
Стоявшая невдалеке Майя смерила Тимура презрительным взглядом и холодно констатировала:
– Недостоин.
– Ой, нет, лучше космонавта! – быстро сказал Тимур.
Гриша вернул ему портрет Быковского, посмотрел на него как-то чересчур пристально и сказал:
– Удивляюсь я тебе, все-таки. Дикий ты какой-то. Вроде, и нормальный парень с виду, не хулиган, и учишься прилично. Но безыдейный до крайнос-ти. Как будто и не в Советском Союзе тебя воспитывали.
– Ага, в Америке, – мрачно сообщил Тимур и отошел.
С утра было пасмурно, как обычно, моросил мелкий дождик, но часам к одиннадцати, когда колонна прошла половину Невского, низкая облачность расползлась, и даже выглянул краешек солнца. В лужах на тротуарах отражались обрывки ярко-голубого неба. Ребята, по-праздничному оживленные, искренне радовались украшенным улицам, трепещущим красным флагам, маршевой музыке, разносившейся из репродукторов. Университетские матмеховцы, шедшие во главе колонны, запели «Интернационал», остальные подхватили. Тимур чувствовал, что на него тоже действует это всеобщее праздничное помешательство. У него тоже было какое-то приподнятое настроение, хотя и непонятно, из-за чего.
– А ты почему не поешь? – спросила шедшая рядом Лена Кузнецова.
Тимур чуть было честно не ответил, что он не знает слов, но вовремя прикусил язык и сказал:
– Ну, что ты, Лена! Мне медведь на ухо наступил.
– Чудак! – рассмеялась Лена. – Думаешь, у меня, что ли, музыкальный слух есть?
– Или у меня? – усмехнулся Коля, услышав их разговор. – Можешь не стесняться.
«Интернационал», к счастью, быстро закончился, и ребята запели «Гимн энтузиастов», слова которого Тимур уже несколько раз слышал. Он старался подтягивать – сначала, чтобы не привлекать внимания, а потом поймал себя на том, что орет уже просто так, ради удовольствия, вместе со всеми.
Потом подбежал Сережа, который шел на несколько рядов сзади:
– Ух ты, Тимур, тебе Гриша Быковского дал? Повезло же! Давай меняться, а? – Сережа нес простого белого голубя на палочке.
Тимуру почему-то не захотелось меняться.
– Ну, дай хоть на десять минут понести, – попросил Сережа. – Пожалуйста.
– Ладно, неси, – согласился Тимур и забрал у Сережи голубя.
Через десять минут, когда колонна входила в первый квартал Невского, Сережа честно прибежал обратно и вернул Тимуру Быковского.
Тимур никогда раньше не видел праздничного Невского 60-х годов ХХ века. Первый квартал перед Дворцовой действительно производил на неподготовленного человека сильное впечатление. Здесь уже не было натянутых поперек проспекта транспарантов, увитых спиралями красных флагов фонарных столбов и гирлянд из цветных лампочек, которые включат вечером. В этом месте Невский был наиболее узким, и украшения, как, впрочем, и везде, были подобраны, чтобы выглядеть максимально эффектно. Со стен немного сумрачного, казавшегося от этого еще более торжественным коридора Невского свешивались, медленно колыхаясь на ветру, огромные бархатные красные знамена с золотой бахромой по краю и тяжелыми золотыми кистями. Демонстрация немного притихла, проникнувшись торжественностью момента. Потрясенный Тимур шел, задрав голову и внимательно рассматривая каждый флаг. Из репродукторов грянул гимн СССР. Тимур почувствовал, что по его спине пробежали какие-то странные мурашки. Незнакомое и непонятное чувство.
Он видел, что эти люди не притворяются, как он все время старался думать раньше. Они по-настоящему любят свою страну, и гордятся ею, и пойдут ради нее на любые жертвы. Это доказали ленинградцы во время блокады. И космонавты, которые улетали, зная, что шансов погибнуть у них гораздо больше, чем вернуться. И другие герои, про которых Тимур не знал.
Это была не его страна и не его время, но сейчас, когда Тимур шагал в общем строю, ему показалось, что он даже жалеет об этом…
– 9 —
В начале зимы Тимур самостоятельно, не дожидаясь, пока туда соберется группа, сходил в музей Блокады Ленинграда – запал ему в душу тот наполовину подслушанный в скверике разговор.
Он уже знал, как здесь поступают люди, когда им необходима какая-то информация – они идут в библиотеку или в музей. Что музей Блокады существует, он подозревал, а вот где, было абсолютно непонятно. Пришлось выяснять в справочном на Московском вокзале. Это была не очень приятная процедура: девушке в окошке киоска, конечно, по роду работы полагалось вежливо отвечать приезжим на любые глупые вопросы, а вот местные смотрели как-то насмешливо-сочувственно. Тимур ощутил себя полным ламером.
Студенческий билет в музей стоил десять копеек. Посетителей почти не было…
Когда Тимур возвращался из музея, уже совсем стемнело. Тимура не оставляло чувство, что он очень многое в этой жизни потерял. Вот оказывается, как все было, как и рассказывала бабушка своей внучке. Тимур своими глазами увидел и тот крошечный высохший кусочек хлеба землистого цвета с прилипшей соломинкой, и плитку столярного клея, коптилку, и фотографию очереди за водой у остова сгоревшего Гостиного двора, и несколько «зажигалок» в ящике с песком. Он услышал стук метронома, вой «мессеров» и визг падающих бомб, прочитал сведения о нормах выдачи хлеба и количестве погибших от голода…
