Текст книги "Будущее есть. Горизонты мечты"

Автор книги: Андрей Константинов

Соавторы: Яна Завацкая,Анна Горелышева,Сергей Васильев,Сергей Эс,Дмитрий Никитин,Сергей Звонарев,Валентин Быковский,Велимир Долоев,Иван Соболев,Елена Бабич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Яна Завацкая.Free Trade Area.

Алексеич позвонил в 9:35, а без пяти десять новичок стоял у стеклянной двери в наблюдательную кабину. Не могу сказать, чтобы это меня обрадовало. Именно в мою вахту, а ведь я хотел сегодня отсканировать результаты последней серии в экспериментальной оранжерее. Но что делать, раз надо? Я радушно распахнул дверь.

– Томас, – он сдавил мою руку неожиданно жестко. На вид – щуплик; белесые волосики на висках, чуть испуганные глаза, хотя и храбрится. Я искренне улыбнулся.

– Валерий. Заходи – это наша кабинка. У вас там, наверное, похоже?

Томас у себя в Канаде тоже работал на гидропонике. Так что общий язык мы быстро нашли. Я мало читал о методах ФТА – а что о них читать, если они от нас минимум на десятилетие отстают? Хотя наши, говорят, отслеживают и у них новые идеи – мало ли? Вот и Томас порассказал мне кое-что интересное, например, субстраты у них используются совсем другие. А до регулировки атмосферы они еще не дошли. Я налил Томасу кофе, и мы мило беседовали, покачиваясь в креслах над зеленым морем. В кабинке у нас красиво – будто сидишь в гигантском зимнем саду, вокруг неистовая зелень, просверки стали и стекла – оборудование, всюду снуют тонкие лапки манипуляторов, в верхних этажах, среди висячих лиан, облепленных тропическими фруктами, носятся стайки колибри. Кабинка неторопливо скользит по монорельсу под куполом, объезжая всю фабрику. На самом деле визуальный контроль нужен лишь в особых случаях, дежурство заключается в наблюдении за приборами.

– А какой у вас выход продукции? – неуверенно спросил Томас.

– По каким позициям? Наша фабрика выпускает четыреста тридцать восемь наименований. Мы практически кормим весь Новосибирск.

– Например, томаты.

Я назвал цифры по всем шести сортам. Томас покачал головой и присвистнул.

– Боюсь, нашим до такой урожайности далеко. Это за счет генетики?

– Да, конечно, – я хотел рассказать о своем эксперименте, но подумал, что малоинтересно, слишком уж специальная тема.

– А почему вы называете ваше предприятие «колхоз»? – поинтересовался Томас.

– Это мы шутим так. Слушай, может, сходим в столовку, перекусим? У меня обычно в это время второй завтрак.

Томас окинул взглядом кабинку.

– А как же вахта?

Я показал ему нотик.

– Дистанционно. Мое постоянное присутствие не требуется. К тому же есть еще второй пост и инженерно-технический. Мы на перерыв по очереди ходим.

Томас заказал салат из нашей продукции, я ограничился кофе со свежими рогаликами. Канадец ел с аппетитом и сдержанно восхищался запахами и необычайно, по его мнению, ярким вкусом огурцов и помидоров.

– Ага, как говорит Ахмед, наш генэксперт, – я изобразил кавказский акцент, – это агурец? Эта разви агурец?! Эта жи дыня!

Томас вежливо-скованно улыбнулся. Я вспомнил школьные уроки коммуникации.

– Слушай, расскажи о себе. Где учился, чего к нам решил переехать…

– Да у меня все обычно. Мне тридцать два. Закончил высший колледж сельского хозяйства, – подчеркнул он с ноткой гордости, – сразу нашел неплохое место, на фирме в Торонто. Четыре года работал биоинженером, затем прошел дополнительный курс и стал начальником участка… А почему переехал? Перспектив у нас там нет. Наша фирма во время кризиса разорилась. Наверное, с моим образованием я бы в итоге нашел работу, но зарплаты предлагали такие, что и браться не стоило. У меня кредит был за машину. Семьи у меня нет. С подругой, – он смущенно потупился, как бы извиняясь за личную нотку, – поругались как раз. Я и подумал – почему не рискнуть? Русский я знаю с детства, у меня бабушка русская, да и в колледже учил.

– Ну и как тебе у нас, нравится?

– Да неплохо пока. Квартиру дали, и главное, бесплатно все, странно. Еда. Жилье. И неплохо по качеству. Не блеск, но жить можно. Удивительно, – он нервно пожал плечами. Покосился на соседний столик, за которым щебетали две девушки – практикантки.

– А у меня есть семья, – сообщил я, – жена, Ирка… Ирина сейчас на Марсе. Она робототехник, а там… Сейчас же у нас купол Аэлиты возводится, скоро первый город будет. Еще два месяца осталось, они по вахтовому методу работают. И дочь есть, Уля, ей десять. Мне самому тридцать шесть. А так у меня тоже обычная жизнь, ничего особенного. Закончил школу. Биология меня интересовала всегда. Сначала работал в области медицины, в Центре наследственности… В смысле, конечно, учился. Там было мое место практики. Потом понял, что хочу с растениями. В двадцать два защитился, стал мастером. Это как у вас окончание колледжа, наверное. Потом пошел в армию. Там мы и познакомились с Иркой. Только у меня так получилось, что я не год служил, а два. Как раз Пхеньянский конфликт был, и я туда поехал. Я в биологических войсках, а Ирка служила в танковой части, водительница.

– Ты, выходит, воевал?

– Ну да, – я смутился. Не люблю вспоминать это время. Зачем вообще было рассказывать про армию? Наверное, по ассоциации с Иркой.

– Я думал, там в основном воевали китайцы.

– Какая разница, мы же все – Советский Союз. У нас в части отовсюду народ был. Французы были и даже чилийцы.

Я внутренне напрягся – мало ли, как он относится ко всему этому? Ведь он сам из ФТА. Но Томасу, похоже, было безразлично.

– А после армии я стал работать здесь на фабрике, мы поженились, потом родилась Улька. Я занимался раньше фитопатологией. Наверное, медицина сказалась. У меня вышло несколько статей в «Вестнике сельского хозяйства», и я разработал общие основы метода хемостимуляции иммунитета у пасленовых. Ну я уже рассказывал. А последние два года я по генетике больше. Еще я занимаюсь спортом – горные лыжи, плавание, немного биатлон. Туризм, люблю поездить по миру. Из хобби – играю на электросинтезаторе, делаю трехмерные видеоклипы, у меня довольно посещаемый сайт в сети. А еще у меня есть коллекция антикварных фильмов, представляешь – на видеодисках!

Томас отнесся спокойно.

– У меня тоже есть проигрыватель ДВД, и несколько старых дисков, от бабушки с дедушкой. Но они уже в очень плохом качестве.

– А у меня более шестидесяти дисков! Все старые фильмы, и их вполне можно смотреть. Вся эта голливудщина – апокалиптические фильмы, «Аватар» с продолжениями, или, например, первый вариант «Гарри Поттера» – все восемь фильмов. Звездные войны… Есть записи фильмов первого Союза! Конечно, не аутентичные – когда их снимали, еще дисков-то не было. Но во время ЭРФ их записали заново, деньги на них делали. И у меня есть многое – фильмы Рязанова, комедии Гайдая…

– А что такое ЭРФ?

– Это сокращение от Эпохи Рыночного Фашизма, – пояснил я, – это из истории России. Мы так называем время между разрушением Первого Союза и Войной. Почти тридцать лет. Гнилое было время.

– Да, неплохая у тебя коллекция, – признал Томас, – покажешь как-нибудь?

– Обязательно! Вообще заходи в гости, – я объяснил, как найти наш дом. И подумал, что канадец все же раскрепостился.

– А ты, значит, просто как бы служащий на этой фирме? Не начальство? – поинтересовался он.

– Да, я простой рабочий. Но у нас и нет начальства, есть, правда, организаторы, вот, например, Алексеич…

Томас не дослушал мою лекцию о структуре персонала и перебил.

– Знаешь, Валерий, я все-таки опасаюсь. Ведь у меня совсем другое образование и опыт! Справлюсь ли я с работой? У вас какой испытательный срок?

Я несколько секунд соображал, что он имеет в виду. Потом рассмеялся и хлопнул канадца по плечу.

– Какой еще срок? Приходи да работай, кто мешает? Наш «колхоз» же не частнику принадлежит, а нам – тем, кто здесь работает! Мы и решаем все. Ну а насчет того, что другое образование – не беда, научим! Было бы желание.

Я посмотрел на экран нотика. Все пятьдесят основных отсеков мирно горели зелеными огоньками.

Томас недоверчиво покачал головой.

– Все-таки не понимаю я, как это у вас устроено. Ну ладно, без денег. Но если даже не увольняют? Зачем же вы работаете?

– Ну а что, дома, что ли, сидеть? Работать интересно.

– А простые, монотонные работы? Ладно, ты биолог, экспериментируешь. А вот зерновые до сих пор выгоднее на земле растить, у вас тоже поля есть… их кто обрабатывает?

– Мы сами, – пояснил я, – у нас по полям дежурства, как и по фабрике. И тебе тоже придется иногда. Даже если тебе обидно, закончив ваш этот высший колледж, пахать на комбайне, как простой крестьянин.

– Да нет, почему же обидно? – возразил Томас, – Я пока учился, кем только не подрабатывал… Денег-то нет, а жить надо. Ящики грузил, полы мыл, пиццу развозил. И сейчас, пока был безработным, меня заставили в фирме по переездам работать. А то бы пособия лишили…

Тут на нотике вспыхнул сигнал вызова – я туда свой мобильник вывел, и заверещала недавно поставленная мной модная «Марсианочка». Я включил на браслете полную громкость, и голос вредной Ульки зазвучал над столом.

– Пап, привет! Я не отвлекаю?

– Нет. Ты уже дома, что ли?

– Я еще дома. У меня сетевые уроки до двенадцати, а потом на тренировку по «Пути воина»… а потом у нас проект еще этот, исторический.

– Какой проект?

– Ну па, я же рассказывала, – обиделась Улька, – реконструкция! Революционных событий 22-го года в Пекине! Подписание Союзного договора!

Сейчас опять в моду у нас в России входят национальные имена… Орловы вон назвали сына Изяславом. А Улькино полное имя – не Ульяна, а Ульрика. В честь Ульрики Майнхоф. Мы, кстати, в прошлом году ездили в Берлин и там сходили на могилу Ульрики, где стоит ей памятник. Улька прониклась.

– А, да, Уленыш, прости! Вспомнил. Чего звонишь – соскучилась?

– Я хотела спросить, па – может, вечером в Стратегию сыграем? – нежно-просительно зажурчала Уля, – а то мы давно не играли уже…

Вот этого в ней не понимаю! Я в десять лет уже почти не ночевал дома! В школе всегда можно остаться в интернате, подростки так и так постепенно переселяются туда жить – в интернате молодежная вольница, разве что под присмотром педагога. Я туда в Улькином возрасте уже и переселился. Правда, у нас была очень хорошая школа, и с родителями у меня были отношения так себе. А вот Улька предпочитает все еще каждый вечер – ну почти – проводить дома.

– Улечка, я сегодня не смогу. У нас же видак недельный! – Улька издала разочарованное «у-у-у».

– Но если хочешь, – поспешил я ее утешить, – ты можешь со мной поучаствовать в видаке, а потом мы посмотрим что-нибудь коллекционное!

– Мультики про кота Леопольда, – уточнила Уля.

– Хорошо, пусть мультики. Ну пока, зайчонок! Мне работать надо.

Я показал Томасу фабрику. Весь наш белковый цех. Гигантские чаны, где из клонированной биомассы выращивались килотонны разнообразных видов мяса, расфасовочные линии, формовка – из желеобразной красной биомассы лепились филе, котлеты и целые «тушки» без костей.

– В следующем году мы начнем строительство пищевого цеха… специалисты уже заказаны, – сообщил я, – а пока это все развозится в виде сырья в холодильники и на кухни.

Я еще показал Томасу грибной цех, а потом мы вернулись в родную наблюдательную кабинку. В конце концов, отсюда можно видеть весь цех, пусть и по частям. Мы пили кофе, рассматривали дивные виды внизу и болтали о том, о сем. Томас расслабился.

– Все-таки знаешь, – сказал он, – что мне не нравится? Ваш прозелитический характер. Ведь должен быть свободный выбор! Кому-то, как мне, не нравится в ФТА. А кому-то не нравится в СССР! Ведь согласись, от вас тоже уезжают! Два мира – две системы, это нормально. А вы хотите мирового господства, что ли?

Я усмехнулся.

– Знаешь, Том… мне, если честно, начхать на мировое господство. Меня другое волнует. Эта ваша ФТА… Free Trade Area, как вы стыдливо ее называете. Зона ваша… свободной торговли. Ладно, что у вас там людей гнобят – это действительно, как ты выразился, вопрос свободы выбора. То, что половина вашей территории – «гуманитарные зоны», откуда людям не выехать… Да и в развитых странах половина народу живет еле-еле, а низший слой вообще в дерьме. Это все ваше дело, хотя людей жалко. Но ведь нам с вами на одной планете приходится жить. Одним океаном пользоваться и одной атмосферой. И еще Антарктида и Арктика у нас общие. И рук у нас – разбирать ваши мусорные завалы и вашу нефть из океана выцеживать – не хватает! Поэтому… Пусть бы ФТА существовала, раз уж есть такие рыночные энтузиасты – но только под нашим контролем.

Тут я вспомнил, что Томас вовсе не виноват, что он-то – наш, и что он теперь мой товарищ, и мне стало стыдно. Я даже обнял его за плечи.

– Но это все ерунда, Том! Разберемся. И не такие задачи решали!

И мы перешли на более интересную тему – мою работу. Я все-таки рассказал ему об эксперименте.

– А как ты результаты потом собираешь? – заинтересовался Томас.

– Обыкновенно. Вручную. Сначала анализатором, потом заношу цифры на планшет…

– Для этого лучше сканер, – произнес канадец и, повернувшись, извлек из своей сумки… эх, мечта! Он был похож на нотик, только еще меньше, и с выдвижным манипулятором. На черной лаковой крышечке вязью выведено – ЛОМО. Это же «Орлиный глаз»! Генный сканер, разработанный в Ленинграде. Мы заказывали такие, но ленинградцы сказали, что там возникли какие-то сложности с производством, и придется подождать. Возможно, несколько лет. А опытную партию уже выпустили.

– Нам прислали образец в Канаду, – пояснил Томас, – а когда фирма распалась, мне зарплату последнюю не выплатили, ну и я сканер взял себе и сказал, что не отдам, пока не будет зарплаты. Так в суматохе у меня и остался. Мне он, правда, самому не нужен, я вообще генетикой не занимаюсь.

– А мне бы очень пригодился, – заметил я, – да и многим у нас.

– Так давай я тебе его продам! – предложил канадец. Я довольно долго соображал, что он имеет в виду. Мне показалось, что это такая ролевая игра.

– А-а, понял. Но у нас же нет денег! Как я тебе могу это… заплатить? Идентификатор, что ли, свой подарить на время? Так у тебя точно такой же.

Томас был вполне серьезен.

– Ты можешь заплатить мне чем-то другим. Например, твоя коллекция. Проигрыватель можешь оставить себе, у меня есть.

У меня возникло такое же ощущение, как в Корее, когда стенка убежища обрушилась, и в пролом полезли морпехи в ОЗК. В районе желудка сконденсировался холодный жгучий ком и медленно распространился по всей области живота.

– Надо подумать, – произнес я наконец.

– Подумай! Цена нормальная.

– Ты хочешь – все фильмы?

– Ну конечно. Шесть десятков дисков – не много за такую технику! Ну как? Или жалко?

– Да нет, не жалко. Но… знаешь, я еще подумаю.

* * *

В прозрачной вогнутой полусфере экрана вокруг меня появились изображения Надьки, Юльки, Васи и Катерины. Вернувшись домой и пообедав – Уля еще не пришла с проекта – я первым делом вызвал друзей. Большая часть, правда, была занята, но кое-кто откликнулся.

– Ну чего? – сварливо спросила биотехнолог Надька, – до видака еще два часа! Я тут над рассказом собиралась поработать, у нас конкурс литературный!

– Да знаете, народ, я сегодня новенького общал. Колхоз показывал и вообще.

– Это эмигрант, что ли? – спросил Вася. Наш славянский богатырь. Занимается геноконструированием декоративных цветов.

– Ага. Томас его зовут…

И я рассказал слово за словом сегодняшнюю историю. В том числе и о сканере, и о предложении Томаса рассказал.

– И вот я теперь даже не знаю, как быть. Сканер дико нужен, сами понимаете! Это я бы в пять раз быстрее данные обрабатывал!

– А коллекцию жалко? – уточнила Юлька.

– Ну а ты как думаешь? Но я бы отдал, вот честное слово, отдал бы. Коллапсар с ней!

– Может, переснять? – предложила деловитая Надька.

– Я даже не знаю, где сейчас такие диски взять! Перезаписать на комп можно, но это же совсем не то! В Информатории они все и так есть… Но это коллекция!

– Но с другой стороны, это баловство, – прогудел Василий, – а сканер…

– Ребята, мы не о том! – решительно пресекла Катерина. Кате за пятьдесят, у нее двое взрослых детей, она доктор и профессор физиологии растений, к тому же кинорежиссер. – Дело не в том, жалко или не жалко! Вот представляете, этот Томас теперь будет у нас работать… И как мы с ним должны общаться? А например, модулятор у него можно попросить, если свой сломался? Ведь это же его собственность! – Катерина произнесла это слово с легким омерзением. – А можно его попросить отдежурить за тебя, если не можешь? Или за это тоже придется чем-то… платить?

Мы растерянно замолчали. Я не знал, как все это оценивать. Что вообще значит такое предложение? Вроде логически все выглядит правильно. У него есть ценность, у меня тоже. Мы можем обменяться взаимовыгодно… тьфу. В чем дело? Может, потому что нас еще в садике и школе по-другому учили: если вещь тебе не нужна, а нужна другому – поделись. А научные приборы и вовсе лучше всего отдать в общую собственность.

Но мы уже давно не в детском садике…

– Может, вынести этот вопрос на видак? – предложил Вася, – Этот Томас… он ведь тоже будет присутствовать.

– Ну это уж совсем! – возмутилась Надя. – Мы же не в армии! И человек же не виноват! Что же его теперь, клевать всем коллективом? Или коллективно заставить отдать сканер?

– Фу-у, Надя!

– Да не нужен мне на фиг этот сканер! – сказал я в сердцах. – Обойдусь вообще! И давайте это все забудем.

– Подожди, – прервала меня Катерина, – я предлагаю поговорить с Алексеичем.

Алексеич был дома и вызовы принимал.

Михаил Алексеевич Рощин, главный мастер-организатор нашей фабрики (раньше таких мастеров еще называли английским словечком «менеджер») – личность примечательная. Он родился аж в 1973 году. Учился в техникуме еще при Первом Союзе, пережил перестройку, во времена РФ успел создать фирму, закончить какой-то вуз, посидеть в тюрьме, создать сначала легальную, а потом подпольную организацию коммунистов, потом воевал в Третью Мировую на Ближнем Востоке, работал в ядерном очаге на севере Италии, потом руководил строительством социалистических предприятий в Таджикистане, а затем прочно осел на родине, в Новосибирске. Уже пять лет, как он у нас главный организатор, и справляется с работой очень неплохо. Конечно, он мог бы не работать или хоть уйти на нехлопотную должность. Но Алексеич чувствует себя прекрасно и вовсе не рвется на покой.

Он возник в центре экрана – крепкий и кряжистый, с небольшой седой бородкой, в узорчатом свитере.

– Салют, товарищи, – сказал он торжественно, – в чем дело? Почему нельзя было видеоконференции дождаться?

Я вкратце повторил свой рассказ. Алексеич задумался. Беспокойная Надька хотела уже прервать молчание, но Алексеич, словно почуяв это, сделал отрицательный жест.

– Сейчас. Я размышлял. Да, я знаком с этим явлением, ребята. Деньги, торговля… Это явление было даже еще при Первом Союзе, но тогда это было неизбежно. А в ФТА сейчас даже хуже, чем у нас при рыночном фашизме. Была раньше даже такая поговорка: одни любят воевать, а другие торговать; дескать, вторые лучше. А на самом деле это две стороны одной медали: торговля рано или поздно приводит к войне. А как это влияет на отношения людей между собой! В ФТА человек человеку – волк, каждый чувствует себя одиноким и сражается за собственное существование, как в тылу врага.

– А у нас человек человеку – друг, товарищ и брат, – ввернул Василий. Алексеич продолжал.

– А теперь представляете, такой вот одинокий волк – и у него есть ресурс. Не просто доставшийся, а выгрызенный у этой жизни. Материальный ресурс. Ему и в голову не придет отдать его просто так. Как можно! Он сам никогда ничего даром не получал – и не отдаст ничего. А вот на эквивалент, не менее ценный – обменяет. Такова логика Томаса.

– То есть получается, это у него просто от страха? – уточнила Юля, самая наша молодая работница, ей всего двадцать два.

– Да. Подумайте, вы-то росли без всякого страха вообще. Перед вами все пути открыты. Вы можете учиться по любой специальности, выбирать любую работу, лишь с некоторыми ограничениями – по способностям, по возможностям общества. Можете сделать перерыв, чтобы на год отправиться путешествовать, чтобы отслужить в армии, чтобы родить и вырастить ребенка, и никто вас за это не уволит. У вас есть свободный доступ к любой информации, к любому образованию… Вы даже не представляете, как жить, когда всего этого у человека нет, и за все это надо бороться, все надо покупать. Знаете что? Я предлагаю не форсировать события. Пусть Томас поживет у нас, поучаствует в самоуправлении, поработает. Найдет друзей. Но вот покупать я бы не стал, и это заставило бы его впервые задуматься. Знаешь, Валера, может, и правда, обама с ним, с этим сканером?

* * *

Мы разошлись по своим делам – я лично проанализировал результаты новой серии и составил план на завтра. Потом кинул Томасу личное сообщение, в котором без всяких объяснений отказался покупать сканер.

Пришла Улька, я чмокнул ее в щечку, и она уселась рядышком. Рассказала об их игре. Она уже знает про этот исторический период больше, чем я – очень хорошая форма обучения, такие игровые проекты. В мое время их еще не было.

Тут начался видак – то есть видеоконференция по итогам трудовой недели. Подключились все двести тридцать работников нашего «колхоза».

Модератором по жребию назначили Алину Курочкину из грибного цеха. Алина огласила список вопросов, и пошло-поехало. Сначала кратко о международной обстановке, о проблеме мусорного острова в Атлантике, о столкновениях на границе с Пакистаном и о вопросе воссоединения Германии – южные земли вроде теперь могут присоединиться к остальным и войти в СССР. Мы решили от фабрики послать привет трудящимся Южной Германии и выразить готовность им помочь в борьбе. Таких изъявлений в Сети, конечно, полно – но каждый голос здесь важен. Затем о событиях в стране – усовершенствование системы распределения, обратной связи потребитель-производитель, о школьных проектах, о новом центре долголетия. Все это не заняло много времени. Наконец перешли к нашей фабрике. За неделю мы выполнили план по всем поставкам, а моркови произвели больше, чем нужно – на следующую неделю план по моркови снижается. Поговорили о том, как продвигаются дела по пищевому цеху. Несколько человек рассказали о своих научных исследованиях. Я промолчал – у меня пока конкретно говорить не о чем. Рассмотрели четыре рацпредложения и два из них тут же поручили внедрять исполнителям.

Улька сидела рядом со мной с важным видом – как же, она «участвует» в настоящем взрослом, не каком-нибудь там школьном видаке!

Я нашел взглядом Томаса. Его изображение было в пятом ряду сверху. Я укрупнил его лицо – оно казалось растерянным.

Под конец взял слово Алексеич.

– Товарищи колхозники! Тут дело такое… я принял решение покинуть пост организатора на нашей фабрике.

«У-у-у» – сказал я в точности, как Улька. Дочь быстро взглянула на меня. Разочарование и горечь, казалось, разливались по экрану. Алексеича у нас все любили. Хотя понять можно… ведь человеку скоро девяносто! Алексеич продолжал.

– Я делаю это в связи с тем, что перехожу на другую работу. Меня приняли на открывшуюся вакансию помощника организатора в первом марсианском городе Аэлита!

На сей раз экран словно бы дружно охнул. Алексеич широко улыбнулся.

– Что, удивил? Конечно, необычно для такого старого хрыча. Но знаете… – он понизил голос, – я ведь в жизни чего только не видел. Еще в первом Союзе вырос… И вы знаете, с детства, с самого раннего детства я так мечтал увидеть звезды! Побывать в Космосе. Буш побери, я шагну на чужую планету! А отправляюсь через два месяца, как раз следующий караван кораблей прибудет…

Когда Улька ложилась спать, я, как обычно, присел рядом с ней, потрепал по спутанным лунным волосам.

– Пап, – сказала она сонно, – а я знаешь, кем буду, когда вырасту?

– Кем?

– Когда я вырасту, то поеду в ФТА. Я буду агентом и подпольщицей и устрою там революцию!

– Ты устроишь, – согласился я, – в этом у меня нет ни малейшего сомнения.

Марс светил прямо в окно отраженным красноватым светом.

Через два месяца вернется Ирка.

Арнсберг, 2012