Текст книги "Будущее есть. Горизонты мечты"
Автор книги: Андрей Константинов
Соавторы: Яна Завацкая,Анна Горелышева,Сергей Васильев,Сергей Эс,Дмитрий Никитин,Сергей Звонарев,Валентин Быковский,Велимир Долоев,Иван Соболев,Елена Бабич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)
Тимуру было очень нехорошо, ему не давал покоя вопрос – почему он не видел этого раньше? Он ведь всю жизнь прожил в этом городе… Куда все это делось там, через сто лет? Наверное, никуда. Музей наверняка был на месте. А вот Тимур почему-то этого не знал. То есть, знал, конечно, но как про что-то отвлеченное, как будто не про свой родной город. Он никогда не интересовался историей…
Информация должна быть бесплатна и общедоступна, говорите?.. Свободное информационное общество, значит… А почему, если бы он не попал сюда, он жил бы себе спокойно и никогда бы ничего этого не узнал?
– 10 —
Вечерами Тимур регулярно натаскивал Сережу по высшей математике. Если бы не эти ежедневные занятия, ему оставалось бы только лежать в депрессии, уткнувшись носом в подушку, и думать о своем безвыходном положении. А это общественно-полезное, как выражались ребята из группы, дело немножко отвлекало его от невеселых мыслей.
Выяснилось, что у Сережи большие проблемы с теорией пределов, что он не умеет вычислять элементарные производные и даже плохо понимает тригонометрию. Тимур все это знал назубок еще со школьных времен, а здесь, очевидно, такого в школе не изучали. Тимур плохо умел объяснять, ему гораздо легче было показать, как нужно сделать, а еще легче сделать самому. Но выбирать не приходилось – пришлось повозиться, он же дал слово подтянуть Сережу. Для пущей наглядности Тимур стал придумывать задачки из области космонавтики, к которой Сережа проявлял определенный интерес. Материал был самый что ни на есть благодарный – можно высчитывать траектории полета от планеты к планете, оптимальные с точки зрения расхода топлива, времени, расстояния, находить скорость истечения газов, проверять законы Кеплера и вычислять наиболее эффективное распределение массы топлива внутри ракеты. Постепенно Сережа утвердился в мысли, что матанализ – это очень полезная в жизни вещь.
Однажды Сережа в очередной раз пыхтел над очередной задачкой из области небесной механики. Интеграл попался мерзкий, и, как Сережа не пытался его упростить, ничего путного из этого не получалось.
– Я где-то читал, что на практике траекторные расчеты уже давно вручную не делаются, – задумчиво изрек Сережа. – Загоняешь все в электронно-счетную машину, и ответ готов! Вот это я понимаю – технический прогресс, а не то что здесь – сиди, в столбик на бумажке умножай… Сейчас на всех космодромах есть вычислительные центры.
– Да уж наверное, не без того, – осторожно подтвердил Тимур. – Только ведь машина сама считать не будет. Программы-то для нее люди составляют. А для этого надо знать, как этот самый интеграл берется.
– Да уж, – пробормотал Сережа. – Представляю, работка, наверное, еще та – километры ноликов и единиц писать, помнить, где что, потом на перфоленту переносить…
Оказывается, среднестатистический человек начала 60-х годов ХХ века в общих чертах представляет себе принцип действия ЭВМ. Не совсем ламер, значит…
– Зачем – ноликов и единиц? Ассемблеры есть, – не подумав, сказал Тимур и сразу же прикусил язык – а что, если еще нет?
– А это что? – Сережа был рад возможности отвлечься от интеграла.
– Язык такой, машинных команд, чтобы уж не совсем в нулях и единицах программировать, – пояснил Тимур. – Более-менее человеческий.
– А ты что, в этом хорошо разбираешься? – оживился Сережа.
– Н-нет, – ответил Тимур. – Я учил ассемблер когда-то, ну, может, десяток простеньких программ написал, и забросил…
Программки были, в основном, вирусного плана. Понятно – для чего еще может в светлом будущем понадобиться ассемблер. Но Сереже, конечно, это знать не обязательно.
– Не треплешься? – Сережа смотрел на Тимура, открыв рот.
– Тьфу, – Тимур схватил листок, быстро набросал решение Сережиного интеграла и написал соответствующую ассемблерную программку для i8086 – просуммировал методом трапеций.
– И что – ты хочешь сказать, что если это в ЭВМ ввести, она этот интеграл посчитает? – изумился Сережа.
– Конечно, а куда ж она денется. Если я там, конечно, ошибок не наделал, а я их наверняка наделал…
Но Сережа и так был потрясен.
– Жалко, у нас своего ВЦ нет, – сказал он. – В Университете вон есть… Вот интересно было бы проверить! На каком-нибудь «Урале-1», или на БЭСМ!
Тимур не стал распространяться о том, что на БЭСМе эта программка вряд ли пойдет, там процессор, или что у них тогда было, другой, да и ассемблеры под него, ясное дело, другие.
– Слушай, если ты так здорово кибернетику знаешь, почему ты никогда не рассказываешь, чем увлекаешься? А я-то думаю, почему ты мне всегда такие задачки подсовываешь, из космонавтики. Ты, наверное, после института собираешься на космодроме работать?
– Да нет… – замялся Тимур. – Уж куда по распределению попаду… На космодром меня, конечно, никто не возьмет…
– Конечно, тебя возьмут, – с уверенностью заявил Сережа. – Ты вон как матанализ знаешь, физику и все такое. А я тоже хотел бы космонавтом стать, да и кто бы не хотел, только у меня, сам видишь, теоретическая подготовка слабовата…
В этот вечер Тимур долго не мог заснуть. Он думал о том, что, оказывается, еще не забыл ассемблер. И от этого тоска только усиливалась. Надо смотреть правде в глаза – он никогда не вернется домой. И ассемблер ему никогда не понадобится. И он ничего не сможет с этим поделать. Если бы у него были комп и Интернет… Но более-менее нормальные машины появятся не раньше, чем через полвека. Надо привыкнуть к этой мысли, перестать жалеть о том, что уже невозможно исправить, о будущем, которое теперь навсегда в прошлом, и жить, как все здесь, а не как пассажир в трамвае, который не обращает особого внимания на мелькающие за окном пейзажи и ждет, что скоро куда-то приедет…
Тимур сжал зубы, чтобы не застонать. На тумбочке мерно тикал будильник, отмеряя часы, оставшиеся до половины седьмого, за окном ветер завывал в голых ветках тополей, по потолку изредка проплывали полоски света фар проезжающих по улице автомобилей. Тимуру показалось, что в комнате невероятно душно. Он встал, оделся и вышел на лестничную клетку. Холодный ветер из распахнутой форточки слегка привел его в чувства. На черном зимнем небе, прямо на юге, отчетливо контурировалось какое-то яркое созвездие. К своему удивлению после нескольких мгновений раздумья Тимур узнал его. Орион, конечно, Орион. В «Эпизоде-14» невозможно выжить без хорошего знания навигационных звезд. Не сумеешь быстро сориентироваться – будешь торчать на этом уровне, пока не научишься с первого взгляда отличать Арктур от Канопуса. Здесь Орион выглядел очень реалистично, почти как в игре. Тимур долго стоял у окна на лестничной площадке и вглядывался в знакомые очертания созвездия над крышами.
– 11 —
– Ну что, ребята, я думаю, всех нас можно поздравить с успешным окончанием семестра, – Майя подводила итоги зимней сессии. – Особенно хочется отметить тех ребят, которые сдали все экзамены на пятерки, – Майя заглянула в бумажку. – А таких у нас почти половина… Перечислять не буду, думаю, что все в курсе.
Тимур сидел на задней парте и сосредоточенно читал, выписывая особо важные мысли в тетрадь. Он уже привык к собраниям как к неизбежному злу и понял, что надо использовать это время с максимальной пользой.
– Также нужно поздравить Сережу Синицына, который сдал математический анализ на пятерку, но, учитывая его двойку за осенний коллоквиум, в результате получил четыре, – продолжала Майя. – Сережа, молодец, мы все за тебя очень рады!
Сережа, который сидел рядом с Тимуром и складывал из бумаги самолетик, покраснел и, слегка улыбнувшись, опустил глаза.
– Ну, и, конечно, от имени всего коллектива большое спасибо Тимуру, который активно помогал Сереже…
– Эй, Тимур, ты хоть послушай – про тебя говорят, – Сережа толкнул его локтем.
Тимур заложил книжку пальцем и внимательно уставился на Майю. Он был недоволен, что его отвлекли.
– Тимур, большое спасибо, ты не подвел коллектив, достойно справился с доверенным тебе комсомольским поручением, – продолжала Майя. – От имени всех комсомольцев нашей группы объявляю тебе благодарность.
Тимур поморщился и сказал:
– Майя, ты не права, за это нельзя благодарить.
Майя удивленно посмотрела на него и спросила:
– Почему? Что ты имеешь в виду?
– Когда человека благодарят за какой-то поступок, предполагают, что он мог поступить и как-то иначе, – пояснил Тимур. – Ну, я помог Сереже по матанализу. По-моему, это естественно – помочь товарищу.
Ребята молчали, стараясь осознать смысл сказанного Тимуром. Первой заговорила тихая Лена Кузнецова.
– Молодец, Тимур! – сказала она. – Вот когда у нас все будут думать и поступать так, тогда и наступит настоящий коммунизм!
– 12 —
– Слышали – вчера два «Электрона» вывели! – сообщил Сережа в перерыве после первой пары. – Это такой новый вид научного спутника для изучения магнитосферы и радиационных поясов.
– Сразу два? – удивилась Лена. – А зачем?
– Эх, ты, – укоризненно сказал Коля. – Это же дошколенку понятно. У них орбиты-то разные. Один внешнюю сторону радиационного пояса изучает, а второй – внутреннюю.
– И что, их одна ракета выводит? – удивилась Лена.
– Конечно, одна. И что здесь такого?
– Слушайте, ребята, есть идея! – сказал Сережа. – Пошли сегодня вечером спутники смотреть. Может, и «Электроны» увидим.
– По радио говорили, что «Электроны» от нас не видны, – сказал Гриша.
– Очень даже видны! – заспорил Коля. – У меня ежегодник есть, там все орбиты указаны…
– «Электронов» не может быть в твоем ежегоднике, – справедливо заметил Тимур. – Если их только вчера запустили.
– Но запуск же еще в прошлом году планировался!
– Ну так что – идем спутники смотреть? – спросил Сережа. – У Коли бинокль есть.
После занятий, когда стало уже достаточно темно, человек пять из группы собралось в институтском парке. Тимур тоже пошел от нечего делать. Ребята выжидающе смотрели, не появится ли плывущая по небу яркая звездочка спутника, Тимур же просто искал и рассматривал знакомые созвездия. Их оказалось значительно больше, чем он предполагал.
Вдруг Сережа радостно воскликнул:
– Вон, вон, смотрите!
…
– 13 —
На Невском уже не осталось ни капли снега, обочины были припорошены нанесенным за зиму песком, из водосточных труб натекли и успели чуть подмерзнуть за ночь прозрачные лужи. У «Площади Восстания», опасливо оглядываясь, нет ли милиции, бабуси торговали букетиками подснежников. Цветы не покупали: к чему создавать спрос, жалко цветы – подснежники занесены в Красную книгу, это всем известно.
Было где-то около половины десятого, ясное воскресное утро. Тимур брел по весеннему проспекту, пинал ледышки, щурился на ярко блестевший адмиралтейский шпиль впереди. Ему надо было в Публичку, дочитывать статью о некоторых задачах динамики межпланетных полетов в «Успехах физических наук». Тимур собирал материал для курсовика по двигателям малой тяги. «УФН» был дефицитным журналом, и поэтому нужно было прийти пораньше, чтобы его получить.
На набережной Фонтанки, где полгода назад Тимур в тоске стоял под дождем, растерянно озираясь, топтались несколько человек неместного вида. Развернув карту города, они пытались сориентироваться. Тимур непроизвольно замедлил шаг. «Я же говорил, что надо сначала на Невский выйти, – услышал он. – Да нет, это не Нева, Нева, вроде, шире…» Тимур улыбнулся: люди явно впервые в Ленинграде.
– Нет, это не Нева, конечно, – сказал он туристам. – Это Фонтанка. А это – Аничков мост и знаменитые клодтовские кони.
– А-а! – обрадовались туристы – кажется, они услышали что-то знакомое. – А как нам пройти на Невский проспект?
– Да вот он, Невский, – улыбнулся Тимур. – Никуда идти не надо. Вот там – Адмиралтейство, а там – Московский вокзал. А вот в этот дом в войну бомба прямым попаданием влетела, и видите – восстановили, ничего не заметно. А вон там, на постаменте коня, до сих пор следы от осколков.
Туристы как один заинтересованно повернули головы туда, куда показывал Тимур.
– А коней в блокаду сняли и закопали в саду у дворца пионеров, – сказал Тимур. – Поэтому они и не пострадали. Это вот там, сразу за речкой… Ну ладно, я пойду. Теперь не заблудитесь?
– Нет, нет, спасибо! – радостно ответили туристы, примериваясь сфотографироваться рядом с конями.
Тимур побрел дальше, почти сразу же забыв о туристах и снова переключившись на раздумья о своих двигателях.
– 14 —
Преподаватель мучил Тимура уже минут сорок. Он был явно недоволен – это чувствовалось по его скептическому тону.
– Хорошо, вы очень подробно изучили теорию этого вопроса. Но что вы можете сказать о практической пользе двигателей малой тяги? Совершенно очевидно, что такие двигатели абсолютно не способны оторвать ракету от Земли.
– Конечно, – с легкостью согласился Тимур. – У них абсолютно другие задачи. Я же говорил в начале, что они позиционируются на роль двигателей для активного полета вдали от космических тел, – он обвел мелом одну из полученных в ходе расчетов цифр. – Как можно убедиться, уже на расстояниях порядка 10 земных радиусов ускорение свободного падения составляет сотую долю g у поверхности Земли, что вполне сравнимо с ускорениями, которые могут развивать двигатели малой тяги…
– Я вижу, вы считаете это направление вполне перспективным? – скептически поинтересовался преподаватель.
Тимур не помнил, как будут использоваться двигатели малой тяги через сто лет и будут ли они использоваться вообще. Он никогда не интересовался космонавтикой. Но в литературе, которую он успел прочитать за последние несколько месяцев, эти двигатели представлялись просто необходимыми.
– Да, конечно! – убежденно ответил Тимур. – Если вы считаете межпланетные перелеты еще далеким будущим, то маневры на орбите необходимы уже сейчас.
– Хорошо, допустим. Теперь хотелось бы услышать что-нибудь конкретное о практической реализации этих двигателей.
Тимур вкратце описал найденные в литературе проекты ядерных, электротермических, ионных, магнитоплазменных двигателей, упомянул солнечный парус, отметил, что наиболее перспективными для межпланетных перелетов считает как раз солнечные.
Преподаватель спросил, что Тимур думает о термоядерных двигателях. Тимур непроизвольно поморщился и зачем-то сказал, что, с его точки зрения, управляемая ТЯ-реакция будет осуществлена еще очень не скоро, чем несколько удивил преподавателя.
Ребята не слушали ответ Тимура. Они лихорадочно листали конспекты и учебники, пытались в последние минуты перед защитой курсовой что-то дописать, подправить, доучить. Коля и Игорь, самые хладнокровные, на задней парте играли в шахматы. Гриша, который уже успел ответить, с независимым видом читал сборник научной фантастики. Никто не замечал, как увлеченно Тимур спорит с преподавателем о теме своей работы и с каким энтузиазмом отстаивает право на существование двигателей малой тяги. Никто не думал о том, что еще полгода назад невозможно было представить себе этого угрюмого задумчивого паренька в подобной ситуации.
Тимур вернулся на свое место, даже не посмотрев оценку в зачетке. Его увлекла тема, и результат защиты курсовой уже почти не имел значения.
– 15 —
Из радиоприемника грянул «Марш энтузиастов», заставив Тимура подскочить от неожиданности. Так и есть – шесть утра, началось радиовещание. За окном уже сияло солнце, галдели птицы, липы слегка шумели молоденькими чистыми листочками. Судя по безоблачному небу, погода сегодня ожидалась великолепная.
– Опять вчера радио не выключил? – недовольно спросил разбуженный Сережа, поднимая голову с подушки. – В воскресенье и то выспаться не даешь!
– Вставай-вставай, – сказал Тимур. – Пошли на зарядку – смотри, погода какая!
Тимур убавил громкость приемника, боясь перебудить соседей, выкатил из-под стола баскетбольный мяч и собрался было постучать им об пол, но раздумал и кинул его в Сережу, который уже снова задремал.
– Тимур, ну воскресенье же!.. – слабо засопротивлялся Сережа.
– И что? Ты как – лететь передумал?
Сережа со вздохом выполз из-под одеяла, зевая и протирая глаза. Пока он натягивал спортивный костюм и чистил зубы, Тимур успел убрать постель, подкачать мячик и послушать по радио утренний выпуск новостей. Рассказывали о полете спутника «Космос-29» и готовящемся запуске «Космоса-30», предназначенного для изучения верхних слоев атмосферы.
На улицах было свежо и безлюдно. По Московскому проспекту двигалась шеренга поливальных машин, оставляя за собой полосу сверкающего асфальта. Ребята, как всегда, побежали на ближайший стадион.
– Здорово ты все-таки придумал летом в стройотряд поехать, – сказал Сережа.
– Это не я придумал, а профком, – ответил Тимур.
– Ну, а ты первым вызвался. И здорово, что на Свирскую ГЭС, – так интересно на строительстве электростанции поработать…
– Интересно, – согласился Тимур. – И наши руки, я думаю, там сейчас очень пригодятся…
Некоторое время они молчали, стараясь не сбивать дыхание. Потом Сережа спросил:
– А ты действительно веришь, что мы полетим? Там знаешь, какой жесткий отбор…
– Да знаю, – отмахнулся Тимур. Он пытался вспомнить, слышал ли он когда-нибудь про космонавта Сергея Синицина, и не мог. – Отбор не отбор, какая разница – в конце концов, полетим мы или нет, только от нас зависит.
– Впрочем, лет через десять-пятнадцать в космос, наверное, всех желающих будут брать, – сказал Сережа.
– Ну, это еще неизвестно. А если не верить, что полетишь – тогда неинтересно, – сказал Тимур.
Колпино – Ржавки, 2009
Сергей Звонарёв.Покидая колыбель.
Планета есть колыбель разума,
но нельзя вечно жить в колыбели.
К.Э. Циолковский
Ирина сказала Андрею, когда до возвращения со станции осталось меньше недели.
– Беременна? – растерялся он. – Но… но как же так получилось?
Ирина сдержалась, чтобы не ответить колкостью.
Потом Андрей задал все те обычные вопросы, которые в таком случае приходят на ум мужчинам: «А ты не ошиблась?.. А когда?..» – и, наконец: «Как ты себя чувствуешь?»
На последний вопрос она не ответила: на глазах выступили слезы. Андрей обнял ее и уже хотел сказать, что плакать не надо (потому что космонавты не плачут), что через неделю они будут на Земле (все трое), но тут он вспомнил про перегрузки. И про то, что из пяти последних спусков «Союза» два прошли по баллистической траектории. А еще он вспомнил, что Ирина – до того, как попала в отряд космонавтов, – уже пыталась родить, лежала на сохранении, но напрасно: преждевременные роды, плод не выжил, ее саму еле спасли. И вердикт врачей: детей не будет. На мгновение Андрей представил себе страшное: она истекает кровью прямо в скафандре, а он лежит рядом, придавленный к креслу перегрузкой, и ничем не может помочь.
– Мы придумаем что-нибудь, – тихо сказал он. – Ты слышишь? Обязательно придумаем.
– Беременность на орбите связана с большими рисками, – потом сказал Андрей, – могут быть осложнения на сердце, да мало ли еще что.
Ирина молчала.
– С другой стороны, – продолжил он, – спуск на «Союзе» для тебя слишком опасен. Воробьев обещал связаться с американцами, может, они расчехлят «Атлантис». Но шансов мало. Разумеется, медики предлагают сделать аборт.
– И что ты ответил? – Голос Ирины дрогнул.
– Что мы не согласны. Конечно, они хотели поговорить с тобой. Но я сказал, что ты не в настроении. Беременные, они часто капризничают.
Ирина почувствовала облегчение. Для себя она сразу решила, что делать аборт не будет. Собственно, поэтому она и медлила, не хотела говорить раньше времени, тянула до последнего.
– Так или иначе, решать нам, – сказал Андрей. – С учетом того, что ты чувствуешь себя хорошо, а уже пятый месяц… В общем, я предлагаю остаться. В ЦУПе полагают, что малыша можно спустить и на «Союзе».
– А детское кресло сделают?
– И даже детский скафандр, – улыбнулся Андрей, – и новый корабль: «Союз-С» – семейный!
Последние двадцать часов Андрей провел почти в непрерывных переговорах со специалистами ЦУПа. Это после того, как руководитель полета Воробьев и еще пара начальников рангом пониже довольно долго высказывали ему все, что о нем думают. Канал был открытым, поэтому они выбирали выражения. Потом, разумеется, профессионализм взял верх.
– Еще один момент, – сообщил Андрей. – Нашу беременность хотят оформить как медицинский эксперимент – со всеми анализами, отчетами и так далее. Воробьев сказал, что тогда будет легче найти деньги на продолжение полета.
– И во сколько мы ему обойдемся?
– Пока трудно сказать, но не меньше ста миллионов.
– У нас будет самый дорогой малыш на свете, – улыбнулась Ирина.
– А я и не сомневаюсь, – откликнулся Андрей.
* * *
– Как мы его назовем? – спросила Ирина.
Роды прошли легко, помощь Андрея почти не понадобилась. Малыш выглядел необычно худым, отчего голова казалась непропорционально большой. И еще – длинные пальцы на ногах, словно бы природа колебалась: а не дать ли ему вместо ног еще одну пару рук? Разумеется, весь процесс записывали на камеру. В ЦУПе клялись, что запись будут смотреть только специалисты, но Ирина не сомневалась, что вскоре она окажется на YouTube.
– Пусть будет Юра, – предложил Андрей.
– В честь Гагарина?
– Ну да. Первый человек, побывавший в космосе, и первый, кто там родился. Красиво получается.
– Юра так Юра, – согласилась Ирина. Само имя нравилось. А если оно нравится Андрею, то чего еще надо? «Мы опять первые, – пришло ей в голову, – как и полвека назад. Кто бы мог подумать».
– Может, попробуем сейчас? – предложил Андрей. – Спит вроде крепко.
Ирина, обняв сына, любовалась им. Его лицо выражало абсолютный покой. В невесомости есть свои плюсы – можно не бояться уронить малыша. «Когда мы вернемся, надо будет учиться его носить», – подумала она.
Когда вернемся… «Союз» с детским креслом давно уже был пристыкован к станции. Возвращению мешало одно – малыш не хотел на Землю. Он боялся ощущения тяжести. Нагрузочные костюмчики, сшитые для маленького, вызывали у него панику, равно как и попытки сделать специальный массаж. Индивидуальные особенности вестибулярного аппарата – таков был вердикт медиков. И что с этим делать? Неизвестно. Летите на Землю, а там посмотрим. И вот теперь – последняя надежда: центрифуга.
– Ладно, – согласилась Ирина, – давай попробуем.
Вместе с маленьким она уселась в кресло, закрепила ремень.
Андрей включил мотор. Ирина почувствовала, как сына прижимает к ней. Она пошевелилась, устраиваясь удобнее для него.
– Одна десятая «же», – сказал Андрей.
Малыш беспокойно заворочался. Ирина склонилась над ним, шепча ласковые слова. Тихонько гладила его.
Не помогало.
– Две десятых «же».
Малыш проснулся. В глазах – ужас.
– Тормози! – закричала Ирина. – Тормози сейчас же!
Мотор центрифуги смолк. Лицо малыша исказилось гримасой, и он разрыдался. Придерживая сына одной рукой, Ирина возилась с ремнями. Не переставая рыдать, малыш сильно дернулся, тело его изогнулось, и он вырвался из рук матери. Наконец Ирина справилась с ремнями, подлетела к малышу и обняла его. «Все, Юра, все, – зашептала она, – больше не будем, не будем…»
Никогда еще Земля не была от них так далеко.
– Мы можем дать Юре успокоительное, и он проспит весь путь на Землю, – предложил Андрей.
– А что потом? Когда он проснется?
– Есть же программы реабилитации.
– Да, для тех, кто вернулся на Землю. А Юра на ней никогда не был.
– Ну хорошо, а ты что предлагаешь?
Андрей старался, чтобы Ирина не почувствовала его раздражения. Но с каждым словом сдерживаться было все сложнее.
Ирина пожала плечами: дескать, там видно будет. Она прижалась губами к животику малыша.
– Послушай, – продолжил Андрей, – нам все равно придется вернуться, рано или поздно. Чем дольше мы здесь пробудем, тем труднее ему будет адаптироваться.
Ирина молчала. Андрей подплыл к ней, обнял за плечи.
– Он привыкнет к силе тяжести, обязательно привыкнет! А то, что Юрка плачет, – ничего страшного, ведь малыши часто плачут, разве не так?
Она вспомнила ужас в глазах сына. И взгляд, молящий о помощи.
– А если жизнь на Земле станет для него кошмаром?
– Такого просто не может быть. Он же человек, Ирина, такой же, как и мы! – Раздражение невольно прорвалось, но Андрею уже было все равно. – Юра должен жить на Земле, вместе с нами!
«Он говорит о малыше как о постороннем, – подумала Ирина, – или даже хуже – как о помехе нашему возвращению».
– Ресурс «Союза» закончится через два дня, – напомнил Андрей, взяв себя в руки. – Нам нужно принять решение.
Лицо сынишки сморщилось, он опять заплакал. Ирина расстегнула молнию, дала ему грудь. Тот сразу успокоился.
– Мы спускаемся завтра, – сказал Андрей. – Подготовься, пожалуйста. И не забывай, что я – командир экипажа.
Ей снился сон: они втроем в модуле «Звезда», у входа в стыковочный отсек. Малыш, рыдая во весь голос, жмется к Ирине, Андрей с искаженным от злости лицом кричит на нее, а потом пытается схватить сына. Ирина уворачивается и, прикрывая собой малыша, пытается выбраться из отсека, но Андрей хватает ее и грубо пихает назад, к люку, сквозь который виднеются кресла «Союза». Теперь уже кричит и Ирина, она умоляет Андрея остановиться, но напрасно… Они уже внутри «Союза», корабль отстыковался от станции и устремляется к Земле. В глазах малыша знакомый ей ужас и мольба о помощи, да только теперь уже поздно, она ничем не может ему помочь…
Ирина проснулась. Слава Богу – только сон. Сердце сильно билось, малыш у нее на груди беспокойно ворочался. Он лежал в конверте, пристегнутом молнией к костюму Ирины. Еще одно преимущество невесомости – можно спать вместе с маленьким, не боясь его раздавить.
Она взглянула на часы – до подъема долго. Сон к ней не шел, в голове вертелись тревожные мысли. «Мы спускаемся завтра…» Нет, не завтра – уже сегодня.
Надо поговорить.
Ирина нашла Андрея в «Куполе». Виды планеты, плывущей под станцией, завораживали – на них можно было смотреть бесконечно, как на огонь или море. Именно здесь, в «Куполе», они зачали малыша. Андрей услышал ее, но не обернулся. Она тихонько коснулась его плеча – оно было чужим и твердым, словно из камня. Ей показалось, что ее сон начинает проникать в реальность.
– Ты можешь вернуться один, – предложила Ирина.
Он не ответил. Молчание разрасталось – будто пропасть, перешагнуть которую с каждой секундой все сложнее. И даже если потом верные слова будут сказаны, память об этом молчании останется на всю жизнь.
– Я боюсь тебя, – вырвалось у Ирины, – видишь, чего ты добился, – теперь я тебя боюсь.
– Это ошибка, – глухо произнес Андрей, – ты лишаешь нашего сына нормальной жизни.
– Ты не знаешь наверняка, – возразила она, – и никто не знает. Я не хочу рисковать.
– Оставаясь здесь, мы подвергаем его большему риску.
«Зачем спорить? – пронеслось у нее в голове. – Мы все равно друг друга не убедим».
Малыш у нее в конверте опять заворочался – голоса родителей тревожили его. Ирина поплыла прочь из модуля.
Андрей, не отрываясь, смотрел на Землю.
Почти весь следующий день Ирина вместе с сыном провели в «Куполе».
Малыш плавал у окон, тихонько отталкиваясь от стенок пальцами рук и ног. Иногда, глядя на Землю, он заливался смехом и поворачивался к матери: мол, заметила ты или нет? Ирина рассеянно улыбалась, машинально отмечая то, что могло привлечь внимание сына: зарождающийся ураган в Атлантике, стая кучевых облаков, ни одно из которых не повторяло другое, очередной восход Солнца… Она считала обороты – восьмой, девятый: апогей этого длинного дня. В голове ее прокручивался постоянный диалог с Андреем, в котором она убеждала его остаться на станции. В какой-то момент сквозь привычный шум постоянно работающих систем она услышала, как Андрей на повышенных тонах говорит с ЦУПом. И в этом разговоре – вернее, в раздраженном тоне мужа – была для Ирины надежда.
* * *
День закончился, Андрей за ними так и не пришел. Она не спала до четырех ночи, все не верила и придумывала себе страхи – вот она заснет, а он запихнет их в «Союз»… Потом усталость взяла верх, и Ирину сморил сон.
Снов на этот раз не было.
Дни бежали один за другим. Ирина с Андреем общались мало – она чувствовала, что он растерян и все еще не знает, как поступить. Сама же она, как и любая мать после рождения ребенка, привыкла жить теми мелкими – и не очень – проблемами, которые возникали постоянно и требовали немедленного решения. Она не думала о том, что будет через месяц или два, ей казалось, что все устроится само собой. Может быть, Юра перестанет бояться тяжести, или… или что? Ирина не знала, она гнала от себя вопросы, на которые не было ответа. А на Земле по-прежнему не могли понять, как избавить малыша от «гравифобии».
Она все время проводила с сыном, не уставая любоваться им и удивляться. Пальцы ног – длинные, почти такие же, как на руках. Что это – случайная мутация или ответ природы на невесомость?.. Тельце сынишки было очень стройным, и на младенца он нисколько не походил. Тонкие кости, никаких перетяжек на ручках и ножках. Весил он меньше нормы, что поначалу весьма беспокоило Ирину, но потом она перестала тревожиться: ведь Юра чувствовал себя хорошо, плакал редко, спал долго – мечта, а не ребенок. У него быстро развивалась двигательная активность. В то время как его сверстникам постоянно нужна была помощь родителей – даже для того, чтобы просто перевернуться, – Юра мог перемещаться в пространстве, как хотел. Больше всего он любил играть с большим – размером с него самого – глобусом: осторожными движениями добивался вращения шара, и Ирина как-то заметила, что период этого медленного вращения соответствует периоду оборота станции…
Однажды, после очередного разговора с Землей, Андрей сообщил Ирине:
– Нам предлагают работу.
– Работу? – удивилась она. – Кто же?
– Телекомпания «Глобал». У нее большая орбитальная группировка, спутники дорогие, каждый стоит под миллиард долларов. Нам предлагают заниматься их ремонтом.
– Ремонтом? И как ты это себе представляешь?
Андрей улыбнулся:
– Очень просто. Берем молоток, бьем куда нужно – бац! – и спутник снова в деле.
– А если серьезно?
– Ну представь: на спутнике не раскрылась солнечная панель – все, считай, деньги выброшены на ветер. А проблема, может, совсем пустяковая – только решить ее в космосе некому. Вот тут-то мы и пригодимся! Конечно, надо будет переделать «Союз», потому что сейчас он слишком тяжелый, чтобы гонять его с одной орбиты на другую, но принципиальных проблем здесь нет. «Глобал» готова заключить отдельный контракт с «Энергией» на доработку «Союза».
– Слушай, а зачем нам вообще это нужно?
– Да есть тут у меня одна идея. Хочу прикупить кое-что. Полмиллиарда долларов, и у нас будет детская. Вот, смотри!
И перед глазами ошарашенной Ирины предстала схема модуля в разрезе. Большой, метров десять в диаметре, шар, очень просторный: все, что нужно, размещалось по его стенкам. С внешней стороны шар покрывала мозаика солнечных батарей, а по его диаметру шла цепочка иллюминаторов.
