Текст книги "Древо миров"

Автор книги: Андре Олдмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)

Король мягко сжал ее холодные длинные пальцы.

– Перед лицом свидетелей и Митры Пресветлого, согласны ли вы, высокородная Эльтира, дочь Альфреда, стать моей супругой и разделить все радости и тяготы совместной жизни?

Все в зале затаили дыхание, и все же ответа аргоски никто не услышал.

– Скажите громче, – шепнул король.

– Я согласна… Да!

Громкие крики вознеслись к сводам: ликующие и осуждающие, негодующие и восторженные… Подобное предложение руки и сердца было столь же необычным, как и поступок Арракоса, потребовавшего публичного разбирательства государственных дел.

Конн снял со своего мизинца золотое кольцо и надел на палец Эльтиры.

– Когда в Храме Тысячи Лучей нас нарекут мужем и женой, – сказал он, – я подарю вам другое, достойное королевы.

Арракос, казалось, превратился в каменную статую. Потом качнулся, словно собираясь рухнуть на каменные плиты, вытащил из-за пояса роскошные, украшенные золотыми заклепками перчатки, и решительно двинулся к королю. Черные Драконы преградили ему дорогу, но Конн приказал им отступить в сторону.

– Ах, вот как, – прошипел аргосец, приблизившись. – Ты воспользовался правом сильного. Конечно, она предпочла сюзерена, а не вассала… Но так больше не будет! Отныне Аргос считает себя равным Аквилонии, и посему я бросаю тебе вызов, король!

С этими словами он швырнул под ноги Конна перчатку, которую мял в руке.

Это была дерзость, превосходящая все мыслимые пределы. Только аргосец, и аргосец, ослепленный страстью к женщине, был способен на подобный поступок. Сейчас Арракос ставил на кон и безопасность своей страны, которую аквилонские войска способны были предать огню и мечу, и самую свою жизнь. Один жест короля, и он вместе со своими людьми был бы немедленно схвачен и подвергнут жестоким пыткам в Железной Башне.

Но король медлил.

Если бы он поднял перчатку, он признал бы тем самым, что принял вызов равного. Тогда лишь безжалостная война помогла бы вновь поставить гордых аргосцев на колени. Да что там аргосцев! Вслед за ними, несомненно, поднялись бы зингарцы и офирцы, а Немедия, воспользовавшись смутой, непременно двинула бы в сторону Шамары свои войска. Да и в самой Аквилонии было немало тех, кто мечтал расчленить страну на удельные княжества…

Но, не подними Конн перчатку Арракоса, честь дамы, которой он только что предложил свою руку, оказалась бы запятнанной. Арракос ловко воспользовался ситуацией: он бросал королю вызов и как непокорный вассал, отвергший власть сюзерена, и как оскорбленный жених, требующий возможности отстоять копьем и мечом свои притязания.

Король медлил…

И тут он услышал шаги. Спустившись с возвышения, Светлейший Обиус приближался к ним, шаркая по полу подошвами кожаных сандалий. Придерживая живот, жрец с кряхтением наклонился и поднял перчатку правителя Аргоса.

– Не следует служителям Митры вмешиваться в дела мирские, – сказал он, выпрямившись и потирая лысину, – но раз на карту поставлено дело мира… Я не могу драться с тобой, почтенный Арракос, но, согласно нашим законам, имею честь представлять короля во всяческом деле. Как сторона вызываемая, мы имеем право выбора. Предлагаю решить спор бугуртом: ар – госцы против аквилонцев. И, дабы не проливать лишней крови, заключим такое условие: если верх будет за аквилонцами, Аргос останется всего лишь удельным княжеством, если все случится наоборот… Что ж, видно на то будет воля богов!

Бугуртом называлось ристалище, когда отряды рыцарей бились друг против друга конными в полной боевой выкладке.

Глава девятая
Сердце Аримана

Кто с нами не спляшет, тот костьми ляжет.

Аквилонская поговорка

Богам угодно смеяться над людьми, и часто небожители переплетают трагичное и потешное столь тесно, что лишь диву остается даваться.

Величественное зрелище явления народу Сердца Аримана вспоминалось потом многими, с затаенным чувством злорадного удовлетворения: чернь охоча равно как до превознесения, так и до низвержения кумиров. А что случилось в тот вечер перед королевским дворцом, никто толком так и не понял – посему почва для слухов была самая благодатная.

Слухи, впрочем, пресекались городскими властями. И все же долго потом пересказывали друг другу удивительное действо, привирая, приукрашивая и дополняя оное самыми фантастическими деталями.

Случилось же следующее.

Солнечный лик Митры клонился к земному окоему, и силуэты городских башен четко прочертили вечереющее осеннее небо, когда толпа, отбурлив по узким переулкам и широким центральным улицам столицы, оставив после себя горы мусора, объедков, выбитых в потасовке зубов и оборванных пуговиц, выплеснулась на огромную площадь перед королевским дворцом. Отсюда к парадному входу взбегала полукруглая лестница, по сторонам которой застыли мраморные львы, вытесанные некогда маэстро да Мессино. На лестнице в три ряда стояли Черные Драконы, их начищенные гребнистые шлемы празднично блестели в лучах вечернего светила.

Народ толкался и шумел, занимая места поудобней. Подоконники окрестных домов, откуда более всего было удобно наблюдать за зрелищем, были раскуплены заранее за хорошие деньги. На крышах, словно воробьи, примостились мальчишки и те, кто не слишком дорожил собственной репутацией.

Все терпеливо ждали, пока окончится торжественный прием во дворце и властитель державы в сопровождении блестящих вельмож выйдет через огромные створки парадных ворот, дабы явить народу свое милостивое внимание и отеческое покровительство. Такое случалось дважды в году: в дни весенних и осенних праздников. Сегодня же праздник был особый, именуемый Торжествами Иштар, и хотя имя Богини – Матери было теперь под запретом духовной иерархии, о сем обстоятельстве всякий помнил. Помнил и надеялся, что сын Великого Конана совершит то, что всегда совершал отец в этот дейь: возьмет в руки Талисман, и тот загорится волшебным светом, сулящим аквилонцам благоденствие и процветание, а врагам – неминуемую погибель.

И вот – свершилось. Маленькие дверки в огромных створках ворот открылись, и оттуда вышли глашатаи в круглых шапках с трубами наперевес. Впереди шествовал старый герольд в камзоле; отороченном мехом, с огромным золотым посохом в руках. Толпа притихла, и над головами грянули протяжные торжественные звуки, возвещая о выходе монарха.

– Король Аквилонии, Зингары, Аргоса и Офира, великий герцог Пуантена и Гандерланда, повелитель Коринфии, Заморы и Кофа, милостью Митры Покровитель Хайборийских Пределов, король Конн!

Величественные створки ворот дрогнули > и под музыку сотен свирельщиков, литаврщиков, трубачей и прочих оркестрантов растворились. Блестящая процессия затопила ступени. Народ восторженно приветствовал гостей и царедворцев, кидая вверх шапки.

Дюжина крепких чернокожих кушитов вынесла золотые носилки, украшенные изображениями львов и цветочными гирляндами. Снова протрубили гарольды, король Конн сошел на ступени. Горностаевая мантия прикрывала его могучие плечи, в черных волосах золотом сверкал обруч короны. Он поднял скипетр, осеняя толпу своим благословением, и народ опустился на колени.

– Слава королю! – неслось над площадью. – Да пребудет с нами сила и слава его!

Потом перед ступенями прошествовали городские старейшины, главы гильдий и именитые граждане. Они не были допущены ни к туфле, ни тем более к перстню короля и все же почитали себя самыми счастливыми людьми на празднестве.

Многие клялись потом, что король, приняв этот парад, уже собирался уходить, но тут над толпой, словно легкий шелест ветра в листве, возник едва уловимый шепоток: «Талисман, Талисман… Яви нам Сердце Бога, повелитель!» Нельзя с уверенностью утверждать, было ли так или иначе, только двое жрецов в шафранных хитонах вынесли на ступени ларец и установили его на высокой трехногой подставке.

И тогда король заговорил, и голос его звучал печально.

– Жители Тарантии! Давно вы не видели Талисман, хранящий покой нашей державы. Но он здесь, и мой долг явить его вам… Чего бы это ни стоило. Да пребудет с нами благоволение светлых богов и самого Подателя Жизни, Хранителя Горнего Очага, великого Митры!

– Славься, славься! – разнеслось над площадью. – Яви, повелитель, Сердце Аримана!

Конн уже протянул руку к ларцу, когда в толпе произошло некоторое смятение, и люди расступились, пропуская процессию священнослужителей во главе с бритым старцем. Он грозно размахивал длинной витой свечой, прокладывая дорогу. Жрецы шествовали как-то странно: приплясывая и высоко подкидывая голенастые худые ноги. Среди слуг Митры шла, тоже приплясывая, довольно симпатичная толстуха в платье горожанки и лавровом венке на голове.

– Пропустите, пропустите! – выкрикивал предводитель процессии. – У нас важное сообщение для короля!

Черные Драконы преградили жрецам дорогу, их капитан потребовал говорить с почтительного расстояния.

– Король! – воскликнул бритый старец, почесывая затылок. – Я хочу сообщить, м – м–м… что…

Он озадаченно посмотрел по сторонам, словно ища поддержки.

– Говори немедля, – грозно потребовал мёсьор Шатолад, стоявший рядом с королем.

– Ах, да! – Жрец с облегчением хлопнул себя по лбу. – Хочу сообщить, что кошка сдохла, хвост облез!

– Какая кошка? – растерянно спросил Шатолад.

– Серая! Они все серые в сумерках. А черные – это те, кого ловят в темных комнатах.

– Ты забыл о Балтазаре, отче, – напомнил кто-то из младших мистов.

– Ну, это успеется. Он все равно развалился на тысячу кусков, так что ни конница, ни рать уже не помогут.

– Ты сумасшедший? – спросил Шатолад, и вопрос его прозвучал довольно глупо. Опомнившись, градоначальник закричал: – Эй, стража, немедленно арестуйте этих людей, кто бы они ни были! В Железной Башне они быстро все расскажут и о кошке, и о Балтазаре…

– Я знаю этого человека, – тихо сказал королю молчавший до сего времени Светлейший Обиус. – Это жрец из храма Северного предместья. Весьма достойный священнослужитель… Думаю, здесь не обошлось без колдовства, а такую порчу способен навести только настоящий маг, поклоняющийся Силам Зла. Вы зря приказали оставить здесь этого Богуза с улицы Вздохов, повелитель…

Повинуясь воплю градоначальника, стражники ринулись к жрецам, но тут вперед выступила толстая горожанка в лавровом венке.

– Постойте, постойте, – проворковала она ласково, – сегодня же праздник! Зачем портить друг другу настроение? Давайте лучше потанцуем.

Дюжие стражники мигом побросали алебарды и принялись отплясывать нак-нак, гремя доспехами и выкрикивая похабные куплеты.

– Вояки нанюхались Черного Лотоса! – раздалось в толпе. – И жрецы надышались! Позор! Ура!

Многие тоже пустились в пляс – по собственному почину.

– Вам лучше уйти, повелитель, – проговорил Обиус и принялся быстро перебирать четки из освященного янтаря, – я чувствую мощное магическое воздействие…

– Ты предлагаешь мне отступить перед каким-то чернокнижником? – насмешливо спросил Конн, отыскивая глазами арестанта.

Закованный в цепи Богуз обнаружился неподалеку от парадного крыльца в окружении четырех стражников. Он стоял, понурив голову, происходящее его, кажется, ничуть не занимало.

Король шагнул вперед и поднял руку.

– Повелеваю молчать! – Его глас перекрыл всеобщий шум и заставил многих снова встать на колени. – Властью, данной мне самим Митрой, приказываю всем существам, человеческим и иным, подчиниться моей воле! Со мной Сердце Аримана, великий Талисман, перед которым трепещут даже порождения Нижнего Мира!

– Смело, мой король… – успел шепнуть Обиус. Он полагал, что эту речь должен был бы произнести сам, и поступок Конна его несколько озадачил.

К удивлению Светяейшего; пляшущие стражники попадали наземь, жрецы во главе с бритоголовым старцем преклонили колени, а толстуха громко сказала:

– А я что? Я ничего… Поплясать маленько хотелось, что уж тут такого… Вон с тем лысеньким лапотулечкой с четками. А если нельзя, так и не надо.

– Умолкни, ведьма! – рявкнул король.

– И умолкну, раз такой красавец мужчина просит. Для такого красавца не то что умолкнуть, рот зашить не жалко. Ежели чего надо будет – мы всегда помочь рады.

И, сделав испуганное лицо, толстуха отступила за спины жрецов.

– Ее надо немедленно схватить и сжечь, – шепнул Светлейший.

– Позже, – отрезал Конн… – Если Силы Зла ополчились против меня, осталось одно средство: Талисман. Сейчас или никогда. О, Кром, помоги мне!

С этими словами он поднял крышку ларца и извлек камень.

Толпа затаила дыхание.

Камень в руках короля оставался безжизненным и тусклым.

«О, Кром, – мысленно продолжал взывать король, – о, Владыка Могильных Курганов, брось на меня свой единственный взгляд!»

Он уже понимал, что грозный бог киммерийцев его не слышит.

«А если не Кром? – вдруг раздался где-то в глубинах сознания насмешливый женский голосок. – Понимаю, он велик и ужасен, небожитель как никак… Скажу, честно, никогда не понимала приверженность людей к мрачным культам. В будущем (а нам, элементалам, будущее столь же открыто, как и прошлое) многие исправят эту ошибку и станут вовсю предаваться всевозможным вакханалиям… Так что, король, принимаешь помощь горожаночки с лавровой приправой в кудряшках? Цель того стоит…»

«Кто ты?» – прошептал Конн и заметил, как удивленно покосился на него стоявший рядом Обиус.

«Чтобы говорить со мной, не надо разжимать губ, король. Я – веселый дух, зовусь госпожой Ишшу, или как тебе будет угодно. Нас много здесь, мы временно обитаем в существах из плоти и крови и развлекаемся как можем. Зря ты не видел, что выделывал ослик, в которого забрался малыш Бу…»

«Почему ты хочешь помочь мне?»

«Потому что ты красавец мужчина, доблестный рыцарь и вообще парень хоть куда».

«Мне странны подобные речи…»

«Есть много такого, что тебе и в кошмаре не привидится».

Весь этот мысленный разговор протекал столь стремительно, что никто не успел сделать и пары вздохов. Все ждали, что произойдет с багровым кристаллом в руках короля: иные с надеждой, другие с затаенным злорадством.

«Я принимаю твою помощь, дух, кем бы ты ни был, – беззвучно произнес Конн. – Вручаю собственное благо и благо державы в руки Судьбы, и да укажет она мне верный путь!»

«Отлично сказано, парень. А теперь – потанцуем!»

И все увидели, как рой золотых искр ринулся к лестнице, светящимся хороводом окутал поднятую руку короля, и багровый шар стал наливаться изнутри ярким огнем.

Конн стоял, широко расставив ноги, и неотрывно смотрел, как оживает Сердце Аримана. В его ушах звучал неслышный иньшдохот, визги, и голос госпожи Ишшу вопил: «Ну и веселье! Запевай любимую, братцы!»

И вдруг снизу, от первых ступеней, раздался сильный и властный голос:

– Эль-мент астор наторус! Приказываю вам остановиться!

Искры замерли, повиснув вокруг Талисмана яркой цепочкой.

– Узнаешь меня, госпожа Ишшу?

Конн глянул на говорившего и понял, что это Богуз, чернокнижник с улицы Вздохов.

– Узнаю тебя, Кримтан Да Дерг, – услышал он вполне отчетливый голос той, которая называла себя именем Ишшу.

– А если так, приказываю тебе удалиться вместе с остальными.

– Но…

– Никаких препирательств. Иначе знаешь, что будет.

Искры снова пришли в движение, образовав сплошное золотое кольцо, и вдруг взмыли вверх. Живой огонь внутри кристалла мигнул и угас. Прежде чем он полностью исчез, Конну показалось, что вместе с золотыми точками к ясному небу стремительно несутся багровые сполохи.

Глава десятая
Конец Рабрагора

И воин бьет стремительно и смело:

Расколот шлем, отброшено копье.

И кружится, и вьется воронье

Над полем доблести,

Покуда не стемнело…

Боливар Хорот. «Деяния аргосцев»

Оставив даму Абегальду попечительству братьев-кампанариев, Дагеклан Железная Рука получил из кассы ордена тугой мешочек с монетами и отправился на рынок покупать лошадь.

Абегальду было жалко, но с этим он ничего поделать не мог: назавтра предстоял турнир, – и надо было успеть обзавестись оруженосцем, подать заявку и найти приличную гостиницу, чтобы хорошенько выспаться. Поэтому он лишь попросил соратников по ордену отправить несчастную, спасенную им от разбойников, домой в Немедию, Абегальде же строго – настрого наказал хранить полную тайну о давешних приключениях. Впрочем, предостережение было излишним: немедийка ровным счетом ничего не помнила с тех пор, как госпожа Ишшу огненной искрой влетела в ее неосторожно открытый рот.

Лошадь обошлась рыцарю в две обычные цены – по случаю праздника, но Дагеклан не жалел денег: кобыла попалась на редкость статная и послушная. Оружием и упряжью снабдили его кампанарии, по обычаю братства, ибо каждый член ордена вносил в общую кассу десятую часть всех денег, полученных в качестве выкупа от побежденных противников.

После того как усталый писец внес его имя и описание герба в список участников завтрашнего турнира, Железная Рука счел, что с делами на сегодня покончено и отправился в гостиницу. Оруженосца он так и не нашел, но особо не огорчился: можно было воспользоваться услугами юношей, кои именовались «временными подручными» и зарабатывали тем, что помогали рыцарям облачаться, подавали копье и щит, а в случае поражения помогали унести с арены израненного либо бездыханного неудачника.

Держа лошадь под уздцы, Дагеклан пробирался сквозь бурлящую толпу, запрудившую улицы столицы: по случаю праздника гулянья продолжались далеко за полночь. Во многих окнах были выставлены рыцарские щиты: таким образом, постояльцы демонстрировали свою готовность к участию в завтрашнем ристалище. Железная Рука узнавал многие гербы, но спешил дальше, торопясь завалиться спать, чтобы, поднявшись пораньше, успеть потренироваться где-нибудь за городом и приучить к себе лошадь.

К его досаде почти все гостиницы были переполнены. Наконец, удалось отыскать заведение под броским названием «Бесстрашный копьеносец» – не ахти что, но для отдыха годилось. Поручив кобылу заботам прислуги, Дагеклан завернул в таверну при постоялом дворе, чтобы промочить горло и подкрепиться.

Он уселся в углу и заказал себе вина и жаркое. Шум в зале стоял невообразимый. Среди грубых лиц горожан мелькали усики и крашеные зубы ряженых аристократов. Один, в платье поденщика и золотых кольцах на холеных пальцах, подсел к Дагеклану.

– Соблаговолит ли месьор рыцарь разделить с бедняком чашу зингарского хайреса?

Рыцарю очень не хотелось вступать в беседу, но долг вежливости победил усталость.

– Присаживайтесь, месьор. Я вижу, веселье в полном разгаре.

– Эй! – прищелкнул пальцами «поденщик», подзывая дебелую подавальщицу. – И славное, веселье, доложу я вам. Такого не бывало даже при старом короле. Не поверите, но я чуть не умер со смеха, увидев, как какие-то люди, обрядившись в жрецов, лихо отплясывают джигареллу!

– Это нехорошо, – строго заметил Дагеклан. – Жрецы служат Митре, и те, кто смеется над ними, смеется над самим Верховным Богом.

– Вижу по цветам вашей перевязи, что вы принадлежите к Ордену кампанариев, – поскучнел переодетый вельможа. – Ваши соратники осуждают подобные гулянья. Так что же вы, месьор, делаете среди веселой толпы?

– Я прибыл, дабы принять участие в завтрашнем турнире.

– Ах, вот как! Так знайте же, месьор зануда, что турнира не будет.

Дагеклан удивленно уставился на своего собеседника, от столь неожиданного известия пропустив мимо ушей «зануду».

– Но я уже подал заявку…

– Может быть, я не совсем ясно выразился, – объяснил «поденщик». – Король отменил поединки, назначив взамен бугурт между аргосскими и аквилонскими рыцарями.

– По какому же случаю?

– Э, да я вижу, вы ничего не знаете, – обрадовался своей осведомленности ряженый вельможа. – Правитель Арракос, этот кривобокий мессантийский выскочка, бросил нашему повелителю перчатку, объявив, что отныне Аргос отделяется от Империи. Каков нахал! Ничего, завтра мы им покажем…

– Надеюсь сражаться с вами бок о бок, – задумчиво молвил рыцарь.

– Кхм… – Его собеседник поспешно отвел глаза. – Сам я не смогу принять участие в бугурте ввиду плохого здоровья… Однако же пожертвовал изрядную сумму в пользу тех, кто завтра будет ранен либо убит!

– Понятно, – сказал Железная Рука тоном, заставившим бы кого похрабрее тут же послать ему вызов. Однако «поденщик» счел за благо быстренько раствориться в толпе, прихватив с собой кубок с заказанным хайресом.

В другое время рыцарь сам не преминул бы вызвать ряженого труса на два удара меча, но сейчас он почти сразу забыл о вельможе. Известие удручило Дагеклана: его поединок с Рабрагором снова откладывался по независящим причинам. Более того, рыцарю, видимо, суждено было сражаться в одних рядах с графом против аргоссцев, и сие обстоятельство мало способствовало хорошему настрою.

Ночью Дагеклану снилась огненная река, над которой он летел почему-то верхом на своем оруженосце Фабио. Праздные гуляки еще разбредались по домам, поддерживая друг друга и тщетно шаря по карманам в поисках завалившейся монетки, когда рыцарь Железная Рука уже выехал на гнедой кобыле под цветным чепраком из городских ворот. Все утро он провел в соседней роще, сбивая с веток подвешенные круглые щиты-тарчи, коими предусмотрительно запасся на том же рынке, где купил лошадь.

Он разнес в щепы очередной тарч, стряхнув с дерева целый ворох желтых и оранжевых листьев, когда внизу, на дороге, вьющейся по берегу Хорота, показалось облако пыли. Присмотревшись, Дагеклан разглядел пестрые рыцарские значки на копьях и блеск солнца на ярко начищенных шлемах.

Дагеклан тронул лошадь, она послушно пошла вниз по склону, и вскоре он выехал на дорогу. Мимо, гарцуя на прекрасных конях, проезжала группа всадников: слуги и оруженосцы рыцаря, который ехал впереди на кауром хауранце с длинной мускулистой шеей.

Приблизившись, Дагеклан поднял руку, и рыцарь остановился.

– Приветствую почтенного месьора и прошу его назвать имя!

– Ландграф Эртран к вашим услугам. По бурелету на вашем щите я вижу, что вы относитесь к Ордену кампанариев, но герб ваш скрыт чехлом…

– Дагеклан Железная Рука. – Он поклонился.

– Я слышал о вас, месьор. Надеюсь, вы примете участие в бугурте?

– Непременно.

– Тогда можете присоединиться к моему отряду.

– Но разве ристалище состоится не в городе, на обычном месте?

Дагеклан имел в виду арену за королевским дворцом, где проходили турниры.

– Нет, слишком много бойцов должны принять участие в схватке. Две сотни наших и столько же аргосцев.

Разговаривая, они двинулись по дороге вдоль берега полноводного Хорота. Спереди и сзади шли другие отряды, их обгоняли посыльные и рыцари, не обремененные излишним количеством прислуги. А справа, по тропкам, вьющимся среди рощ и садов, двигалась пестрая толпа народа, спешившего собственными глазами увидеть зрелище сражения.

– Дело предстоит серьезное, – говорил тем временем ландграф. – Не сомневаюсь в нашей победе, но на месте короля я немедленно велел бы арестовать наглого вассала, осмелившегося бросить вызов Аквилонии, и сжечь его возле Железной Башни как последнего негодяя…

– Почему же король так не поступил?

– Дело в том, что половина нашего флота базируется в порте Мессантии. Арестуй король Арракоса, и наш гарнизон вряд ли смог бы защитить корабли.

– Полагаете, аргосец выполнит условие и вновь признает себя вассалом Аквилонии в случае нашей победы на бугурте?

– Почем мне знать! Ни на грош не доверяю южанам, но, если наша возьмет, закон и обычай будут на стороне Конна. Хотя, мыслю, король позволил Светлейшему поднять перчатку не из-за политики, а из-за дамы…

– И он вправе отстаивать ее честь как жених и рыцарь, – веско подытожил Дагеклан, уже знавший от графа все обстоятельства событий на вчерашнем дворцовом приеме.

Поле для бугурта было выбрано в двух лигах от города. Оно начиналось прямо от берега реки и тянулось в восточном направлении на восемь полетов копья.

Всю ночь плотники сколачивали трибуны для именитых зрителей, и все же тем вряд ли суждено было что-либо увидеть, кроме клубов пыли из-под сотен копыт да блеска оружия. В отличие от обычных турниров, на которых рыцари бились попарно, вызывая друг друга на поединок, на бугурте дрались в конном строю и боевым оружием. Запрещалось лишь добивать упавшего с коня противника, в остальном же это было настоящее сражение с убитыми, ранеными и затоптанными. Победившей считалась та сторона, у которой по истечении назначенного времени оставалось больше воинов в седлах. Они и получали выкуп от всех рыцарей проигравшей стороны.

Плотникам удалось за одну ночь выстроить деревянные подмостки, огибавшие почти все поле, а в средней части с северной стороны даже высились две деревянные башни, украшенные коврами, лентами и стягами. Между башнями была устроена ложа для знатнейших дам и престарелых лордов. Сюда уже подкатывали золоченые карраки с вельможными седоками.

По сторонам поля стояли шатры: с одной стороны аквилонские, раскрашенные в красные и синие полосы, с другой – зингарские, красно – золотые.

– Кажется, при вас нет ни слуг, ни оруженосца, – заметил ландграф, когда их кавалькада приблизилась к полю. – Не желаете ли воспользоваться для облачения моим шатром? Его сейчас поставят.

– Очень любезно с вашей стороны, – поклонился Дагеклан.

Когда он, надев с помощью прислужников ландграфа броню, вышел из шатра, солнце показалось из-за облаков, и лучи его косо пали на строящиеся ряды рыцарей. Пестрые перья на шлемах заиграли всеми цветами радуги, утренний ветерок развернул значки на копьях и флаги на деревянных башнях, заиграл легкими шарфами дам. Казалось, праздник подошел к своей высшей точке, и сейчас взорам публики откроется сказочное действо…

Вышли гарольды и трубами возвестили прибытие короля.

Конн выехал вперед на белом коне под длинной накидкой с вытканными золотом львиными мордами. Его доспехи сияли, позолоченный шлем был украшен коротким плюмажем черных перьев. Аквилонское воинство приветствовало короля восторженными криками.

В то же время на противоположном конце поля строились аргосцы. Султаны на их шлемах были более пышными, чем у аквилонцев, на щитах больше золота и разноцветных лент. В целом же одно воинство вполне стоили другого, и исход схватки был отнюдь не предопределен.

Показался Арракос в темных доспехах. Его шлем с тяжелым забралом, как и у аквилонского короля, блистал позолотой, а плюмаж был красно – золотистым, по цветам Аргоса.

Гарольды вновь поднесли к губам сверкающие трубы. Едва отзвучал их торжественный звук, на поле появился лорд – распорядитель. Он стал выкрикивать условия бугурта, которые все и так отлично знали. Отчаявшись перекричать ветер, лорд – распорядитель махнул рукой и пришпорил коня, спеша уйти от опущенных копий полетевших навстречу друг другу всадников.

Они сшиблись в центре поля, и сразу же облако пыли закрыло сражающихся от зрителей.

Дагеклан с ходу выбил из седла целящегося ему в грудь копьем аргосца и слегка придержал лошадь, выискивая нового противника. Огромный всадник с полем из треугольников серебра и черни на каплевидном щите, разделавшись с кем – то из аквилонцев, погнал гнедого коня навстречу кампанарию. Конь летел широким наметом, и по всему было видно, что аргосец настроен биться насмерть.

Их копья ударились в оковку щитов, и копье Дагек – лана сломалось. Успев помыслить, что не худо бы учредить разбирательство, кто там у тарантийских собратьев по ордену закупает столь негодные копья, Железная Рука отстегнул палицу и приготовился к новой атаке аргосца, который уже развернул своего гнедого и вонзил ему в бока длинные шпоры. Когда он оказался рядом, Дагеклан ловким движением нырнул под острие копья аргосца и нанес сильнейший обратный удар по затылку. Шлем противника треснул, и всадник тяжело свалился под копыта.

Тут Железная Рука увидел аквилонца, на щите которого красовался прямостоящий леопард на черном поле. Поставив длинное эбеновое копье в упор, аквило – нец во весь опор летел навстречу аргосскому рыцарю в кирасе, украшенной изображениями виноградных гроздей. Дагеклан наметанным глазом сразу углядел, что аргосец целит выше щита противника, в левое оплечье. Аквилонский всадник этого не учел и был выброшен на десять локтей за хвост своего коня.

Случилось так, что никого из своих, кроме Дагек – лана, рядом не оказалось, а более многочисленные противники окружили упавшего рыцаря кольцом с явным намерением растоптать поверженного копытами. Аргосец в доспехе с виноградными гроздьями, бранясь, отстегивал тяжелую секиру…

Дагеклан ринулся в эту толчею, яростно размахивая своей палицей и каждым ударом сбивая всадника.

– Не по правилам! – гудел он из-под шлема. – Остановитесь!

– К Нергалу твои правила! – рявкнул, оборачиваясь, рыцарь с виноградом. – Да здравствует свободный Аргос! Смерть аквилонцам!

– Это нехорошо, – отвечал Дагеклан, – здесь бугурт, а не бойня.

Секира свистнула, но кампанарий успел пригнуться, одновременно ударив палицей снизу по руке противника. Виноградный рыцарь разразился страшными проклятиями, и тут же его заслонил кто-то из подоспевших аквилонских бойцов.

Дагеклан соскочил с коня и склонился над поверженным. Подняв забрало, он узнал графа Рабрагора. Лицо его было белее мела, из левой ноздри густо текла кровь.

– Не убивай! – вскричал граф, открывая глаза. – Это ошибка! Твой правитель…

Тут он увидел красно-синие аквилонские цвета на ленте, повязанной на шлеме рыцаря, и осекся.

– Кто ты?

– Вставай, – сказал Железная Рука. – Сможешь держаться в седле?

– Приведи мне коня и увидишь… Но кому я должен поставить свечу на алтаре Митры?

– Тебе лучше не знать.

Щит Дагеклана был закинут за спину, и граф не мог видеть его знаков.

Постанывая, Рабрагор поднялся. Его конь не отходил далеко от хозяина, так что граф смог водрузиться в седле, крепко ухватившись за луку.

– Благодарю тебя, неизвестный спаситель, – сказал он, глядя на Дагеклана сверху вниз. – Погибнуть за Аквилонию, конечно, большая честь, только… э – э… мне еще рановато.

– Вот именно, – сказал Железная Рука, так и не поднявший забрала своего шлема, – всему свое время.

Схватка тем временем постепенно превращалась в настоящее сражение. Те, кто еще держался в седле, обменивались ударами копий по краям площадки, но выбитые из седел аргосцы, вместо того чтобы, согласно правилам, покинуть поле, обнажали мечи и накидывались на аквилонских всадников, бросали под ноги коней обломки копий и, заставив таким образом какого-нибудь аквилонского рыцаря спешиться, тут же вступали с ним в смертельную сечу. Вооруженная алебардами стража пыталась было разнять дерущихся, но вскоре сама была втянута в битву.

Многие аквилонские рыцари были убиты, прежде чем поняли, что бугурт превратился в настоящее побоище. Аргосцам удалось получить временное преимущество, они разбили ряды аквилонцев на отдельные группы, окружили и атаковали со всей возможной яростью. Казалось, их действия были спланированы заранее, и каждый отряд отлично знал, что нужно делать.