Текст книги "Древо миров"

Автор книги: Андре Олдмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)

Конн почти силой вырвал священное копье из ее рук и подивился легкости серого древка. Наконечник копья был черным, длинным и слегка зазубренным на конце.

– Что ж, сын киммерийца, попробуй, – Матген горестно покачала головой, – и не забывай о плане Гнубуса. Да поможет нам Баннут. Да Дерг, теперь наше место – на поле битвы.

Она тронула поводья, и белые кони увлекли золотую колесницу вниз по склону. Супруг королевы во главе гвардейцев скакал рядом, и лицо его было, как всегда, спокойным.

– Признаться, мне не слишком понятны колебания Ее Величества, – заметил Дагеклан, внимательно осматривая клинок своего меча, который он подобрал, прежде чем вернуться на вершину Сид Фемен с бранного поля. – Не она ли утверждала на военном совете, что Копье Дагда – самое надежное оружие, способное сразить небожителя? Ариман рассчитал верно, послав вперед все свое воинство: теперь меч, плеть и дудка ямбаллахов лишены силы и восстановят ее лишь через три дня. Но священное копье – в ваших руках, государь, так не станем же медлить!

– Не станем медлить! – повторил Конн, вонзил шпоры в бока лошади и в сопровождении рыцаря и оруженосца вихрем помчался навстречу судьбе.

* * *

Озаренные лучами вечернего солнца, подняв руки, они пели: древний мотив без слов, тягучий, то чуть слышный, то усиливающийся, волной катился навстречу клубам наступавшего мрака. Ратники, ополченцы, рыцари, королева Матген, Да Дерг, повелители Лейн – стера, Улада, Коннехта и Мунстера – все, кто принимал участие в битве при Маг Туиред, обратив лица навстречу грозной опасности, старались сдержать наступление Небытия. Впереди цепью растянулись юные сиды, высоко подняв тонко звенящие ветви. Их король, седовласый Бодб Дерг, стоя в серебряной колеснице, держал в руке витой посох, обращенный к стене мрака, – яркие сполохи рвались из наконечника в форме головы дракона, сплетались в тончайшую сеть: казалось/ чудесный невод вот-вот накроет черное облако.

Увы, все усилия фаллийцев были тщетны: зловещая тень лишь слегка замедлила свой неумолимый бег, и люди медленно отступали, не отрывая глаз от приближавшейся смерти. Исход битвы решался не здесь – на северном краю долины слышался яростный рев Небесного Вепря, глухие удары и звон оружия…

Воинам сидов удалось оттеснить темного бога при помощи своих волшебных копий: золотые искры срывались с их наконечников и жалили Аримана, подобно множеству разъяренных пчел. Они причиняли боль, заставляя Небесного Вепря вертеться, реветь и отступать, но не могли пробить его красную шкуру, облепленную грязью вперемешку с кровью. Несколько раз темный бог кидался в атаку, доставая коней рыцарей страшными клыками, четверо сидов были затоптаны его могучими копытами, остальным пока удавалось избежать гибели благодаря ловкости и отличной выучке ездовых животных. Тилмфер был выбит из седла, его конь пал с распоротым брюхом, оруженосцы успели оттащить Скалу Олламов под прикрытие валунов, и теперь он сидел, стараясь унять кровь, хлещущую из разбитого носа.

Конн уже трижды метал Копье Дагда, и всякий раз Вепрь уворачивался, выбивая копытами фонтаны земли. Бесстрашный Бугдрасиль всякий раз приносил чудесное оружие королю, умоляя позволить ему подобраться поближе и вонзить черный наконечник Арима – ну в брюхо.

– Даже если он поднимет на клыки мое юное тело, чего, признаюсь, мне бы совсем не хотелось, – нашептывал элементал, и слова его были отчетливо слышны королю, несмотря на шум сражения, – я найду себе новое… Позвольте, государь, проткнуть эту тушу: с пяти шагов я не промахнусь!

– Рука твоя недостаточно сильна для такого броска, – отвечал Конн, умалчивая еще об одной причине, по которой желал сам разделаться с темным богом: он хорошо помнил слова Аримана о том, что Эльтира достанется лишь тому, кто сразит его в поединке.

– Думаю, мне ты тоже не доверишь подобное дело, – услышал король рядом чуть насмешливый хрипловатый голос.

Руад Рофесса, державшийся ранее за спинами сидов, теперь подъехал к Конну и остановил своего коня рядом. В руках рыцарь сжимал два волшебных копья с золотыми наконечниками, из-за левого плеча виднелась рукоять меча.

Воины в золотых доспехах обступили Конна и Многомудрого, сдерживая Небесного Вепря градом сверкающих искр.

– Сила, заключенная в оружии сидов, не беспредельна. – Рофесса пристально смотрел в глаза короля из-за прорезей глубокого шлема. – Решай. Должен признать, мечом ты владеешь гораздо лучше, чем копьем.

Конн скрипнул зубами, стараясь сдержать гнев и говорить спокойно.

– Когда все кончится, – сказал он, не отводя взгляда, – я готов доказать тебе обратное в любом месте и в любое время. А если предпочтешь снова махать кулаками, как простолюдин на рыночной площади, что ж, я с удовольствием сделаю ожерелье из твоих выбитых зубов…

Рофесса откинул голову и громко расхохотался.

– Отлично сказано, мой мальчик! Посмотрим, не превратились ли в мочало твои мускулы от вареной пищи и разбавленного вина. Ведь так, кажется, рекомендовал тебе питаться мудрейший Обиус?

И, не обращая внимания на удивление Конна, быстро добавил:

– Мы с Железной Рукой нападем на тварь с двух сторон и отвлечем ее внимание. Атакуй в лоб и постарайся не промахнуться. Посмотрим, какого цвета печень у этой свиньи…

Он сделал знак Дагеклану, и они понеслись во весь опор, охватывая Вепря широкими клещами.

Ярость клокотала в груди Конна: никто доселе не смел называть его, короля великой Аквилонии, «мальчиком»! Только отец. Этот надменный рыцарь еще пожалеет о своих неосторожных словах… Кром, как он пожалеет!

Готовясь дать коню шпоры, он наблюдал за бешеной скачкой двух храбрецов. Рофесса был уже в ста локтях от Вепря: полосы золотых искр срывались с наконечников его копий, жаля темного бога. Ариман развернулся мордой к летящему на него всаднику, склонив голову, выставил вперед страшные клыки…

В это время Дагеклан достал его ударом меча: сталь, зазвенев, отскочила, не оставив на красной шкуре ни малейшего следа. Вепрь заревел и крутанулся, вздымая целую стену грязи…

Конн не стал больше медлить. Он пустил лошадь в галоп, изо всех сил вонзая в бока животного длинные шпоры. Высоко подняв Копье Дагда над головой, он мчался вперед, видя лишь оскаленную морду Вепря, который, заметив его приближение, застыл, широко расставив ноги и сверля короля взглядом маленьких, полных лютой яростью глаз.

Конн метнул копье, и Ариман не стал на этот раз уклоняться: черный наконечник со свистом рассек воздух и ударил в покатый лоб темного бога. Ударил… и отскочил. Копье Дагда, угодив под копыто чудовища, переломилось.

– Проклятие! – взревел Рофесса, осаживая коня. – Подделка! Матген надула тебя, Конн! Да провалится в задницу Нергала этот окаянный остров, где все – ложь…

С этими словами он размахнулся и метнул оба своих копья в Аримана. То, что пущено было с левой руки, пролетело мимо, но другое вонзилось в маленький красный глаз, исторгнув из груди Вепря жуткий, полный боли и ярости рев.

– Есть! – гаркнул Руад. – Не убил, так ранил. Теперь навалимся вместе: единственный шанс загнать тварь на Поляну Дриад!

Небесный Вепрь повалился набок и принялся кататься по земле, стараясь вырвать копье из глазницы. Рофесса, Дагеклан и Конн обрушили на него удары мечей, но с таким же успехом они могли рубить глыбы гранита: клинки выбивали из красной шкуры снопы искр и с лязгом отскакивали…

Когда темный бог вновь вскочил на ноги, вместо левого глаза на его морде зияла рана, вокруг которой быстро разгоралось радужное сияние. Копье сидов не могло убить, но его огненный наконечник породил нестерпимую боль, ведомую богам лишь когда они пребывают в телесной оболочке. Рана затягивалась, но на это нужно было время, а пока Ариман был лишен одного глаза, он плохо видел и не мог верно рассчитать броски… Темный бог знал, что сила, заключенная в копьях сидов, вскоре иссякнет, и тогда он сумеет легко расправиться с наглыми смертными, рискнувшими бросить ему вызов. А пока следовало отступить, измотав преследователей стремительным бегом.

Повернувшись, Вепрь огромными прыжками устремился к северной оконечности поля. Воины в золотых доспехах скакали по обе стороны, выпуская в темного бога все слабеющие золотые искры.

– Не дайте ему повернуть, – бросил Рофесса конникам, – гоните на Поляну Дриад!

Там, возле дерева с тремя стволами, гномы устроили для врага коварную ловушку. Древний подземный разлом подходил возле жилища дриад почти к самой поверхности земли, прикрытый сверху, словно колодец крышкой, толстой известковой плитой. Рудознатцы, пройдя одним им известными подземными ходами, проникли в разлом и подточили плиту снизу: она готова была рухнуть под тяжестью Красного Вепря, хотя самый внимательный глаз не обнаружил бы на поляне ничего подозрительного. В этом и заключался план мудрейшего Гнубуса из Тюирнлги, одобренный на военном совете в Медовом Покое королевы Матген.

Рыцари гнали Вепря к Поляне Дриад, лежащей на самом краю поля Маг Туиред. Вскоре началась высокая трава, не тронутая ногами воинов и лапами чудовища – битва не успела сюда докатиться. Ариман пытался свернуть, но жалящие искры заставляли его бежать по прямой, а единственный глаз не позволял верно определить положение…

И тут у них на пути возник звездный слон Диггаджи, на спине которого в пышном шатре величественно восседал правитель Севера Кубера-Нор. Слон спокойно пощипывал травку, отправляя сочные пучки огромным хоботом себе в рот. Это была граница, оговоренная Благими Богами, – никто из участников битвы не смел ее пересечь.

И Поляна Дриад лежала за спиной звездного исполина.

Красный Вепрь стал забирать в сторону, наткнулся на копья сидов, взревел и остановился, фыркая и мотая уродливой головой.

– Кром! – взревел Руад Рофесса. – Он должен был стоять за деревом! Назад, скотина, если не хочешь потерять хобот!

Диггаджи и ухом не повел, продолжая подкрепляться; Кубера-Нор задумчиво смотрел вдаль, не обращая внимания на людей, – он размышлял о вечном, и что ему было до забот смертных?

– Возле дерева травка коротковата, – сказал Бугдрасиль, шаря у себя за пазухой, – дриадки ее подстригают, вот Диггаджи и бродит вокруг в поисках лакомства. Сто локтей туда, сто сюда – какая, в сущности, разница…

– Разница в том, что прожорливая скотина поможет Ариману выиграть битву, – буркнул Рофесса. – Мы не можем миновать слона, не нарушив условия небожителей, сила копий иссякает и…

– Я предвидел подобную ситуацию, – перебил его элементал, – вернее, если быть до конца справедливым, ее предвидел старина Гнуб. Слон не будет стоять на месте, говорил мудрый коротышка, мы должны это учесть. Мы и учли. Эй, почтенный, – обратился он к одному из воинов, – присмотри за моим юным телом, не хочу сидеть на победном пиру с синяками и шишками. Когда слон побежит, наваливайтесь скопом…

Он вытащил из-за пазухи маленький серый комок и поднес к губам. Руки оруженосца упали, тело стало заваливаться в седле – сид успел подхватить его, прежде чем пищащий комок соскользнул по стремени и, высоко подпрыгивая, покатился через траву к жующему Диггаджи. Некоторое время слон с удивлением наблюдал за взявшимся невесть откуда зверьком, потом издал звук, который могла бы произвести полковая труба после того, как все ратники полка прошлись по ней строевым шагом, повернулся и пустился бежать, угрожающе раскачивая шатер правителя Севера.

– Мышь! – воскликнул Конн. – Элементал вселился в мышь, а для слонов нет существа страшнее!

Путь был свободен: граница отодвинулась вслед за Куберой.

Им пришлось еще поработать мечами, и сверкающие наконечники волшебных копий почти угасли, прежде чем Красный Вепрь Неба оказался загнан к жилищу дриад. Несколько раз темный бог бросался в атаку, пытаясь прорваться, еще трое сидов пали под ударами его клыков, но план рудознатца увенчался успехом: земля под ногами Аримана дрогнула, разошлась и стала проваливаться, увлекая чудовище в бездну…

Гном ошибся только в одном: Вепрь, явившийся на поле брани, оказался не столь огромен, как ожидалось. Плита не обвалилась под ним разом, она лишь треснула, образовав узкую щель, в которой и застряло тело бога. Над поверхностью земли остались передние ноги и голова – рана на страшной морде почти затянулась, Ариман быстро восстанавливал силы…

– Надо его столкнуть, – пробормотал Конн, – пока не очухался.

– Золотые слова, – голос Рофессы был по-прежнему чуть насмешлив, – добьем гадину, мой мальчик!

На сей раз Конн пропустил «мальчика» мимо ушей. Спешившись, король, Железная Рука и тот, кто называл себя Красным Многомудрым, приблизились к попавшему в ловушку Ариману – острожно ступая, готовые в любой миг отскочить, если земля начнет обваливаться под ногами.

Руад уже заносил меч, когда сверху, из ветвей дерева, на головы им упала зеленая сеть. Среди густой листвы мелькнули тени в зеленых накидках, раздался испуганный вскрик, и все смолкло.

Упругая сеть двигалась, как живая: она туго оплела и Вепря, и троих воинов, она душила, стягивала, влекла навстречу острым клыкам… Рофесса отчаянно ругался, понося женскую глупость и пытаясь перерезать клинком скользкую лиану: Конн узнал виденные на живой картине желтоватые стебли удави – поползня…

Красные немигающие глаза были совсем рядом, из разинутой пасти Вепря несло смрадом, на желтых клыках блестела слюна.

Сиды бросились было на помощь, но, смекнув, что плита, прикрывающая провал, может не выдержать их тяжести, остановились в замешательстве.

– Корни! – прохрипел Руад. – Перерубите ему корни!

Кто-то ударил мечом по корням поползня, и стебли лианы сразу замерли. Замерли, но не отпустили. Руки Рофессы, Конна и Дагеклана оказались стянуты столь туго, что нечего было и думать воспользоваться оружием, чтобы перерезать живую сеть.

Теперь время работало на Аримана. В глубине его маленьких красных глаз разгорались радужные сполохи, и голос темного бога звучал в сознании трех беспомощных воинов: «Смерть! Еще немного – и вы погибли… Я победил, победил!»

Тяжелое хлопанье крыльев раздалось неподалеку. Шаги – кто-то осторожно приближался к ним по треснувшей плите – ловушке. С трудом повернув голову, Конн увидел человека в кожаных латах и мягких яловых сапогах. Ветер трепал густые черные волосы, на загорелом лйце ярко блестели голубые глаза.

В руке воин сжимал копье с серым древком и черным, слегка зазубренным наконечником.

«Ннок! – прозвучал беззвучный голос Аримана. – Ты пришел, мой преданный вассал! Пришел и принес Копье Дагда… Подлинное копье, которое я приказал тебе похитить у глупой Матген. Отличная мысль – прикончить врагов оружием, которым они тщились уничтожить твоего господина! Убей их, Ннок!»

Черноволосый остановился, задумчиво глядя на пленников. Если бы Ариман не назвал его по имени, Конн никогда не признал бы сводного брата. Они вовсе не были так уж похожи: смуглая обветренная кожа туго обтягивала резкие скулы Ннока, крылья прямого, несколько длинноватого носа трепетали, словно он к чему-то принюхивался, голубые глаза, более светлые, чем у Конна, смотрели пристально и неумолимо… Он был ниже и шире в плечах, чуть кривоватые ноги выдавали прирожденного всадника.

– Ты приказываешь мне убить их? – раздался низкий, хрипловатый голос сына Матген.

«Убей!» – повторил Ариман.

– Но один из них – мой брат.

«Ты не должен испытывать колебаний, когда приказываю я, твой господин!»

– Господин? В Железном Замке я лицезрел крылатое существо с головой насекомого, а сейчас вижу борова с подбитым глазом.

«Да как ты смеешь, ничтожный! – беззвучный голос загрохотал, и Конну показалось, что череп его сейчас разлетится на тысячу кусков. – Дай мне восстановить силу, и я предстану в любом обличии, в каком пожелаю! А сейчас – убей, убей, убей!»

Словно подчиняясь этому мысленному заклинанию, Ннок поднял руку, сжимавшую Копье Дагда.

– Будь по-твоему, – сказал он.

И вонзил черный наконечник в оскаленную пасть Небесного Вепря.

Глава одиннадцатая
Корабль и радуга

Хорошо мне видна теперь,

ясным утром после восхода,

семицветная дорога

через гряду запредельного леса…

Тилмфер. «Скала Олламов»

Три дня и три ночи Инис Фалль оплакивал павших. На четвертое утро возле того самого места, где Конн увлек в море неприкаянные души, на воду были спущены пять огромных плотов с величественными саркофагами из эбенового дерева, украшенными гирляндами цветов и венками из веток терновника. Над каждым развевался флаг одного из королевств, хотя определить, останки чьих воинов покоятся в каждом из саркофагов, было попросту невозможно. Смерть вновь объединила подданных Лейнстера, Улада, Коннехта Мунстера и Миде, и каждый из павших воинов был теперь просто фенеем, что значит – «свободнорожденный».

Сиды увезли своих убитых в Долину Холмов, чтобы похоронить, согласно древним обычаям волшебного народа.

С первыми лучами солнца траурные плоты отчалили от берега. На них не было ни парусов, ни гребных команд, и все же они двигались навстречу разгоравшейся заре, подгоняемые протяжной песней без слов, которую пели, подняв к утреннему небу тысячи рук, стоявшие на берегу люди.

Как только огненный край дневного светила показался над чертой, разделявшей море и небо, плоты вспыхнули, превратившись в огромные яркие факелы. И тогда над волнами пронесся скорбный тягучий звук – повелитель глубин Марабуэль трубил в свою раковину, салютуя праху героев.

Весь день продолжалась тризна, а когда снова взошло солнце, ничто уже не напоминало о скорби фаллийцев: начался праздник в честь великой победы.

Будничный облик городов мира отличен, в торжественном убранстве все они сходны – блеском, великолепием, неудержимой тягой к веселью. Стольный Лиатдруим не был исключением, разве что праздничные огни его сияли куда ярче, разноцветные гирлянды, украшавшие стены домов, напоминали ожившие висячие сады, а любой уличный оркестр, услаждавший слух горожан чудесной музыкой, мог бы заткнуть за пояс всех инструменталистов Аргоса и Зингары, чьи народы славятся непревзойденной музыкальностью. Когда сумерки окутали Инис Фалль, Лиатдруим превратился в пламенеющий ковер самой изысканной работы: казалось, ткачи покрыли гору, на которой располагалась столица, множеством выверенных стежков и линий, сливающихся в чарующий, непревзойденный узор. Семью цветами радуги сияли кольцевые стены, окружавшие столицу королевства Миде, между ними обручами лежали широкие каналы, заполненные множеством лодок и барок; на палубах стояли шатры, тонкая их материя, просвечивающая от расположенных внутри ламп, напоминала театр теней – внутри шатров пировали и веселились.

Толпа, запрудившая улицы, была одета пестро и необычно: простые фаллийцы не придерживались единого стиля одежды, так что и в будни костюмы их больше напоминали карнавальные, сейчас же остатки соразмерности, составлявшей изрядную долю портновского искусства, и вовсе исчезли, уступив место крикливой роскоши. Здесь можно было видеть, на что оказалось способно свойственное жителям острова чувство прекрасного, предоставленное самому себе и лишенное ограничений.

Костюмы горожан украшали сотни драгоценных камней: рубины, сапфиры, изумруды, опалы, топазы, жемчуг, янтарь, яшма и многие, многие другие, названия коих ведомы были, пожалуй, только дядюшке Гнубу. Подобранные с тщанием и немалым искусством, они превращали одеяние в настоящий каскад переливающихся искр, а многочисленные банты и ленты делали фаллийцев похожими на роскошные торты, украшенные цукатами и марципанами.

Все размеры были до Смешного преувеличены: высокие дамские чепцы походили на сахарные головы; волосы на висках и со лба фаллийские модницы убирали, так что лбы их казались до странности выпуклыми; декольте чаще всего было узким, отвороты платья прикрывали грудь, но вырез опускался столь низко, что виднелся пупок. Высокие и узкие каблуки дамских туфель напоминая лезвия стилетов – требовалось немалое искусство, чтобы легко передвигаться в подобной обуви.

Мужчины, напротив, щеголяли в башмаках из цветной наборной кожи на столь толстой подошве, что все как на подбор казались рослыми молодцами, хотя на самом деле редко были выше своих подруг. Затянутые талии и шарообразные рукава в виде пуфов, высоко вздымающиеся на плечах; пояса, широкими концами свисающие до пят, и камзолы, настолько короткие, что едва доходят до бедер; высокие, островерхие или цилиндрические колпаки, шапки и шляпы с тканью, причудливо драпирующей голову и напоминающей то ли петушиный гребень, то ли языки пламени, – чем торжественней, тем чрезмерней…

Вся эта роскошь отнюдь не свидетельствовала о знатности или богатстве ее обладателей – высокородные фаллийцы одевались, в отличие от толпы, просто и благородно. Каждый простолюдин имел в своем гардеробе праздничное платье: те, кто мог, – покупали сами, остальным помогали общины, ибо жизнеустройство фенеев резко отличалось от миропорядка, установившегося на материке, и взаимопомощь, царившая на острове, была достойна всяческого удивления и восхищения.

Месьор Дагеклан был очарован стольным Лиатдруимом и его жителями. Рыцарю казалось, что он попал в сказку, коих немало понаслышался в замках и дворцах Хайбории от бродячих троверов и сказителей. Сменив броню на длинный камзол, пристегнув вместо тяжелого меча изящную шпагу, он бродил по праздничным улицам, наслаждаясь ароматом цветов, музыкой оркестрантов, наблюдая за общим весельем и красочной круговертью. Подумать только, ни одного нищего, прокаженного или просто увечного! Ни одного грязного кабака, темного замусоренного проулка, ни одной подозрительной рожи! Все лица были открыты, улыбчивы, румяны и добродушны. Мужчины не задирали чужеземца, женщины не бросали на него жадные взгляды. Казалось, здесь можно бродить днями и ночами в полной безопасности, пить легкое вино, смеяться и ни о чем не думать…

Его ждали в Медовом Покое, ждали друзья, чтобы распить победный кубок, но Дагеклан медлил, ему хотелось впитать все запахи и звуки Лиатдруима, города, за который он проливал кровь, сполна насладиться блеском огней, веселым шумом толпы, смехом и песнями.

На глади каналов началось феерическое представление: явились дельфины с юными девами на спинах; морские животные принялись играть и кувыркаться в сверкающей воде, подпрыгивать, выделывать разные забавные штуки – их хозяйки плавали рядом и наигрывали на каких-то маленьких, но звучных музыкальных инструментах.

Пробежали мальчишки – глашатаи, выкрикивая: «На ипподром! На ипподром! Только сегодня – большие бега на птицах Рох! Лучшие гномы – наездники! Спешите! Спешите!»

С вершины горы, из-за стен дворца королевы Матген, поднялись огромные цветные шары, наполненные летучим газом, между ними реяли полотнища, испещренные непонятными рыцарю знаками…

Кто-то легко тронул Дагеклана за плечо, и он обернулся. Рядом стояла высокая девушка в черном муаровом платье, усыпанном блестками драгоценных камней, с высоким воротником, веером поднимавшимся над заколотой серебряной иглой прической. Она улыбалась и смотрела на рыцаря – в глазах ее отражались праздничные огни. Потом девушка повернулась и все так же молча скользнула в темный портал ближайшего здания.

Железная Рука поправил шпагу, оглянулся и решительным шагом направился вслед за незнакомкой.

* * *

– Вот я и говорю им: чудное дело, братцы, что-то здесь не так. Они галдят и возражают: что же чудного в том, что длинноноги перессорились? Ну, осерчал парень на матушку и подался к Королю фоморов за покровительством – бывает. Давай покажем этому Нноку, говорят, почем мешок изумрудов. Подроем ему замок, пускай в Нижний Мир провалится со своими собаками. Забыли, что Подземный Король в том замке сидит пленником, и супостат грозит отрезать ему священные бородавки, ежели не получит изумруды в качестве дани. Изумруды, берилы, сподумены, празмы и другие весьма редкие камешки, дабы ошейники гончим своим украшать: вот что выдумал, коварный!

Гнубус из Тюирнлги вытер чистым платком раскрасневшееся лицо и погрозил сидевшему рядом Нноку пальцем. Общий хохот был ответом на слова гнома.

Посреди Медового Покоя стоял круглый, похожий на бублик стол. По внешнему краю располагались гости, в центре имелся люк, из которого то и дело появлились юные пажи, менявшие блюда и кувщины с напитками. Сиденья у всех пирующих были одинаковыми, низкими и без спинок, только Матген расположилась в резном кресле с подлокотниками, украшенными изображениями голов единорогов. За спиной королевы виднелся темный шатер, скрывавший Камень Делений.

– Ваш повелитель – отличный парень, – прогудел Ннок, чокаясь с дядюшкой Гнубом изящной платиновой чаркой, – мы с ним немало выпили из моих запасов, и он отвел душу, развлекая меня историями из подземной жизни. Теперь я запросто могу отличить сталагмит от сталактита и агат от гагата. Кром, да я стал заправским ювелиром, подбирая украшения для моих собак!

– Надеюсь, ты вернул гномам их драгоценности? – с улыбкой спросила Матген.

– Вместе с ошейниками! Получились неплохие браслеты для птичек Рох. Сегодня на ипподроме им будет не стыдно переставлять свои длинные ноги. Блеск и великолепие!

– Этот блеск чуть было не привел к беде, – проворчал рудознатец, заглядывая на дно пустой чарки. – Замучил ты мой народец, гоняя собак по нашим землям. Надо же, сам Гнубус из Тюирнлги сваливается на головы рудознатцам на воздушном корабле, а они, вместо того чтобы ликовать и обниматься, бубнят о самоцветах, которые носятся по полям! Мы, говорят, с риском для жизни выковыриваем камешки из самых глубоких подземелий, а этот Ннок, чтоб ему провалиться в самую глубокую штольню… Ну да ладно, что было, то было. Подземный Король дома, битва выиграна.

– Кстати, властитель ваш не очень-то хотел возвращаться, – усмехнулся Ннок, подливая вина дядюшке Гнубу. – У меня он в кресле за столом сиживал, а вы задницу его пуще головы бережете, за бородавки опасаясь. «Я, – говорит, – день и ночь на ногах, даже сплю стоя, как лошадь».

– Неправда, – возмутился рудознатец, – лежать дозволяется! Правда, только на животе. И нечего подсмеиваться над древними обычаями, сколь бы нелепыми они ни казались: заветы предков уважать надобно. У нас в Тюирнлги говорят: «Кто смеется над бородой гнома, тот сам дурацкий колпак примеряет». Известное дело: длинноноги на Маленький Народец свысока смотрят, а если бы больше доверяли, так не пришлось бы Марабуэлю тебя, братец, из заточения вызволять!

– Еще раз прости, почтенный Гнубус, что пришлось причинить неудобства твоим сородичам, – сказала королева, – но слишком многое было поставлено на карту в этой игре. Я предвидела, что Ариман попытается украсть Копье Дагда, единственное оружие, способное сразить его в телесном воплощении, поэтому и заставила сына разыгрывать роль предателя. О сей хитрости только мы двое и ведали. Мои предположения оправдались: Ариман приказал своему верному, как он считал, вассалу подменить священное оружие его точным подобием, а настоящее копье спрятать в горах. Пока были целы, птекары передавали то, что видели их рукотворные глаза в Железный Замок, поэтому, опасаясь соглядатаев, Ннок вынужден был и в самом деле отправиться в Гранатовые горы, намереваясь вернуться, когда летуны будут уничтожены…

– Тут-то его и замуровали! – торжествующе воскликнул рудознатец. – Ай да гномы, знай наших! Залез, значит, мучитель в расщелину, а его быстренько камнями и заложили…

Дядюшка Гнуб сообразил, что радость его по поводу чуть было не ставшего роковым события не совсем уместна, засмущался и уткнул бороду в чарку.

– И в самом деле – шустрые малыши, – насмешливо прогудел Ннок. – Не успел я обернуться – а выхода как не бывало. Мечом орудовать пробовал – бесполезно. Хорошо Барабар – озорник поблизости случился, кликнул духа гор, тот своим крепким клювом быстро камни раскидал и меня на крыльях к Маг Туиред доставил. Да вовремя – еще бы немного, и Ариман восстановил силы. Тогда – первыми убил бы тех, кто рядом, потом за остальных принялся. Надо же было дриадкам сеть кинуть, когда надобности в том уже не было… Перестарались!

– Клянусь палицей Крома, всех женщин, коим можно доверять в битве, я мог бы пересчитать по пальцам одной руки, – раздался голос, заставивший Конна вздрогнуть.

Конн сидел за круглым столом напротив королевы Матген и плохо слушал, о чем говорят в Медовом Покое. Он задумчиво потягивал терпкое вино, не отрывая взгляда от лица человека, расположившегося по левую руку от повелительницы острова Фалль.

Это было его собственное лицо – смуглое, синеглазое, молодое: словно по ту сторону стола кто-то забавы ради установил зеркало, и король видел своё отражение… Видел, и не мог до конца поверить, что пугающе сходный с ним человек, встретивший его с мечом на пустынном берегу Инис Фалль, Руад Рофесса, Красный Многомудрый, рыцарь, с коим довелось скрестить клинки, а потом сражаться бок о бок против темного божества – его отец, Конан-киммериец, великий завоеватель и самодержец хайборийский, легендарный возлюбленный, исчезнувший, как мыслилось, навсегда…

…Когда предсмертный хрип Небесного Вепря затих и Ннок перерезал кинжалом зеленую сеть, воин в темных доспехах поднялся и пристально взглянул на нечаянного спасителя из прорезей шлема.

«Кром! – прохрипел он, растирая могучую грудь. – Так вот у кого было копье! Значит, ты не продался этой свинье, сын?»

«Нет, – коротко отвечал Ннок. – Так было нужно. Мать объяснит тебе».

Конн уже стоял рядом.

«Ты помянул киммерийского бога, Руад, – воскликнул он удивленно, – и, как я припоминаю, не в первый раз…»

«Тебе послышалось, – усмехнулся тот, кто называл себя Красным Многомудрым. – Я сказал – гром. Гром и молния!»

«Но ты назвал Ннока сыном! Неужели…»

«Ладно, – воин уже снимал шлем, – таиться нет больше причин. Уж коль мы собрались вместе, дайте вас обнять, детишки!»

Но Конн отшатнулся, увидев гладкое, без признаков старых шрамов лицо и синие молодые глаза отца.

«Инис Фалль, – прошептал он, – остров на перекрестке миров… Здесь все возможно, и все обманчиво…»

«Я тоже так думал, – усмехнулся Конан, – особенно, познакомившись с королевой Матген. Принимаешь меня за Руада Рофессу, стража, способного менять облик? Когда-то и мне пришлось с ним сразиться, прибыв на Фалль по важному делу. Я расскажу тебе, время еще будет. На сей раз Рофесса уступил мне честь принять гостя: уж больно хотелось посмотреть, на что способен сын, которому доверил величайшую державу и который, как пришлось слышать, с некоторых пор разбавляет вино водой и предпочитает вареное мясо. Эй, мальчик, если ты все еще сомневаешься, кто перед тобой, вспомни, чем кончился наш поединок! Разве стал бы благородный фаллийский рыцарь пускать в ход кулаки, как базарный драчун? Сам помысли: на такое способен только самый распоследний варвар!»