Текст книги "Древо миров"

Автор книги: Андре Олдмен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 32 страниц)

«Да мы с тобой лесовика завалили, – покачал головой всадник с мечом за спиной, – не к добру это… Мне-то издали показалось, что ты с медведем воюешь».

«Он держит в своем доме женщину, – оправдался в глазах короля Альфред, – видно, похитил себе на поживу».

«Тогда ладно, – сказал черноволосый, – где она?»

Тут скрипнула дверь, и мать Эльтиры вышла на поляну. Она двигалась как-то боком, мелкими шажками, и лицо ее было совершенно белым.

«Ты свободна, женщина! – воскликнул черноволосый. – Этот юноша освободил тебя!»

– Конан, король Аквилонский, со свойственным ему благородством вручает лавры победителя своему оруженосцу, – торжественно произнес Эвраст.

– Отец! – крикнул Конн, делая шаг к картине. – Я здесь, отец!

– Он тебя не услышит, все это происходило много лет назад. Но смотри, кажется, спасенная не спешит благодарить избавителей! Ах, она покачнулась… упала… упала на грудь лесовика и лишилась чувств, бедняжка. Какая трагическая история.

Конн в бешенстве обернулся. Эвраст стоял, все так же скрестив на груди руки, и вкрадчиво улыбался. Рука Конна сжала эфес меча.

– Сейчас ты в человечьем обличье, тварь, – прохрипел пленник, – так давай сразимся, как воин с воином. Где твое оружие? Решим дело на пять ударов…

– Ого! – Хозяин Железного Замка даже всплеснул руками. – Да ты не в меру самоуверен, юноша! На пять ударов! Мне достаточно пошевелить мизинцем, чтобы ты обратился в прах. Но даже если бы мне захотелось развлечься и слегка пофехтовать, и ты сумел бы разрубить меня на куски… Нет, это было бы забавное зрелище!

В руке его блеснула тонкая шпага. Конн моментально выхватил свой клинок… Увы, пальцы сжимали лишь рукоять меча: лезвие истаяло, залив ножны отвратительной бурой слизью.

– И одного удара не сделал, хвастунишка. – Эвраст опять улыбался, шпага его исчезла также незаметно, как и появилась. – Ладно, я подлый, я нехороший, но, согласись, умею развлечь гостя. Вернемся к нашей картине. Посмотри-ка, да здесь пир горой!

Конн узнал парадную залу галпаранского дворца. Конан сидел во главе пиршественного стола, Альфред по правую руку, мать Эльтиры – по левую. Изображение на этот раз было смутным, звуки с холста и вовсе не долетали.

– Не будем останавливаться на счастливой свадьбе, – хмыкнул Король фоморов, – не люблю всякие пирушки… Если не драка со смертоубийством, либо хороший пожар. Идем дальше.

На полотне возник замок Альфреда в Горячем Ущелье, в котором Конн некогда побывал.

– Конан щедро одарил своего оруженосца: щит, полный самоцветов, табун хауранских жеребцов, пара отличных кречетов третьей линьки, все как полагается. Альфред выстроил себе замок где-то возле Рабирийских гор и счастливо зажил с юной супругой. Впрочем, счастлив был только Альфред, ведунья же носила в чреве своем от лесовика, но не признавалась в том мужу, решив устроить будущность ребенка. Несчастный летописец до сих пор считает Эльтиру своей дочерью.

В комнате, украшенной яркими южными цветами, женщина в темной одежде качала детскую колыбель. Вот она склонилась над нею и подняла на руки маленькую девочку…

– Очаровательная кроха, – умилился немедиец, – просто ягодка… А вот сейчас – смотри!

Мать сняла со своего пальца железный перстень и осторожно надела на крошечный пальчик малютки. Кольцо сжалось, и девочка заплакала.

– Сколько ошибок в этой истории, сколько роковых ошибок! – Эвраст казался искренне опечаленным. – Железное кольцо, подаренное Сотобаром своей супруге, имело страшную силу. Благодаря ему мать обладала познаниями, превращавшими ее в ведунью. Она решила передать кольцо дочери, ибо чахла день ото дня от тоски по своему лесному герою и не без оснований считала, что дни ее сочтены. Увы, она передала кольцо слишком рано, еще не окрепшему существу, и чуть было не погубила дочь.

На полотне вихрем сменялись изображения комнат замка, мечущиеся с тазами женщины, лекари в черных камзолах, убитый горем Альфред, роющийся в древних манускриптах, – очевидно, в поисках спасительного рецепта…

– Все было тщетно, – голос Эвраста стал зловещим, – малютка угасала. И тогда мать решилась на последний отчаянный шаг: завернув девочку в теплое одеяло, она бежала в лес, в самую его чащу, где обитала Великая Медведица, мать всех косолапых хищников. Она сумела добраться до берлоги, с мольбой протянула медведице дочь, и тут, упав на сырую землю, испустила дух… Нет, не могу, я сейчас разрыдаюсь!

Эвраст достал из-за обшлага большой серый платок и громко высморкался.

Конн решил не обращать внимания: хочет фиглярствовать – пусть его. Он был уверен, что рано или поздно обнаружит слабое место Короля фоморов и сумеет отомстить за все. Смог же отец одолеть эту бестию с помощью ножа друида, он тоже найдет нужное оружие. Пока же Конн внимательно следил за тем, что происходило в глубине живой картины. Там виднелась берлога, устланная сухим валежником. Огромная медведица кормила медвежат, копошившихся под ее брюхом мохнатыми клубками. Среди зверенышей, беспечно дергая их за носы и хвостики, припав маленькими губками к сосцу огромного зверя, лежала девочка – Эльтира.

– А что же делает супруг в отсутствии супруги? – вопросил Эвраст голосам ярмарочного лицедея. – Может, он запил или развлекается со служанками? Ничего подобного! Преданный Альфред спешит в лес на поиски жены, таинственно исчезнувшей темной ночью, спешит в сопровождении слуг, вооруженных луками и рогатинами…

Они появились возле берлоги: егеря в тесных куртках, собаки, заливающиеся лаем, и сам Альфред, бросившийся на труп жены с громкими рыданиями.

– И снова трагическая ошибка, которая уже по счету! Альфред решил, что медведица задрала его жену, и храбро пошел на зверя с рогатиной и ножом. Вернее, они пошли друг на друга, и Альфред непременно одолел бы, если бы не помешали слуги. Они так утыкали Мать Медведицу стрелами, что она больше стала похожа на Папу Ежа… Видишь? Вот, упала… Теперь слуги добивают медвежат – так, на всякий случай. А вот счастливый отец увидел дочурку, которую чуть было не затоптали в пылу схватки. Обнимает, целует… Дочь жива и, кажется, здорова. Счастливый конец, попрошу бросить пару золотых мне в шапку…

Картина померкла, теперь в подрамнике был натянут лишь серый загрунтованный холст.

Эвраст снял берет, заглянул в него, словно и вправду ожидая найти плату за свою сагу, ухмыльнулся и снова надел на голову.

– Девочка выжила, – сказал, он, поглядывая на Эльтиру, стоявшую у картины в дальней части комнаты, – и превратилась в прекрасную девушку. Молоко медведицы спасло ее от Купели Блаженства в обители Хель, но железное кольцо навсегда осталось на пальце. Не поторопись Альфред со своими егерями, и молоко Матери всех медведей избавило бы Эльтиру от непосильного груза. А сейчас – она всецело моя, ибо я умею управлять силами, скрытыми в железном перстне!

– Ты солгал ей, что это твое кольцо.

– Оно мое, ибо я повелеваю силами, скрытыми в нем. Неважно, как оно к ней попало. Ты мог убедиться, что боги умеют просчитывать ходы не только вперед, но и назад во времени. Ты проиграл, Конн, лишился невесты, лишился своего королевства, Талисмана – лишился всего! Признаюсь, мне даже немного тебя жалко. Хочешь, сделаю тебя начальником над птекарами? Эти железные птицы умеют летать и сеять смерть, в отличие от воздушного флота дурачка Тавискарона, который ржавеет на крыше замка уже многие века. Соглашайся, и мы станем друзьями. Может быть, я даже верну тебе Эльтиру, когда она мне надоест…

С рычанием Конн бросился на Эвраста. Его пальцы были в двух пядях от горла немедийца, когда упругая сила отбросила его назад, и король упал, больно ударившись затылком о железный пол.

– Будь умницей, – слышал он вкрадчивый голос сквозь звон в ушах, – умей достойно проигрывать. Положи перстень с багровым камнем возле Золотой Ветви. Она будет отдавать Сердцу Аримана Силу, медленно, очень медленно… Благие Боги, занятые своими делами, ничего не заметят… А когда заметят, будет уже поздно: Властелин Тьмы вновь обретет вселенскую силу и установит свой справедливый порядок!.. Но что там делает этот маленький уродец?!

Эвраст заскользил по железным плитам к Эльтире, и Конн, превозмогая головную боль, вскочил на ноги и бросился за ним.

Аргосска стояла, склонившись над колетом, и с ужасом разглядывала картину. Рядом подпрыгивал и суетился Бу, хвостик его был перепачкан в краске.

– Видишь, видишь? – тараторил дух-ящерка. – Я тоже умею рисовать! Посмотри, где ты сейчас на самом деле и что с тобой! Король фоморов лжет, все лжет, он пленил твою душу, а тело сейчас умирает в избе колдуньи Мартоги, там, в стране Огнедышащих Гор!

На картине была изображена комната, полная сизого дыма. На лавках сидели мрачные руги, Конн увидел Дагеклана и дядюшку Гнуба, и себя, неподвижно сидящего со скрещенными ногами на белой кобыльей шкуре посреди избы. Мать Большая Мартога кружила в стремительном танце, ударяя в бубен, и несколько человек удерживали ее веревками, привязанными к поясу…

А на ложе из звериных шкур, бледная, с покрытыми пеной губами, лежала полуобнаженная девушка.

– Это я? – прошептала Эльтира, вглядываясь. – О Иштар Пресветлая, как я выгляжу! Что за круги под глазами, что за слюна на губах?

– Ты больна, ты очень больна, – верещал Бу. – Конн пришел, чтобы тебя спасти! Доверься ему, и госпожа с посохом поможет нам вернуться.

– Вернуться? Туда, в эту вонючую избу, к этим диким людям? Ты сам болен, ящерица!

– Но ты можешь умереть… Ой!

Бу едва увернулся от башмака Эвраста. Эльтира резко обернулась к Королю фоморов и в бешенстве на него уставилась.

– Что это значит, месьор? – воскликнула она, топая каблучком изящной туфли. – Кто эта женщина, так похожая на меня?!

– Сон, всего лишь сон, – спокойно отвечал Эвраст, приближаясь к картине. – Он снился тебе давно, несколько дней назад, когда ты была больна. Смотри!

Он провел ладонью над изображением, и фигура, лежащая на шкурах, стала таять, словно дым. Эльтира вскрикнула и отпрянула от холста, невольно ухватившись за руку Конна.

Король прижал ее к себе, чувствуя, как нарастает и ширится горячая боль в сердце. Сквозь кровавую пелену в глазах он заметил, что его изображение на картине тоже исчезло. Руги повскакивали с лавок, Дагеклан бросился к ложу, хватая руками пустоту, словно хотел удержать исчезающую девушку. Дядюшка Гнуб выскочил на середину комнаты, упал на колени на кобылью шкуру и принялся колотить по ней кулачками. Мартога уронила бубен, тело ее свела страшная судорога, и колдунья повалилась на пол, запутавшись в веревках…

Боль отпустила короля, и он услышал спокойный голос Эвраста:

– Вот и все, теперь вы для всех исчезли и никто не узнает, где вы…

– Смотри, ветка засохла! – завопил вдруг визгливо элементал.

Эвраст резко обернулся – Золотая Ветвь по-прежнему полыхала в углу комнаты.

В тот же миг желтая искра метнулась к холсту, раздался звон, словно разбили хрустальную чашу, и желтая искра заметалась под потолком избы – уже внутри картины.

– Проклятие! – взревел Король фоморов, хватая подрамник. – Он вернулся на три дня назад и сможет рассказать обо всем Да Дергу! Брегон успеет вернуться, пока Сердце не наберет нужную силу!

Серые пальцы, сжимавшие раму картины, вдруг раскалились докрасна, огонь быстро побежал по сухому дереву. Миг – и запылали стрехи избы. Люди ринулись вон, сбивая друг друга, но, прежде чем все заволокло черным дымом, Конн успел заметить, как рыцарь Железная Рука и Ярл подхватили Мартогу и устремились к двери…

Холст сгорел дотла. Эвраст выхаживал по железному полу тяжелыми шагами. «Три дня, – бормотал он, – если они успеют… Матген, Матген, она опять будет диктовать условия… Да нет же, им не найти корабли ямбаллахов, не поднять в воздух…»

– Берегись! – раздался отчаянный вопль Тавискарона, влетевшего в залу. – Летучий челн несется прямо на Железный Замок!

Эвраст бросился к стене, провел рукой по двум едва приметным выступам. Два круга засветились на железной поверхности – молочно-белый и темно-красный. Белый круг стал прозрачным: показалось ясное небо и стремительно приближающаяся яркая точка. Эвраст поколдовал над какими-то бугорками, изображение придвинулось, стало видно похожее на веретено тело, окруженное полыхающими синими кольцами: одно стремительно вращалось вдоль, другое поперек корпуса.

– Они подняли корабль ямбаллахов! – рявкнул Эвраст и принялся нажимать бугорки под красным кругом.

– Прикажете взлетать нашему флоту? – почтительно осведомился колдун, но, получив в ответ грозный рык своего господина, тут же ретировался.

Красный круг посветлел, из него донеслись треск и шипение. Потом голос дядюшки Гнуба весьма отчетливо произнес: «Говорю тебе, держи прямо, дубина ты стоеросовая!» Снова зашипело, потом кто-то отвечал молодым баском: «Ну дай пальнуть пару раз, бычьи яйца им в глотку!»

В белом круге стало видно, как летучий челн заложил крутой вираж и стал быстро увеличиваться в размерах.

«Железные стены… – трещало и хрипело из красного, – никакого вреда… что горохом по лбу… а для острастки, бычьи яйца им…»

Эвраст ударил по выступам и заорал в красное пятно на непонятном языке: видимо, отдавал приказы своим одноногим фоморам. Он орал, стоя спиной к открытой бойнице, через которую недавно вошел внутрь Железного Замка король Аквилонии с духом-хранителем на плече, и не видел того, что видел Конн.

Летучий корабль в кольцах ярких огней несся прямо на открытую бойницу. Спереди он был похож на клюв утки. По бокам, словно огромные глаза, вспухали и разрастались два огненно-синих шара. Через миг они сорвались и полетели к стене крепости.

– Закрывай! – осипшим голосом скомандовал Король фоморов. – Это огнебой, закрывай бойницу!

Но некому было выполнить его приказ: Тавискарон предусмотрительно оставил поле боя, Конн, схватив в охапку Эльтиру, тащил девушку к маленькой дверце в углу комнаты. Первый огненный шар ударил в стену Железной Крепости, и стена загудела, как огромный гонг. Второй попал в нижнюю часть открытой бойницы, лопнул, и тут же ковер синего пламени побежал по железному полу вглубь залы, прямо на человека в сером.

Эвраст застыл, выставив вперед худые руки. Облик его стремительно менялся: за спиной разворачивались исполинские крылья, тело оплетали роговые кольца, голова клонилась вперед, а из-за воротника серого камзола, трещавшего по швам, возникали огромные сетчатые глаза… Ариман снова поглощал тело худосочного немедийца. На руках его прибавилось суставов, сухие пальцы щелкали, стараясь сдержать бег огня, который стал замедляться…

И все же Ариман допустил ошибку. Он отогнал от себя пламя, и огненный ковер изогнулся дугой, устремившись в правый угол комнаты, где стояла на подставке Золотая Ветвь. Подставка вспыхнула. С яростным ревом Ариман сделал шаг, желая подхватить падающую с подставки вазу, поскользнулся, и левое его крыло погрузилось в огонь. Темный бог отскочил, сбивая пламя, в это время ваза раскололась, и Золотая Ветвь исчезла в синем пламени.

Огненный ковер окрасился золотыми сполохами и угас, не оставив на железном полу даже окалины. Вместе с ним исчезла Золотая Ветвь.

Конн видел, как стремительно удаляется летучий корабль, как несутся вслед за ним с вершины крепости фоморов дымные черные шары. Один из них прошел сквозь сверкающее колесо, окружавшее летучий челн, тот наклонился и резко пошел вниз.

– Что ж, посмотрим, как они сядут, – услышал король спокойный голос Эвраста. Король фоморов снова принял человеческий облик, только одежда его была теперь изодрана в клочья, а к левой обожженной руке он прижимал платок. – Подойдите, месьор Конн, у меня больше нет от вас секретов.

Из красного круга снова слышались знакомые голоса, плохо различимые за треском и попискиванием. Дядюшка Гнуб явно ругал кого-то, и кто-то оправдывался молодым ломающимся баском.

«Попугать он хотел, – горячился гном, – вот самих и попугали… Ох крутится, зараза, не удержать… Ты вон туда правь, на скирды сядем… Э, да тут было глубокое озеро с пескарями, а теперь болотина! Вот и ладненько, не утонем, а падать все мягче будет! Вниз давай, вниз!» Потом раздался грохот, громкий плеск, и все смолкло.

– Так, – сказал Эвраст, потирая обожженную руку, – эти отлетались. Сели в Светлоозерье, а там вотчина твоего брата Ннока. Если не утонули в болоте, их быстро захватят вместе с кораблем. Вы удивлены, месьор? Разве я не говорил, что Ннок на моей стороне? Давайте взглянем на моего лучшего вассала!

Белый круг снова стал прозрачным, и Конн увидел дядюшку Гнуба. Гном стоял на выступавшем из болотной тины, словно киль перевернутой лодки, корпусе летучего корабля и что-то орал приближавшимся всадникам. Рядом, уперев в бока кулачища, стоял здоровенный детина в изодранной рубахе распояской.

Всадники быстро приближались. Впереди на сером жеребце скакал воин в кожаных латах, без щита, с коротким мечом в руках. Ветер трепал его длинные черные волосы, голубые глаза ярко поблескивали на загорелом лице.

– Очень на вас похож, – сказал Эвраст, – лицо только погрубее… Да и сердце тоже. Сейчас он захватит гнома и верзилу, и мы узнаем, что задумал Да Дерг.

– Да Дерг погиб, – сказал Конн.

– Ну нет! Он же мой эмэйн и обладает искусством перевоплощения. Потому я не всегда могу читать его мысли. Сейчас он в чужом теле, но это неважно, пленники нам все расскажут.

– Если их возьмут.

– Кого?

– Недорослика и этого…

Эвраст вдруг замолчал.

В руке гнома что-то блеснуло, зеленый дымящийся луч вырвался из зажатого в маленьком кулачке предмета и срезал вершины деревьев над головами скачущих всадников. Потом луч опустился и прочертил на земле черную полосу перед копытами передних лошадей. Отряд натянул поводья и встал как вкопанный.

– У него меч Ареса, – пробормотал Король фоморов, – это усложняет дело. Знаете, Ваше Величество, кто из небожительниц сильнее даже Высших Иерархов? Тиха, Богиня Случая. Похоже, этот здоровый молодец ослушался своих начальников и пальнул по крепости просто так, шутки ради. И вот была у меня Золотая Ветвь и не стало… И мне неизвестно, какие условия выдвинут Матген с Да Дергом.

Было видно, как отряд Ннока развернул коней и во весь дух помчался обратно к лесу. Гном приплясывал на летучей посудине, детина потрясал кулаками и что-то вопил.

– Ну, еще рано праздновать победу, – насмешливо сказал Король фоморов. – У меня в руках отличный козырь – вы, мой дражайший и высокороднейший заложник. А вот и Да Дерг.

Лес и болотина с затонувшим челном исчезли, снова показалось небо и в нем – яркая, все увеличивающаяся точка.

Над Инис Фалль парил второй летучий корабль.

Часть третья
Гора и остров

Глава первая
Белые пещеры

Тьма озарится светом,

И лед станет горячим,

Когда уйдет Великий Вождь.

Откровения Иорды

– И тогда я пришел со своею дружиной к Мидгару и сказал: «Буду служить тебе». И он сказал: «Будешь среди первых моих воевод, ибо ты поступил как должно». Так поступил я согласно древним заветам: тот, кто проиграет бой за Священную Палицу, должен служить победителю.

– Ну, положим, схватку ты продул не Лисьему Хвосту, а месьору Железной Руке, – проворчал гном, – да еще хотел всех нас утыкать стрелами…

– Хоть здесь и не обошлось без колдовства, – важно продолжал Опас, – но все вы были в дружине наследника Великого Таркиная, значит, он победил куннов. И я отправился к нашему Верховному кагану, и сказал, что должен уйти к ругам. Верховный каган сначала хотел отрубить мне голову, но потом призвал гадателей, и гадатели принесли свои прутья и мочало…

– Никогда не слышал о таком способе предрекать будущее, – сказал Дагеклан.

– Это очень просто, коротконосый, мочало они обертывают вокруг пальцев и поджигают. Потом начинают стегать друг друга прутьями и громко кричать, пока кто-нибудь ни выкрикнет связное пророчество. Тогда их обливают водой, а каган выносит решение.

Рыцарь Дагеклан очень не любил, когда его именуют коротконосым. Троверы, описывая подвиги Железной Руки, подчас употребляли прозвище Короткий Нос, но всегда вкладывали его в уста недругов, платившихся за столь неосторожные слова бесчестьем, тяжкими увечьями, а иногда и жизнью. Но сейчас Дагеклан не мог вызвать кунна на поединок, не мог даже стукнуть степняка по затылку, как делал это не раз с разболтавшимися не в меру простолюдинами. Ибо руки славного рыцаря были связаны за спиной крепкими, сплетенными из буйволовых жил веревками. Как, впрочем, и руки Опаса.

– И ты спер у своего кагана вашу священную плетку, – ехидно вставил гном, почесывая нос. Ему нетрудно было это сделать, ибо ручки у дядюшки Гнуба быль такие короткие, что руги не смогли заломить их за спину и связали перед грудью.

– Болтливый гороховый стручок, – сказал Опас не слишком злобно, – я повествую все это заново, дабы вы могли по достоинству оценить мой славный подвиг. Я пошел на эту хитрость, дабы узнать, где руги хранят меч Ареса. Не тот ржавый клинок, который торчит на вершине кургана, а меч, полученный нашими предками от ямбаллахов. Ибо это оружие самого Верховного Бога, я-то точно знаю.

– Откуда? Тоже паклю жег? – опять съехидничал гном, не опасаясь, что здоровенный кунн достанет его своей огромной ручищей.

– Да это всем ведомо, – сказал Опас, – тоже мне, тайна.

Курган, о котором говорил кунн, громоздился внизу, посреди белой котловины, словно гора черного угля в до блеска начищенном гигантском котле. Огромный меч высотой в три человеческих роста украшал его вершину, и сразу было ясно, что ковался сей клинок не для битв, а для поклонения. Пятна ржавчины густо покрывали лезвие, а на огромной рукояти сидел, нахохлившись под мелким дождем, ворон.

На дне котловины, среди грязных луж, стояли воины, вооруженные лишь тяжелыми кривыми мечами. Их ряды кольцами огибали курган, другие тянулись по уступам соляной выработки. Ибо сверкавшие белизной откосы вовсе не были покрыты снегом – это была соль, главное богатство ругов. Уступы обегали склоны котловины, спускаясь вниз широким серпантином: собственно, это была дорога, вырубленная в соляных пластах. По гребням отвалов, там где откосы тонули в серой мути бушевавшей наверху непогоды, маячили фигуры стражников, уставивших в небо длинные копья.

Где-то посредине соляного откоса и стояла на дороге – серпантине крепкая клеть, в которой томились связанные пленники: бывший предводитель куннов Опас Резвый, рыцарь Дагеклан Железная Рука и рудознатец Гнубус из Тюирнлги, которому предусмотрительно связали еще и ноги, ибо только гном мог протиснуться сквозь деревянные прутья их узилища.

Прутья клетки были частыми, но не настолько, чтобы закрывать вид. Возле подножия священного кургана ругов высился помост, на котором были установлены носилки с высоким сиденьем. На нем, привязанная к спинке, темнела фигура мертвого Таркиная: в парадном облачении, с палицей на коленях. Рядом стоял его старший сын и наследник, державший в руках вызолоченную чашу, Ярл и еще несколько воевод.

Между цепочкой ругов и подножием священного кургана, раздетые донага, угрюмо толпились кунны из дружины Резвого.

– Быков мне жалко, – продолжал Опас, как ни в чем не бывало. – Хоть и не мои они теперь, а столько кибитку таскали… Хорошие были быки.

– Что же им будет, – пожал плечами гном, – отдадут кому-нибудь…

– Если не сгорят. У нас ведь обычай какой, если гадатели оплошают, с ними поступают так: навалят на воз кучу хвороста, свяжут предсказателей и внутрь запихают. В повозку ту быков впрягают… На сей раз моих, конечно: гадатели-то сказали, что, уйдя к ругам, я сильно смогу врагам напортить, да соврали, выходит. Ну вот, хворост поджигают, а потом пугают и погоняют быков. Если дышло вовремя не обгорит, погибнут они, ох погибнут.

– Кто, прорицатели? – наивно спросил дядюшка Гнуб.

– Да пес с ними, с прорицателями, – взъярился Опас, – этого добра у нас навалом! А вот быков жалко!

Многочисленные шрамы на лице кунна побагровели. Он так затряс бритой головой, что пучок волос на затылке замотался из стороны в сторону. Опас напрягся, стараясь разорвать путы, понял всю тщетность своих усилий и тут же успокоился.

Дагеклан слегка поморщился. Когда-то он побывал у мунган, живших за морем Вилайет по берегам реки Запорожки. Те тоже брили головы, оставляя на затылке пучок волос, правда не уродовали себе лица шрамами, как делали это кунны, желая казаться более свирепыми. Мунгане тоже куда больше ценили жизнь своих лошадей и быков, чем жизнь соплеменников. Дагеклан спокойно относился к смерти, которой не раз смотрел в лицо, но – одно дело рисковать собственной жизнью, другое – чужими, а этот кунн, лелея свою корысть, подставил дружину, которой предстояло сейчас бесславно погибнуть на глазах своего предводителя. А он печется о каких-то быках!

Конечно, хитрость, на которую пустился Опас, желая раздобыть уж если не Священную Палицу, то меч Ареса, чтобы самому стать Верховным каганом степняков и покорить племена ругов, могла показаться недостойной лишь столь благородному рыцарю, каковым являлся кампанарий. Для варвара, да и для многих обитателей более цивилизованных земель, всякий обман считался благом, если вел к успеху. Более того, почитался за великий подвиг. Увы, Опасу не повезло.

Вручив Мидгару волшебную плеть ямбаллахов, тщательно завернутую в рогожу, хитрый кунн сумел проследить, куда отправился Лисий Хвост с драгоценной ношей. Поначалу Мидгар отнёс сверток в избу Большой Матери. Это было как раз в то время, когда Конн, Дагек – лан и дядюшка Гнуб томились в ожидании своей участи, подкрепляясь мясом и чечевичной похлебкой. Мидгар недолго задержался в избе колдуньи, вскоре появился со свертком в руках и отправился куда-то на окраину селения. Опас, которому Лисий Хвост в знак того, что принимает его на службу, вручил высокую шапку и богатый плащ, последовал за сыном Таркиная, прикрывая изувеченное шрамами лицо густым воротником из меха черной лисицы. Руги уже собирались в центре селения, возле избы Мартоги, и редкие встречные не обращали на Опаса внимания, принимая его за своего.

Лисий Хвост остановился возле небольшой землянки и постучал в дверь условленным стуком. Кунн успел спрятаться за покосившимся сараем, стоявшим чуть поодаль, и его острый слух уловил последовательность ударов. Когда Мидгар вышел из землянки уже без свертка, Опас выждал некоторое время, подкрался к двери и, постучав как надо, всадил нож в горло человеку, открывшему дверь…

– Это был раб, – рассказывал кунн. – Когда он упал, рубаха задралась, и я увидел клеймо на животе. Я решил, что руги глупы, приставляя рабов стеречь столь ценные реликвии. Говорю «реликвии», ибо был уверен, что в этой же землянке хранится и меч Ареса. Потом я подумал, что руги весьма хитроумны, пряча грозное оружие в столь неприметном месте. Я ждал, что отсюда начинается додземный ход, ведущий в тайное убежище, но сразу увидел стол, а на нем два свертка – свой и еще один… Три тысячи громов на головы проклятых ругов! В рогожах были завернуты камни, обыкновенные камни…

– Что ж, – молвил рыцарь, – руги оказались гораздо хитроумней, чем ты мог предположить. Они разгадали твой план и заманили тебя в ловушку.

Про себя он подумал, что кунн явно не блещет сметливостью, решив, что ему так просто удастся похитить священные реликвии. И все же рыцарь был благодарен Опасу за его повесть, повторенную с разными деталями не один раз: болтовня кунна скрашивала ожидание собственной участи.

Он плохо понимал варваров и старался не встречаться с ними без доброго меча в руке. На этот раз все было по-другому. Неожиданности, сплошные неожиданности… Суровый кунн с покрытым шрамами лицом болтал, как женщина, – очевидно, страх близкой смерти развязал ему язык. Вождь Мидгар, называвший его, Дагеклана, другом, велел своим воинам бросить гостей в клетку. Оба обстоятельства не укладывались в голове рыцаря, знавшего, что среди варваров более всего ценятся две добродетели: презрение к смерти и побратимство. Воистину норны, богини судьбы, перепутали все свои дощечки с магическими, рунами!

Дагеклан готов был в это поверить, ибо виной их несчастий была не кто иная, как Мать Большая Мар – тога, которую он вместе с Ярлом вынес на руках из внезапно вспыхнувшей по всем углам избы. Тело колдуньи сводили страшные судороги, стоны и хрипы разрывали ее впалую грудь, а глазные яблоки бешено вращались под закрытыми морщинистыми веками. Что видела она там, в неведомых мирах? Куда исчезли король и Эльтира, растворившиеся в воздухе на глазах изумленных свидетелей?

Мартога продолжала биться и во дворе, когда ее опустили на землю. Шестеро дюжих ругов едва удерживали старуху за веревки, привязанные к ее поясу, другие таскали ведрами воду и довольно быстро загасили избу: выгорела лишь крыша.

Колдунья вдруг села, прижав пухлые, покрытые коричневыми пятнами пальцы к щекам, и уставилась прямо перед собой диким пронзительным взглядом. Ярл склонился к матери, но она оттолкнула его и, указывая на Дагеклана, завопила:

– Шатун. На погибель всем нам явился ты из Внешнего Мира! Бросьте его в клеть и отнесите в Белые Пещеры, пусть сгинет там, пусть станет жертвой Великому Таркинаю…

Ярл хотел что-то сказать, снова склонившись к плечу колдуньи, но Мартога ударила сына по лицу и вновь заголосила:

– Карлика, карлика хватайте! Он отдал свой нож тому человеку, он хотел открыть проходы и впустить в наш мир темные силы, от коих нет нам спасения! Чудища мрака сожрали женщину и мужчину, они опалили огнем мой дом, они были уже на пороге…

С грозными воплями руги кинулись на Дагеклана и дядюшку Гнуба. При рыцаре не было его меча, кроме того, кампанарий был так озадачен, что дал связать себя без всякого сопротивления.

– Ну и дела, – только и сказал гном.

Под свист и улюлюканье пленников повели к соленой старой выработке, где все уже было готово для обряда погребения вождя ругов.

Без лишних разговоров их водворили в клеть, где уже томился Опас. Увидев Дагеклана, бывший предводитель куннов хохотал так долго, что рыцарь уже решил, что месьор Резвый лишился рассудка. Однако тот кончил все же сотрясать клеть и, помотав бритой головой, чтобы стряхнуть с изуродованных щек слезы, вызванные излишне долгим смехом, возгласил:

– Рад видеть тебя, проворный чужеземец! Мыслю, коварные руги и тебя отблагодарили достойнейшим образом.

Что подразумевал степняк, говоря «и тебя», Дагеклан понял из дальнейших рассказов Опаса. «Узнайте же, чужаки, на сколь великий подвиг я отважился…» – так начал кунн, видимо, желая оправдать свое нынешнее жалкое положение, и не умолкал все время, пока на дне котловины руги творили кровавые обряды своему опочившему вождю.

Слушая Опаса вполуха и вскользь отмечая, что его собственная услуга, оказанная ругам, не могла все же привести к пленению столь же определенно и заслуженно, как лукавый замысел степного воеводы, рыцарь наблюдал за тем, что творилось возле подножия кургана, увенчанного огромным ржавым мечом.