Текст книги "Древо миров"
Автор книги: Андре Олдмен
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц)
Но Богуз, горбун – чернокнижник с улицы Вздохов, был еще жив. Ему дали понюхать флакон с солью, потом стражники выволокли его на улицу и бросили в черную повозку.
Глава четвертая
Рыцарь и дама
Песнь эта о вассале удалом,
Он прозвище имел Короткий Нос,
Но те, кто с ним ломали копья,
Его Рукой Железной нарекли…
Саавард Тарантийский.«Подвиги Дагеклана»
«Вино было паршивым, – сказал себе рыцарь. Потом оглядел низкие каменные своды, покрытые пятнами плесени, и добавил: Так-то, Дак, попали мы с тобой в передрягу».
– Вы что-то сказали, месьор? – послышался молодой голос.
Рыцарь приподнялся, опершись на локоть. Он лежал на куче прелой соломы в каком-то подвале. Через круглую дыру в потолке падал солнечный столп с крутящейся внутри мелкой пылью. Все остальное тонуло в полумраке.
– Где я?
– В узилище барона Эзры Рыжего. Разве вы не помните?
Рыцарь подумал.
– Нет, – сказал мрачно, – никакого барона я не помню. Помню даму Абегальду с ее соколом.
– Это его дочь. Значит, вы не дрались с баронетом?
– Еще и баронет, – проворчал рыцарь, морщась: под черепом словно гудел пчелиный улей. – А с кем я говорю, хотелось бы знать?
– О, простите, – застеснялся молодой человек. – Разрешите представиться: виконт Алджерон. Я, как и вы, пленник коварного Рапральфа. Хотелось бы узнать и ваше имя.
– Меня зовут Дагеклан, – сказал рыцарь. – Но кто, Нергал меня задери, все эти бароны и баронеты?!
– Дагеклан! – воскликнул невидимый виконт. – Не тот ли вы знаменитый Дагеклан по прозвищу Железная Рука, легенды о котором ходят по всей Хайбории?
– Тот самый. Но вы не ответили на мой вопрос.
– Железная Рука! Воистину я готов благословить Рапральфа за то, что его низкое коварство стало причиной моей встречи со знаменитейшим рыцарем!
И, спохватившись, виконт поспешно объяснил:
– Рапральф – сын барона Эзры. Сам барон сейчас в Бельверусе и, говорят, человек он достойный. Наследник же не в отца вышел. Он, хоть и посвящен в рыцарское звание, но настоящий мужлан.
– Он вас пленил?
– Увы! И самым коварным образом. Рапральф не дал моему оруженосцу подать боевой меч, и я вынужден был биться дорожным. Меч баронета был на две ладони длинней моего и тяжелей в полтора раза. Кроме того, его слуги так орали, что испугали мою лошадь…
– Но почему вы здесь, в темнице? Настолько бедны, что не смогли пообещать баронету достойного выкупа?
– Увы! – снова воскликнул виконт. – То есть я хочу сказать – отнюдь. Мои родичи достаточно состоятельные люди. Но Рапральф не ведает законов рыцарской чести! Он даже… он…
– Что же?
– Он высек меня!
– О, – только и сказал Дагеклан.
Следовало бы проучить этого Рапральфа. Вызвать на три удара меча, сбить в грязь и – мордой… Так и будет, если он отсюда выйдет, что сомнительно. Если баронет сечет плененных рыцарей, он их вряд ли отпускает живыми, дабы лишних вестей не разносили. Надо же было угодить в лапы такого дикаря. Ай да дама Абегальда!
Даму Абегальду он увидел – вчера? – на закатном луче. Дама красиво скакала на чалой кобылке с гривой, заплетенной цветными лентами. За плечами наездницы развевалась белая накидка, а волосы были убраны в аккуратную сеточку. Вид у дамы был испуганный.
Он пустил свою лошадь галопом и быстро приблизился.
Дама вертела головой, оглядывая небо.
– Митра, о Митра, – бормотала она, словно искала в просветах облаков самого Подателя Жизни.
– Могу ли я помочь? – осведомился рыцарь.
– Нет! – воскликнула дама. – Все пропало. Он улетел, улетел…
– Кто?
– Сокол моего брата. Теперь брат меня убьет.
– Если позволите, я этого не допущу.
Она в первый раз глянула на рыцаря внимательно.
– Вижу, вы бывалый воин. Меня зовут Абегальда. Это ваш оруженосец там, у дерева?
– Мой.
Он обернулся, чтобы взглянуть на юного Фабио, своего оруженосца, и увидел сокола. Птица летела к верхушке старого вяза, за ней тянулся шнур с привязанными колокольцами, которые едва слышно позванивали.
– Прочь, прочь! – закричала дама.
Но сокол ее не слышал. Он уселся на ветку и принялся что-то клевать. Свежий вечерний ветер закинул шнур, птица расправила крылья и перелетела повыше. Поводок трижды обмотался вокруг сука, сокол дернулся, вновь попытался взлететь, но шнур потянул вниз, птица ударила крыльями и повисла вниз головой, медленно вращаясь и по-змеиному выгибая шею.
– Все, – сказала Абегальда, – теперь точно убьет.
– Зачем же вы брали птицу?
– Я не хотела ее спускать! Шнурок оборвался, видно, подгнил, она и улетела. Я только хотела поучить ее возвращаться на зов…
Дагеклан уже не слушал. От мысли, что птица может поломать крылья, сердце забилось у него в горле. Любой хозяин ловчего сокола это легко поймет, а Дагеклан когда-то любил соколиную охоту. Он пришпорил коня и поскакал к вязу.
Абегальда подъехала, когда рыцарь уже снял доспехи, камзол и сапоги и остался в нижних штанах и рубахе.
– Что вы собираетесь делать?
– Я собираюсь влезть на дерево, – ответил Дагеклан и полез.
Поводок уже совсем обмотал соколу крылья и горло: время от времени птица начинала биться – Дагеклан подставил соколу руку и сморщился от боли. Пока он разматывал шнур, когти птицы разодрали ему руку до мяса. Потом он привязал к опуткам тяжелый сук и бросил птицу: она слетела вниз, и дама Абегальда подставила ей перчатку.
– Ах, – сказала она, когда рыцарь спустился, – вы спасли мне жизнь. Вон едет моя служанка, у нее есть короб с провизией, мы собирались перекусить на свежем воздухе. Не желаете ли присоединиться?
– А ваш брат? – спросил Дагеклан. – Если он появится, то не одобрит такого поведения.
– Не появится, – сказала Абегальда, – он в замке, пьянствует с друзьями.
Рыцарь хотел спросить, как называется замок и кто его хозяин, но не успел. Только он пригубил вино – все поплыло перед глазами, он сел в траву под деревом и больше ничего не помнил. Только сейчас до него дошло, что вино не было плохим, просто в него подмешали сонное зелье. А следовало бы задуматься раньше: что там клевал на ветках сокол и не слишком ли вовремя возникла служанка с коробом, полным кубков?
Он коротко пересказал историю виконту: откровенность за откровенность. Виконт гневно назвал Рапральфа бесчестным человеком. Дагеклан отметил, что это самое сильное ругательство Алджерона.
Потом они услышали, как где-то за стенами тюрьмы протрубил рог. Какие-то тени заслонили отверстие в потолке, послышалось ржание коней, крики. И снова солнечный свет упал вниз полупрозрачной колонной.
– Похоже, кто-то приехал, – заметил рыцарь.
– Должно быть, баронет вернулся с охоты…
Голос виконта предательски дрогнул.
Тут загремела дверь, и в солнечном круге возникла дама Абегальда.
– Вы?! – воскликнул Дагеклан. – Уходите, не желаю вас видеть.
– Ну не надо, – сказала дама. – Это брат меня заставил. Я раскаиваюсь. И привела вашего оруженосца: вот, его даже не били.
Из-за спины Абегальды показался юный Фабио в одной нижней тунике. Он мрачно направился в угол и сел, опустив голову на поднятые колени.
– Так вы скажете ему, что я не виновата? Все придумал Рапральф. Вы знаете, достойный рыцарь, что женщины должны подчиняться мужчинам.
– Кому это я должен сказать?
– Обещаю вернуть вам коня и вооружение, – быстро проговорила дама, оглядываясь.
На лестнице, ведущей в подвал, послышались тяжелые шаги, и молодой, но хриплый и низкий голос проговорил: «Да откуда я мог знать, если у него щит был в чехле?» Другой, раскатистый, отвечал сердито: «На то есть оруженосцы, Рап, я что, тебя учить должен?»
Снова залязгали створки, и среди крутящейся пыли запылала рыжая борода.
– Кто из вас на лазурном поле кот лесной червленый стоящий?
– Месьор, – склонил голову Дагеклан, не поднимаясь на ноги, ибо был в нижней одежде.
Барон Эзра (а это был он) уставился зеленоватыми водянистыми глазами в полумрак, силясь разглядеть пленника. Потом догадался выйти из солнечного круга и, присмотревшись, спросил недоверчиво:
– А щитодержатели?
Он имел в виду символические изображения по сторонам рыцарского герба.
– Справа – орел, поднявший лапы обернутые, слева – дерево бук с желтой лентой, перевитый. Могу еще добавить пику, повязку, ограду и две червленые полосы, сходящиеся под углом, означающие взятые и разрушенные преграды. Вверху – шлем с забралом открытым и бурелет сине-красный, цвета же сии принадлежат, как известно, Ордену кампанариев.
– А девиз?
– «Не останавливайся!»
– Значит, ты и есть Дагеклан Железная Рука, – пробормотал барон. – Признаться, я представлял тебя по-другому…
И, заметив, как напряглось лицо рыцаря, поспешно добавил:
– Я, барон Эзра Рыжий, приветствую рыцаря Дагеклана в замке Иш и прошу извинить моего сына, захватившего тебя спящим. Он не ведал твоих знаков, ибо щит был в чехле, а оруженосец твой сбежал, завидев всадников.
– Сбежал он или нет, это против правил.
– Я знаю! – вскричал барон гневно. – Рапральф не должен был так поступать. Ты, хоть и уснул на нашей земле, достоин преломить копья с любым из нас. Если позволишь, я хотел бы исправить это недоразумение.
Дагеклан не стал говорить, что явилось причиной его слишком раннего сна на свежем воздухе. Барон, по всему было видно, нрав имел крутой, и даму Абегальду было жалко. Кроме того, дама обещала вернуть коня и оружие.
– Позволю, – сказал рыцарь.
– Тогда отправимся наверх и подготовимся к схватке.
– У меня есть одно условие, – сказал Дагеклан. – Я вправе его поставить, ибо ты – сторона вызывающая.
– Да?
– Я выйду отсюда только в сопровождении оруженосца и этого юного виконта.
Лицо Эзры побагровело.
– С какой это стати? – рявкнул он. – Ладно, на оруженосца я согласен, но виконта мой сын одолел в честном поединке. Он сбросил его на землю, и тот молил о пощаде.
– Рапральф не дал ему воспользоваться боевым мечом.
Эзра Рыжий крутнулся на пятках. За его широкой спиной маячил высокий сутулый малый – его узкий подбородок тонул в широком воротнике щегольского камзола, острый нос был уставлен в пол.
– Это правда? – гаркнул барон.
– Отец, – сказал Рапральф, – кому ты веришь – мне или этому рыцарю?
– Конечно рыцарю, – сказал Эзра. – Ты лжив, как монах. Ладно, сделаем так. Если месьор Дагеклан тебя одолеет, ты отпустишь его и виконта. Ступай наверх и приготовься.
– Но я нездоров… – загнусил баронет.
Владелец замка Иш ухватил его за грудки и легко поднял, так что ноги Рапральфа в длинноносых туфлях с изумрудными пряжками повисли в трех ладонях над полом.
– Ах, ты нездоров, – прогудел Эзра Рыжий словно из пивной бочки, – занемог, бедняга… Пил бы меньше! Только отца позоришь?! Чтобы, значит, бельверусские сплетники судачили, что мы спящих рыцарей пленяем?! Убью!
– Не надо, – сказал Рапральф покорно, – я, в конце концов, твой единственный наследник. Если так уж хочешь, я скрещу копье с этим рыцарем.
– На три удара!
– На три так на три.
Оковы с пленников были сняты, и все отправились в комнаты, дабы не торопясь приготовиться к выяснению отношений по всем правилам. Первым делом Дагеклан потребовал ванну.
Он с удовольствием смыл с себя пот и грязь, распекая при этом помогавшего мыться оруженосца. Юный Фабио со слезами на глазах заверил, что никуда он не сбежал, а, напротив, приветствовал, как должно, незнакомого месьора и его людей, объяснив, что господин спит, но, когда проснется, с удовольствием обменяется с ними ударами, если на то есть необходимость. Незнакомый же месьор до объяснений не снизошел, а просто врезал оруженосцу по голове древком копья, отчего Фабио лишился чувств, а когда пришел в себя, его сразу же увели в пыточную, и там он пролежал, обливаясь слезами, в ожидании порки всю ночь, связанный, что твой каплун на столе повара. Потом его одолела тревожная дрема, из которой его извлекла дама Абегальда.
– Прощаю тебя, – сказал Дагеклан, – и не распускай сопли, мой мальчик, хуже бывало. Давай-ка одеваться.
Короб с одеждой Дагеклана уже стоял возле купели, и Фабио приступил к привычной процедуре. Он подал хозяину нижние штаны и рубаху, чистые, присыпанные ароматическим порошком – больше от моли, нежели для услаждения обоняния. За ними последовала суконная куртка без рукавов и гобиссон – нечто вроде простеганной фуфайки из тафты, набитой шерстью; она служила для ослабления удара и защиты от железных колец брони, которые могли бы войти в тело даже и тогда, когда броня оставалась непроколотой.
Затем с величайшим тщанием Фабио помог своему господину облачиться в кольчугу, прикрывавшую рыцаря от Шеи до бедер; на груди броня была усилена стальными бляхами; капюшон, состоявший также из стальных колечек, висел на спине – этим капюшоном можно было прикрыть голову, когда снимался шлем. Поверх кольчуги Дагеклан надел медную, до блеска начищенную кирасу с выгравированным изображением лесного кота на лазурном поле – упрощенный вариант его герба.
Опустившись на колени, Фабио пристегнул набедренник, состоявший из железных блях: он защищал рыцаря от пояса до середины бедер. Потом оруженосец приладил поножи и наколенники, обул ноги господина в сапоги, укрепленные железными пластинами, и отправился к другому коробу, где покоились на подстилке, набитой конским волосом, шлем и расшитый золотом долматик.
Шлем был довольно глубок, из легкой и прочной стали, набородник украшен замысловатой чеканкой, а навершие – маленьким султанчиком желтых перьев. Позолоченное забрало, сейчас поднятое, остро выдавалось вперед и было похоже на орлиный клюв.
Рыцари высоко выбривали виски и затылок, дабы волосы не попадали в прорези шлема и под задний полукруглый выступ, прикрывавший шею, а иногда и плечи. Верхняя часть прически, напротив, обычно бывала пышной – густые волосы служили дополнительной защитой от ударов сверху.
Дагеклан не был исключением. Он водрузил поверх густой, чуть вьющейся шевелюры набитую паклей шапочку, а Фабио приладил каску. Лицо рыцаря с неправильными, несколько мелковатыми чертами и коротким носом, кончик которого был некогда отрублен в одном из сражений, стало грозным и величественным. Фабио очень любил видеть своего господина в полном боевом облачении и очень сожалел, что рыцарь не может носить его постоянно.
Железная Рука несколько раз присел, проверяя крепость кожаных застежек, и велел подать меч.
Оруженосец повиновался. Меч в предстоящей схватке был не нужен, ибо противник вызвал рыцаря «на три удара копья», и все же, согласно обычаю, дозволялось выезжать на бой в полном вооружении. Меч Дагеклана был одноручным, но достаточно тяжелым, и крепился к левому бедру сине – красным шарфом. На правом бедре, на кожаном поясе с вызолоченными гвоздями, висел длинный, почти в два локтя кинжал с узким хищным лезвием. Он служил для добивания противника, в случае если тот не захочет просить пощады.
Наконец Фабио помог рыцарю продеть руки в прорези долматика из золотой и серебряной парчи, отороченной мехом куницы. На спине был вышит герб Дагеклана со всеми знаками, держателями и девизом.
Солнце перевалило за полдень, когда во дворе замка Иш рог возвестил о начале поединка.
Вокруг двора шла высокая толстая стена, сложенная из неровных камней, по внутренней ее стороне лепились многочисленные амбары, склады и глиняные домики челяди. Внутренняя цитадель представляла довольно высокую и мрачную башню, сужавшуюся к вершине. Это, собственно, и был замок Иш. Вокруг башни размещался просторный скотный двор – сюда во время осады загоняли стада коз, коров, овец и свиней. Сейчас в загоне разгуливали только утки и куры, поклевывая что-то в густой грязи.
Между скотным двором и конюшней на полтора десятка лошадей располагалась утоптанная площадка, достаточно просторная, чтобы два всадника смогли разъехаться и пустить коней вскачь навстречу друг другу. На площадке стояли растрепанные чучела: из распоротых холстин, словно вывалившиеся кишки, торчала прелая солома. Судя по их виду, этих соломенных воинов давненько никто не колол копьем и не лупил деревянными мечами.
Дагеклану подвели его коня, и двое слуг подали ясеневое копье, раскрашенное синими и красными кольцами.
– Щит! – приказал рыцарь, протягивая левую руку и не глядя на слугу.
Тут он услышал смех.
Рапральф, в черных доспехах, восседая на гнедой лошади, покрытой цветастым чепраком, смотрел на него с противоположной стороны площадки и смеялся. Смех его был глупый и нервный. Баронет указывал копьем куда-то за спину Железной Руки.
Дагеклан обернулся и увидел свой щит, висевший на притолоке конюшни. Он висел крайним справа, и среди других был самым новым – солнце играло в нем, как в зеркале.
Белый щит виконта с косой красной полосой примостился рядом. На нем не было никаких знаков, Алджерон еще не снискал себя славы в ратных подвигах. Остальные были старые, вылинявшие, числом около двух дюжин. На них еще можно было разобрать изображения перевязей и хоругвей, цветов и чудных животных, продольные и поперечные полосы, но вот буквы стерлись напрочь, и Дагеклан, обладавший весьма зорким зрением, не смог прочесть ни одного девиза. Что сталось с владельцами щитов, было неведомо. Хотя, возможно, многие из них, заплатив выкуп, убрались из замка Иш восвояси – по обычаю, побежденный, даже откупившись, должен был оставить победителю щит, копье и коня.
Не обращая внимания на дурацкие смешки баронета, Дагеклан подъехал к сараю, снял, приподнявшись в стремени, треугольный щит с изображением кота лесного (два, висевших рядом, упали – навыйники совсем прогнили и оборвались), потом неторопливо вернулся на исходную позицию и принялся прилаживать копье в седельном упоре.
Рапральф перестал смеяться и опустил забрало. Лошадь его испуганно всхрапнула: настроение хозяина явно передалось животному. Плюмаж у баронета был пышный и высокий, совсем не подходящий для боевого шлема. Такие плюмажи очень нравятся дамам.
Дамы наблюдали за всадниками с каменных ступеней замка: Абегальда была в голубом платье с высокими буфами, перетянутыми витыми шнурками; рядом стояла пожилая женщина в темном уборе.
– Начинайте! – крикнул барон Эзра с крыльца.
– Но баронет должен поклясться, что его копье не заговорено, – сказал рыцарь.
– Заговорено! – Голос Рапральфа под забралом был наглым и жалким. – Ты что, обвиняешь нас в колдовстве?
– Таковы правила.
– Клянусь Митрой, – прогудел барон, – оно не заговорено. Этого достаточно?
– В данных обстоятельствах – вполне.
– Тогда начинайте, во имя Мардука!
Дворня, разместившаяся на крышах амбаров и других построек, загалдела. Снова протрубил рог.
Дагеклан дал коню шпоры и сразу пустил его в галоп. Из-под копыт полетели комья земли, заставив слуг и гарольдов отпрянуть к конюшне. Рапральф тоже пришпорил лошадь, но неуверенно, забыв даже отпустить поводья. Гнедая припустила боком, потом выровнялась, но не успела набрать бег: копье Дагеклана, летевшего во весь опор, ударило баронета под обод оплечья, точно в нужное место. Рапральфа развернуло, мелькнул радужный плюмаж и подковы, и всадник вместе с лошадью с лязгом грохнулись оземь.
Железная Рука круто осадил коня, спрыгнул с седла и в два прыжка очутился возле поверженного противника. Гнедая еще не успела подняться, когда Дагеклан придавил коленом грудь баронета и приставил лезвие кинжала к щели его забрала.
– Пощади! – услышал он сдавленный голос Рапральфа. – Ты убил меня…
– Нет еще, – сказал рыцарь, – хотя ты заслуживаешь смерти. Встань, будем биться на мечах.
– Нет! – взвизгнул Рапральф под шлемом. – Не было такого уговора! Пощады!
Дагеклан, почувствовав тошноту в горле, встал и убрал кинжал в ножны.
– Унесите этого труса, – услышал он рядом бас Эзры. Щеки барона пылали. – Я еще поговорю с тобой, щенок…
И, обращаясь к рыцарю, добавил:
– Славный удар, месьор, и, главное, заслуженный.
– Так я свободен?
– Разумеется. Ты можешь уйти, когда пожелаешь. Если, конечно, сумеешь выбить из седла меня!
Глава пятая
Искра
Располагаясь у пылающего очага, следует наказывать служителям ревностно наблюдать, дабы летящие уголья не повредили мебель и платье собравшихся.
«Домоводственные наставления»
Пол единственной залы в замке Иш был устлан тростником, стены увешаны потертыми гобеленами. В огромном камине, выбрасывая искры и распространяя приятный запах смолы, жарко пылал массивный комель. Над очагом висел огромный щит, украшенный баронским гербом: на красно-желтом поле голова кабанья оскаленная. Щит был так велик, что даже барон Эзра навряд ли мог его поднять. По сторонам камина стояли в специальных подставках копья и алебарды, верхняя полка украшалась грубой лепниной, изображавшей не то зверей лесных, не то демонов преисподней.
Сам Эзра Рыжий восседал на стуле с высокой спинкой и резными подлокотниками. Такие же стулья, только поменьше, служили сиденьями двум дамам: Абегальде и ее матери Багильде, одетой во все черное. Баронесса мотала шелк, а юный паж, сидевший у ее ног на низенькой скамеечке, служил хозяйке замка мотовилом.
В центре залы стоял массивный стол с остатками ужина. Рядом пылал костер, разведенный в небольшом углублении, возле него, щурясь на огонь, грелась пара промокших гончих. Еще с десяток собак бродили по зале или лениво грызлись из-за валявшихся на полу костей. Драпировка на стенах плохо пропускала воздух, и среди каменных стен плавал удушливый запах псины, дыма и жареного мяса.
– Красавец, а? – говорил барон, поднимая сокола, которого он только что пересадил с жердочки позади стула себе на запястье. Птица впилась острыми когтями в кожаную перчатку на руке, яростно тараща глаза, и барон самодовольно улыбался, поглядывая на своего любимца.
– Теперь, месьоры, вы верите, что он никогда не промахивается?
Дагеклан и Алджерон, сидевшие на табуретах напротив Эзры, вежливо покивали. Спорить не приходилось, и лучшим тому подтверждением были их собственные желудки, в которых покоился ныне заяц, взятый ловчей птицей и отлично протушенный главным поваром замка Иш.
– Отличная охота, – продолжал барон благодушно, – кабы не дождь, мы еще погоняли бы коней… Правда, птица от меня отвыкла, но быстро признала хозяина. Что и говорить, сокол должен садиться на мужскую рукавицу, а не на дамскую перчатку!
Эзра бросил грозный взгляд в сторону дочери. Дама Абегальда, уткнув розовый нос в пяльцы, притворялась, что всецело поглощена вышиванием.
Впрочем, отцовский гнев уже утих. Прошла седмица с тех пор, как барон Эзра Рыжий вернулся из Бельверуса в свои владения и железной рукой навел порядок. После позорного поединка сына он приказал Рапральфу удалиться в комнату под крышей башни и не показывать оттуда носа, пока баронет не прочтет «Рыцарский кодекс», сочиненный достойнейшим Рупрехтом Нумалийским, – от корки до корки. Рапральф, с трудом умевший читать по складам, был весьма опечален столь суровым наказанием, но подчинился, проклиная себя за то, что не удосужился припасти в верхней комнате бутыли с вином.
Сестра его отделалась обещанием расшить отцовский долматик, изобразив на нем кабаниху с пятнадцатью кабанятами, чем сейчас и занималась.
– Кстати, – вдруг спросил барон, разглядывая клюв птицы, – что значит орел на твоем гербе, любезный Дак?
Дагеклан, задумчиво потягивавший вино из медного кубка, поднял голову.
– В геральдике орел всегда означает высокую доблесть и отвагу. Думаю, я заслужил честь носить его на своем щите.
– Несомненно! Но почему у него обернуты лапы?
– Это значит: не нападай, а защищай.
Барон пальцем пригладил соколу перья.
– Чудно, – сказал он. – Я слышал о вашем ордене. Говорят, кампанарии имеют обычай отправляться в дальние странствия, дабы совершать подвиги…
– Мы называем это «кампаниями», отсюда имя нашего братства.
– Хм… Много я повидал гербов. У Тидия Неустрашимого на щите изображен обнаженный человек с горящим факелом в руках и начертан девиз: «Сожгу город!» У старого Капания – воин, влезающий по лестнице на неприятельскую башню, девиз его гласит: «Сам Мардук не остановит!» Все хотят покорять и завоевывать, а вы, значит, защитнички…
Дагеклан нахмурился.
– Не вижу ничего смешного, барон. То, что вы смогли победить меня в единоборстве, еще не дает вам права насмехаться над традициями.
Эзра взмахнул рукой, отчего сокол распушил крылья и слегка ими помахал, удерживая равновесие.
– Полно, месьор, – пробасил барон, – я вовсе не насмехаюсь. Мы бились на славу, и если бы у тебя не лопнула подпруга, вряд ли бы я тебя свалил. Тем не менее, правила есть правила, и ты мой пленник. Признаюсь, когда Фабио привезет выкуп, и мы расстанемся, мне будет тебя не хватать.
Рыцарь тяжело вздохнул. При всем желании он не мог ответить барону такой же любезностью. Да, Эзра Рыжий оказался человеком вполне благородным, поселил своих пленников в просторной комнате на втором этаже (правда, кровать там была одна, и Дагеклану приходилось делить ложе с виконтом) и, получив слово не пытаться бежать, ни в чем не стеснял их передвижения по замку. Сегодня он даже пригласил их с собой на охоту, которая удалась на славу. В другое время Дагеклан благословил бы судьбу, что попал в руки столь достойного нобиля, что, признаться, было редкостью не только в Немедии, но даже и в более просвещенной Аквилонии. Однако некоторые обстоятельства заставляли рыцаря считать каждый день в ожидании оруженосца, отправленного к друзьям – кампанариям за деньгами.
Проклятая подпруга!
А ведь поначалу он был уверен в победе.
Когда владелец замка Иш взобрался в седло и изготовился к бою, Дагеклан отметил про себя, что лошадь Эзры Рыжего тяжеловата, а всадник не очень крепко сидит в седле. Отъезжая к противоположному краю площадки, барон казался неловким и ехал, привставая на стременах, обнаруживая просвет между собой и седлом. По своему богатому опыту рыцарь знал, что главное в поединке на копьях – суметь перейти перед столкновением на полный галоп. Кто отваживался не придерживать коня, тот и побеждал. Барон не казался способным на подобную удаль, и Железная Рука решил, что свобода уже плещет, подобно вымпелу, на кончике его копья.
Они понеслись навстречу друг другу. В последний момент Дагеклан понял, что ошибся относительно своего противника. Как, впрочем, и его лошади: она летела, подобно вихрю, вытянув шею и раздувая ноздри.
Еще он подумал, что Эзра Рыжий, пожалуй, лучший копейный боец из тех, с кем доводилось встречаться.
Копья их треснули одновременно, угодив в оковку щитов.
– На мечах! – рявкнул барон и, развернув коня, ринулся на противника.
Они принялись рубиться посреди площадки, уже взрыхленной копытами и ставшей похожей на вспаханное поле. Они делали выпады, нанося удары клинками, венцами щитов и рукоятками мечей. На стороне барона была сила, на стороне Дагеклана – ловкость.
Потом лопнула подпруга, и рыцарь, не удержавшись после очередного удара, упал на землю вместе с седлом…
– Что-то ты сегодня особенно мрачен, Дак, – услышал он бас Эзры и мотнул головой, отгоняя тяжелое воспоминание. – Беспокоишься о своем оруженосце? Надеюсь, ваши кампанарии дадут ему охрану?
– Охрану ему дадут, но не в этом дело. Даже если Фабио протрубит у ворот завтра поутру, я все равно не успею выполнить то, что намечал.
– Что же?
– Есть один старый должник в Тарантии, я хотел встретиться с ним на турнире, который устраивает аквилонский король на Праздник Плодов. Теперь мне не поспеть, разве что полечу по воздуху.
– Так что же ты раньше молчал! – воскликнул Эзра и треснул кулаком по подлокотнику. Сокол взмахнул крыльями – поводок натянулся, и птица снова села барону на руку. – Я отпустил бы тебя под честное слово!
Дагеклан не смог сдержать улыбку. Поистине, Эзра Рыжий был достоин хоть сейчас вступить в Орден кампанариев!
– Благодарю тебя, месьор, – сказал рыцарь прочувствованно, – но теперь уже поздно о сем говорить.
– Говорить никогда не поздно. Особенно под шум дождя. Кажется, буря разыгралась не на шутку – чем так сидеть, расскажи лучше об этом деле.
– Позволь мне помолчать.
В глазах Эзры мелькнули лукавые искры.
– Эй, дочка, – позвал он, – попроси-ка ты месьора рыцаря. Даме он не откажет.
– Расскажите, месьор Дагеклан, – сказала Абегальда, отрываясь от вышивки. – У нас тут так мало развлечений.
– Я слышал балладу, сочиненную тровером Саавардом Тарантийским, – вступил виконт. – Она называется «Подвиги Дагеклана». Но хотелось бы услышать о них из первых уст…
– Я тоже слыхал эту балладу, – сказал Железная Рука. – Троверы любят приврать. Особенно мне понравилось, как Рыцарь Короткий Нос спасает из котла некую девицу, которая якобы просидела в кипящей воде три года и пять месяцев. Или эта история с безголовым фальшивомонетчиком… Впрочем, я не в обиде на Сааварда, он малый добрый, а сочиняет на потеху публике, за то ему деньги платят. Кроме того, в балладе есть и толика правды. Если вы так настаиваете, я расскажу о том, как дважды подарил жизнь одному рыцарю, хотя история эта еще и не окончена.
И Дагеклан, усевшись поудобней и знаком приказав слуге наполнить кубок, принялся рассказывать. Он знал толк в этом занятии, ибо часто бывал гостем в замках, раскиданных по всей Хайбории, а любимым занятием их обитателей, многие из коих годами не вылезали из своих владений, наряду с охотой, сбором податей и потешными боями, были как раз подобные слушания, когда возле огромных каминов собирались чада и домочадцы, челядь и приживальщики, гонцы и камердинеры, дамы и кавалеры – чтобы потом, когда заезжий рыцарь снова отправится в путь, еще долго судачить о его похождениях, посмеиваясь, восхищаясь и завидуя.
– Это было много лет назад, – начал Дагеклан, – я был молод, хотя и не скажу, что особо красив. Во всяком случае, кончик моего носа был тогда на месте. Замок наш стоял в верховьях реки Алиман, на границе с Пуантеном. Благословенный край: теплый, плодоносный и весьма пригодный для охоты на всяческого зверя. Мой отец хорошо ладил с соседями, со всеми, кроме одного. К северу, гранича с нашей землей, лежали владения графа Гайрана. Сам граф погиб на охоте, и сын его по имени Рабрагор вступил во владения в весьма юном возрасте. Это не пошло ему на пользу. Был он заносчив и груб, и часто лошади его вассалов вытаптывали наши поля.
Я, как младший сын в роду, весьма рано покинул отчий дом, дабы снискать славу на полях сражений. Когда старый король Конан Киммерийский двинул войска на Зингару, я со своими людьми встал под знамена графа Троцеро, пуантенского леопарда, верного союзника нашего монарха. Случилось так, что, прежде чем перейти Алиман, наши части остановились в моих родных местах. Я, конечно, поспешил в замок, дабы проведать родных.
И вот, переехав мост, застаю мать в слезах, а отца в глубоком унынии. Оказывается, коварный Рабрагор пленил моего старшего брата, который прогуливался без провожатых и не имел при себе никакого иного оружия, кроме дорожного меча. Тем самым Рабрагор презрел законы военного времени, когда, согласно обычаям, все мы должны позабыть о распрях и сражаться бок о бок во славу Аквилонии.